Текст книги "Лучшие враги навсегда (ЛП)"
Автор книги: Оливия Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Оливия Хейл
Лучшие враги навсегда
Амбициозным женщинам, которые устали от того, что их недооценивают… и которые учатся просить то, чего хотят.
1. Конни
Это идеальная ночь – мартини в руке и множество интересных людей, за которыми можно наблюдать. Одна из немногих вещей, которые мне нравятся в Лас-Вегасе. Сюда съезжаются люди со всех уголков мира. В Нью-Йорке тоже так делают, но люди здесь почему-то другие. Громче, ярче и бесконечно интереснее.
Отель, в котором я живу, несмотря на пять звезд и роскошь, пропитан слабым ароматом дыма. Сомневаюсь, что «Стрип1» когда-нибудь полностью его лишится.
– Желаете что-нибудь выпить? – спрашивает бармен.
Он широко улыбается, перекинув через плечо полотенце и стоя перед полками, доверху заставленными всеми спиртными напитками, известными человечеству.
Красавчик, думаю я.
– Да, спасибо, было бы прекрасно.
Он приступает к работе и достает бутылку джина.
– Наслаждаетесь временем, проведенным в Вегасе?
– Превосходно, будь оно так, – признаюсь я, скрещивая ноги на барном стуле. – Я здесь просто на конференции.
– Как и большинство людей.
Я киваю. Это правда. Съезд не слишком отличается возможностями для ярких бесед, но, тем не менее, здесь должен присутствовать представитель «Контрон». Болтать, улыбаться, пожимать руки и проводить важные встречи за закрытыми дверьми. И учитывая, что Дэвиду Конновану под семьдесят, Алек Коннован – нынешний генеральный директор – слишком занят, а Нейт Коннован находится в Лондоне, эта роль, естественно, досталась мне.
«Констанция Коннован».
Да, даже моя фамилия – отсылка к конгломерату, который семья основала несколько десятилетий назад. Сейчас годовой оборот компании составляет несколько сотен миллионов долларов, а ее диверсифицированные инвестиции охватывают разные отрасли и страны. «Контрон» глубоко запечатлен в моей личности и выгравирован на костях.
– Прошу, – бармен ставит свежий мартини на стойку передо мной и снова улыбается. Флиртует, как и большинства барменов. – Дайте знать, если понадобится что-нибудь еще. Я не сильно занят.
Точно. Определенно флиртует.
– Приму к сведению, – отвечаю я и перекидываю каштановые, с рыжеватым подтоном, волосы через плечо.
Бармен отслеживает это движение.
– Потрясающе, – говорит он с широкой улыбкой.
Мужчина исчезает в дальнем конце бара, чтобы обслужить еще одного гостя, а я снова обращаю внимание на оживленную игру в казино. Судя по всему, в Вегасе также проходит Национальная Конвенция по Марихуане и Церемония Вручения Наград за Лучший Джаз. Это делает наблюдение за людьми довольно интригующим.
Но мне пора идти спать. Это был долгий вечер с ужином из трех блюд с руководителями двух других национальных телерадиовещательных корпораций. Завтра запланирован ранний рейс обратно в Нью-Йорк, и меня ждет работа в «Контрон».
Но мартини имеет прекрасный вкус, а по залу прогуливается пара женщин в гигантских боа из перьев, так что, возможно, я смогу остаться еще ненадолго.
Вегас – это незабываемые впечатления, даже за барным стулом. Кроме того, флирт с барменом не повредит. Прошел год с момента расставания, но я еще не приступила к одинокой жизни мечты.
Взгляд останавливается на группе мужчин вдалеке. Все в костюмах, у одного густые темные волосы и великолепный профиль. Его я узнаю где угодно, даже на расстоянии.
Конечно, «Томпсон Интерпрайзес» тоже кого-то отправила на этот съезд. Не говоря уже о том, что вещание – это наше дело, с которым «Контрон» справляется хорошо, и это значительная часть инвестиционного портфеля. Вложения «Томпсон» в сфере телерадиовещания невелики, и в основном расположены на Среднем Западе. Они годами пытались выйти на рынок, но сталкивались с нами на каждом шагу.
Я должна была ожидать, что они кого-нибудь пришлют… Просто не думала, что этим человеком станет сам Габриэль Томпсон.
Я поворачиваюсь, пытаясь закрыть лицо волосами. Дерьмо.
Габриэль всего на два года старше меня, но в семейной компании занимает гораздо более высокое положение. Мне двадцать девять, но два старших брата все еще считают меня ребенком. Это бесит. Еще больше раздражает понимание того, что у Габриэля, похоже, таких проблем нет.
Будучи наследником династии Томпсонов и младшей дочерью в семье Коннованов, мы ходили в одну и ту же подготовительную школу на Манхэттене. Я потеряла его из виду на несколько прекрасных лет во время учебы на бакалавриате, но в итоге мы поступили в один и тот же университет Лиги плюща, оба на первый курс. Я – на юридический факультет.
Одному Богу известно, чем он занимался в годы между учебой.
Все годы он был раздражающе самодоволен и дерзок. Популярен, хорош в спорте и поддерживал удовлетворительные оценки, не прилагая особых усилий. У каждого бывает неловкая фаза, кроме Габриэля, видимо.
Я никогда не видела мира, в котором «Томпсон» не произносилось бы без раздражения. Обе компании были основаны примерно в одно и то же время лидерами, агрессивными в деловой практике и имеющими долгую историю использования одних и тех же возможностей. С тех пор «Контрон» и «Томпсон Интерпрайзес» являются соперниками.
И с самого рождения Габриэль Томпсон был моим.
Я делаю большой глоток мартини. Это последний стакан, и мне придется попрощаться со всеми планами флирта, если хочу добраться до комнаты целой и невредимой. Меньше всего в этой поездке хочется, чтобы он меня заметил.
Но я допиваю лишь половину напитка, как рядом раздается навязчиво знакомый голос:
– Ну, разве это не сюрприз? Не знал, что ты в городе.
Я достаю из мартини кусочек оливки и поворачиваюсь к нему.
– Как досадно, – отвечаю я и кладу оливку в рот, медленно прожевывая. – Представь, как весело нам было бы вместе.
Его темные брови приподнимаются от откровенного сарказма в моем голосе. Знаю, он вернет его мгновенно. Как всегда и делает.
– Вместо этого я вижу, как ты целуешься с оливкой, – говорит он.
Голос глубокий и собранный.
Габриэль почти никогда не раздражается, что бы я ни делала.
Он тот, кто всегда умудряется вывести меня из себя.
Я жую медленно.
– И все равно целуюсь лучше тебя, – отвечаю я.
В его глазах мелькает приятное удивление. Я никогда не упоминаю тот вечер в университете пять лет назад. Обычно стараюсь даже не думать о произошедшем.
Но именно это сейчас и делаю, пытаясь вывести его из себя. Не следовало пить третий стакан.
– Интересно, – говорит Габриэль. – Сегодня ты на тропе войны. Раздражена, Конни? Не заключила те сделки, которые хотела?
– Спасибо за беспокойство, но дни здесь прошли превосходно.
Он кивает, похлопывая по барному стулу рядом с моим.
– Полагаю, ты никого не ждешь.
– Ошибаешься, – говорю я.
Он все равно садится, вероятно, распознав мою ложь.
– Не видела тебя на съезде.
– Я был занят разговорами с людьми на первом этаже.
Он сплетает пальцы на барной стойке. Плечи Габриэля широкие, а пиджак задирается, обнажая белоснежные рукава рубашки.
– А ты заключала вообще сделки? – спрашивает он. – Потому что я думаю, что встретился с каждым поставщиком за последние три дня.
– И думаешь, что я нет?
– Никто не упомянул «Контрон».
– Конечно, нет. Не во время встречи с тобой, – я поворачиваюсь к Габриэлю, ловя раздражающе-насмешливый взгляд. – Вещание – наше.
Он цокает.
– Это свободная страна, Конни.
– Да, что дает свободу быть тяжеловесом в национальном вещании.
– Тебе всегда удавалось искажать логику.
– А тебе нет? – спрашиваю я. – Инсценировка суда в прошлом году в классе Донована.
Он ухмыляется. Эти белые зубы и покрытая щетиной челюсть. С годами Габриэль стал только красивее. Можно с уверенностью сказать, что этот ублюдок никогда не попадет в неловкую фазу. У него ее нет.
– Я выиграл дело честно и справедливо, – говорит он.
Я сжимаю стакан, после чего отпускаю его.
– Больно? – спрашивает Габриэль.
– Это было давно.
– Ты та, кто поднял тему.
Слова «пошел к черту» крутятся на языке. Он настолько близко, что я могу попробовать его на вкус, но знаю, что, если озвучу мысли, Габриэль одержит верх. А это именно то, чего он хочет.
Вместо этого я окликаю бармена. Он приближается, бросая не очень дружелюбный взгляд на мужчину, сидящего рядом со мной.
– Можно еще мартини, пожалуйста? – спрашиваю я и улыбаюсь своей самой широкой улыбкой.
– И стакан бурбона, – говорит Габриэль.
– Не стесняйтесь долго выполнять его заказ, – ласково говорю я. – И, чтобы вы знали, мы не пара.
Бармен усмехается. Если он растерян, то отлично умеет это скрывать.
– Ну ладно. Мартини и бурбон в пути.
В тот момент, когда бармен уходит, Габриэль ухмыляется.
– Очень ловко.
– Спасибо, – говорю я. – Я пришла в бар первой, и ты меня не прогонишь.
– Кто сказал, что я пытался?
Я смотрю на мужчину краем глаза. Он ловит это и улыбается, насмешливое признаваясь:
– Может быть, пытался.
– Ты всегда так делаешь.
– Ну, я явно мешаю тебе попытаться наладить отношения с барменом из Вегаса. Огромное достижение, не так ли, Конни?
Я заставляю себя сосчитать до трех.
– Как будто ты не спал с барменшами, или танцорами, или с кем-то еще хуже.
Он кивает, но не соглашается. Скорее всего, ожидал такого ответа. В отчаянии я сильнее сжимаю стакан. Не нужно позволять ему так со мной обращаться.
– Так ты и правда.. – спокойно говорит он. – Интересно.
Бармен ставит перед Габриэлем бурбон, и тот тянется к нему, поворачивая стакан. Я смотрю прямо перед собой. Ребячество? Возможно. Но, черт возьми, я наслаждалась вечером до его появления. Мужчине не удастся меня прогнать, особенно тогда, когда я знаю, что Габриэль запишет это в качестве победы.
– Презентация «Арквэйв» прошла ужасно, – говорит он.
– Ужасно, – соглашаюсь я. – Компания не протянет и года.
– Очевидно.
– Думаешь сделать предложение? – спрашиваю я.
Уголок его рта приподнимается.
– Знаешь же, если и так, я тебе не скажу.
– Значит да.
– Не да и не нет.
– Точно, – говорю я. – Вещание наше все.
Габриэль кивает, и снова это насмешливое движение, потому что на самом деле он не согласен. Как бы говорит: да да, это твое мнение.
– Возобновляемая энергия – наша. Так что, инвестируешь в «Ви Солар Тех»?
– Это свободная страна, – говорю я.
Сделка была закрыта всего две недели назад, и брат постарался сохранить это в тайне. Ему не понравится, что «Томпсон Интерпрайзес» уже знает об этом.
Габриэль фыркает.
– Ты пьешь мартини. Надеешься избавиться от меня?
– Мне все равно, уйдешь ты или останешься, – говорю я.
Я запускаю руку в волосы. Концы спутались после долгого дня, а поясница болит от многочасовой ходьбы на каблуках.
Было бы здорово пойти спать. Но я Коннован. И никогда не признала бы поражение перед человеком напротив.
– Знаешь, у нас давно не было настолько настоящего разговора, – говорит Габриэль и делает большой глоток бурбона. – Я скучал по твоей язвительности, принцесса.
Мой глаз дергается. Ненавижу это прозвище, о чем он прекрасно знает.
Но заставляю себя расслабиться, и на лице появляется самая неискренняя улыбка, которую я только могу изобразить.
– А я скучала по твоему высокомерию, – говорю ему. – Ты так хорош в… сверхкомпенсации.
На его лице появляется саркастическая улыбка..
– Мило.
– Спасибо.
– Так в чем настоящая причина, по которой ты пьешь? Не смогла заставить папочку гордиться деловой сделкой, которую он хотел, чтобы ты заключила на съезде?
Я разглядываю бутылку рома «Малибу» на полке, чтобы не смотреть на него.
– Может быть, я праздную, – говорю я. – Если ты здесь, не делая то же самое, а раздражаешь меня, думаю, это ты провалил миссию. Зачем тебя отправили в Вегас, Габриэль?
Его рот растягивается в улыбке.
– Знаешь же, я не могу сказать.
– Тогда, представь себе, я делаю то же самое.
Габриэль наклоняет голову. Что-то горит в его глазах. Конкуренция, высокомерие, желание меня разозлить, заставить огрызнуться…
– Еще по стаканчику? – спрашивает мужчина насмешливым голосом.
Он ожидает, что я скажу нет. Извинюсь, бросив прощальный выстрел и прокрадусь обратно в комнату, поджав хвост.
Сдаться будет лучшим вариантом. Более безопасным. Но это последнее, чему меня учили.
Я подношу напиток к его.
– С удовольствием.
Тон говорит сам за себя.
Бармен наливает еще порцию и оставляет на стойке небольшую миску с орехами. Не уверена, является ли это признаком того, что он думает, словно я выпила напитки быстрее, чем он бы рекомендовал, но не трогаю орехи. Аналогично поступает и Габриэль.
Напряжение настолько сильное, что болят плечи. Один неверный шаг, и он набросится. Я знаю это. Поскольку сама никогда не упустила бы шанс сделать то же самое.
– Итак, – говорит он, понижая голос. – Пить в одиночку, а потом трахаться с барменом. Это и есть твое определение праздника?
– Ну, это определенно лучше, чем разговаривать с тобой, – мой голос болезненно сладок, и его челюсть напрягается. Габриэлю не нравится, когда я говорю таким тоном.
Отлично.
– Если хочешь, чтобы я ушел, то все, что нужно сделать, это попросить.
Я встречаюсь с ним взглядом.
– Никогда.
Его рот растягивается в улыбке.
– Предсказуемо. Я и не ожидал чего-то меньшего.
Голова начинает мутнеть, когда я поворачиваю ее в сторону мужчины. Знаю, следует притормозить. Судя по румянцу, омрачающему его высокие скулы, бурбон не первый за вечер. Где бы он ни был ранее, Габриэль тоже пил.
Опасно, предупреждает голос внутри. Ничто из сказанного ранее не является безопасным. Внутри организации «Томпсон» все может и будет использовано против меня.
– Я видела статью в «Нью-Йорк Глоуб», – говорю я.
Он полностью поворачивается. Пиджак расстегнут, как и верхняя пуговица белоснежной рубашки, из-под которой видны волосы на груди.
– Не могу дождаться, чтобы услышать, что ты думаешь.
– Отлично выполнено, – говорю я. – Написано, несомненно, хорошо, хотя это скорее заслуга журналиста, нежели твоя.
– Естественно, – говорит Габриэль. – И когда выйдет твое интервью?
– Очень смешно.
Он усмехается.
– К тебе тоже приставал Гудрич из Национальной Ассоциации?
Я закатываю глаза.
– Да.
– Мужик отправил моему помощнику столько сообщений, что его можно было принять за любовника.
– Как ты от него избавился? – спрашиваю я.
– Ну, сказал, что достану ему приглашение на одну из летних вечеринок в Оук-Хилл.
Мои глаза расширяются от удивления. Оук-Хилл – поместье семьи Томпсон в Коннектикуте. Оно принадлежит семье уже почти столетие, которая известна тем, что проводит там выездные мероприятия компаний, семейные встречи и встречи с инвесторами.
– И он поверил в то, что ты действительно это сделаешь? – спрашиваю я.
Рот Габриэля растягивается в улыбке.
– Поверил.
Я смеюсь. В голове легко.
– Отлично сыграно.
– Это настоящий комплимент?
– Не привыкай, – говорю я и поднимаю стакан.
Габриэль смотрит на него темными глазами.
– За что пьем?
– За соперничество длиною в жизнь, – говорю я. – Пусть ты всегда подталкиваешь меня стать намного лучше.
Мужчина поднимает стакан.
– За соперничество, – соглашается он, глядя на меня, – и за мою неизбежную победу.
2. Конни
Я открываю глаза, кажущиеся склеенными, покрытыми коркой, словно заснула, не смыв макияж. Такого не происходило уже много лет.
Я поворачиваю голову на пушистой гостиничной подушке, моментально охваченная головной болью. Она стучит внутри черепа, словно кто-то, пытающийся выломать запертую дверь.
Дерьмо.
Я лежу совершенно неподвижно и провожу руками по лицу, останавливаясь, чтобы помассировать виски. Боже, я слишком много выпила прошлой ночью. Закрадывается подозрение, что знала это, напиваясь, и все же не остановилась. Такого не случалось уже много лет.
Тело ощущается тяжелым от похмелья и недостатка сна. Тот тип усталости, из-за которого мышцы болят, а суставы ноют, словно после тренировки.
Если бы только это было причиной.
Я сажусь и осматриваю номер. Здесь светло, шторы раздвинуты, освещая бежевые стены и плюшевый ковер.
Но тут взгляд цепляется за дверь в ванную. Двери, находящейся справа. А моя была слева. Разве нет? А чемодан я хранила на дубовой подставке в углу…
Его нет. Подставка для багажа пуста.
Я не в своем номере.
– Черт, – бормочу я.
Должно быть, это его комната. Габриэля.
Воспоминания возвращаются. Перепалка в баре отеля. Мы слишком много выпили, и тогда я бросила Габриэлю вызов – сыграть в покер. После чего исчезла в казино вместе с ним.
Я заглядываю под роскошное одеяло. На мне белье. Бюстгальтер и трусики, но больше ничего. Коктейльное платье пропало.
Дерьмо. Дерьмо!
Я не спала с ним. Неужели была настолько пьяна, чтобы сделать это и забыть? Нет. Никогда, даже в пьяном состоянии. Я уже спала с ним ранее… и даже если всего раз, это не то, что я могла бы забыть.
Целую минуту я лежу в полной тишине, но ничего не слышу из остальной части люксового номера. Ни звука. А другая сторона кровати идеально заправлена.
Значит, его здесь нет.
Я выскальзываю из кровати и нахожу на прикроватной тумбочке большой стакан воды и пачку аспирина. В желудке возникает ощущение тяжести, не имеющее ничего общего с похмельем. Должно быть, он оставил это.
Как я смогу такое пережить?
Телефон лежит рядом, заряжается. Неужели это сделала я? Пожалуйста, будь оно так. Я не смогу вынести эту самодовольную, высокомерную улыбку, если он станет надо мной насмехаться. Ты точно не сможешь справиться с алкоголем.
Что мы, собственно, сделали? Выпили слишком много, да. Разговаривали, и я помню то тяжелое ощущение нервозности, предвкушения, которое всегда возникает, когда нахожусь рядом с ним.
Следует быть осторожной со словами, но я хочу победить, поскольку все наши взаимодействия за последние несколько лет, пусть и краткие, были наполнены соперничеством.
Я разблокирую телефон. На экране появляется множество встревоженных сообщений от помощника. Я пропустила рейс.
Вот же черт.
Теперь тошнота кажется реальной и сильной. Не могу поверить, что поставила себя в такое положение. Ненависть пронизывает меня, и большая ее часть направлена не на Габриэля.
Я нахожу коктейльное платье, брошенное на спинку дивана, и надеваю. Оно помято, а ноги протестуют, когда я надеваю на них туфли-лодочки.
Зеркало показывает все, что мне нужно знать о состоянии макияжа. Я захожу в ванную, заметно пустую и без каких-либо его вещей, и оттираю тушь под глазами. Не могу же я идти по коридору к своему номеру в таком виде.
Пока я умываюсь, возвращается еще больше воспоминаний.
Шоты в баре «Белладжио». Какое-то пари, соревнование, кто лучше играет в покер. Кто победит.
Еще больше выпивки. Клуб, пульсирующая музыка.
А потом…
Мы не могли. Я никогда бы не…
Ни за что не свете.
Но воспоминания ясны, даже несмотря на похмельное оцепенение.
Габриэль стоит возле часовни в Лас-Вегасе, его глаза горят, а волосы развеваются на ветру.
– Спорим, не сможешь, принцесса.
– Черт, – снова шепчу я.
Это действительно произошло.
Я вышла замуж за Габриэля Томпсона в Лас-Вегасе.
Из всех глупых, бессмысленных и необдуманных идей эта превосходит все. Как я могла быть настолько безрассудной?
Алкоголь, думаю я. Это единственное объяснение. Произошедшее не только глупо, но и чревато последствиями, и мы оба это понимаем. Может быть, поэтому Габриэля здесь нет. Он, вероятно, прямо сейчас встречается с адвокатом по разводам.
Я перестаю умывать лицо холодной водой и встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале. Выгляжу так же ужасно, как себя и ощущаю.
Если только это не было его планом.
Какой-то гнусной стратегией. Но зачем? У нас нет брачного договора, и хотя я имею долю в «Контрон»… у него есть доля в «Томпсон Интерпрайзес».
Какова бы ни была причина, единственное, что я знаю, – это то, что нужно все отменить. Прямо сейчас. Немедленно.
Я вытираю руки и, шатаясь, выбираюсь из огромной мраморной ванной. Сумочка лежит на журнальном столике, рядом с фатой, прикрепленной к ободку.
Я оставляю фату и хватаю сумочку.
Именно тогда слышу характерный звук ключа-карты, поднесенной к двери номера. Щелчок, и дверь в номер распахивается.
Паника подступает к горлу. В сочетании с похмельем, это не очень хороший коктейль, поэтому я держусь за спинку дивана, чтобы успокоить желудок.
Входит Габриэль.
На нем брюки и пиджак, из-под которого виднеется воротник рубашки. В руке чемодан.
Он останавливается, замечая меня. На секунду на лице отражается удивление. Но затем оно превращается в самодовольное, высокомерное выражение, которое я знаю и ненавижу.
– Конни, – говорит он.
Я скрещиваю руки на груди.
– Габриэль.
– Приятно знать, что ты наконец вернулась в мир живых. Как голова?
– У нас нет на это времени, – говорю я. – Что произошло прошлой ночью?
Он проводит рукой по волосам.
– Похоже, мы оба слишком много выпили.
– «Слишком много» – совершенно неадекватное описание, – яростно говорю я. – Что, черт возьми, мы будем с этим делать?
Его рот растягивается в саркастической улыбке.
– Что, не хочешь жить долго и счастливо?
– Будь серьезен.
– Ауч, – говорит он, потирая грудь. – Не волнуйся. У меня есть все документы.
– Документы?
– Свидетельство о браке, – спокойно отвечает он.
Слишком спокойно. Я чувствую себя пойманной в ловушку, которую сама же и создала, а голова все еще болит.
Он прислоняется к стене и смотрит на меня так, словно видит все и даже больше, написанное на лице без макияжа. И Боже, волосы. У меня не было времени их уложить.
– Не может быть, – говорю я.
– Ну, это так.
– Нужно подать заявление на аннулирование брака. Немедленно.
– Возможно, – говорит он.
– Возможно? – страхи, преследовавшие меня ранее, возвращаются.
Неужели Габриэль каким-то образом все это спланировал?
– Да, возможно, – повторяет он. Должно быть, Габриэль принял душ, поскольку темные волосы выглядят немного влажными. Боже. Он принимал душ здесь? Пока я спала? – В Неваде аннулировать брак не так-то просто.
– Они должны это сделать, – говорю я. – Сколько людей постоянно женятся в этом городе? Помни Росса и Рэйчел.
Его брови поднимаются.
– Из телешоу?
– Нет, из юридического факультета. Да, из телешоу!
Я начинаю ходить взад-вперед за диваном, прежде чем остановиться.
Дыши.
Вдох и выдох.
Возьми себя в руки.
Не показывай слабости.
Но уже слишком поздно, и его рот снова изгибается в раздражающей полуулыбке.
– Перестань делать вид, что тебе это нравится, – говорю я.
Следы веселья на его лице исчезают.
– О, уверяю, это не так, – говорит он. – Но у меня было на несколько часов больше, чтобы все обдумать, нежели у тебя.
– Спасибо, что разбудил, кстати.
– Я не твоя фрейлина2, принцесса, – говорит он, и слова звучат резче, недели все, произнесенное Габриэлем ранее.
Я делаю глубокий вдох и бросаю взгляд на кровать.
– Слава Богу, у нас не было секса. Где ты…
– Я спал на диване.
– О. Хорошо.
– Ага.
– Так что, ты уже изучил вопрос об аннулировании брака? – спрашиваю я. – Мне понадобится копия свидетельства о браке и любые другие документы, которые, как заверяешь, у тебя есть.
– Не доверяешь?
– Ни на секунду.
– Умная девочка, – говорит Габриэль, отталкиваясь от стены. – Попрошу помощника прислать тебе сегодня копии всего необходимого.
– Нет. Не хочу вовлекать в эту трагедию больше людей, чем необходимо.
Его глаза вспыхивают.
– Не думаешь, что я держу своих людей в ежовых рукавицах?
– Может быть, так оно и есть, – говорю я. – Но не хочу рисковать репутацией из-за твоих навыков суждения о людях.
– Хорошо, – цедит он сквозь зубы. – Я сам пришлю их. Дай свои контактные данные.
Я протягиваю ему одну из визитных карточек «Контрон» с золотыми ламинированный краями. Габриэль держит ее двумя пальцами с хмурым видом, словно та может его укусить.
– Немного безвкусно.
Я игнорирую колкость.
– Нужно разобраться со всем произошедшим тихо.
– Хочешь сказать, это не должно сверкать на первых страницах каждой газеты Нью-Йорка? – спрашивает Габриэль. – Конечно, нам нужно решить эту проблему тихо. Если получится.
Мои глаза расширяются.
– Конечно получится.
Он отвадит рукав пиджака и смотрит на толстые часы на запястье.
– Мне пора, запланированы встречи в Нью-Йорке.
– Это еще не конец, – говорю я. – Я поручу команде подготовить документы для аннулирования брака. Мы должны решить эту проблему к концу недели.
Он бросает на меня испепеляющий взгляд.
– Не вовлекай больше людей, чем необходимо, принцесса. Я не доверяю твоим навыкам суждения о людях.
– Это ты встречался с той девушкой из женского общежития, – говорю я.
Это удар ниже пояса, и, возможно, он показывает, насколько меня интересовали его любовные похождения в университете, но я слишком измотана, чтобы размышлять об этом.
Его глаза сужаются.
– И ты годами встречалась с тряпкой. Думаю, это хуже характеризует твои вкусы.
– Давай не будем об этом, – я поднимаю руки в знак капитуляции. – Я все улажу и пришлю тебе документ, где останется только поставить подпись.
– Правильно, – говорит он. – Звучит заманчиво. Ты теперь еще и моя помощница, помимо жены?
Это слово вызывает ужасную панику, и я не могу скрыть отвращение на лице.
Он мрачно усмехается.
– Ага. Так я и думал. Тогда поговорим позже, – он хватает чемодан и поворачивается к двери, но замирает, держась за ручку. – Ах да, номер оплачен до 16:00. Все мое – твое, ну ты понимаешь.
С этими напутственными словами он исчезает в коридоре, унося с собой свидетельство о браке и мой душевный покой.
Я опускаюсь на мягкий диван и закрываю лицо ладонями. Из всех безрассудных идей, которым я когда-либо поддавалась, из всех детских игр, на которые осмеливалась, и соревнований, в которых стремилась победить, это, должно быть, самое худшее.
Семья никогда не должна узнать об этом. Они не простят меня.
Не знаю, смогу ли простить себя.
