Лучшие враги навсегда (ЛП)

Текст добавлен: 26 октября 2025, 11:00

Текст книги "Лучшие враги навсегда (ЛП)"

Автор книги: Оливия Хейл

Жанры:

Эротика и секс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Назад к карточке книги

33. Конни

На следующее утро я просыпаюсь отдохнувшей. Теплый летний свет струится в окно. Габриэль спит рядом, и в теле разлита приятная, сладкая боль – от предобеденных и послеобеденных занятий.

Но настроение мгновенно падает, стоит лишь взглянуть на телефон. Сообщение от Алека.

Алек: Приходи ко мне в офис как можно скорее. Это важно. Папа здесь.

А сразу под ним – письмо от Нейта. Он сейчас в Лондоне, не спит уже несколько часов, но сообщение пришло всего сорок минут назад.

Нейт: Боюсь, они раскрыли твою маленькую шараду, Кон. Извини. Позвони, если захочешь.

Тело леденеет.

Не оттаивает ни под горячим душем, ни под обжигающим глотком кофе, который я пью в такси по дороге в офис. Напротив – страх оседает глубже, превращается в тяжелую тошноту где-то под ребрами.

Рабочая атмосфера кажется до боли знакомой. Просторный вестибюль офисного здания, лифт, поднимающий меня на двадцать первый этаж, помещение, полностью управляемое компанией. Моей семьей. Нашим королевством – тем самым, в котором я всегда мечтала жить, за которое хотела бороться.

Сотрудники кивают при встрече, и я отвечаю им такой же кивком, стараясь сохранить на лице спокойную, нейтральную улыбку.

Я заглядываю в свой кабинет – только чтобы оставить сумочку – и тут же направляюсь по длинному коридору к угловому офису. Когда-то он принадлежал отцу. Теперь – Алеку. На двери золотыми буквами сияет надпись «Генеральный директор». В других офисах двери стеклянные, в духе прозрачности и открытости. Здесь же деревянная.

Помощник Алека звонит, чтобы сообщить о моем прибытии. Спустя несколько секунд дверь распахивается сама. Автоматически – одна из тех функций, которыми Алек управляет со своего стола.

Король, которому не нужно вставать с трона.

Я вхожу.

Алек сидит за столом. За его спиной, опершись на стеклянную стену, стоит отец. Он одет небрежно: брюки цвета хаки, рубашка на пуговицах, солнцезащитные очки на голове. Похоже, собирался покататься на лодке или поиграть в гольф. День обещал быть интересным. Я испортила его планы. И, вероятно, всерьез разозлила.

Оба хмурятся.

– Доброе утро, – говорю я.

– Констанция, – отвечает отец. – Садись.

Я послушно опускаюсь в кресло, стараясь не обращать внимания на рой нервов в животе. Кофе был ошибкой. Нужно быть сосредоточенной, собранной, готовой к тому, что ожидает впереди.

Алек смотрит на меня по-доброму. Это и сбивает с толку – взгляд мягче обычного, как будто ему жаль меня. А это совсем на него не похоже.

– Я хочу тебе кое-что показать, – говорит он и разворачивает ноутбук.

На экране – зернистое изображение. Он нажимает клавишу, и картинка оживает.

Это видео.

По странному углу съемки понятно, что запись сделана камерой видеонаблюдения. В желудке урчит, как только я узнаю здание. Часовня, в которой мы поженились. Прямая трансляция из Лас-Вегаса.

– Что это? – спрашиваю я.

– Подожди, – отец по-прежнему стоит позади Алека.

Его взгляд тяжелый. Если Алек выглядит сочувствующим, то отец – разочарованным.

Я смотрю на видео как раз в тот момент, когда двери распахиваются. Из них вываливаются двое. На одной – сбившаяся набок вуаль, в руке другого – сигара.

Габриэль и я.

В правом верхнем углу экрана мигают красные цифры – встроенные часы системы наблюдения беспристрастно фиксируют компрометирующее время: 03:16.

Я в ужасе наблюдаю за собой. С этого угла выгляжу легкомысленной, почти безумной – смеюсь над чем-то, сказанным Габриэлем. Его руки в постоянном движении, волосы растрепаны. А потом я смеюсь еще сильнее, почти сгибаясь пополам.

Жутковато смотреть без звука.

На экране я неуверенно ступаю на тротуар. Через секунду появляется Габриэль – обнимает меня за талию, и широко улыбается. Даже сквозь зернистое качество съемки видно: он пьян. Мы оба.

Это очевидно.

Мы исчезаем из кадра. Последнее, что видно – подъезжающее такси. Затем видео обрывается.

– Запланированный побег из Лас-Вегаса, да? – произносит Алек.

Я откидываюсь на спинку кресла, стараясь потянуть время, подобрать слова. Но нужных слов нет.

– Решение было принято по пьяни, – говорит папа. – Ты была слишком горда, чтобы признать это?

Я облизываю губы.

– Это не было запланировано. Нет. Но…

– Мой детектив проверил ваши так называемые отношения, – продолжает он. – Вы не виделись месяцами. Не притворяйся, будто у вас что-то было. Нет ни одного доказательства, что вы были вместе.

– Нет. Мы не виделись, – признаю я. Паника набирает обороты, сжимается кольцом в груди, пока они продолжают молча смотреть на меня. – Это была ошибка. Но я пыталась все исправить. Мы уже ведем переговоры с адвокатами по поводу развода, и… и… притвориться, будто у нас настоящий брак, оказалось лучшим решением. По оптике. Для компании. Мы спокойно разведемся, когда все уляжется.

Рот Алека сжимается в тонкую линию.

– Компания. Ты хоть подумала, что он мог жениться на тебе из-за «Контрон»?

– Конечно, думала, – отвечаю я. – Но это неправда. Вы видели видео. Он тоже был пьян.

– Легко подделать, – говорит папа.

– Откуда это видео?

Алек пропускает вопрос мимо ушей.

– Конни, он станет следующим генеральным директором «Томпсон Интерпрайзес»

– Я знаю.

– Конкурирует со своим двоюродным братом.

– Это я тоже знаю.

Алек качает головой.

– Достаточно было получить пару секретов или хотя бы завоевать твое доверие, чтобы использовать это – и обойти брата. Ты ведь понимаешь, как это выглядело бы. То, что тебе казалось пьяной ошибкой, вполне могло быть рассчитанным шагом.

– Это не так. Я была там. Я говорила…

– Хватит, – перебивает папа.

Его голос – резкий, властный. Я не слышала его таким уже много лет, но внезапно мне снова десять.

Он выходит вперед и бросает на стол стопку бумаг.

– Ты разводишься. И делаешь это немедленно.

Я смотрю на документы. Наверху – имя Фрэнсиса Килберна.

– Будет недешево, но это не важно, – продолжает он. – Он не получит ни твою долю в «Контрон», ни пенни из траста.

– Это попадет в газеты, – шепчу я. Голова кружится. – Мы даже не… женаты…

– Это не обсуждается, – говорит папа.

– Послушай… я знаю, он не играет со мной, – произношу я. – Поверь хоть раз. В Вегасе все случилось не поэтому… – я перевожу взгляд на Алека, через стол.

Его глаза становятся еще мягче. Почти жалеющие.

– Кон, – говорит он. – Сегодня утром нам позвонил основатель «Никур».

Глаза распахиваются слишком быстро.

– Что?

– Их переманили «Томпсон Интерпрайзес»

Я перевожу взгляд с брата на отца и обратно. Слова проходят мимо сознания, как сквозняк, но потом задерживаются. Вот в чем причина подобных взглядов.

– Вы думаете, Габриэль к этому причастен?

– Ты рассказывала о сделке с «Никур»? – спрашивает Алек. – Насколько близко мы подошли к подписанию?

Я инстинктивно качаю головой. Но останавливаюсь. Воспоминания прорываются сквозь туман: да, упоминала. Потому что злилась. Потому что Алек исключил меня из переговоров.

Но Габриэль не мог этого сделать. Не мог.

– Все в порядке, – говорит папа. – Ты допустила ошибки. Давай со всем разберемся.

Я смотрю обоих. Но это невозможно. Зачем бы ему идти на такой риск ради одной сделки? Зачем… если только они не правы.

Но в голове не укладывается. Не стыкуется.

– С этого момента, – говорит Алек, – никакой информации о «Контрон», которой может воспользоваться Томпсон. Ни слова. Даже о том, что ты ела на обед.

Я киваю. Раньше слова застревали в горле – теперь их нет совсем. Все, чего я когда-либо хотела, – быть ценной. Быть в команде. Как Алек. Как Нейт.

– Эти бумаги, – говорит папа, стуча пальцем по столу, – посмотри их. Подготовься к переговорам. Он легко не сдастся, но мы будем готовы. Я хочу, чтобы ты освободилась.

Его голос твердый, разочарованный, тяжелый. Каждое слово ложится тяжелым грузом, и от этого хочется заплакать.

Иррационально, да. Но слезы наворачиваются, подступают к глазам. Я прикусываю язык, чувствуя металлический привкус крови. Не могу позволить себе показать это. Не могу дать повод подумать, что я слаба. Хотя, может быть, они уже так думают.

Может быть, это все – и то, как они на меня смотрят, и то, что я сама о себе думаю.

Это как будто канат, по которому шла все это время, вдруг перерезали, и я лечу вниз, в пустоту.

– Конни? – мягко спрашивает Алек.

Я смотрю на бумаги. Думаю: одна проблема за раз. Только так можно выжить.

– Мне жаль, что я солгала о браке, – говорю я, вставая и прихватывая документы о разводе. – Я позвоню в «Никур».

– Не думаю, что…

– Дай попробовать, – перебиваю я. – Хуже не станет.

Они кивают. Неохотно. Зеркальные. Два поколения одного и того же взгляда. Я оставляю их в угловом офисе: папу – в рубашке для гольфа, Алека – в безупречном костюме.

Хорошо, что у папы волосы уже и так седые, думаю я с усталой иронией.

Я добираюсь до своего офиса, прежде чем маска сползает с лица. «Никур». Утечка. Видеозапись. Кто знал?

Мозг лихорадочно перескакивает с одной мысли на другую, мчит с бешеной скоростью. Я заставляю его сбавить темп. Выровнять дыхание.

Затем набираю номер основателя «Никур. Он отвечает на третьем гудке, и в голосе слышна грусть.

– Здравствуйте, Констанция, – говорит он. – Мне жаль.

Я придаю голосу легкость и чуть-чуть веселья.

– Не стоит, – говорю я. – Предполагаю, вы получили отличное предложение от «Томпсон Интерпрайзес».

– Да, – отвечает Джейк. – Это не было… слушайте, это не было заранее продумано. Но когда мы услышали, что вас не будет на финальных переговорах… Честно говоря, я начал сомневаться, насколько «Контрон» вообще ценит нас как партнеров.

Я закрываю глаза. Заставляю себя дышать.

– Констанция?

– Простите, Джейк, – тихо говорю я. – Я понимаю, если вы решили уйти. Но позвольте использовать последний шанс. Обещаю: мы предложим не меньше, чем «Томпсон». Даже больше. Вы знаете меня, понимаете, на что мы способны. И я лично возьму на себя все – каждую деталь, каждый этап. Включая переговоры.

Пятнадцать минут спустя он говорит уже иначе. Более мягко. К концу дня – дает твердое «да».

Я хорошо справляюсь со своей работой. И знаю это. Но почему же тогда кажется, что я – единственная, кто в это верит?

То, как они на меня смотрели… как будто все худшие страхи стали реальностью. Будто я навсегда останусь в их глазах девочкой, которую нужно охранять. Направлять. Держать под контролем. Не взрослой женщиной. Не лидером. Не кем-то, кому можно доверить решения.

И провал… снова провал.

Я смотрю на свою левую руку. Два кольца лежат рядом. Обручальное с изумрудом. Он выбрал его для меня.

Я знала, что не должна чувствовать. Знала.

Но вот я здесь. И будь он проклят за то, что сделал это невозможным. И будь я проклята за то, что позволила. Потому что я чувствую. Чувствую, и я влюбилась. С ним невозможно было держать дистанцию. Габриэль разрушил ее. Сделал возвышение стен невозможным.

И будь он проклят за это.

34. Габриэль

Вечером Конни не приходит домой. Это на нее совсем не похоже. Она не из тех, кто внезапно пропадает на всю ночь, не предупредив. Я пишу ей, дважды звоню – тишина. Пока не становится почти десять вечера.

Конни: Извини, сегодня останусь у Изабель. Совсем забыла сказать.

Я засыпаю один в кровати, которую мы теперь делим. Простыни все еще пахнут ею, но ее самой нет. Без Конни я чувствую себя слишком большим. Словно тело стало излишним, громоздким в тишине. Ночь неспокойна, но, возможно, это цена, которую придется платить за то, чтобы привыкнуть к близости. Я заплачу. С радостью.

Но и на следующее утро она не возвращается.

Я сразу еду в офис. К счастью, мой двоюродный брат сейчас не в городе – значит, ничто не мешает полностью погрузиться в работу. Никаких игривых замечаний, никаких странных предложений «пообедать как семья». Только я и проекты.

И все идет хорошо… до полудня.

Когда он звонит, я не беру трубку. Все идет гладко, зачем портить день? Но что, если это важно? Иногда, редко, мы можем быть вежливыми, даже профессионалами.

Так что все-таки отвечаю, вопреки здравому смыслу.

– Алло, – говорю я.

– Привет, Габриэль, – раздается его голос. Самодовольный, скользкий, вызывающий желание разбить трубку о стену. – Ты проверял почту?

– Нет, – я едва сдерживаю раздражение. – Электронная почта – моя не самая любимая часть дня.

– Ну что ж. Предлагаю это сделать. Я подожду на линии.

Открываю почту. Новое письмо от Джейкоба. Без темы. Вложенный видеофайл. Зернистое изображение, как с камеры наблюдения.

Пять секунд. Столько требуется, чтобы понять, на что я смотрю.

– Джейкоб, – говорю я.

– Знаешь, думаю, мама и дядя тоже захотят это увидеть, – его голос скользкий, как масло. – Потому что это не похоже на стратегический союз. Больше на пьяную ошибку. Без брачного контракта. С возможными убытками для компании, – цокает он языком. – Что не очень хорошо говорит о твоем характере, правда?

– А ты думаешь, это хорошо говорит о тебе? – спрашиваю я.

Гнев полыхает.

– Думаю, журналист из «Бизнес Дайджест» был бы очень заинтересован. Представь: наследники двух конкурирующих компаний Нью-Йорка женятся в Вегасе, едва стоя на ногах от алкоголя. Красивый заголовок, не правда ли?

– Ты не посмеешь.

– Разве? «Томпсон Интерпрайзес» – наше общее наследие, Габриэль. Я просто хочу убедиться, что останется… правильный преемник.

– Публикация навредит обоим. Если ты всерьез об этом думаешь – вот новость: это не ты заботишься о компании.

– А ты, да? – в его голосе слышна ухмылка. – Боже, хотел бы я стать мухой на стене в «Контрон».

– Что ты имеешь в виду?

– Всегда был немного медлительным, да?

Я резко выпрямляюсь.

– Ты отправил видео в «Контрон».

– Конечно. Вчера. Примерно в это же время. Как там твоя жена? О, меня кто-то зовет. Надо бежать. Хорошего дня, братишка.

– Пошел ты.

Он смеется и отключается.

Я до боли сжимаю телефон в руке. Гнев застилает глаза. Я снова запускаю видео.

Смотрю на нее. На себя.

Смотрю на нас.

И не могу понять, где все пошло не так.

Как так вышло, что я совершил лучшую ошибку в своей жизни.

Я снова пишу Конни. Стук в висках мешает сосредоточиться – каждое слово будто пульсирует, бьет не в клавиши, а прямо в череп. После нескольких неудачных попыток сдаюсь и просто диктую сообщение:

Я: Я видел видео. Перезвони или приходи домой. Нам нужно поговорить.

Часы идут. Ответа нет. Часы. Это настолько не похоже на нее – на Констанцию с пунктуальностью и контролем над всем, – что тревога вползает под кожу, садится на грудь тяжелым грузом. Я возвращаюсь домой. В квартиру, которая последние несколько дней уже казалась нашей.

Но там темно. И до боли пусто.

Удается продержаться пятнадцать минут. Затем я набираю ее.

Тишина.

Гудки.

Сброшено.

Я пролистываю список контактов. Останавливаюсь на том, который ни разу не использовал. Никогда не думал, что сделаю это. Что придется.

Я нажимаю «вызов».

Долгие гудки, а потом – голос. Четкий, холодный.

– Коннован. Кто это?

– Это Габриэль. Где Конни?

Молчание. Пауза. Холодная, выжидающая.

– И почему я должен это говорить?

– Потому что мне нужно с ней поговорить.

– Уверен, так и есть, – его голос сквозит сарказмом. – Но это не мои проблемы.

Этот чертов парень. Все, что рассказывала Конни, всплывает в памяти – и гнев кристаллизуется в одну-единственную эмоцию: неприязнь, густую, как гарь на языке.

– Где моя жена? – повторяю я.

Он усмехается. Нехорошо.

– То, что вы подписали бумажку в Вегасе, не делает вас мужем и женой. Для этого нужно больше, чем просто подпись.

– У меня нет времени на нравоучения. Просто передай ей, что я хочу поговорить. Пусть перезвонит.

– Конечно. Прямо после того, как аккуратно доставлю ее к тебе домой, хорошо?

– Прекрасно. Да, мы были пьяны. Да, это была ошибка. Но, может, даже к лучшему. И если уж ты получил видео от моего двоюродного брата…

Он замирает. По ту сторону – тишина.

– Оу. Ты не знал? – спрашиваю я, и горечь дает голосу стальной оттенок. – Удивительно, правда? Он меня не любит, но себя – очень даже. Если бы это был спланированный ход, ты правда думаешь, он стал бы его саботировать?

Пауза. Сжатый ответ:

– Я разберусь.

На заднем фоне слышен резкий женский голос – возможно, Конни. Возможно, ее мать. Слишком далеко, слишком быстро.

– Где она?

– Если захочет с тобой поговорить – она это сделает, – бросает он и вешает трубку.

И вот я снова один. В квартире. В нашей квартире.

Слишком легко представить, какое дерьмо он вылил на нее, увидев видео.

Гнев и бессилие бурлят под кожей, не находя выхода.

Но, по крайней мере, она в безопасности. Просто зализывает раны. Как обычно.

И раньше я считал, что так лучше. Что одиночество – ее способ справляться.

Но сейчас… сейчас не хочу, чтобы она справлялась одна.

Не хочу, чтобы жила в одиночестве.

Наливаю себе бурбон. Сажусь на диван. Жду.

Потому что она всегда возвращалась. Может, не сразу. Может, спустя недели или месяцы. Но она возвращалась – сильная, несгибаемая, настоящая.

И на этот раз тоже возвращается.

Это занимает всего несколько часов.

Но она приходит.

35. Конни

Я открываю дверь в квартиру, которая стала моим домом.

В животе все скручивается от странной смеси страха и предвкушения. Ночь без него была необходима – пространством, чтобы дышать, подумать. Но и чертовски болезненной. Габриэль стал чем-то… постоянным. Как воздух, как кожа. Без него боль ощущается физически.

– Эй? – голос звучит спокойнее, чем я себя чувствую.

Я бросаю сумку на стол у входа, сандалии оставляю на ногах. Холодный пол, пустой воздух – все это чуждо.

– Габриэль?

Шаги глухо отдаются в просторной гостиной, где окна в пол, где диваны выглядят слишком большими для одного человека. Все будто неживое, застывшее. Но пустой стакан на кофейном столике – как маяк.

Он здесь.

Габриэль выходит из домашнего офиса. Лицо мрачное, жесткое, закрытое.

Это не его обычный взгляд. Он всегда светится, улыбается. Но не сейчас.

Габриэль тоже сломан? Или… это настоящее лицо, то, чего я не замечала?

Слов не нахожу. «Играл» звучит глупо.

«Использовал» – слишком больно.

Вина расползается внутри, распухает, бурлит.

Перед кем я должна извиняться? Перед ним? Своей семьей? Перед собой?

Образы отца и Алека всплывают перед глазами, как приговор.

– Привет, – тихо говорю я. – Итак… они знают. Отец, брат. Что наш брак – это… порыв, ошибка. Наверное, скоро все узнают.

Габриэль прислоняется к дивану, скрещивая руки на груди.

– Думаешь?

– Если видео попадет в сеть. Они каким-то образом достали запись с камер.

Не знаю, поверит ли мне семья.

– Габриэль, ты кому-нибудь рассказывал о «Никур»?

Его брови сдвигаются. Морщина на лбу глубокая, тревожная.

– Что именно?

– О сделке, которую мы должны были подписать на следующей неделе, – я начинаю ходить по комнате, энергия рвется наружу. – Потому что «Томпсон Интерпрайзес» пытались их переманить. Откуда они узнали, когда и с кем мы подписываем контракт?

Он молчит.

– Габриэль. Просто скажи правду, – голос дрожит. – Я справлюсь. Что бы это ни было. Только скажи.

Габриэль смеется.

Звук резкий, сухой, как треск стекла.

– Принцесса… конечно, черт возьми, нет.

– Но как…

– Это было общеизвестно?

– Не публично, – я качаю головой. – Нет… Но основатель «Никур» обсуждал это со своими людьми. Наверное, кто-то проболтался.

Он ругается. Это удивляет настолько, что вынуждает замереть.

– Что?

– Это был мой двоюродный брат. Он. Именно он отправил видео твоему брату.

Если я когда-нибудь поймаю Джейкоба – сверну шею.

– Что?

– Он позвонил, чтобы поиздеваться. Признаться, это помогло понять, почему ты не отвечаешь, – он пристального меня смотрит. – Мне не нравится не знать, где ты.

– Мне нужно было побыть наедине, – говорю я. – Он мог отправить это видео всем!

– Не отправит, – отвечает Габриэль.

– Может. И если у него был к нему доступ, кто знает, у кого еще оно есть? Но… – я сглатываю, – уже не важно. Урон нанесен.

Ком вины разворачивается в животе, тяжелеет, как камень.

– Мы должны ускорить бракоразводный процесс. У меня есть какие-то бумаги… надо начать переговоры как можно скорее. Это единственный путь.

– Единственный путь куда? – его голос тихий, но острый, как лезвие.

– Чтобы все исправить, – слова срываются с губ быстрее, чем я успеваю их обдумать. Они звучат резко, болезненно. – Моя семья… они были уверены в одном, а оказалось другое. Они не поверят, если я не покажу, что все это – ошибка. Что ты не пытался переманить «Никур». Что я… я облажалась, но не так, как они думают. Я должна все исправить.

Его глаза становятся жесткими, стальными.

– Прекрати.

– Что прекратить? – я качаю головой и начинаю снова шагать по комнате, кружу за диваном. – Мы должны оставить все позади. Оформить развод цивилизованно. Если хочешь – давай тянуть месяцами. Но, пожалуйста, не надо. Давай поступим правильно, по-доброму… и тогда я смогу попытаться вернуть расположение отца.

– Черт, – я чувствую, как слезы подступают к горлу. – Алек… он больше никогда мне не поверит.

– Принцесса, – голос Габриэля звучит резко, почти с рычанием. Его глаза вспыхивают. – Хватит. Перестань хоть раз в жизни пытаться всем угодить.

Я замираю.

– Что?

– Перестань быть трусихой, – ревет он.

И это… больнее, чем должно быть. Словно пощечина. Холодная, звонкая.

– Ты… засранец, – шепчу я.

Это все, на что хватает слов.

– Может быть. А ты – дура. И я точно знаю, кем из нас двоих предпочел бы быть, – его грудь вздымается. Габриэль не пытается смягчить удар. – У тебя есть шанс построить что-то свое. Не под гнетом семьи, не под тенью братьев и их ожиданий, которым всю жизнь отчаянно пытаешься соответствовать. Но угадай что? Ты никогда не будешь им соответствовать. Никогда не догонишь. Каждый раз, когда ты почти у цели, они передвинут планку. И так будет всегда.

– Это нечестно, – шепчу я. – Это… они – моя семья. Это все, что у меня есть.

– Правда, Конни? Это все, что у тебя есть?

– Да, – вырывается у меня.

А что еще? Не он же?..

– Ты вышла за меня замуж, – выплевывает он. – Признай это.

Я замираю. Сердце колотится так, что кажется, его слышно.

Он… он не может это говорить. Не это. Мы никогда не говорили о чувствах.

Никогда.

Только страсть. Только случайность.

Габриэль разочарованно качает головой. Будто я его подвела.

Снова.

Он идет к двери.