Текст книги "Изгнанники Эвитана. Том Третий. Вихрь Бездны(СИ)"

Автор книги: Ольга Ружникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

И еще – только бы не видеть смерть дочери! Только бы... Творец не может быть жесток – он не такой, как люди! Даже для последней грешницы он найдет в своем сердце хоть толику милосердия, а Мирабелла ни в чём не...

Эйда молилась, крепко зажмурив глаза. Всю дорогу, пока возок трясло и подбрасывало на ухабах.

А когда лошади остановились – едва не потеряла сознание...

Яростно-зеленые глаза и отчаянное лицо сестры – первое, что увидела Эйда, когда ее вытащили из кареты.

И – облегчение на этом лице. Ирия походила на струну – миг назад натянутую до предела. А теперь – отпущенную на волю.

– Творец в своем милосердии не пожелал осквернять стены аббатства подобной...

– Клешни убери, вобла сушеная! Без тебя обойдемся!

Монахиня вмиг оказалась где-то сбоку. А Эйду подхватили сильные руки сестры.

Ирия крепко обнимала исхудавшее тело Эйды, грозила набить морды всему Амалианскому ордену. Клялась, что больше никому и никогда не позволит обидеть "свою маленькую сестренку", даже если они все...

Вскоре Эйда узнает, что Ирия насмерть перессорилась с отцом, мачехой и братом, требуя возвращения сестры.

А тогда, во дворе родного замка, Эйда вдруг отчаянно, пронзительно поняла, что полтора года, разделяющие их с Ирией, превратились в столетия. В неодолимую пропасть.

Сестра никого не предавала. Из-за нее не умирали люди. Она не бросала на произвол судьбы собственное дитя...

И в ее четырнадцать так и осталась в мире, где люди делятся на своих и врагов. А все беды решаются с помощью честной драки.

Ужасы последнего года не сломали, а закалили отчаянную, бескомпромиссную Ирию. Она осталась прежней – только сделалась сильнее. А Эйда так и не вернулась...

Ничто и никогда не вернет честь, доброе имя, возможность хоть изредка (хоть раз в жизни!) видеть собственного ребенка! Никогда больше она не посмеет честно смотреть людям в глаза. Отныне и навсегда – позор семьи. Шлюха, приживалка, не вышвырнутая за порог только из милости.

Отныне и навсегда – никто.

Хуже. Ничто.

Нет, еще хуже. Грязная тень на честном семейном гербе Таррентов.

4

... – Я им сказала: если тебя не вернут – я тоже опозорю семью! Поклялась Творцом, что опозорю. С первым же попавшимся конюхом, что согласится.

Эйда никогда не поверила бы в подобную угрозу. Ирия – слишком горда для такой мести.

Но отец с Полиной и Леоном – поверили. Папа поверил... Даже он.

Если в семье одна падшая дочь – почему второй не повторить ее судьбу? Кровь ведь общая...

– Эйда!

Она вздрогнула, поспешно оборачиваясь. К Ирии... и к Карлотте никто не подошел бы незаметно, а вот к ней...

Он окликнул Эйду с расстояния двух шагов. Ее спаситель. Тот, кто отвел от груди Эйды нож Карлотты. Там, в слепящих снегах, под злой луной.

Он спас Эйду. Без него она давно была бы мертва. Почему же так трудно ему поверить?

– Да, сударь?

Воспитание, вбиваемое с рождения, не позволяет и не позволит обращаться к этим людям по имени, как они просят.

– Что тебе открыло Зерцало Истины?

Название из сказки. Доброй, не имеющей ничего общего с реальностью.

Кто они? Этот человек зовет себя Учителем, но чему и кого он учит? Тех, кто носит длинные белые одежды и просит называть себя по именам?

– Ничего... – Эйда покачала головой. С трудом, но сдерживая слезы. – Это ведь не значит, что с ней что-то случилось?! – заледенела девушка.

– Нет, Эйда. Это значит лишь, что в тебе нет Силы.

– Чтобы это узнать, не нужно второй месяц смотреть в Зерцало... – девушка горько опустила голову. – Во мне никогда не было никакой Силы.

– Силы нет, – согласился Учитель. – Но есть еще твой материнский инстинкт. Что он говорит тебе?

– Что моя дочь жива... – Одна слеза все-таки вырвалась. Ползет по щеке. – Больше ничего...

– Ты сможешь узнать ее, если увидишь?

Сможет ли мать узнать собственного ребенка?! Да, да, да!!!

Но... как? А если – нет? Как узнать ту, кого ты никогда не видела?!

– Смогу...

Потому что если – нет, то дальше жить незачем...

– Подумай хорошо, Эйда, – знакомые нотки в мягком голосе. До боли знакомые.

"Подумай как следует, Эйда, не ты ли разбила мою любимую вазу?"

"Зачем ты признаешься? – спросила как-то Иден своим тихим, тоненьким голоском. – Мама так говорит, когда ничего не знает. Если б знала – влепила бы пощечину сразу".

– Да, узнаю, – уверенно подтвердила девушка. Не опуская глаз под проницательным взглядом Учителя.

Странные, чуть суженные глаза. Как у змеи...

– Сестра Марта поможет тебе собраться. Завтра мы едем искать твою дочь, Эйда.

– Вам известно, где она?! – на полдороге к двери окликнула его девушка. Все-таки решилась.

Он чуть поморщился... или показалось?

– Известно.

Плотно закрылась дверь, щелкнул замок. Эйду запирают "для ее же безопасности" – так сказал Учитель.

Скоро придет сестра Марта. Они здесь все – братья и сестры. Как в монастыре. Даже называют себя Братством.

Как Учитель смог узнать, где дочь Эйды? Сам посмотрел в другом Зерцале? Он говорил, что зачарованное зеркало – единственное в своем роде. Но Карлотта тоже тогда уверяла, что дочерей не ждет ничего, кроме "выгодного брака".

Во всяком случае, от нее "Учитель" ничего узнать не мог. Карлотте удалось скрыться. Еще там, в Лиаре...

Девушка забралась на узкую кровать, зябко обняла руками колени. Одну привычку Ирии старшая сестра все-таки переняла. Жаль, не самую нужную.

Эйду зазнобило – от тревоги, от предчувствия очередных неотвратимых перемен (к лучшему ли?), от невозможной надежды... И от понимания – ничего в подлунном мире не делается просто так.

Эти люди чего-то хотят от Эйды... или, скорее, от Мирабеллы. Потому что на свой счет старшая дочь Эдварда Таррента не обманывалась никогда. Беспомощна и бесполезна абсолютно. Обуза. Да, довольно хороша собой. Но не настолько, чтобы кто-то хоть пальцем пошевелил ради ее благосклонности. Получить ее тело легко и так. Она не сильнее любой другой бестолковой девицы. А ее чувства отродясь никого не интересовали. И вряд ли заинтересуют – раньше Южное море замерзнет.

Что им нужно? В глазах "Учителя" сегодня промелькнуло... проскользнуло... Подходящее слово, змеиное.

Но эти люди, кто бы они ни были, – единственный шанс. Другого нет. Им, в отличие от Карлотты и леонардитов, Мирабелла хоть нужна живой!

Сила... "Учитель" не в первый раз говорил о ней. Увы, Эйда – не банджарон и даже не шарлатанка. Нет у нее никакой Силы. И взяться неоткуда.

А притворяться можно и не пробовать – чего точно никогда не умела, того не умела. Да и зачем изображать уличную гадалку... если как раз нужна настоящая Сила! Настоящая помощь.

И... Эйда действительно сначала поверила, что Зерцало поможет. Почти как в сказке. В доброй сказке, где всё всегда кончается хорошо. Или хоть что-то.

Куда они отправятся? Искать Мирабеллу... или просто Эйду опять решили сбросить с доски – как бесполезную фигуру? Смертника.

Хуже. От смертника в игре есть хоть какой-то толк.

– Творец, если ты есть... – беззвучно прошептала девушка, – дай мне увидеть и узнать ее, прежде чем меня убьют. Клянусь, я тогда умру счастливой и больше ни о чём не буду тебя молить! Творец, будь милосердным!..

Глава седьмая.

Квирина, Сантэя. – Эвитан, Тенмар.

1

Помост плывет над людским морем. Над грязной человеческой лужей.

Помост выставляет на обозрение восторженной толпы четверых гладиаторов. Точнее – троих и одного.

Сержа после кровавых роз Тенмар от жребия отстранил – на неопределенное время. С одной стороны – хорошо (если не быть эгоистом). А с другой – в компании Эверрата и Керли больно уж неуютно.

– Да здравствует Анри Отважный!

Ну, от Тенмара чернь не дождется ни взгляда, ни жеста. Здесь у сантэйской черни и некоего Николса – шансы одинаковые.

– Слава Раулю-Здоровяку!

Керли даже не поморщился. Ему всё равно. Не как Анри – тот просто заставил себя привыкнуть. Еще бы – если когда-то Катрин Тенмар родила не двух близнецов, а трех. Первым вылетел Долг, а уже потом – Анри.

– Да здравствует Конрад-Красавчик!

Чернь жестока. До восстания Тенмар считался одним из самых блестящих кавалеров. Но с сединой подполковник выглядит куда старше своих лет, а Эверрат сейчас – в расцвете красоты. Еще года три назад Роджер обзавидовался бы... Как когда-то – Тенмару, Всеславу, Игнасио Веге...

– Да здравствует Роджер Тощий!..

Спасибо, ребята, вы – добрые... Почти как товарищи по казарме.

– Пролейте сегодня кровь! Во имя императора!..

Этого императора презирают меньше предыдущих.

Роджер украдкой огляделся – не видел ли кто, как он вздрогнул при слове "кровь"?

Конечно, заметил Эверрат. И не преминул презрительно скривиться.

Ревинтер поспешно отвернулся, мечтая провалиться сквозь землю. Или исчезнуть. А еще лучше – не быть!

– Эй, Николс, кровь – это ведь по твоей части?

Ну всё, теперь ехидный язык Эверрата не оставит самого бестолкового из Ревинтеров в покое.

– Конрад! – одернул подчиненного подполковник.

Роджер чуть усмехнулся. Тенмар – враг жесточе прочих. Его оружие – благородство.

– Пролейте кровь!.. Во имя...

Каждым безопасным боем на арене Ревинтер-младший обязан Анри. Первый же поединок с гладиатором-неэвитанцем Роджеру не пережить.

Что напишут на надгробии? Да ничего на общих могилах не пишут. А уж на выгребных ямах... Впрочем, нет – такого не допустит Тенмар. А вот Эверрат -спокойно. Как и отец – в отношении любого врага.

"Вот и конец Николсу – мерзавцу и мрази", – скажут эвитанцы. Кратко и справедливо. И до последнего слова верно.

"Кровь"... Роджер видел столько кошмаров, что научился их сортировать. В одних он нечеловечески мерз или умирал от невыносимой жары на раскаленных камнях. Реже (к счастью) снилась трясина. Безбрежная, омерзительно хлюпающая зловонная жижа затягивает по пояс, по грудь, по горло... Лезет в отчаянно сжавшийся рот, в уши, в нос... Мешает дышать! Залепляет глаза...

Грязь!

В детстве Роджер знал, что никогда не выберет военную службу. Как раз тогда по Лютене гремели ужасы о зверствах квиринских дикарей-наемников – на восточных окраинах Эвитана. Маленький Джерри ночами не мог спать. И искренне не понимал, как так можно? Они же люди!

Хотя уже знал, что люди тоже бывают разными. Даже самые близкие. Знал, но изо всех сил пытался от этого спрятаться. Не замечать. Жить – будто в его жизни чего-то не было вообще.

... Он ничего не видел! Ему тогда было три – в этом возрасте дети еще ничего не запоминают. И не понимают. Только путают и придумывают.

И потом, отец Роджера – не квиринский варвар-наемник. Он – не мог! Просто лестницу недавно вымыли. Проклятая змеиная лестница была скользкой! Мама упала сама. Отец просто не успел подхватить. Просто...

О наемниках Роджер услышал, когда ему было шесть. Почему именно тогда он отчетливо понял: было? Не привиделось. И ничего он себе не придумал. Кроме спасительной лжи о собственном отце, потому что иначе... не смог бы простить! А та лестница никогда не была скользкой...

Роджер и сам не знал, любил ли хоть немного мачеху. Нет, наверное. Просто жалел. Потому что видел, насколько ее не любят его старшие братья. И знал, что когда-нибудь она упадет с лестницы...

Не упала. Конь понес. Всегда смирная лошадка. Селия не была матерью Роджера. Не была даже близким ему человеком. Но тот зеленый луг, пестреющий летом от цветов, мальчик с тех пор видеть не мог.

Заливной солнечный луг в загородном имении. Запах живой травы и свежий ветер в лицо. Луг, где так хорошо скакать во весь опор...

... – Джерри... – Отец не собирался наказывать старшего сына, в чьей вине наверняка не сомневался.

Дети для Бертольда Ревинтера всегда на первом месте – что бы ни натворили. И теперь он хотел объяснить это младшему. Отец впервые в разговоре с Роджером подбирал слова. О смерти матери он когда-то сказал, не опуская глаз.

Роджер знал, что Селия ждала ребенка. Может, мама – тоже...

Нет, тогда отец пощадил бы ее до родов. Это сын Селии мешал. Его братьям.

– Я знаю, папа, – девятилетний Джерри не опустил глаз. – Конь понес. Так бывает...

– Ты – молодец, – отец потрепал сына по светлым волосам...

Ту ночь Роджер проревел в подушку. И клялся себе, что это – его последние слезы.

Клятву, конечно же, не сдержал. Не она первая, не она последняя. Еще чаще он обещал, что никогда, никогда не станет таким, как отец, Малькольм, Роберт!..

– Слабак! Девчонка! – посмеивались братья, когда догадались о причине его вдруг вспыхнувшей нелюбви к загородному поместью.

Их он не любил и раньше. А с тех пор стал избегать. Когда они поступили на службу – вздохнул с облегчением.

В третий раз отец не женился. И хорошо.

Тогда еще Роджер был другим. Почему же всё так изменилось? Когда? Почему его самого никто не столкнул в детстве с лестницы? Тогда ничего бы не случилось!

Когда-то он мечтал стать смелым, благородным героем. Интересно, другие подлецы и негодяи – тоже? Не в самом же деле кто-то с детства рвется в мерзавцы и мрази.

Не ищи оправданий, Роджер Ревинтер! Ты – не такой, как квиринские наемники, ты – много хуже. Потому что родился дворянином, прочел целую библиотеку хороших, честных книг – и всё-таки стал скотиной!

Как вышло, что он вдруг понял: правы не те, кто пишет благородные книги? Правы отец, братья, другие похожие на них... Потому что книжное благородство – самая обыкновенная глупость. А в настоящей жизни уважают тех, кто сильнее, хитрее, жестче... Бертольд Ревинтер долго внушал это Роджеру. А ему самому надоела роль вечной паршивой овцы в семье. Отец – прав, а сыну осточертело быть слабаком и слюнтяем! Но еще не поздно всё изменить и стать, как все! Как нормальные люди.

ЗАЧЕМ?! Зачем он тогда так решил?

И зачем теперь он здесь? Или это действительно – кара за измену собственной душе? Роджер Ревинтер должен не просто сдохнуть и отправиться в Бездну к другим себе подобным, но еще сначала полностью осознать, кто он теперь?

Те, кто окружают его сейчас, – благородны. Даже Керли, даже Эверрат. Благородны не так, как в романах. Человечнее, реальнее, проще. В чём-то – жестче. Но они все – порядочные люди, ничем не запятнали чести. И рядом с ними – еще больнее от осознания, что собственную честь Роджер Ревинтер давно выбросил за ненадобностью в грязь. Уж третий год как...

А чем он заслужил другую судьбу? Что сделал с тех пор, кроме бесконечного нытья? Даже застрелиться толком не смог! Чем хоть попытался перекрыть поток зла, что успел натворить за те змеиные зиму и весну?

Или опять за отца спрячешься? Ты не мог помешать ему убить мать. В этом ты не виноват. Не мог спасти Селию. Но мог, змеи тебя раздери, сам не становиться мерзавцем! Хотел быть "как все"? Получай. Только во "все" ты выбрал таких же негодяев, каков теперь сам. Посмотри хоть раз правде в глаза, трус!

Амфитеатр. Небеса закрывает камень стен. "Господам гладиаторам" пришло время разбиваться на пары.

Серый песок опостылевшей арены, мерзкий гул озверевшей толпы. Чьи-то сальные женские (а может, и мужские) взгляды из патрицианских лож. Смотрите, сколько угодно. Роджер Николс никогда не был красив и уже вряд ли станет. Смотрите, если интересно. Он может даже встать рядом с Эверратом – для контраста... Вот только сам бывший оруженосец Тенмара такого точно не переживет.

Со злостью Роджер вспоминал только взгляды, устремленные тогда на Сержа. Свиньи развращенные!

А сам-то ты – кто?

Ревинтер-младший, как приклеенный, тащится вслед за Тенмаром. Еще один жест милости. Керли или Эверрат "проклятого Ревинтера", конечно, не убьют. Но синяков понаставят, а то и ранят... случайно. А публика посмеется.

Керли – змеи с ним. Но Эверрат – мальчишка, даже младше самого Роджера...

Ревинтер чуть стиснул зубы. Конрад – фехтовальщик от Творца... или от Темного. Лучший ученик Анри Тенмара. Вряд ли Роджер сладил бы с Эверратом, даже если б готовился к военной службе по-настоящему. И не приобрел такого ужаса к виду крови.

Но всё равно – как же обидно проигрывать сопляку!

Лейтенанту, бывшему мятежнику – ехидно добавила память. Офицеру с настоящим воинским званием, а не купленным – как твое.

Избегать отца, стремиться оказаться подальше – и всё равно принимать от него дары. В этом ты весь, Роджер Ревинтер.

Нарастающий вой толпы извещает: господа свободные квиринские плебеи изволят желать немедленного зрелища. Поднимай клинок, подлец и сын подлеца! И начинай хоть изображать "бой" с человеком, в которого осмелился стрелять, только когда тот дрался с целой сворой врагов.

Анри Тенмар, не оглянувшись ни разу, вышел на арену первым. Тот, кто прикрыл Роджера Ревинтера в очередной раз. Действительно нормальный человек – который не может не презирать тебя, мерзавец. И имеет на это полное право.

2

Поединок между Керли и Эверратом Роджер легко мог представить в подробностях – видел их не раз на тренировках. Капитан-южанин часто выбирает в противники юного лейтенанта. Керли говорит: "Чтоб согнать с него лишнюю спесь". На самом деле, если к кому Рауль и привязан (кроме Тенмара, естественно) – то именно к Конраду.

Роджер невольно залюбовался врагом. С острым уколом горькой зависти. Юный маркиз движется, как танцует. Разумеется, если в напарники не ставят мерзавца и негодяя Ревинтера-Николса. А уж в паре с Керли... Силач-медведь против гибкой ласки, несомненно, порадуют взыскательный квиринский плебс.

А вот их с Анри поединок если и вызовет чей восторг, то заслуга будет точно не Роджера. Один гладиатор гоняет другого по арене как щенка – это так весело! Ревинтер-младший всегда в подобных случаях мечтал провалиться сквозь песок. А Тенмар... у него даже дыхание сбиваться не начнет.

Проклятье! Больше всего на свете Роджер сейчас жаждал швырнуть опостылевшим клинком об арену. А еще лучше – в сторону патрицианской ложи! Именно – в сторону. Потому как бросить боевое оружие даже в требующего крови квиринского патриция Ревинтер не сможет – рука сорвется...

Арена неожиданно рванулась из-под ног, а земля приласкала лоб. Выплевывая песок, Роджер повернул голову набок.

Плебс восторженно орет. Но из-за ног Анри ничего не видно – и то ладно.

Тенмар отступил на шаг, салютуя клинком второй паре. Толпа взорвалась втрое громче:

– Убей!!!

Примерещилось?

– Убей, убей, убей!!!..

Договор с генералом есть, но голодные до зрелищ зрители могут об этом и забыть. Или не знать. Или наплевать.

Анри протянул поверженному руку. Роджер замешкался – и сильная жилистая рука попросту вздернула его за предплечье вверх. И поставила на ноги.

– Убей! Убей!! Убей!!!..

Один аж приподнялся в ложе. Молодой, разряженный... может, еще и порошок употребляет? Никого тебе не напоминает, а, Роджер Ревинтер?

– Спасибо за внимание, – холодно поблагодарил толпу Тенмар. – Бой окончен.

Вторая пара уже натанцевалась вдоволь. Кто кого обезоружил? Судя по тому, что песок отряхивает Эверрат, – на арену уложили его.

– Убей!!! – разочарованно взвыл юный садист из ложи.

Не обращая внимания, Тенмар развернулся и первым направился за кулисы.

– За мной, – не оборачиваясь, на ходу прошипел застывшему на месте Роджеру.

– Что случилось? – Эверрат кипит как котел. Еле дотерпел с вопросами до "гримерки".

А Керли, как всегда, изображает мрачную статую местного бога Смерти Аридона.

Роджер устало опустился на первую попавшуюся скамью. Ноги совсем не держат.

Ничего, бывало и хуже. Хоть никого убивать не надо. Или смотреть, как убивают...

– Пока неизвестно, – мрачнее Керли усмехнулся Тенмар. – То ли толпа вконец озверела, то ли – что похуже. В следующий раз будьте осторожнее и деритесь как боги...

Ага. Аридоны! Впрочем, к Роджеру это не относится. Он и как нормальный человеческий боец драться не способен.

Зато переминающиеся с ноги на ногу бьёрнландцы дружно навострили ушки на макушке.

– ...чтобы победитель был неясен.

И это тоже – не о Ревинтере.

Подполковник застыл у приоткрытых кулис. Роджер, не решаясь заговорить, остался на месте. Больше всего хочется, как всегда – оказаться подальше. К примеру – дома. За хорошей книгой...

Мечтай! Для такого надо было от них и не отрываться.

Оказаться подальше. Не попадать сюда. Не возвращаться домой. Просто – не быть. Совсем. Нигде. Никогда...

– Кто вас учил фехтовать?

Ревинтер встряхнул головой, вздрагивая. Ненавидел эту привычку, но ничего не мог поделать. От манеры обнимать себя за плечи – и то отучился с трудом.

И он что, едва не заснул? Похоже – раз Тенмар уже успел убедиться, что следующая пара справляется неплохо, вернулся и сел на ту же скамью.

Вот что значит – бессонные ночи!

– Вы это... у меня?

– Нет, – раздраженно повел плечами Тенмар. – Я это спросил у Рауля Керли. Который – если вы не заметили – уже вышел.

Действительно. В гримерке больше некого нет. Может, уже и бьёрнландцы успели подраться и убраться подальше?

– Так – кто?

Роджер медленно и устало поднял глаза на врага-защитника. Долго этот взгляд не выдержать, но хоть сколько-то...

– Учитель фехтования в поместье отца.

– Салонный учитель? – бровь Тенмара насмешливо поползла вверх.

– Не наемник же.

– Уж лучше бы наемник.

– Меня не готовили к военной службе. Я собирался поступать в Академию.

А это зачем сказал?

Тенмар не спросил, почему Роджер никуда не поступил, – и то хорошо. Не объяснять же, что отец был категорически против. Потому как хотел видеть младшего сына военным или политиком. И лучше – второе. "Что за дело для дворянина – возиться с чужими болячками?" Отец хотел, отец настаивал, а у самого младшего из сыновей никогда не было своей воли.

– И сколько же вас обучал... этот ваш мастер клинка?

– Не помню. Месяца три...

Да, перед восстанием. А потом Роджер не мог коснуться ни шпаги, ни рапиры. До того, как добровольно вернулся в армию. И угодил к Всеславу!

– Николс, вы же не будете утверждать, что впервые взяли в руки клинок в девятнадцать лет?

Догадался. Роджер ничего слишком благородному врагу не сказал. Но тот и сам прекрасно понял, на какие три месяца пришлись тренировки.

Ну давай, скажи, что Роджер Ревинтер – мерзавец! Скажи еще раз, Тенмар! Скажи, пока этот Ревинтер тебя снова не возненавидел!

Молчишь? Молчишь, благородный враг?

А ненависть к тебе уже всё равно не вернется. Потому что... ее вообще-то и не было. Два года назад ты мешал Роджеру Ревинтеру стать кем-то. А потом превратился в вечный укор совести.

– До этого – с братьями. Иногда.

Да, с братьями. Взрослыми. Всегда вышибающими у "слабака" шпагу – на первом или втором выпаде.

– Я надеялся избежать дуэлей. К тому же, я – хороший стрелок...

Проклятье! Роджер имел в виду, что никогда не был слишком вынослив. Потому и выбрал огнестрельное оружие.

Он просто с каких-то змей начал рассказывать о себе – врагу. И вовсе не собирался напоминать...

Негодяй и сын негодяя осекся, отвернувшись.

– На арене стрельба вам не поможет! – жестко отрезал Тенмар. Ревинтер не видел глаз подполковника. И боялся того, что может в них узреть. Только не снисхождение – нет, это невыносимо! Лучше уж ненависть! – Почему вы забросили тренировки в казарме, Николс?

Потому что это – не тренировки, а издевательство. По-настоящему Роджера тренировал только Серж. Но он умеет много по сравнению с учеником и мало – рядом со всеми остальными. А вышеупомянутые "остальные" – все, кроме Кристиана! – только выбивают оружие и гоняют по зале.

Спасибо, Роджер уже так "натренировался" – в детстве с братьями. А самые унизительные спарринги получаются с Эверратом!

– Ну что ж, – вздохнул Тенмар. – Похоже, мне придется вас еще и учить.

– Не стоит. Вас не поймут ваши же подчиненные.

– Поймут. И не забывайте, вы – тоже мой подчиненный. С завтрашнего дня – никаких прогулов. Я ясно выразился?

– Да. Только... зачем? Вы же меня ненавидите.

– Любить мне вас точно не за что. Не за что даже уважать. Но вы – офицер, за которого я отвечаю. Окажетесь в Эвитане – можете катиться на все четыре стороны. А сейчас – нет. Вы меня поняли?

Под восторженные вопли толпы за кулисы вывалились мокрые и радостные бьёрнландцы. Сказать не успели ничего – с другой стороны в дверном проеме объявился центурион. Тот самый.

– Вам лучше здесь не задерживаться, полковник, – до предела понизил он голос. – Я бы предупредил вас раньше, но узнал только сейчас. Один из мидантийцев сегодня погиб. Толпа потребовала его смерти.

3

Месяц в родном поместье – не так уж плохо. Единственное, что действительно пугает: вдруг кузина Соланж всё еще не забыла кузена Констанса?

Милая Соланж – такая наивная и восторженная... и такая провинциальная! Кто спорит – она станет прекрасной женой и матерью. Но женитьба не входит в планы Констанса Лерона на ближайшие десять лет. А к тому времени Соланж давно выйдет замуж... или превратится в безнадежную старую деву. И растеряет даже то очарование, что есть в ней сейчас.

Конечно, она – миловидна, свежа, прелестна. И просто чудо – в сравнении с ее чудовищно жеманными кузинами. Но рядом с Соланж Констанс сойдет с ума за несколько недель. Воистину, домашнее воспитание делает из самых лучших девушек смертельно скучных кукол. Ни огня, ни загадки.

Но не жениться же на куртизанках! Если, конечно, не жаждешь обзавестись главным украшением лосей и оленей. И всю жизнь сомневаться в отцовстве.

Вот и получишь в итоге – добродетельную до зубовного скрежета супругу в поместье и вольных красоток в Лютене. В те редкие месяцы, когда будешь там появляться. Ибо тебе это станет не по средствам.

Скука!

Как можно даже мечтать о блестящем будущем – если не рожден сыном герцога? И что тогда остается? Пить, гулять и развлекаться. И напрасно прожигать жизнь – год за годом. Потому что тебе так никто и не дал шанса!

Глава восьмая.

Квирина, Сантэя.

1

Холод...

Здесь всегда холодно! Зачем его заперли?! Он всего лишь хотел поиграть. Той красивой игрушкой! Такой маленькой, круглой, с дырочками... В них можно продеть шнурок и носить на шее. И засыпать, положив смешной шарик рядом...

Почему они хотели отобрать единственное сокровище? Этих шариков здесь так много прямо под ногами. Почему нельзя взять всего один?

Ну ничего – всё равно удалось спрятать находку! Под старым, грубым платьем...

Как же холодно...

Жгучая боль безжалостно хлестнула по лицу...

Роджера подбросило на кровати – выдергивая из очередного привычного кошмара. Но прежде чем окончательно проснуться, он успел взглянуть на тот мир этими глазами. Своими. И едва не умер от ужаса.

Там, в сыром, холодном подземелье он держал в руках выбеленный известью...

О Творец!!!

...Они там лежат везде – ими можно играть. Такие маленькие, смешные, с дырочками для шнурка...

– Роджер! – У Тенмара – черные круги вокруг глаз. Не проходят с того самого боя. Когда кошмарами обзавелся и бедняга Серж.

И это Тенмар только что ударил Ревинтера. Спящего. Почему? И сколько подполковнику нужно выпить, чтобы назвать "Роджером" врага? Презираемого?

Мысли путаются, а голова кружится. Младший сын Бертольда Ревинтера осторожно коснулся горящей щеки. Распухнет к утру, конечно. Вот остальные-то обрадуются... И пусть.

А Серж встревожится. Но хуже другое. То, что...

– У вас опять начинался жар, – объяснил Тенмар.

Роджер вздрогнул. Тоже – опять!

– Вставайте! – приказал подполковник. – Выйдем.

Он, похоже, и не ложился. Железный, что ли?

Роджер натянул штаны и тунику и выбрел (почти выполз) в коридор. И тут же пожалел, что не взял плащ. За пределами спальни – более чем прохладно. Почти как в том подземелье...

Или это – просто озноб?

Зато остатки сна – как корова языком слизала.

Тенмар, не оглядываясь, шагнул в оружейный зал. Роджеру ничего не осталось, как плестись следом.

Серж рассказывал, что когда Ревинтер-младший в прошлый раз валялся в горячке, Тенмар водил мальчишку именно сюда. Может, на этой скамье и беседовали...

Две глиняные кружки. Большая бутыль причудливой квиринской формы. Амфора. Квириты такие не продают – предпочитают пить дома. Как тенмарцы – вино из Марэ. Вот и довелось попробовать...

– Пей! До дна.

Крепкое – не разбавленное. В голове опять зашумело – и хорошо. Только бы отпустил тот липкий, не проходящий ужас последнего мига полусна-полуяви! Только бы... Иначе Роджеру Ревинтеру больше никогда не закрыть глаза. Из ужаса перед тем, что увидит.

Хорошее вино. Не хватает лишь бокалов из мидантийского хрусталя – ну да это в прошлом. Обойдетесь теперь кружками, господин гладиатор!

– Рассказывай!

Отец расспрашивал бы не так. Медленно, обстоятельно, осторожно. Постепенно входя в доверие. Чтобы собеседник выложил не только необходимое, но еще и порывался что-нибудь добавить.

Тенмар – прямолинейный солдат. Но Роджер слишком хорошо знает отца, чтобы позволить тому хоть что-то у себя выведать.

И слишком жаждет сейчас хоть с кем-то разделить сегодняшний ужас. Не с Сержем же. Тому и своего хватит.

А между благородным врагом и менее благородными выбор очевиден.

– Я вижу во сне камни. То раскаленные, то ледяные. Там или жарко, или очень холодно.

Про трясину Роджер решил умолчать. С ней всё до рвущего душу безумия жутко, но понятно. А вот стужа и жар...

Каменные плиты – вот что это было!

– Эти камни – двор. Во сне я не могу с них встать...

Тенмар молчал целую вечность... наверное, минуту или две. Ревинтер даже успел набраться решимости и поднять на врага-собеседника взгляд. Но в полутьме что-то разобрать на лице – не сумел.

– Надеюсь, ты понимаешь, Роджер, что это – не просто сны, – нарушил, наконец, молчание подполковник. Глухим тяжелым голосом.

"Роджер". "Ты". Такое Тенмар позволяет лишь со своими. А сейчас просто пытается разговорить Ревинтеровское отродье. Но как же хочется поверить в иллюзию! Как когда-то – что мама сама упала с лестницы.

А сейчас – ты решил, что тебе вдруг простили не прощаемое? То, что ты никогда не простишь себе и сам?

– Ты действительно при этом мерзнешь или мечешься в лихорадке. Попробуй вспомнить, Роджер: там, во сне, ты – это ты?

Теперь черные глаза прожигают душу. Ревинтер видел такие в детстве на гравюре. Тенмарские глаза... из древних легенд. На старинном гербе Лиара – рысь и волк, а Тенмара – золотой дракон.

Анри Тенмар, ты хочешь помочь глупому подлецу, но что ты знаешь о самом себе? Ты же...

– Нет, я... будто смотрю чужими глазами... – Ревинтер-младший, не выдержав, отвел взгляд... пока не сгорел на самом деле!

И наваждение пропало.

Просто старые книги, в которых копался мальчишка-неудачник... А с Тенмаром он знаком давно. И прежде такое из глаз врага не глядело. Ненависть, ярость, презрение – сколько угодно. Но выжигающее... непонятное нечто?

Выжигающее. Душу... или гниль в ней? Если там вообще еще осталось что-то, кроме гнили...

– Я... будто... – взгляд Роджер больше поднять не пытался. На всякий случай.

Завтра всё будет иначе. Когда кончится эта ночь кошмаров! Она же когда-нибудь кончится?

Он вздрогнул, пытаясь изгнать из памяти... или хоть засунуть в самые дальние ее закоулки...