Текст книги "Самое обыкновенное чудо (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
Через пятнадцать-двадцать минут из дверей роддома, провожаемый главврачом и прочим персоналом, вышли Дерюгины, отец и сын. Петр осторожно нес на руках младенца, завернутого в казенное одеяние.
– Как я рад, что нашелся отец у мальчика, – говорил идущий следом главврач. – И дедушка еще. И какой дедушка! А то мы сломали голову, куда деть ребенка. Мать не забрала, отказалась... Мы уж семью подбирали... Ребеночек-то здоровый.
– Это неправда, – прошептала побледневшая Анюта. – Я не отказывалась от своего мальчика.
– Да плюнь ты на них, главное, Яшенька у нас, – генеральша рванулась вперед, завладела малышом, отобрала его у сына, понесла его в машину. – Мы вам все ваши пеленки вернем, – крикнула она на прощание.
Только теперь они вспомнили про Семена, что стоял в отдалении, уже не нужный никому. Анюта робко посмотрела в его сторону. Мужчина попросил разрешения взглянуть на сына. Генеральша ревниво показала ему личико, укутанное пеленкой. Она уже считала, что это их ребенок, Петин. Семен осторожно погладил рукой щечку сына, на что получил от генеральши недовольное замечание: "Руки надо сначала вымыть". Все сложилось неплохо. Может поэтому подкатилось острое беспокойство о Фриде. Как она там. Вдруг уже в роддоме? А муж её здесь! Семен попрощался, поймал такси и уехал в аэропорт, решил назад лететь на самолете.
– Я и Анька едем на дачу, – распорядилась Клавдия Петровна, сидя в машине с малышом на руках. – А вы, старый и малый, живо покупать пеленки.
– Ты что, Клавушка? Мне? Покупать пеленки? – взмолился генерал. – Я лучше буду дивизией командовать. Откуда же я знаю, что такому маленькому надо, какие пеленки подойдут, какие нет. Ты уж лучше сама.
– Купите! Записывайте. Анька! Диктуй, что надо. И про ванночку не забудьте! Мальчика купать будем сразу. Знаю я, как в роддомах следят за детьми. Небось, все складочки красные. Да, кроватку с коляской тоже купите. Все поняли? Еще крем детский, присыпку. Словом, в аптеку заедете и спросите весь набор для ухода за ребенком. Мыла детского не забудьте!
Отец и сын шутливо взяли под козырек: "Есть, мой генерал!" – а Аня диктовала список. Что вспомнила, то и сказала. Малыш Яша уехал в свой новый родной дом на генеральской машине, а через два часа нагруженные свертками, коляской, кроваткой и ванночкой прибыли на такси отец и сын. Они были довольные, оживленные. Им даже понравилось. Что купили, то и купили. Генеральша критически хмыкала, разглядывая покупки. Ну и цвет они выбрали. Анюте нравилось все, она рвалась побыстрее перестирать пеленки, пока сын спал. Перед этим целый час молодая мама и бабушка, так стала называть себя Клавдия Петровна с того момента, как ребенок попал ей в руки, бились над тем, что пытались накормить ребенка. Анюта давала ему грудь, малыш отказывался, привык к бутылочке. Анюта была готова уже сцедить молоко, перелить в бутылочку, но бабушка не дала. Её настойчивость была вознаграждена. Спустя час проголодавшийся Яшенька все же взял материнский сосок, распробовал и стал сосать, да так настойчиво, решительно. Сорок минут он не выпускал материнскую грудь, умиленная генеральша не сводила глаз с приобретенного так неожиданно внука. Яшенька, наевшийся вволю, спал пока на диване, укутанный в разорванную простыню, как и предлагал генерал. В другой комнате генерал и капитан Дерюгины собирали кроватку для маленького человечка под руководством Клавдии Петровны. Собрав, в уголок кроватки, вместо погремушек, которых они, конечно, не купили, поставили игрушечный танк.
– Мой внук будет военным, офицером, танкистом, – объявил генерал в ответ на слова жены, что Яшенька еще мал для игрушек. – Пусть привыкает.
В тот же день к вечеру был освобожден из-под стражи Аркадий. Петр его нашел в подвальчике, где Аркадий ждал Анюту, и тоже привез на дачу. Аркадий долго отмывался, благодарил Дерюгиных, сидя за огромной тарелкой щей в генеральском галифе с лампасами, тихо шепнул сестре:
– Анька! Оставайся здесь. Может, не дадут эти люди затоптать тебя в грязь. Я уж как-нибудь попытаюсь сам выплыть, я и в подвале проживу. А Петька мне очень нравится. И генерал тоже. Но лучше всех генеральша!
Последние слова он произнес громко, так как приближалась Клавдия Петровна, встал и, неловко склонившись, поцеловал руку. Так делал отец Семена.
В тот же день Семен вернулся к Фриде. Прилетел на самолете. Он беспокоился за жену. Скоро рожать, а она одна. Христиан появился в городе через два дня, передал зятю доверенность на управление вкладами через дочь, на глаза зятю не показывался, но от жены Семен знал, что тесть еще в городе. Ни Христиан, ни Семен ничего не сказали Фриде об Анюте, о конфликте между ними. Та видела, что и так прохладные отношения между отцом и мужем окончательно испортились. Молодая женщина расстроилась. Она пыталась их примирить. Семен отмалчивался, Христиан отшучивался с привычной добродушной улыбкой. Старый негодяй дождался появления внука и только после окончательно улетел в П-ск. В родословную, довольный, он внес еще одну веточку: "Лев Семенович Вольциньер". Фрида и Семен были счастливы. Сына назвали Львом, Левочкой. Христиан был спокоен, придуманный им род Вольциньеров продолжается, а он родоначальник. В эти дни перестал ему на какое-то время являться в снах другой негодяй – Октавиан Волоцер, он же Октябриан Революционный.
Вопросом квартиры Анюты и Аркадия на второй день занялся Петр. Он с Аркадием отправился посмотреть, что там происходит, а там начать действовать по обстоятельствам. Петр почему-то был уверен, что там уже никаких цыган нет. И когда он и Аркадий пришли, то в доме находилась только испуганная молоденькая женщина с маленьким ребенком полутора лет, совсем не цыганка. Она случайно зашла в эту квартиру. Женщина была из беженцев. Её высадили из поезда. Ни документов, ни денег не было. На улице собирался дождь, женщина скрылась от него в первом попавшемся доме. Зашла в подъезд, устало присела на ступеньки, прижала к себе замерзшую голодную дочку. Девочка плакала. Какая-то бабка, спускавшаяся со второго этажа, раскричалась на них:
– Ходят тут всякие, зайти невозможно в подъезд, натрясли вшей, – и стала выгонять молодую женщину. – То цыгане поселились, то нищая забрела.
Ребенок плакал, беспокоился, плакала и её молодая мать, обещала уйти, когда кончится дождь, просила разрешить подождать совсем немного.
– Я сейчас сына позову, – пообещала злая старуха, – он живо тебя выкинет, – и ушла наверх в свою квартиру.
Измученная беженка прислонилась без сил к какой-то двери. Та неожиданно распахнулась.
– Простите, – пролепетала девушка. – Я нечаянно.
Никто ей не ответил. В доме был страшный беспорядок, все перевернуто, разбросано, разбито. В это время раздались шаги старухи и пьяный голос её сына:
– Ну, кто тут мою мамку обижает?
Девушка автоматически прикрыла за собой дверь, прижала к себе девочку, успокаивая её. Довольная старуха, не найдя беженки с дитем, ушла по своим делам. А молодая женщина сидела в чужой квартире и тихо плакала. Дочка хотела есть. Мать пыталась уложить спать её, но девочка вела её к газовой плите, твердя:
– Ам-ам!
Слезы полились еще сильнее. Женщина пыталась найти еды в доме, ничего абсолютно не было. В этот момент и пришли Петр и Аркадий. Испуганная молодая женщина обняла дочку, прижала к себе, обе плакали.
– Кто вы? – спросил Петр. – Как сюда попали?
Женщина не ответила.
– Как зовут тебя? – спросил Аркадий.
– Таня, – пролепетала женщина.
– Чего у тебя дочка плачет?
Девочка вдруг перестала плакать, подошла ни слабых кривых ножках к Аркадию, у которого в руках был пакет, откуда выглядывал батон белого хлеба. Аркадий собирался сразу остаться в квартире, вот и купил ему Петр немного снеди. А теперь маленькая девочка увидела еду и потянулась к батону, вцепилась в него грязными слабыми ручками и сказала:
– Дай. Маша ам-ам.
Удивленный Аркадий выпустил из рук пакет и с изумлением наблюдал, как девочка села на пол, схватила хлеб и жадно кусает прямо от батона, как опомнившаяся молодая мама пытается отобрать и вернуть Аркадию продукты, как взахлеб плачет маленькая девочка, прижимая батон и отталкивая руки матери.
– Ты это, ты чего, – выдавил, наконец, из себя Аркадий, – Ты это чего, совсем того... с ума сошла...у ребенка ведь отбираешь... это самое, отдай девочке хлеб-то. Она, что, у тебя голодная?
– Голодная, – отчаянно глянула на него синими глазами молодая женщина.
Петр присел, подхватил девочку на руки, пытался забрать хлеб.
– Не надо, малышка, так много хлебушка кушать. Животик у тебя заболит. Аркашка, что стоишь? У нас молоко было, достань из пакета-то молоко.
Аркадий всплеснул по-женски руками:
– Конечно, конечно, – он достал пакет с молоком, протянул девочке. – Вот, ешь. С молоком вкуснее.
И глядя на малышку, что пила с жадностью подогретое наскоро молоко, откусывая хлеб, (хорошо, что не все кастрюли унесли цыгане), мужчина почему-то вспомнил в этот момент, как пили его мать и отец. И подросшая Анька вместо матери убирала квартиру у богатых Ковалевых. Семкина мать платила деньги Анютке, обязательно заставляла её поесть и взять еды домой.
– Анют, ведь испортится, – говорила она. – Все равно выброшу. Мои мужики не любят разогретого. Им свежее подавай. Забери, пожалуйста, котлеты.
И счастливая Анька тащила котлеты голодному Аркашке, не замечая грустной улыбки женщины, которая для чего-то приготовила больше, чем нужно было её семье. И Аркашка ел и не думал. Вкусно было, хоть и холодные были котлеты, не успевали их подогреть, так уходили. Или мать Семена, вернувшаяся из-за границы, подавала пакет с одеждой. Для Аньки там мало, у Ковалевых сын, дочери не было, но все равно, несколько красивых шмоток лежит и для девочки, ровно столько, чтобы хватило ей до следующей их поездки. А Аркашке доставалось больше: и обновки, и то, что не хочет больше носить Семен. А Семка почему-то всегда не хотел носить то, что нравилось его другу. Так и выросли они с Анькой возле Ковалевых. Если бы не родители Семки и сам Семка, тоже бы наголодались в детстве. Хорошие были люди, родители его друга. Если бы не погибли, все сложилось бы по-другому. Они знали старого Христиана и не приветствовали, чтобы их сын дружил с Фридой. Может, поэтому и погибли. Христиан вполне мог подобное устроить. Но этого своего предположения Аркадий никогда не выскажет другу. Хватит. Он уже знает власть старого Вольциньера. Лучше меньше знать и жить спокойно. К такому выводу пришел Аркадий.
И сейчас Аркадий, сам не зная почему, глядя на молоденькую маму и малышку девочку, произнес:
– У вас дом-то есть?
– Нет. Мы беженцы, – опустила голову молодая мама.
– А где отец девочки-то?
– Погиб, – женщина отвернулась.
– Вы это... не плачьте, оставайтесь пока здесь. Куда вам идти? Там похолодало, дождь все сильнее льет. Поживите здесь... Там в подвале есть картошка, огурцы... Ты сама-то, Татьян, покушай. Налей себе молочка. А вот и колбаска есть. Петька, это самое, дай мне взаймы немного, на молоко девочке. Я отработаю, я не пил последнее время. Знал, что Аньке с ребенком сидеть, а мне их поднимать. Я опять пойду на работу. Грузчиком. Меня возьмут. Я здоровый. Я и за Аньку с себя ответственности не снимаю. Вот встану на ноги, заберу их.
– Ну, насчет Анюту, ты бабушку спроси, – усмехнулся Петр.
– Да, генеральша – это сила, – мечтательно улыбнулся Аркадий. – а деньги?
– Дам, куда же деваться, обязательно дам, – протянул Петр деньги и подумал: – Будем все равно родственниками. Хорошая девушка Анюта... И сынок уже есть. Вырастет наш Яшка в настоящей семье. Но не буду пока спешить. Время покажет, да и проблемы у меня со здоровьем большие...
Так Татьяна с дочерью осталась в доме Аркадия.
Анюта, как и мечтала Клавдия Петровна, стала женой Петра Дерюгина. Петр очень любил её и малыша, который попал в их дом нескольких дней отроду. Уже через несколько месяцев он позвонил Семену и попросил разрешения усыновить мальчика, дать ему свою фамилию. У Семена к тому времени Фрида уже родила. "У тебя и так есть сын, и еще будут дети, – говорил Петр, – у меня только Яшка. Пусть мальчишка растет в нормальной семье. Пусть меня считает отцом. Ты все равно с ним не будешь встречаться. А если захочешь встречаться, я не буду возражать. Придумаем что-нибудь. Скажем, что мы давние друзья".
И Семен после мучительных раздумий согласился. Фрида ничего не знала о рождении Яши. А вот встреч с сыном не удалось избежать, да и не стремился к этому Семен. Но ни разу он не проговорился жене, что лучший друг Левочки в старших классах, Яшка Дерюгин, внук генерала Дерюгина, – сводный брат их сына. Не из-за страха перед старым Вольциньером так поступил Семен Сергеевич – по просьбе Петра. Любил Петр приемного сына, очень любил, как и все остальные: дедушка, бабушка, Анюта. Да и понимал Семен, ни к чему Яше знать всю правду, Петр стал ему настоящим отцом. А то что парнишки сдружились, это отцу очень нравилось.
Аркадий женился на молоденькой беженке, что случайно зашла в его дом в дождливый день с маленькой девочкой Машей. Это молоденькая беженка была мать Марии Георгиевны. Ради жилья и дочери она был готова на все. Аркадий был неплохим, добрым, он вырастил девочку, никогда не обижал, но пить, к сожалению, не бросил. И с годами пил все больше, после начала с ним пить и Татьяна. Маша росла тихой, скромной девочкой, очень страдала в этой семье. Она, случалось, подолгу жила у тети Ани, особенно, когда у родителей начинался запой, но всегда боялась стеснить этих добрых людей. Поэтому, не любя, она рано вышла замуж за первого, кто предложил ей стать женой, – за Антона Рогожко, который был богат и намного старше её. Но семейная жизнь не задалась. Маша сама ушла от Антона. Антон был беспринципный равнодушный человек. Его молоденькую жену не считали в его доме за человека. Её могли обидеть друзья мужа, презирала домработница. Самому Антону от Маши ему было нужно одно – ребенок, наследник его денег. Он, как только жена забеременела, тут же перестал проявлять к ней интерес. Молодая женщина связывала это со своей беременностью. Но когда родился Иван, муж так ни разу и не разделил с ней супружеского ложа. Когда Ивану исполнилось полгода, Маша застала своего мужа в постели с мужчиной. С брезгливым удивлением смотрела женщина на это. Муж лениво приказал ей выйти из его спальни. Душа женщины наполнилась отвращением к Антону, хоть и пыталась она себе убедить, что в жизни бывает всякое. Не получалось. С маленьким Иваном Мария ушла от мужа. Её приютила добрая Анюта. Не было уже в живых решительной генеральши, умер от лейкемии Петр. Аня жила со старым свекром. Яша учился на первом курсе в военном училище. Сбывалась мечта старого генерала: внук пошел по военной линии, значит, не исчезнет военная династия Дерюгиных. Приехавший в отпуск Яков, не уставая, возился с маленьким Иваном. Но вскоре его отец, Антон, через суд вытребовал сына себе и не собирался возвращать Маше. Так прошло четыре года. Судьба готовила жестокий удар Антону. Участь его была плачевна и страшна. Его новый друг оказался ВИЧ инфицированным, заразил Антона. У Антона эта страшная болезнь прогрессировала гораздо быстрее, перешла в СПИд, от которого впоследствии он и умер. Антон испугался, вдруг заразил и сына? Приказал вернуть мальчишку матери. Умирал отец Ивана долго, мучительно. Знал, что умирает, боялся смерти, боялся божьего наказания после смерти. В последние дни в нем стало просыпаться что-то человеческое. Он обратился к Богу, стал верующим и решил, что его болезнь – это наказание за его нетрадиционную половую ориентацию, за обманутые надежды молоденькой жены. Он стал оказывать материальную помощь бывшей жене, перечисляя деньги. Только особой нужды в них не было. Маша к тому времени вышла замуж за Якова. Иван был капризным ребенком, избалованным. В новом доме все ему не нравилось, не было слуг, не было всесильного отца, который частенько дарил сыну дорогие подарки. Умирая, Антон оставил все деньги Маше и Ивану, но, помня, от чего он сам умирает и, считая причиной болезни свой гомосексуализм, обговорил условие, что Иван должен жениться, иметь нормальную семью, родить наследника, а деньгами будет распоряжаться Мария до тех пор, пока считает это нужным. Вот поэтому Ванька и жил с Ларисой, создавая видимость семьи, вот поэтому после их развода место жены заняла Витка. Иначе никаких денег ему не причиталось.
Братья встретились.
Когда Левочка перешел в восьмой класс, отец оплатил ему путевку в лагерь на берегу Черного моря «Артек». Там, в летнем лагере, мальчишка сдружился со светловолосым Яшкой Дерюгиным, который был ему почти земляком. Левочка был из Св-ка, Яшка – из А-ка. Парнишки сразу потянулись друг к другу, сблизились, всю смену они вместе веселились, проказничали, а прощаясь, обменялись адресами. А осенью Левочка узнал, что в их гимназическом классе есть новенький, сын какого-то полковника, недалеко от Св-ка был военный городок. Многие дети из этого военного городка учились в их школе-гимназии. Левочка с радостью обнаружил, что это парнишка из лагеря, его друг – Яшка Дерюгин. Он привел его к себе в гости. Фриде очень понравился новый рассудительный товарищ сына. Она одобряла и поддерживала эту дружбу, а про Семена и говорить нечего, когда он понял, кого судьба привела в их дом. Фрида хотела познакомиться и с родителями Яши, но познакомилась только с отцом и дедушкой Якова, матери мальчика так Фрида так и не видела, знала только по рассказам мальчика, что мама у него хорошая, добрая. Анюта удачно избежала этих встреч, ссылаясь на то, что жила далеко от школы, в военном городке. Старый негодяй Христиан жил в это время в П-ске, у него намечались большие неприятности на службе, поэтому в Св-ске он не появлялся уже несколько лет.
Фрида раньше часто ездила к отцу в гости, хоть и противился этому Семен. Но один случай все оборвал. Фрида перестала навещать отца.
Как-то в одну из поездок женщина взяла с собой восьмилетнего сына. В тот год Левочка возненавидел своего деда, и это чувство он сохранил на всю жизнь. Старый Вольциньер с годами все больше убеждался в своей неуязвимости, все больше наглел, он плохо отзывался об отце мальчишки, говорил, что и внук у него рохля, слабак, что настоящий Вольциньер должен быть жестоким. В тот приезд дед потребовал, чтобы мать оставила Левочку ему на воспитание, он выбьет из мальчишки дурь и сделает настоящим мужиком. Мама плакала, просила ничего плохого не говорить мальчику о его отце, но подвыпивший дед что-то орал, кричал, что она связалась с никудышным мужиком, он даже из сына растит слюнтяя. Под конец разговора пьяный дед в форточку вышвырнул подобранного внуком котенка со сломанной лапкой. Левочка расплакался, вскочил и убежал искать котенка, хоть на улице было темно. Фрида пыталась бежать за ним, но пьяный отец её не пустил, он отшвырнул дочь, закрыл дверь и стал пьяно объяснять дочери, кто такой – настоящий Вольциньер, нашел тетрадь с родословной, совал под нос дочери. Фрида плакала, отталкивала тетрадь, уговаривала отца отпустить её, все без толку. А Левочка не возвращался.
Мальчишка очень любил животных, кто только не жил в их доме. И сейчас он выскочил на улицу, было темно, ни одного фонаря, где-то в подвале отчаянно-безнадежно пищал котенок. Левочка залез через окошко в грязный подвал. Нащупал в темноте котенка, подобрал его, сунул за пазуху и только тут понял, где он. Откуда-то из глубины подвала доносились людские голоса. Это в сухом подвале обитали местные бомжи. Мальчишка застыл от страха, прижавшись к стене. Ужал лишил его возможности двигаться, мыслить, говорить. Он не помнил, сколько он просидел так, не двигаясь. Ждал маму. А мама все не шла.
Фрида пыталась вырваться из дома пьяного отца. Тот, убрав ключи в карман, долго разглагольствовал, а потом уснул. Женщина вытащила ключи, схватила свою сумочку с деньгами и документами и бросилась на улицу искать сына. Было темно, уже стояла глубокая ночь. Левочки нигде не было.
А Левочка ждал маму. Знал, она обязательно его найдет. И вот сквозь темноту до Левочки донесся, наконец, такой родной голос: "Лева! Левочка! Сынок!" Бомжи к тому времени утихомирились, уснули, в подвале было тихо, мальчишка стал немного приходить в себя, но все равно очень боялся. Страх парализовал волю.
Обезумевшая Фрида металась по темному двору и искала сына. В отчаянии она села прямо на землю и зарыдала. Если что случится с мальчиком, она не будет жить. Семен ей не простит. И она сама себе не простит. Надо было чем-нибудь ударить пьяного отца, оглушить, убежать за сыном следом. И вдруг раздалось жалобное мяуканье от подвального окна. Женщина бросилась туда. "Левочка, сынок, – заставила она произнести спокойным голосом, – иди сюда. Это твоя мама. Не бойся. Мы сейчас же уезжаем домой, к папе. И котенка возьмем". Несколько минут была абсолютная тишина. Всем возможным Богам молилась женщина. Потом послышалось шуршание. Это лез из подвала её мальчик, аккуратно придерживая за пазухой пригревшегося котенка. Фрида схватила мальчика, прижала к себе. Левочка не мог говорить, он пытался, но губы и горло сводило судорогой.
– Ничего, родной мой, ничего, все пройдет, все забудется, – стараясь не плакать, говорила женщина. – Дома ты опять сможешь хорошо разговаривать.
Начало светать. Фрида с сыном вышла на дорогу. Ей повезло. Мимо ехало одинокое раннее такси. Женщина остановила его, уехала на вокзал, села в первый же поезд, заплатив втридорога проводникам, чтобы они взяли её без билета, и вернулась домой. Она больше никогда не навещала отца.
Левочка долго болел после этого случая, несколько недель не говорил, еще дольше заикался. Первые слова, которые ему удалось внятно выговорить, без заикания, были: "Я никогда не буду Вольциньером". Больной котенок остался в их доме. Он, несмотря на сломанную лапку, отличался озорным характером, прыгал, кусался, играл. Именно глядя на него, мальчик после нервного потрясения впервые улыбнулся, пытался заговорить. Левочка сильно заикался, но котенок не понимал слов, зато чувствовал интонацию. Он при первых звуках голоса маленького хозяина подбегал, забирался на кресло, носился за шариком, кусал за руки, за ноги, лазил по коврам и любил больше всех Левочку. С ним Левочка часами играл, а потом Фрида, прислушавшись, обнаружила, что сын говорит с выросшим котенком, уже не заикаясь. Отец после этого специально принес в дом слабенького щенка, которого выбраковывали из-за его непонятного окраса и должны были усыпить, если не найдется доброволец забрать его. Пусть сын и щенка выходит. Левочка начал растить собаку, сам водил к ветеринару, сам объяснял, что не так. И все получилось. Котенок вырос в большого рыжего кота, но остался хромоножкой. По дому бегал дурашливый белый пес непонятной породы, весьма упитанный, а мальчик весело командовал ими. Левочка в тот год решил, что будет доктором для животных. Опомнившийся Христиан звонил дочери, но трубку взял зять, старый иуда юлил, просил прощения, звал навестить его, но Семен, он уже давно не признавал власти тестя, решительно сказал: "Нет!" – и даже не дал говорить с Фридой. Сама дочь несколько лет не поддерживала контактов с отцом, не звонила, не писала. Поэтому и не узнал старый Христиан о том, что в это время лет пересеклись пути юного Якова Дерюгина и Левочки Вольциньера.
Четыре года в школе Левочка и Яша они были неразлучны, вместе делали уроки, вместе занимались спортом, подросшие, вместе начали ухаживать за девушками. Благодаря Яше, Левочка окончательно излечился от своего детского потрясения, полностью избавился от заикания, он поверил в дружбу, в людей, которые его не подведут. Яшка рассказывал другу, как был влюблен в приемную дочь дяди Аркаши – Машу. Левочка делился с ним своей мечтой, которой стеснялся – он хотел быть ветеринаром, лечить животных. У него теперь всегда в доме жили подобранные и вылеченные им домашние питомцы. Именно Яшка посоветовал другу все рассказать отцу и матери.
– Родители поймут, – убеждал он друга. – У тебя такая хорошая мама и отец замечательный. Я бы на твоем месте не стал скрывать. Вот мои знают, что я после школы пойду в военное училище.
– Ты в военное, тебе, конечно, легко говорить. А я в ветеринарное.
– Ну и что! Ты же любишь животных.
И Левочка рассказал. Мама засмеялась:
– Сынок, а может, еще подумаешь. Ведь с такой профессией в деревне придется жить, а ты у меня городской.
– Ну и что, – ответил взрослый сын. – Деревня мне нравится. Я же живу все лето с тобой на даче.
– Ну ладно, – согласилась Фрида. – Учись на ветеринара. Живи в деревне, мы к тебе приедем, построим себе возле тебя новую дачу.
– А может, не придется ехать, – ответил практичный отец. – Сейчас, мать, вон сколько люди собак, кошек и прочих тварей держат. Ветеринар и в городе без работы не останется. Заработает наш Левка на свой хлеб с маслом и здесь. А с другой стороны, мать, устал я от города. Тишины хочу, покоя. Давай построим дом за городом, будем там жить.
– Вот сынок уедет в деревню, там и построим дом, – ответила мама шутливо, а оказалось – напророчила.
Мама не была в восторге от выбора сына, надеялась: перерастет свою детскую мечту, но не стала мешать Левочке, когда он после окончания школы поступил в ветеринарную академию. Промолчал и отец. Если хочет, пусть учиться. А вот дед в тот год последний раз взбрыкнул, по привычке, все никак не мог привыкнуть, что кончилось его время в семье, не подчиняются его законам больше ни дочь, ни зять, ни внук. Старый Вольциньер затеял целую бучу. Откуда только он узнал! Дед даже пытался добиться отчисления внука из ветеринарной академии. Вмешался Семен, утряс все эти вопросы, прижав в очередной раз фактами из прошлой жизни Христиана, а внук осознанно сказал, что у него нет деда.
– Я никогда не буду Вольциньером, – повторил студент под конец знакомую фразу. – Женюсь и возьму фамилию жены, пусть хоть Дураковская будет!
– Я тоже когда-то хотел вернуть прежнюю фамилию, – грустно ответил отец. – Но так и остался Вольциньером.
– Сейчас верни. Еще не поздно, – внимательно посмотрел сын.
– Не поздно. Но уж очень много бумаг и всего прочего на фамилии Вольциньер. Не буду затевать волокиту.
Не стал больше ничего говорить Семен. Это было не из-за денег. Христиан, конечно, выдал доверенность на имя Вольциньера Семена и условие поставил, что зять не изменит фамилию. Но Семену уже было глубоко плевать на эти деньги, однако старый негодяй обещал устроить несчастный случай с семьей Дерюгиных. И Семен терпел. Никак не мог он понять, зачем так нужна эта фамилия. А Христиану, честно говоря, и самому уже не нужна была фамилия, ему надоела мечта о родословной, все равно дальше внуков он не узнает, просто люди стали освобождаться от его власти, перестали бояться. А этого старый негодяй не любил. Он привык быть всемогущим.
Яша и Левочка расстались в выпускном классе. В тот год вновь ухудшилось здоровье Петра. Мужчина долго терпел, обратился поздно к врачам. У него признали лейкемию, последствие работы в Чернобыльской зоне. Дерюгины вернулись в А-ск, где был крупный онкологический диспансер. Но Петр понимал, что едет к родителям умирать. Его не стало через три месяца. Следом за ним неожиданно умерла решительная и добрая генеральша. Анюта осталась жить в доме свекра, уже старого человека, потерявшего сразу друг за другом двух близких людей – сына и жену. У старшего Якова остались только Анюта и Яша, которого все очень любили. Других детей у Анны и Петра не было. Яков с детства решил стать военным, как все мужчины в семье Дерюгиных. К радости деда, он поступил в военное училище.
Левочка окончил ветеринарную академию и уехал в деревню. Его позвали в Кочетовку, крупный поселок городского типа недалеко от А-ска, где была не только животноводческая ферма крупно-рогатого скота, но и большой свиноводческий комплекс. Фрида затосковала без сына. Муж говорил, успокаивая жену:
– Но ведь когда-нибудь Левочка женится, все равно будет жить отдельно. Привыкай, мать, к этому.
– Ну и что, – отвечала жена. – Когда он рядом, мне спокойнее. Пусть живет в другом доме, но я должна знать, что дойду до него пешком. А он в деревне, далеко от нас. Окрутит его там какая-нибудь прощелыга доярка.
– Его окрутишь, – хмыкал отец, – он девчонок, как перчатки, каждый сезон в институте менял, а то и чаще. А если и окрутит, значит, примем в нашу семью невестку, будем ждать внуков.
Фрида упрямо опускала голову. Все равно хотелось быть поближе к сыну. Через полгода Семен сообщил ей, что ему предложили работу в одном из А-ских банков. Он тоже скучал без сына.
– Едем, – решительно ответила Фрида. – Обязательно едем, Сема. А жить будем за городом, возле Левочки.
– Едем, – согласился муж и засмеялся: – Я придумал про банк. Хотел тебя проверить. Поедем просто навестим сына.
– Сема, а может, переберемся? – в надежде глянула жена на мужа. – Поинтересуйся А-кими банками.
– Может, и переберемся, – ответил муж. – Там есть наши филиалы. А вот жить за городом, это неплохо.
Ему, в самом деле, хотелось тишины и покоя. Семен уставал от своей непростой работы. А там, где жил сын, были просто замечательные места, красивые, спокойные.
Фриде тоже понравилось в деревне, где теперь жил сын. Как когда-то полюбила деревню Золя, учила детишек, так Фриду очаровала неторопливая деревенская жизнь. Захотелось вдруг жить в своем доме, утром выйти во двор, пройтись по земле, развести цветы, вырастить свои овощи.
– Знаешь, – предложила она мужу, когда они приехали навестить сына, – давай останемся здесь. Построим дом. Деньги у нас есть. И Левочка рядом. Женится вскоре. Что улыбаешься? Я буду нянчить внуков.
Она уже видела красивую скромную библиотекаршу Катю Чудикову. Фриде девушка пришлась по душе. Ну и подумаешь, что живет бедновато. Зато какая аккуратистка: в библиотеке все блестит, около старенького домишки, где живет девушка, не соринки, травка растет вдоль дорожки ровная, словно подстриженная, веселые неприхотливые ноготки кивают головками с клумбы под низкими старыми окошками, стекла просто сияют, склоняет свои тяжелые ветки старая ранетка с крупными плодами, такими сочными, они словно собрали в себе все солнце и теперь налились соком, даже семечки просвечивают. Левочка любит эту девушку. Вскоре и родители Левочки познакомились с ней. Катя понравилась и Фриде, и Семену. Через месяц Левочка и Катюша поженились. И сын торжественно объявил, что он теперь Чудиков. Семен хохотал от души и был доволен. Фрида слегка поморщилась, ей нравилось звучание своей фамилии, но, помня, какую травму нанес старый Христиан её сыну, промолчала. Только Левочку в деревне по привычке все равно звали Вольциньером. А вот с внуками у молодых была задержка. Два года невестка не беременела. Вся извелась, расстраивалась, все хотела своему Левочке подарить сына.
