Текст книги "Япония по контракту"

Автор книги: Ольга Круглова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)

Слово "культура" было явно забрано в жирные кавычки. Потому что культурные люди безропотно работали бы за гроши. Вот только найти таких культурных в Японии сэнсэй не мог.

– Мне нужны новые русские студенты на следующий год, – писал Тагами. И приказывал: – Наши институты подписали соглашение! Вы обязаны систематически искать для меня студентов! Это – Ваш долг!

Но она не считала, что долг русского профессора состоит в том, чтобы, забросив дела, стать постоянным агентом по набору студентов для пустующей японской лаборатории. И, не обращая внимания на электронные вопли Тагами: – Вы не можете разъезжать по командировкам! – улетела в Париж.

На Елисейских полях японских лиц было больше, чем европейских – вся Япония хотела провести Золотую неделю в Париже. На ступенях лестницы, ведущей на Монмартрский холм, фотографировалась молодая японская семья: папа, мама и дочь лет десяти – все в одинаковых, словно форменных тёмно-синих плащах, новеньких, с иголочки. В магазине – дорогом для Парижа, дешёвом для Японии – японки стопками забирали с полок красивую французскую одежду. Холод промёрзшей каменной глыбы Собора Парижской Богоматери вытерпели только японцы – они прилежно слушала гида, согревая руки над пламенем коротких толстых свечей. Возле коробки для пожертвований висели надписи по-французски, по-японски и только потом по-английски – пятьдесят процентов всех туристов Франции поставляла Япония.

– Посмотрите, одни японцы! – сердито жаловалась прогуливающаяся по Версалю пожилая француженка, приняв её за свою.

На конгрессе в Италии она смотрела из окна своего отеля, как по пляжу бредёт строго организованная цепочка японских туристов. В шесть утра. А в Стамбуле провожала взглядом группу японцев, которые покидали ресторан ровно в одиннадцать вечера по приказу строгого пожилого шефа, пренебрегая соблазнительным зрелищем – танцем живота.

Вернувшись в Москву она жадно ловила новости из Японии. Острова поразил кишечный вирус, набравший невероятную силу благодаря чрезвычайной стерильности кухонь. Японские огородники вырастили кубические арбузы ради экономии места в холодильниках. В метро пустили специальные вагоны для женщин, чтобы избавить их от приставаний мужчин в толчее. Обеспокоенные снижением рождаемости японские власти обратились к бабушкам и дедушкам, призывая их изменить традициям и помочь в воспитании внуков. Старикам даже обещали за это заплатить. Теперь всё это её касалось. Эта страна больше не была ей чужой. Она шла за ней по всему миру. Каждый день.

Японские правила (Друг Хидэо)

Прощальные стихи

На веере хотел я написать -

В руке сломался он.

Басё «Расставаясь с другом»

Письма из Японии приходили часто. По электронной почте прислал короткую весточку Шимада.

– Мы скучаем без Вас…

И замолчал, не отвечая на её послания, – в Японии не поддерживают дружбу без дела. Тем более через голову шефа. А вот Митико решилась это правило нарушить.

– Я получила приглашение на работу в Осаке и думаю его принять.

Девушка советовалась с русской, как с подругой. Китайский доктор Чен сообщал ей новости – в её квартире жил американский профессор. Художник Сэй благодарил за подарок – шерстяной платок для Сёко, переправленный в Японию через знакомого. Письмо Сэя начиналось с главной новости: в городе расцвела сакура, а кончалось словами – помните, в Японии у Вас есть друзья!

Вести из Японии приходили часто. И только от Хидэо не было письма. Хотя он должен, обязан был известить её о судьбе их последней совместной работы, той, что она закончила в последний день перед отъездом. Она отдала конверт Адачи, пришедшему помочь ей в то воскресенье, попросила отправить в редакцию. Студент согласился, она поверила. Прошло достаточно времени, чтобы работа появилась в журнале. Но её не было.

– Я ещё не отправил её, – ответил Хидэо на её письмо.

Значит, Адачи по дороге в канцелярию завернул к шефу и отдал пакет ему. Японский студент не сделает ничего мимо шефа, он предпочтёт нарушить слово, данное иностранке – она знала японские правила и знала: Япония своих правил не изменит. Обвинять Адачи не имело смысла – ей не следовало требовать от студента обещания, которое он в принципе не в силах выполнить.

– Я не отправлял работу так долго, потому что не согласен с кое-какими деталями, – писал Хидэо.

Он лукавил. Детали они утрясли перед отъездом, и Хидэо сказал: посылайте! Она послать не успела, хотя знала – если статья попадёт в руки сэнсэя, то задержится там долго – какой же японец решится сделать что-то сразу и до конца? Вот Хидэо и держал статью из страха перед последним решительным шагом. Или были другие причины?

– Как много Вы сделали за год! – вспомнилась ей улыбка Хидэо, принимавшего из её рук толстую пачку работ, приготовленную для отправки в Токио для отчёта. – От меня никогда не выходило так много за короткий период! В министерстве науки будут удивлены…

Может, Хидэо не хотел удивлять министерство? Не хотел создавать впечатление, что пик активности его лаборатории совпал с пребыванием русского профессора, женщины? И потому благоразумно решил растянуть то, что она напахала за короткий год, на более длинный промежуток, чтобы создать видимость плавной работы лаборатории сэнсэя Кобаяси. Невинная, в общем-то, хитрость, очень распространённая в нынешнем научном мире. Но она обиделась – так не поступают друзья! И вообще многое в их отношениях в этот японский год не походило на дружбу.

Хидэо молчал. И она молчала – разрыв так разрыв! Но однажды, заработавшись допоздна, она заварила зелёный чай в японской чашке и вдруг припомнила счастливого Хидэо: – Я получил для Вас контракт! Припомнила заботливого Хидэо, холодным весенним вечером явившегося на пороге её японской квартиры с тёплым одеялом в пёстром узелке. Припомнила Хидэо ласкового на новогодней пирушке… Поглядев на часы, она прикинула: в Японии теперь утро. И, не размышляя, набрала знакомый номер. Голос Намико взволнованно забился в трубке:

– Это Вы! Я сейчас же позову мужа! Он уже здесь, рядом!

Хидэо ответил так быстро, словно ждал её звонка:

– Я так счастлив! – Его голос слегка дрожал. – А статью я отправил, уступая Вашим настойчивым просьбам…

Под Новый год она получила открытку в незапечатанном конверте. Поздравления из Японии всегда посылали так, заправляя внутрь пакета язычок, может, для того, чтобы облегчить работу проверяющим? Письмо Хидэо было тихим, грустным:

– Я стал старым, у меня родился внук. А кактус, который Вы оставили нам маленьким, высотой пять сантиметров, вырос втрое и теперь собирается цвести. Мы с Намико часто любуемся им и вспоминаем, как Вы были у нас…

Путь

Долгие дни весны

Идут чередой… Я снова

В давно минувшем живу.

Бусон

Если умолкнешь

Что ты тогда, соловей?

Зелёная птичка.

Оницура

Она вставала в пять утра, как положено японке. Заваривала в чашке из серой глины Кюсю зелёный чай Сикоку, ставила в проигрыватель японский компакт-диск. Печальные звуки кото, наплывая тихими волнами, возвращали её в Японию. Она пыталась положить на бумагу запах моря в узких улочках и невыразимую грусть японских островов. Она пробовала даже писать японские стихи:

Круги на воде, оставленные

Порхающей стрекозой,

Круги моей памяти…

За окнами московской квартиры падал мокрый мартовский снег, приходила убогая городская весна, поднималось асфальтовым чадом лето, шли нудные октябрьские дожди и опять падал снег… А в Японии вышла замуж Митико, стал пенсионером Нагаи, а его ассистент Мицугэ, не дождавшись в Токио профессорского места, уехал в провинцию, на Кюсю. Маленькая Харуно выросла и раздумала заниматься музыкальными шкатулками. Она готовилась поступать в университет на отделение «английский язык и литература».

– Харуно до сих пор любовно хранит русского деревянного старичка, – они с Сумико обменивались письмами под Новый год.

Митиё подарила Хидэо второго внука… А в России, в Москве, появлялась повесть о них – тонкий мостик протягивался, соединяя Россию и Японские острова.

Яркие кусочки чужой жизни мельтешили пёстрой мозаикой, переплетались, путались… И вдруг складывались в цельную картину, исполненную смысла. Всё складывается, если стать на правильный путь. Она писала, и откуда-то брались компьютеры, время, силы… А однажды, выйдя из дома, она увидела на стене возле своего подъезда цветущую сакуру. Её рисовал худенький парнишка.

– Почему ты рисуешь здесь сакуру? – спросила она.

– Не знаю, – улыбнулся парнишка, – я рисую везде, где можно. А здесь мне захотелось нарисовать сакуру.

Силы небесные, повелевшие ей написать книгу, посылали привет. Было пятнадцатое апреля – время, когда в тех местах, где она жила в Японии, расцветает сакура.

Книга появлялась по-японски медленно, постепенно. Книга возвращала её в прошлое. Вела в будущее. Дарила настоящее – движение, Путь. А ведь это самое главное – быть в Пути.

Послесловие. Шесть дождей

Лист летит на лист,

Все осыпались, и дождь

Хлещет по дождю.

Гёдай

Дождь набегает за дождём,

И сердце больше не тревожат

Ростки на рисовых полях.

Басё

Тот, кто знаком лишь с победами и не знает

поражений, плохо кончит

Японская пословица

Ночью её разбудил телефонный звонок. За окнами шумел дождь – тоскливый, октябрьский, московский. Ольга нехотя встала, взяла выползший из аппарата факс, плохо разбирая спросонья английский текст, прочла:

– Сегодня утром умер профессор Охара…

Ольга окончательно проснулась. Охара умер!

Охара. Когда она впервые услыхала это имя? Пожалуй, лет двадцать будет. Тогда Ольга была ещё птенцом, её наука – младенцем. Всё только начиналось. Её первая аспирантка Валечка вбежала в лабораторию, размахивая фотографией.

– Смотрите! Смотрите! Этот снимок подтверждает наши расчёты! Он сделан на самом лучшем электронном микроскопе в мире! Японском! Кто сделал? Какой-то Охара. Из Японии.

– Интересно, какой он, этот Охара? – Валечка взяла карандаш, задумалась. – Да что там! Японцы все одинаковы!

И она нарисовала скуластое лицо с узкими глазами. Валечка часто так развлекалась – рисовала коллег. Немецкий профессор Хальтер получался у неё длинным и тонким, американец Джонсон толстым и круглым, а француз Бернар безумно элегантным – коллег они знали только по именам и никогда не видели в лицо – на международные конференции ездил один человек в институте – директор. А они с Валечкой писали для него доклады. Только в конце восьмидесятых что-то изменилось и Ольга решила устроить международный конгресс в Москве.

– Ну, конгресс – это слишком для Вас – рядового профессора! – презрительно хмыкнул чиновник в Академии наук. – Вот разве что маленький семинарчик, совсем маленький, человек на десять. И лучше из одной страны.

– Пусть это будет Япония! – сразу решила Ольга.

Почему? Да потому, что там Охара. И Ольга написала ему. Охаре идея понравилась. Он поручил своему ассистенту Ногучи собрать делегацию из девяти японских профессоров и согласился её возглавить.

Октябрь в девяностом году выдался холодный. Дождь лил ледяной.

– Замёрзнут японцы! – забеспокоилась Ольга и отправила в аэропорт самого бойкого из своих аспирантов – бывшего комсомольского босса. – Он сумеет быстро прокрутить всё, что надо.

Администраторша академической гостиницы бросила бесцеремонно:

– Одноместных номеров нет! Подумаешь, японцы! Важность какая! Поспят подвое!

Дама величественно сложила руки в кольцах на шёлковом животе, демонстрируя презрение ко всем профессорам вообще и к японским в частности. Призывы защитить честь родной страны к её отвисшим под тяжестью золота ушам не пробивались. Чередуя угрозы с комплиментами, Ольга выбила в конце концов одноместный номер для Охары и поспешила в вестибюль гостиницы, где комсомольский босс, выгрузив японцев из автобуса, выстраивал их в шеренгу, резвясь:

– Первое, чему вы должны научиться в Советском Союзе, это становиться в очередь!

Японцы опасливо улыбались – за железный занавес они попали впервые. Вперёд выступил улыбающийся Ногучи – на правах старосты делегации он представлял её членов. Названный делал шаг вперёд, пожимал Ольгину руку – из уважения к обычаям её страны и низко кланялся, храня верность своей.

Человек с ясным, умным лицом выступил из строя.

– Профессор Охара!

Перед ней стоял сам великий Охара! – от волнения Ольга смешалась, замешкалась, дольше положенного задержала его руку в своей. И тут же одёрнула себя – для хозяйки все гости должны быть равны. Но японцы улыбались понимающе – знаменитого Охару полагалось приветствовать особо.

Гостиничный ресторан оказался закрыт на санитарный день. Потоптавшись возле запертой двери, японцы несмело заговорили что-то про другой ресторан. Посланный на разведку комсомольский босс вернулся с неутешительным сообщением – в округе по причине диких очередей никуда попасть не удастся, и тут же вызвался сбегать в соседний гастроном. А Ольга отправилась звонить маме – жарь котлеты и вези на такси – чёрт с ними с расходами – люди в России в первый раз! Японцы сгрудились в полутёмном вестибюле, прихватив привезённую с Родины бутылку сакэ, устроились на корточках вокруг журнального столика. Подоспевший комсомольский босс, сумевший прорваться в гастрономе без очереди, вынул из портфеля водку, батон, колбасу. У горничной нашёлся нож, правда, тупой. И газетка, на которой и был сервирован ужин. Шустрый комсомолец отправил гостей за стаканами в свои номера, а сам взялся резать бутерброды. Газетка ёрзала и рвалась. Японцы смотрели на засаленную бумагу с ужасом и с интересом. Но голод – не тётка и смуглые руки потянулись к лохматым ломтям. Мучительно скривив губы, японцы добросовестно пытались повторить русское "со свиданьицем". И заходились стонами и кашлем от непривычного сорокаградусного питья. Когда прибыла мама с котлетами, блюдечками и салфетками, повеселевшие гости, не обращая внимания на бурные протесты комсомольского босса, подливали водку в чай – так получалось нечто похожее на их родное сакэ – горячее и слабое.

На следующий день в институтской столовой Охара глянул на тарелку суточных щей, которую отодвинула Ольга, и, поколебавшись, спросил:

– Можно, я съем?

Видно, первый ужин здорово напугал японцев. Ногучи, потрясённый тем, что принимавшая их русская ни разу не была на научных конференциях за рубежом, без конца давал ей советы. Ольга принимала их с благодарностью – у неё и правда не было опыта международных встреч. Японцы фотографировали её во время лекции и коров, попавшихся на дороге в подмосковный научный центр, КГБ на Лубянке и развороченные трамвайные пути.

– У вас тоже бывают землетрясения?

Вечером они попросили отвезти их в хороший ресторан. В тот, что работает. В вестибюле роскошного заведения на Новом Арбате, японцы, опасливо озираясь, заволновались по поводу цен. Метрдотель забормотал что-то о дороговизне продуктов, которые они будто бы берут с рынка, о шампанском, которое трудно достать, и, наконец, ухнул решительно:

– Сто долларов.

– С каждого? – аккуратно поинтересовались японцы.

И грянули хохотом, когда она перевела:

– На всех.

А Охара склонился к ней, объясняя:

– Десять долларов в Японии стоит простенький завтрак в среднем отеле!

Ногучи открыл дверь в зал. Ольга привычно шагнула вперёд. Но японец осторожненько попридержал её плечом, пропуская вперёд Охару. И бросился к ряду стульев, отодвинул тот, что стоял в центре длинного стола. Ольга опять сделала шаг. Но на стул опустился профессор Охара. Она села рядом. Никто не возражал – два руководителя двух делегаций вместе – это правильно. Японцы выпили шампанское и съели икру. И мороженое. И дружно оставили нетронутыми десять порций жёсткого мяса под ржавым соусом. Ольга расстроилась. Но Охара весело рассказывал ей о своей молодости, об ухищрениях бедных студентов, которые бегали после выпивки, чтобы опьянеть даже от маленькой рюмки сакэ. Ольга чувствовала себя счастливой – она говорила с самим Охарой! Возле гардероба десять японцев, выстроившись полукругом, почтительно ждали, пока она наденет пальто. Помочь не вызвался никто – у японцев такое не принято.

Им всем пришлось стать гидами – и ей, и Валечке, и комсомольскому боссу – японцев водили на Красную Площадь, в Третьяковку, в Кремль, а потом отправили в Киев, в Ленинград, на Урал. На переговоры с коллегами Ольга потратила целый год, но всё получилось – японцы смогли увидеть Россию. На прощание русские дарили гостям шерстяные посадские платки и драгоценные палехские шкатулки. И японцы делали подарки – дешёвенькие калькуляторы и… колготки. Валечка, приняв подарок, чуть не расплакались и отдала колготки гостиничной горничной тут же, на глазах у всей делегации. Японцы изумились – ведь им объясняли, что для нищих русских колготки – лучший подарок. Охара протянул ей пакет с красивым бантом. Внутри оказался альбом с видами Японии. А Валечка была неправа – не все японцы одинаковы. Не все.

– Есть японцы и есть Охара, – говорила Мари. – Охара – это что-то особенное. И не только среди японцев. Вообще.

Они познакомились на международном конгрессе в Праге и сразу стали подругами – Ольга и Мари – две женщины, два профессора, русская и француженка. Уезжать за границу стало легче. Если платила принимающая сторона. Получить от родной Академии Наук хотя бы цент для поездки за рубеж Ольге не удалось ни разу за двадцать лет работы – публика чином ниже директора института эту организацию не интересовала. Правда, однажды ей пообещали помочь. Франция, приглашая Ольгу на международный конгресс в Париж, собщила, что оплатит все её расходы. Но ехать в чужую страну, не имея в кармане хотя бы сотни франков на всякий случай, Ольга не отважилась. И Академия согласилась выдать ей сумму грошовую, пустяшную. Но за два дня до отъезда, придя за заветной валютой, она услыхала вкрадчивое:

– Деньги кончились. Вчера мы отправили в Лондон пятерых академиков. Понимаете, это же академики!

Чиновник осклабился тусклым лицом, приглашая её к умилению. Но Ольга умиления не почувствовала. В те времена для неё, как и для большинства советских людей, и сотня франков была проблемой, а это означало – Парижа ей не видать, хотя французы уже забронировали для неё гостиницу, купили билет.

– Вы унижаете собственную страну! – бросила она в чиновничью физиономию, совсем полинявшую от изумления.

И, уходя, отчётливо хлопнула дверью. Чиновник выбежал вслед за ней, вереща что-то угрожающее. А Ольга, обернувшись к нему, сказала спокойно:

– Я ещё доживу до тех времён, когда ни Вы, ни Ваши академики не будут никого интересовать!

Она не думала, что эти времена придут так скоро. Через год Мари пригласила её читать лекции в свой университет за очень хорошее вознаграждение. Даже не известив чиновников, Ольга улетела в Париж, потом на международный конгресс в Рим, потом в Салоники. Она решила так потратить французские деньги – увидеть коллег. Джонсон и Хальтер оказались удивительно похожими на Валечкины картинки. И профессор Бернар.

– Кто Вы? – спросил он Ольгу после заседания.

– Вы задаёте такие вопросы!

И, прочитав карточку, приколотую на её груди, протянул разочарованно:

– А, это Вы! А я думал, кто-то новенький!

Её тоже знали. По работам. Вечером они отправились поужинать вместе – Джонсон, Хальтер, Бернар и две дамы – Ольга и Мари. Они сидели за столиком маленького греческого кафэ, вдыхая тухловатый запах моря, задушенного отходами большого города Салоники, потягивали белое вино, отдающее сосновой смолой и закусывали местной едой. Они заказали всё меню по одной порции интереса ради и прихватывали по кусочку из общих тарелок, расставленных в центре стола. Мари записывала названия блюд в блокнотик.

– Странно, что на этом конгрессе нет Охары, – сказал профессор Джонсон.

– Да странно, он всегда приезжал, – согласился профессор Хальтер.

– Я только что вернулся из Японии, – профессор Бернар опустил глаза.

– Охаре сделали операцию. У него рак.

Зимой девяносто второго на зарплату научного сотрудника в России невозможно стало прожить. Институт опустел. Валечка уехала работать в университет в Германию, комсомольский босс ушёл чем-то торговать. Когда исчез последний сотрудник её лаборатории, Ольга нашла в компьютере анкету, оставленную Валечкой, вписала туда своё имя и свои труды и отправила в пару десятков адресов по ту сторону границы. И приложила письмо – ищу работу. Откликнулась Мексика. Солнце и город – не очень чистый, но весь в цветах. И весёлые, приветливые люди. И растущий счёт в банке. Ольга отмякла, отошла и, освоившись немножко, села писать письма – Джонсону и Мари, Хальтеру и Охаре… Ответ от Охары пришёл быстро.

– Я получил разрешение на проведение японско-русского семинара. Ответного. Десять японских профессоров, те, что были в России, примут вас в Японии в своих городах. Приглашайте девять русских. На Ваше усмотрение… – И в конце: – Семинар надо провести как можно скорее. Не стоит откладывать…

Ольга поняла смысл приписки. И ужаснулась.

Собирать русскую группу пришлось по всему свету – кто-то из стоящих людей работал теперь в Америке, кто-то – в Европе. За тех, кто остался дома, в России, Ольга билась до последнего. Искала им деньги на дорогу, чтобы долететь до Токио – дальше платила Япония. Она похудела на пять килограммов, но группу собрала. Оставалось получить японские визы. Документы были поданы заранее, за два месяца. До отъезда оставалась неделя. Виз не было.

– Это – обычная манера японского посольства – давать визу в последний день! – объясняли знающие люди. – К тому же отношения у Японии с Россией непростые. Знаете ли, эти Курильские острова…

За три дня до вылета пятеро из её группы сообщили – визы есть! На следующий день дали визы остальным. Оставалась только она.

– Японская виза для граждан России – это трудно, – извинялось японское посольство в Мехико. – Тем более, что Вы не дома, а в третьей стране…

– У моего ассистента Ногучи есть друг в нашем Министерстве иностранных дел, – утешал Ольгу по телефону Охара. – Он выясняет причины задержки Вашей визы. Не сдавайтесь!

Последнюю неделю Охара звонил ей каждый день. Их беседы походили на фронтовые летучки: как дела с визами у членов делегации? с билетами? кто когда вылетает? когда встречать? Разговор начинался приветствием Охары:

– Доброе утро!

А Ольга отвечала:

– Добрый вечер!

День в Токио начинался раньше, чем в Мехико, на пятнадцать часов.

Август в Мексике – сезон дождей. Бешеный тропический ливень хлестал по кустам бугамбильи, росшим возле мраморной террасы. Институт, похожий на маленький дворец, кольцом опоясывал сад. Двери лабораторий выходили внутрь кольца, на террасу, и сотрудники, пробираясь по институту, перешагивали через лужи, полные сбитых дождём цветов. Уборщица Алисия шваброй собирала воду вместе с розовыми цветами в розовое ведро. Ольга подошла к отрытой двери своего кабинета.

– Вы едете в Японию? – участливо спросила Алисия, подхватив полное цветов ведро, и утешила: – Вы обязательно поедете! Я за Вас молюсь.

Из соседней лаборатории выглянул доктор Рамон.

– Ну как, дали визу?

Весь институт знал про Ольгину Японию, весь институт её жалел.

– А может, тебе не дают визу потому, что ты – шпион КГБ! – захохотал Рамон.

Весёлым здешним гражданам русские муки были неведомы – в Японию они летали без виз.

Ольга смотрела на сплошную стену дождя. Не успеть! Не успеть получить визу и билет за один оставшийся до отъезда день. Девять русских полетят в Японию. А она, столько сил положившая, именно она не поедет! Ольга проглотила застрявший в горле ком и села писать письмо Охаре.

– Поскольку я не смогу приехать…

Она желала семинару успешной работы. Через пять минут секретарша Пилар отправила письмо факсом, а ещё через десять раздался телефонный звонок. В маленьком институте всё было по-домшнему. На тридцать сотрудников – один телефон, в дирекции. Телефон звонил, Пилар выходила в сад на травку и громко выкрикивала имя того, кому звонили. Теперь Пилар звала её, радостно протягивала трубку:

– Охара!

Это имя здесь уже знали все. И знали – Ольгино спасение может прийти только от него, от Охары.

Голос в трубке был сердит:

– Я получил Ваш факс! Как это, Вы не сможете приехать? Когда я всё сделал! Слушайте! – Охара резко прервал её робкие возражения. – Слушайте! Ваша виза готова. Я сам звонил в министерство. И Ваш билет.

Билет в Японию был немыслимо дорог даже для её большой мексиканской зарплаты.

– Я помогу! – пообещал Охара пару месяцев назад.

И пошёл на приём к президенту богатой японской фирмы. Фирма делала электронные микроскопы, лаборатория Охары их покупала, блестящие работы Охары делали блестящую рекламу фирме – Охара был другом президента. И специально пошёл к нему просить за Ольгу. Президент обещал помочь.

– Ваш билет лежит в представительстве фирмы в Мехико. Вам, как почётному гостю, оплатили бизнес-класс! В аэропорту Вас будет встречать представитель фирмы – это устроил президент. Он отвезёт Вас в гостиницу, номер для Вас уже заказан. Я заеду за Вами утром и мы вместе полетим на юг Японии, где догоним остальных русских и откроем семинар, – Охара говорил жёстко, тоном приказа. И только в самом конце смягчился. – Президент компании предлагал отправить Вас на юг поездом. Сразу, как только Вы прилетите, – это дешевле. Но я настоял, чтобы Вам дали отдохнуть ночь в гостинице. Перелёт из Мексики в Токио долог, Вы устанете. Всё. До встречи.

Пилар застыла с бумагами в руках, не сводя с неё глаз. Алисия перестала возить шваброй по полу. На террасу вышел Рамон.

– Ну как?

– Летит! Летит! – закричала Пилар, не дожидаясь ответа, и чмокнула Ольгу в щёку. – Поздравляю!

Алисия бросилась её обнимать, горячо шепча:

– Я же говорила: Бог поможет!

Рамон закрыл на ключ свою дверь.

– Пойдём, я отвезу тебя домой. Смотри, как льёт!

Утром Ольгу разбудила хозяйка её дома.

– Подброшу тебя на своей машине до автостанции, так будет быстрее.

Междугородний автобус вёз её в Мехико. За окнами плыли роскошные мексиканские горы, жаркое солнце вставало в утренней дымке, ветерок задувал в окна запахи цветов. В столице её ждали виза и билет в Японию. Всё! Беды кончились! Ей хотелось петь! Оставив чемодан в камере хранения автовокзала, Ольга шла по улице Мехико быстро, упруго. Служащая в посольстве долго объясняла ей, сколько надо заплатить за визу. Не слушая, Ольга протянула деньги. Какая разница – сколько?! Главное, она летит в Японию! Полюбовавшись на красные иероглифы японской визы – желанной, долгожданной, Ольга отправилась в офис японской компании. Билет уже ждал её на столе секретарши Лурдес. Улыбки, благодарности… Выйдя на улицу, Ольга припомнила извинения Охары – рейс очень ранний! – и достала из сумочки билет. Прямого рейса до Токио завтра не было, она летела с пересадкой в Лос Анжелесе – Лурдес всё объяснила. Но против рейса из Америки почему-то стояла послезавтрашняя дата. Ей предстояло провести сутки в США? Господи, неужели опять проблемы?

– Действительно, чепуха! – поморщилась Лурдес. – Но я заказала билет в точности так, как просили японцы. Вот факс…

Секретарша достала из стола бумагу, заговорила сердито:

– Это мой японский начальник напутал, Хаяси-сан. Он вечно всё путает! И вечно болтает по телефону!

Лурдес в ярости нажимала кнопки – номер был занят. Хаяси сидел в Вашингтоне, в главном офисе фирмы на Американском континенте.

– Сейчас я ему задам! – бушевала Лурдес. Нещадно отчитав японца, она хлопнула трубкой о рычаг. – Придётся переделывать билет!

Телефон транспортного агентства, продавшего билет, не отвечал.

– Уже закрыто, – весело сообщила Лурдес. И посмотрела на Ольгу удивлённо. – А почему Вы огорчаетесь? Мы всё сделаем! Там работает моя подружка.

Подружка оказалась дома. И ключ от агентства у неё был. Но вот автомобиль сломался.

– Ты съездишь за ней! – Лурдес хлопнула по плечу одного из молодых служащих.

Пока парень пробирался в своей машине по забитому вечерними пробками Мехико к дому подружки, потом к транспортному агентству и обратно в офис японской фирмы с исправленным билетом в кармане, за окнами стемнело. Из Вашингтона позвонил Хаяси. Он кратко извинился и долго наставлял: когда приехать в аэропорт, как пройти регистрацию… И настойчиво советовал не забыть паспорт. Лурдес поставила перед гостьей кофе и коробку с печеньем. От первого глотка у Ольги закружилась голова. Она ничего не ела с утра, думала, у неё уйма времени, чтобы пообедать и купить сувениры.

– Какие сувениры? – лучезарно улыбалась Лурдес. – Прихватите с собой мексиканца! Это – лучший подарок! Ах, Вам нужно подарок для мужчины? Тогда мексиканку!

Когда Ольга вышла из конторы с новым билетом, шёл десятый час. Ей предстояло пересечь огромный город, чтобы забрать свой чемодан на автовокзале, потом переехать на другой конец, в аэропорт, чтобы провести там ночь в гостинице – иначе к утреннему рейсу не успеть. Что лучше – такси? Сегодня денег она не считала. Но улица была так плотно забита машинами, что Ольга решила ехать в метро.

– Сеньора! – пожилая женщина, сидевшая рядом с ней в вагоне, тронула её за рукав. – Бедная сеньора, Вас обокрали!

Большой рваный разрез косо полоснул по новенькому кожаному боку сумки, рассекая её почти пополам. А внутри лежали паспорт с визой, деньги, билет… Сердце ухнуло куда-то вниз. Всё, пропала Япония! Силы небесные упорно не хотели её туда пустить! Пока Ольга обследовала полуразвалившуюся сумку, её упавшее сердце потихоньку возвращалось на место: паспорт цел, билет, даже доллары… Вор взял только кошелёк с остатками местных денег. Несчастный воришка, мелкий. Напраслину она возводила на небесные силы! Они были на её стороне.

Утром в аэропорту Ольгу остановили пограничники – в паспорте не было американской транзитной визы – она и не подозревала, что такая виза нужна! Но в самолёт Ольгу посадили и до Америки довезли. Правда, без документов. В аэропорту Лос Анжелеса стюардесса передала её бумаги дежурной, которая препроводила нарушительницу в полицейский участок. Ольга шла под конвоем и думала, что на небесах, должно быть, никак не могут решить – пускать её в Японию или нет? Толстый, усатый полицейский с чёрными курчавыми волосами не только внешность имел латиноамериканскую, но и повадку – неторопливую, безмятежную. Он подрёмывал за письменным столом, не обращая ни малейшего внимания на прибывшую. И Ольга сидела тихо, молча разглядывая глухие белые стены без окон, не решаясь напомнить о себе представителю самой могущественной в мире державы. До отправления Токийского рейса оставалось два часа. На соседнем стуле плакала мексиканская девочка – её тоже не пускали в Америку. Размазывая слёзы, девочка рассказывала, что в аэропорту её ждёт мама. А папа и сестра работают на фабрике. Полицейский поднялся, побродил по комнате, снова сел за стол, зевнул… Наконец он осознал, кажется, что его ждут, поманил пальцем девочку и долго выговаривал ей что-то по-испански. Наконец девочку отпустили, и она обрадованная, заторопилась к маме, приволакивая огромный чемодан.