Текст книги "Распутье (СИ)"

Автор книги: Ольга Романовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Глава 24. Распутье

Не знаю, сколько в тот день я проплакала. Просто лежала и ревела в подушку. Даже не ела: кусок в горло не лез.

Кажется, приходил кто-то: слышала, как хозяйка не пускала. Мелькнула мысль: Андреас! И другая: хорошо, что не пустили. Видеть его не желаю.

Потом, наконец, свернувшись клубочком, заснула. Каюсь, просыпаться не хотелось. Даже появились мысли о таком своеобразном самоубийстве.

Меня разбудили.

Шум. Режущий глаза свет. Недовольный громкий мужской голос. Кисловатый запах пота.

Заворочалась, но глаза не открыла. Не хочу.

Кровать скрипнула и прогнулась под весом тела.

Запах пота усилился. На меня упала капля воды, заставив вздрогнуть. Холодная.

– Иранэ? Я знаю, ты не спишь.

Свен. Вернулся, значит.

Вздохнула и неохотно разлепила глаза. Тон мужа подсказывал, он не ласкаться собирался. Так и есть: сидит, скрестив руки на груди, смотрит исподлобья. Потный, грязный, в верхней одежде.

Мешки с покупками свалены в углу. Однако, хорошо же муж прибарахлился!

– Оденься! – отрывисто приказал Свен.

– Зачем? – испуганно пискнула я.

Не нравилось мне выражение его лица, очень не нравилось!

– Потому что замёрзнешь. Разговор-то долгий.

– Знаешь, – помолчав добавил Свен, – не дай я слова и не будь ты беременной… За такое палкой учат и на хлеб-воду сажают.

– За что? – начиная осознавать суть преступления, уточнила я и на всякий случай отползла на дальний край кровати, подальше от мужа.

Тот мои телодвижения заметил и хмыкнул:

– Не бойся, не ударю. Руки чешутся, но не ударю. Свен Гилах слово держит. А вот ты своё нет. Стоило уехать, как сукой к малайонцу рванула. Хоть бы о ребёнке подумала, шалава, раз честь мужа для тебя – пустой звук.

И опять это тягостное молчание.

Он смотрит, я виновато опускаю глаза и наощупь тянусь за платьем: спросонья в одной рубашке холодно.

– Молчишь, значит, – мрачно процедил Свен, встал и со всего размаху ударил кулаком по стене. Доска треснула, на костяшках пальцев мужа выступила кровь. – Признаёшь. А ей подарки привёз, порадовать хотел. Порадовал. Не вернулся бы, обрадовалась, да?

Маг обернулся и одарил обвиняющим взглядом. Выражения лица не видела: по-прежнему изучала смятую простыню.

– Ничего не было, – прошептала я, ощущая себя раздавленной мошкой.

Сначала Андреас, сейчас Свен. Хоть бы ударил! Хотя за что? Не изменяла я ему, это мне изменили. Знала бы…

Уронив голову на руки, разрыдалась и зачем-то пожаловалась:

– У него другая. Знатная.

Ответом мне стал очередной треск: Свен вымещал гнев на мебели. Потом звон – миска. Сейчас разобьёт кувшин.

Слёзы застилали глаза. Я тоненько скулила. Никогда не понимала, как так можно, считала это некрасивым, а теперь поняла: организму не прикажешь.

– Что в гостинице случилось? Почему ты здесь?

Свен взял себя в руки и прекратил громить номер.

– Виконт… – сквозь спазмы рыданий пробормотала я. – У хозяина спроси. Не могу!

И в отчаянье, осмелившись взглянуть на мужа, выкрикнула:

– Я с ним не спала, я его видеть больше не хочу!

Свен замер, замотал головой. Видимо, не сложились кусочки головоломки. Неверная жена ведь должна обожать любовника.

– Тебя видели с ним, – взяв себя в руки, продолжил обвинительную речь муж. – Вы с ним обедали, ругались. На глазах у всех! Ты чуть ли не в любви ему призналась! А теперь представь, каково мне? Шёпотки за спиной, грязные намёки. Ждала жена, называется! Так ждала, что к другому в постель прыгала

– Прекрати! – не выдержав, взмолилась я. Слёзы душили, спазмами сковывая горло. – Бей, если хочется, только замолчи! А после уходи. Я, – всхлип, – я и сама выживу.

Свен замолчал. Что делал, не видела: снова постыдно рыдала в подушку.

Рядом с рукой легло что-то шуршащее. Его подтолкнули под пальцы, настойчиво так. Целлофановая упаковка.

– Что этот малайонский ублюдок сделал? – абсолютно спокойно спросил Свен и вновь устроился рядом.

Молчала. Зачем говорить, пусть и дальше думает, что я гулящая. Все же думают.

– Иранэ, что произошло? – уже мягче спросил муж и коснулся волос.

Вздрогнула и отмахнулась.

Тихое:

– Ира?

И Свен взорвался:

– Что, Глойева колесница, произошло?! Ты вся в соплях, дрожишь. Думал: изменила, боишься. Так ведь отродясь не лгала, призналась бы.

– Ничего. Просто меня едва не убили, чуть не изнасиловали три мужика, а после рухнула личная жизнь, – апатично прохрипела я: осипла от рыданий.

И плевать, что Свен ничего не поймёт.

Но понял.

– Малайонец – труп, – и тон такой, что не обсуждается. – Не знаю, как до слёз довёл, но за всё ответит. Второй раз не воскреснет. Насильничал кто? Ребёнок?..

Задрал подол – будто там видно, беременна или нет.

А, нет, проверяет на выкидыш. Пускай, мне всё равно.

Рассказала о подосланном убийце, визите к виконту Андреаса и пережитом ужасе. Муж слушал, скрипя зубами. Поход в церковь за помощью одобрил и обещал привлечь мерзавца к суду.

После же меня начали гладить, настойчиво так. И целовать. Отчего-то в основном в живот.

– Свен, я не хочу, – сообразив, чем всё закончится, заёрзала на простыне. – Понимаю, ты хочешь, но давай не сейчас?

Муж сгрёб в охапку, прижал к груди и шепнул:

– На подарок-то хоть взгляни. Твоя мать сказала, понравится.

Он с мамой обсуждал, что мне купить?! Даже не так: Свен обо мне там думал?

Обернулась, глянула на подушку. Духи! Диоровские! Я… я давно на них облизывалась, хотела на Новый год купить.

– Нравится? – Свен пристально, настороженно наблюдал за мной.

Кивнула и, помедлив, обняла мужа. Тот сразу засопел, полез с поцелуями. И не только.

Женщину не завёл. Скучал. Торопится, но пытается чуть приятнее сделать. Учить и учить. А я? Я лежу и смотрю в потолок, потому как антиромантическое настроение.

С победным рыком – это что-то новенькое – удовлетворив желание, Свен сполз с меня, позволив лечь на бок. И тут же начал требовать подробностей пережитых гадостей. Потом пошёл-таки мыться, хотя, по-моему, уже поздно, дело сделал. Плескался долго. Кажется, не столько мылся, сколько ругался и придумывал план мести. Потом вернулся, бережно укрыл меня одеялом и задул свечу.

Неприятный холодок воздуха по коже, и ещё влажное мужское тело прижимается к моему. К счастью, не ради супружеского долга.

– Завтра обговорим, – шепнул в ухо Свен. – Они ещё пожалеют!

После обнял и засопел в ухо, спокойно так, будто до этого не бушевал. Ох, надеюсь, гостинице нанесён поправимый ущерб, не хотелось бы отдать все сбережения хозяину.

Свен спал, а я мучилась от бессонницы. Лежала и думала, как жить дальше.

Хорошо Свену, для него всё просто: учился, женился, ребёнка сделал. Вот она, я, отчего-то нужная и любимая, хотя, честно, не понимаю, зачем ему такая девица. Хозяйка из меня по галанийским меркам никудышная, капризная, своевольная, безбожная, распутная. Только за деньги и можно взять. Лицом тоже не Катрин Денёв, чтобы влюбиться без памяти. А он влюбился, не ударил даже сегодня, сам поранился. Ой, а ведь заражение может случиться, надо бы глянуть.

Кое-как выбралась из объятий мужа – тяжёлый, зараза! – и затеплила свечу.

Свен заворочался, забурчал что-то недовольно.

Пол холодный, и в душ хочется. А душа нет. Хожу тут теперь, мужем пахну, всем и сразу.

– Ты куда?

Проснулся-таки, подслеповато смотрит.

– Тебя лечить. Руку покажи. Вот зачем мебель крушил? – укоризненно покосилась на разбитый табурет и осколки глиняной миски. Как только за дебош не забрали? Хотя, тут такое – мелочи жизни.

Свен замотал головой, силясь понять, о чём я вообще. Потом сообразил и велел не заниматься глупостями.

– Надо и в столице угол завести, – зевнул муж и призывно распахнул простыню: иди, мол, под бок. – Хотя бы над лавкой. Ты как, смотрела её?

– Угу, всё хорошо.

Говорить о делах совсем не хотелось. Спать тоже.

Игнорируя недовольное сопение мужа, сотворила из подручных материалов бинт и потребовала выдать заживляющую мазь.

– Я тебе баба, что ли? – обиделся Свен, даже весь сон слетел. Сел и буравил взглядом. – Ложись, говорю.

– Свен, – назидательно начала я, – многие болезни передаются…

– Трахну, – пригрозил супруг и мстительно добавил. – И с утра тоже.

Смекнул, что я это дело не очень люблю, теперь пугает. Да пусть его, не так уж плохо. Словом, угрозу проигнорировала. Тогда Свен выполз из кровати, сграбастал и насильно водрузил на супружеское ложе. Только к долгу приступать не спешил. Не выдержав, даже спросила, в чём дело.

– Что толку-то, если ты в потолок смотришь. Вот одного не понимаю, – Свен потушил свечу и привалился плечом, – чем малайонец лучше?

– Ничем, Свен, – вздохнула я и закрыла глаза. – Ничем он не лучше, – повторила, прислушиваясь к ночным шорохам, – порой даже хуже.

Муж напрягся, весь обратился в слух. Ну да, всегда ведь был Андреас, а теперь свергли кумира с пьедестала.

– Ты лучше, успокойся, – чуть улыбнулась, хотя настроение для улыбок неподходящее. – Любящий, верный, хозяйственный. И честный. А это самое главное, без честности всё – карточный домик.

Именно так. Как только перестала верить Андреасу, перестала любить. Остались только угли.

Теперь точно знала, замуж за малайонца не выйду. И видеть его не желаю. Не нужны оправдания, красивые слова.

А ведь всё начиналось, как в романе. И Андреас был такой хороший, благородный. Бескорыстно спасал, защищал, боролся. Ради меня, не ради денег, как Свен. А в итоге Свен чужие юбки не задирает, а Андреас за выплату долга баронессе продался. И ведь погасил бы он его, за пару лет бы честно заработал, опять-таки я идею подарила. Но нет, альфонс проклятый! Ещё я виновата: не сплю с ним, значит, можно других баб водить. И плевать он хотел на мою честь, только о себе и думает.

Тихонечко разрыдалась, оплакивая разбитые мечты.

Говорят, первая любовь несчастная, а я умудрилась потом проштрафиться.

– Свен, – приподнявшись, повернулась к мужу. Знала, он не спит. – Ты не убивай его, пусть просто уедет. Видеть не могу.

– Убить надёжнее, – возразил Свен и неуклюже погладил по голове. – Тут уж я разберусь, одно скажу, плакать мою женщину всякая тварь не заставит. А ты успокойся, а то больное дитя родишь.

Ну да, есть такая примета: мать ревёт, ребёнок с проблемами. Только вот мне всё равно.

– Я его не люблю, – продолжим вечер откровений, раз уж начали.

– Это я уже понял, – Свен поцеловал, засопел в ухо. – Поумнела-таки!

– Я о ребёнке.

– Потом полюбишь, – безапелляционно заявил муж. – После второго, так обязательно. У женщин всегда так.

– Я тебя не люблю.

– Полюбишь, – заело пластинку.

– После второго? – съязвила я.

– До. Причин не любить не вижу. А теперь заткнись и спи. Мне завтра к королю и малайонца убивать.

Да, воистину, средневековое чудо! Спокойно так, буднично. Как в булочную за хлебом. И не возразишь, сразу услышишь: «Молчи, женщина!»

День начался буднично. Встала, поехала, пошла к мастерицам. Виконта отчего-то больше не боялась, после вчерашнего потрясения устала переживать, словно отмерло что-то. Ходила, как зомби, смотрела, рисовала, проверяла. Ребёнок не беспокоил: хоть какая-то радость! Не хватало токсикоза для полного счастья.

Потом разобрала покупки мужа, отсортировала. Притащил он много хлама, но и полезные вещицы нашлись, наладить производство можно.

Духи тоже понюхала: зря Свен покупал, что ли? Запах по-прежнему нравился, только напоминал о доме. Не о том, что в Нурбоке, а в Санкт-Петербурге. И пускай там сейчас дожди, всё равно туда хочу.

Шурша целлофановой упаковкой, размышляла, как бы попасть на родину. И придумала. Королеве наверняка нужны разные женские штучки, мужчины в таком не разбираются, да и не сумеют купить. А я заодно жизнь местных бедняжек облегчу, сама намучилась в определённые дни. Нагружу попутчика, а сама не приду в назначенное время к Вратам. После же перееду. Куда? А, по обстоятельствам.

Жестоко, конечно, по отношению к Свену, он изведётся, бедняжка. Отчего-то верила: плохо будет, если пропаду. Значит, письмо напишу, где всё объясню. Потом, когда переболеет, можно встретиться. Сомневаюсь, будто Свен перестанет ходить в наш мир, слишком прибыльный бизнес. Не хотелось бы с ним навсегда расстаться, успела привязаться. Пожалуй, могла бы и жить, если бы… Но бы-то было, Врата существовали.

Притащить в наш мир? Смысл? Чтобы и там его женой стать? Понимаю, здесь, но там…

Многие бы пальцем у виска покрутили. Такими мужиками разбрасываться! А у меня ничего не дрогнет, когда он со мной сексом занимается. Ничегошеньки. Люблю как друга, но не хочу. Готова защитить, накормить, обогреть, приласкать, только вот не как жена.

Свен говорил, стерпится. Но разве это нормально? Брак – союз двух любящих людей, а не выбор из-за безнадёги, чтобы «старой девой» не остаться.

И ребёнок. Если помедлить с месяц, придётся рожать. Начнётся: «Ребёнку нужен отец», и здравствуй, Свен, и ещё десяток карапузов, потому как на одном муж не остановится, от и до выполнит средневековую норму рождаемости. Ему-то что, в удовольствие только, а мне рожать. Неправильная я, не радует меня перспектива постоянного материнства, тошноты и боли. И самое главное – материнства, помимо моей воли. Нет, я не против детей, но отца-то ребёнка позвольте выбрать. Чай не племенная кобыла.

Подобные мрачные мысли роились весь день, отравляя существование.

А ближе к вечеру на кухню, где я варила себе ромашковый чай, ввалилась перепуганная служанка. На ней лица не было, полотно и то румянее.

– Госпожа Гилах, ваш супруг!.. – только и выдохнула она.

Сердце ёкнуло, предчувствуя беду.

Лишь бы не умер!

Рука машинально метнулась к животу. Чёрт, уже жесты беременных!

– Да что с ним, дурёха?! – опомнившись, ухватила служанку за плечи и хорошенько встряхнула.

Меня же родимчик хватит!

– Он, он…

Ничего членораздельного изо рта девицы не вырвалось, пришлось рыкнуть:

– Веди!

Кое-как повязала чепец, подхватила накидку и поспешила за служанкой. По дороге узнала, что та узрела благоверного случайно, на тот момент у него уже имелись проблемы. Только вот какого размера? Служанка никак не могла определиться со степенью увечий.

Девица привела к Рыночной площади. Там собралась изрядная толпа, подбадривая кого-то криками.

Слышались ругань, лязг оружия и пахло палёным.

Растолкав локтями зевак, поняла, лучшее средневековое развлечение – мордобой. А ещё лучше – убийство.

Свен сдержал обещание и собирался укоротить Андреаса на голову. Потный, сбросивший рубашку, чтобы не мешала, он атаковал, подозрительно пряча левую руку за спину. Сначала подумала, она ранена, но потом поняла: бережёт для кинжала или магии.

На щеке у мужа красовался порез. Этим, к счастью, его увечья и заканчивались.

Не менее потный и растрёпанный Андреас, тоже голый по пояс, защищался и контратаковал.

Ой, плохо дело! Ярость застилает глаза, как бы Свен не поплатился!

С минуту молча наблюдала за тем, как противники сходятся, как поёт сталь, а потом издала крик вопиющего в пустыне:

– Почему их никто не разнял?

С таким же успехом могла промолчать.

Меня толкнули в бок, попытались оттеснить от импровизированной арены, но я уходить не собирать. Лезть под горячую руку поклонников тоже.

Ой, мамочки!

Оказалось, быть зрителем тоже опасно. Нож, брошенный Андреасом, едва не отрезал ухо бородатому мужику. После этого толпа отхлынула, я в одиночестве осталась на передовой. Банально не успела отшатнуться.

– Пошла домой! – не оборачиваясь, приказал Свен.

Пируэт, и теперь черёд Андреаса упражняться в ловкости, уходя от рубящего удара. Чуть без руки не остался!

– Она ко мне домой пойдёт, крыса! – сквозь зубы сплюнул Андреас. – Что б ты ещё в тюрьме сдох, Гилах!

– А ты у чернокнижника в лапах, – прорычал рассвирепевший Свен, тесня противника к телегам с тюками неизвестного происхождения. – Кровью заплатишь за её слёзы. Ира, домой!

Я и шагу не сделала, застыла, напряжённо всматриваясь в пальцы Андреаса. Отчего-то ничего другое сейчас не интересовало, только когда он прибегнет к магии. И стоило заметить искорки, истошно завопила, обращая на них внимание Свена.

Муж ударил сам, без подготовки, с размаху.

Поверьте, это страшно. Разум соображает уже после того, как происходит действие.

Стон Андреаса, и тот припадает на одну ногу, держась за локоть. Из-под пальцев сочиться кровь. Но Свен не касался его мечом. Или касался? Или магия? Пожалуй. В воздухе странный запах, будто после грозы.

Народ за моей спиной притих и начал растекаться по улицам, то есть банально сбежал. Магия – это серьёзно, не удар меча.

– Давно мечтал! – осклабился Свен и, шагнув к противнику, замахнулся.

Лезвие меча метило в горло.

Сверкнула сталь.

У меня перехватило дыхание.

Вот сейчас голова Андреаса скатится к ногам победителя, будто срубленный кочан капусты.

Руки тряслись. Время замедлилось в тысячу раз.

Но Андреас увернулся, перекатился по мостовой и контратаковал. Меч едва не вспорол Свену живот. Тот слишком увлёкся местью.

Малайонец пружинисто вскочил на ноги и, превозмогая боль, потянулся раненной рукой к поясу. Что у него там? Нож? Сейчас метнёт, как в «Графине де Монсеро».

Меч Свена со звоном отскочил от воздуха. Щит? Ого, игры кончились.

– Остановитесь! – предприняла ещё одну отчаянную попытку предотвратить кровопролитие. – Вы из-за меня дерётесь, так меня и слушайте!

– Ира, не мешай! – сошлись во мнениях противники, только Андреас Иранэ назвал.

Ну уж нет, мальчики, пусть тут и Средневековье, но молчать не стану. И фиг, куда уйду!

– Прекратили оба! Идиоты малолетние! – перешла на визг. – Один ревнует, другой думает, будто я к нему вернусь. Да через мой труп, Андреас! Всё, раскрыл глаза.

Так, мне бы ведро воды на них вылить, а то по-прежнему делают вид, будто я пустое место.

И тут появилась стража. Не знаю, кто её позвал, но обрадовалась. Всё-таки слабой женщине двух мужиков никак не разнять.

– Именем его величества, оружие на землю! – гаркнул капрал.

По его знаку солдаты оцепили место поединка, заодно оттеснив меня за «живую стену».

Раздражённый Свен ткнул в цеховой знак и посоветовал:

– Глаза разуй! Перед тобой маг.

– Два мага, – сплюнув, в тон добавил Андреас, на время солидарный с противником в желании избавиться от стражи. – Я личный чародей Её сиятельства баронессы Ноэль Амбрийской.

Так вот, как зовут ту сучку? Прости Ио за поганый язык, но сука – она и в Галании сука.

– И чего? – флегматично поинтересовался капрал.

Угрозы явно не подействовали.

– Проблемы будут, – пообещал Свен. – Из цеха вылетишь, обещаю. А теперь пшшшёл отсюда и не мешай делам чести.

Но капрал помешал, не проникся потенциальной страшной участью и отдал приказ арестовать обоих дуэлянтов. Это оказалось нелегко, потому как маги горели желанием выяснить отношения хотя бы со стражами правосудия, раз уж с друг другом не дали. Что конкретно там творилось, не видела: меня насильно «затёрли» к стене ближайшего дома, пригрозив, что если полезу вмешиваться, в соседней камере с мужем окажусь – то, что жена, сказала. Лучше бы в одной…

Количество победило. Вызвав подмогу, капрал утихомирил драчунов. Связав и обезоружив, их отправили размышлять о жизни в тюрьму. Судя по разговорам, скоро выпустят, если только судья не постановит иного.

Я со злостью шагала по тюремному коридору, стараясь не обращать внимания на жуткие запахи и крики из-за тяжёлых дверей с отодвигающимися окошечками. На локте покачивалась корзина со снедью: Свен маг, в фаворе, разрешили принести. Я ведь чуть ли не с боем пробилась, столько порогов обегала.

Вот зачем полез? Ну сволочь Андреас, и чего? Теперь на лице шрам останется, штраф присудят, а то и тюремное заключение. Стоит того Андреас? Нет, конечно. Нравится ему с баронессой спать, пусть спит. Хотя мне на её месте было бы противно. Ясно ведь, что перепихон из-за денег.

Но Свен! Дурак, ну не надо из-за меня лезть. Не гордая, переживу плевок в душу. А теперь ещё и мужа из тюрьмы вытаскивать. Лестно, конечно, что он из-за меня дрался, в первый раз такое. Наши мальчишки к рыцарству не склонны. Тут же благородная дама, честь… Всё равно дурак. Лучше бы иначе отомстил, как виконту Ставишу. Гораздо эффективнее.

А что, если Андреас бы убил? Он ведь сильный маг, молодой, не ослеплённый гневом. Мне потом, как в песне из известного мюзикла, «уж лучше в склепе, чем вдовой»? Перекрестилась. Аж дважды: по-нашему и местному.

Свен ведь действительно убить могли…

И так холодно, зябко стало.

Замотала головой, отгоняя дурные мысли, но червячок тревоги всё равно грыз дальний уголок сердца.

Факел в руках стражника нещадно чадил. Стразу видно, дешёвые материалы. Надо бы усовершенствовать, а то узники и их церберы погибнут от угарного газа.

Наконец мы остановились.

Лязгнул засов, повернулся ключ в замке.

На меня пахнуло сыростью и мышами. А ещё нужником – удобств заключённым не предоставляли. И тут держат моего мужа – да лошади в конюшне живут лучше!

Свен сидел на узкой койке, прикованной цепями к стене – прогресс после цепей в замке графа – и вертел в руках хлебный мякиш. Сразу вспомнились сцены из многочисленных сериалов с узниками «Крестов». Отчего-то все уголовники обожали катать мякину.

Так, хотя бы вода у него есть, или пытают жаждой?

Взгляд обежал комнату и с облегчением констатировал наличие кружки.

– Жёнка к тебе, – стражник подтолкнул в спину. – Бой-баба, самого коменданта уломала.

Вошла, осмотрелась и попросила оставить факел. Провожатый неохотно согласился и воткнул его в специальный держатель.

Дождавшись, пока лязгнет засов, поставила корзинку рядом с Свеном и коротко приказала: «Ешь!»

– Иранэ, – недовольно начал муж, но договорить не позволила.

– Ешь, я сказала! – кричала от волнения, а сама осматривала лицо. Потом и вовсе не выдержала, ощупала, расцеловала. Даже слёзы на глаза навернулись. – Только волнуюсь за зря, Свен Гилах! А я беременная. Хочешь ребёнка, не лезь в драки.

Уфф, царапина только! Надо бы обработать.

Нет, ещё раз проверю: тень падает. Царапина. Точнее порез. Обошлось!

Заглянула Свену в глаза: может, совесть проснётся, перестанет выкидывать коленца – и порывисто обняла за шею.

Я так испугалась тогда, так испугалась!

– Вот зачем, зачем, я тебя спрашиваю? – отстранившись, присела рядом, удовлетворённо наблюдая за тем, как муж сокращает запасы. Вкусно ему после баланды-то! – Жил бы себе, никому ж не мешал. В итоге тюрьма. И чего, кому лучше? Положения лишишься, денег, а всё из-за мужского самолюбия.

– Это честь, Ира, – с набитым ртом ответил Свен.

– Всё, дал ему по роже и хватит! Не смей больше мстить, – грозно велела я и, поддавшись нахлынувшим чувствам, обняла, прижалась щекой к плечу. – Я как увидела, что вы дерётесь, чуть сердце не остановилось.

– За малайонца переживала?

– Нет Андреаса, никуда я больше не бегаю.

– Совсем? – судя по тону, муж не верил.

Промолчала. Не знаю, честно, не знаю. Домой хочется, то есть в Санкт-Петербург, в Россию. Она мне по ночам снится. А вот Денис совсем не снится. Как попала в Галанию, так отрубило. Сначала выживала, потом Андреас, теперь о Свене беспокоюсь: не нужен ли врач, не застудится ли, не оголодает ли. А Денис… Честно, совсем не волновало, кто его новая девушка. Ничего не осталось, абсолютно ничего. А ведь я к нему переехала, мы считались парой. Мой первый мужчина. Значит, ошиблась.

– Ира? – муж, оказывается, ждал ответа.

– К мужику? Нет, успокойся, – снова поцеловала.

– Поняла-таки? – самодовольно хмыкнул Свен, отложил еду и усадил себе на колени. – Глупая ты женщина, Иранэ.

– Что поняла? – я заёрзала, пытаясь слезть.

Просто сейчас стражник вернётся, а муж в декольте лезет. Заниматься сексом при посторонних – это слишком, даже если не раздеваясь. Пусть до дома потерпит, победитель. Заодно управится не за пару минут, а вспомнит о наличии жены, которой не надувной куклой для утех лежать хочется.

– В чём твоё предназначение, – пальцы мужа настойчиво лезли под бельё, а губы начали путешествие по шее. – Ио мудр, а ты пыталась с ним спорить.

– О чём это? – нахмурилась и встала-таки.

Всё романтическое настроение разом улетучилось.

Свен расстроился, но сам виноват. Зачем завёл старую пластинку?

Шестое чувство подсказывало: сейчас начнутся поучения. И не обмануло. Мне поведали о месте женщины в мироздании и цели её существования, которую начну реализовывать через уже неполных девять месяцев раз пять, не меньше. На моё возмущённое «но» Свен парировал:

– Ты любимая жена, у любимой жены много детей.

– Угу, тогда твоя мать тоже была любимая, – фыркнула я. – Рабочую силу производила. Нет уж, предохраняйся!

– Подумаю, – загадочно ответил Свен и снова сграбастал в объятия. – И отчего это мы порадовать мужа не хотим?

– Хотим, но не через расстёгнутую же ширинку! Если ты про сейчас, – смущённо добавила я, поздно сообразив, что спрашивать могли не о сексе, а детях.

– В глаза мне посмотри, – последовал странный приказ.

Я посмотрела, гадая, что такое желал узреть супруг. И немного страшно стало. Вроде, тон негрозный, вроде, не нашкодила, но мало ли?

– Моя, – по непонятным признакам удовлетворённо вынес вердикт Свен и вновь уделил внимание корзине.

Я же сидела, соприкасаясь с мужем бёдрами, смотрела и гадала, как сложатся наши отношения. В том, что их надо как-то складывать, уже не сомневалась. По сути, Свен – лучшее, что могло случиться со мной в этом мире. Романтика – это хорошо, но от костра не спасёт, гарантии и надёжности не подарит. Только вот ещё бы и любовь найти… Муж, он хороший, явно за юбками бегать не станет. Опять же общность интересов. Свен не воротил нос от диковинок, а жадно к ним присматривался. То есть вариант жёсткого домостроя отметается. Работаю ведь, хотя по нормам Средневековья должна сидеть под замком.

Мысли скакнули с достоинств супруга на обстановку камеры.

Одеяла нет, кровать жёсткая, холодная. М-да, тут и заболеть недолго, хоть в ножки именитым заказчикам, чтобы супружника выпустили. А то застудит чего. Нет уж, пусть содержат, как положено. Сомневаюсь, будто аристократы в Тауэре сидели, как уголовники. Какого чёрта?! Я такой скандал устрою!

– Что-то не так? – Свен заметил, как я пристально рассматриваю доски и проверяю лежанку на предмет сквозняков.

Стряпню мою умял, даже спасибо не сказал. Средневековый мужчина…

– О здоровье твоём беспокоюсь, – не видела смысла лгать.

Свен самодовольно улыбнулся.

– Ну вот, а говорила: не люблю. Гордая ты, Ирина.

«Ирина» он произнёс чётко, почти без акцента.

Видимо, муж полагал, я либо признаю его правоту, либо начну яростно спорить, а меня собственное имя натолкнуло на мысли о родине и занятиях Свена на этой самой родине. Возвращаться бы пора, а мужа с собой взять. Ничего, язык выучит, торговым представителем станет. Заодно и проясним вопросы дальнейшего сожительства.

Ладно, это потом. Сейчас нужно Свена освободить. И чем скорее, тем лучше.

Подскочив, метнулась к двери.

– Иранэ? – полетело вслед недовольное.

– Поцеловать, поласкать? – мигом, по выражению лица, раскусила причину хмурой мины.

– Поблагодарить и прощения попросить, – поправил муж, хлопнув по коленям. – Долго и обстоятельно, Ира, чтобы забыл о малайонце.

Начинается! Теперь каждый раз начнёт Андреасом попрекать.

– Я вытаскивать тебя отсюда пошла, – вздохнула в ответ на требования супружеского долга в экстремальных условиях: иначе «долго и обстоятельно» трактовать не могла. – К Магистру. Ты в прошлый раз ходил, я в этот.

– К вечеру отпустят, – отмахнулся Свен. – Пожурят маленько и всё. А вот малайонец, – гаденькая улыбка тронула его губы, – задержится. Я его в совращении жены обвинил.

Большое спасибо! Теперь начнут допрашивать, грязное бельё наружу вытаскивать. Не думала, что Свен такой дурак.

Вслух ничего не сказала, но муж и так понял, по выражению лица.

– Я хочу, чтобы он лишился покровительства, – глухо пояснил свой поступок Свен. – Смешать с грязью. Ты – жертва, он тебя соблазнил, использовал.

Поджала губы и вздохнула.

Андреас, конечно, виноват, но не настолько. Пусть живёт со своей баронессой. Только Свену ничего не сказала, а то решит, будто малайонца люблю. А я?

Вот он, прекрасный принц… Ладно, не прекрасный и не принц, но всеми остальными качествами обладает, чтобы считать главным героем любовного романа. А именно: любит, детей хочет, женился, не бедняк, защитник, и прочее, и прочее. Нам положено сейчас изнывать от страсти, а я к Магистру бегу.

Кто же мне Свен? И не друг, и не любовник, нечто среднее. Целовать не противно, хоть сотню раз, заботиться нетрудно, да и переживаю всякий раз, когда куда-то лезет. Словом, всё ничего, кроме детей и постели. Мужу хочется, мне только под утро, когда Свен навострится. И если с последним можно что-то сделать, например, научить Свена больше обо мне в постели думать, а не удовлетворять только своё величество, то к ребёнку никаких чувств не испытывала.

Словом, распутье самое настоящее!