Текст книги "Изгнанники Эвитана. Том Третий. Вихрь Бездны(СИ)"
Автор книги: Ольга Ружникова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Скорее, второе. Серж действительно вскочил только что. Увидел командира – и кинулся за помощью. А прежде сидел тут, бессильно сжимая сбитые после боя кулаки. Не отводил встревоженных глаз от еле живого друга, напрочь позабыв о раскрытой книге. Всё это время – на одной и той же странице.
– Давно он в таком состоянии?
– Часа два, – успел вперед Сержа Эрвэ. – Прибыл в карете уже после первого обхода стражи. Дошел до казармы и свалился на пороге.
– Его там отравили! – выпалил корнет. – Я должен был поехать с ним, а я...
– Тогда отравили бы вас обоих, – как можно мягче перебил Анри. – Шарль, ты смог определить, что за яд?
– Да никто его не травил! У него припадок – как обычно.
– Да он даже в бреду кричал, что в него яд вливают! – прорычал Серж. – Держат и вливают!
– А еще орал, что его тащат на алтарь! – хмыкнул Эрвэ. – И звал папу, маму и какого-то Диего. У него есть друзья среди илладийцев? Или в Аравинте?
– Ты даже не дал ему противоядие!
– Потому что он – не отравлен! Он думает, что его отравили, а в этом случае противоядие не поможет. Сначала нужно убедить, что он его пьет. Для этого твой друг должен очнуться. А если очнется – и так поймет, что никто в него ничего не вливал. Я дал ему жаропонижающее. Ждем, пока подействует. А пока ждем – мальчишки передрались.
Пока подействует? Анри коснулся бледного лба Ревинтера-младшего. Мда, можно уже лепешки жарить. Толстые такие, квиринские. Хорошо пропекутся.
– Шарль, ты можешь сделать зелье сильнее?
– Это опасно. Он может и не выжить.
– Шарль, врач – ты, но если сейчас не сбить жар – он умрет. Разве что...
Свежая идея – безумнее того похода в катакомбы, но выбора не осталось. Роджер Ревинтер уже ничем не рискует.
– Шарль, свари лекарство. Оно может понадобиться. Серж, побудь здесь. Я быстро вернусь.
– Куда ты?! – вскинулся парень.
– К центуриону.
2
Мерзкая ночь – и новостей можно ждать только самых мерзких. Щебечет о здоровье батюшки и кузин Соланж. Весь в похвальбах неожиданным отпуском Констанс. Где-то в верхних комнатах безотказная Мари укладывает клюющую носом Софи. Или терпеливо выслушивает бесконечные жалобы тетушки Одетты. На дурную погоду, боли в ногах и скверных, неблагодарных родственников.
Пьер на кухне ждет распоряжений хозяйки. А та слушает то ли устаревшие новости, то ли свежее вранье. Запивая разбавленным вином, ибо пить чистое перед целым днем у Алисы – это уже чересчур. Даже для Тенмарской Розы.
Спать уже желания нет. Слушать – тоже, но есть такое слово "надо". Хорошо хоть с взаимными соболезнованиями покончили в первые минуты разговора.
Мог ли отец послать дочерей в столицу – сразу после смерти их деда? Чтобы пристроить одну из них во фрейлины?
Мог, но не до истечения же срока траура. Это даже не шибко сведущей в правилах приличия Ирии ясно. А болтовня о несчастной Алисе, срочно нуждающейся в присутствии родных, и вовсе смешна. Трудно сказать, кого принцесса выносила с большим трудом – покойного дядю или живых родственничков.
И скажите на милость, от чего сбежал из родного поместья Констанс? Прямо на четвертый день столь хвалимого отпуска. Не вынес траура, или местные девы уже открыли сезон охоты? Прямо на поминках, очевидно.
С каким удовольствием прежняя Ирия прямо в лицо спросила бы незваных гостей, какого змея им надо! И сколько всего не может себе позволить племянница и ученица Ральфа Тенмара. Пусть и не самая талантливая.
– Герцогиня Катрин так добра! – Соланж всхлипнула. Почти наверняка – искренне. – Она написала письмо Ее... кузине Алисе...
А папенька Соланж написал письмо еще какому-нибудь будущему покровителю. Или настоящему. Знать бы еще, Катрин шантажировали или просто обманули?
– Дорогая кузина Ирэн, – Констанс в очередной раз нашел предлог взять ее за руку. Прямо под зорким взглядом Соланж. Ладно хоть больше не целует запястье. У него это получается лучше, чем у Алана, но всё равно – надоело. Два нелюбимых кавалера – не слишком только для куртизанки. – Вы окажете кузине Соланж честь представить ее ко двору Ее Высочества?
Алиса – такое же "Высочество", как Ирия – "дорогая кузина Ирэн". Но ко двору она Соланж представит. Лучше уж ее, чем Терезу или Алму. Грош Ирии цена как ученице Тенмарского Дракона – если не раскусит как орех юную провинциальную барышню. Если, конечно, сама Алиса не воспользуется случаем, чтобы наконец избавиться от шпионки их общего дяди.
Ладно, соглядатаек в "курятнике" и без Соланж столько, что одной больше, одной меньше...
– Я совсем забыла: вам тоже письмо, дорогая Ирэн.
Ладно хоть – по дороге конверт никто не вскрыл. Герцогский вензель, вдовья печать. Бедная Катрин...
– Благодарю вас, Соланж. Ваш отец или герцогиня Тенмар просили передать что-нибудь лично?
– Герцогиня Катрин просила передать, что очень вас любит, – Соланж вдруг улыбнулась так искренне, что просто захотелось ей поверить. Леон тоже верил всем улыбкам Полины. – А папа надеялся, что вы поможете мне произвести хорошее впечатление на кузину Алису. Я так плохо ее знаю...
Еще бы – когда "кузина Алиса" жила в родительском доме, никаких бастардов ее дяди, да еще и с семьями, и на порог не пускали.
Но это уже даже не смешно – Ирию Таррент просят научить кого-то производить хорошее впечатление...
– Кавалер Тенье всегда мечтал видеть дочь фрейлиной, – снисходительно улыбнулся Констанс. И подмигнул Ирии. Дескать, причуда любящего отца, бывает...
– Я со своей стороны рада буду помочь, но решать Ее Высочеству.
Сама Ирия не поверила бы ни подобному письму, ни рекомендациям "кузины Ирэн". Вряд ли поверит и Алиса. Впрочем, возможно, не так доверчива и Соланж. А Констанс – так уж точно.
И во что верит кавалер Тенье, пославший дочерей в Лютену на второй день после похорон? В опасность для них? С чего начали – к тому и вернулись.
– Думаю, вы устали с дороги, – Ирия поднялась, вынуждая гостей следовать ее примеру. И надеясь, что поднялась достаточно грациозно. – Мари покажет ваши комнаты. Соланж, я сегодня же поговорю с кузиной Алисой. И, думаю, уже завтра вы будете ей представлены.
3
Черное и белое – на сером полу. Жизнь и смерть среди пустоты и не-жизни.
Девушка скорчилась на боку, подогнув колени и выпустив оружие. Обеими руками обнимает того невезучего парня. Мертвая голова склонена на живое плечо, светлые волосы рассыпались по черноте ее камзола. Подсыхающая кровь заливает обоих – темные пятна на одежде, багровая корка на лицах.
Девушка услышала. И всё сделала правильно. Только это отняло у нее последние силы – не могло не отнять.
Юноша, кем бы он ни был, – мертв. Но его тело могут использовать вновь. А Руносу не вынести отсюда обоих.
Значит – разорвать их объятия, осторожно отнести в сторону девушку. Освободить от ее клинка грудь несчастного. Кем он приходился смелой воительнице? Засохшие дорожки слез на девичьем лице могли бы означать и ужас от свершенного – если б Рунос не видел, сколько вражеских тел оставили на пути она и ее юный... Судя по тому, как не хотел бросать ее одну, – брат или влюбленный.
Откинуть волосы с ее лица. Ненужный жест, но почему-то кажется – они ей мешают.
Больше пятнадцати лет назад отец просил младшую дочь Алехандро Илладийского в жены своему старшему сыну. Девятилетний Алессандро был уже почти влюблен в незнакомую девочку. Но герцог Илладэн отказал. Сослался, что герцогиня Элгэ – еще слишком мала для помолвки.
Он не хотел отдавать дочь в змеиное логово – и оказался прав. Впрочем, до свадьбы дело всё равно не дошло бы. Не успело.
Вот и встретились, Элгэ. У тебя черные локоны. И почему-то кажется, что глаза – цвета летних трав. И ты – храбрая.
Закутать девушку в плащ, отнести подальше от ее друга. Пальцами закрыть ему глаза, положить на веки два серебряных ритена – плата перевозчику подземной реки Ти-Наор. Да и нечисть боится серебра.
Вскинуть посох.
Вспышка пламени.
Всё. Только две полуобугленных монетки тускло и сиротливо блестят на полу. Их лучше забрать. Там они у безвестного юноши уже есть. А наверху их можно схоронить.
Бывший принц Мэнда поднял на плечо бывшую герцогиню Илладэна. Посох их защитит. Но мелкая нечисть – не самое страшное, что ждет на пути. А выбраться – не самое главное, что Руносу предстоит сделать. Возможно.
Если времени не останется... увы.
Глава десятая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Серое-серое небо над головой. Безысходно-мучнистый туман постепенно редеет. В Лиаре такие рассветы бывают часто. Из-за Альварена.
Бездна похожа на Лиар? Возможно. Может, она вообще для каждого – своя?
Туман постепенно рассеивается. Да, Эйда в сознании, жива. И это – настоящее небо! И рассвет.
Творец милосердный, не дай проснуться, это такой хороший сон... Но во сне затылок не печет раскаленной болью!
– Осторожно! – Мокрая, холодная ткань ложится на лоб. Ледяные струйки воды радостно заструились по вискам, намочили волосы...
А лицо Диего закрыло розовеющий горизонт.
– Живая, живая! – хмуро кивает юный илладиец. Губы обметаны запекшейся коркой, багровые потеки на подбородке, царапина на виске.
Диего жив, Эйда – тоже. А...
– Мирабелла спит, – успокоил мальчишка едва не сорвавшееся в пропасть материнское сердце. – Живая и невредимая.
– Можно мне ее?.. – девушка попыталась приподняться. И конечно – неловко.
– Да осторожнее же. У тебя голова рассажена, будь здоров! – не по-мальчишески сильные руки поддержали Эйду.
А взгляду, заметившему безмятежно спавшую на траве дочь (столько счастья сразу не бывает!) девушка и сама не дала померкнуть от боли.
– Тот, с посохом, сказал, что ничего страшного – кости целы. Главное, чтобы грязь не попала. А может – даже вылечит, когда вернется.
"Тот, с посохом" – это кто?
Кто бы ни был – главное, Мирабелла жива!
Эйда, заскрипев от бесконечной, как дорога в тюремной карете, боли, потянулась к просыпающейся дочери. Навстречу счастливому взгляду огромных зеленых глаз...
– Я боялась за тебя... – едва слышно прошептала Мирабелла.
Но у Диего, в придачу к прочим талантам, еще и острейший слух:
– Боялась – а заснула, как сурок.
– Я там боялась! – девочка содрогнулась в материнских руках. А сердечко скакнуло, как у испуганного зайчонка. – А здесь я знала: мама жива!
Эйда покрепче обняла дочь, беспокойно оглядываясь по сторонам. Что это за королевство давно брошенных развалин? И как далеко беглецы от ближайшего города или деревни?
– Что произошло, пока я была без сознания?
Как бы ни было, но сейчас они – в паре десятков шагов от чернеющего в замшелой стене входа. И что-то подсказывает: он – тот самый. И вряд ли уже все кровожадные жрецы успели отправиться в Бездну! И... где одетая по-мужски девушка-воин? Отошла за водой или хворостом? Или...
– Мы вышли, – ответил не Диего, а тот, второй – светловолосый и бледный. Тоже северянин? – Элгэ осталась там...
Что?!
– ...Нам пришлось оставить в подземелье тело моего брата, – левая щека юноши чуть дернулась.
Эйда только сейчас разглядела его глаза цвета зимней ночи. У уроженца Севера. Кто он? И как на том алтаре оказался его брат? Тоже похитили?
– Пока мы искали выход – в мертвого Юстиниана вселился какой-то демон! – сквозь зубы изрек Диего.
Теперь понятно, с чего илладиец сорвался на Мирабеллу. В змеином логове погибла его сестра! И этот Юстиниан. Она, Эйда – никчемная сестра, дочь и мать! – опять выжила, а их родные...
– И потребовал, чтобы Элгэ осталась, – темноглазый блондин яростно стиснул кулаки. И вдруг с силой саданул о ближайший камень. Брызнула кровь...
– У нас не было иного выхода, – сквозь зубы напомнил Диего.
Сердце рухнуло в пятки – если не ниже. Не было выхода – потому что пришлось тащить на руках получившую по дурной голове гулящую бабу! Мирабеллу Эйда просила спасти. Но вот саму бесполезную мать можно было и бросить. Вместо Элгэ.
– Мы оставили ее и ушли.
Не будь с ними Эйды – они сделали бы всё, чтобы отбить сестру и подругу! И если даже это не читается в их глазах – Эйда не настолько глупа.
– Пока мы выбирались оттуда, нам встретился жрец...
Еще один?!
– Не черный! – усмехнулся светловолосый, вновь дернув щекой. – Жрец – потому что с посохом. Сказал, вернется с нашей сестрой... или не вернется вовсе. И велел уходить.
Спрашивать, почему они всё еще здесь, – бесполезно. Ясно, что не уйдут до последнего. Странно еще, что сами не пошли навстречу. Хотя – не могли же бросить беспомощную женщину с ребенком.
А вот Эйде – как бы там ни было – лучше поблагодарить их и все-таки убираться восвояси. Толку от нее – как от змея молока. Помощи – не больше, чем от воробья. А путаться под ногами она будет точно – только напади на них кто-нибудь. И ей нужно подумать о Мирабелле! И...
И своих спасителей Эйда не может оставить здесь на растерзание жрецам, а те появятся в любой миг. Она, конечно, дура и бестолочь, но Диего и его друг – совсем мальчишки. А здесь их возьмут голыми руками. Издали разглядят.
– Лучше отойти к лесу. – Сейчас ее оборвут и вежливо или не очень попросят не лезть не в свое дело. Но молчать Эйда не станет! – Оттуда нам будет видно, а нас – нет. И сюда вот-вот могут прийти жрецы или еще кто-нибудь... – торопливо закончила она.
– Мы собирались дождаться, пока ты... вы придете в себе, – порадовал ее Диего, поднимаясь на ноги. – И идти за Элгэ.
Еще не легче! Судя по имени – та самая Элгэ, старшая сестра Диего, что "как настоящий брат". Но это – не причина, чтобы, не зная тропы, идти в чащу. Полную неведомых шевелящихся тварей. И совершенно реальных жрецов с кривыми ножами!
Эйда уже открыла рот, чтобы объяснить это юному герою... хоть как-то. Но ее опередил брат погибшего Юстиниана:
– Ты никуда не пойдешь. Кто-то должен присмотреть за дамой и ее ребенком.
– Да ты без меня оттуда вообще не выйдешь! – со всем упрямством и отвагой тринадцати лет заявил Диего.
Эйда хотела уже объяснить, что вдвоем они не выйдут еще скорее, но осеклась. После такой подначки даже Леон сунется к гарпии в пасть. А Ирию не остановить и силами двух среднего размера драконов.
– Я не сверну туда, где почувствую опасность. А сейчас – наша дама права. Нам лучше проводить их до леса.
Блондин первым развернулся и зашагал к темнеющей невдали стене деревьев. Эйда с дочерью на руках – следом. Явно ни в чём не убежденный Диего покорно замкнул шествие.
Брели молча. И все полсотни шагов до леса продолжала терзать смутная тревога. Что-то не так. Точнее, не так – всё, но... так бывает, когда в спину смотрят чьи-то недобрые глаза. Когда высокая трава скрывает гадюк. Или когда один не спишь в темной комнате, совсем рядом – ровное дыхание сестер, а тебе кажется, что возле кровати притаился кто-то. И кривит чужое лицо нечеловеческая усмешка. Он тебя видит, а ты его – нет.
– Стойте! – прошептала Эйда, едва шелестящая зеленая тень успела их укрыть.
– Птицы не поют, – еще тише пробормотал сзади Диего. – Опять.
Светловолосый стремительно обернулся к спутникам:
– Впереди кто-то есть...
Ветер играет листвой, а птицы не поют. В лесу беглецов кто-то ждет.
Кто-то.
2
– Дайте мне оружие, – прошептала Эйда.
Будь что будет – но живой она не дастся. Хватит с нее Роджера Ревинтера!
Диего, не глядя, сунул ей один из двух висящих на поясе стилетов. Где взял – у светловолосого? А тот сколько оружия с собой таскает? Или всех снабдил "тот, с посохом"?
– Отходим в том же порядке, – блондин и без того двигался по-кошачьи осторожно, а сейчас и вовсе превратился в неслышную тень тени. Неслышная – и ступает по камням, чтобы не примять траву. Кто его этому научил?
А кто учил Диего?
– Уходим... – неожиданно прошелестела Мирабелла.
В мертвой тишине ее отчетливо расслышали все три пары ушей. И хорошо, если только три!
И не меньше трех пар глаз уставились. Эйда вздрогнула – взгляд дочери заволокло дымкой. Где бы она ни была, но точно не здесь!
Диего второй тенью скользнул к девочке, гибким движением склонился к ее уху. Черные волосы стекли по плечу Мирабеллы, по запястью Эйды...
Девушка невольно крепче обняла дочь – словно защищая.
– Куда? Он говорит – куда?!
– Он сказал... – девочка вздрогнула всем тельцем, и у Эйды едва не зашлось сердце.
Кто бы ни был "он"... скорее всего, "тот, с посохом" – неужели нельзя "заговорить" со взрослым? Почему именно ее маленькая дочь?!
– Он сказал... идти краем леса. Я... вижу... – Мирабелла, как во сне, повернула головку, вытягивая тоненькую ручку.
Как во сне? Она и спит! И видит отнюдь не детские сны...
– Идем! – светловолосый опять возглавил группу. – Диего, если что заметишь – не строй из себя героя, говори!
– Знаю – не дурак! – всё так же шепотом огрызнулся мальчишка.
Зеленая кромка леса – как край болота на грани с трясиной! Слева – топь. Справа – открытое поле, куда и загнали... дичь.
Пограничье лесной тиши. Несвойственное весенней чаще безмолвие. Зеленеют травы под ногами, розовеет небо в просвете нежно-изумрудной листвы. И так остро ощущается каждое дуновение ветерка!
Тихо и красиво – как в сказке. Сказки часто прекрасны... а еще чаще там драконы и прочие жуткие чудища едят половину героев. Без дальнейшего воскрешения. Творец всемилостивый и всепрощающий, спаси хоть Мирабеллу!
Еще бы не кружилась голова! Попытавшись поудобнее перехватить дочь, Эйда пропустила под ногами коварный камень. И едва не рухнула на колено.
Конечно, кто же еще может всех подвести, кроме нее? Она всегда была всего лишь никчемной дрянью! Хилой и бестолковой слабачкой.
Светловолосый жестом предложил забрать ребенка, девушка отрицающе мотнула головой. Пара мягких теплых листьев ласково скользнули по щеке.
Если придется драться, воин – светловолосый, а не Эйда. Груз должен нести самый бесполезный.
Только бы в обморок не сверзиться! Трава пахнет так одуряюще, или просто уже совсем плохо?
Ноги заплетаются вовсю. Пятнистый туман и душная одурь. Травы пахнут сном, от которого нет пробуждения...
Смуглые жители лежащей за Южным морем Хеметис всегда кладут травы в пирамиды гробниц. Последний подарок мертвым. Чтобы подземный перевозчик Сет сразу нашел их. А те, кто посмеет осквернить покой гробницы, не покинули ее живыми. Присоединились к сонму вечных слуг родовитого умершего.
Эйду отправят служить отцу или сестре – ведь она не спасла их. Она искупит вину, обязательно...
Там темно, в этом подземном мире! Вот река, но почему на шее такой тяжкий груз? Грешную дочь лорда Таррента посчитали недостойной искупления и теперь просто утопят?
Дочь... Где Мирабелла?!
– Змеи! – сквозь зубы выругался светловолосый (Сет? Ти-Наор?), подхватывая ослабевшее тело Эйды.
Почему его едва слышно? Он не хочет тревожить покой достойных из-за недостойной? Неважно... Он здесь, а значит – ее путь окончен.
Лицо Ти-Наора заслоняет черное небо, глаза горят агатовым огнем, а лицо и волосы – белее льна. Или это уже кажется? Белого – нет, есть лишь черное и темно-алое. И огненные вспышки боли в клочья рвут голову! А еще – грохочет в ушах дикий шум:
– ДИЕГО!
Кто такой Диего?
Цепкий, тянущий на дно груз стащен с шеи, но слишком поздно! Эйда уже тонет...
– Диего, возьми ребенка. Проклятие, что на этот раз?!
Диего? Илладиец? Что здесь происх...?
Багровое золото расплавленного огня исчезло. Навалилась бездонная чернота – тяжело, слишком тяжело! – сдавила и смяла...
3
Огонь! Он выжигает чуму и гнилую плесень! Очищает...
Дым... Нет – просто предрассветный туман. Влажный, полупрозрачный. И замшелая скала перед носом.
Жесткая земля под боком впивается сквозь тонкую ткань плаща и одежды. И еще один плащ сверху – ее собственный.
Какое бездонное нежно-розовое небо над головой! На что похоже это странное облако? Прямая линия? Древко стрелы? Замершая в линию змея перед прыжком?
Где Юстиниан? Диего с Октавианом?! А заодно – светловолосая девчонка с дочерью?
Никого из них поблизости.
Кстати, куда подевался покойный супруг? И как сама Элгэ вдруг оказалась на воле? Лежа возле очередной, насквозь проросшей мхом скалы.
Можно, конечно, предположить, что добив вернувшегося с того света мужа (если это не привиделось в бреду!), илладийка неведомо как выбрела из подземелья. Ни на миг не ошибившись в выборе дороги. И по пути ничего не свалилось на голову.
А потом Элгэ поплелась куда-то еще, забрела на очередную "улочку" каменных развалин. И уже здесь вполне могла рухнуть надолго. Хорошо – не навсегда.
Только откуда взялся совершенно чужой плащ, услужливо подстеленный под ее бренные кости?
Ладно, решим эту загадку позже. Равно как и выясним имя благодетеля, принесшего Элгэ сюда. Можно, конечно, предположить, что это Диего и Октавиан. Но во-первых: куда они делись потом? А во-вторых: ни у одного не было такого плаща. Не пройдет даже вариант "обобрали некоего покойника". Потому что жрецы все как на подбор были в сутанах.
Что за шум вдали? Будто полк солдат...
И чего это она сама тут разлеглась, а?
Вот змеи!
Еще не совсем соображая, девушка едва успела прильнуть к серому плечу скалы – с головой ныряя под того же цвета плащ. Сейчас бы разумнее отползти – хоть вон за те камни! Но почему-то туда вовсе не хочется... Значит – и не нужно. Кого именно стоит опасаться – змей или людей – проверять не будем.
Шаги за теми самыми камнями простучали мимо. Серые глыбы – на глаз выше ее роста. Но это еще не значит, что их нельзя обойти. И тогда – девять против десяти – Элгэ заметят.
Привычного кинжала за поясом нет! Сердце едва не зашлось. Целый миг Элгэ вспоминала, что оставила оружие в корчащемся теле очередного змеиного жреца. Одного из...
Совсем дура – если ощущение жестких ножен в сапогах стало столь привычным? Как ты умудрилась забыть, что там что-то лежит?
Раз – стилет, два – стилет. Хорошо, что запаслась заранее. Хорошо, что ты – умница... хоть и дура временами. И просто замечательно, что тебя, горе-вояка илладийская, никому и в голову не пришло обыскать!
Негромкая ругань. Шаги за серой скалой. Грохочут шагах в трех. Приглушенные голоса не слышны – в отличие от мерно топающих сапог.
Равномерно стучат каблуки. Сколько их там – двадцать, тридцать, сорок? И во имя Творца всемогущего и всемилостивейшего – кто они такие? Ругаются на вполне человеческом языке – ничем потусторонним не веет. Но почему же тогда такой ужас охватывает при мысли, что заметят?
Если обнаружат – прихватить в Бездну одного из сапоговладельцев Элгэ успеет. Но как же не хочется умирать именно сейчас! Даже не зная, выбрались ли братишка и Виан. Умирать – когда позади и змеиное подземелье, и демон, захвативший тело бедолаги Юстиниана!
Девушка поежилась. Меньше всего хочется на тот свет снова – уже увидев солнце и глотнув свежего, бодряще холодного воздуха. Не теперь!
Она – не истеричка и не сумасшедшая. Жизнь доказала это. Тогда что происходит? Придется вновь поверить себе. Хищный зверь – понятнее потусторонней твари, но вряд ли умирать от его клыков и когтей слаще.
Прошли. Мимо. Куда? К подземелью или от него? Если "к" – у Элгэ нет ни пистолета, ни арбалета. Даже шпага осталась в груди Юстиниана. Но илладийка вполне сносно умеет метать стилеты. Или швырять камни – когда сталь кончится. Вон их сколько под ногами...
Диего и Октавиан, возможно, еще там. Значит – Элгэ должна проследить за невесть откуда взявшимися новыми врагами. Говорящими по-эвитански и обутыми в обычные воинские сапоги на низком, широком каблуке.
Представь, что ты – тень, илладийка. И танцуй!
Она решилась отделиться от камней, лишь когда последний из предполагаемых "солдат" (наемников, дезертиров?) удалился по ее расчетам шагов на сорок. Хотя – какие дезертиры? Девять из десяти можно ставить на вполне определенный вариант. Прекрасно известно, кто пришел сегодня к развалинам с утра пораньше!
Облако пыли безошибочно указывает путь пока еще не точно вычисленных врагов. Илладийка заскользила средь пепельных камней. Судя по ландшафту – движутся незваные гости в центр бывшего города. Все-таки в подземный храм змеебога!
Придется решиться на небольшой риск. Совсем небольшой. Наверное... Подобраться настолько, чтобы увидеть их. В конце концов, кто не рискует... тот не погибает по дурости.
Возможность представилась шагов через пятнадцать – отряд остановился.
Сливаясь с льдистым камнем и пепельно-серым мхом, девушка шагов с сорока осторожно глянула на врагов.
Всё верно. Вышли к центру. У той самой скалы. Теперь Элгэ ее ни с какой другой не спутает – вон кривая осина слева. Возле которой теперь больше нечего делать, и куда совершенно незачем было идти. Не для того же, чтобы полюбоваться личным гарнизоном графа Мальзери – министра иностранных дел, члена Регентского Совета и прочая, и прочая...
Нестерпимо хочется дико расхохотаться.
Да, кое-кого из тридцати с чем-то солдат Элгэ знает в лицо. В лица. До смешного сейчас ошарашенные. А с какими еще любоваться абсолютно ровной, пока даже не поросшей мхом плитой? Наглухо закрывающей вчерашний вход в подземное капище!
Змеи! Где же Диего и Октавиан?!
Часть четвертая.
И янтарные очи дракона
Отражает кусок хрусталя.
Мельница.
Глава первая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Кто тут говорил о вдруг появившемся воинском чутье? Уже оборачиваясь назад – за долю мига до смертельного броска! – Элгэ знала: не успеет. Точнее, успеет – метнуть во врага смерть, прежде чем собственная насквозь пронзит ей горло! Бледно-серым свинцом пуль, трехгранной болью стилета, алой расходящейся раной кинжала – любое оружие успело бы настичь. Если бы...
Если бы бесшумно появившийся за ее спиной незнакомец собирался убивать.
Южные темные глаза, иссиня-черные волосы, угольно-черный камзол, посох в узкой смуглой руке. Барс. Горный хищник – непонятно зачем взявший оружие стариков.
И нет плаща. Еще бы – незнакомец ведь укрыл им вынесенную из пещер, едва не расставшуюся с жизнью девчонку.
Элгэ медленно опустила стилет.
2
– Что происходит?
Более дурацкого вопроса она задать не могла! Действительно – что происходит? Юстиниан погиб, жрецы – тоже. Над ними возверзлась каменная плита. А ее создатель стоит сейчас рядом с задающей глупые вопросы южанкой.
Что еще забыла? Ах да – толпящихся возле скалы убийц. В темной одежде без родовых знаков. Зато с выправкой кадровых военных.
– Кто ты? – поправилась девушка. – Где Диего и Октавиан?
И Эйда Таррент с дочкой.
– Идем! – велел он.
И Элгэ пошла.
3
Конечно, никуда они не ушли. И даже что убрались с людного места – заслуга не мальчишек, а светловолосой девушки, показавшейся Руносу самой хрупкой и беспомощной. Не считая ее дочери. Впрочем, он и насчет Мирабеллы, как выяснилось, ошибся.
Диего разом превратился в одни лучащиеся счастьем глаза и с разбегу кинулся обнимать сестру. Хорошо хоть – без восторженных криков.
Младший сын графа Мальзери тоже в первый миг рванул к... боевой подруге? Кузине? (На жен братьев так не смотрят.) Но на полдороге запнулся. Чтобы прожечь невесть откуда взявшегося незнакомого спасителя горящим взором недоверчивых глаз. Интересная смесь благодарности с подозрением. Сам бы так смотрел на его месте.
Спасение просто так с небес не валится. Герцогиня Илладэн и новый виконт Эрден шли в змеиное подземелье за братьями. А вот за кем странный незнакомец? И кто он для начала такой?..
Рунос невольно усмехнулся.
Для разговора, что сейчас предстоит, больше подойдет дом. Огонь очага, веселый треск поленьев. Дождь за окном... Вот он – особенно уместен! Смоет следы. Схоронит умерших. Размочит пепел. И очистит старые развалины от древней мерзости, вызванной слепцами и глупцами. Спятившими от властолюбия и фанатизма.
Оказаться бы в таком доме, задвинуть ставень! Не для тепла – от непрошенных гостей. Как говорила мама: "все свои дома".
У Алессандро когда-то были мать, дом и "свои". А теперь осталась лишь память, что заставляет просыпаться с прокушенными в кровь губами. И знание, без которого старший сын свихнувшегося герцога Мэндского был бы сейчас там, где его мать, сестры и брат.
Память, знание. И те, кто ждут ответов. Потому что без них умрут быстрее, чем с ними.
– Уходим. О лошадях пока можете забыть – они порвали привязь. Прошу прощения, – склонил голову служитель Матери-Земли, – что не могу представиться. Прежнее мое имя приказало долго жить, а нынешнее вряд ли много обо мне скажет. Полагаю, спасение герцогини Илладэн...
Октавиан аж за стилетом потянулся (думает, что незаметно) – от столь наглого раскрытия инкогнито спутницы,
– ...послужит мне достаточной рекомендацией.
– Да, сударь.
Будет следить в оба глаза – и зря. Лучше бы за лесом наблюдал.
Птицы примолкли – и это тоже зря. Но ничего – те, кто впереди, не заметят постороннего присутствия, или зачем здесь Рунос?
– Держитесь рядом со мной. Дальше трех шагов не отходить.
Герцог Илладийский и получивший этой ночью новый титул виконт согласным усилием подняли: старший – дочь лорда Эдварда Таррентского, младший – внучку.
Всё правильно. Руки Элгэ должны быть свободны. Во-первых, она – женщина. Во-вторых – лучший воин из троих, кому Октавиан доверяет.
Молчаливый лес и четыре пары глаз. Можно смотреть в строгие очи Элгэ, можно – в недоверчивые Октавиана.
А еще – полно вопросов у самого Руноса. Больше всех наверняка знает девушка-северянка, но читать мысли он так и не научился. А по-другому лежащую в обмороке не расспросить.
А вот молчания малодоверчивого юноши хватило ровно на десяток шагов. Не выдержал первым. А Рунос ставил на Диего.
– Свое имя вы назвать не желаете. – Полушепот может быть ледяным. Кто не верит – пусть пообщается с юным Мальзери. – Но вы наверняка знаете, кто эти мерзавцы.
"И что вас с ними связывает?" – наверняка просилось на язык. Но слава Матери-Земле – не попало.
– Часть – люди вашего отца.
Парень, несмотря на всю выдержку, изменился в лице. Рунос пожалел, что не прикусил язык.
– А остальные – жрецы некоего южного культа. Поклоняются на редкость мерзкому изображению змеи. И как вы успели заметить – приносят человеческие жертвы.
Птицы всё еще не поют. Слышны лишь хруст сухостоя под ногами и собственный голос. А сейчас и вовсе хочется замолчать! И никакая сила не заставит оторвать взгляд от темной листвы впереди.
Двенадцатая весна, что он живет один за шестерых. Октавиан Мальзери отныне тоже будет жить за себя и за брата. Но даже он не должен сейчас видеть глаза бывшего Алессандро из Мэнда. Глаза, что сейчас вместо леса любуются лишь мокрым маревом с ломаными черными росчерками.
– Я знаю... – Конечно, если кто и знает – то юный герцог Илладэн. – Нас привязали по парам и опоили какой-то дрянью. Это "обряд перехода силы".
Ого! И где же тебя такому учили – неужели дома? Под руководством семейного ментора...
Боль таки отступила – то ли исцеленная вернувшимся пением птиц, то ли Рунос сумел побороть себя. Надолго ли?
– Ваша светлость поделится источником столь любопытных сведений?