Текст книги "Япония по контракту"

Автор книги: Ольга Круглова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 41 страниц)

– Нам надо чем-то привлекать студентов! – ещё раз повторил Тагами.

Ванна бассейна была помельче, чем в северном университете, южане низкорослы. Но в столовой кормили так же вкусно – в Японии всюду кормят хорошо. В полдень поток, текущий в японском садике, иссяк и камешки русла, мгновенно обнаружили своё родство со строительным щебнем.

– В обеденное время в водопроводе не хватает напора, с водой у нас неважно, – объяснил Тагами. – Вы видели, наверное, баки на крышах всех домов, мы всегда держим запас воды.

По дороге в гостиницу автобус завернул в парк аттракционов. Как и положено силиконовому острову, Кюсю предпочитал развлечения технические. Парк назывался "Мир космоса". На облицованном пластмассой космодроме девушки в металлических мини-юбочках погрузили посетителей в космический корабль. Кораблём работал кинозал с трясущимися креслами и большим экраном, по которому мчались прямо на визжащую публику метеориты. Высадившись на неизвестной планете, путешественники отправились в вагончиках по пещерам, где их атаковали пластмассовые монстры. Повизгивая от страха, космонавты с облегчением вернулись на родную землю в капсуле, сброшенной с вышки в воду.

– Парк развлечений очень полезен для города вообще и для института в частности, потому что привлекает молодежь, – говорил Тагами. Со студентами в электронном институте явно были проблемы. – Наш институт новый, никому не известный. Жители Кюсю привыкли отдавать своих детей в университет Фукуоки. У него хорошая репутация, он подбирает всех городских детей острова. Что нам остается? Деревни? Но оттуда много не возьмешь, людей там мало. Да и редко доходят деревенские до университета. У меня всего одна студентка с Кюсю. Одна из Кореи. А я мог бы взять пятерых… – Он помолчал. – Может, Вы подыщете для меня несколько способных студентов в России?

Остаток дня она провела, гуляя по Фукуоке. На метро добралась до станции со старинным названием Хаката. Отсюда начинается старый город Тенджин. Но лето – не лучшее время для путешествий по Японии. Она передвигалась перебежками от магазина к магазину, благо в каждом работал кондиционер. Слева и справа стояли храмы, Фукуока – город старинный. Шинтоистский шраин она оставила без внимания – на вымощенном камнями дворе негде было укрыться от солнца, разве что улечься в узкую тень разомлевшего на жаре каменного барана. Буддийский храм ей понравился больше – среди широколиственных деревьев прятались деревянные постройки, дававшие плотную тень. За её спиной ласково зажурчала незнакомая речь. Пожилая женщина, стоявшая на высоком крыльце, кланялась и улыбалась, жестом приглашая войти. Приглашение было принято с удовольствием – из открытой двери тянуло прохладой.

Женщина взглядом указала на ноги гостьи – пришлось снять туфли. С наслаждением ступая босыми ногами по чистым, прохладным доскам, она прошла по длинному коридору, уставленному простыми креслами, как в конторе или больнице. Женщина предложила ей сесть в одно из них.

– Отдохни, голубка! – услыхала она из детства тихий голос бабушки – японское лето дохнуло рязанской деревней. И пахло в храме, как в бабушкиной избе, сухим деревом и свежевымытым полом. Женщина, согнувшись в поклоне, пригласила её к столу, поставила на чистую клеёнку запотевший кувшин с китайским чаем. Пока она жадно пила заломивший блаженным холодом напиток, японка хлопотала в отдалении, не глядя в её сторону, не мешая. Невероятным усилием воли она заставила себя встать. Но женщина не спешила отпускать её, едва заметно указывая взглядом куда-то в угол. Там пряталась кабинка туалета, умывальник с душистым мылом, чистое полотенце… Прощаясь, она постаралась поклониться по всем японским правилам. И с нежностью подумала о провинциальной доброте, одинаково милой хоть в Фукуоке, хоть в Рязани. Ей показалось, что жара спала, хотя электронное табло на улице по-прежнему показывало плюс тридцать шесть.

Соломенно-деревянные запахи сменились соево-рыбными. Улица, уходя от храмов, перетекла в торговый квартал, рассыпалась десятками ресторанчиков, напомнивших об ужине. Западный стиль, заставлявший сидеть на высоком стуле, опустив набухшие горячей кровью ноги, совершенно не подходил к южной японской жаре. Она отдала предпочтение стилю японскому, с наслаждением скинула туфли, шагнула на татами, удобно устроилась на подушке… Кондиционер веял прохладой, тихо булькал аквариум с рыбами. Одну из них можно было выбрать, чтобы на кухне её зажарили. Кажется, именно это пыталась объяснить ей юная официантка, подбежавшая к ней немедленно, едва она села. Девушка ожидала заказ. Нечитаемое меню помочь не могло – провинциалы писали по-японски не только названия блюд, но и цены, благо такая возможность имелась. Пластмассовые модели стояли на уличной жаре. И бестактное тыканье пальцем в тарелки соседей – хочу вот это! – не спасло. Столики были разделены бамбуковыми перегородками, невысокими, но достаточными для того, чтобы скрыть обедающих. И она произнесла единственное, что могла – сашими! И ужаснулась – сырая рыба в жару! Страхи оказались напрасными. Ломтики сашими были розовыми и свежими, словно рыбу только что выловили. Значит, есть сырую рыбу в Японии можно смело всегда. И всюду – в столице, в провинции…

Заказ в японском ресторане, как пароль. И отзыв на него обычно бывает обильным. Но здесь изобилие оказалось особенно щедрым. К неизбежному рису с мисо-супом ресторанчик добавил курицу, редьку и корни бамбука, сваренные в соевом соусе, стаканчик с яичным соусом с зелёными шариками гинкго, дырявые белые ломтики солёного корня лотоса. Через полчаса она поднялась с подушек свежая, сытая. И уплатила всего тысячу йен – провинция. Улица просочилась между ресторанчиками и устремилась к стекло-бетонным небоскрёбам. Здесь пахло уже не соей и рыбой, а пирожными и гамбургерами – грубый Запад побеждал хрупкий Восток. Она пила кофе в почти парижском кафэ и думала, что монастырский чай куда лучше подходит к жаркому японскому лету. Витрина магазина электроники ослепляла даже среди блеска торговой улицы. Несколько этажей телевизоров от крох размером с ладонь до гигантов, бесконечные ряды компьютеров, видео, стерео… От восхищения её отвлекло тихое "дзинь!" У входа в магазин стоял невысокий мужчина, сухой и жилистый, в коротком чёрном кимоно. Голову его укрывала большая плетёная шляпа, похожая на плоскую корзину. Устойчиво расставив ноги в японских сандалиях, мужчина стоял, встряхивая маленький тёмный колокольчик. Другой рукой он держал чёрную деревянную чашку, где поблескивала мелочь – монах собирал пожертвования на храм. Подавали скупо. В чашке было совсем немного денег. Вернувшись к электронному магазину через пару часов, она вновь услыхала звон. Тень небоскрёба подвинулась, оставляя монаха под едким японским солнцем, но он не сделал даже шага, чтобы укрыться. Его рука всё так же мерно встряхивала колокольчик. Непреклонное "дзинь" падало чёткими каплями. Она стояла, глядя на чёрную фигуру, несовместимую с сияющей витриной. Несовместимую? Но изготовление микросхем, как бряканье колокольчиком, дело нудное, методичное.

– Понимаешь, они кричат! – жаловался ей как-то знакомый директор русского электронного завода. Работницы поточной линии не выдерживали монотонной работы. – Уж мы им и разгрузку устраиваем под музыку, и гимнастику, а они всё равно, случается, вскакивают и кричат, – сетовал директор. И улыбался: – Девочки хорошие, молодые… У нас сам Фидель Кастро был, ему понравилось – конвейер длиной в километр, а за ним одни блондинки!

Конечно, русский Левша подковал блоху. Одну. Но гнать микросхемы миллионами на монотонном конвейере русским блондинкам трудно. А вот японским брюнеткам хоть бы хны – иначе не было бы у них такого магазина. И не кричат они, наверное. И брак не выдают. Ведь они одной крови с монахом, что весь день встряхивал на жаре колокольчик с точным, неизменным интервалом в две секунды – она проверила по часам. И лицо монаха под шляпой-корзиной было всё тем же – каменным, словно ничего ему не стоило простоять весь день на жаре.

Вечерело. На улице зажглись неоновые вывески. Она смотрела на немыслимую мельтешню мелких палочек и точек иероглифов и думала: японцам, которые умудряются всё это прочитать и даже написать, что им стоит какую-то микросхему сделать?

Спонсор

Грузный колокол.

А на самом его краю

Дремлет бабочка.

Бусон

Трава должна склоняться, если подует ветер.

Не будешь гнуться, не выпрямишься.

Японские пословицы

Элегантный, величественный японец вошёл в зал заседаний в окружении членов оргкомитета. Простые участники конференции при виде кавалькады прекратили беседы и замерли по стойке «смирно».

– Спонсор! Это наш спонсор! – шлейфом шелестело вслед шедшим. – Большой босс из фирмы Ниппон Стил Корпорейшн! А Ниппон Стил финансирует конференцию!

Мужчина шествовал среди всеобщего почтения, выпрямив спину, не готовую к поклонам. Кланялись ему. Заметив её, спонсор отделился от свиты.

– Вы из России? Сэнсэй Кобаяси просил Вам помочь. Мы решили покрыть Ваши расходы на отель из средств Ниппон Стил!

С некоторых пор для всего мира понятие "русский учёный" стало означать "нищий". Но винить в этом надо было русское правительство. А элегантному спонсору, который, улыбаясь, стоял перед ней, следовало сказать "спасибо". В этой стране ей только то и оставалось, что говорить "спасибо" – на острове Хонсю, на острове Кюсю… Спонсор благосклонно выслушал её благодарности и привычно заторопился – он должен срочно идти! О, нет, не на конференцию! – мужчина улыбнулся снисходительно – ему ли слушать этот научный лепет! Его ждали действительно серьёзные дела. Через открытую дверь комнаты оргкомитета было видно, как местные сэнсэи, сидевшие за длинным столом, упруго вскочили и согнулись в поклоне при появлении босса. Он окинул хозяйским взором стол и повелительно сказал что-то сопровождавшему его парню. Тот умчался и через несколько минут вернулся с большой картонной коробкой, выгрузил из неё печенье, конфеты, банки с питьём. Сэнсэи благодарно заулыбались.

– Мы тоже можем угоститься за счет фирмы Ниппон Стил! – подошедший к ней старенький профессор из Германии издал коротенький смешок.

С профессором познакомил её Хидэо во время завтрака в гостинице. Тогда карман брюк старичка оттопыривало яичко, прихваченное со шведского стола. Хидэо, заметив её насмешливый взгляд, сказал тихонько:

– Он на пенсии. В средствах ограничен. А так он сможет не тратиться на обед.

Старичок, игриво глядя на неё, залопотал весело:

– Какое хорошенькое на Вас платьице! И знаете, что мне нравится больше всего? Вырез!

А Намико увела её в сторонку, сказала, глядя на резвящегося старичка:

– Он мне не нравится. Но Хидэо так его уважает…

Теперь профессор по-свойски подцепил её под ручку и увлек в фойе к длинному столу, где для участников конференции было приготовлено кофе с печеньем. Уразумев, что его новая знакомая из России, профессор немедленно принялся рассказывать, что при Гитлере он был лётчиком и бомбил Ленинград. А там в это время голодали в блокаде её папа и мама.

– Вы на меня не сердитесь? – бессмысленно, как младенец, улыбался он.

Бывший летчик был слишком стар. И доклад, который он произнёс сегодня утром, был стар. Но организаторы конференций неизменно поручали профессору доклады. И оплачивали его расходы.

– Я слышал, спонсор и Вам оплатит гостиницу! О, как Вам повезло! Как Вы счастливы теперь! – ахал старичок, наливая себе вторую чашку кофе. – Вообще-то я кофе не пью! – морщился он. – Но здесь, знаете ли, бесплатно…

Профессор рассказывал, как понравился ему обычай японских магазинов выставлять множество продуктов для пробы.

– Вчера в полдень я отправился не в ресторан, а в магазины и бесплатно пообедал!

Кофейная пауза закончилась, народ нехотя потянулся в зал заседаний. Она разглядела в полумраке всего несколько белых лиц, почти потерявшихся среди смуглых рядов японцев. Япония всегда посылала на международные научные конгрессы многочисленные делегации, и уж тем более не поскупилась, коль мероприятие проводилось дома, на Кюсю. Усевшись в кресла, японцы привычно сбрасывали ботинки, устраивали их аккуратными парами и привычно засыпали. Докладчик рассказывал что-то давно знакомое. Да его никто и не слушал, на конференции ездили не слушать, а говорить – доклад засчитывался как научная работа. Пробравшись мимо засыпающих сэнсэев, она села рядом с французами. Они тут же обратились к ней, как к японскому старожилу, им нужен был эксперт по японской кухне – обсуждался предстоящий нынешним вечером банкет.

Первый, кого она увидела в банкетном зале гостиницы, был элегантный спонсор. Он рассаживая публику, робко лепившуюся при стеночке. Занятие это было трудное, умственное – лоб спонсора прорезала морщина озабоченности и напряжения. Подойдя к толпе, он окидывал её хозяйским взором, выбирал нужную персону и уводил её к подобающему столу. Народ смущался, спонсор – ничуть. Он был занят нормальным делом – сортировкой по иерархии – большой босс из фирмы-спонсора Ниппон Стил имел на это право. Первыми он забрал начальников из оргкомитета во главе со стареньким профессором, усадил их за центральный стол у самой сцены. Простые оргкомитетчики были рассредоточены по флангам, чтобы создать достойную раму для начальства. Начальственных жён определили за столы во втором ряду, позади мужей. В одиночестве дамы приуныли, их дорогие кимоно и вечерние платья, лишённые тёмного обрамления мужских костюмов, поблекли и слились в одно тоскливое пятно. Следующий ряд спонсор заполнил почётными приглашёнными, выделив среди них серенькую даму – племянницу начальника богатой американской фирмы. Наконец, решив, что остальная публика интереса не представляет, спонсор махнул рукой и уселся на припасённое для себя место в первом ряду. Нерассаженные восприняли отмашку спонсора, как сигнал, и начали устраиваться по своему разумению, но не ближе четвёртого ряда. Свободный стул для неё нашёлся в пятом ряду за одним столом с пятью японскими сэнсэями, молчавшими дружно, плотно.

Пока официанты во европейских фраках разносили японскую еду, спонсор, поднявшись на сцену, открыл банкет торжественной речью, посвященной достижениям фирмы Ниппон Стил. Уходя, он пригласил на сцену немецкого профессора. Старичок привычно придвинул микрофон и стал рассказывать неприличный анекдот времён своей юности, нащадно путаясь, он уже и анекдоты стал забывать. Поднимаясь к себе в номер после банкета, она увидела в зеркалах лифта роскошную фигуру спонсора. Рядом с ним улыбался немецкий профессор, раскрасневшийся от съеденного и выпитого.

– Мы идем в мой номер пить сакэ, – объяснил спонсор. – У меня есть хорошее сакэ, на банкете такого не подавали. Пойдёмте с нами!

Он не был ни груб, ни нагл. Он был элегантен, как всегда. Вежливо пожелав спонсору спокойной ночи, она вышла из лифта вместе в двумя японками, не доехав семь этажей до своего пятнадцатого.

– Куда же Вы? – нёсся ей вслед изумлённый вопль старенького профессора.

За завтраком ей попался на глаза Хидэо. Только утром они и виделись, потом он целый день где-то пропадал. Не замечая великолепия шведского стола, Хидэо проглотил какой-то бутерброд, залпом выпил чай.

– У меня столько работы! Я не выхожу из отеля. Мне поручено сделать заключительный доклад оргкомитета!

Намико тоже была ужасно занята.

– Как жена члена оргкомитета я устраиваю развлекательную программу для дам.

Доклад оргкомитета, произнесённый Хидэо, занял пять минут – столько-то участников из таких-то стран, такие-то темы…

– Он готовил доклад всю ночь, – шепнула ей на ухо Намико.

По случаю своего выступления муж позволил жене присутствовать на заседании. Счастливый и гордый Хидэо спускался с трибуны, Намико устало улыбалась.

– Наконец-то мы сможем взглянуть на город, погулять…

Вечером в её номере раздался звонок. Голос Хидэо в трубке звенел от восторга:

– Наш спонсор из Ниппон Стил хочет видеть Вас! Мы в отеле, в центре города. – Было почти десять. Она только что приняла душ и собиралась лечь. – Срочно приезжайте! Возьмите такси. Он ждет Вас! – слово "Он" Хидэо явно произносил с большой буквы. Пришлось одеваться, ехать…

Хидэо ждал её у входа в отель, подпрыгивая от нетерпения.

– Как Вы долго! – воскликнул он сердито, но глянул на неё удовлетворенно. – Но выглядите Вы… – И он подхватил её под руку. – Вы так понравились спонсору! Он только о Вас и говорит! – Спиртное всегда сбивало Хидэо с роли важного профессора, уничтожало дистанцию между ними, которую в трезвом виде сэнсэй зорко сохранял. Жаль, пил он редко. – Спонсор поручил мне издание трудов конференции! Мы только что отужинали вместе в ресторане! – перечислял свои победы Хидэо. – А Вам спонсор может помочь продлить контракт! – Она не хотела продлять контракт. Но в отель вошла.

Спонсор сидел в холле между двух японских профессоров из оргкомитетского начальства. Пока она обменивалась комплиментами со спонсором, Хидэо смотрел на них, торжествующе улыбаясь:

– Мне кажется, вы наслаждаетесь обществом друг друга!

При появлении новой гостьи девочка-официантка, бросив мгновенный оценивающий взгляд компанию, подбежала к креслу спонсора, низко присела у его ног. Только у иностранки спонсор спросил, что она будет пить. Сэнсэи взяли в руки то, что им подали. И стали молча слушать, что говорит спонсор. А он говорил о своём хобби – лошадях. Хобби, любое хобби для японца роскошь. А уж лошади! Сэнсэи почтительно кивали. А её не оставляло чувство, что она – вроде лошади, которую привели показать хозяину, на случай, если он захочет её купить.

– У Вас есть хобби? – бегло спросил спонсор, если и ожидая ответа, то очень краткого. Он уже набрал в грудь воздуха, чтобы говорить опять.

Но заговорила она. Она говорила о байдарочных походах по Карелии, о горных лыжах на Кавказе… Спонсор застыл с приоткрытым ртом. Сэнсэи удивлённо приподняли носы, опущенные в рюмки, и уставились на неё с любопытством. И неприязнью. Она грубо нарушала японские правила – младшая по должности говорила в присутствии старшего, женщина в присутствии мужчины. Она знала японские правила. Но считала, что их исполнение не всегда обязательно для русского профессора. Спонсор, наскоро прикрыв рот, изумлённо разглядывал её, очевидно не вникая в смысл слов. Быстро потеряв терпение, он поднялся. Он, должно быть, слушать не привык. Сэнсэи тут же встрепенулись, вскочили. Спонсор достал из кармана дорогого пиджака дорогой бумажник. Вынул нечто странное – небольшие бумажки с печатями, вроде тех, что выдавали в советских ЖЭКах при товарном голоде – талоны на сахар, масло… Это тоже оказались талоны – на такси. Небрежным жестом, каким дают на чай, – и где он только научился? – в Японии чаевых не дают – спонсор раздал три талончика низко склонившимся сэнсэям. Четвертый, чуть поколебавшись, протянул ей – компания Ниппон Стил брала под своё крыло всех, кто приближался к ней хотя бы на мгновение.

– О, нет, ей не надо, мы живем в одном отеле, я подвезу её! – засуетился Хидэо, счастливый тем, что может избавить спонсора от лишних трат.

В такси Хидэо всю дорогу молчал. Хмель выветрился из него, он снова вошел в роль босса и восстановил дистанцию между ними. Теперь эта дистанция была ощутимо больше, чем прежде. Сэнсэй был расстроен. Он, кажется, жалел, что пригласил её в ресторан. И вообще в Японию.

Маленькая домна Кюсю и большие горшки Сикоку

Бросил на миг

Обмолачивать рис крестьянин.

Глядит на луну.

Басё

Японцы знали про себя – они умеют работать. И уверены были – на их работу стоит посмотреть. Изнанка карты острова Кюсю приглашала посетить металлургов компании Ниппон Стил и Сумитомо, электриков фирмы Фурукава, химиков Мицубиси, моторостроителей Ниссан, производителей сантехники фирмы Тото – это словечко красовалось на всех японских унитазах. Ещё в списке значилась железная дорога, электростанция, редакции газет, телекомпания Эн-Эйч-Кей и пивоварня «Саппоро». На Кюсю много заводов, и платные экскурсии – одна из статей их дохода. И средство рекламы. В оргкомитете конференции она купила за две тысячи йен билет на экскурсию на металлургический завод фирмы Ниппон Стил Корпорейшн.

Экскурсионный автобус собрал у гостиницы всех желающих поглядеть на металлургов и побежал по улице заводского посёлка, унылого, как заводские поселки России, только более прибранного, аккуратного. Неинтересные улицы сменил заборчик, невысокий, несерьёзный, почти невидимый среди деревьев. Автобус въехал в небольшую калитку и остановился у двухэтажного серого здания, похожего на школу. В маленьком бассейне, обведённом рамочкой аккуратно подстриженных кустов, плескались золотые карпы. Она озиралась – где же завод? Где огромные корпуса, грохочущие, грязные? Где вонючий дым? Ничего такого не было. Ровный ряд невысоких опрятных зданий можно было заподозрить разве что в производстве кефира, но не стали. Среди ухоженного газончика осторожно пробирался маленький чистоплотный поезд, оставляя траву рядом с колёсами изумрудно-зелёной, без грязи и масла.

– Кюсю – это сталь!

Молодой инженер, встречавший экскурсантов, одарил каждого поклоном и визитной карточкой. Он сам был как визитная карточка фирмы – тоненький, красивый, наряженный в серый костюм, наверняка только сегодня утром снятый с магазинных плечиков. Вестибюль скучного серого дома оказался неожиданно парадным – светлые стены, полированный камень пола… Сильный кондиционер легко справлялся с жарой, мягкие кресла были обиты свежим серым бархатом – всё говорило о процветании фирмы Ниппон Стил. На столе аккуратными стопочками лежали белые полотняные куртки, белые перчатки, белые каски со свежими бумажными чепчиками-подкладками – одиннадцать комплектов по числу экскурсантов – их здесь ждали. Заботились, чтобы они вышли с завода такими же чистенькими, какими вошли. Рядом с касками лежали коробочки радио, которые точно помещались в карман куртки, и наушники, чтобы можно было, не напрягаясь, слушать экскурсовода в шумных цехах.

Ослепительный инженер прочёл краткую лекцию о поразительных успехах фирмы и впустил в комнату девушку в сером костюмчике – Ниппон Стил одевала своих сотрудников в фирменный серый цвет, цвет стали. Девушка внесла пластмассовую корзину, полную металлических банок с лимонадом и кокой. Интересующиеся японской металлургией, утолив жажду и облачившись в спецодежду, вышли в вестибюль. Точно на середине вестибюля, словно у эстафетной черты, группу перехватила строгая молодая леди в сером – технологическая цепочка под названием "экскурсия" была отлажена идеально. Леди подвела их к стеклянной витрине – там хранились красивые пластинки трансформаторной стали и пивные банки – питьё при встрече было не просто приветствием фирмы, а ещё и образчиком её продукции.

У выхода из зала леди отдала группу уже поджидавшему их парню в белой куртке и каске. Его задачей было провести экскурсию по цехам. Прокатные станы, печи – всё, как в России, только меньше, аккуратнее и чище. Вместо засаленных роб и драных телогреек – чистые синие комбинезоны, белые перчатки, белые каски, белые резиновые сапоги. И белые махровые полотенца на шее, чтобы отирать пот. Рабочие сновали сосредоточенно, не обращая на пришедших ни малейшего внимания. Экскурсии – не их работа. Расслабившихся не наблюдалось. Не было сигарет в зубах, плевков… На чистом синем полу цеха красовались огромные, в метр диаметром, желтые подсолнухи.

– Осторожнее! Не наступите! – забеспокоился провожатый. – Краску только что подновили! Ведь сегодня суббота. Рабочие сами рисуют цветы каждую неделю. Им это нравится. И потом, подсолнух – цветок нашего города.

У края лепестков были сложены идеальными стопочками стальные листы, покрытые блестящим тёмно-синим лаком. Лак нужен был для дела, не только для красоты, – так говорил инженер. Цвет лака точно соответствовал окраске пола. Может, случайно? Рулоны стальной ленты, стянутые аккуратной металлической полоской, как тесьмой, были упакованы, как подарок. Оставалось привязать бант. За широкими, чисто вымытыми окнами пестрело машинами большое поле автостоянки. Должно быть, это поле тоже вдохновляло на ударный труд. Как подсолнухи. В таком окружении невозможно было сделать что-то тяп-ляп. Завод не знал, что такое брак. Так говорил экскурсовод. А она смотрела на это немыслимое сочетание металлургии, чистоты и красоты и вспоминала, как молоденькой аспиранткой пыталась воплотить в металл свою гениальную идею.

Начальник прокатного цеха согласился ей помочь, написал мелком на одном из полураспущенных рулонов, кое-как схваченных ржавой проволокой, тот режим обработки, что придумала она. Написал неразборчиво, коряво. И улыбнулся насмешливо на её мольбы:

– Давайте напишем краской!

Через час, вернувшись в цех, она увидела двух работяг, которые курили, спрятавшись за её экспериментальный рулон от сквозняка, дувшего из разбитых окон. Их спины в ватниках безжалостно стирали надпись, сделанную на уровне плеча, там, где удобнее писать. И опираться, когда куришь. В кабинете начальника она почти кричала. И он был в ярости.

– То написано не тем, то написано не там! Что вы пристаёте с мелочами?

Японский инженер рассказывал о мелочах: об аккуратной упаковке рулонов, об идеальной отделке концов полос… И всё это незаметно перетекало в длинный список тех, кто хотел купить металл именно здесь, на Ниппон Стил. И среди них была Россия.

Голос провожатого в наушниках стал особенно торжественным – они приближались к доменной печи. Невысокое здание почти не отличалось от других цехов. Только жар, вырывавшийся из-под металлических мостков, по которым они шли, был покруче, да белые резиновые сапоги рабочих и их белые перчатки погрязнее. Но грязь выглядела свежей, сегодняшней. У нас в России, уж если домна в городе, то видно её отовсюду, как Эйфелеву башню. У нас самые большие домны! А здесь…

– Эта домна делает самый лучший металл…

Инженер настойчиво повторял слово "качество". И ещё "экология" – он говорил о дыме, спрятанном в трубы, о деревьях, рыбках в пруду…

– Западных людей по настоящим цехам ведут. А нам, выходит, не доверяют, – ворчал профессор Василий из Самары, единственный участник конференции, приехавший из России. – В прошлом году мужики из нашего института тоже были на этом заводе. Так им только старое отработавшее оборудование показывали. В настоящие цеха не пустили. – Василий был большой и мощный – сын крестьянина волжских кровей. Они познакомились на конференции за обедом. Василий и там ворчал: – Ну и закуска у них! Ракушки на зубах хрустят. А есть нечего. И суп странный, вкуса никакого. – И Василий посыпал перцу в зелёный чай. – И фрукты колючие. – Он съел неочищенный плод киви. В свои пятьдесят Василий был за границей в первый раз.

Завершал показ заводской исследовательский центр. В большой комнате сидели за длинным столом тридцать человек. Стол был выгнут так, чтобы каждый видел каждого. Ещё за интеллектуальной элитой завода надзирал начальник, сидевший в стеклянной конторке на возвышении. Он выбежал навстречу экскурсантам, пожал каждому руку, сказал пару хорошо заученных фраз о том, что именно за этим общим столом куётся будущее Ниппон Стил, и бегом вернулся в свою, похожую на милицейскую будку, обитель. Его голова тут же склонилась над письменным столом, выражая крайнюю озабоченность. Тридцать его подчинённых в точности воспроизвели ту же позу. В душной комнате пахло разогретым линолеумом. Кондиционеры стояли только в тех помещениях, где работали нежные исследовательские приборы. Самим исследователям не полагалось никаких послаблений – они ковали будущее завода в жарких костюмах с тугими галстуками.

Элегантный инженер, строгая дама и девушка, угощавшая лимонадом, вышли к автобусу проводить экскурсантов. Они стояли у края тротуара, по японскому обычаю махая руками вслед уходящему автобусу, – блестящее завершение технологической цепочки под названием "экскурсия". Идеальная обработка конца. За деревьями мелькнул силуэт ещё одной маленькой домны, только неработающей, старой.

– По дороге вы увидите мемориальный сквер в честь первой домны, – говорил на прощанье инженер. – Здесь на Кюсю колыбель японской металлургии. Мы помним это. – Японский долг благодарности работал безотказно. По отношению к людям и домнам.

На другом южном острове, Сикоку, куда переехала конференция для дальнейших заседаний, участникам в качестве развлечения предложили познакомиться с традиционными местными ремёслами – с крашением тканей, изготовлением глиняной посуды… Таких больших производств, как на Кюсю, на Сикоку не было. Сикоку – маленький остров. Здесь выращивали рис, чай, фрукты, искусственный жемчуг… Старинная гончарня устроилась в окрестностях Токушимы – самого большого города на острове. Маленькая гончарня на Сикоку чем-то напоминала большой завод на Кюсю – на чисто выметенном полу ничего не валялось, всё аккуратно лежало: инструменты, глина… И ряды готовых чашек-плошек выстроились ровно, как солдаты на смотру. Горшечники походили на металлургов – те же синие комбинезоны и белые резиновые сапоги, те же светлые махровые полотенца, только не висящие на шее, а скрученные жгутами на лбу… И то же выражение усердия на лицах. Экскурсантами занимался такой же, как на Кюсю, молодой парень. Только не инженер, гончар.

Но что показывать в гончарне? Простой сарай, а в нём – вертящийся круг.

– О, у нас есть кое-что ещё!

Гид загадочно улыбнулся и повел группу по тропинке, ведущей к сараю из старых серых досок. Полутьма пахла сухой глиной и прогретым на солнце деревом. Пол был усыпанный мелкой глиняной крошкой.

– Это сделано специально, чтобы гасить все посторонние звуки, – сообщил гид, усаживая экскурсантов на простую деревянную скамью.

Лицо его стало таинственным, словно в ожидании чуда. Тихий звук капнул в тишину. Такой чистый, словно уронили каплю на хрустальное блюдо. Потом зазвучало ещё – тоненько, прозрачно. И отозвалось эхом – слабым, глухим.

– Вода где-то капает, – хозяйственно заметил Василий.

– Вода, вода, – часто закивал гид. И зашептал восторженно: – Послушайте, как звучит вода! – И замер благоговейно.

И все послушно замерли, только Василий пробурчал:

– Придумывают они тут всё, придумывают… У меня на даче крыша протекает. Что же мне теперь начать народ водить, чтобы капли слушать? Ещё и деньги брать…

Глаза, привыкая к темноте, постепенно разглядели в дальнем углу сарая нагромождение горшков – небольших, обычных и огромных, выше человеческого роста. Именно горшки, составленные в замысловатые пирамиды, были тем музыкальным инструментом, из которого падающая вода извлекала звуки – то высокие, то низкие, то звонкие, то глухие. Тихая музыка редких капель звучала под крышей полутёмного сарая, музыка горшков.