Текст книги "Лучшие враги навсегда (ЛП)"

Автор книги: Оливия Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

5. Габриэль

Утренний воздух прохладен, но на потной коже ощущается горячим. Рядом со мной Эван дышит громче обычного.

Мы давно не бегали вместе. Жизнь стала такой насыщенной – компания, работа, и в эти дни он редко бывает в Нью-Йорке. Мы делаем еще один круг вокруг пруда. В это суток дня Центральный парк принадлежит бегунам и собачникам, большинство скамеек пустует. Ни одно кафе или кофейня еще не открылись.

– Что-то не так, – говорит Эван, поспевая за мной. – Собираешься рассказывать или продолжишь кипеть внутри?

Я выдерживаю паузу, прежде чем ответить:

– Продолжу.

Он усмехается.

– Ну что ж, как знаешь.

Мы бежим молча еще минуту, а потом я со вздохом выпаливаю:

– Кажется, я облажался.

– Существенно?

– Ты же знаешь, я ничего не делаю вполсилы.

– Черт.. Можно ли это как-то исправить?

– Сегодня попытаюсь это выяснить. Может получиться, но есть небольшой риск, что, если все исправить, это станет… широко известно.

– Ох, – задумчиво произносит он. – А ты сможешь жить с последствиями?

Я издаю горький смешок. Тайно остаться женатым на Конни? На неопределенный срок?

Она выцарапает мне глаза, если когда-нибудь предложу такой вариант.

– Нет, – отвечаю я.

– Тогда, наверное, стоит продумать запасной план, на случай, если ошибка все-таки станет достоянием общественности… а потом попытаться ее исправить. Что бы это ни было.

Мы сворачиваем на тропу вдоль пруда, в сторону Верхнего Ист-Сайда.

– Верно. Спасибо.

Он снова усмехается.

– Хотя не думаю, что тебе понадобился мой совет. Обычно ты не такой загадочный.

– Будь это только моя ошибка, я бы поделился.

– Интересно, – произносит он. – Ладно, тогда буду следить за новостями?

Я качаю головой.

– Если дело дойдет до них, значит, я проиграл.

Мы достигаем главного выхода на Верхний Ист-Сайд. Эван остановился в отеле неподалеку. Теперь, когда он живет в Калифорнии и работает в индустрии развлечений, это место перестало бить для него домом. Единственное, чего не хватает по сравнению с Восточным побережьем – это неизменно отличной погоды.

– Спасибо, чувак.

– В любое время, – отвечает он с теплой улыбкой. – Завтра в то же время?

– Да. Кстати, я видел новое шоу, которое вы выпустили в прошлом месяце. «Хранитель Тайны»?

Эван кивает.

– Что думаешь?

– Превосходно. Как вам удалось собрать такой актерский состав?

Он ухмыляется.

– Немного уговоров и упорный труд.

– Поторопитесь с выходом второго сезона, – говорю я.

Эван – основатель и генеральный директор стриминговой компании, стоимость которой сейчас исчисляется миллиардами долларов.

– Совершенство требует времени, – говорит он, отступая. – Удачи в исправлении косяка!

– Спасибо! – кричу ему вслед.

– А если не получится, считай это сюжетным поворотом! – отвечает он с широкой ухмылкой, прежде чем скрыться из виду.

Сюжетный поворот, как же.

Я бегу обратно к статуе собаки. Потребовалось бегло взглянуть на карту, чтобы вспомнить, где она находится.

Я опаздываю на три минуты. Снимаю кепку, откидываю взмокшие волосы, прежде чем снова ее надеть. Если Конни хочет, чтобы я был замаскирован, то застанет потного, раздраженного и в шортах.

Я прислоняюсь к статуе, скрещивая руки на груди и терпеливо жду.

Мимо проходит собачник, держа в каждой руке по три поводка. Бульдог останавливается у моих ног и осторожно обнюхивает, прежде чем его тянут вперед.

Я разминаю шею, чувствуя нарастающее раздражение. Эта чертова неделя должна закончиться как можно скорее.

И тут я вижу ее.

Конни стоит под сенью рощи, в паре футов от протоптанной тропы. По крайней мере, это должна быть она. На ней обтягивающие черные спортивные леггинсы, подчеркивающие изящные изгибы ног, и старая толстовка с выцветшим принтом университета. На голове уже другая кепка «Янкиз». Ни каблуков, пиздаков или платьев.

Любопытно.

Я отталкиваюсь от статуи и направляюсь к ней.

– Это новая версия маскировки?

– Да, – отвечает она, жестом увлекая еще дальше в лесную местность. – Давай, сойдем с тропы.

– А вдруг ты серийная убийца?

– Не серийная, – говорит она и закатывает глаза.

Ее волосы, собранные в хвост, выбиваются из-под кепки. Не вспомню, когда в последний раз видел ее такой. Должно быта, много лет назад…

– Ты выглядишь так же, как в первый год учебы, – говорю я, шагая рядом по свежей траве. – Планируешь провести всю ночь в библиотеке?

Она пристально смотрит на меня краем глаза, как и всегда, когда я упоминаю университет. Не то чтобы когда-либо говорил о той ночи, что мы провели вместе. Это единственная запрещенная тема в подколах.

– Наверное, придется, – отвечает она, доставая из сумки увесистую папку. – Я подготовила все необходимые документы.

– Все ради аннулирования брака?

– Я учла все возможные варианты.

Я качаю головой, хмурясь.

– Это неверный подход. Слишком много предварительной подготовки.

Ее глаза вспыхиваю из-под козырька кепки.

– Что ты имеешь в виду?

– Это, – говорю я, постукиваю по толстой папке, – не похоже на человека, который напился и вышел замуж в Вегасе. Больше на того, кто забыл подписать брачный договор и теперь паникует.

Румянец разливается по ее бледным щекам.

– Верно. Что ты тогда предлагаешь?

– Единственный вариант – сильное опьянение. Это не очень лестно, – говорю я, и от досады сжимается челюсть, – других вариантов нет. Если только ты не хочешь пойти по пути «пока смерть не разлучит нас».

Конни отрицательно качает головой.

– Как думаешь, какие доказательства следует предоставить?

– Минимальные, – отвечаю я. – Каждый из нас напишет письмо длиной в страницу, объясняя судье, что мы находились в состоянии опьянения. Скажи, что ничего не помнишь, соври, мне все равно. Но сделай его проникновенным и убедительным. Готов поспорить, судьи получают слишком много таких в неделю, и все они сливаются воедино.

На мгновение Конни впивается зубами в нижнюю губу, размышляя.

– Верно. А если мы утопим судью в бумажной волоките, скорее всего, нам откажут из принципа. Или из вредности.

– Да, – говорю я.

Мне жарко и слишком влажно, и находиться рядом с ней – и в таком, и в обычном виде – странно. Как-то тревожно.

Я хватаю подол футболки и поднимаю ее, чтобы вытереть лицо. Взгляд Конни падает на пресс.

Интересно. Несмотря на ненависть, она тоже находит меня привлекательным. Я криво ухмыляюсь.

– Нравится то, что видишь?

– Не смеши, – она прислоняется к дереву и открывает папку. – Я собрала кое-что хорошее. Думаю, сокращение некоторых документов и добавление их к письмам может сработать.

– Как тебе удается быть любимицей учителя, даже вне университета?

– А как тебе удается раздражать, даже вне университета? – резко отвечает она, держа в руках документ. – Вот, например этот. Доказательство «А».

Я беру документ. В нем содержится подробный список всех выпитых нами напитков и шотов, а также ее банковские выписки и квитанции.

– Добавь ты свои, – отмечает она, – было бы убедительнее.

– Это делает нас похожими на алкоголиков, – говорю я.

– Но помогает. Посмотри дальше.

Я переворачиваю страницу и пробегаю глазами по хронологии вечера с указанием примерных временных промежутков. Господи.

Она смотрит поверх моей руки.

– Посмотри следующую.

Я стискиваю зубы. Я еще не закончил с той. Конни использовала чертов мелкий шрифт, и моя дислексия¹¹ ненавидит это. Конечно, она в основном ненавидит буквы, но чем меньше шрифт, тем труднее разобрать чертовы символы. Я очень много работал, чтобы построить жизнь таким образом, чтобы не читать крошечные слова в документах. Помощник занимается этим.

– Знаешь, если хочешь сыграть на том, что мы были пьяны до беспамятства, то способность вспомнить каждый напиток подрывает этот аргумент, – я переворачиваю страницу и протягиваю ей папку. – «В 2:47 ночи мы ели гамбургеры и делили картошку фри по-домашнему в «Ин-Н-Аут¹²», – цитирую я. – Принцесса, ты же наверняка способна на большее.

Ее взгляд встречается с моим. Глаза поражают своим цветом, нежным зеленым. Не знаю, замечал ли это раньше, но, стоя под кронами деревьев, это поразительно очевидно.

И они полны ярости.

– Я окончила университет с отличием, – говорит она. – Я чертовски фантастический юрист, и целую неделю работала над делом об аннулированием брака. Сколько времени тебе понадобилось, чтобы прийти к идее с письмом? Просто еще один пример того, что ты плывешь по течению.

Я растягиваю губы в самодовольной усмешке, которую, как знаю, она ненавидит.

– Работай умом, а не силой.

– Боже, не могу дождаться, когда аннулирование будет одобрено, – она качает головой и делает шаг назад, взгляд полон отвращения. – Тогда мы сможем снова ненавидеть друг друга издалека и очень редко вблизи.

– О, да ладно. Раздражать тебя слишком весело. Я никогда не остановлюсь.

– Да, и я это знаю.

Я достаю телефон из заднего кармана.

– Я уже написал письмо.

– Был настолько уверен в своей идее?

Я киваю на ее огромную папку.

– А ты была настолько уверена в своей?

Она хмурится и протягивает руку.

– Отлично. Дай прочитать.

Я отдаю телефон и внимательно слежу за движениями ее пальцев. Я бы не удивился, если бы Конни залезла в почту для какого-нибудь корпоративного шпионажа, но она просто прокручивает вниз.

– Хорошо, – произносит она задумчивым голосом. – Я поняла.

Я ухмыляюсь.

– Это убойное письмо.

Ее губы поджимаются.

– Да, оно имеет свои достоинства.

– Личное, привлекательное, честное, и судье понадобится не больше пяти минут, чтобы его прочитать, – уверенно говорю я. – И оно не скучное.

– Да поможет Бог, если это станет новым стандартом для юридических документов.

– Это не так, но точно не повредит, – я забираю телефон и кладу его обратно в карман. – Уделяй внимание эмоциональным элементам, а не формальностям.

– Почему у меня такое ощущение, – говорит она, – словно ты наслаждаешься происходящим?

Не наслаждаюсь. Единственная хорошая часть этого – куча времени, чтобы ее раздражать. Но я просто дарю Конни еще одну улыбку.

– Это ты втянула нас в этот беспорядок. Я просто добрый самаритянин, помогающий выбраться из него.

– Я?! – восклицает Конни. – Ладно, может быть, свадьба в Вегасе была моей глупой шуткой, но ты настаивал. И определенно был тем, кто хотел этого. Ты бросил мне вызов, прямо у часовни!

Я поднимаю руки.

– В любом случае, ты первой предложила.

– Ты перечислил причины, почему это хорошая идея.

– Я тоже был пьян, – говорю я. – Так что? Будешь работать над письмом?

– Да, но хочу сохранить список выпитых напитков.

– Нужно сделать его менее совершенным, – говорю я, – иначе никто не поверит в то, что это было пьяным бредом.

– Просто включим в дело чеки. Пришлешь свои?

– Да.

– Хорошо, – говорит она и снова кивает. – Отлично. Ладно. Если сделаешь все до обеда, я смогу отправить письмо.

Я снова поворачиваю шею. Головная боль подстерегала меня всю неделю, как тиски вокруг черепа, и я чувствую, как она подкрадывается.

– Отлично. Тогда я посмотрю, смогу ли его подписать.

– Очень смешно.

– Не уверен, что шучу.

– Ты не подпишешь форму аннулирования? Что, хочешь что-нибудь за это?

На ее лице явное недоверие. Которое, уверен, вызвал не только я.

– Может быть, просто хочу услышать, как ты об этом попросишь, – говорю я.

Я ублюдок, что делаю это, когда она так измотана. Но как только документы будут поданы и одобрены, на этом все. Сделано. Закончено.

И я не могу найти в себе силы отпустить ситуацию.

– Я бы никогда этого не сделала, – говорит Конни.

Я задумчиво постукиваю по подбородку.

– Отлично. Тогда признай, что я лучший юрист.

Она усмехается.

– Я не лгунья.

Я поднимаю бровь.

– Скажи, что «Томпсон Интерпрайзес» лучше «Контрон».

– Ладно, теперь ты просто смешон. Ну давай же. Чего на самом деле хочешь?

Я наклоняюсь ближе.

– Назови меня своим мужем, принцесса. Лишь раз.

Впервые за долгое время она, кажется, совершенно потеряла дар речи. Улыбка становится шире, пока я жду, когда Конни приедет в себя.

– Ненавижу тебя, – наконец произносит она. Но затем закрывает глаза и глубоко вдыхает. – Тебе тоже нужно это аннулирование, поэтому просто дразнишь меня. В любом случае подпишешь документы.

– Может быть. Но готова ли ты пойти на такой риск?

– Я уже иду на один, – говорит она, голос полон горечи. – Информация об аннулировании может просочиться в СМИ, и ты это знаешь. Брак уже стал достоянием общественности. Если кто-то следит за аннулированиями…

– Знаю, – говорю я, и эта мысль отрезвляет.

Сохранение произошедшего в тайне, возможно, вскоре перестанет работать. И если это произойдет…

Я не могу думать настолько наперед. Посколько женитьба разрушит Конни. Меня тоже, но я справлюсь. Однако, насколько слышал, семья все еще испытывает ее.

Конни откидывает голову назад, между нами всего пара дюймов. Веснушки покрывают ее нос и щеки, словно рассыпанные по фарфоровой коже звезды.

– Хорошо, – говорит она с издевательской сладостью в голосе. – Ты мой муж.

Дрожь возбуждения пробегает по позвоночнику, и черт возьми, это заводит. Не должно. Но это так. Она. Здесь. Стоящая в облегающих леггинсах и яростью, пылающей в глазах.

– Счастлив? – спрашивает Конни.

– Едва ли. Но я подпишу.

Она прерывисто вздыхает, а затем кивает, словно мы к чему-то пришли.

– Хорошо. Я займусь этим.

– Пришлю свои чеки.

Она делает несколько шагов в сторону, лицо все еще покрасневшее от эмоций.

– Я буду звонить тебе и доставать, если не пришлешь их вовремя.

Я ухмыляюсь.

– Теперь хочу отложить дело на потом.

Она раздраженно качает головой на прощание и поворачивается, чтобы уйти. Я завороженно наблюдаю за плавными изгибами ее стройных ног, упругих бедер, округлой попы, туго обтянутой чертовыми леггинсами, и каштановым с рыжим переливом хвостом, спадающим по спине.

Черт, снова думаю я, проводя рукой по лицу.

Влечение к этой девушке тлело столько лет, что я научился его сдерживать.

Но этими тремя словами она вновь разожгла пламя.

Я подпишу бумаги. Но никогда не забуду, как сладко звучал ее голос, произносивший эти слова.

Ты мой муж.

6. Конни

Я перечитываю письмо в последний раз.

Неплохо. Нет драматичных формулировок или резких выражений, как у Габриэля – он буквально написал, что был «в стельку пьян», – но оно искреннее.

Досадно, что я не могу использовать все те аргументы, над которыми корпела целую неделю. Еще более досадно признавать, что его идея лучше моей. Прямо как во времена учебы. Он опаздывал на занятия, не выполнив необходимое задание, и в качестве наказания профессор задавал каверзные вопросы.

И он безупречно отвечал своим сильным, четким голосом, очаровывая всех в аудитории.

Точно так же он говорил сегодня утром. Назови меня своим мужем. При этом воспоминании под кожей закипает раздражение. Невыносимый человек.

Собираю документы и принимаюсь вносить конечные правки. Он уже поставил свою подпись, и все, что остается, это отправить итоговый вариант. И тогда я буду свободна.

С каждой отмеченной галочкой, с каждым напечатанным словом, в груди становится легче. Я вижу свет в конце туннеля, чувствую, как стихает буря. Я могу выбраться из этого, не беспокоя семью.

Я напеваю мелодию, пока работаю. Сегодня такой солнечный день. Я замечательно позанималась утром. И в шаге от того, чтобы исправить величайшую ошибку в своей жизни..

И у меня сегодня свидание.

Я совсем забыла, что запланировала его больше недели назад, до произошедшего в Вегасе. Он друг Изабель, и вечером мы встречаемся на коктейли. Возможно, он не оказаться тем самым, но мне нужно снова выйти в свет.

Контроль постепенно возвращается ко мне после недели беспомощности. Теперь, когда есть четкий план и согласована цель, я снова на твердой почве.

Телефон загорается от входящего звонка.

Сантехник.

Дерьмо.

Я игнорирую его.

Я так близка к подаче заявления на аннулирование, осталось расставить пару точек над «И». Что бы он ни хотел, это может подождать.

Но тут Захра стучит в дверь резче обычного.

– Войди!

Она плотно закрывает за собой дверь.

– Пожалуйста, скажите, что вы еще не отправили заявление на аннулирование.

Медленно я отвожу руки от клавиатуры.

– Почему?

– Вы этого не сделали?

– Нет, пока нет. Что случилось?

Она кладет ладони на спинку стоящего передо мной стула и глубоко вздыхает.

– Только что звонили из «Нью-Йорк Глоуб¹³». Они готовят материал на целую страницу о вашей вегасской свадьбе, который выйдет на двенадцатой полосе.

– Ты шутишь?

– Боюсь, что нет, – говорит она. – Не знаю, как они об этом пронюхали.

– Можем ли мы это предотвратить?

– Я спрашивала. Они сказали, что это всего лишь звонок из вежливости, и поинтересовались, хотите ли вы прокомментировать ситуацию.

– Нет.

Захра кивает.

– Я сказала, что никаких комментариев.

Что-то внутри меня надламывается. Словно туго натянутая резинка, которую всю неделю растягивали, начинает лопаться, а давление внезапно становится невыносимым. Оно отдается во мне жгучей болью.

Я сосредотачиваюсь на дыхании.

– Ты получила копию статьи?

– Попросила. Они пообещали отправить ее позже, – отвечает она с озабоченным видом. – И были не слишком вежливы.

– Нет, я так и думала, если это редакторы двенадцатой полосы, – я опускаю голову на руки и продолжаю ровно дышать.

«Нью-Йорк Глоуб» – уважаемая газета с вековой историей… и традиция печатать сплетни на двенадцатой полосе столь же стара. Это специфика Нью-Йорка, очень кликабельно, и ее читают практически все.

Определенно, люди из моего окружения.

Телефон снова звонит. Я смотрю вниз и снова замечаю «Сантехник». Должно быть, он получил аналогичный звонок из «Глоуб».

– Я должна ответить, – говорю я Захре.

Голос звучит так, словно доносится издалека. Из-под воды. Открытого космоса. И я никак не могу найти точку опоры.

Она кивает, взгляд положен решимости.

– Скажите, что делать, и я все выполню.

– Спасибо, – отвечаю я, чувствуя, как внутри зарождается неуверенность.

Если бы я только знала, что именно делать.

Я поднимаю трубку, наблюдая, как Захра закрывает за собой дверь кабинета.

– Алло.

– Тебе тоже звонили? – голос Габриэля резок.

Нет ни следа тех высокомерных усмешек, что были утром.

– Да. Они только что разговаривали с моим помощником.

– Что ты сказала?

– Без комментариев, разумеется, – после чего хмурюсь. – А что сказал ты?

На другом конце воцаряется тишина.

– Томпсон? – я спрашиваю. – Что ты им сказал?

– Поблагодарил от нашего имени за поздравления.

– Что?

– Подумай, – говорит он яростным голосом. – Завтра это станет достоянием общественности. Все узнают. Ты уже подала документы на аннулирование?

– Я как раз…

– Подала?

– Нет, еще нет. Не успела.

– Хорошо, – говорит Габриэль. – Подожди.

– Подождать? – но затем я разочарованно вздыхаю, перед глазами мелькают открывшиеся возможности. – Дерьмо. Как бы это выглядело, если бы я отправила документы…

– Да, – отвечает он. – Именно.

– Нам нужно поговорить. Лично. О том, что собираемся делать.

– Твоя семья еще не знает?

– Конечно нет, – шиплю я. – Думаешь, рассказала им, как только мне позвонили?

– Полагаешь, «Глоуб» не проинформирует их напрямую? Есть ли у них внутренний источник, журналист, которому продают истории? Кто-нибудь, способный слить информацию?

– Даже если бы знала, я бы тебе не сказала.

Но правда в том, что я не знаю. Это вполне возможно. Кто-то может прямо сейчас звонить Алеку или отцу, и просить прокомментировать происходящее.

И тогда кот выпрыгнет из мешка.

– Отлично. Но информация может просочиться в прессу еще до того, как завтра она станет достоянием общественности. Нам нужно выработать единую, непротиворечивый версию, – произносит он.

Я поднимаюсь на дрожащих ногах и закрываю ноутбук. Прижимаю телефон к плечу и методично складываю вещи в сумку.

– Я ухожу из офиса.

– Хорошо, – говорит он. – Я уже покинул свой.

– То, что происходит в Вегасе, должно оставаться там, – говорю я.

Голос звучит неубедительно, и я ненавижу это почти так же сильно, как ненавижу сложившуюся ситуацию.

Слабость. Перед Томпсоном.

Он усмехается.

– Не тогда, когда твоя фамилия Томпсон или Коннован.

– Как, по-твоему, «Глоуб» пронюхал об этом? – я натягиваю тонкое весеннее пальто. Меня охватывает подозрение. – Не думаешь, что кто-то из твоего окружения сдал информацию?

– Ты имеешь в виду, сделал ли это я или помощник, получающий шестизначные суммы в год? Нет, мы этого не делали, Конни. Но ты, должно быть, получила помощь в составлении той толстенной папки. Не думаешь…

– Мой помощник никогда бы этого не сделал.

– Твои расспросы могли навести кого-то на след. Запросы чеков? Контакты барменов?

– Мы были предельно осторожны, – резко говорю я, открывая дверь кабинета. – Это мог быть кто-то, кто следит за… списками.

Захра видит, как я прохожу мимо. Я указываю на телефон и беззвучно говорю: «Позвоню позже». Она кивает и делает движение, словно закрывает рот на замок. Я киваю в ответ. Если кто-нибудь позвонит, отклони.

– Должно быть, так оно и было, – отвечает Габриэль. – Свидетельства о браке, в конце концов, являются общедоступной информацией.

Я прохожу через открытое пространство «Контрон», мимо сотрудников и коллег, занятых работой. Некоторые бросают на меня беглые взгляды, но большинство опустили головы и сосредоточились на текущих проектах.

Здесь работают замечательные люди. Люди, которые постепенно прониклись ко мне симпатией на нынешней должности, на которых я полагаюсь, с кем работаю на конференциях, по юридическим вопросам и маркетинговым стратегиям. С кем могу перекинуться парой слов на кухне или пошутить в коридоре.

А завтра они будут видеть во мне предателя.

Паника подступает к горлу, сжимая словно когтистая лапа, перекрывая доступ к кислороду.

Мне хочется плакать.

– …поэтому не думаю, что это будет успешным.

– Что? – спрашиваю я, оставляя позади людей, чье уважение неизбежно потеряю, и направляюсь к лифту.

Габриэль тяжело вздыхает.

– Пытаюсь закончить историю. Ты вообще слушала?

– Была слишком занята, планируя убить тебя во сне, – говорю я, – за то, что втянул меня в это.

Пожилой джентльмен выходит из лифта и бросает на меня долгий, любопытный взгляд. Должно быть, он услышал.

Я дарю ему яркую, слегка расстроенную улыбку.

– Что ж, возможно, у тебя появится шанс, – говорит Габриэль.

– Что это должно означать?

– То, что у нас осталось очень мало вариантов. Нужно тщательно все обсудить.

– Вечером?

– Конечно, – говорит Габриэль. Суровость тона немного смягчается. – С нетерпением жду маскировки. У тебя есть парики?

– Есть кое-что на сегодня. Давай встретимся в… ты знаешь ресторан «Нон»?

– Знаю, – отвечает он.

Бар в Мидтауне достаточно популярен, чтобы требовать резервирования даже для заказа напитков. Они дороговаты, но музыка хорошая, а публика еще лучше. Именно там я должна встретиться с другом Изабель.

– Отлично. Тогда давай встретимся в закусочной напротив, в восемь вечера?

Следует еще одна короткая пауза.

– В закусочной? Ты меня удивляешь, принцесса.

– Я буду в фиолетовом парике.

Я вешаю трубку, сердце бешено колотится в груди. Завтра мой мир рухнет. С каждым словом, запечатанным в «Глоуб», репутация будет таять.

Придется встать перед расстрельной командой. Тремя Коннованами и уважением компании, которой я всю жизнь стремилась служить… и, возможно, возглавить.

* * *

Я несколько часов работаю дома, подпрыгивая каждый раз, когда звонит телефон. Это не отец и не братья. Не журналист.

Когда наконец приходит время, я заказываю такси и прошу отвезти меня за квартал от «Нон». На каблуках, которые выбрала, ходить неудобно, но я более чем привыкла к боли. Она отвлекает от мучительно подступающей тошноты.

Я надела солнцезащитные очки, хотя на улице темно. Выглядит глупо, но если и есть место, где можно позволить себе подобное, то это Нью-Йорк. Волосы заправлены за высокий воротник пиджака. Что касается маскировки, это не самый лучший вариант из возможных.

Но, кажется, меньше, чем через двенадцать часов, она вообще не понадобится.

Я юркаю в маленькую итальянскую закусочную напротив роскошного «Нон».

Габриэль сидит на одном из стульев в стиле ретро, вытянув перед собой длинные ноги и скрестив руки на груди. Темные волосы растрепаны, словно он неоднократно проводил по ним рукой в ожидании.

Он похож на грозовую тучу.

Перед Габриэлем на столе стоит стакан и недоеденный сэндвич. Должно быть, он успел заказать.

Его взгляд останавливается на мне. Глаза расширяются, опускаясь и окидывая взглядом мое коктейльное платье, обнаженные ноги и туфли на каблуках.

– Весьма интересная маскировка, – произносит он.

Я поднимаю солнцезащитные очки. Конечно, на мне больше макияжа, чем утром. Тушь, блеск для губ и кремовые румяна, придающие свежести, которой у меня нет.

Я сажусь напротив.

– Давай поговорим, – говорю я. – Осталась одна ночь, прежде чем все узнают.

Его рука лежит на покрытом винилом столе, а пальцы мягко постукивают по поверхности.

– Что правда, то правда.

– Насколько я понимаю, остается только один вариант, – говорю я.

Голос совершенно спокоен. Я обдумывала это весь день. Потребовались часы, чтобы я смогла признать происходящее. Что, логически, это единственный выход из этой неразберихи.

Габриэль поднимает бровь.

В глазах расчетливый блеск, указывающий на то, что он пришел к такому же выводу.

– Неужели?

– Да, – отвечаю я. – Мы должны притвориться, что брак настоящий.