Текст книги "Изгнанники Эвитана. Том Третий. Вихрь Бездны(СИ)"

Автор книги: Ольга Ружникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– У вас есть дети? – герцог Диего Илладийский мигом перешел на "вы".

Вот что значит – "хорошее воспитание". Его ведь всем давали – и барышням, и кавалерам...

А до этого Диего ее что, за сверстницу принимал?

– Дочь. Мирабелла. Ей год и семь месяцев.

– Как ваш супруг допустил, чтобы вы оказались в подобном месте?! – в угольных глазах сверкнул неподдельный гнев. – Когда мы выберемся отсюда – я буду иметь честь вызвать его на дуэль!

Камень действительно пошатнулся – или это Эйде только кажется?

– Нет у меня никакого супруга, – устало вздохнула она. – И никогда не было. У меня только дочь. И из-за женщин моего сорта дуэлей не устраивают. Вы должны это знать, Диего.

– Когда выберемся – я разыщу отца вашей дочери и заставлю жениться на вас.

От такой решимости девушка даже грустно улыбнулась. Куда исчезает в мальчишках благородство, когда они вырастают?

– Диего, вы не можете драться на дуэли, вы – несовершеннолетний.

– Тогда... – на миг задумался юный рыцарь, – просто морду ему набью!

– Диего, я вовсе не хочу выходить за... того человека, – Эйда против воли вздрогнула. – Я хочу просто спасти дочь!

– Будь я взрослым – женился бы на вас сам, – неожиданно заявил Диего. – Вы – очень красивая!

– Можете жениться на моей дочери – когда оба вырастете, – разрешила девушка. – Она будет похожей на меня – значит, тоже красивой.

Если выживет!

– Диего, когда я сейчас постучу в дверь – не будете ли вы так любезны помочь мне выйти отсюда? Боюсь – понадобится драться.

Понадобится! Эйда – не героическая Элгэ и даже не Ирия, но больше некому.

– Помогу, но стучать не нужно, – Диего оставил в покое непослушный камень. – Помогите мне его вытащить.

Девушка послушно шагнула к мальчишке, попробовала помочь. Увы – каменюка сидит в стене надежно...

– Я читал об этом, – еле слышно шепнул юный герцог. – Но если б вы не сказали про дочь – нипочем бы не догадался.

В черных глазах плеснулась печаль. Почти безнадежная.

Что он хочет сказать?! Что Мирабеллу уже...

Земля поплыла из-под ног – Эйда едва удержала сознание...

– В одной легенде я прочел о ритуале передачи Силы. Нужно убить родича, чтобы получить его Силу...

Девушка вновь чуть не рухнула – теперь уже от облегчения. Убьют не Мирабеллу! Зачем им передавать чью-то Силу Эйде?

– Силу? – Уже нечему удивляться. Разве что... – Но у меня никакой Силы нет...

– Ты не дослушала: "или инициировать свою". Еще свою можно отдать – тоже ритуал есть специальный. Только в той легенде подробности не расписаны – и правильно. Еще начнут пробовать всякие кретины. Вроде моего дяди.

– Подожди, ведь твой дядя...

– Ага, граф Валериан Мальзери. Только он – придурок. А легенды если и читал, то кусками. Там инициация после сорока вообще невозможна, а дяде – под пятьдесят.

– А он об этом знает? – похолодела девушка. – Что невозможна?

– Так это там в самом начале текста... Так что не бойся – ничего с твоей дочерью в твое отсутствие не сделают. Ее если и убьют, то только при тебе...

– Ее?! – могильный холод обдал от волос до сандалий. – Не меня?

– Тебя-то зачем? – опять перескочил на "ты" Диего. – Силы у тебя, сама говоришь, нет. И ты – не девственница.

А как у мальчишек насчет покраснеть? Похоже – никак. А вот саму Эйду точно бросило в жар.

– Но зачем им... инициировать меня?

– Да незачем. Ты же не станешь ничего для них делать – если с твоим ребенком что-то случится. Как думаешь, те, кто нас здесь держат, могут быть дураками? – серьезно-серьезно спросил Диего.

"Когда мы выберемся отсюда..." Он не хуже ее понимает, что двоим безоружным – "воспитанной барышне" и подростку – не одолеть вооруженных жрецов. Выберутся они отсюда только на алтарь.

– Нет, – прошептала Эйда. – Они – сволочи, а не дураки.

– Тогда, – юный илладиец крепко сжал ее руку, – мы просто не знаем чего-то, что известно им. Чего-то важного.

Да. Это – единственное объяснение. И это "что-то" вряд ли станет приятным открытием.

– Эйда, – Диего убийственно, слишком по-взрослому серьезен, – нам нельзя сейчас поднимать шум. Всё, чего добьемся, – нас свяжут снова.

– А что изменится потом?

– Мы должны тянуть время. Сколько сможем. Без нас ритуала не будет. Наверное...

Наверное. Будем надеяться...

Захотелось взвыть!

– Я понимаю, Эйда, это – наивно. Но по той легенде приносить подобную жертву можно лишь в определенную ночь месяца и в определенное время. А иначе – ничего не выйдет. Ты мне веришь?

– Да, – прошептала девушка.

Больше всё равно ничего не остается.

3

Чудесная вещь – портреты в гостиной. Ральф Тенмар весьма уважал старину. И как хорошо, что при этом решился продырявить одного из ледяных кавалеров прежних эпох, а не солнечную работу неизвестного студента. А этому предку прежние глаза без надобности – всё равно ничего не выражали.

Умница Мари не подвела. Ни с вином, ни с собственным нарядом. Столь свободное платье скроет фигуру и на большем сроке.

Служанка встречалась с Люсьеном Гамэлем. И об этих встречах знал, по крайней мере, один человек – Ральф Тенмар.

Конечно, Соланж Тенье – маленькая глупышка. Констанс – поэт и вертопрах. А тетушка Одетта в обед не вспомнит, что ела на завтрак.

Но Полина казалась Леону хрупким, безобидным цветочком. А подрастающая змейка Кати с самыми острыми в замке глазками и самым ядовитым после мамаши языком была ни днем не старше малышки Софи. И зыбучая трясина обычно кажется безобиднейшей полянкой в лесу. Зеленой такой, солнечной, пышнотравной... Трава вообще хорошо растет на кладбище – хоть подземном, хоть подводном.

– Это восхитительно! – кузина Одетта в подтверждение собственных мыслей оглушающе чихнула в лицо Мари. – Где Лорен?

– Госпожу баронессу зовут Ирэн, тетушка. – Констанс – сама любезность – поднес бывшей королеве балов и мужских сердец и нынешней дряхлой развалине бокал белого вина.

– Лорен – несносная девчонка!..

Кузен зря старался. На балу в Тенмаре почтенная Одетта Лефрэз была глуха как пробка. И вряд ли с тех пор что-то изменилось. Разве что раздражения прибавилось.

– ...В мое время юные девицы не тратили столько времени на платья! Но нынешняя молодежь – стыдно сказать! – незамужние девы носят декольте! Да мало того – красят ресницы! – Госпожа Одетта удостоила не успевшую увернуться Мари нового почтенного чиха.

Ральф Тенмар как-то за бокалом красного марэйского весьма красочно расписал племяннице наряды кузины Одетты сорокалетней давности.

– Любой порядочный отец сгорел бы со стыда, увидев твое декольте, Воланж!

– Я – Соланж... – стушевалась бедняжка.

– А уж про платье Лорен...

Отец кузины Одетты в свое время и сгорал. А потом сгорал муж – если герцог Тенмар не врал и не преувеличивал.

Мари вышла за новыми сладостями для Софи. "Воланж" кажется взволнованной. А кузен Констанс слишком сильно сжимает бокал... или это Ирии уже чудится? А даже если и нет, кто поручится, что причина – не ее опоздание?

Идти, что ли, уже к ним? Всё равно они ничего там не обсудят. Разве что тетя Одетта опустошит весь графин.

Ах ты... Ирия едва не моргнула – Констанс зачем-то отвернулся от остальных и... теперь смотрит прямо ей в глаза. Большими карими колодцами, и в них – ни тени наигранного легкомыслия. Это не раздражение и не нетерпение. Даже не усталость.

Кузену страшно. Он действительно боится – неизвестно, за себя или нет. И непонятно – чего.

Старший бастард герцога Тенмара шпионит на Герингэ, а на кого – средний и младший?

Глава третья.

Эвитан, окрестности Лютены – Лютена.

1

Говорят, на луне есть пятна. Элгэ мерещатся уже не только они, но и румянец на круглом бледном лице. И зубы – в оскале усмешки. Вампирские клыки из южных легенд. Южнее аравинтских.

Луне точно плевать, чей брат сегодня умрет. А Элгэ плевать, кто лжет – сам желтовато-пятнистый скалящийся шар или Октавиан Мальзери!

Будь проклята луна, проклят подлец дядя Валериан, а с ним – все Мальзери до десятого колена! А еще будь проклят Эвитан и давно рассыпавшиеся в прах строители древнего змеиного города! Наводнили весь лес не менее клятыми развалинами.

Время тает, растворяется в Бездне... Невозвратимо.

А входа в подземное капище нет. Нигде.

Только серые плиты – на манер могильных. Может, могильные и есть? И ни единого призрака – заплутавшей девушке дорогу указать!

Утомившись зловеще ухмыляться, луна юркнула отдыхать – под тяжелое облако-одеяло. Лес заволокло непроглядной тьмой.

– Вернись, зараза! – Элгэ в бессильной ярости вскинула взгляд к мрачной туче.

Безмолвие стало ответом. И концом.

В кустах тревожно затоптались встревоженные темнотой кони. Этого еще не хватало! Надо было привязать подальше. И не бросать брата одного в Эвитане...

Поминая всю родню Темного и их запутанные отношения со змеями, Элгэ щелкнула кремнем о кресало. Вспыхнула дотоле валявшаяся под ногами сухая ветвь. Хоть что-то!

Вон очередная скала – серая и мшистая, как прочие. И столь же глухая – со всех сторон.

Лошади успокоились. Судя по тому, что постепенно, – сами.

Уже можно шуметь. Все, кто мог услышать, – услышали.

– У тебя – ничего? – окликнула илладийка... напарника? Предателя?

– Ничего, – в голосе – вина.

За что именно? Бывают же люди, читающие в душах других, как в открытой книге! Элгэ совсем недавно причисляла к таким себя. Со всем пылом на редкость незамутненной наивности!

У нее ни на грош проницательности – раз так и не сумела разгадать, лжет ли пятнадцатилетний мальчишка. Если да – умрет, конечно. Но Диего это уже не поможет...

Проклятие, нет!

И птицы не поют. Потому что здесь периодически топают люди. С грацией и тихой, изящной поступью быков-тяжеловозов.

Кони топтались, птицы не поют, а Элгэ – опять дура! Забыла, почему взялась искать? В этом лесу-городе были люди незадолго до прихода неких юнца и девицы. Потому как пернатые не поют и не пели. Если, конечно, они здесь вообще водятся. Или хоть что-то живое...

Мечтай! Комары, например, точно есть!

Ну никого нет – ни птиц, ни людей, а кровососы нашлись! Элгэ досадливо хлопнула по шее – совершила сразу двойное или тройное убийство. Крови захотели, гады? Получайте!

Крови... Вон теперь впору уже себя по лбу бить. И покрепче. Потому как – заслужила.

Крови, говорите? Могильные плиты, говорите? Капище?

Чтобы достать кинжал, нужен миг. Даже полмига. А эта плита – ничем не хуже других. Даже побольше.

– Я – Элгэ Илладийская!

Кровь каплет на скалу.

Слишком медленно. Мох всё еще почти не запятнан. Успевает впитать всё.

Девушка рванула серую поросль – мятый комок полетел в сторону. Ледяной камень коснулся окровавленного запястья. Не поймать бы заражение крови – плита позеленевшая. Или это только чудится?

– Я – Элгэ Илладийская, кровью моей и моего древнего рода требую!

В старых легендах Сила Илладэна передавалась всем рожденным на земле предков. Независимо от пола. Раз уж мы столкнулись с замшелой, как эта плита, сказкой – проверим ее правдивость!

– Верните мне брата!

2

Круговерть полупризрачных образов сгорает в алом пламени. Исчезает, растворяется в ослепительно-белоснежном сиянии. Алая кровь на древнем обсидиане алтаря, последние крики обреченных жертв, стремительная чешуйчатая смерть...

Алое неразличимо на черном – тем более при столь тусклом свете бледных свечей. Но он видел. В бело-огненной вспышке.

Сколько же оттенков у алого? И в каждом затихающем крике – призрачным пламенем вспыхивает тень любимого лица. На целый миг.

Мама!

Энрике!

Мариита!

Имена запекаются кровью памяти. Рвут сердце незаживающей раной. А его имя не произнесет никто – по капризу палача он станет последним. Так решил Верховный Жрец. Оставил самую сильную жертву для заключительного ритуала.

Чешуйчатая смерть колеблется у дальнего зева. Качается кошмарно-черный столб – толщиной в человека.

Роковая тень на стене. Качается, качается, качается...

– Алессандро! – В еще вчера озорных и счастливо смеющихся карих глазах Элениты – дикая мольба и ужас. Сестренка теперь вновь может кричать – и кричит!

Это ее брат – не может. Зубы бессильно кромсают кляп, а отчаянное "Возьми меня вместо нее!" рвется неразличимым хрипом. Никакого "вместо" не будет. Только "после".

Веревки вгрызаются в запястья, в ступни, рвут кожу. Струйки теплой, липкой крови бегут по рукам и ногам. Веревки безжалостны – как кривой нож, обсидиановый алтарь и Верховный Жрец. Они не порвутся только потому, что обреченный мальчишка хочет спасти ни в чём не повинную сестренку!

– Алессандро!!!.. – Эленита не хочет умирать в три с половиной года. Она хочет жить, смеяться, слушать пение птиц и мамины сказки! И вновь смотреть на мир с высоты плеч всесильного старшего брата... бесполезного слабака!

Взмах кривой смерти, шипение черной. Исчезает в белой вспышке личико сестренки...

И – взмах ножа над новой жертвой.

Жрец в маске не видит лиц. Иначе не смог бы... Вспомнил бы, что в возрасте Элены Алессандро смотрел на этот мир с его плеч.

Прости, сестренка! Твой брат сейчас тебя догонит. И, может, тебе и на Последний Суд разрешат ехать на его плечах. Прежде чем всех разделят на грешных и праведных.

Впрочем, там уже мама возьмет тебя на руки.

– Великий!.. – Горе застилает глаза и уши. Не дает разобрать имя того, в честь кого убивают! – Прими их души!..

Души!.. Не будет ни Суда, ни Светлого Ирия. Впереди нет даже Бездны Вечного Льда и Пламени. Только змея. И пища для...

Трещат... рвутся кровавые веревки. Окровавленный кулак врезается в чужую маску. Шипящий факел ложится в руку, летит в чешуйчатую морду. Разгоняет запредельный кошмар кровавого капища!..

3

Качается тень... нет, просто темный потолок.

Блики дрожащих свечей, бледное лицо, ореол непослушных смоляных кудрей. Жанна.

Рунос – в ее спальне.

А свечи дрожат – потому что принцесса бешено трясет любовника, пытаясь разбудить. А потолок и вовсе неподвижен. Это их тени мечутся.

– Рунос, Рунос, ты плачешь...

Этого еще не хватало! Нашел место...

– Прошу прощения, моя принцесса! – Теперь главное – суметь криво усмехнуться.

– Ерунда! – она цедит слова сквозь зубы, тянется к графину на столике. Наливает себе, ему...

Разбавленное вино поможет вряд ли. Но за другим идти далеко. Зубы не стучат о мидантийский хрусталь – уже хорошо.

Жанна смотрит в упор. Пристально и выжидающе – как никогда. Слишком пристально и выжидающе, чтобы позволить отмолчаться.

– И кто из нас чей целитель? – первой нарушила молчание она. Абсолютно неаристократично откидывая с высокого лба буйную гриву.

Принцесса отхлебнула полбокала залпом. А в голосе скользнула тень прежнего лукавства.

Нет... про тени сейчас не надо!

Жанна, Жанна... Ты – лучшая из своей семьи. Почему именно тебя случайный каприз закинул в постель придворного целителя? Того, кто никогда не излечит самого себя...

– Я уже попросил прощения... – усмехнулся Рунос.

– А я тебя уже простила! – отрезала принцесса, наливая по новой.

Жанну сейчас следует притянуть к себе и целовать. Пока ее глаза не затуманит дымка страсти. Пока принцесса не забудет все вопросы. Потом она о них вспомнит, но у него уже появится ответ...

Рунос вновь усмехнулся – уже вполне искренне. Как привык в этом дворце. На любовную сцену нет времени.

– Жанна, мне сейчас придется уехать. На всю оставшуюся ночь.

– Что произошло? – девушка больше не улыбается. Даже криво.

Встревожена? За свой покой или – неожиданно! – за Руноса?

Возможно, капризная принцесса действительно видит в нем больше, чем личного врача и удобного любовника, что всегда под рукой. Возможно, даже что-то чувствует к нему.

Но если и так, Жанна – взбалмошная восемнадцатилетняя девчонка из гнуснейшей семьи. Сестра двоих пурпуророжденных мерзавцев и племянница третьего. И притом – в неплохих отношениях с первыми двумя. Рунос доверяет ей как родному отцу – то есть не доверяет совсем.

Но сейчас деваться некуда.

Целитель взял себя в руки:

– Жанна, произошло, но не со мной. Сейчас в опасности несколько человек. Если их убьют – неприятности будут у всех. Возможно – даже у тебя. – Рунос шутливо щелкнул любовницу по изящному носику, разряжая обстановку.

– Ты видел их во сне?

– Да.

Не только обреченных, но и саму опасность. Но вот об этом говорить нельзя. Нельзя подставить весь Эвитан под угрозу отлучения. И позволить во избежание этого перебить семьи тех, кто там окажется.

Рунос всегда одевался быстро. Над этим посмеивалась не только Жанна, но и ее приспешницы. Но сейчас накатило прежде, чем он застегнул плащ.

Целитель рухнул на одно колено, отчаянно пытаясь не улететь в беспамятство. Сквозь темную муть перед глазами пляшут крупные цветы напольного ковра. Синие, зеленые, красные, опять синие...

Будь прокляты все мерзавцы на свете! Но особенно, вдвойне, втройне, вдесятеро – те, кто при этом еще и самонадеянные кретины! Эти идиоты не просто разжигают костер под пороховым складом. Они еще и склад поставили у кратера толком не затухшего вулкана!

Теплая рука обвила плечи, горячее тело поддержало, прильнуло крепче. Голос чем-то похож на материнский...

– Тише, тише, любимый... Что с тобой?

Это – сон. Руносу лишь снятся пронзительно-черные скалы – древние как жизнь и смерть.

Не произноси, молчи, нельзя! Смертный, не зови! Их нельзя призывать – ни по какой причине, ни с какими намерениями!

Целитель видит всё это, но он – не там! И не успеет. Черный чешуйчатый мрак уже заворочался в зеве пещеры...

А тот юный, что звал о помощи неведомо кого, – тот, кого Рунос не видит, но чувствует... Тот неведомый не может найти вход в гибельный провал. Потому что на месте прежнего лаза давно чернеет каменная глыба. А новый – лишь в сотне шагов от отчаянного незнакомца. И он – не кошка, чтобы видеть в темноте.

А Рунос не в силах даже удержать видение – не то что помочь!

Толчок крови в висках. Кто?! Кто там еще? Неважно...

Сознание и древний лес уплывают в Бездну...

Нет! Не сейчас...

Как чисты мысли юного... Держи последний дар! Пещеру и мрак в ней. Теперь ты знаешь!

Глава четвертая.

Эвитан, окрестности Лютены.

1

Веревок больше нет. Бессильными змеями опали на серые камни пола. А Диего уже пытается превратить недавние путы в подобие аркана...

Он прав: нужно что-то делать – иначе свихнешься от ожидания! Но вязать арканы Эйда не умеет. Равно как и разгрызать веревки, драться, взламывать шпилькой замки... Правильно говорила мать: бестолочь.

– Так, он открывает дверь. Я ставлю ему подножку. Когда грохнется – ты наваливаешься сверху и бьешь по шее... – шепотом объяснил свой гениальный план юный герцог Илладийский.

– Толку-то – он сразу встанет... – А вот собственный шепот просвистел в тишине слишком громко.

– Чтобы шею сломать – даже твоих сил хватит, – утешил Диего. – Главное – бей сильнее. А еще лучше – ногой! Или прыгни сверху – двумя.

– Думаешь, он будет один?

Мальчишка – молодец, хоть что-то делает. Хоть какой-то план придумал – пусть и самый дурацкий. А у Эйды и на это мозгов не хватает. Только критиковать.

– А аркан на что? – возмутился илладиец. – Я в это время швыряю на другого петлю и затягиваю. Я умею – мы коней ловили в ночном... Дальше я беру его в заложники. – Теперь Диего и вовсе едва слышно. – И требую оружие и немедленно выпустить нас...

Девушка вздохнула так глубоко, что закололо в груди. Живыми их не выпустят ни за что. Даже если у тринадцатилетнего подростка и выйдет захватить заложника – их попросту пристрелят вместе с этим несчастным. Не "Учитель" же – будь он проклят! – окажется за дверью вторым.

– А может, проще первого не убивать? Сразу в заложники...

– Не поверят в серьезность угрозы! – решительно тряхнул прямыми темными волосами Диего. – Я – мальчишка, ты – девушка. Вдруг мы вообще на убийство не способны? А так...

Что за "а так" – понятно. Докажем, что способны...

– Расскажи про ночное, Диего, – чуть громче шепота попросила лиаранка.

Это – лучше, чем думать, что сейчас придется ломать кому-то шею. Даже последнему, самому отъявленному мерзавцу. Одному из тех, что крадет чужих детей! И устраивает жертвоприношения...

Впрочем, кто бы он ни был – почти наверняка шею сломают самой Эйде. А о ночном ей не рассказывали еще никогда. В Лиаре отпрыски лорда Таррента лично лошадей не гоняли...

Никто не рассказывал – и уже не расскажет. Потому что неотвратимо-отчетливые шаги в коридоре расслышал не только навостривший уши Диего, но и она. Убийцы даже не таятся. То ли всецело уверены в снотворной дряни, то ли понимают: жертвы и без зелья мало на что способны.

– Держись у меня за спиной! – одними губами шепнул юный герцог Илладэн. Как-то весь подбираясь, мгновенно взрослея глазами. Эйда никогда не видела тигрят, но представляла именно такими...

Вполне всерьез загородил ее собой. Благо, рост позволяет. Она ввысь не удалась, а герцоги Илладэн всегда были высоки. Собирается защищать даму... Рыцарь. Жаль, потом мальчишкам становится больше тринадцати. И они вместе с возрастом перерастают рыцарство. Как жаль...

Впрочем, Диего вырастет вряд ли.

Эйда вздрогнула. Больше двух лет назад ее точно так же защищал Анри Тенмар.

Поворот ключа в замке, медленно-медленно открывается дверь. Вот и всё!

Вот только кошкой прокравшийся к двери Диего так не думает. Эйда метнулась следом. Всё равно в стену не вмуруешься, а забиваться в угол – врагов смешить. Насмешила уже за свои семнадцать лет, хватит!

Пронзительный блеск металла. Кирасы? Дев в златотканых туниках (даже богатырш, что волокли пленницу сюда) на сей раз решили не посылать?

Решили.

Пригнали воинов. Еще бы – здесь же целых двое недопоенных зельем врагов. Злых и смертельно опасных.

Кого испугались? Северную бестолочь или илладэнского мальчишку?

Диего такими вопросами не заморачивается. Резко выброшена вперед нога, споткнувшемуся – пинок под колено. Обладатель серой кирасы летит носом вперед.

Что-то не так... Потому что илладиец вперед напарницы прыгнул на спину врагу, петля захлестнула бычью шею.

– Бросай оружие, придушу! – ломающийся крик. На надрыве.

Нож летит в сторону Эйды, пистолет – уже в правой руке Диего.

Конечно, не поймала – подхватила с пола. Несмело берясь за рукоять, девушка едва сдержала истерический смех. Они сюда еще и вооруженными до зубов явились. Сейчас эти вояки пленников просто перестреляют!

Что-то творится за дверью. Потому как Диего ткнул дуло в ухо врагу, соскочил с его спины, дернул аркан...

– Пошел вперед! Эйда, не отставай! Дернутся – режь любого!

С прилипшими ко лбу угольно-черными волосами, с ошалелыми глазами цвета агата, Диего сейчас почти страшен. Эйда бы испугалась. А вот те, за дверью, – вряд ли.

Пленник поднимается с трудом – с лица течет кровь. Явно грохнулся – будь здоров. А кто просил кирасу надевать?

– Эйда, не отставай! – прикрикнул Диего. Ни дать ни взять – командир их маленького отряда. А кто же еще?

Шаг в пропасть – за дверь. Творец милосердный, это трудно, невозможно, но помоги бестолковой северянке спасти ее дитя!

Что увидел Диего, она поняла в дверях. Кирасой обзавелся лишь вломившийся в камеру.

А в коридоре аспидными сгустками зла перегородили дорогу пятеро жрецов в хламидах. С ножами в руках. Но без пистолетов. Хотя... один Темный знает, сколько оружия можно спрятать в этих складках!

Пленник послушно переставляет ноги, а вот шеренга жрецов не шелохнулась. Пять шагов, четыре, три... Сейчас кинутся!

Эйда, как умела, стиснула рукоять кривого ножа. Он будто создан вскрывать горло на алтаре... отнимать жизнь!

Слабой девушке справиться со взрослым мужчиной – нечего и думать. Но хоть как-то ранить врага она попытается. Если ударить в живот...

Нет – попробуй найди живое тело в таких многослойных балахонах!

– Если меня схватят – беги один! – успела шепнуть Эйда.

– Если тебя схватят – кто прикроет мне спину? – резонно прошипел Диего. – Пристрелю, уроды! – Вороненое дуло впилось в висок пленника. – Прочь!

Это – странно, дико, невозможно, но они расступились! Пропустили. И даже не двинулись следом.

Хоть Диего и не просил – Эйда теперь пятилась, развернувшись лицом к преследователям. Сам упомянул о "прикрывать спину", правильно?

Девушка выставила перед собой нож. Наверняка тоже неумело, но других напарников у юного Диего нет. Осталось только идти шаг в шаг. Не спускать глаз с врагов. И не спотыкаться.

Позади – пять пар бесстрастных глаз. Десять огненных копий. Полных плохо скрытой ненависти. Но с каждым шагом – всё удаляющихся.

И пять кривых ножей – каждый из которых в любой миг может вонзиться в Эйду. Или в Диего. Если все-таки в нее – юный илладиец успеет выстрелить. Но Эйде это уже не поможет. Да и ему – ненадолго. В пистолете лишь одна пуля.

– Попробуют схватить – бей в кишки, – объяснил Диего, не понижая голоса.

Где у них сия часть тела – неизвестно. Но если всадить нож по рукоять – пробьешь любой балахон. Ирия бы справилась.

Пять шагов, семь, десять, одиннадцать...

– Что-то здесь не так. – Шепот илладийца услышал и пленник, но что уж тут поделаешь? – Слишком легко нас отпустили.

– Может, он над ними старший?

– Вряд ли.

Поворот. За ним – никого.

– Повернись – уже можно. Теперь – услышим вовремя...

Эйда с трудом заставила себя преодолеть страх. Показать спину этим нельзя, но они остались за углом. И потом – Диего же не боится!

И всё равно – будто те пять копий теперь сверлят затылок. Ищут место для броска. Из-за угла так удобно метать...

– Эй ты, где дочь этой благородной госпожи?! И где выход из вашего кубла?

– Где дочь? – пленник впервые нарушил молчание, здоровенной рукой смахнул из-под носа кровь.

У Диего дернулась щека – едва не выстрелил. А заложник расхохотался:

– Дочь этой... дамы? Мы туда и идем!

– Диего, тебе лучше бежать. – Мирабелла наверняка в опасности, но Диего – тоже ребенок. – Я как-нибудь дальше сама...

– Сама?! Сама его поведешь? Да проще было тебя там оставить. Нет уж – вместе так вместе, – неожиданно по-взрослому серьезно припечатал илладиец.

Новый поворот замаячил впереди. Очередной – в неизвестность.

А шагов сзади не слышно. Чернорясочники не трогаются с места? Так и торчат там квиринскими статуями?

Творец милосердный, ты – всесилен и всемогущ! Ты же можешь спасти нескольких верующих от этих темнопоклонников!

Что-то тяжелое и скользкое обрушилось сверху. Эйда пошатнулась – едва не рухнула на пол. А шею почему-то успела обвить петля.

Чудом не заорав, лиаранка дернулась освободиться. И поняла, что кричать уже можно смело. Руки попали в другие ячейки. Сетка! Громадная сеть размером с коридор!

– Режь веревки! Быстрее! – Диего умудрился не отстраниться от спутницы, не выпустить пленника и даже не пасть духом!

Кровь... Эйда только сейчас ощутила боль. И заметила два стекающих по левой руке темных ручейка. Она все-таки порезалась, когда веревки упали. Хорошо хоть себе в кишки не ткнула...

А если бы Диего нечаянно выстрелил?!

Девушка ошалело завертела головой.

– Дай нож!

Вот теперь жрецы показались в конце коридора. Не идут – бегут. Ожившие статуи черных демонов, возжаждавшие крови!

– Эйда, очнись! Дай нож! – рявкнул в ухо илладиец.

Чем он собрался брать оружие – зубами? Лиаранка этого не поняла, зато сообразила наконец полоснуть по веревке. Рана – несерьезна! Ирия бы такой царапины и не заметила...

Веревка лопнула неожиданно легко. Эйда, высвободив левую руку, перехватила рукоять. Вторая скользкая змея бессильно опала вниз.

Грохот ударил по ушам, резко замутило. Диего разрядил-таки пистолет. Не в пленника – в одного из нападающих. А рукоятью мальчишка от души двинул заложника в висок. Тот безжизненно рухнул под ноги врагам.

Эйда немедленно сунула нож в освободившуюся руку илладийца. Одна теплая ладонь на миг коснулась другой... Перед тем, как остыть навсегда? Потому что теперь – точно конец! Мирабелла, прости...

Кривой нож вошел в черный балахон – Диего-то нашел вражеские "кишки". А вытащить оружие уже не успел. Равно как и вырваться из хватки двоих взрослых мужчин.

Грубые руки третьего сомкнулись на плечах Эйды. Жрец резко развернул девушку к себе, змеиный взгляд впился в ее глаза.

Мир рассыпался багровыми осколками, сузился до двух черных провалов. Лишенных век.

Змея. Это – действительно змея!

Эйда провалилась в скользкий, ледяной ужас.

2

Если Элгэ ошиблась в Октавиане – это выяснится сейчас. Либо – там.

Черная твердь земли раззявила слепую пасть. И предлагает спуститься вниз. Или скатиться кубарем. Вновь выплывшая из-за облаков черно-пятнистая луна радостно осветила в замшелой скале почти отвесный провал.

– Октавиан, сюда! Я нашла его!

Нашла не Элгэ, и не факт, что "его", но это говорить необязательно. Одна подобранная с земли ветвь сейчас разделит алую смерть с другой. Еще пытающейся зеленеть под ногами.

Однажды Элгэ видела, как река несет вывороченное с корнем дерево. Зеленое и цветущее. Оно еще не понимало, что мертво. И цвело, цвело... Люди в этом вопросе – ничуть не умнее.

Передумав поджигать зеленеющий несостоявшийся факел, илладийка подобрала сухостой. Живое дерево горит дольше. Но спасающие братьев глупые южанки – сентиментальны.

Октавиан вынырнул из-за ближайшей скалы совсем бесшумно. Хотел застать врасплох? Если да, то зачем?

Элгэ молча вручила сообщнику горящую палку:

– Идем.

Факелы рисуют такие причудливые тени. Две – на земле, две – на скале...

У зеленой ветви будет шанс отцвести свое. Сколько захочет.

Ступеньки. И не такие уж отвесные. Не то чтобы совсем не крутые, но в детстве Элгэ лазала по приморским скалам Илладэна. И по деревьям. В гранатовых рощах, в вишневых садах... На скалы дочь подсаживал папа, а на вишни она карабкалась наперегонки с Виктором.

А по черным ступеням Элгэ с факелом и шпагой крадется в обществе сына врага.

– Что с рукой? Порезалась? – Октавиан только сейчас заметил капающую кровь?

– Ага!

Если поверит, что фехтовальщица, на порядок приличнее его, может случайно сама порезаться – ему же хуже. Если не поверит – тем более.

– Элгэ... – еще более тихий шепот.

Впереди – насколько хватает факелов – просто темный коридор. Выбитый в камне. Людьми или дикой природой?

Просто коридор. Но это еще не значит, что любой шорох не разнесется на всё подземелье.

Хорошо, что впереди проход не сужается. Потому как Элгэ не повернется спиной к Октавиану. Нельзя – если находишься севернее Илладии.

– Элгэ, это не тот коридор. Я видел другой вход...

Лжет или нет – уже неважно. Искать другой вход – поздно. А тот, кто помог его найти, заслуживает доверия не больше Октавиана. Но и не меньше.

– Я думаю, тем они больше не пользуются... – она вроде как шепчет. Или это врет ее тщеславие?

Зов накрыл разом, волной. Не дал расслышать ответ Октавиана.

Элгэ не сошла с ума. Тогда на ее отчаянный призыв к древним богам и в самом деле ответили. Боги или кто другой, их заменяющий, – неважно. Но то, что зовет сейчас, совершенно иной природы. Нечто дикое, первобытно-звериное, не терпящее отказа. Оно не говорит, как его умолкнувший предшественник. Только зовет, ждет и требует. И торопит.