Текст книги "Япония по контракту"
Автор книги: Ольга Круглова
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)
Странно, но на нужной остановке её как-то вынесло наружу. Увлекаемая толпой, она деловой рысцой потрусила к выходу, прошла под низкими, как в подвале, сводами в желтоватой несвежей побелке, в тёмной вязи проводов, гулко протопала по железной, почти заводской лестнице… У выхода собралась было свободно вздохнуть, но вместо свежести ощутила раскалённое дыхание улицы. В метро всё-таки работал кондиционер. Свернув с людной улицы, она сразу поняла, что двигается в правильном направлении – в задушенном бензином и асфальтом воздухе почувствовалось дыхание трав и воды. Среди давки людей и домов открылись просторные газоны, заботливо постриженные и политые, большой, как лес, парк с аллеями шириной в две японские улицы… Словно кусок другого мира – вольготного, зелёного – был вставлен в серую толчею Токио. В канале, отделявшем этот мир от прочего города, плавали чёрные лебеди.
В парке на скамейках спали бродяги. Самый хозяйственный постелил на лавку добытый где-то рваный матрац, поставил коробку из-под вчерашнего ужина и пустую банку из-под сакэ на гравий дорожки. Старательно обходя бродяг, туристы из Китая выстроились для группового фото на фоне конной статуи из позеленевшей бронзы. Молодой японец с фотоаппаратом тоже долго фотографировал бронзового коня. А потом покупал мороженое в автомате, быстро съедал его и шёл покупать опять. Должно быть, он приехал сюда с мечтой провинциального мальчишки – наесться токийского мороженого и пофотографировать столицу всласть. Сразу за парком начинался огромный плац, посыпанный мелкой щебёнкой. Он был пуст, только на дальнем его краю маячил одинокий полицейский. Он охранял вход на выгнутый мостик через канал. За мостиком в изрядном отдалении выступала над деревьями серая крыша со вздёрнутыми вверх уголками – императорский дворец. Кучка провинциалов – приземистых, по-крестьянски крепких, робко перебралась через плац, стараясь ступать осторожно, не шурша, выстроилась перед фотографом. Снимались все вместе, стайками, поодиночке… И все на том месте, где виднелась крыша. Должно быть, это и было центральным пунктом программы приезжих, заветной мечтой каждого японского провинциала – фотография на фоне императорского дворца.
В опустевшем метро она читала названия станций – Чиода, Гинза… Звучало легендарно. Гинза – главная улица Токио. Прямо у станции метро Хигаши-Гинза стоял дворец с красной крышей. У входа висели афиши с сильно загримированными людьми, толпился народ. Театр?
– Хай, хай! Кабуки– театр, – подтвердила молодая девушка.
У неё ёкнуло сердце – вот так запросто она может попасть в знаменитый театр Кабуки! В одной из касс продавали билет на целый день, чтобы засесть в десять тридцать утра и просидеть до девяти вечера – каждые полтора часа в театре давали новое представление. На одну часть билеты продавали в другой кассе, только на галёрку, зато дёшево, за одну тысячу йен. Здесь стояла длинная очередь, выползавшая на улицу, под синий пластмассовый тент. Очередь не столько стояла, сколько сидела, положив прямо на асфальт подушечки. Состояла очередь в основном из старушек с ласковыми лицами старых учительниц и скромных юных очкариков – должно быть, самых прилежных из их учеников.
На галёрке было душно и очень многолюдно – это в будни-то, днём. Щуплый паренёк в больших очках, вежливо указал ей на единственное, кажется, свободное кресло, представился:
– Студент из провинции! – И признался, что в Токио он впервые. И улыбнулся смущённо, протягивая ей программку: – Здесь есть содержание на английском языке! – Он старался помочь ей, что-то объяснить, он очень хотел, чтобы ей понравилось представление.
Понять простенький сюжет было немудрено. Труднее оказалось постичь, в чём состояла прелесть того, что разыгрывалось перед ней. На сцену без занавеса с грубо намалёванными на заднике соснами вышла цепочка мужчин в серых кимоно. Они опустились на колени, заиграли на странных инструментах и запели сдавленно, тоскливо. Потом явился некто в пёстром халате и брюках на полметра длиннее ноги. Он пнул штанину, потом переставил ногу и запел натужным голосом. К нему присоединился другой мужчина в таком же одеянии. Они принялись громко ругаться, даже пытались подраться, кажется. Ситуацию разрядил третий мужчина, переодетый дамой. Жеманно играя бамбуковым зонтиком, он прошёлся по сцене и скрылся навсегда. Отчаявшись ухватить нить действия, она просто смотрела, просто слушала… И временами ей казалось, что через странные вопли просачивается к ней тонкой струйкой нечто суровое, наивное… Настоящее.
Шикарные магазины Гинзы показались ей надменными, а для кошелька и вовсе враждебными. А боковые улочки, в изобилии убегавшие от большой Гинзы, куда более свойскими – здешние магазинчики, лавчонки, ресторанчики притягивали невиданными вещицами, неотразимыми запахами. И сходной ценой. В дешёвом кафе она съела большую креветку, зажаренную в сухарях. Обедавшие с нею за одним столом японцы помогали, чем могли. Работяга в комбинезоне нацедил ей стакан воды из бака, старик подал палочки, молоденький клерк помог расплатиться… В сумерки над улочками зажглись гирлянды лампочек, зацокали лаковыми сандалиями дамы в кимоно, посреди серого делового Токио Гинза мерцала праздником, карнавалом…
Она уезжала из Токио без сожаления, посмеиваясь над собой – она честно выполнила программу, положенную японскому провинциалу в столице: посетила императорскую резиденцию, прошлась по Гинзе…
– Я была в театре Кабуки! – похвасталась она в лаборатории.
– А я там никогда не был, – равнодушно процедил Шимада.
– И я, – сознался Миура.
– А я вообще не понимаю, что они там делают? – пожала плечами Митико. – Кричат, кричат…
– Кабуки? – немедленно вступил в разговор вошедший в студенческую Хидэо. – Нет, я там не был. Но Токио я люблю! Я родился там. Это из-за войны нашей семье пришлось перебраться в провинцию. О, Токио! – Хидэо улыбнулся мечтательно и грустно. И не стал слушать её рассказ о том, как душно и суетно в Токио.
– Я только что вернулся из Лондона, – сообщил он, просыпаясь от сладких токийских грез. – Конференция прошла прекрасно! Моё имя упоминали тридцать четыре процента докладчиков, восемнадцать процентов цитировали мои работы…
Она посмотрела на него с надеждой – может, шутит? Но сэнсэй вычислял проценты всерьез. Ей захотелось его прервать:
– А как погода в Лондоне?
Хидэо посмотрел на неё сердито.
– Вас всё время интересуют какие-то посторонние вещи: погода в Токио, погода в Лондоне… Я не заметил, какая там погода! Я всё время проводил на заседаниях. Я был очень, очень занят!
Глава VIII. Женщина с ребёнком за спиной
Я и забыла,
Что накрашены губы мои…
Чистый источник!
Тиё
Японская сказка о японской женщине
Только их крики слышны…
Белые цапли невидимы
Утром на свежем снегу.
Тиё
Кротость часто силу ломает.
Женщина захочет – сквозь скалу пройдёт.
Японские пословицы
Она не в Японии, в сущности, жила, а в университете. А университет – это мужчины. Что она знала о японских женщинах? С глянцевых картинок японских журналов, с открыток, с красочных календарей смотрели кроткими глазами ланей завёрнутые в яркий шёлк кимоно хрупкие красавицы. Но по улицам японских городов шли совсем другие женщины! Подхватив сильными руками тяжёлые сумки, пристегнув за спину малыша, они твёрдо, размашисто шагали в кроссовках, в брюках. Переноска тяжестей – дело женщины. В этом вопросе Япония была непоколебима. Городская толпа состояла из мужчин налегке и тяжело гружёных женщин. Молодые мужчины иногда брали на руки ребёнка, сумку никогда. Даже профессор западного стиля Кобаяси доверял таскать свои чемоданы супруге. Даже современно мыслящий ассистент Шимада использовал единственную в доме машину для своих поездок на работу, оставляя тяжёлые сумки жене. Даже представители просвещённого молодого поколения, студенты, галантно придерживали дверь, пока единственная девочка в группе, Митико, переносила наполненный керосином обогреватель. Русское сердце не выдерживало таких сцен.
– Почему Вы не поможете ей? – спрашивала она ребят.
Мальчишки недоумевали:
– А почему мы должны ей помогать?
– Но женщины слабее мужчин!
Парни удивлённо хлопали глазами, а случившийся поблизости Шимада, покрутив в недоумении головой, ухмылялся.
– Я понял, русские считают, что к женщине надо относиться, как к инвалиду.
Японским мужчинам мысль о женской слабости казалась дикой. Телевидение показывало популярную японскую певицу с твёрдым взглядом из-под низкой чёлки, с голосом мощным, хриплым. А в самурайском телесериале топила негодяев в офуре сильная красивая девушка. И в современных японских детективах убийцей часто бывала дама. Хрупкая, как статуэтка, невеста, мстя за своего жениха, ловко выхватывала из рукава кимоно нож, била резко, профессионально. Фильмы делали японские мужчины. Не сомневавшиеся в силе японских женщин.
Зухра пришла к ней в гости, принесла в подарок пиво. К несчастью, открывалки в доме не нашлось, и хозяйке пришлось ковырять пробку вилкой. Муж Зухры молча наблюдал, морщился брезгливо. Он даже великодушно предлагал обойтись без пива. Но помочь не пытался. И терпеливо ждал, пока она в конце концов сбила пробку о кромку умывальника и наполнила бокалы – разливать спиртное в Японии тоже дело женщины. И эту ценную японскую традицию полезно было бы перенести в Россию, чтобы муж без жены бутылки открыть не мог. Да не привьётся у нас такое, потому что руки у русских мужиков мастеровые. А вот у японских…
Это случилось во время коллективного пикника у моря. В ожидании парома студенты и сэнсэи зашли в маленькое кафе на берегу перекусить. Пожилой японец, родственник хозяйки, рассказывал, что был лесорубом в здешних местах, улыбался иностранке. Уходя, она пожала старику руку. Крик получился громкий. Все, кто был в кафе, переполошились. Старик тряс руку, дул на неё и быстро говорил что-то, показывая всем свою ладонь. А она оправдывалась смущённо, не понимая, как женщина могла так навредить руке хоть и бывшего, но всё же лесоруба. С этого дня она стала осторожнее пожимать руки японских мужчин – слабые, нежные, с тонкими пальчиками, отзывавшимися вяло, как шёлковые ленточки, ведь они держали только авторучку да тоненькие палочки для еды. Зато руки японских женщин можно было сжимать без опаски – даже у профессорских жён ладони были шершавые, крепкие – рабочие. Им приходилось стряпать, стирать, растить детей, сады, открывать бутылки, тяжести таскать… И на помощь мужей они рассчитывать не могли.
– А почему мы должны им помогать? – возмущался Хидэо. – Ведь женщины не работают! Это они должны о нас заботиться.
– Я всё делаю для мужа, – признавалась Намико, – готовлю, стираю, убираю… Я даже покупаю мужу костюмы и обувь – ему ведь некогда. Я знаю его размеры.
То ли японская лёгкая промышленность подчинялась некой идеальной системе стандартов, то ли японские тела, но купленные без примерки костюмы сидели на Хидэо вполне сносно. А сам Хидэо даже не знал, где находится универмаг Фуджисаки, в котором Намико одевает его.
– А почему я должен знать? – изумлялся он. – По магазинам ходит жена. Но вообще-то я могу всё сделать сам. Однажды, когда Намико заболела, я даже сам купил ужин – бутерброды. – Значит, он сам не мог нарезать бутерброд? – Это сложно, – вздыхал Хидэо, – там очень много компонентов!
В бутерброды от Сэвэн-илэвэн кроме сыра и ветчины добавляли ещё листок салата и майонез – очень сложно для профессора!
И Шимада неважно разбирался в проблемах питания.
– Что это? – спросила она однажды, встретив его в университетском магазине.
– Кажется, рыбные сосиски, – неуверенно ответил он, разглядывая пакет.
– Это вкусно?
Шимада пожал плечами.
– Но Вам это нравится? Вы это едите?
– Откуда мне знать, что я ем? – искренне удивился Шимада. – Я ем то, что жена кладёт мне на тарелку.
Еда, покупки – дело женщин. И отвечать на телефонные звонки в семейном доме – её дело. Даже если муж дома. Если он сидит рядом с аппаратом, он подвинется, давая ей возможность снять трубку – она видела такое в кино. В доме Шимады, Кумэды, Сато, Кобаяси трубку всегда снимала женщина. В вопросе об обязанностях жён все сэнсэи были едины – образованные, передовые мужчины. Но японские.
– Японские мужчины очень счастливы! – говорил китайский доктор Чен. – Жёны все делают для них!
– Иметь японскую жену – это счастье, особенно если вместе с ней у тебя есть американская зарплата, английский дом и китайская еда. Несчастье же составляют американская жена, китайская зарплата, японский дом и английская еда. – Намико рассказывала привезённый из Европы анекдот не ради смеха, а из профессиональной гордости, как знак всемирного признания достоинств японских жён.
– Наши женщины лучше мужчин, – улыбался пожилой токийский профессор Нагаи, посетивший однажды Хидэо. – И вот Вам доказательство: после войны, когда много японской молодёжи было отправлено в Америку учиться, мало кто из девушек вернулся, их разобрали замуж, а вот парни все приехали назад. Никому они не приглянулись.
Она тоже достоинства японских женщин признавала. Однажды она даже рассказала Шимаде сценку из старого японского фильма: прошлый век, зима, жена обнищавшего актёра сушит мокрые носки мужа на своей груди, потому что в доме нет дров. Простудившись, женщина умирает.
– Японские жёны славятся во всём мире, – говорила она, – они так преданы своим мужьям!
А Шимада хмыкал.
– Такие жёны в Японии давно перевелись! Конечно, в традиционном японском доме Вы и теперь увидите женскую преданность мужу, но семьи профессоров почти утратили наши традиции, переняли западный стиль…
Перенять то переняли, но на Ягияме, где жило много университетских, она каждое утро видела в приоткрытых дверях домов женщин, которые провожали уходящих на работу мужей. Жёны кланялись им, подавали пальто. Правда, Анна говорила, что делают они это только напоказ, а дома хозяйничают, как хотят, распоряжаются деньгами. И в любви инициатива чаще всего у них – они решительнее мужчин. Анна рассказывала, что раньше японский брачный контракт включал обязательство жены умереть позже мужа. Кажется, это не была шутка. Какие уж тут шутки, если японский мужчина без жены беспомощен, как младенец. И, останься он один, кто положит ему на тарелку незнамо что? Кто купит незнамо где костюм? Кто потащит его чемодан? Да он, бедняга, даже напиться не сможет с горя. Потому что некому будет открыть ему бутылку, рюмку налить!
Но сами женщины силу свою словно таили, соглашались подчиняться мужчинам, прятались в глубинах своих домов… С интересом вглядывалась она в женские фигурки, согнувшиеся в прощальном поклоне вслед уходящему мужу. В сущности, она немного знала о японских женщинах – так, анекдоты, сказки… Журавлиха обернулась девушкой, вышла замуж, родила детей и каждую ночь, когда семья засыпала, превращалась в птицу и, выщипывая пух из своих крыльев, делала одежду и одеяла. И семья жила хорошо. А когда женщина состарилась, то опять стала журавлихой и улетела. А муж посмотрел ей вслед и заметил неодобрительно, что крылья у неё совсем облезлые. Это была японская сказка. Японская сказка о японской женщине. Дамы провожали своих мужей до порога дома и останавливались. И не дерзали сделать ещё один шаг, выйти в мир…
Английский язык и литература
Через изгородь
Столько раз перепорхнули
Крылья бабочки.
Басё
– Японские женщины не работают? – восклицала американка Джейн. – Да сказки это! Это Вам так кажется, потому что Вы всё время среди профессоров крутитесь! Японские профессора – люди богатые, могут позволить себе роскошь жену дома держать. А простому смертному в Японии на одну зарплату нынче не прожить. Особенно с детьми.
Всё, что касается детей, Джейн знала теперь хорошо – она собиралась рожать. И, устав писать иероглифы, рисовала толстого ребенка с клеймом на попке "Сделано в Японии" – пригласительный билет на крестины. Один она вручила своей русской подруге. Они с Джейн часто встречались в Шимин-центре. Сюда приходилось забегать не ради курсов японского языка, давно заброшенных, а за советом, за помощью, необходимой, чтобы одолеть магазины, поликлиники, счета… Помочь управиться со всеми этими делами университетские мужчины не могли. Мужчины вообще мало что знали за пределами своих письменных столов. И она шла к женщинам в Шимин-центр.
У неё появилось там много подруг: жена профессора архитектуры Сумико, жена профессора права Мидори… Ей, иностранке, женщины позволяли называть себя по именам. И только к одной из них, самой старшей, она обращалась, как положено в Японии, по фамилии, Соно-сан. Женщины любили свой Шимин-центр. Они приходили на уроки оживлённые, нарядные, в золотых серёжках. А после занятий частенько отправлялись в ближний ресторанчик вместе пообедать, поболтать. Шимин-центр был их клубом, развлечением для них, домохозяек, которым надоело вечно ждать своих мужей в пустых домах, надоело хранить в шкафах свои университетские дипломы.
– Моя специальность? Английский язык и литература, – хором отвечали Намико, Сумико и красавица Мидори. И Соно-сан.
Без диплома по английскому языку невозможно было стать учительницей в Шимин-центре. И женой университетского сэнсэя – жёны Кобаяси, Шимады, Кумэды, Сато имели такой диплом.
– Почему я выбрала эту специальность? – Намико пожимала плечами. – Так принято. Большинство девушек нашего круга учились в университете именно на этом отделении.
Учились, чтобы стать домохозяйками.
– Замужней женщине в Японии не принято работать, – утверждали Намико, Сумико и красавица Мидори. И Соно-сан.
Только Джейн возражала:
– Да посмотрите же вокруг! Как много женщин среди продавцов, официантов, служащих компаний, банков…
– Да, в Японии многое теперь меняется, – вздыхала Намико. – Многие женщины, особенно молодые, хотят работать. Наша невестка Митиё не оставила работу после замужества, чтобы помочь мужу обеспечить их молодую семью.
Намико почему-то говорила только о молодых. Но она, да и другие жёны профессоров, трудились в Шимин-центре.
– Это другое, – отрицательно качала головой Намико, – мы работаем бесплатно. Это полезно для репутации наших мужей.
Вся женская активность в этой стране укладывалась в русло мужниных дел: диплом, удобный, чтобы выйти замуж, общественная работа, полезная мужу и ещё…
– Я много помогаю мужу – говорила Сумико, – привожу в порядок его бумаги. Практически я исполняю роль его секретаря.
– И я, когда у мужа много работы, сажусь за домашний компьютер, чтобы помочь ему, – признавалась Мидори.
– А я всегда в курсе забот Хидэо, – вторила им Намико, – в этом году ему достались неважные студенты – Ода ленится, у Танабу дела идут неважно. А для репутации Хидэо очень важно, чтобы он сделал хорошую диссертацию!
У Намико было много обязанностей в лаборатории мужа: она пекла пироги для общественных чаепитий, помогала принимать иностранных гостей… Всё для мужчины! Картина японской женской жизни получалась спокойной, стройной. Но в последнее время что-то дрогнуло в ней, накренилось…
Мидори немного подрабатывала в суде, в отделе разводов.
– Муж ворчал сначала, – улыбалась она, – отступление от традиций. Но я приношу зарплату, и он мирится. Жизнь так дорожает!
– Жизнь так дорожает! – жаловалась Сумико и осторожно предлагала частные уроки японского языка.
Уроки стоили дорого – пять тысяч йен в час.
– Я беру меньше! – скромно намекала Соно-сан.
Профессорские жёны подумывали о заработке. И только Намико отнекивалась:
– Работой я не интересуюсь. Всё равно в моём возрасте её не найти. Слишком много желающих преподавать английский язык.
А ей казалось, найти частные уроки английского здесь нетрудно. Ей постоянно предлагали учеников, однажды какая-то предприимчивая мамаша ухватила её прямо в автобусе и долго уговаривала давать уроки сыну, даже не поинтересовавшись, знает ли будущая учительница английский?
И Наташу остановил на улице директор школы в пригороде и упросил преподавать английский, которого Наташа не знала. Она заработка ради согласилась – выучивала один урок по учебнику и с этим шла в класс. А её журила.
– Зря отказались от хороших денег. Ну и что, что условия контракта запрещают заниматься посторонней работой? Можно было бы и рискнуть. Многие так делают.
– Иностранцам легче найти работу, потому что мы, японцы, считаем, что они лучше учат английскому, – Намико смущалась, словно считала неприличным говорить о таких вещах. Но обиды в её голосе не чувствовалось. А ведь обижаться стоило – бледнолицые отбирали работу у японок со специальностью "английский язык и литература". На что еще, кроме уроков, могли рассчитывать специалистки в области английского языка?
– Молодая девушка может получить место секретарши, – тихо говорила Соно-сан.
Она пыталась устроить дочь работать в университет. У девушки был диплом по специальности "английский язык и литература" – такой же, как у помощниц Кумэды и Такасими. И у секретарши сэнсэя Сато – нежной, как орхидея, Томоко. Деловой костюм ей не шёл. Тоненькая фигурка терялась под ним, исчезала. И толстая папка с бумагами, которую она всегда носила, казалась нелепой в её руках. Ей бы веер… Но Томоко не до веера. У неё много работы. И мало денег.
– Она получает всего сто тысяч йен в месяц! На это невозможно прожить! – хмыкала Митико. – Секретарши – почти волонтерки!
– В университет девушки охотно идут работать из-за хорошего окружения, – объясняла Соно-сан. – Там легче найти жениха. Университетский жених – это престижно. Конечно, он не обеспечит жену так, как фирмач, но семья будет жить достойно.
Поэтому девушки и соглашались работать за маленькую для Японии зарплату в тысячу долларов. А их с удовольствием брали, потому что секретарша могла существенно облегчить жизнь сэнсэев, заваленных в основном работой канцелярской, бумажной.
– Сэнсэй понимает, что девочка работает бесплатно, и чувствует себя обязанным в благодарность за её услуги помочь найти мужа, – рассказывала Соно-сан. – Долг сэнсэя – порекомендовать перспективного жениха, посоветовать, познакомить, поговорить с парнем…
Соно-сан очень хотела пристроить дочь секретаршей в университет. Но пока не могла.
– Секретарша должна быть красива, – весело подмигивал ей суперкомпьютерный Такасими. – В лабораторию, где хорошенькая секретарша, охотнее идут студенты.
Конечно, в университете, где женское личико редкость, привлечь молодых парней могли не только сэнсэй и его наука, но и красавица. Привлечённые красавицей студенты обеспечивали сэнсэю популярность и деньги, которые можно было потратить на новое оборудование, притягивающее новых студентов. Так раскручивалась спираль, выносящая сэнсэя на самый верх служебной иерархии. А в основе спирали скрывался изящный, как тростинка, специалист по английскому языку и литературе. Но красавицы приносили не только успех, но и проблемы.
– Они слишком быстро выходят замуж, – сетовал Такасими. – Я постоянно ищу новых секретарш! А, взяв их на работу, стараюсь баловать, чтобы они хоть сколько-нибудь продержались. Я вечно вожу им из Америки подарки. Только им, никому больше!
Такасими улыбался. Видно, трудные поиски красивых секретарш были ему не в тягость. А вот Кумэда, выдав замуж третью красавицу, отчаялся, взял секретаршей жену, правда, тоже красивую. Многие сэнсэи в последнее время делали так – это избавляло их от хлопот с поисками и пополняло семейный бюджет.
Красавицы выходили замуж и увольнялись, но места для дочери Соно-сан всё не находилось. Может, потому, что она походила на мать – маленькую, круглую? И одевалась, как мать, в нелепые короткие брюки и мешковатую кофту. А университетские секретарши блистали, как кинозвёзды. И не на сотню тысяч йен их зарплаты тянули эти наряды. Значит, раскошеливались отцы, посылая дочь в университет за женихом. А муж Соно-сан был всего лишь ассистентом профессора и обеспечить дочери подходящий гардероб, наверное, не мог. И девушка оставалась без работы. Дамы в Шимин-центре утешали Соно-сан: теперь кризис, с работой стало хуже, в особенности для женщин.
– Почти половина из тех женщин, что ищет работу, не может её найти, – сердилась Мидори, – у мужчин такой безработицы нет!
Единственная девушка
Над простором полей
Ничем к земле не привязан
Жаворонок звенит.
Басё
Скука на семинаре была смертная. Митико дремала, положив голову на скрещенные руки и вдруг встала, пошла к выходу. Хидэо проводил её взглядом из-под очков, но не сказал ничего. Парня он обязательно спросил бы – куда идешь? – да и не посмел бы парень вот так встать посреди семинара и уйти. А единственную девочку в своей лаборатории Хидэо баловал. Митико ушла. И надо было последовать её примеру, чтобы не уснуть. В студенческой комнате Митико готовила кофе. Она всегда хозяйничала в лаборатории, как у себя дома. И командовала парнями. А они охотно подчинялись ей.
– Скучно на семинаре, Митико?
– Скучно, – кивнула девушка.
Они переглянулись, рассмеялись – они отлично понимали друг друга. Митико тянулась к ней, словно искала опоры, словно училась, как жить женщине среди стольких мужчин.
– Почему ты, Митико, выбрала такое странное занятие для девушки – инженерный факультет?
Мальчишеская фигурка в тугих джинсах слегка шелохнулась под большим серым свитером, гладкая головка качнула длинным хвостом, глаза на скуластом лице блеснули.
– Я знала, что буду тут одна! – Митико улыбнулась.
Значит, девчонка рассчитывала, что, оставшись без конкуренток, сможет выбрать лучшего жениха. И в своих расчётах не ошиблась – за ней ходил красивый, высокий парень.
– Он – лучший студент на курсе! – ласково говорил Хидэо, гордясь выбором своей студентки.
Тайны из своего романа Митико не делала. Друг часто заходил за ней в лабораторию, а Митико иногда быстро обнимала его, не особенно заботясь о том, что их могут увидеть.
– Он твой жених, Митико?
Митико пожала плечами.
– В каникулы мы путешествовали вдвоем по северным префектурам. На его машине.
– А твои родители не возражали против вашего путешествия до свадьбы?
Митико не смутилась.
– Сейчас многие девушки делают так.
Действительно, многие. Её соседка по дому, с которой они болтали изредка, не скрывала, что снимает квартиру вместе с парнем, что познакомилась с ним в университете, теперь работает в одной компании. Они не были женаты.
– А зачем жениться? – удивлялась девушка. – Я прихожу с работы в девять, он в десять. Я как раз успеваю приготовить ужин. А если мы поженимся, мне придётся остаться дома. Что я буду делать целый день? К тому же без моей зарплаты мы станем жить хуже. Наверное, мы поженимся потом, когда решим завести детей.
Митико тоже собиралась выйти замуж за своего друга. Но попозже, когда закончит университет.
– А что ты будешь делать после замужества, Митико? Станешь домохозяйкой?
– Не обязательно, я ищу работу. Предложений пока немного, но на примете есть приличная фирма в Осаке, отдел маркетинга чего-то – не то машин, не то компьютеров. Платят там хорошо. Только вот получить это место будет нелегко, теперь всюду новых сотрудников берут плохо, особенно девушек.
Митико глянула на часы, нехотя поднялась.
– Мне пора на семинар.
Рассудительная Митико знала: тот, кто будет нанимать её на работу, обязательно спросит у сэнсэя, не лентяйка ли она? Она вернулась в скуку семинара вместе с Митико. Из солидарности. И Хидэо приветливо улыбнулся входящим женщинам.
Подрёмывая в полутёмной аудитории, она думала, что устремления японских женщин в сущности не изменились – на службу они отправлялись с мыслями о женихе – и дочка Соно-сан, и даже Митико. В центре женских интересов по-прежнему было замужество. Семья.
– Вы отсутствовали долго…
Не выдержал всё-таки Хидэо, упрекнул. А она решила развеять семинарскую скуку – пошутить:
– Да потому, что в университете ужасная дискриминация женщин.
Она намекала на то, что женщинам с четвёртого этажа приходится спускаться на первый – только там, в закутке под лестницей был устроен единственный на весь инженерный корпус маленький дамский туалет. Собственно, больше не требовалось – на всём факультете обитали всего пяток секретарш да единственная студентка, Митико. И ещё русская гостья. Она говорила о естественном, как японцы, не смущаясь. Только улыбалась. Но Хидэо принял обвинение в дискриминации всерьез.
– Да, да, мы не готовы принимать женщин на нашем факультете! Это надо изменить! А дискриминации у нас нет! На будущий год мы собираемся принять на первый курс не меньше трёх девушек!
Хидэо относился к проблеме женского равноправия очень серьёзно. И слова "дискриминация" не любил. Даже применительно к туалетам.
– В Японии нет дискриминации женщин! – горячо защищал он родную страну. – У нас есть женщины, которые занимают высокое положение в науке, в правительстве. В последние годы у нас всё меняется! Даже на нашем мужском инженерном факультете появилась первая девушка – Митико.
Хидэо часто хвастался тем, что единственная студентка на факультете учится в его группе. И очень гордился ею – первой отличницей на курсе. И немножко собой, таким современным.
– Девушек мало в университете даже на нашем экономическом факультете, – говорила Анна.
Они встретились вечером, чтобы вместе погулять. Анна рассказывала, что, приехав в Японию, обнаружила в экзаменационной ведомости возле девичьих фамилий иероглиф "женщина" и удивилась – зачем он? Возможно, предполагалось, что преподаватель станет относиться к девушкам снисходительнее? Сэнсэй, которому предназначался вопрос Анны, смутился. Намёк на дискриминацию задел его. Видно, не только Хидэо не любил это слово. Через месяц сэнсэй сообщил Анне, что её замечание рассматривалось на факультетском собрании. Решено было обсудить права женщин в университете на специальном заседании. Пригласили туда и Анну. Профессора поднимались на трибуну и серьёзно обсуждали, как быть с дамами, которые несколько дней в месяц не могут работать полноценно. И сходились во мнении, что, несмотря на этот недостаток, целесообразно при приёме на работу всё-таки отдать предпочтение им, отвергнув профессионально менее состоятельных мужчин, которые могут трудиться в полную силу весь месяц. Рассказывая об откровенных рассуждениях сэнсэев о физиологии, Анна, не привыкшая обсуждать такие темы на собраниях, смущалась. Но сэнсэев всё-таки хвалила – они честно старались сделать свою страну свободной от дискриминации. После долгого и всестороннего обсуждения собрание решило иероглиф "женщина" из экзаменационных ведомостей убрать. Председатель лично поблагодарил Анну за ценную инициативу и отметил, что дискриминация женщин в университете успешно преодолевается.
Вместо кимоно
Скрылись от господского меча…