Текст книги "Лучшие враги навсегда (ЛП)"

Автор книги: Оливия Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

31. Габриэль

Грипп у Конни прошел быстро. На следующий день она уже работала из дома – и настояла, чтобы я пошел в офис. Но при этом улыбалась.

В «Томпсон Интерпрайзес» царило хорошее настроение, что само по себе вызывало беспокойство. Сделка с фирмой из Лас-Вегаса, партнерство с которой началось после командировки туда, набирала обороты, и я стоял у ее руля. Это означало череду бесконечных встреч и звонков – но именно так я предпочитаю работать. Телефонные переговоры лучше, чем бесконечные цепочки писем.

Когда день, насыщенный задачами, наконец заканчивается, я возвращаюсь домой и застаю Констанцию, прислонившуюся к кухонному острову. Листающую что-то на телефоне. Судя по одежде, она тоже только вернулась с работы: блузка заправлена в серую юбку-карандаш, каблуки, собранные в хвост волосы.

Она выглядит профессионально – так, как я ее всегда знал. Целеустремленной, собранной. Но теперь знаю и другую сторону Конни – ту, что смотрит старые фильмы, уткнувшись мне в колени.

С тех пор как закончил юридический, я ни с кем не жил. Даже через миллион лет бы не подумал, что первым человеком, с кем это произойдет, станет Констанция Коннован.

И, надо признать, вовсе не жалуюсь.

Она поднимает глаза и улыбается – мягко.

– Привет.

– Привет.

– Я как раз собиралась заказать еду. Хочешь?

– Да, умираю с голоду. Что ты выбрала?

Она наклоняется над кухонным островом, упирается локтями в мраморную столешницу. От этого движения ее тело плавно изгибается – и я вспоминаю, как та выглядела в той же позе, только не здесь, а над диваном. Желание приходит быстро, остро.

– Мне нравится одно тайское место, – говорит она.

– Настроена на острое?

– Думаю, да, – ее глаза блестят, и в них вспыхивает знакомая озорная искра. – А ты?

Я обхожу стойку, встаю рядом.

– Определенно.

– Тогда закажу самое острое из меню.

– Два.

Она усмехается и берет телефон. Я наблюдаю за ее пальцами, скользящими по экрану, а потом провожу ладонью вдоль позвоночника, легко касаясь ткани на спине. Прослеживаю линию юбки, а затем скольжу ниже, касаясь округлостей под поясом.

Конни хихикает.

– Что ты делаешь?

– Просто здороваюсь, – шепчу я и наклоняюсь, целуя ее в шею.

С тихим выдохом она кладет телефон на столешницу.

– Еда будет через двадцать минут.

– Целая вечность, – говорю я.

Конни поворачивается ко мне, прищуриваясь.

– Я написала в примечании: «Пожалуйста, сделайте по-настоящему остро».

Я откидываю голову Конни назад и касаюсь ее губ своими.

– Давай, принцесса.

Она целует меня в ответ. А через двадцать минут мы уже сидим за кухонным столом, уставленным коробками с едой на вынос. От одного только аромата слегка щиплет глаза.

– Ну что, – говорит она. – Пора пробовать.

Я тянусь за карри. Улыбаюсь. По-детски, но в этом весь наш стиль – мы всегда соревновались. Даже в мелочах.

– Как работа? – спрашиваю я.

И вижу, как она загорается. Пока накладывает себе еду, рассказывает о грядущей конференции и проекте, который ее захватил. Я слушаю, рот слегка обжигает.

– Но, – говорит она, – я все еще злюсь на Алека из-за сделки с «Никуром».

– А, то самое приобретение, с которого тебя сняли?

– Да.

– Он поступил несправедливо.

– В этом не было необходимости, – говорит она, разрезая кусок курицы. – Заключительные переговоры уже на следующей неделе, и я – единственная, кто в курсе всех нюансов. Если бы мой уход действительно шел на пользу компании, я бы и слова не сказала. Но мы оба знаем, что это просто из-за…

– Меня, – заканчиваю я.

Она смотрит на меня, и в глазах меркнет разочарование. На солнце у нее проступили новые веснушки – мягкие, разбросанные по щекам и лбу, как россыпь янтаря.

– Это не твоя вина, – тихо говорит она. – И не моя. Просто, думаю, они считают, что я… недостаточно взрослая.

– Ты была взрослой с тех пор, как я тебя помню.

Она усмехается и опускает взгляд на тарелку.

– Иногда так и кажется. Братья были уже взрослыми, когда я росла. Двоюродных братьев и сестер, с кем можно было бы играть, не было. В таких условиях взрослеешь быстро.

– Я помню тебя.

– На юридическом факультете?

Я качаю головой.

– Нет. Хотя да, и там тоже. Но я о Сент-Реджисе.

– Ты был старше на два года, – говорит она. – Видела тебя в коридорах, но не думала, что ты знаешь, кто я такая.

– Конечно, знал. Наследница Коннованов, на том же факультете? Поверь, я был в курсе. Соперничество вбили мне в голову с детства. Название «Контрон» всплывало в разговорах взрослых так часто, как будто вы были каким-то заклятым врагом. И почти никогда – в положительном ключе.

Конни тянется за рисом. Пожалуй, мне тоже стоит – язык уже горит, губы пульсируют от остроты.

– Я и представить не могла, – говорит она. – Мы ведь почти не разговаривали до… ну, до юридического факультета.

– Нет. Мы просто тихо ненавидели друг друга издалека, – усмехаюсь я.

Я вспоминаю ее: волосы до плеч, иногда в очках. Всегда с рюкзаком, набитым книгами, и угрюмым взглядом через двор или столовую, направленным в мою сторону.

Конни кивает.

– Было сложно не ненавидеть. Мне рассказывали… ну, думаю, тебе тоже.

– Ага.

– Помню, как завидовала тебе в Сент-Реджисе, – говорит она.

Щеки у нее краснеют, на лбу выступает легкий пот. Видно, острая еда берет свое.

– Завидовала?

– Ага. Ты был популярным, капитан команды по лакроссу, вокруг тебя всегда кто-то крутился, – она пожимает плечами и утыкается в тарелку. – Ты был красив, с блестящим будущем…

Я поднимаю брови. Из всех возможных отзывов о себе – особенно от нее – я бы никогда не поставил на такой.

– Серьезно?

– Серьезно, – ее босая нога касается моей голени под столом. – Ну давай же. Что ты тогда думал обо мне?

– Ждешь комплиментов? – я качаю головой с деланным укором. – Я всегда знал, что ты будешь нуждаться во внимании, как настоящая жена.

Она смеется и тянется за огромным стаканом ледяной воды. Ее губы яркие, распухшие от перца, и я ловлю себя на мысли – выглядят ли мои так же?

– Ладно, пусть будет так.

– А вообще, – говорю я, – я думал, ты очень сосредоточенная. Прилежная. В школе мы не общались, так что я особо не знал, какая ты. Но ты была милой.

– Конечно, – закатывает она глаза.

– Нет, правда. Хотя только на юридическом факультете по-настоящему…

Мы оказались в одном классе. Тогда и случился первый настоящий разговор. До этого мы годами просто смотрели друг на друга с расстояния – не то чтобы враги, но вполне соперники. А потом границы начали стираться. И однажды ночью, прямо перед летними каникулами последнего года, все изменилось.

– Да, – говорит она. Ее глаза затуманены, и Конни тянется за салфеткой. – И знаешь, я плачу не из-за воспоминаний.

– Нет?

– Нет.

– Из-за еды? Слишком остро?

Она откусывает еще один кусок.

– Конечно, нет.

Я вытираю лоб.

– Знаешь, вечное соперничество в итоге и привело нас к браку. Возможно, не стоит играть в такие игры. Это опасно.

– Возможно, – говорит она. – Но, честно говоря, это все равно безопаснее, чем последняя попытка. И, кстати, ты не можешь быть таким идеальным и при этом хорошо выглядеть.

– Может, я просто мастер скрывать боль, – говорю я.

Карри давно перестало быть вкусным – где-то на пятнадцатом укусе. Теперь это просто расплавленный огонь.

Конни отодвигает тарелку и закрывает лицо руками. На миг кажется, что она плачет, но потом сквозь ладони доносится приглушенный смех.

– Принцесса?

– Мы такие идиоты, – говорит она, опуская руки.

Ее глаза блестят от смеха.

– Да, но это едва ли не часть контракта.

– Давай закончим партию вничью.

Я с облегчением откладываю вилку.

– Слава Богу. Не могу дождаться момента, когда никогда больше не съем ни кусочка.

Она смеется и вытирает глаза. Прядь выбивается из хвоста и мягко ложится на щеку.

– Может, мы всегда будем соперничать, – говорит она. – Может, в этом весь смысл.

– Возможно, – отвечаю я, и мне нравится сама мысль об этом. Нравится, как ее глаза вспыхивают, когда та бросает вызов. Нравится, когда оба полностью поглощены моментом. – Но, знаешь, больше всего мне нравится, когда мы в одной команде.

Взгляд Конни становится мягче.

– Пойдем, – говорит она, вставая из-за стола. Все еще в деловом наряде, но с румянцем на щеках и довольной улыбкой на губах. – В морозилке есть мороженое. Я купила его перед интервью.

Я смотрю, как Конни направляется к кухне.

– Ты правда думала, что Синтия Шульц собирается проверить морозилку?

– Она журналист-расследователь, – отвечает Конни. – Пришла искать доказательства того, что наш – фикция. Мы не могли дать ей ни малейшего повода.

– Понимаю. Но все же, зачем ей морозилка?

– Перестраховка, – говорит она, доставая пинту мороженого и направляясь к дивану. – Кто-то из нас должен был подумать наперед. А ты даже отказался репетировать вопросы.

Я не спеша иду за ней, засунув руки в карманы.

– Потому что мне это не нужно. Признай, ответы были безупречны.

– Честно? Были.

Почему-то от этих слов внутри что-то сжимается. Не знаю, наступит ли когда-нибудь момент, когда я перестану хотеть ее с такой силой. Каждую черту. Каждый сантиметр – снова, и снова, и снова.

– О, правда?

– Правда, – она опускается на диван, откидывается на подушки. Пинта мороженого остается забытой на столе. Конни поднимает руку и начинает распускать хвост. – Статья еще не вышла. Я звонила в редакцию, но они не назвали дату публикации.

– Странно, – говорю я.

Хотя на самом деле это не совсем так. Пару дней назад я звонил в «Бизнес Дайджест» и попросил Синтию добавить в статью кое-что особенное.

Конни закрывает глаза, волосы мягкой волной расползаются по подушке. Каштановая грива – блестящая, густая. Она поднимает колено и смотрит на меня. Этот взгляд. И по легкой улыбке ясно: она прекрасно знает, что делает.

– У тебя тоже рот горит?

– Да, – говорю я.

– Тогда точно нужно съесть мороженое.

Я приближаюсь, опускаясь на колени на диван рядом с ней. Конни чуть разводит плечи, уступая место. Мои руки скользят по ее обнаженным ногам, поднимаясь к краю юбки.

– Если правда хочешь знать, – говорю я, – я подумал, что ты чертовски великолепна, когда впервые увидел на юридическом факультете.

– Да ну? – она приподнимает бровь.

– Ага. С тех пор, как мы учились в Сент-Реджисе, прошло много лет. Я не видел тебя столько времени. А потом зашел в аудиторию в первый день – а ты уже сидела там. С книгами на столе. Волосами, заплетенными в косу набок. И в твидовом пиджаке – до сих пор его помню. Ты выглядела одновременно чопорно и… как будто была готова вступить в бой.

Я сжимаю ее бедра, ладонями скольжу ниже, к округлым ягодицам.

– Черт, обожаю твою задницу.

Она смеется.

– Знаешь, это не поможет остудить рот.

– Зато стоит того, – отвечаю я и целую ее.

Ее губы горячие и чуть припухшие от специй. Желание к Конни – первобытное, сильное, неоспоримое. Ее колено скользит к моей талии, притягивая ближе, а пальцы зарываются в волосы. Мне всегда нравилось, когда она делает это – словно тянет к себе изнутри.

Я медленно расстегиваю ее блузку, пуговицу за пуговицей. Грудь, покрытая рассыпью веснушек – словно крошечные звезды на бледной коже. Чашечки бюстгальтера едва удерживают ту щедрую плоть, с которой я давно знаком. Эти мягкие изгибы, розовые соски – размером с ладонь – всегда ускользают от пальцев так, будто дразнят.

– То есть… ты никогда не думал, что я… слишком большая? – спрашивает Конни.

Дыхание у нее сбилось, одна рука все еще прижимает меня к себе, но в голосе слышится неуверенность.

Я поднимаю голову.

– Что?

– Ну, слишком много… – она машет рукой вниз, к телу. – В юности я часто чувствовала себя не в своей тарелке.

– Что? – повторяю я.

Она смеется, и румянец на груди поднимается к щекам.

– Вот, ты опять это сказал.

– Потому что это полный бред. Я понимаю, у всех есть комплексы. Но твое тело… – я качаю головой, осматривая открывшиеся виды. Нежную кожу, мягкий живот, широкие бедра. Полные формы. – Ты – чертово произведение искусства.

Конни смеется и сбрасывает блузку. На ней остаются только кружевной бюстгальтер и высоко задравшаяся юбка.

– А ты, значит, ценитель?

– Нет, – говорю я, – я твой муж.

Ее глаза округляются.

– Ой.

Я целую ее шею, грудь, и снова сжимаю роскошную попку, как будто не могу насытиться этим прикосновением.

– Ты прекрасна, принцесса. Каждый твой сантиметр.

Ее пальцы снова запутываются в моих волосах, сжимают, будто отдавая команду. Я беру ее вторую руку и переплетаю наши пальцы. Гляжу прямо в глаза – в эти зеленые, яркие, горящие глаза.

– Я больше никогда не буду спать в гостевой.

В ее взгляде вспыхивает озорство.

– Не будешь?

– Нет. Я буду спать в своей двуспальной кровати, в своей квартире… со своей женой.

Ее ладонь скользит по моей щеке.

– Скажи это еще раз.

Так я и делаю. Снова. И снова. Пока вжимаюсь в нее на диване, пока она обвивает меня ногами, вцепляется в плечи ногтями, пока мы оба горим изнутри.

Утолить жар таким способом гораздо приятнее, чем мороженым.

И правда – мне гораздо больше нравится, когда мы в одной команде.

32. Конни

– Это ты? – зову я, пристегивая вторую сережку перед зеркалом в ванной.

После работы я переоделась в легкое летнее платье и надела сандалии – идеальный образ для шумной вечеринки. Сегодня у нас с Габриэлем свидание.

– Конечно, я, – раздраженно отвечает он. – Если бы это был кто-то другой, стоило бы вооружиться.

– Маникюрными ножничками? – усмехаюсь я.

Вчера Габриэль предложил: «Давай просто поужинаем вдвоем.» Как для свидания, не особо романтично. Это было почти буднично… как и все между нами в последнее время. Ближе, теплее, интимнее. Такое ощущение, будто мы катимся к чему-то важному, и стоит лишь упомянуть об этом вслух – хрупкий пузырь может лопнуть.

– Да, – раздается тяжелый вздох и скрип пружин кровати.

Я выглядываю из ванной и замечаю, что Габриэль вытянулся на кровати. Все еще в темно-синем костюме после работы, глаза закрыты, а ладонь прижата ко лбу.

Поза такая драматичная, что я невольно улыбаюсь.

– Театрально, – замечаю я.

– Дорогая, я дома, – сухо говорит он. – И у меня был ужасный день.

– Расскажи.

Он стонет, вспоминая все это заново.

– Мой двоюродный брат – законченный идиот.

– Сегодня тоже играли в футбол?

– Если бы. Он просто ведет себя, как самодовольный придурок. Особенно на глазах у сотрудников. Мы весь день обсуждали совместные инвестиции, и он вел себя хуже обычного. Иногда с ним еще можно иметь дело, но сегодня… он был слишком доволен собой. Что-то затевает, сто процентов.

– Слава богу, у меня нет двоюродных братьев и сестер.

Глаза Габриэля загораются.

– Знаешь, что больше всего бесит? Что в этом нет никакой необходимости. У нас одна цель. До генерального кресла еще лет десять. Ни мой отец, ни его мать не собираются уходить в ближайшее время. Джейкоб должен работать со мной, а не против меня.

– Мне жаль, – подхожу я ближе.

Он приподнимается и опускает голову мне на грудь. Я запускаю пальцы в его густые волосы, перебираю пряди. Габриэль делает глубокий вдох.

– Хочу скорее еще один матч, – бормочет он. – Просто чтобы надрать ему задницу.

Я смеюсь.

– Только если мне не придется на это смотреть. Прошлый раз был… жестоким.

– М-м-м, – он откидывается назад, не отпуская меня. – Ты хорошо выглядишь, – Габриэль хмурится, между бровями появляется складка. – Верно. У нас же ужин.

– Да, – я провожу пальцами по его лбу. – Но мы можем заказать еду, если хочешь.

– Нет. Мы пойдем. Уже пора, – его руки скользят вниз по моим бедрам, взгляд задерживается на вырезе платья. – Ты невероятно красива.

Я смеюсь.

– Спасибо.

– Ты в сарафане. Это… отвлекает.

– Ну, ты тоже в костюме, между прочим.

Габриэль ухмыляется – лениво, самодовольно, и я вижу, насколько ему приятно это слышать.

– Рад знать, – он снова прижимается ко мне, положив голову на грудь. – Так что ты…

Звонит телефон. Он тихо ругается, а я смеюсь и отхожу в сторону. Мужчина ложится на спину, вытаскивает телефон из кармана и, даже не глядя на экран, отвечает:

– Томпсон.

Я возвращаюсь в ванную, но разговор невозможно не услышать.

– Верно. Спасибо, что перезвонили, – говорит он. – Угу. Понял. Я поговорю с ней. Да. Да, я все сделаю. Спасибо. До свидания.

Я беру флакон духов, распыляю немного на шею и повышаю голос:

– Звучало интересно.

Из спальни не доносится ни звука.

– Габриэль?

Он лежит, уставившись в потолок. Челюсть напряжена, губы сжаты – что-то изменилось.

– Кто это был? – спрашиваю я.

– Фрэнсис Килберн, – отвечает он.

Ой.

Фрэнсис Килберн – главный акулообразный адвокат по разводам в городе. Славится острым умом, безупречными речами и хищной хваткой. Я сама обращалась в его офис вскоре после свадьбы. Тогда сказали, что я в списке ожидания.

– Что он сказал? – спрашиваю я.

Габриэль переводит взгляд на меня. В глазах мелькает нечто… трудноописуемое. Не злость. Не обида. Но что-то глубоко личное.

– Он сказал, что ты обратилась первой. Примерно через три часа после свадьбы. Так что не может представлять меня.

Я замираю. Губы приоткрываются, но сказать нечего. Слова испаряются, не дожив до языка.

Габриэль снова смотрит в потолок.

– По крайней мере, великие умы мыслят одинаково.

– Есть и другие адвокаты по разводам, – тихо говорю я. – Я знаю, что Тревор из юридического факультета сейчас этим занимается. «Уиттлер энд Санс» специализируются на подобных делах. Думаю, если подтолкнуть, они примут тебя без очереди.

Он поднимает брови.

– Ты сейчас рекомендуешь мне адвокатов по разводам, принцесса?

– Похоже, да.

Габриэль качает головой, потом резко садится, так быстро, что я вздрагиваю.

– Но пока не надо, – говорит он. – Верно? Пока не сейчас.

– Нет. Не сейчас, – отвечаю я.

Нет, не сейчас. Не когда я только начинаю распробовать это. Нас. Его рядом. Счастье – в ощущениях, в том, как он на меня смотрит. Серьезные разговоры подождут. Тяжелые решения – тоже.

– Ты от меня пока не избавишься, – его руки находят мою талию и резко притягивают ближе.

Я теряю равновесие и падаю рядом на кровать.

На нашу кровать.

– Пока нет, – шепчет он и приникает к моей шее губами.

Габриэль легко сдвигает тонкую бретель сарафана с плеча, целует меня в ключицу. Я погружаю пальцы в его волосы, теряюсь в прикосновениях. Я люблю это. Люблю, насколько ему нужна. И как сильно он нужен мне. Огонь между нами не угас – только разгорелся сильнее.

И вспыхивает каждый раз, когда Габриэль меня касается.

– Пока нет, – повторяю я, обвивая ногой его бедро.

Он теплый, тяжелый и удивительно реальный рядом. Я знаю, что все это рано или поздно кончится. Но не могу представить – как.

Мои руки расстегивают пуговицы на его пиджаке, а затем на рубашке. Габриэль скидывает оба предмета одежды и нависает надо мной, возвращаясь к губам.

– К черту ужин, – шепчу я.

Он целует меня – жадно, грубо, как будто пытается наверстать упущенное время.

– Нет, – его губы спускаются к моей шее, а щетина на подбородке заставляет дрожать. – Сначала я тебя трахну. А потом выгуляю в этом прекрасном платье.

– Правда? – я извиваюсь, чувствуя, как платье задирается выше и выше, а ноги обвивают его. Тянусь к пряжке ремня. – Тогда поторопись. У нас бронь.

Он откидывается на колени, задирает платье до талии. Щеки пылают, в глазах – решимость и голод. Габриэль великолепен. Настоящий завоеватель. Воин. И мужчина, который, возможно, знает меня лучше всех.

Он быстро скидывает штаны и боксеры. Я хорошо знакома с его телом, но каждый раз все равно замираю, залипая на уверенной тяжести члена. Он сдвигает мои трусики в сторону и резко входит, горячий, твердый и очень реальный.

– Ты моя, – говорит он.

Да. Да. Я – его. И мне это нужно. Слишком нужно.

– Черт, – выдыхаю я. – Презерватив. Нам нужен презерватив.

Он замирает, пальцами крепко сжимая бедра. Потом улыбается, криво, лукаво.

– Правда? Не хочешь, чтобы я сделал нового наследника Томпсонов?

Я закатываю глаза.

– Нет. Давай, Габриэль. Ты мне нужен.

Его улыбка становится кривой. Габриэль сжимает ладони в кулаки, словно сдерживаясь, и тянется к тумбочке, хватая презерватив.

– Не волнуйся, – сухо произносит он, действуя с отточенной уверенностью. – Я не стал бы нагружать тебя ребенком, которого бы возненавидела.

Я раскрываю рот, чтобы возразить, но он уже проникает в меня, высоко поднимая левую ногу. Все, что я могу – это сосредоточиться на дыхании. Угол настолько точен, что он касается каждой нужной точки, и я уже не способна думать – только ощущать.

Габриэль двигается резко, с быстрыми, выверенными вращениями бедер.

– Пока нет, – произношу я сквозь стоны. – Еще нет.

Он опускается на локти, приближаясь настолько, что губы почти касаются моих.

– Ты моя, – снова говорит он. – Ты была моей с той пьяной ночи в Вегасе… и намного раньше, хотя тогда еще этого не знала.

– Да, – выдыхаю я.

Толчки становятся яростнее, быстрее.

– И я устал притворяться, что это не так – мы оба устали.