Текст книги "Изгнанники Эвитана. Том Третий. Вихрь Бездны(СИ)"

Автор книги: Ольга Ружникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Раз.

Вчера вечером за ужином Октавиана не было. Сегодня за завтраком он объявился. Когда прибыл? Ночью? Элгэ поежилась – холод уже ушедшей лютенской зимы мигом забрался под легкое бархатное платье. И от души прогулялся по открытой спине...

Минувшей ночью произошло что угодно, но не радостная встреча вернувшегося из гостей сына.

Тогда – утром? Но Элгэ после такого прислушивалась особенно чутко. Ни стука копыт, ни лошадиного ржания. Даже собаки не лаяли. Никто сегодня не въезжал в ворота особняка. Не черным же ходом... От кого скрываться-то?

Два.

Девушка налила полный бокал белого илладийского, подмигнула воителям на фреске и с вазочкой фруктов уселась в кресло. Напротив невольных свидетелей пьянки. Вынужденных волею художника (не самого плохого, кстати!) вечно драться друг с другом. Вдруг бы они вместо этого тоже выпить предпочли?

Ваше здоровье, господа! Вам промочить горло не суждено и через века.

Итак, какова вероятность, что рыцарь предал даму?

И не стыдно так думать? Не стыдно.

Мала эта вероятность – даже исходя из доводов рассудка. Решил бы перейти на сторону отца – не подал бы кузине знак за завтраком. Хотел втереться в доверие? Тогда разумнее искать встречи, а не сидеть, запершись в комнате – мимо которой Элгэ проходила с кузиной Эмилией не раз и даже не два. Громко обсуждая мужиков и тряпки... галантных кавалеров и столичную моду.

Запершись в комнате...

Три.

Кстати, камердинера возле двери не наблюдалось. И "случайно стоящих" слуг – тоже. Элгэ сей факт, еще возвращаясь из библиотеки, отметила. Но это еще не значит, что слуг и камердинера нет внутри.

Нет, на заговор против лично некой илладийки ситуация не тянет. Дядя, он же свекор, – все-таки мидантиец или как? А раз заговора нет – какой смысл Октавиану идти черным ходом?

Потому что никак иначе он в особняк войти не мог. Разве что через крышу.

Четыре.

Что дело – дрянь, уже понятно. Осталось лишь определить, дрянь каких масштабов...

3

Последние ярко-багряные лучи заходящего солнца скользят по лагерю банджарон, по пестрому разноцветью палаток. Выхватывают центр табора... два полукруга воинственно орущих мужчин и женщин. И двоих дураков, собравшихся драться.

Чем этот день отличается от предыдущих, Анри так и не понял. У банджарон – свои верования. Но еще немного – и Тенмар по примеру товарищей решил бы, что баро просто столь изящным способом уклоняется от поединка. Даром не нужного ни одному из противников.

Дескать, драться будем, конечно. Всенепременно. Когда? Когда время придет. Может, лет через сорок. Ничего, нам спешить некуда.

А оказалось – есть куда.

Ну, зачем здесь мужчины – понятно. Глядишь, чего нового увидят и запомнят. Пригодится как-нибудь – в собственных драках. А вот для чего на мужской бой явилась целая армия банджаронских... дам? Выразить одобрение баро и презрение не оценившей его внимания полукровке? Или просто полюбоваться на двух полуголых мужиков? Благо – есть официальный повод. Мужья будут не в обиде...

Еще вслух засмейся, Тенмар!

Баро – ненамного старше Анри, крепок, силен, поджар. Справиться-то с ним можно, но вот с идеей "не лишить табор вождя" как бы не пришлось расстаться.

Дамское полукольцо расступилось, пропуская Эсту. И вновь сомкнулось за ее спиной. Если умрет Анри – значит, отступница виновна и должна покинуть табор. А в случае смерти баро ее просто изгонят. Что уже произошло, и далеко не сегодня.

– Перед лицом древних богов, я, Анри из рода Тенмаров, называю тебя, Звезда из табора Рамиро, своей сестрой. И объявляю, что готов драться за тебя, как требуют обычаи наших предков.

В древних богов банджарон он верит не больше, чем в кровожадную Виргу, но какая разница, во имя кого отспорить жизнь Эсты? Хоть Темного со всеми змеями!

Первые движения вечного, как мир, воинского танца – лишь разведка. Чьи когти и клыки острее, лапы мощнее, а хватка – безжалостнее.

Вечного, как мир. Старше самых древних людей и богов. Ибо придумали его не они.

Ты силен и ловок... нет, не враг – противник. Более чем достойный. Даже если сражаешься за то, чего Анри никогда не понять. И ты тоже не хочешь убивать. Значит – и не будешь.

Кор не простит своего отсутствия здесь и сейчас. И украденного боя. Ни баро, ни прочим банджарон, ни Анри, ни себе. Многие на его месте поступили бы так же. А Анри не простил бы себе гибели Конрада – в неравном поединке.

Вечный, как мир, танец. Камень-кинжал-бумага, птица-змея-кошка.

Ты так и не придумал другого плана, Тенмар. Значит – используй первоначальный.

Солнце садится.

И сейчас ты проиграешь, баро. Так, что никто не придерется и ни в чём не упрекнет. Кроме самых уж оголтелых, но с ними ты потом справишься сам.

И откуда бы ни пришло сейчас это знание – оно поможет.

Глава седьмая.

Эвитан, Лютена – окрестности Лютены.

1

Элгэ прождала мужа даже не до полуночи – почти до часу ночи. Прежде чем поняла, что сегодня он не придет вовсе.

Ночка намечается интересная – муж не явился, поклонник лезть в окно тоже не спешит. Ладно хоть вчерашняя жуть не возвращается. Но даже заявись она – Элгэ дважды по одному поводу дрожать не намерена. Огонь факела и чистая сталь – первейшее оружие против нечисти. И говорят об этом не только священники, но и деревенские бабки-ведьмы.

Огонь и сталь. Это не считая святой воды, но ее здесь нет. Еще, говорят, в таком деле хорош солнечный диск, но он пусть на шее и остается. Защищает владелицу.

А если Священные Свитки ошибаются – значит, не поможет ничто. Но страх еще точно никому не служил защитой!

Нечисть не появилась, липкая жуть не возвращается... а вот тревога – растет! И самое паршивое – неизвестно, за кого. Просто всё сильнее и сильнее.

"Если поймешь, что я – уже не я..."

А ну, прекрати – нашла опять, о чём думать! Паникерша бестолковая!

Бойцы на стене то ли усмехаются, то ли зло скалятся. В до блеска начищенном золотом подсвечнике колеблются свечи. С чего бы – Элгэ же не вставала... Кому тут нечисти не хватало, а?

Девушка поспешно подхватила подсвечник – едва от волнения не выронила. Ледяной пот прошиб всё тело – при мысли о едва не пронзившей комнату тьме. А вместе с мраком вернутся...

Проклятье! Темный и все змеи... (Заткнись – нашла, кого поминать!) Чуть дрогнул огонек – и Элгэ Илладэн в мгновение ока превратилась в перепуганную, истеричную бабу!

Делай что-нибудь, дура! Время утекает сквозь пальцы струйками илладийского песка...

Папа смеется на середине реки, мама грозит ему кулачком. Алекса в венке из белых лилий, Диего удирает от развоевавшихся сестер. Набежавшая волна рушит песчаную башенку...

Из горла рвутся сдавленные всхлипы. А слезы набегают на глаза, скатываются по щекам...

Элгэ не плакала, когда услышала о смерти Алексиса. А здесь, на севере...

Два часа ночи.

Октавиан не придет – как и его брат. Хотя можно, конечно, прождать до утра. А потом сказать, что всё равно ничего не могла сделать.

Давай, теряй еще одну ночь! Почему – еще? Что такого случилось в прошлую?

Тебе напомнить?

Дверь заперта снаружи... ну и заперта. Зато окно – свободно.

Если кавалер не лезет к даме – даме придется лезть к кавалеру.

Кинжал – с собой, а вот факел при всем желании не возьмешь. И внимание привлечет, и... нужно быть акробаткой из Ганги, чтобы скакать с ним по карнизам. Элгэ так не умеет, а экспериментировать – некогда. Нет времени на сломанные руки-ноги.

Ночь за окном угрожающе щерится почти непроглядной тьмой. В паре шагов ничего не видать. Сумрачный сад – зловещ, как замок мэндского графа-вампира.

Луна, где ты? А, вот – бледный, тусклый круг сквозь облака. Хищный проблеск – от него еще жутче. В той легенде погасло не только солнце, но и луна...

Вот-вот – еще под кровать забейся! Авось там не найдут...

Чего бояться вне пределов особняка, скажи на милость? Помнишь зловещие склепы и часовни в Вальданэ? Ничего там не было – и быть не могло.

А здесь если с чем дело и нечисто – так это с самим особняком.

Ничего, если на обратном пути в комнате не будут гореть свечи – Элгэ просто не полезет назад. Лучше быть трусливой дурой, но зато – живой.

Не будь в комнате ее мужского костюма, возвращенного по доброте Юстиниана, сейчас пришлось бы кромсануть кинжалом полы юбок.

– Чего уставились? – зло бросила девушка неутомимым бойцам. Влезая в такие родные штаны. – За столько дней не насмотрелись еще? Ничего, больше не увидите.

Решение вдруг пришло само. До этого Элгэ сомневалась – вернется ли. Теперь – точно нет. Что бы ни случилось – порог этой комнаты она больше не переступит! И этого особняка – тоже.

Значит, всё необходимое берем с собой. "Всё" – это немногочисленные деньги и драгоценности. Больше у нее ничего нет.

Всё. Прощай, виконтесса Эрден. Графиней Мальзери ты не станешь никогда, свой бы титул вернуть...

Знала б заранее, как карта ляжет, – никогда не отказала бы Виктору. И не смеялась бы над сожалениями стареющего Лоренцо, что он родился много раньше нее.

Недописанные наброски картин, детские и полудетские стихи, пара незаконченных пьес, фрагменты будущей исторической хроники – ей теперь не стать настоящей... Элгэ, взгляни правде в глаза – что бы ни ждало впереди, живой ты выберешься вряд ли. И вряд ли кто из близких людей, в спешке покидая Аравинт, потащит с собой твои "шедевры". Да всё ли еще разберут... Твой почерк никогда не блистал особой каллиграфичностью.

От твоей жизни, Элгэ, не останется ничего.

Ну и пусть. Всё равно она – не Лоренцо Винсетти. Это он у нас – гений.

Сколько всего можно было сделать иначе... прожить по-другому.

В раскрытое окно пахнул прохладой ночной воздух. Свежий-свежий. И неожиданно – совсем не страшный.

2

Камердинера в комнате не оказалось, слуг – тоже. Они и не нужны. Если, конечно, Октавиан не отрастил зубов – цепи перегрызть.

Не такие уж они, кстати, толстые. Не кандалы – как в какой-нибудь жуткой тюрьме... Куда отправляют за убийство свинопринцев, например.

Элгэ могла цепей даже не заметить – если б так напряженно не вглядывалась в полумрак. Но, увы, Октавиан – не легендарный чудо-богатырь из бьёрнландской саги.

Поддеть кинжалом раму – это илладийка всегда умела даже лучше Виктора. И хуже Беллы... хорошо, что девочки здесь нет и не будет!

Тусклый полумрак колеблет одна-единственная свеча.

Бледный светловолосый юноша в кресле. Цепь толщиной в руку ребенка охватила его правую лодыжку. Черно-серый стальной тюремщик уползает куда-то вглубь комнаты. К стене.

Открыть окно Октавиан не мог при всем желании. Только встать с кресла – навстречу гостье.

Рама бесшумно легла на место. А Элгэ стремительной тенью оказалась возле юноши. И тонкие сильные пальцы тепло накрыли ее холодную руку.

– Ты все-таки пришла... – такие тихие слова. Шепот – или просто выдох?

– Как видишь, – удалось шепнуть не громче собеседника. А мысли лихорадочно бьются. Хоровод кружат.

Что делать с шедевром неизвестного кузнеца? Пилить здесь нечем. Да и потом – делать это бесшумно Элгэ не умеет. И Октавиан – вряд ли.

Нужен ключ, а где он? На поясе у Валериана Мальзери?

– Что с Диего? Ты его видел?

Как странно звучит в полной тишине даже еле слышный шепот. Хоть и не так жутко, как прошлой ночью...

– Видел. Его увезли из поместья за день до моего приезда. Я догнал их, попытался следить... Меня схватили и отконвоировали к отцу. Я знаю, где Диего, но мне отсюда не выбраться.

Знает – это если братишку опять не перепрятали. А не выбраться – значит, не выбраться. Сына Валериан не тронет, а вот Диего... Да и Октавиан здесь целее будет.

– Тиан... Юстиниан видел, как меня доставили сюда. – Она почти угадала с именем. – Иначе меня уже увезли бы... куда-нибудь. Элгэ, я знаю, где Диего! Мы должны...

– Октавиан, послушай, – девушка успокаивающе сжала его плечи.

А он ощутимо дернулся.

– Что? – уже догадываясь, прошептала она.

– Ничего, ерунда, – юноша уже справился с собой.

А илладийка, не слушая, рванула на нем вверх камзол вместе с рубашкой. На брате собственного мужа! Северные дикари заточили бы навечно в монастырь за одно это.

Теперь понятна его неестественно прямая посадка в кресле, когда Элгэ в первый раз заглянула в комнату. Откинешься тут на спинку, как же...

– Это когда поймали?

– Что ты... – чуть поморщился Октавиан. – Графского сына! Это отец лично руку приложил.

Значит – здесь. Прошлой ночью – больше некогда. И – ни звука не было слышно. Никаких стонов. Только грохот от приколачиваемой цепи.

И значит, не он – причина вчерашней потусторонней жути.

– Прости... – илладийка отпустила рубашку. Разом вновь скользнувшую вниз.

Отпустила – и прильнула к его губам. Сердце колотится... так знакомо. Во что Элгэ втравила этого мальчишку?

– Элгэ... Диего – в подземной часовне. Пятьдесят миль от поместья, десять – к юго-востоку от Лютены.

Что?! Где?! Подземной? Сектанты там, что ли? Поймать бы Валентина Мальзери на горячем – и сдать леонардитам!

– Я не знаю, кому там поклоняются...

"Если ты поймешь, что я – уже не я..."

Даже если там служат черному козлу с тремя рогами и пятью копытами! Элгэ заберет оттуда Диего – и пусть они и дальше молятся, кому хотят. Если их неприятности, конечно, не помогут прищучить свекра...

Пятьдесят миль от поместья, где она никогда не была. Десять на юго-восток... С ее знанием местности – на поиски уйдет не один день. Слишком долго!

– Элгэ, у моего камердинера есть ключ от цепи. Нужно заманить его сюда. Этот отцовский холуй...

Проклятье! Вот так и переходишь все возможные и невозможные грани.

– Октавиан, твой отец уже доказал, что способен на всё! Если твой побег обнаружат, а тем более – если поймают нас вдвоем, цепью и хлыстом дело не ограничится.

– Элгэ, мне плевать, что будет со мной! – Что-то новое в чернущих глазах. Он тоже перешел грань. – Диего – мой кузен, а отец задумал какую-то подлость. Диего не просто так в этом капище. А Тиан знал, что я здесь. И даже ко мне не зашел... Когда ты видела его в последний раз? – угольный взгляд плеснулся новой тревогой.

– За обедом.

– Он ночует у тебя?.. – Октавиан запнулся лишь на миг.

– У меня.

Сейчас он ее еще за распутную девку примет! Связавшуюся с обоими братьями сразу.

– Значит – его нет в доме.

Младший из Мальзери – бледен, очень бледен. А в агатовых очах мелькнуло... Наверное, то же, что в их с Юстинианом – прошлой ночью.

Впрочем, юноша мигом взял себя в руки. Или Октавиан куда смелее брата, или у него много меньше причин бояться.

– Нужно заманить камердинера сюда. Ты спрячешься, а я подниму шум – и он прибежит...

Все-таки мальчишка! Не мудрено, что его поймали возле того треклятого капища. Где сейчас, возможно, Диего...

Элгэ стиснула зубы.

– Октавиан, камердинер прибежит не один. А шум привлечет пол-особняка. Даже если ты не заорешь, а просто попросишь воды – кто-то всё равно останется за дверью. Вряд ли твой отец приставил к тебе полного кретина.

Октавиан помрачнел. Пожалуй, он в большем шоке, чем Элгэ показалось. Потому и придумал столь дурацкий план. Естественно – его ведь не каждый день на цепь сажают. И хлыстом бьют – как собаку или простолюдина. В почти шестнадцать лет.

– Виан, в какой комнате первого этажа точно никого нет и дверь не заперта?

В крайнем случае – вернемся через свою. Что очень нежелательно. Даже если побег виконтессы еще не обнаружен – у ее двери всё равно караулят другие холуи. Ничуть не хуже приставленных к Октавиану.

А если обнаружен – сейчас по всему особняку взметнется шум и гам. И бежать придется одной – без Октавиана. Для него это лучше и безопаснее... но Диего Элгэ дороже!

Думал юноша не дольше полминуты.

– Фехтовальный зал! – просветлело его лицо. – Он не запирается... Третье окно слева с противоположной стороны дома. Моего камердинера ты видела мельком. Но память у него хорошая. Он сейчас в коридоре. Далеко не отходит.

Вот и хорошо.

3

Ночной сад встретил уже мокрой от росы листвой. И нагло лезущей под одежду прохладой.

Третье слева. Кинжал – туда, кинжал – сюда, любая рама для нас – ерунда... Приходите, дорогие воры! Добро пожаловать в особняк Мальзери через окно фехтовального зала. Элгэ Илладэн с удовольствием оставляет вам эту замечательную возможность. Если ограду тайком от стражи перелезете, разумеется. Той самой, что так громко сейчас переговаривается...

Замрем...

Ушли. Дальше по периметру.

Какой отличный зеркальный зал! И кто-то посмел не пускать сюда Элгэ? Лучшего мастера клинка по всем этом доме? Даже жаль, что здесь уже не размять косточки никогда. Не станцевать любимый танец шпаги с дагой.

Вздохнув с искренним сожалением, девушка осторожно приоткрыла дверь. И неслышной (будем надеяться!) тенью выскользнула в коридор.

А вот и ночной камердинер Октавиана – приземистый здоровяк. Элгэ не собиралась обманываться: Мальзери не поставит следить за сыном неповоротливого увальня. Страж – силен как бык и вполне проворен.

Девушка на миг заколебалась. Но убить с такого расстояния – много легче и бесшумнее, чем красться, чтобы оглушить. А рискует Элгэ не только собой.

В конце концов – мидантийка она или нет? И кто ее враг – если не мидантиец?

Ты правильно встал возле самой двери. Хорошо. Просто отлично.

Извини, папа. Прости, но твоя дочь нарушает то, чему ты ее учил. Ты был честен – и потому тебя больше нет. А Элгэ нельзя умереть или проиграть – пока ее брат и сестра в беде!

Легкий свист, глухой стук. Миг – чтобы вытащить кинжал, еще один – отцепить ключи. И слегка прощупать карманы...

Увы, ничего тонкого и металлического там нет. И пистолет "камердинер" с собой не носил.

Последний взгляд на мертвое тело. Вряд ли был выбор. Да и подзвездный мир вполне обойдется без преданного Мальзери холуя. Одного из тех, кто помогает погубить Диего! Без таких мир даже чище станет.

Третий по счету ключ подошел к двери. Пятый – к браслету. Серое железо разомкнулось без малейшего лязга. Даже без скрипа.

Ковер с другой части коридора скроет кровь. А тело камердинера не сразу найдут в запертой комнате узника. Мальзери был предусмотрителен, дав верному слуге ключ и от конюшни. Видимо, забыл, что у Октавиана отличная память – характерную фигурную резьбу он узнал сразу. С другой стороны – кто же знал, что пленник вообще освободится?

А вот здесь стоит задуматься. Октавиан – в цепях, так зачем охраннику ключ? Ответ один – послать погоню за Элгэ, если та что-то выяснит и решится на побег. Кем еще был покойник – кроме того, что камердинером и стражем? Уже неважно.

Агат и Соколица даже не заржали – молодцы! Самые умные, самые лучшие лошади в подзвездном мире! Элгэ чуть не уткнулась в родную золотистую морду – жаль, некогда. Всё потом!

И ограда – не так уж высока, когда под седлом верное легконогое чудо. Скачи, Соколица! Спасай свою хозяйку и ее жеребенка!

А вы – догоняйте, господа. Удачно вам ломиться в запертую конюшню. Давайте, бегом – будить управляющего. Вот только где вы нас после этого найдете? Хотя еще можете попробовать лично пробежаться? Вперед, ать-два!

Элгэ, вдохнув полной грудью, негромко рассмеялась. Свобода! И теперь уже – навсегда! Никаких Адоров, Амерзэнов и Мальзери. Долой!

Ну куда же вы и в самом деле на своих двоих помчались, а? Вам же нельзя в хозяев стрелять – даже во взбунтовавшихся.

А орать так зачем? Уже свечи в окнах соседних домов замелькали. Всех добрых жителей Лютены перебудите. Еще и городская стража прибежит... Спросит, чего это вы за благородными дворянами гонитесь. Объясните, что держите их в особняке против воли?

Заткнулись и отстали. Вот и молодцы.

А бессильная ярость на красных от бега лицах (в блеске факелов) бывает даже очень забавной.

4

Где-то там, за пределами дикой скачки, остались Вальданэ с яблонями и вишнями в цвету. И Аравинт – с веселыми кострами и шальными грозами... С одной из тех, что как-то застигла сбежавших в лес юных Элгэ и Виктора.

В прошлое невозможно вернуться, но оно всегда с нами. Теплой волной, омывающей сердце, шумом прибоя в старой ракушке. Яркой искрой в самой кромешной тьме!

Элгэ только сейчас, на слабо освещенных тусклыми газовыми фонарями улицах, поняла: это – конец. И не только жизни в особняке Мальзери. Заодно, возможно, и самому бренному существованию.

Даже если сказочно, невозможно повезет – если вдруг появится будущее... то совершенно иное. В одну реку или озеро не вступить дважды. Иной станет и текучая вода, и лодки на берегу. А может – не останется ни берега, ни реки, и вернувшегося встретят жгучие пески пустыни.

Что ж – и там люди живут. Элгэ дважды теряла всё – так чего бояться третьего раза?

А сейчас и вовсе нет ничего – кроме чахлого газового света и бешеного стука копыт. Быстро мчат двое коней – Элгэ и мальчишки, втянутого ею в очередную мерзкую игру. И слабо оправдание, что не сама придумала правила, – если теперь именно ты им следуешь. Тебе не повезло угодить в ловушку беспринципных мерзавцев с моралью шакалов. Но теперь сама ты, дорогая, ненамного лучше. Разве что своих не трогаешь. Зато ради собственных интересов с легкостью переступишь через любого "не своего". А кто ты-то для врагов, как не чужачка? Так почему они должны с тобой церемониться?

Не должны. Но и Элгэ им перервет горло – за Диего. Не отвлекаясь на мораль и понятия о чести и благородстве. Не в ту эпоху живем!

Наверное, есть где-то те, кто в любой ситуации – даже самой паршивой! – сохраняют верность идеалам. Может, и есть. Элгэ – не такая. И никто не запретит ей ненавидеть любого, посмевшего угрожать ее родным. Любого, без кого она никогда не узнала бы о себе такое. Если б не эвитанские мерзавцы – жизнь герцогини Илладэн прошла бы среди философов, поэтов и блестящих кавалеров! В рассуждениях о мере добра и зла, куртуазных сонетах и длине гривы легендарных единорогов.

Всё, хватит сентиментальничать. Прямо по курсу – городские ворота. Путь к свободе. Примут ли Элгэ сейчас за мужчину? Она – не какая-нибудь тощая северянка, но и роскошной фигурой Кармэн природа ее не наградила. Пока.

Значит – примут. Или получат шпагой в морду.

А лет через пятнадцать, когда "не примут", – Элгэ будет носить другую фамилию, мирно воспитывать детей и сочинять сонеты. Если доживет!

Десяток солдат в воротах, молодой лейтенант... Ну зачем вам чьи-то имена и подорожные, а? Даже ночью? Ведь не нужно?

Молодые господа едут веселиться – в табор у Западных Ворот. Какой-то там действительно стоит. Элгэ даже выяснила, где. Иногда разговоры служанок полезны.

Девчонки бегали гадать. Даже служанки Мальзери верят в любовь и "суженого-ряженого", кого можно приворожить с помощью чудозелья смуглых банджаронок. Даже эти вышколенные статуи ждут свою судьбу! Жаль, ни одной нельзя доверять (даже той). А чтобы саму Элгэ гадать отпустили... Будь дядя-свекор таким дураком – она бы в его доме пленницей не оказалась.

Лейтенант не спросил ничего, солдаты – тоже. Отпустили "молодых господ" беспрекословно. Не военное ведь положение. Эвитан давно воюет только на чужой территории. В крайнем случае – на пограничье.

Только за воротами нахлынула усталость. Мигом навалились и вторая по счету бессонная ночь, и тревога за брата... и осознание, что за Алексой уже не вернуться! Времени не дадут. Только-только – брата в охапку и в Аравинт. Умереть или спастись – но со своими. Октавиана придется брать с собой – отступать ему теперь некуда.

А Алекса... остается надеяться, что сестру спасет кардинал. Ага! А почему сразу не лично Творец – в окружении сонма праведников?

Вернуться в Лютену, спрятав где-нибудь Диего? Хороший вопрос – где? Друзья, союзники, добрые жители Лютены – кто-нибудь, кому не безразличны дети покойного полководца и героя Алехандро Илладэна! Ау, откликнитесь!

Ау... Такой тишины не бывает даже на кладбище.

Дорожная пыль под копытами Соколицы, мелко покрапывает дождик – его только не хватало! Мышасто-свинцовые тучи вот-вот свалятся на голову.

Слабый проблеск робкой луны. И два всадника – между жизнью и смертью. Между двумя смертями.

И сотни миль до Аравинта.

Глава восьмая.

Эвитан, Лютена.

1

Портреты. Целая галерея давно умерших людей. Галерея без начала и конца.

Портреты.

Ральф Тенмар хищно улыбается с ближайшего. Ирия, как завороженная, шагнула к нему...

Где-то плещутся волны Альварена, злобно смеется мать, печально качнулись седые косы Катрин...

А на портрете герцога – лишь пустота. Мертвая парадная зала, пунцовый набивной бархат, тяжелое древнее золото. И багрово-червонные отсветы – в черных глазах Ральфа Тенмара. Теперь он стоит рядом с пустой рамой.

Ирия против собственной воли протягивает руку. И тонкие, сильные пальцы смыкаются на ее запястье. От ледяного прикосновения враз похолодевшем.

– Круг смыкается, Ирэн. Никому не уйти от судьбы. Я был прав – даже когда ошибался.

Его больше нет. И там, где он сейчас, известна правда о живых.

– Теперь вы знаете, что я вам лгала.

– Ты не лгала.

Неужели и там, за порогом, мертвым неведомо то, чего не знали живые?

– Лгала! Послушайте...

– Это я тебе лгал – слишком о многом. И не только тебе. Но у нас мало времени. Это – Ирэн. Моя племянница...

Кому он представляет ее? Давно умершим людям? Здесь ведь больше никого нет...

Левое плечо прожигает знакомая боль. Золотая ткань бального платья расцветает кровью. Алое и золотое... И черное. Бездонная тьма в глазах старого... мертвого герцога.

Древний клинок в его руках окрашен кровью. Ее кровью.

Ветер, кровь и серебро...

Ральф усмехается глазами короля Адальстэйна. Ральф? Нет, он – на портрете. По-прежнему гордо взирает на незваных гостей, что смеют нарушать покой древнего замка и его последнего хозяина.

Старый герцог застыл в золотой раме. А рядом с Ирией – Джек. Его лицо полускрыто сумрачным лиарским туманом. И новые клочья ползут и ползут в бархатно-золоченую залу – неведомо откуда...

Кровь стекает с кинжала в руке оборотня, алые капли падают вниз... и исчезают в густеющей дымке.

– Клятва на алтаре священна! – Во взгляде Джека – печаль. В древних глазах, что уж точно старше нынешнего лиарского замка...

Наплывающий туман заслоняет золото и пурпур. Заволакивает портрет Ральфа, его взгляд и усмешку... и глаза – той же глубокой черноты, что и у Джека.

– Случившегося не изменить.

Кровь струится из раны, а боли больше нет. Странно... Весь рукав пропитался алым. Даже кольцо на левой руке побагровело. Кольцо... подарок Ральфа Тенмара. На правой носят лишь замужние дамы. И вдовы.

Ирия попыталась рывком высвободить руку. Джек отпустил ее – и боль мгновенно вернулась. Даже кольцо отяжелело в разы.

Герб... Это он такой неподъемный. И его опять не разглядеть...

– Выбор сделан, – печально качает головой оборотень, оборачиваясь к портрету.

– Выбор сделан, – чеканные черты Ральфа Тенмара вновь проступили в тумане.

– Она поклялась.

– Она поклялась...

– В чём поклялась?! – не выдержав, заорала Ирия.

Уж этим-то двоим она точно никаких клятв не давала!

– Ты поклялась, и боги тебя услышали, – грустно вздохнул Джек.

В ушах взорвался прибой, алым золотом полыхнуло кольцо с неразличимым гербом. Рану обожгло случайное касание золотой струящейся ткани... Зачем Ирия позволила облачить себя в это платье?

Альварен плеснулся совсем близко. Теплые, ласковые волны обволокли ноги, мигом залили туфли...

А вода здесь – откуда? Альварен затопил замок... А если прилив не остановить – зальет и галерею с портретами!

Уже по колено... выше... Мокрая ткань тяжелеет, липнет к ногам. Ну что за неудобное платье?

Где здесь выход?! Ирия кинулась к двери – наперегонки с водой. В коридоре волны захлестнули по грудь – осталось только плыть.

Рядом качается на волнах портрет Ральфа Тенмара. Его сорвало со стены – и теперь вода размывает краску. Шедевр Алиэ Готта гибнет на глазах. И не только он.

Потолок – высок, но уже так угрожающе близок! Всё ближе... Осталось аршина два, не больше...

Окно! Нужно окно!

Ирия подплыла к ставне, рванула – освобождая раму...

Чтобы понять: спасения нет. Замок погрузился на дно древнего озера. Если там вообще есть дно...

2

– Госпожа баронесса!

Непроглядная тьма, мягкое ложе, комната лютенского особняка... Жесткий переплет книги под головой, боль в затекшей щеке, боль в левом плече.

Шелест дождя за окном. И всё громче – стук в дверь. И настойчивее голос Пьера:

– Госпожа баронесса, откройте – это срочно!

Так, Ирия заснула за чтением очередной легенды лингардско-тенмарского цикла – и свечи погасли. А ночью разошелся дождь. И, соответственно, заныло плечо. Как у старой бабки – на погоду. Даже смешно – застуженный в Альварене порез вообразил себя боевой раной. А Пьер – хозяином особняка, раз ломится в дверь баронессы.

Ломится?

Просыпайся, дура! Так, зажигай свечи. Одевайся, живо!

– Пьер, я сейчас. Что случилось?

– У нас гости, госпожа.

Если солдаты – Пьер сказал бы это прямо или нет?

– Что за гости?

– Ваши родственники, госпожа баронесса.

Призраки Леона и Полины, кыш! У Ирэн Вегрэ – совсем другая родня.

Подсвечник в одну руку, шпагу – в другую.

Нет, подсвечник поставь на тумбу. Иначе чем дверь откроешь – зубами?

Пытаясь на ходу превратить помявшееся платье в выглаженное, Ирия откинула крюк. Если в коридоре солдаты – значит, особняк уже окружен. А как они умеют вышибать двери – мы уже видели. Мигом пожалеешь, что сон – не явь. Впрочем, он тогда как раз – "в руку"...

Из коридора пахнуло зябким холодком. Погода Лютены опять забыла, что на улице – весна. Все-таки холодно на севере...

Давно южанкой заделалась, Ирия Таррент?

Если Пьер и ошалел от зрелища полностью одетой и вооруженной до зубов госпожи, то виду не подал. Понял уже, что в хозяйки ему достался не кисейный цветочек.

Да и сам слуга выглядит... Все-таки солдаты? Явились за компанию с родственниками?

– Так кто именно почтил меня своим присутствием?

Надо бы пригласить Пьера в комнату. А если перекуплен – избавляться от него тоже лучше при закрытых дверях.

– Госпожа Соланж Тенье, господин Констанс Лерон...

Еще не легче. Соланж сбежала с Констансом? А он, соответственно, решил, что все-таки создан для любви? Душа поэта – переменчивее ветра... кажется, это сказал Грациани.

– ...госпожа Софи Тенье, госпожа Одетта Лефрэз.

А семейки Гамэль и барона Огюста Альбрэ с ними нет?

– Где гости?

– В гостиной. Мари подает им вино и кемет.

Беременной Мари лучше среди ночи не вставать, но другим слугам доверия нет. Даже такого.

– Входи, Пьер.

Все-таки остальное лучше спрашивать не в коридоре.

А догадка летит ко всем змеям. Для чего беглым влюбленным брать с собой глухую как три пня престарелую кузину Одетту и малышку Софи? Если Констанс и Соланж собрались тайно венчаться (непонятно, почему, – кто мешает явно?) или вообще обойтись без церковного благословения... Нет, последнее не вяжется. Столь почтенную даму берут с собой только в качестве дуэньи. А уж зачем сестренка – и вовсе не ясно.