Текст книги "Лучшие враги навсегда (ЛП)"

Автор книги: Оливия Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

7. Габриэль

– Настоящий, – повторяю я, сузив глаза.

К такому же выводу я пришел в те напряженные часы с тех пор, как позвонил редактор «Глоуб».

Но никогда не думал, что услышу это от нее.

Я молча смотрю на Конни. Она отвечает тем же, зеленые глаза обрамлены невероятно длинными ресницами. Губы выглядят невероятно притягательно, и что бы она ни делала с волосами и одеждой… это работает.

Но это худшая чертова маскировка на свете.

– Да, – она глубоко вздыхает и излагает аргументы, как настоящий юрист: – Быть женатыми – не очень хорошо. Для каждого из нас.

– Точно.

– Но думаю, альтернатива гораздо, гораздо хуже.

Я приподнимаю бровь.

– Имеешь в виду, если мы публично признаемся всем и нашим семьям, что поженились, потому что были пьяны и сделали это на спор?

Она хмурится.

– Да. Кроме того, это даст достаточно времени, чтобы добиться благоприятного развода.

– Благоприятного, Коннован?

– Не то, чтобы ты об этом не думал, – говорит она. – Переговоры будут долгими. Я не собираюсь отказываться ни от дюйма в своих активах.

– Ты сумасшедшая, если думаешь, что я откажусь от своих, – говорю я.

У нас обоих есть доли в компаниях семей, поэтому об этом не может идти и речи.

– Конечно, – произносит она, одаривая меня улыбкой, в которой нет и тени радости. – Значит, предстоит договориться.

Я барабаню пальцами по столу, наблюдая, как медная прядь ее волос играет в отблесках неонового света.

– Тогда аннулирование брака отпадает. Это вызовет еще больший скандал, чем брак Коннован и Томпсона.

– И поставит под сомнение нашу рассудительность, – добавляет она. – Не знаю, как тебе, а мне это может усложнить ведение дел… в плане бизнеса.

Даже сквозь ее отрешенное выражение лица проскальзывает нотка уязвимости. Я вспоминаю заголовки новостей почти годичной давности – о том, как самая младшая Коннован сорвала многомиллионную сделку компании.

– Боишься, что отец больше не будет тебе доверять? – сухо интересуюсь я, поскольку альтернатива – проявить сочувствие, на что я не способен.

Мы не можем пойти по этому пути.

Ее глаза наливаются ядом.

– Боишься, что отец и тетя отправят тебя обратно на десятый этаж, откуда начинал? Сомневаюсь, что они будут рады, что ты женился на мне.

Я провожу рукой по челюсти.

Любопытно.

Она знает планировку офиса «Томпсон Интерпрайзес». Десятый этаж для младшего персонала, там же находятся офисы секретарей и уборщиков. Я работал на обеих должностях во время летних каникул в старшей школе, поскольку отец считал, что нужно начинать с самых низов.

– Ты и впрямь заноза в заднице, – говорю я.

– А ты и впрямь мерзавец.

– Это означает, что самое главное препятствие прямо перед нами. Как, черт возьми, ты будешь терпеть меня как мужа, принцесса?

– Как бы ты ни был плох, – ласково говорит она, – альтернатива еще хуже. Незначительно, но все же.

– Очаровательно.

– Придется «продать» историю брака. Нашим семьям, миру в целом, компаниям. Мы будем изображать только поженившуюся пару, а за кулисами договариваться о разводе, – она поднимает руку, обвиняюще указывая пальцем прямо на меня. – И когда пройдет подходящее количество времени, скажем, год, мы разведемся.

– Разумеется, – говорю я. – Чтобы ты могла выйти замуж за мистера Достаточно Хорош и родить 2,5 детей.

– Да, – язвительно произносит она. – А ты сможешь продолжать заниматься… чем ты там занимаешься. Возможно, женишься на девушке-трофее. На той, кто никогда не будет жаловаться.

Я едва сдерживаю улыбку. Жениться на той, кто никогда не жалуется, звучит смертельно скучно.

– Придется рассказать весьма занимательную историю нашим семьям.

– Да, я поразмыслила об этом.

Конни глубоко вздыхает и смотрит на меня с едва скрываемым отвращением. Оно столь резко и столь прекрасно. Раздражать ее было единственной формой взаимодействия, которая между нами происходила на протяжении многих лет. Я получу лучшее место, чтобы продолжать заниматься этим.

И она меня возненавидит.

– Придется сказать, что мы тайно встречались, – произносит Конни.

– Тайно встречались, – повторяю я.

– Я думала о восьми месяцах. Ты встречался публично в это время?

– Нет, – говорю я. – А ты?

Она качает головой.

– Хорошо. Тогда это сработает, – говорю я. – Мы держали все в секрете из-за деликатности… семейного происхождения.

– Да.

– Но потом оказались в Вегасе, – говорю я и скрещиваю руки на груди. – Никто не поверит, что мы планировали побег. Ты знаешь это, правда?

Она разочарованно выдыхает.

– Думаю, мы можем представить это как нечто преднамеренное. Да, мы были захвачены моментом, но всегда рассматривали конференцию в Вегасе как шанс… сделать отношения публичными.

– Публичными? – спрашиваю я.

– Ну, в общем, да.

– Знаешь, чтобы провернуть это, придется познакомиться с семьями друг друга. Появляться вместе на мероприятиях. Тебе придется ходить со мной под руку, принцесса.

Ее губы сжимаются.

– Может, тебе стоит побыть в моей шкуре.

– Я могу быть той еще конфеткой, если понадобится, – говорю я с придыханием. – Ты ведь видела меня в смокинге.

– Боже, не могу поверить, что придется притворяться, словно у меня к тебе чувства.

– Но они у тебя уже есть.

– Мечтай.

Я поднимаю палец.

– Раздражение, – говорю я и поднимаю еще один. – Злость.

– Верно, и верно, – произносит она.

Я поднимаю третий палец.

– Влечение.

– Опять же, мечтай.

– Нет, – говорю я. – Это ты мечтай, чтобы мои слова были ложью.

Она снова закатывает глаза, но на этот раз более смущенно. А румянец проступает на щеках.

– Постарайся сосредоточиться. Статья выйдет завтра утром. Я расскажу об этом… нас, семье. Ты сделаешь то же самое со своей?

Я киваю.

– Хорошо, – говорит она и глубоко вздыхает. – Тогда нужно будет… ну. Притворяться парой.

Она произносит это так буднично, что заставляет меня улыбнуться.

– Верно. А это что-то, в чем у тебя большой опыт, принцесса?

– Нет, – говорит она и кокетливо хлопает ресницами. – Но у меня есть опыт отношений. По крайней мере, хотя бы у одного из нас.

– Думаешь, это меня задевает?

Она игнорирует мой комментарий.

– Нам нужно появляться вместе на публике. Моя семья захочет познакомиться с тобой в ближайшее время. Полагаю, твоя тоже?

– Вероятно, – произношу я, снова скрещивая руки на груди.

Практически невозможно представить, как она познакомится с моими родителями, дядей, двоюродным братом. Коннован в доме Томпсонов.

– Хорошо, – она выглядит так, словно пытается убедить себя, что сдаст экзамен, к которому не готовилась. – Ладно. Скоро пройдет гала-концерт, на котором я буду присутствовать. Ты, наверное, знаешь…

– Твоего отца удостоили чести.

Ее брови приподнимаются на полдюйма.

– Да.

– Мы отслеживаем подобное, – говорю я.

Под столом я вытягиваю ноги, и бедро касается Конни.

– Мы тоже, – произносит она.

– Я знаю. Расскажешь, кто твой шпион?

– Расскажу, если и ты расскажешь о своем.

Я ухмыляюсь. Мы в тупике, и она это знает. Между нами может быть множество историй, но нет ни капли доверия. Единственное, на что я могу рассчитывать – это на ее инстинкт самосохранения. Пока наши тетеревы совпадают, все хорошо. Но как только перестанут..

– Я пришлю подробности.

Я провожу рукой по щетине на подбородке.

– Хорошо. У меня тоже будут кое-какие дела, для которых ты понадобишься. Ужины с деловыми партнерами и все такое.

– Хорошо, – она отодвигает стул, собираясь уйти.

Разговор окончен. Она бросает взгляд на тонкие часы.

– Уже уходишь?

– Остальное можем обсудить по телефону.

– Можем ли? – спрашиваю я. – Что скажем людям, когда они зададутся вопросом, почему мы не живем вместе?

– Скажем, что планируем, – она достает из сумочки маленькое зеркальце и открывает его, проверяя макияж. Ее губы выглядят безупречно, но Конни все равно касается их, словно пытаясь что-то улучшить. – Можем сказать, что живем то у меня, то у тебя, потому что еще не нашли квартиру, которая бы нам понравилась.

Я медленно киваю.

– Используем этот вариант. Недвижимость в Нью-Йорке – это, в конце концов, инвестиция. Поиски требуют времени.

– Именно, – она с громким щелчком закрывает зеркальце и убирает его в сумку. – Если позволишь, я пойду.

– Куда-то спешишь? – я киваю в направлении ее наряда.

Структурированное платье под пиджаком подчеркивает каждый изгиб ее фигуры.

– Да, – произносит она. – Похоже, это последнее свидание на какое-то время.

Моя рука крепче сжимает край стола.

– Ты идешь на свидание?

Она одаривает меня снисходительной улыбкой.

– Оно было запланировано еще до… ну, небольшой оплошности в Вегасе.

– Собираешься в «Нон»?

– Там делают лучшие коктейли.

Я поднимаюсь. На каблуках она всего на несколько дюймов ниже, но я использую это в своих интересах. Раздражение растекается по венам, словно огонь.

– А я-то думал, что ты умна.

– Я умна. Просто хочу повеселиться напоследок.

Я киваю в сторону окна, на «Нон».

– Половина присутствующих там завтра прочитает «Глоуб». Они увидят фотографии тебя и меня. Думаешь, не вызовет вопросов, что тебя видели на свидании накануне того, как мы начали афишировать отношения?

Горячий румянец проступает на ее щеках.

– Сомневаюсь, что кто-то меня узнает.

– Ошибаешься, – говорю я, понижая голос. – Твоя сегодняшняя маскировка оставляет желать лучшего.

Потому что делает ее чертовски желанной.

– Ну, я не собираюсь ничего отменять. Я же не планирую целоваться с этим парнем.

– Надеюсь, нет, – говорю я, пристально глядя ей в глаза. – Если ты моя жена, то не можешь быть запечатлена на фото за романтическим ужином.

Она кладет руку мне на грудь, глаза вспыхивают.

– Я не твоя жена.

– Завтра мир будет думать иначе, – говорю я, – а закон уже так считает. Ты не можешь ходить на свидания с мужчинами, если хочешь продать иллюзию счастливого брака, принцесса.

Она встречает мой взгляд своим твердым и непреклонным. Раздражение ясно читается в зеленых глазах, но у нее нет ответа. Возможно, Конни не нравится то, что я говорю, но это имеет смысл.

Она ненавидит это больше всего на свете.

– Хочешь сказать, – говорит она, тщательно формулируя каждое слово, – что планируешь соблюдать целомудрие на протяжении всего нашего фиктивного брака?

– О, брак очень даже реален. Вот почему мы в таком беспорядке.

Она стискивает зубы.

– Ответь, Томпсон.

Мои глаза жаждут устремиться вниз, к чувственным изгибам ее тела. Слова, готовые сорваться с языка – это те, которые я никогда не смогу взять обратно. Целомудрие не обязательно должно быть вариантом ни для одного из нас.

– Я составляю планы на предстоящую неделю, – говорю я вместо этого. – Нам и так будет достаточно сложно пройти через это испытание.

– Значит, будем соблюдать целомудрие. Никаких свиданий, пока снова не поговорим об этом, – теперь ее голос звучит твердо.

Я киваю.

– Конечно.

– Хорошо, – говорит она, – потому что, если завтра тебя, обжимающегося с девушкой, увидят в городе, это не очень хорошо отразится на моей репутации. И я могу сделать этот брак очень сложным для тебя.

Я подхожу ближе.

– Тогда тебе придется быть той, с кем я буду обжиматься, принцесса.

Ее губы раскрываются от удивления. Это длится лишь мгновенье, и затем ее лицо темнеет от раздражения.

– Просто придерживайся своей части сделки, а я буду придерживаться своей, – говорит она. – Если извинишь, мне нужно отменить свидание.

Она поворачивается и направляется к выходу.

– Скажи, что ты теперь замужем, – говорю я. – Он все равно завтра об этом узнает!

Как и весь Нью-Йорк… включая наши семьи. Они станут гораздо большей проблемой, нежели любопытство публики.

Они – те, у кого есть острые зубы.

8. Конни

Ночь разделилась на лоскуты, сшитые из тревожных снов и беспокойных пробуждений. Каждый раз, открывая глаза, я хватаю телефон, чтобы обновить приложение «Глоуб» в надежде, что мой мир не рухнул. Но новостей нет.

Когда я наконец встаю, проснувшись от пронзительного звона будильника, то замечаю пять пропущенных звонков. Все от Нейта, моего старшего брата, живущего в Лондоне.

Дрожащими пальцами я открываю приложение «Глоуб». Статья там, в разделе «Срочные новости». И утренним тиражом, и с возможностью покупки в печатном виде.

Даже зная, что статья выйдет, меня охватывает тошнота.

Но я все равно вылезаю из постели. Ополаскиваю лицо холодной водой и смотрю в зеркало. Лицо опухло, волосы взъерошены. Но самое худшее – глаза. Они передают пронизывающее до костей изнеможение, предвещают медленную, мучительную усталость, чреватую ошибками, которые еще предстоит совершить.

А сегодня я должна быть на высоте, предельно собранной и внимательной.

Я одеваюсь и делаю макияж, не отрывая взгляд от телефона. Алек все не звонит. Знаю, он проснулся – как и всегда, чтобы позаботится о детях – и уже знает. Конечно, знает.

Но сдерживается.

Нейт же поступает иначе. Он звонит в шестой раз, пока я пью утренний кофе, и наконец отвечаю.

– Привет, – произношу я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Приятно снова слышать твой голос.

Брат тяжело вздыхает.

– Не время строить из себя невинную овечку.

– Думаешь? Я полагаю, сейчас самое подходящее время.

– Какого черта ты натворила? – спрашивает Нейт, пытаясь перебить громкий шум автомобиля и голоса людей.

– Гуляешь? – я помешиваю ложкой кофе. – Этот разговор должен быть конфиденциальным.

– Возвращаюсь в отель. Теперь говори. В какую передрягу ты вляпалась?

– Ни в какую, – отвечаю я, голос уверенный. Отлично. Это нечто вроде репетиции перед тем, как придется встретиться с Алеком и папой. – Прости, что скрывала от тебя отношения, но мы хотели сохранить их в тайне, пока все не… уляжется.

– Чушь собачья, – отрезает Нейт.

Он никогда не был таким же амбициозным и хладнокровным, как Алек, но его эмоциональный интеллект значительно выше.

Возможно, убедить его будем значительно сложнее.

На фоне послышался хлопок закрывающейся двери.

– Ты ненавидела Габриэля Томпсона всю жизнь, – упрекает Нейт. – Я помню, как ты жаловалась на то, что он получает незаслуженные оценки и списывает на контрольных. Ты невзлюбила его не потому, что он Томпсон, а за то, каким человеком является. Так как же Габриэль втянул тебя в это?

– Он меня никуда не втягивал, – отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Мы тайно встречаемся уже несколько месяцев. Это не повлияет ни на его бизнес, ни на наш.

– Ты лжешь, Кон, – говорит он с недоверием. – Возможно, папа или, может быть, Алек в это и поверят, но я все слышу. Ты репетировала.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь справиться с нарастающей паникой.

– Возможно, я немного приукрашиваю.

– Я убью этого сукиного сына Томпсона и оставлю…

– Нет-нет, это такая же моя ошибка, как и его. Как бы ни было больно это признавать.

Нейт на мгновение замолкает.

– Ты сможешь впутаться из этого?

– Я уже связалась с лучшим адвокатом по бракоразводным процессам в городе.

– Хорошо, – говорит он немного более спокойно. – Так за бред в стиле «мы влюблены» ты несешь? Пытаешься спасти репутацию?

Я ставлю чашку кофе с большей силой, нежели рассчитывала.

– Конечно, пытаюсь, – шиплю я сквозь зубы. – Можешь себе представить, что произойдет, если мы не скроем произошедшее? Скандал и без того достаточно громкий, но если люди узнают, что это пьяная ошибка…

Нейт сочувственно вздыхает.

– О чем ты вообще думала, Конни? И, для справки, я не перестаю считать, что Габриэль тобой воспользовался.

– Хотелось бы верить, что во всем виноват он, – бормочу я.

Возможно, так оно и произошло. Если бы Габриэль это каким-то образом спланировал и продумал заранее… но весь это была моя идея. И в глубине памяти, запрятанный запретным воспоминанием, хранится образ того, как мы стоим в часовне, нас объявляют мужем и женой, а Габриэль улыбается – и это чувство.. было приятным. Даже потрясающим.

– Но послушай, Нейт. Я должна представить это как настоящие отношения. Не могу допустить, чтобы люди думали, что я… что просто… это меня погубит. Ты же знаешь. Папа никогда больше не позволит мне работать!

– Он все равно может так поступить, – ворчит Нейт. Но затем тяжело вздыхает. – Ладно. Хорошо. Я помогу тебе.

– Поможешь?

– Да. Алек звонит целый час, не переставая, но я игнорировал его, пока не поговорю с тобой.

– Серьезно?

– Да.

У братьев разница всего три года. Они росли согласно корпоративной этике, и сейчас Нейт активно руководит расширением компании в Европе, подчиняясь непосредственно Алеку. И пусть они разные как личности, все равно очень близки.

Настолько, насколько вообще позволяет недоверие Алека.

– Спасибо, – шепчу я. За то, что Нейт встал на мою сторону… – Обещаю, это не значит, что я плохой юрист или не ценный сотрудник компании.

– Я знаю, – говорит Нейт.

От этих слов у меня перехватывает дыхание. Это не то, что сказали бы папа и Алек, и, вероятно, ни один из сотрудников. Нейт всегда был на моей стороне, более понимающим, непринужденным.

– Спасибо, – повторяю я.

Я вот-вот расплачусь, а сейчас даже не семь тридцать.

– Не бери в голову. Я отвечу на звонок Алека, как только завершим звонок. Что ему сказать?

Я делаю глубокий вдох и приступаю к легенде, подбрасывая Нейту достаточно фальшивых деталей, чтобы тот мог убедительно притвориться, что знал обо всем с самого начала. Возможно, это единственное, что поможет убедить Алека.

Спустя пятнадцать минут после завершения звонка, я получаю сообщение от отца. По спине пробегает смесь страха и ледяного ужаса.

Немедленно приезжай домой. Нам нужно поговорить. Не бери Томпсона.

Такси везет меня по извилистым дорогам в Аппер-Ист-Сайд, где находится пентхаус отца. Тот самый, в котором я провела детство. Декор остался неизменным, который с огромной любовью подобрала мама, а в ее части шкафа до сих пор хранится одежда.

Папа большую часть времени проводит в других местах. В охотничьем домике в Монтане, в просторном пляжном доме во Флориде или на белоснежной яхте в штате Мэн. Все это – плоды его упорного труда, как и коллекция роскошных часов и произведений искусства. Думаю, он все еще пытается научиться наслаждаться свободой, которую предоставляет богатство.

Он по-прежнему управляет семьей и компанией «Контрон» твердо и безжалостно. Только теперь делает это, сидя в шезлонге.

Я поднимаюсь на знакомом лифте к семейной квартире. Теперь это скорее музей, нежели дом. Персидский ковер покрывает паркетные полы, стены отделаны панелями. Я прохожу мимо столовой с массивным столом из красного дерева на десять персон, за которым редко собиралось более четырех человек. В обычно тихом пентхаусе, как и раньше, тикают старинные напольные часы.

Папина домработница робко улыбается и сообщает, что они в гостиной. Во взгляде читается предчувствие беды и волнение, словно зная, что я иду на расстрел.

Я расправляю плечи и спокойно вхожу в гостиную. Это огромное и роскошное помещение, украшенное дорогой мебелью из темно-синих тканей. Книжные шкафы тянутся вдоль стен, а на них расположились фарфоровые статуэтки, когда-то собранные мамой. Папа сидит в кожаном кресле, Алек стоит у камина, по струнке выпрямив спину, а Лорен Хаммер, главный операционный директор «Контрон», сидит в одном из кресел напротив. Ее глаза холодны, словно льды Северного полюса.

Значит, они привлекли к делу людей со стороны. Для семьи это уже нечто, напрямую касающееся репутации компании.

– Привет, – говорю я, направляясь к папе.

Его седые волосы зачесаны назад, а глаза темны и непроницаемы.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щеку. Тот позволяет, но ничего не говорит, после чего киваю Алеку и опускаюсь на диван напротив Лорен.

Комната кажется меньше, чем когда-либо прежде. Напряжение ощутимо витает в воздухе, заполняя помещение и давя на всех присутствующих.

Алек протягивает руку к газете, переворачивает страницу и бросает ее на журнальный столик. Двенадцатая полоса красуется на открытой странице, словно приговор.

Половина разворота представляет собой коллаж из фотографий меня и Габриэля. Ни на одной из них мы не запечатлены вместе, за исключением вырезок из школьного альбома.

Вау.

А они постарались.

Заголовок, написаный большими черными буквами, буквально кричит: Отпрыски конкурирующих компаний тайно поженились в Лас-Вегасе.

– Когда будешь готова? – холодно спрашивает папа.

Я сжимаю руки, вспоминая дни, когда посещала дебаты в старшей школе. Говори медленно, четко, всегда предугадывай возражения.

– Простите, что узнали об этом таким образом, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Не так мы хотели обо всем рассказать.

– Использование для этого двенадцатой страны – немного нестандартно, – холодно, снова лед, отвечает Алек. – Но, полагаю, самое время для поздравлений.

– Спасибо, – я оглядываю комнату и делаю еще один глубокий вдох. Слова, которые предстояло произнести, давались с трудом. – Я знаю, что вы думаете о них, Томпсонах. Именно поэтому я не хотела ничего говорить, когда мы с Габриэлем начали… ну, встречаться, почти год назад.

Глаза отца пылают огнем, жгучим и непроницаемым. Я пожимаю плечами в качестве извинения.

– Между нами было много недоверия, но мы поняли, что имеем не меньше общего. И… – говорю я, поднимая палец, – я всегда ставлю компанию на первое место.

– Ты? – резко спрашивает Лорен.

Ее каштановые волосы испещрены сединой, а красный брючный костюм контрастирует с бледностью кожи. Она работает в компании столько, сколько себя помню. Я всегда считала ее крутой. Острый ум и бескомпромиссная манера уже не раз ставили противников в неловкое положение.

Я просто никогда не думала, что окажусь на их месте.

– Да. Я была осторожна, как и он. Компании в это не вовлечены.

– Это ты так думаешь, – говорит Алек с ноткой мягкости, которая ранит сильнее, чем гнев, – но стоит учитывать, что он может играть с тобой.

Папа кивает.

Ярость, горячая и устойчивая, вспыхивает во мне, словно пламя.

– Вы двое меня воспитали, – говорю я. —Я живу и дышу «Контрон». Неужели думаете, что я позволю Томпсону обмануть меня? Я не отвечаю на деловые звонки в его присутствии. Не храню рабочие документы в квартире. Наши отношения как отсеки на корабле. Герметичны.

Отец, глядя на Алека, сжимает руки на подлокотниках кресла. Между ними что-то происходит, и мне интересно, что они обсуждали несколькими часами ранее.

– Ну, – наконец произносит папа. – У меня нет другого выбора, кроме как поверить тебе.

– Спасибо.

– Но я хочу с ним встретиться. Приведи Габриэля на воскресный ужин.

Я киваю, пытаясь улыбнуться.

– С удовольствием.

Папа задумчиво прищурился. На его лице отражалась лишь холодная рассудительность, и я поняла, что не привести Габриэля – это не вариант.

Судя по напряжению в плечах Алека, он недоволен, но вопросы, судя по всему, решил приберечь до воскресенья.

Или до того момента, когда папы не будет рядом.

– Нейт говорит, что ты рассказала ему еще несколько месяцев назад, – произносит Алек.

– Да. Хотела узнать, что он думает. Обещаю, мы продумали все возможные варианты. Моя личная жизнь не никогда поставит компанию под угрозу.

Алек не выглядит так, словно верит в это, ровно как и Лорен. Возможно, потому, что так же себя могут чувствовать и остальные сотни сотрудников.

Избалованная наследница, которая ничего не заслужила, а лишь получила по праву рождения. Та, что разглашает секреты компании и сводит на нет плоды непосильного труда. И, что еще хуже, воспримут это как дешевую мыльную оперу. Будут судачить и насмехаться до тех пор, пока меня не прекратят воспринимать всерьез.

– Я провожу тебя, – произносит Алек, направляясь к лифту. – Нужно работать.

Я целую папу на прощание в щеку и следую за высокой фигурой брата. Двери лифта закрываются. Если напряжение было высоким в просторном пентхаусе, то здесь оно достигло своего апогея.

Кажется, словно я задыхаюсь.

– Вегас? – спрашивает Алек. – В самом деле?

Я стараюсь выглядеть смущенной. Это не так уж и сложно.

– Мы знали, что большая свадьба в Нью-Йорке привлечет много внимания.

Он не кивает, не хмурится, не дает никаких признаков того, купился на это или нет. Просто смотрит на меня с неодобрением, словно видит насквозь.

Но потом он вздыхает. Под глазами темные круги, свидетельствующие о бессонных ночах.

– Если бы у тебя появились настоящие проблемы, ты знаешь, что могла бы обратиться ко мне. Верно?

Я поднимаю взгляд на брата. Из-за его собственного горя, заботы о маленьких детях и бессонных ночей, которые тот регулярно проводит в «Контрон», я уже много лет не слышала его смеха.

Я знаю, что могу обратиться к нему. Алек поможет разрешить проблему, потянув за невидимые ниточки и использовав связи. Но при этом никогда не перестанет видеть во мне младшую сестру, которую необходимо спасти.

– Знаю, – говорю я. – Но у меня нет никаких проблем, обещаю.

Он долго смотрит мне в глаза, словно пытаясь прочесть мысли. Наконец кивает, двери лифта открываются, и я выхожу в холодный коридор. Жизнь продолжается.

Я пережила один расстрел. Но если собираюсь продержаться в браке до развода, подозреваю, придется столкнуться с многими другими.