Текст книги "Самое обыкновенное чудо (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
Он тщательно прощупал живот женщины, сказал, что поправил нитку, она не за жир, она за косточку зацепилась.
– Вам поправиться надо, – посоветовал под конец врач. – Вы похудели сильно за время операции. Вот живот к спине и прислоняется. Там нитка за позвоночник и держалась.
Он еще раз прощупал шов.
– Вот отцепил окончательно. Теперь не будет тянуть, – улыбнулся врач широко распахнутым синим глазам и подмигнул. – Все будет хорошо!
– Огромное вам спасибо, – обрадовалась Лариса. – А я чувствую, полегче стало. А есть мне все можно? – тут же спросила она. – А то как мне иначе растолстеть?
– Пока только больничную пищу, ничего лишнего, – ответил Леонид.
Он оглянулся в поисках передачи, что должен был принести муж. Странно. Обычно тащат огромные сумки, словно все больные размером со слона. А Рогожко, похоже, ничего не принес. Ничего не было на тумбочке и рядом с ней, кроме кусочка сыра.
– Ладно, Катюнчик, – обратилась Лариса к соседке справа, – я потом съем твой сыр. Когда доктор разрешит или уйдет. Доктор, вы же видеть не будете за стеной. Я и съем сырок. Правильно я говорю?
– Правильно, – улыбнулся Леонид. – Сырок можно.
На тумбочке лежал скромный треугольничек "виолы". Леонид перешел к следующей пациентке. Когда он закончил осмотр и вышел, в палате грохнул взрыв смеха. Врач даже оглянулся, осмотрел свою одежду, вдруг пятно на халате есть.
– Это Лариска чудит, – пояснила медсестра. – Теперь чего-нибудь сказала вам вслед. Веселая женщина. Красивая. И умница. Она моего сына учит. Любят её детишки. Интересно им на уроках.
Леонид опять вспомнил, как впервые увидел Ларису на конкурсе красоты. Витка тогда рвала и метала, она была на последнем месяце беременности, участвовать не могла. А ей так хотелось. Она считала себя непревзойденной красавицей и умницей. В конкурсе победила участница с веселой улыбкой и выразительными голубыми глазами – Лариса Рогожко. Причем с большим отрывом от других. Она вырвалась сразу вперед. Ответила остроумно на все умные вопросы. Поразила всех в танцевальном конкурсе. Замечательно спела, с точки зрения Леонида, хотя ей дали мало баллов за пение. А главное, любое её слово вызывало или улыбку, или смех. Вроде и не очень смешно, а смеются зрители. Студентка Вероника Рычагова, дочь генерала Рычагова, которая была моложе и интереснее, если говорить честно, поэтому и отстала от Лары. Ей не хватило шарма, внутреннего обаяния. Леониду Лариса очень понравилась. Злая Витка, сидящая рядом, шептала, что к этой победе приложил руку спонсор, хороший приятель генерала Дерюгина, отца капитана Рогожко. Витка даже утверждала, что Лариса состоит в любовной связи с самим генералом, что он специально женил сына на ней, чтобы невестка всегда рядом была. Они до П-ска в Св-ке жили все вместе. А потом разразился скандал, и генералу Дерюгину пришлось отправить сына с молодой женой сюда, в П-ск. Витка много чего говорила, она не любила красивых умных людей, зато бесподобно собирала все сплетни. " А глаза-то у Ларисы не зеленые, как мне показалось, когда её привезли, голубые они у неё", – под конец подумал врач и пошел к себе.
Разговорился с Ларисой Леонид только на пятый день. И сразу понял, что это умный интересный человек. В тот день женщина постоянно попадалась ему на глаза. Лариса уже поднялась, ходила. Вот и старалась. Сначала она, сидя с соседками в холле на диване, измеряла зачем-то на расстоянии на глазок длину носа их нового врача, армянина Вахтанга Мавтисяна. Слвсем смутила человека. У того, в самом деле, нос был длинноват. До Леонида донесся голос веселой пациентки:
– Чистую правду говорю, девочки, чистую правду. Чем длиннее нос, тем темпераментнее мужчина. Знаете, почему? Чем больше нос, тем больше и еще кое-что... Ну что вы смеетесь. Я исследования одного американского ученого читала.
Леонид усмехнулся и пошел дальше. Надо же такое сочинить. Зато хохочут от души женщины. Но что было дальше! Леонид многие годы вспоминал этот эпизод и не мог сдержать улыбки. Возле его кабинета сидела пожилая женщина из палаты Ларисы, Катерина Львовна Мячикова, мать одного из офицеров, деревенская простоватая женщина. Её, как и Ларису, привезла скорая помощь. Женщине было совсем плохо, у неё лопнул аппендицит, когда она гостила здесь, у своего сына, одного из офицеров. Поэтому её и привезли в военный госпиталь. Женщину спасли. Катерина Львовна шла на поправку. Лариса ласково называла эту женщину Катюнчик. Так вот эта Катюнчик пришла извиниться перед Леонидом. При этом она страшно смущалась. Врач долго не мог понять, за что извиняется женщина. А когда понял, не знал, сердиться или смеяться. Катерина Львовна, смущаясь и заикаясь, что было на неё не похоже, обычно она смело разговаривала, просила прощения за то, что она, якобы во время наркоза просила у врача ... вибратор.
– Это правда, что во время наркоза люди говорят, а потом ничего не помнят? – сначала спросила Катерина Львовна Леонида.
– Правда, – подтвердил врач.
– И люди могут наговорить такого, чего и сами не ожидают?
– Не знаю, не спрашивал, – ответил Леонид, мучительно силясь вспомнить, что бормотала пожилая женщина, засыпая под наркозом.
– Мне Лариса по секрету рассказала, – смущенно призналась пожилая женщина. – Стыдно все-таки, хоть я и была под наркозом. Простите уж меня, Леонид Павлович. Я уж и сестричек прощения попросила. Но те сказали, что все бывает. Но я и перед вами все-таки хочу извиниться. Я даже подумать не могла, что такое скажу. Всего один раз газету прочитала и на тебе...
– За что вы извиняетесь? – удивился Леонид. – Какая газета.
– За вибратор. Это я про него, пусть он будет неладен, прочитала в какой-то газетенке. Еще и плевалась, а под наркозом, на тебе, взяла и попросила...
– За что? – еще раз спросил Леонид.
– Ну что я этот самый... вибратор у вас просила. Ума не приложу, как это получилось. Я уже старая, и знать не знала про вибраторы. Первый раз перед операцией прочитала.
– А откуда вы знаете, что говорили?
– Так мне Лариска рассказала. Её привезли, а меня уже усыпили, везли на каталке, а я все просила, плакала даже...Мне Лариса все рассказала. Что на меня нашло? – сокрушенно говорила женщина.
Леонид, смеясь в душе, успокоил женщину, сказал, что Лариса выдумала, она сама без сознания была, не могла ничего слышать, выпроводил Катерину Львовну из кабинета и захохотал от души. После решительно пригласил к себе Ларису. Та скромно вошла:
– У меня что-нибудь не так? – испуганно спросила она, в глазах появился опять зеленоватый оттенок. – Какие-нибудь осложнения?
– С головой у вас не так, – иронично проронил врач. – Вы что наговорили пожилой женщине?
– Какой?
– Катерине Львовне.
– А что я наговорила?
– Про вибратор.
Тут до Ларисы дошло, зачем ходила Катюнчик к врачу, она покраснела и спросила:
– А что она вам сказала?
– Извинялась, – ответил Леонид
И Лариса захохотала. Синевой полыхнули глаза. Её смех был заразителен. Невольно засмеялся с ней и Леонид. Попросил больше так не шутить. Их разговор прервали, любопытная Катюнчик всунула голову в кабинет и сообщила, что к Ларке генерал приехал. Лицо Ларисы вспыхнуло радостью. Она поспешила уйти. Леонид видел, как обнял её немолодой приятный генерал, а она прислонилась к его плечу и тихо заплакала. Врач узнал, это был Дерюгин Яков Петрович, приемный отец капитана Рогожко.
– А ведь переживает женщина, – подумал Леонид, – виду только не показывает, поэтому и чудит. Вот и глаза опять позеленели. Никак не пойму, какого они у неё цвета. Надо Ларе всю правду сказать, в том числе, кто настаивал на удалении обоих труб.
Но он так и не сделал. Вдруг вспомнил, как Витка сообщила, что Лариса – любовница генерала Дерюгина. Стало неприятно, врач подумал:
– Может, поэтому и потребовал капитан, чтобы жену стерилизовали. Братика не хотел растить. Может, от генерала жена его была беременна? Вон он как её обнимает. Хотя не мое это дело.
Генерал долго сидел у Ларисы. Они тихо о чем-то говорили. Яков Петрович явно утешал молодую женщину. Потом обнял, попрощался, поцеловал и пошел. Лариса грустно сказала ему на прощание:
– Конечно, Яков Петрович, я останусь пока с Ваней. Пусть не переживает Мария Георгиевна. Да кому я такая теперь нужна?
– Нам нужна, – ответил Дерюгин. – Лично мне нужна, и Маше тоже.
И ушел. Лара грустно вернулась в палату, села на сваю кровать. Следом зашел Леонид. Первое, что он увидел, семь больших увесистых пакетов с самой разнообразной едой, стоящих в ряд у постели Ларисы.
– Что это такое? – строго спросил он.
– Это Ларке нашей генерал покушать привез, – пояснили веселые соседки.
– Не много ли?
– Вы сами сказали, что она худенькая, – улыбались женщины.
Встряхнулась и Лара. Опять поголубели её глаза.
– Я съем, – ответила Лариса.
– Не лопните?
– Нет, нас в палате много.
– Да, – поддержала Катюнчик, – генерал так и сказал: "Это вам всем, девушки-красавицы. Генеральский паек принес! Чтобы поправлялись!" Счастливая ты, Ларка. У тебя свекор – генерал!
– Счастливая, – совсем не весело отозвалась Лариса.
Леонид дежурил в эту ночь. Было спокойно. Никаких осложнений, никого не привозили, все тихо спали. Только пришла Лариса и попросила осмотреть Катюнчика, у той болел живот после операции. Леонид осмотрел, сделал укол. Катюнчик уснула. А Лариса, покопавшись в холодильнике, что стоял в холле, отнесла что-то большое в пакете медсестрам, оттуда сразу донесся оживленный разговор, звяканье чайника и приглушенный смех, потом заглянула к Леониду:
– Леонид Павлович! Чайку попьете с пирожками? – спросила она. – Это от моей свекрови привез Яков Петрович. Он на самолете прилетел, его жена специально для меня испекла. Они еще свежие относительно. Попробуйте, очень вкусные. Мария Георгиевна исключительно вкусно готовит. Я где-то видела тут микроволновку. Сейчас подогреем. Тут с мясом есть. Вы любите с мясом?
Леонид кивнул головой. Он любил все. Витка дома еду не готовила. Лара быстро разогрела пирожки, заварила пакетик душистого чая, который тоже принесла, и вскоре Леонид наслаждался чаем. Лариса ничего не ела. Она еще больше похудела после операции.
– Лариса, а вы кушайте сами. Вам уже можно. Съешьте хоть один. От одного пирожка ничего не будет.
– Не хочется, – ответил женщина.
Молча посидела. Было видно, что-то её беспокоит. Потом задала вопрос:
– Леонид Павлович! А может ли наступить беременность, если трубы удалены.
– Сейчас медицина многого достигла, – ответил тот.
– Понятно, – ответила женщина. – Не надо, дальше ничего не говорите. Не буду расстраиваться.
Они поговорили еще немного о ничего не значащих вещах. С удивлением Леонид узнал, что их вкусы во многом совпадают. С этой женщиной было легко и интересно беседовать, да и пирожки просто таяли во рту. Потом Лара попрощалась:
– Поспите, Леонид Павлович, – сказала она, – а я пойду, посижу в холле, почитаю. Мне что-то не спится.
– Что вы сейчас читаете? – спросил он
– "Очарованного странника", – ответила женщина. – Я всегда в трудные моменты читаю Лескова. Смешно! На дворе двадцать первый век, а я читаю Лескова.
Леонид уже не удивился.
– Я тоже люблю Лескова, – только и сказал он, невольно любуясь глазами женщины.
У Лары были интересные глаза. Они уже не раз поразили Леонида. И не только потому, что напомнили озера. Глаза женщины, это удивительно, но факт остается фактом, могли менять свой цвет, в зависимости от настроения. Сейчас они светились яркой спокойной голубизной. Когда врач отчитывал Лару за Катюнчика, она невинно прищурилась и голубизна стала темной, а перед операцией, когда боль застила все вокруг, глаза Ларисы приобрели зеленоватый оттенок – оттенок тревоги, несчастья. Удивительные глаза! Леонид на них засмотрелся и опять не поговорил о том, кто перед операцией просил женщину лишить материнства.
Это было начало их дружбы.
Через день женщину выписали:
– Я обязательно вас навещу, – обещала Лариса и сестричкам, и санитаркам, и врачам, в том числе и Леониду.
За Ларой приехал сам генерал, завалил сладостями медсестер, врачам поставил чего покрепче.
– Скучно без вас будет, – простодушно заметила на прощание одна из санитарочек. – с кем еще так хорошо, от души посмеешься. Приходите еще.
– Нет уж, – ответил генерал, обнимая и придерживая Лару, – лучше вы к нам в гости собирайтесь. Лариса и дома вас посмешит.
Леониду стало опять неприятно, он подумал:
– Точно, любовники, вон старый волокита с какой нежностью смотрит на женщину. Но он хоть не такой противный, как Иван.
Леонид не стал дослушивать всех разговоров и ушел. Лару увезли без него. Они даже не сказали друг другу "До свидания".
Савка .
Ларису спустя неделю после операции выписали домой. Яков Петрович привез, но не стал дожидаться Ивана, не хотел видеть:
– Я сегодня с ним уже встречался, не буду дожидаться, а то опять поссоримся, – сказал он невестке. – Мне пора домой, в С-ск. Маша звонила, скучает без меня. Да и плохо себя чувствует. Давление замучило её.
– Конечно, конечно, поезжайте, – тут же согласилась Лара. – Вы и так часто улетаете по делам службы, оставляете Марию Георгиевну. А она скучает без вас. Я не пропаду. Не беспокойтесь. Все будет в порядке.
Дерюгин уехал. Лариса походила по пыльной комнате, Ванька и не подумал к её возвращению привести квартиру в порядок. Поэтому Лариса решительно взялась за тряпку, вытерла пыль, пропылесосила, занялась обедом. Вскоре на плите забулькал аппетитный борщ, распространяя изумительные запахи. Хоть и старалась занять себя делом женщина, но на душе было тягостно.
– Скоро Иван придет, накормлю его обедом. Поговорим о чем-нибудь. Отвлекусь. Не так тошно будет, – думала Лара. – Хотя Ваньке плевать на меня. На что я надеюсь? Я же домработница у него. Ушла бы. Но я боюсь остаться одно. Я очень боюсь одиночества! Как я сейчас понимаю всех тех женщин, что держаться за мужей-алкоголиков. Жаль, что мамы больше нет. Вот и терплю Ваньку, все его выходки. Ну пусть будут эти его странные любовные пристрастия... Говорил бы со мной по-человечески. И была бы у меня девочка... Дочка! Почему же Ванька так детей не хочет? Да что теперь об этом сожалеть! Господи, какая идиотская у нас семья! Сто раз вспомнишь Наташку Нестерову. Может, она чего знала уже тогда про Ваньку, да пожалела меня, не сказала.
Буквально через пятнадцать минут позвонил Иван, сообщил, что не будет ночевать дома, у него непредвиденные экстренные обстоятельства. Лариса прислушалась к своим чувствам, они молчали, более того, даже немного обрадовались, хоть и тошно одной, а видеть Ваньку, оказалось, еще тошнее. Женщина равнодушно подумала:
– И не приходи, черт с тобой. История повторяется. В Турции тоже были экстренные обстоятельства. Тогда мы только поженились, а для чего? Ванька на других смотрел. Сейчас я просто удобная тряпочка, об которую можно ножки вытереть... Ну и в какой-то степени я его останавливала. А ведь сорвался Ванька без меня, долго он продержался после нашего переезда из Св-ка. Теперь у него кто-то появился, пока я была в больнице, – неожиданно для себя Лара обозлилась. – Да пропади ты пропадом вся наша семья. Надо приучить себя к мысли, что одиночество не так страшно, привыкнуть к мысли, что я буду жить одна. Тогда я смогу уйти от Ваньки. Вот только я обещала маме, что хотя бы год выдержу, не буду спешить. И Мария Георгиевна надеется, что у нас все сладится... Нет, сегодня я ничего решать не буду... Успокоюсь немного после больницы, приду окончательно в себя. А может, мне самой, как Ваньке, завести кого-нибудь? Нет! Мне противно думать о близости с мужчиной. Ванька хоть не чаще раза в месяц оказывает мне свою мужскую честь. Не надо мне этого... Хлеба, что ли, сходить купить...Да, надо отдельно ложиться спать от Ваньки. Кресла-кровати есть у нас. Вот и буду на них спать.
Лариса вышла на улицу. Хоть и пыталась она себя отвлечь, но все равно было невыносимо обидно. Обидно за все. Мама умерла. Дедушке и бабушке она не нужна, не придешь, не поплачешься. И Марии Георгиевне с Яковом Петровичем не пожалуешься. Почему так нелепо складывается её жизнь? Что её держит возле нелюбимого мужа? Хотела ребенка... Да, но она теперь не может рожать... А Ванька никогда не хотел детей. Ему в радость, что жену стерилизовали...
А на улице стояла осень. Теплая, мягкая. Летели тонкие паутинки. Бабье лето. А Лариса еще и весны своей бабьей не пережила.
В магазине женщина встретила всезнающую соседку Аньку Полипову со второго этажа, жену майора Полипова, кругленькую болтливую женщину. Рада была и с ней поговорить. Та обрадовалась, вывалила кучу новостей. Оказывается: у них новые соседи, в двухкомнатной, рядом с Ларой. Уже неделю живут.
– Ребенок там вечно плачет. Нет от него покоя ни днем, ни ночью, – жаловалась соседка. – А мать его фифа толком не говорит ни с кем. Она, видите ли, возвышенная натура. Мы, простые смертные, не достойны её внимания. А сама только так за мужиками ухлестывает. Ты следи за своим Ванькой, он у тебя...
Анька осеклась, понимая, что чуть не сболтнула лишнего. Больше она ничего не успела сообщить, за ней пришел мрачный злой муж, что ждал её на машине – они собрались в деревню к матери, а жена уж больно долго покупала хлеб.
– Опять соседям кости перемываешь? – подошел он.
– Все, иду, иду, – затарахтела Анька и убежала.
Лара вернулась домой. Делать было абсолютно нечего. Наступил вечер. Телевизор надоел, сколько можно его смотреть? Скорей бы вернуться на работу. На больничном еще продержат дней десять. С ума бы не сойти за эти десять дней. А за стеной тем временем заплакал ребенок. Тоненько, жалобно. Правду сказала Анька. Плачет. И как долго. Лариса никак не могла уснуть и размышляла о своей семейной жизни. Ничего хорошего не получалось. Ванька притих после угроз матери лишить его денег, но его хватило ненадолго. А теперь, когда родители далеко, когда Лариса, считай, и не женщина больше, у Ивана очень удобный повод никогда с ней больше не делить постель. Все правильно, Лариса перенесла операцию, слаба еще...Но кого хочет обмануть Лара? Себя? Не стоит! Не надо операцией оправдываться. Ваньку таким природа сделала. Ни Ларе, ни Марии Георгиевне этого не переделать... Нет! Надо уходить! А ребенок все плакал и плакал. Лариса прислушалась, шагов и голоса матери было не слышно, один только беспомощный плач.
– Может, матери плохо, она не может подойти к ребенку, – обеспокоено подумала Лара. – Может, болеет сильно?
Плач не прекращался, ребенок уже не плакал – скулил жалобно, беспомощно. То замолчит, то вскрикнет в надежде на помощь.
– А ведь он маленький, ему и года нет. Плач такой беспомощный, охрип уже, – тревожилась женщина. – Он там один, что ли?
Не выдержав, несмотря на поздний час, Лариса пошла к соседям. Постучала. В ответ малыш залился громким обиженным плачем. Но к нему никто не спешил. По-прежнему не слышно было шагов, не слышно было голоса матери.
– Точно, что-то там случилось. Что же делать? Может МЧС вызвать? Милицию? Сказать, что там один ребенок. Вскрыть дверь? – такие мысли неслись в голове женщины. – Малыша еще больше напугают, если выбивать будут дверь. А как я буду объяснять, почему решила, что там нет взрослых. Надо проверить сначала. А, постучу сама.
Лара посильнее стукнула в дверь. Дверь взяла и приоткрылась. Плач стал слышнее. Лариса осторожно вошла, ожидая увидеть самое худшее, следы драки, пьянства, бесчувственную мать, отца. В квартире никого не было. Плач доносился из спальни. Лариса заглянула туда. В кроватке лежал и плакал очаровательный беловолосый малыш месяцев пяти. Он обиженно залился еще более звонким плачем при виде чужой женщины. Ребенок был весь мокрый, скинул с себя одеяльце, замерз, сучил ножками и отчаянно кричал, увидев женщину. Ведомая извечным материнским инстинктом, не думая ни о чем, кроме плачущего ребенка, Лариса подбежала к кроватке, схватила малыша на руки, прижала к себе. Мальчик, почувствовав человеческое тепло, затих на ласковых руках незнакомой женщины. Лариса стояла и качала его. Только потом почувствовала неприятный запах. Малыш не только описался. Лара никогда не имела дела с грудными детьми, но надо было что-то делать. Включив теплую воду в ванной, она, как могла, вымыла малыша под струей воды, осторожно держа его, завернула в полотенце, что тут же висело. Другого ничего рядом не было. Тот довольно урчал и улыбался. Ему нравилось мыться. Потом женщина осмелилась, нашла в чужой спальне чистые, но неглаженые распашонки, ползунки и пеленки. Как получилось, так переодела и перепеленала мальчика. Положила в кроватку. Тот тут же заплакал. Женщина взяла его на руки. Походила с ним по комнате. Но он продолжал кукситься.
– Ты, наверно, есть хочешь? – произнесла Лариса. – Конечно, хочешь. Малыши всегда хотят кушать.
Взгляд упал на бутылочку с чем-то белым.
– Молоко, наверно, – подумала Лара. – Сейчас я тебя накормлю. Это, наверняка, твое молочко или кашка.
Она уже хотела дать его малышу, но мозг пронзила мысль:
– А вдруг прокисло? А я накормлю чужого ребенка. У него животик заболит, – и решительно отставила в сторону.
Малыш беспокоился, вгрызался в соску, которую дала Лариса, предварительно вымыв её водой из чайника, мальчик недолго увлекался соской, он обиженно её выплюнул и опять заплакал. Он хотел есть. Это было понятно.
– Кушать хочешь, – ласково произнесла женщина, она взяла мальчика на руки. – Пойдем, посмотрим, что у вас есть. В случае чего, у меня есть молоко. Прокипячу и дам его покушать. Или сварю тебе жиденькой манной кашки. Я знаю, детей кормят манными кашками. Так, мой маленький.
На чужой неуютной кухне, не блещущей порядком и чистотой, в холодильнике обнаружилась пачка детской смеси. Лара внимательнейшим образом прочитала способ приготовления, зажгла газ, нашла чистую кастрюльку, и вскоре еда для малыша была готова. Женщина тщательно вымыла бутылочку, налила остуженную теплую смесь. Мальчик прямо впился в бутылочку. Он с жадностью глотал, держась руками за бутылочку, малыш наелся и тут же уснул. И только тогда Лара спохватилась: а где же взрослые, где его родители? Она уже сколько времени здесь, и никого не видела. И никто не возвращается. Женщина обошла всю квартиру. Никого не было. Следов борьбы, преступления, пьянства женщина тоже не видела. Только беспорядок и неухоженность. Малыш спал. Лариса думала, что же ей теперь делать? Но уйти от ребенка она не решилась. Проснется опять, а рядом никого из взрослых. Нет, придется остаться. Как-нибудь объяснится. Она села на стул и задремала возле детской кроватки, она была все-таки слаба еще.
– Подожду до утра, – решила она и, сама не ожидая, уснула.
Проснулась женщина оттого, что хлопнула входная дверь. Лара испугалась. Сейчас надо будет объяснять незнакомым людям, как она сюда попала и что здесь делает. Неприятно! Надо было все-таки уйти, когда малыш уснул. Лариса встала с со стула, ныло все тело, и застыла, так и не сказав ни слова. Только тревога светилась в позеленевших глазах. В дверях комнаты стоял Леонид Павлович Ковалев, хирург, что недавно оперировал её, такой же удивленный, как и она сама.
– Лара? – наконец, произнес он. – Что вы тут делаете?
– А вы?
– Я здесь живу.
– Так это ваш ребенок плакал? – сердито спросила женщина.
– Мой! – виновато согласился врач.
– Что же вы его одного бросили?
Врач опустил уныло голову. Тут Лара вспомнила, что она в чужом доме и стала поспешно объяснять, не дождавшись ответа:
– Понимаете, Леонид Павлович, в вашей квартире плакал ребенок. Долго плакал. Я думала, что-то случилось. Пошла предложить помощь. Дверь оказалась открыта. Я зашла. А тут никого нет. Мне пришлось малыша помыть и покормить. Может, чего и не так сделала. Уйти я не решилась, боялась оставить ребенка одного. Как оставить одного такого маленького? Он же совсем беспомощный. Вот я и осталась. Сначала все ждала, что кто-нибудь придет. Потом не заметила, как задремала прямо на стуле.
Расстроенный Леонид стремительно подошел к кроватке. Облегченно вздохнул. Похоже, за то время, что сын был один, ничего страшного не случилось. Сухой и сытый малыш довольно во сне чмокал губками.
– Я его переодела и покормила. Из бутылочки. – робко повторила Лара, глядя, как внимательно мужчина всматривается в ребенка. – Смесью, что нашла на кухне. Я её сварила по инструкции, что на упаковке. Я что-нибудь не так сделала?
– Так. Все так. Огромной вам спасибо. А где же Витка? – в задумчивости произнес Леонид Павлович.
– А кто такая Витка?
– Моя жена. Мать Савки.
– Так, значит, мальчика зовут Савка. Савушка, – ласково повторила женщина, в глазах появилась нежная голубизна. – Какое интересное, необычное имя. Старинное. Настоящее, русское имя.
– Да, – согласился отец мальчика.
Леонид был в затруднении и в какой-то мере в отчаянии: Витка неизвестно где, один только Бог знает, когда она вернется, а ему надо назад в госпиталь, и так уже минут тридцать прошло, как он уехал, второго дежурного хирурга сегодня нет. Военврач нерешительно обратился к женщине.
– Лариса! Я понимаю, что вы слабы после операции, вам надо отдыхать, набираться сил. Но я заскочил всего на минуту. Дежурю сегодня. Я оставил госпиталь, чего, в общем-то, делать нельзя. Но я волновался за Савку. Подозревал, что Витки может не быть дома. Я очень вас прошу, побудьте с ним до моего возвращения. Или жена придет. Я очень прошу. И не сидите на стуле, прилягте на кровать.
– А где ваша жена? Может, что с ней случилось?
– Нет! С Виткой ничего не случилось. Я вам потом объясню. Это долгая история. Вы останетесь с Савкой? Мне надо в госпиталь. И неприятности могут быть! Не дай Боже, кого уже привезли!
Лара вспомнила, как её везла скорая в больницу, как сознание меркло от боли, как она увидела уже в каком-то тумане Леонида, который осторожно ощупывал её живот, недовольно и сердито выговорил Ваньке, что так долго тянули, не поехали сразу, как начались боли, не вызвали скорую помощь.
– А вдруг там еще кого привезли? А врача нет! – пронеслась мысль, и женщина поспешила она согласиться: – Конечно, Леонид Павлович, конечно. Вы не волнуйтесь за малыша. Я люблю маленьких. Я всегда мечтала иметь дочку.
Леонид уехал. А Лара села возле детской кроватки, смотрела на мальчика, и слезы текли и текли из её позеленевших глаз.
Так в её жизнь вошел Савка, Савенок, самый красивый мальчик с голубыми круглыми глазами, самое дорогое для неё существо.
Витка пришла лишь под утро. Удивилась слегка, увидев чужую женщину возле сына. Лара не стала спрашивать, где была всю ночь мать мальчика. Сказала, что она новая соседки. Устало пошла домой. Все-таки она плохо еще себя чувствовала, бессонная ночь сказалась. Дома спал Иван.
– Надо же, меня нет, а он и не побеспокоился, ведь знал, что меня привез домой Яков Петрович, и лег спать, – обиделась Лара. – А я еще старалась борщ варила. Хотя борщ Ванька похлебал, посуда грязная на столе. Зачем я с ним живу? Кого обманываю? В Ваньке давно нет ничего человеческого.
Женщина взяла подушку и одеяло, ушла на кухню, легла на полу, подстелив один край одеяла, другим укрывшись. Было жестко и неудобно. Но рядом с мужем быть не хотелось. От него несло чужими резкими духами.
– А я сама не хочу лежать рядом с Ванькой, – думала женщина. – Противно, он всю ночь с кем-то был, обнимался и все такое прочее, а потом в нашу постель. Нет уж. Покорнейше благодарю. Хватит с меня. Надо Ивана заставить перенести на кухню кресло-кровать.... Буду всегда спать отдельно от него. Или его выселить сюда. Нет, Ванька наглый, не уйдет с удобного места. Может, все-таки не тянуть время и уйти от Ваньки? В деревне от мамы квартира осталась. Ну и подумаешь, что старая. Отремонтирую. Буду жить там. Одна! Научусь как-нибудь. И плевать мне на всяких Ванек и их заграничные командировки.
Днем Лара слышала, что соседи ругаются. Звукоизоляция в доме была ни к черту. Против воли Лариса слышала визгливый голос жены Леонида Павловича.
– Савка мне не нужен был, я не хотела рожать, ты его хотел, ты и сиди с ним!– кричала женщина. – Я устала от ребенка, от этой беспросветной жизни, от пеленок, смесей, соплей. Я хочу жить интересной жизнью!
Мужчина что-то отвечал. Лара не слышала его негромкого голоса, да и не хотела слышать. Что за дело ей до чужой семьи. Со своей бы разобраться. Через час, выйдя за хлебом, она увидела усталого Леонида, гуляющего с коляской.
– Он ведь всю ночь не спал, дежурил, – подумала Лара. – А сейчас с ребенком гуляет. Бледный весь. Измученный, усталый.
Она подошла к нему, приветливо поздоровалась.
– Здравствуйте, Леонид Павлович!
– Лариса! – обрадовался Леонид. – Это опять вы?
– Я.
– Очень рад вас видеть. А я вот гуляю с сыном. Дышим кислородом.
Савка открыл глаза.
– Савушка, сынок, узнаешь добрую тетю, что тебя пожалела ночью, накормила, помыла, спать уложила, – спросил Леонид. – Её тетя Лариса зовут.
Савка не ответил, он закрыл глаза и продолжил спать. Он был такой хорошенький, такой маленький, беспомощный. На глаза опять навернулись слезы. Лариса осторожно погладила крошечную ручку. Как хотелось самой иметь такое сокровище. Но это стало почти невыполнимо, хотя...
– Медицина сейчас достигла многого – повторила про себя Лара слова Леонида. – Да только Ванька согласия не даст... А я тогда уйду от него, ведь есть искусственное оплодотворение. Я для себя рожу. Ведь сейчас рожают женщины без труб. Я видела по телевизору... И будет у меня вот такой Савенок, круглоглазый, светловолосый, – думала женщина, любуясь безмятежным личиком ребенка.
Она, увлеченная Савкой, не сразу расслышала вопрос:
– А вы куда идете, Лариса?
– А? – переспросила Лара. – Что?
– Куда вы идете? – повторил Леонид.
– За хлебом. Хлеба надо свежего купить. Я не люблю хлеб в нашем магазине. Жесткий, крошится. Его с хлебозавода везут. На той улице есть палатка. Там всегда свежий вкусный хлеб, и черный, и белый, с такой поджаристой корочкой, хрустящей, словно из деревенской пекарни. Какой-то частный предприниматель выпекает в мини-пекарне.
– Можно я с вами? – спросил Леонид. – Покажите мне эту палатку. Я тоже люблю хороший хлеб. Знаете, когда-то моя мама пекла исключительно вкусный домашний хлеб.
– А у меня бабушка... – Лариса осеклась. Бабушки уже несколько лет для неё не существовало, и не по её вине.
И они пошли вместе. Как хорошие друзья, у которых много общих интересов. Они, как тогда ночью в больнице, говорили обо всем. Но Лара так и не спросила, почему Витка ночью оставила ребенка. Женщина только сказала:
– Знаете, я сейчас пока не работаю. У меня еще больничный. Да и Ванька требует, чтобы я рассчиталась. Я всегда готова посидеть с вашим Савкой. И жене так скажите. Когда вздумает уйти, пусть ко мне малыша несет. Или я к вам приду.
