Текст книги "Лучшие враги навсегда (ЛП)"
Автор книги: Оливия Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
25. Конни
Унизительно лежать в одиночестве на нашей кровати – в липком поту и оглушающей тишине, что осталась после ухода Габриэля. Сердце все еще бешено колотится, а тело жаждет большего, жаждет его. Я злюсь на себя за то, что не сдалась. За то, что не произнесла те три слова, которых он так ждал, чтобы затем насладиться заслуженной наградой.
Я жду добрых десять минут, прежде чем, наконец, заставляю себя подняться и в который раз направляюсь в душ.
Проходит час, и я спускаюсь по лестнице, готовиться к последнему ужину семейной встречи Томпсонов. Я помогаю нескольким его двоюродным братьям на кухне – нарезаю помидоры, огурцы и редис в огромную салатницу, болтая о погоде, будто ничто внутри не рвется наружу.
Занять место рядом с Габриэлем за обеденным столом оказывается невыносимо сложно. Я чувствую, как будто тело под напряжением, как будто электричество бежит по коже, и каждое нервное окончание отзывается на его присутствие.
Такой накал я ощущала… даже не помню, когда в последний раз. Предвкушение тянется с того самого момента, как проиграла пари, потом дразнила его на лодке… и почти переполнило, пока лежала на кровати, ожидая его.
Я хотела этого. Хотела, чтобы мы это сделали. Хотела заглушить зуд, который Габриэль так легко способен пробудить. Потворствовать желанию, которое раз за разом разжигает во мне, чтобы хотя бы на время снова научиться игнорировать влечение, что несет с собой в каждую комнату, где бы ни появился.
Но у мужчины, похоже, были другие планы. А моя потребность в нем никуда не исчезла… ни на каплю.
Не тогда, когда лежала без сна в ту последнюю ночь в Оук-Хилле, уставившись в темный потолок, избегая даже взгляда на человека, что отдыхает на другом конце кровати. Габриэль заснул с той легкостью, с какой, кажется, относится ко всему. А я осталась одна – с бешено стучащим сердцем и желанием, которое уже не в силах отрицать. По крайней мере, не перед собой.
Остановить чувства было бы куда сложнее… а и без того уже непросто.
Я провожу часы, остро осознавая его близость, пока первые лучи солнца не начинают заползать сквозь шторы. Тогда, наконец, спускаюсь вниз, чтобы уйти на прогулку вокруг озера.
После позднего завтрака с его семьей мы возвращаемся в Нью-Йорк и расходимся – как всегда.
Теперь я снова в своем знакомом, почти родном офисе. Пространстве, которое подарили несколько лет назад, и которое украсила с куда большей тщательностью, чем собственную квартиру.
Я резко постукиваю носком туфли по мягкому ковру и заставляю себя сосредоточиться на потоке электронных писем, что выстроились передо мной в строгую очередь.
Я на работе с самого утра и приехала даже раньше Алека, чтобы первым делом наткнуться на целую стопку писем от Нейта – все о европейском приобретении.
К тому же «Никур», тот самый технологический стартап, над покупкой которого я работаю для «Контрон», требует еще один раунд переговоров.
Я была уверена, что мы уже уладили все детали.
Впрочем, именно этим и занимаемся – Нейт и я. Мы помогаем Алеку и папе балансировать в сложной игре корпоративной стратегии и находим свою долю вознаграждения среди рисков ведения бизнеса.
Фонд Коннован – это моя попытка создать нечто новое. То, что сможет принести пользу всем нам. Документы уже оформлены, торговая марка зарегистрирована, члены моей «доски мечтаний» согласились занять свои места. Все готово.
Готово уже несколько недель.
Осталось лишь убедить Алека нажать на курок. Да, у фонда будут затраты, но пиар-выгоды, которые это принесет компании, могут оказаться колоссальными.
И даже не говоря о выгодах, это возможность использовать опыт во благо, хотя я прекрасно понимаю – для папы такой аргумент не станет решающим.
Для Алека, возможно. Особенно если день у него задался.
Я опускаю голову на руки. Все это ощущается как нечто слишком тяжелое. Я люблю работу. Люблю эту компанию. Желание быть частью команды никогда еще не было таким острым.
Но начинаю задумываться: не перестали ли Алек с папой посвящать меня в конфиденциальные дела из-за Габриэля? Может быть, решили, что я проговорюсь. Что передам ему информацию, которую тот сможет использовать для «Томпсон Интерпрайзес».
Я замечаю, что в календаре стало подозрительно меньше встреч. И куда меньше срочных задач, с которыми обычно спешили.
А вдруг они правы?
Габриэль хочет меня – это очевидно. Но, возможно, еще сильнее жаждет моей капитуляции. Что, если его способ завоевать контроль – это позволить мне поверить в собственные чувства? Точно так же, как, подозреваю, секс контролирует его.
Но после этих выходных… почти уверена: я не менее уязвима перед такой силой.
Захра стучит в дверь и приоткрывает ее ровно настолько, чтобы заглянуть.
– Вам звонят, – сообщает она.
– Кто?
– Кто-то, с кем вам стоит поговорить. Журналист.
– Из «Бизнес Дайджест»? – спрашиваю я. – Дай им стандартный ответ.
– Думаю, на этот раз вам действительно стоит взять трубку, – тихо говорит она.
В голосе слышится что-то тревожное. Что-то не так.
Что-то всегда не так.
– Секунду.
Когда спустя минуту я поднимаю трубку, отрывистый голос на том конце представляется человеком, которого хорошо знаю по множеству электронных писем.
– Здравствуйте, мисс Коннован. Я – Синтия Шульц из «Бизнес Дайджест».
Я откидываюсь на спинку стула.
– Здравствуйте, Синтия. Чем могу помочь?
– Как вы, без сомнения, знаете, – говорит она обманчиво любезным тоном, – мы пытались связаться с вами и вашим супругом по поводу интервью для «БД».
– Ах, да, верно. Мы собирались ответить.
– Уверена, так и было, – произносит она с подчеркнутой учтивостью. – Учитывая весомое присутствие ваших компаний на рынках телерадиовещания, развлечений и энергетики, брак с представителем семьи Томпсон, работающим в «Томпсон Интерпрайзес», стал предметом широких спекуляций.
– Я заметила, – говорю я, легко усмехаясь, словно все это – нелепая шутка. – Мы это никак не поощряем, можете быть уверены.
– Конечно, – отзывается она, и голос становится слишком сладким, чтобы быть искренним. – Это, прежде всего, предупредительный звонок, поскольку «Бизнес Дайджест» проводит собственное расследование. Мы выяснили, что вы и супруг, судя по всему, не проживаете по одному адресу. И с тех пор, как стало известно о вашем браке, повседневная деятельность не претерпела изменений. На следующей неделе мы опубликуем материал, в котором представим наши выводы и поднимем ряд серьезных вопросов относительно истинной природы вашего союза.
У меня пересыхает в горле. И каждую миллисекунду молчания она воспринимает как подтверждение. Как подпитку своей теории.
– Правда? – спрашиваю я, все еще с оттенком легкой насмешки. – И какие же вопросы вы собираетесь озвучить?
– Ну, учитывая доминирующее положение обеих компаний в ключевых сегментах экономики, – говорит она, – общественность, разумеется, строит предположения. Возможно ли, что это – первый шаг к слиянию, которое привлечет внимание Федеральной торговой комиссии из-за возможного нарушения антимонопольного законодательства?
На этот раз я действительно смеюсь. Идея слияния «Контрон» и «Томпсон Интерпрайзес»… Просто не могу представить отца Габриэля и его тетю за одним столом с моим отцом. Никогда.
– Забавно, – произносит Синтия Шульц на том конце провода. – У вашего мужа была такая же реакция.
Смех мгновенно сходит на нет, хотя голос остается легким.
– Вы говорили с Гейбом?
– Да, – отвечает она. – Впрочем, не буду вас больше задерживать. Это был всего лишь предупредительный звонок. Мы, как журналисты, обязаны освещать деятельность таких влиятельных и уважаемых корпораций, как ваша. Власть и все такое.
– Конечно, – говорю я. – Я подписана на «Бизнес Дайджест» с подросткового возраста.
– Мы ценим вашу преданность, – отвечает она. – Желаю приятного дня.
Она вешает трубку. В тишине, что остается после ее ухода, я тихо ругаюсь. Я могу узнать угрозу, услышав ее, что Синтия озвучила мастерски.
Статья не выйдет в свет. Ни за что. Она это знает. И я тоже. А значит, придется предложить нечто взамен.
Власть, блин.
Я пролистываю контакты и нахожу тот, что записан как «Сантехник». Габриэль отвечает на пятом гудке.
– Привет, – говорит он.
В животе что-то сжимается от одного лишь слова, сказанного его низким, растягивающим голосом. Почему-то Габриэль всегда звучит так, будто воспринимает жизнь как личную шутку – понятную только ему.
– Слышала, тебе звонил один очень пассивно-агрессивный репортер.
Он усмехается.
– Конечно. Тебе тоже?
– Угу. Нужно похоронить эту статью. Думаю, стоит дать ей…
– То, чего она действительно хочет, – перебивает Габриэль. – Интервью с нами обоими.
– Да. У нее есть доказательства, что мы живем по разным адресам. Она упомянула это в разговоре с тобой? Это усложняет задачу, но, думаю, все еще можем довольно легко убить эту теорию.
– Так и поступим, – отвечает он. – Потому что я только что купил ту квартиру, что мы смотрели на прошлой неделе.
– Ты сделал что?
– Тебе понравилась эта квартира, Конни, – протягивает он с привычной ленивой интонацией. – Помнишь, ты восхищалась ее тщеславным декором?
– Я притворялась.
– Значит, предпочитаешь, чтобы мы делили раковину? Уверен, это вполне осуществимо.
– Томпсон, мы не можем жить вместе.
Голос Габриэля резко меняется – исчезает ленивая игривость, появляется резкость. Тот тон, который он использует, когда между нами начинается настоящая словесная дуэль.
– Ты понимаешь, что статья может быть только первой из многих? Конечно, мы можем отвлечь ее чем-то другим, но информация останется. Синтия передаст ее кому-то еще. И если удалось выяснить, что мы не живем вместе, как думаешь – другим репортерам это будет сложно? А нашим семьям?
– Ты прав, – выдыхаю я и прикрываю глаза. – Частный детектив выяснил бы это в первый же день. Рано или поздно отговорки закончатся.
– Да, – говорит он. – Как долго мы вообще планируем «искать место»?
Я потираю висок. Каждая клеточка тела протестует против его предложения. Логика, конечно, на его стороне – и именно в этом вся беда. Видеть Габриэля каждый день… это будет слишком. Я едва справляюсь с малыми дозами.
Тело хочет его слишком сильно.
И боюсь, что я тоже.
– Хорошо, – говорю я. – Мы предложим эксклюзивное интервью с нами в новой квартире. В присутствии фотографа.
– Верно. Будет выглядеть убедительно.
– Фантастически, – поправляю я. – Ты купил ее с мебелью?
– Да, – отвечает он. – Решил, что так проще.
– О, безусловно. Мудрый ход. Нужно будет немного обжить ее до того, как Синтия приедет.
– Обжить, – повторяет он, и в голосе снова появляется легкий смех. – А каков у нас с тобой стиль, принцесса?
Я игнорирую вопрос.
– Ты перезвонишь ей с предложением, или я?
– Я, – отвечает он. – Не люблю, когда меня шантажируют. Не волнуйся. Я прослежу, чтобы сделка была на наших условиях.
На этот раз я действительно верю.
– Думаешь, твое предложение примут?
– Да, – спокойно говорит он. – Все наличными, без условий.
– Отлично. Когда сможем заехать?
– Если мой адвокат будет к этому причастен, то не позже следующей недели. Продавим продавцов.
– Отличная работа, – говорю я, постукивая пальцами по столу. – Я все устрою.
– Мне всегда нравилось твое дизайнерское чутье, дорогая, – отвечает он.
В голосе – легкая насмешка, но под ней слышится еще кое-что. Воспоминание. О прошедших выходных. О нас. В той комнате. На кровати. С его головой между моими бедрами.
Я скрещиваю ноги под стеклянным офисным столом и заставляю себя сосредоточиться. Репортер. Фотограф. Презентация идеального брака.
– Пришли пару детских фотографий, – говорю я.
– Хочешь обклеить ими стены?
– Нет, просто расставим по квартире в рамках. Для эффекта.
Габриэль усмехается.
– Есть предпочтения?
– Та, где ты выигрываешь турнир по лакроссу, – та, что висела в Оук-Хилл. Может быть, что-то с выпуска из юридического? – пальцы ускоряют ритм по столу.
Что нам действительно нужно – это свадебная фотография. Настоящая. Не та из захудалой часовни в Вегасе.
– Посмотрю, что можно сделать, – отвечает Габриэль. – Знаешь, Конни, это все может обернуться в кое-что хорошее.
– Например?
– Ну, во-первых, я всегда буду рядом. Все, что тебе нужно – это произнести три маленьких слова. И мы оба знаем, что ты хочешь этого.
Я закрываю глаза.
Да, думаю я.
И жаль, что это правда. Прошедшие выходные не уменьшили моего желания.
Только усилили его.
– Ты хочешь, – шепчу я.
Но даже для меня это звучит как ложь.
– Конечно, хочу, – усмехается Габриэль. – Но и ты тоже, принцесса.
26. Конни
Синтия Шульц безоговорочно соглашается на обмен. Очевидно, что интервью – именно то, к чему она стремилась с самого начала, и теперь мы его предоставляем. Несколько дней назад помощница Габриэля передала связку ключей от новой квартиры, и остаток недели я посвятила подготовке к интервью.
Хотя и играла роль, когда мы осматривали квартиру вместе с тетей Габриэля, – сейчас не могу отрицать: она действительно прекрасна. Просторная, светлая, с балансом между современностью и классикой, который делает ее ни тем, ни другим – а чем-то третьим.
Несмотря на полную меблировку, ясно видно: пространство постановочное. Все утопает в оттенках бежевого. Никаких личных вещей. На кухне – ни одной тарелки, в ванной – ни полотенца, на стенах – абстрактные картины без лица и имени, каких, без сомнения, тысячи.
Захра помогла обжить квартиру: мы составили график доставок, оформили заказы на растения и цветы для террасы. Когда наконец пришли фотографии, о которых я просила, они переходили от его помощника к моему. За последнюю неделю у Захры и Дэррила наладилось вполне рабочее взаимодействие. Они знали о сути наших отношений больше, чем кто-либо из членов семей.
В воскресенье я встретилась с Изабель на занятии по йоге. После тренировки она вернулась со мной в квартиру – ту, которую придется вечером называть домом. Чемоданы уже доставлены. Вещей хватит, ну… по меньшей мере, на несколько недель. А дальше – неясно. Будущее давно не казалось столь неопределенным.
Проводить время с Изабель – облегчение. В ее спокойствии есть что-то исцеляющее, словно бальзам для напряженной души.
– Ух ты, – говорит она, когда мы входим в холл нового здания. – Потрясающе. Ты только взгляни на эту люстру.
– Это не Уинслоу, – отвечаю я.
– Нет, но очень близко.
– Да. И я не собираюсь оставаться здесь навсегда.
Она кивает.
– Ты говорила, здесь два этажа?
– Да. Честно говоря, квартира и правда роскошная. И огромная. Гораздо больше, чем нужно… по крайней мере, для продолжения спектакля.
Мы садимся в лифт, и я ввожу код – он отправляет нас прямо на этаж, который делим лишь с одним соседом. В зеркальных стенах отражаются наши силуэты.
Когда я впервые встретила Изабель, еще было трудно принять себя. Я завидовала ее стройной фигуре. Изабель – профессиональная балерина, танцует уже более пятнадцати лет. Сейчас она стоит рядом со мной – высокая, подтянутая, с длинными черными волосами и светло-коричневой кожей. Ее родители родом из Пуэрто-Рико, и она свободно говорит по-испански.
Но, несмотря на прежнюю ревность, именно она помогла научиться принимать свое тело. Я видела, что Изабель относится к своему телу как к инструменту – совершенствуемому, заслуживающему заботы и уважения. Благодаря ей я изменила отношение к себе.
Это единственный экземпляр, который у меня когда-либо будет. И он чертовски хорош.
– Как нервы? – спрашивает Изабель.
– Ты про завтрашнее интервью? Или про официальный переезд к Габриэлю? – уточняю я.
– И то, и другое, – говорит она, улыбаясь шире. – Или что-то между.
– Чертовски напряженно. Всю неделю я пыталась игнорировать напряжение. Теперь оно вернулось с удвоенной силой, – мы идем по коридору, и я открываю дверь в новую квартиру.
Коридор выводит в просторную гостиную, совмещенную с кухней. Из огромных окон открывается панорамный вид, стекло тянется ввысь на оба этажа.
– Боже, – выдыхает Изабель. Похоже, она потрясена. – Ладно. Я… вау. Мне нравится твой дом в Уинслоу, но это просто невероятно.
– Действительно впечатляет, правда?
– Да. Он ведь купил ее только ради интервью, так?
– Да. Ну и потому, что нам нужен был общий адрес, так что… для этого тоже, – отвечаю я.
Это была весомая покупка, но потом Габриэль сможет распоряжаться ею как захочет – продать, сдать в аренду, получить прибыль.
Я не знаю деталей его банковских счетов. Но он – Томпсон. Так же, как я – Коннован. Из всех проблем финансы – точно не в их числе.
Изабель идет рядом в благоговейном молчании. В каком-то смысле мы – люди из разных миров. Когда мы познакомились как соседи, я уже владела квартирой в Уинслоу, а она снимала свою. Точнее, квартира принадлежала не ей – а Нью-Йоркскому балету. У труппы есть несколько апартаментов в здании, которые они сдают в аренду солистам. Вековая традиция.
– Подожди, на нижнем этаже есть гостевые комнаты? – спрашивает она, заглядывая в коридор. – Он купил такую гигантскую квартиру, чтобы вы могли избегать друг друга?
Я смеюсь.
– Боже, очень надеюсь. Мы вполне можем жить на разных этажах.
Она заходит на кухню и проводит ладонью по столешнице. Я добавила мелкие детали, чтобы пространство выглядело живым: поднос с оливковым маслом и бальзамиком, большая ваза с фруктами, несколько зубчиков чеснока – как будто мы с Габриэлем действительно та самая пара, которая готовит вместе. Или, по крайней мере, именно это завтра подумает Синтия Шульц.
Изабель запрыгивает на барный стул у кухонного острова.
– Итак, что ты собираешься надеть на интервью? Они ведь еще и фотографировать будут, да?
– Конечно, – киваю я. – Думала надеть то синее платье с поясом на талии. Я была в нем на твоей последней премьере.
– Точно! Оно мне очень нравится. На фото будет смотреться отлично.
– Надеюсь, – говорю я, прислоняясь к стойке. – Хочешь поесть? Можем что-нибудь заказать. Габриэль придет позже.
В коридоре уже стоят чемоданы, явно не мои. Большой черный, наверняка набит его вещами.
– Конечно, – отвечает Изабель. – Может, поке26?
– Отличная идея.
– Ну что ж, – продолжает она. – Мы уже позанимались йогой, выпили смузи… теперь, может, расскажешь, как прошли выходные? Как прошла встреча с его семьей?
Я делаю заказ, параллельно излагая все как было. Рассказывать приятно – даже если воспоминания снова пробуждают эмоции. Особенно то, что случилось в тот вечер… в спальне.
– Боже. Серьезно? Он просто… напал на тебя?
– Да, – говорю я. – Хотя, технически, условием спора было переспать. И, ну, совершенно очевидно, что я этого хотела. Даже не сказала вслух. В любом случае, теперь я облажалась.
Она пожимает плечами.
– Ну, не совсем. Ты замужем за этим человеком, и стараешься, чтобы ваш брак выглядел настоящим – для своих семей, для публики. Какая разница, что вы делаете наедине?
Я прикусываю нижнюю губу. Вот в чем суть. Никому нет дела… кроме меня. Спать с Габриэлем, быть с ним – значит быть открытой. Признать, что он мне нравится.
Быть уязвимой рядом с ним.
– Это может все усложнить, – говорю я. – Развод, возможно, уже будет кошмаром. Дележка имущества без брачного контракта, журналисты, заголовки… До сих пор не верю, что могла быть настолько глупа.
Она хмурится.
– Ну, твоя семья ведь поверила? Я сомневаюсь, что отец или братья будут осуждать тебя, даже если все рухнет.
– Вполне себе могут.
– Серьезно? Даже Алек?
– Особенно Алек, – вздыхаю я. – В последнее время у него совсем все плохо.
Она приподнимает брови.
– Почему?
– Он все время раздражен, хотя это, конечно, не новость. Но ты же знаешь, как Алек меня воспринимает. Я для него младшая сестра, не партнер. Он не доверяет мне принимать серьезные решения по поводу «Контрон». А брак с Томпсоном? Это уже была ошибка. Устроить к тому же громкий развод, навредить имиджу, поставить под угрозу раздел активов… Он никогда больше мне не поверит.
Изабель пропускает длинные волосы сквозь пальцы. Ее голос становится задумчивым:
– Мне кажется, Алек куда более понимающий, чем ты думаешь. По крайней мере, исходя из того, что ты рассказывала.
Я усмехаюсь.
– Он – наименее понимающий человек в мире. Разве что ты не одна из его дочерей.
– Наверное, ты права, – отвечает она, бросая на меня взгляд. Ее лицо озаряет широкая улыбка. – Кроме того, я едва его знаю...
– Уж поверь, это, скорее всего, к лучшему, – говорю я, и в этот момент телефон гудит от входящего уведомления. Я опускаю взгляд. – О, еда приехала.
Мы проводим день за беседами и едой, обсуждая грядущую идиллию с Габриэлем и нового танцевального педагога Изабель, который ее расстраивает. Время с ней немного успокаивает нервы – но как только она уходит, те возвращаются с новой силой.
Я принимаю душ в ванной главной спальни. Чемоданы уже разложены – я без колебаний объявляю это пространство своей территорией на все время пребывания. После душа прохожу по нижнему этажу квартиры, внося последние штрихи: добавляю декоративную подушку в кресло, размещаю книгу с закладкой на кофейном столике. В холодильнике – еда, и я дважды проверяю, выглядит ли все достаточно убедительно для возможного взгляда репортера-шпиона.
Я аккуратно раскладываю стопку журналов, когда раздается щелчок входной двери, и нервы подскакивают, словно на новую ступень тревоги.
Я не видела Габриэля с тех пор, как мы вернулись из Оук-Хилла.
– Дорогая, я дома! – зовет он с едва скрываемой иронией.
Входит в гостиную – и я сразу замечаю улыбку. Ту самую – кривую, самодовольную. На нем чиносы27 и рубашка на пуговицах, а в руках – огромный букет.
– Ты принес цветы?
– Для тебя, – отвечает он, ставя букет на кухонный остров.
Я заранее приготовила композицию из белых лилий для столика в прихожей, но эти цветы впечатляют куда больше: головокружительная смесь розовых, фиолетовых и белых оттенков. На столешнице они смотрятся роскошно.
– Хорошая идея, – говорю я. – Отлично будут смотреться на фото.
Габриэль кивает, оглядывая пространство и замечая внесенные мной перемены.
– Выглядит иначе, – замечает он. – Ты потрудилась.
Я прохожу мимо и беру со стойки подготовленные заранее документы – список вопросов от Синтии Шульц, которые станут основой для завтрашнего интервью. Нужно их обсудить.
Держать отношения с Габриэлем в профессиональных рамках всегда помогало. Это моя страховка. Точка опоры. Когда он сбивает с толку – все летит к чертям.
– Уже поздно, но нам нужно пройтись по вопросам, – говорю я. – Убедиться, что мы на одной волне. Я уверена, она будет давить. Например, как мы справляемся с рабочими конфликтами?
Молчание. За моей спиной – ни звука. Я оборачиваюсь и вижу, что Габриэль стоит у встроенных книжных полок за диваном. Я заполнила их книгами, фотографиями и памятными вещами, аккуратно вписав в существующий декор.
– Ты ездила верхом? – спрашивает он, держа в руке фотографию в рамке.
– Ага. Бросила, когда уехала в университет, – я поставила снимок с соревнований по выездке рядом с его фото с турнира по лакроссу.
Габриэль кивает, аккуратно возвращая фотографию на место и переводит взгляд на другую полку. На ней – наше свидетельство о браке в рамке. Он долго на него смотрит, прежде чем усмехнуться.
– Это ты поставила?
– Ну, свадебного фото у нас точно нет. Так хоть что-то.
Он проводит пальцем по корешкам книг.
– Кто тут фанат президентских биографий?
– Мы оба, – отвечаю я. – Потом обсуждаем их в постели.
Габриэль смеется.
– Верно. А вот «Один роковой шаг» – что это?
– Это уютный детектив, – я не ожидала, что мужчина обратит внимание именно на книги.
Некоторые из них – мои любимые, привезенные из дома. Другие же купила в книжной лавке на соседней улице.
– Интересно. Одна из твоих?
– Да.
Габриэль вытаскивает книгу, переворачивает, чтобы прочесть аннотацию.
– Пожалуй, сейчас самое время сказать, – произносит он, – что у меня дислексия.
– Что?
Габриэль не отрывает взгляда от книги, выглядит беззаботно, как будто речь идет о чем-то обыденном.
– Ага. В детстве я не умел читать. Вообще.
– Я этого не знала.
Он кладет книгу обратно на полку, ухмыляясь кривой, знакомой улыбкой.
– Конечно, нет, принцесса. Я не рассказывал об этом каждому встречному.
– Но у тебя ведь никогда не было проблем в школе, – говорю я. – Со стороны казалось, что ты просто… забил. Почти не учился, но все получалось.
Он тянется к другой рамке – теперь с фотографией, где я с семьей. Маленькая, в платье в горошек и с косичками, стою между братьями, которые кажутся великанами рядом со мной семилетней.
Пальцы Габриэля сжимаются на раме.
– Мне всегда удавалось создать такое впечатление. Плюс – отличная память и умение импровизировать. Полезный навык, учитывая, что диагноз поставили только к восьми годам.
Я хмурюсь.
– Ой…
Он аккуратно ставит фотографию на место и идет к винному холодильнику, встроенному в кухонный остров. Я молча наблюдаю, как Габриэль открывает бутылку белого вина, достает бокалы из верхнего шкафа.
– Кроме того, – говорит он, – ты ведь никогда не читала мои эссе, верно?
– Нет… наверное, нет, – отвечаю я, чувствуя, как голова идет кругом от этого откровения.
Я всегда думала, что ему все давалось легко: школа, презентации, контрольные. Он появлялся в последнюю минуту с улыбкой, импровизировал – и выходил победителем.
Но внешность, как известно, обманчива.
Габриэль кивает в сторону бумаг в моей руке.
– Так ты хочешь репетировать интервью, – говорит он. Голос ровный, глаза спокойные, и это сбивает с толку. Я жду подкола. Насмешки. Того Габриэля, с которым умею справляться. – Не думаю, что это необходимо. Но если тебе станет легче – давай.
Я смотрю на лист с аккуратно распечатанными вопросами.
– Ты читал их?
– Нет.
– Ну, значит, я переусердствовала. Пожалуй, будет разумнее, если ты останешься самим собой и будешь импровизировать. Мы ведь не собираемся отыгрывать сцену по репликам. Я могу быть занудой, а ты – импровизатором?
Он протягивает бокал.
– Все пройдет великолепно, Конни.
Я беру бокал, пальцами обхватывая ножку.
– По крайней мере, у нас есть история великой любви.
– Да, – говорит он. – Мы рассказали ее достаточно многим.
Я делаю большой глоток. Вкус вина расслабляет, напряжение отступает, и я опускаюсь на стул напротив него.
– Мне нравятся созданные тобой изменения, – говорит он.
– Спасибо.
– Заняло много времени?
– Не очень. Но мне помогли. Теперь еда в холодильнике, мусор на месте, мыло в ванных.
– Помощь, ориентированная на детали, – Габриэль осушает бокал.
Я наблюдаю за движением его горла, за треугольником кожи под расстегнутой пуговицей.
Помню, каким он был в прошлые выходные – широкая грудь, жесткий пресс, рука, охватывающая эрекцию. Глаза, полные огня и устремленные прямо на меня.
Сердце начинает биться чаще. Трудно не думать об этом. А когда Габриэль рядом – не думать невозможно.
– Я принес тот самый костюм, – говорит он. – Темно-синий, в тон твоему платью.
– Хорошо, – тихо отвечаю я.
Рука лежит на спинке стула, и я ощущаю, как двойные кольца впиваются в ладонь. Красивые обручальные, выбранные им.
Губы Габриэля растягиваются в ухмылке.
– Ты подготовила спальню?
– Спальни, – поправляю я. – Ты в гостевой.
Он вскидывает брови.
– О, да? В квартире, которую сам и купил?
– Да.
– Понятно, – произносит он, пристально глядя на меня. – Ты боишься.
Раздражение вспыхивает в груди – яркое, злое. Последнее, что я сейчас чувствую, – это спокойствие. Скорее все вместе – смесь желания и гнева. На него. На себя. За то, что хочу его, несмотря на то, что не должна. Когда даже не могу быть уверенной, что могу доверять. Не до конца.
Я резко встаю и направляюсь к лестнице. Побег – единственное решение, которое приходит в голову.
– Тоже так считаешь? – спрашивает он напоследок.
Габриэль идет за мной.
– Да, – бросаю я через плечо.
– Это ты можешь проснуться и взобраться на меня.
– Могла бы, – соглашаюсь я. – Но после этого уже не смогу наслаждаться привычной ненавистью к себе.
Он усмехается. Звук мягкий, обволакивающий, срывается с губ и тянется за мной вверх по лестнице. Сердце колотится. Игры. Между нами – только игры. И я уже не знаю, хочу ли их остановить.
– Если ты думаешь, что это ранит, – говорит он с веселой дерзостью, – стоит придумать ложь поубедительнее.
Я поворачиваю к главной спальне. Дверь приоткрыта. Я вижу кровать – большую, но все равно теряющуюся в просторной комнате. Месте, где придется спать.
Я замираю у двери и смотрю на него. Габриэль шагает по коридору, как по собственному дому. Технически, так оно и есть. Волосы падают на лоб, густые, темные. Взгляд прикован к моему, и в нем не только насмешка. Там – тепло.
– Я не вру, – говорю я.
Он останавливается в нескольких шагах от меня и медленно опирается рукой о стену рядом.
– Даже это – ложь, – шепчет он.
Я откидываю голову к стене.
– Предпочту не соглашаться.
Габриэль склоняется ближе, щекой касаясь моей. Пахнет одеколоном, кожей, мылом, им. Всем сразу.
– Скажи, что ты не думала о том дне, когда кончила мне на язык.
Я резко вдыхаю. Открываю рот, чтобы что-то ответить – но Габриэль уже целует меня. Губы горячие, нетерпеливые. Мне стоит оттолкнуть его.
Но в теле нет ни одной клетки, которая этого хочет. Он на вкус – как вино, как соль, как нечто знакомое и жгучее. И целует так, будто это лишь начало. Я отвечаю – жадно, отчаянно. И это слишком. Почти больно.
Габриэль отрывается.
– Скажи, – требует.
– Да, я думала об этом.
– Хорошая девочка, – шепчет он, кладя руку мне на талию. – Скажи, что снова хотела почувствовать мои губы.
Я смотрю вниз – между нашими телами нет ничего, кроме жара. Рука на моей коже. Его уверенность. Взгляд.
– Конечно, хотела, – признаюсь я.
Это правда. Это все, о чем я могла думать.
Габриэль целует меня в щеку, и от щетины по коже пробегает дрожь. Скользит губами вниз до шеи. Он знает, куда целовать.
– Ты намокла, думая об этом? – шепчет он.
Дыхание сбивается. Тело само движется – бедра тянутся к нему. Ответ замирает на губах. Да.
Он опускает взгляд туда, где я прижимаюсь к нему.
– Я вижу, – шепчет. – Хочешь, проверю?
После этих слов ничто другое не имеет значения. Его рука движется вдоль моей юбки, медленно поднимается вверх – по бедру, сантиметр за сантиметром. Габриэль находит кружево, отодвигает его – и касается меня.
Дыхание перехватывает. От прикосновений разбегаются молнии. Он изучает меня уверенными, сильными пальцами.
– Да, – хрипло говорит он, прижимаясь губами к моему уху. – Скажи, принцесса. Скажи, что хочешь меня. И я трахну тебя прямо здесь. В нашей спальне.
Я едва справляюсь с дыханием. Пальцы движутся – дразняще, медленно, один проникает внутрь.
Это не то. Не то, чего я хочу. Но даже это заставляет дрожать. Потому что я представляю все остальное. Его. Целиком. Его голос, искаженный от желания. Его руки. Его тело.
