Текст книги "Самое обыкновенное чудо (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
– Катюш! Я дочку хочу, – отвечал Левочка. – Не переживай, родная моя, родишь когда-нибудь. А если не родишь, я все равно тебя никому не отдам. Ты моя и только моя.
В тот год, когда Катюша забеременела, жизнь опять свела Левочку и Яшку. Теперь это был красивый старший лейтенант, в его внешности впервые стало проявляться сходство с родным отцом, с Семеном Сергеевичем. В тот год был огромный урожай картошки. Студенты больше не трудились на сельских нивах, а вот с военными директор АОО договорился. Приехали солдатики к радости молоденьких девчонок. Ими командовал старший лейтенант Дерюгин. Левочка увидел его случайно, проезжал мимо поля, спешил на ферму. И вдруг ему показалось, что возле обочины стоит Яшка Дерюгин. Левочка остановил машину. Точно! Яшка! Друзья сердечно поздоровались, обнялись, оба искренне обрадовались встрече.
– Яшка, жду тебя у нас, обязательно приходи, – тут же пригласил Левочка. – Познакомлю с женой. Моя Катя у меня настоящее чудо. И я больше не Вольциньер, я взял фамилию жены, я теперь Чудиков.
– Как? – засмеялся друг.
– Чудиков, – повторил Левочка. – Замечательная фамилия. А ты все холостяк? Не женился? Никого не осчастливил своими погонами?
– Скоро женюсь, – расплылся в улыбке друг.
– На Маше?
– На Маше. Как догадался?
– Да ты в неё со школы влюблен. Помню, как рассказывал про неё.
– Дети-то у тебя есть, – спросил Яшка.
– Пока нет.
– А у меня сразу жена и сын будет. У Маши есть сынишка, мальчишка живет с отцом. Что смотришь? Да, моя Маша уже была замужем. Это длинная история, когда-нибудь расскажу, – пообещал Яков. – Мы с Машуткой еще и дочку родим. Маша моя пока с дедом моим осталась. Он один из всей семьи Дерюгиных жив, остальных уже проводил навсегда. Мама недолго папу и бабушку пережила. Тосковала сильно по папе. Умерла через два года, – грустно сказал друг и добавил под конец: – Беспокоюсь я за Машу: она в свое время за такого идиота замуж вышла... И теперь он что-то затевает против неё, сына через суд отобрал...
Яшка жил в Кочетовке на квартире родителей Светки Комаровой. Та, не шутя, положила глаз на красивого холостого лейтенанта. Но Катюша и Левочка настояли, чтобы он перешел к ним. И роман Светки окончился, не успев начаться. Ох, и злилась же она: и Левочку Катька увела, и лейтенанта к себе затребовала.
Фрида и Семен Сергеевич сердечно обрадовались Яше. Взгрустнули, услышав о смерти не только отца и бабушки Якова, но и матери. Но и тогда Семен так и не решился признаться жене, что Яша – сын его и Анюты.
После этой встречи Яша и Левочка старались поддерживать отношения. По крайней мере, посылали друг другу открытки, иногда звонили. Дерюгин знал, что у друга родилась дочка – Лариса. Сам он женился на Маше. Но ему повезло меньше: Маша, рожая девочку, чуть не умерла. Ребенка спасти не удалось. Но Маше отдали назад сына, потому что тяжело заболел и впоследствии умер первый муж Маши. Ивану было уже пять лет. Это был уже испорченный ребенок, эгоистичный, завистливый, злой, всегда был на стороне сильного. Яков успешно делал карьеру, получал звание за званием. Маша, похоронив мать, приемного отца, и старого генерала Дерюгина, ездила по гарнизонам за своим Яшей. На несколько лет они уехали на Дальний Восток. Недовольный Иван был всегда с ними. Яков и Левочка не виделись больше десяти лет. Яков дослужился до полковника, его перевели в П-к. Это было сравнительно недалеко от А-ка, где в деревне Кочетовка счастливо жил Левочка Вольциньер со своей Катюшей, у них росла девочка Лариса.
Весть о смерти Левочки застала семью Дерюгиных в П-ске. Яков сразу вылетел на похороны. Один. Маша не решилась оставить без присмотра Ивана, да и они только сами прибыли с Дальнего Востока, Маша устала, чувствовала себя плохо.
Яков в самолете не обратил внимания на подтянутого старика с жестокой складкой губ, с пронзительным взглядом злобных глаз. Это старый Христиан Вольциньер летел на похороны внука. Казалось, горе примирило Фриду с отцом. Но не примирило Христиана с теми, кто в свое время не подчинился ему. А это были Семен, Анюта, семья Дерюгиных и единственный внук. Старый негодяй лелеял планы мести, опять достал родословную, вписал туда Ларису. У неё там была фамилии Вольциньер.
– Что же, – думал старый негодяй. – Я стар, но силы у меня еще есть. Все вы подчинитесь теперь моей воле. И начну я, Левка, с твоей дочери. Я заберу её и сам выращу. Она будет Вольциньер. И муж её в будущем тоже станет Вольциньер. Хватит слюнтяев и ветеринаров в нашей семье.
Опять не подчинились.
Около гроба отца стояла худенькая светловолосая девочка и гладила, гладила его руки, сложенные на груди. Глупо и неожиданно умер веселый Левочка. У мужчины прихватило сердце, оно побаливало с тех пор, как отсидел полночи мальчишкой в темном подвале. Левочка был один на пастбище, вокруг только породистые коровы. Боль была настолько сильной, что он упал. Мужчина упал. Умные животные не растоптали его. Они стояли вокруг и смотрели на него своими грустными глазами, казалось, все понимали. Но не умели звать на помощь. А если бы умели, спасли бы веселого Левочку, успели бы...
Огромный пес, что жил в семье Чудиковых, словно взбесился. Выл, бросался на дверь, скреб её огромными лапами. Испуганная Катюша отпустила его, сама побежала следом. Она застала мужа еще живым.
– Я люблю тебя, – сказал муж холодеющими губами. – Я очень люблю тебя, Катя. Береги нашу Лару, никому не отдавай её, особенно деду... Катюша, моя Катюша... Вы мои самые лучшие на свете девочки... – сказал и умер.
...Словно ледяная статуя сидела безучастная Катя возле тела мужа. Она не плакала, но и не говорила. Застыла Фрида. Сгорбился Семен. Словно в почетном карауле стоял строгий военный, друг Левочки, майор Яков Петрович Дерюгин. И только десятилетняя девочка гладила и гладила ласково руки отца, нисколько не боясь. Зачем бояться? Ведь это был её самый лучший веселый папа. Но он больше не шутил и не улыбался. Он неподвижно лежал с закрытыми навсегда глазами.
Старый Христиан Вольциньер неслышной походкой вышел из другой комнаты, он умел материализоваться из воздуха. Христиан решил, что пришло его время, он вернет свою былую власть, будут его еще бояться.
– Девочку я заберу, – решительно сказал он, обращаясь к Фриде. – У меня есть связи. Отправлю в Англию, на учебу. Что она здесь в деревне получит? Кто знает, жил бы в городе, жив бы был Левка.
Прадед жесткими руками больно взял за худенькое плечико Ларису, отстраняя её от отца. Девочка испугалась, пыталась вырваться, но старый Вольциньер умел парализовать мышцы и волю. А папа больше не мог защитить свою дочку.
– Может, ты и правильно говоришь, папа, – выдавила безучастная Фрида. – Если бы мы тебя тогда послушали... Не стал бы ветеринаром... был бы жив наш Левочка. В городе успели бы вызвать скорую, – и она безнадежно заплакала.
– Нет, – тихо сказала очнувшаяся Катюша, до её сознания пробились слова, что Лару хотят забрать. – Нет! Лариса никуда не поедет... Левочка не хотел, чтобы девочка знакомилась с вами. Я не отдам вам дочь.
Христиан был уязвлен. Ему противоречат. Кто? Деревенская девка, нищая библиотекарша. Чудикова!
– Тебя спросят в последнюю очередь, – отрубил он. – Мы лучше знаем, что надо дочери Льва. Она – наследница Вольциньеров и будет учиться в Англии.
Застыла испуганная Лариса, только две слезинки выбежали из позеленевших глаз. Её папа, добрый веселый папа не мог больше заступиться за дочку. Ей, Ларе будет без него очень плохо. А если её увезут от мамы. Человек, больно сжимающий её плечо, страшный человек. Девочка это понимала.
– Прекрати, Христиан, – пытался противоречить Семен. – Не надо... Не время сейчас...Отпусти девочку.
– Надо, – ответил тот и еще больнее сжал плечо Ларисы. – Я больше не боюсь твоих фактов. Можешь донести на меня. Только не поможет. Я на пенсии. Девчонку забираю. Этот факт не подлежит обсуждению. У Вольциньеров должна быть наследница, она должна продолжить фамилию...
– Лариса – не Вольциньер, Лариса – Чудикова, – пыталась защитить дочь Катюша. – Левочка так решил, он отказался от вашей фамилии.
Но старый Вольциньер отодвинул слабые руки женщины и не выпускал худенького плеча Лары. Молча глотала слезы испуганная десятилетняя девочка, глядя на родных людей. Что с ними? Почему не заступаются? В замешательстве была Катя. Что делать? Не драться же здесь. Ведь Левочка умер. И тут в сторону старого Вольциньера сделал твердый шаг майор Дерюгин, решительно стряхнул с худенького плеча Лары жестокую руку и сказал:
– Отойдите, не пугайте девочку! Не дам я вам дочь своего друга. Лево вас ненавидел. Не троньте ребенка. У неё есть мать. Уйдите отсюда. Не вовремя вы затеяли разговор. Отец девочки в гробу лежит.
Яков прижал к себе девочку. Ларису трясло. Она очень испугалась и с благодарностью прижалась к Якову Петровичу. Она боялась этого злобного старика с момента появления его в их доме.
– Не бойся, Лара, никуда ты не поедешь. Ты останешься с мамой, – произнес твердо Яков Петрович. – Не бойся, девочка. Я не дам тебя обидеть. Я обещал это твоему папе. Ты останешься с теми, кого любишь. У тебя здесь есть мама, бабушка, дедушка, я. Не бойся, никто не посмеет забрать тебя.
Облегченно вздохнула Катюша, благодарно посмотрел Семен Сергеевич, только Фрида, казалось, ничего не слышала, она все смотрела на сына.
Христиан Вольциньер глянул на посмевшего ему возразить майора и с удивлением констатировал, как похожи девочка и военный. Оба светловолосые, как когда-то была Анька, любовница Семки. "Так, и тут без бравого вояки не обошлось, пронеслась мысль в голове старого негодяя. – Уж не он ли отец девчонки! А что? Все может быть. Надо вяснить."
– Ты кто? – сердито спросил Христиан. – На каких правах тут распоряжаешься?
– Я друг Левы, – сухо ответил Дерюгин.
– Зовут как? Представься старшему по званию, – не отставал Христиан.
– Майор Дерюгин.
– Дерюгин, – протянул Христиан. – Яшка! Внук покойного генерала Дерюгина.
Яков Петрович не стал отвечать. Что за идиот этот старик! Неужели не понимает, что у людей горе. Вмешался Семен. Мало им несчастья, еще придется объяснять Фриде, что Яков тоже его сын. Не время сейчас.
– Вот что, Христиан, – угрюмо сказал Семен, – оставь всех в покое. Лару мы не отдадим... Не время сейчас... Мы Леву хороним. Иди отсюда. Иди. Потом поговорим.
– Да, папа, – подняла на него глаза и дочь. – Перестань, пожалуйста... Мы же в последний раз видим Левочку.
– Но я предлагаю хорошее решение...
– Папа! – в равнодушном голосе Фриды прозвучали твердые нотки. – Мы сами все решим. Не вмешивайся, не пугай Ларису. Она с нами останется. Иди к маме, Ларочка, не бойся ничего, моя девочка.
Катюша прижимала к себе дочь и благодарно смотрела на Дерюгина. Христиан недовольно чертыхнулся в уме, вышел опять в другую комнату. И когда он исчез, Лара подошла к умершему отцу и снова погладила его руки. Почему же они такие холодные?
Христиан не увез Ларису. Не дал Дерюгин, да и мягкая ласковая Катюша оказалась настоящей скалой. А что у них фамилия Чудиковы, этого Вольциньер простить не мог. "Знаешь, Семка, – думал старый негодяй, – думаешь, ты самый умный, прервал мою фамилию, не дал создать родословную. Я сделаю так, что и твой род прервется! Не только фамилия, впрочем, твоей фамилии давно нет. Но я еще сильнее вас всех проучу. Я вашу жизнь превращу в ад. И твою, и твоей невестке, и ты дочка поплатишься за неподчинение". Плевать было старому Христиану, что у его дочери такое огромное горе. Именно он первым намекнул Фриде после похорон, что Ларка – не Левочкина дочь. "Надо же, – удивлялся он своим фальшиво-добродушным голосом иудушки, когда не было рядом Семена, – как Лара похожа на Дерюгина, прямо одно лицо". Старый негодяй добился своего – поселил в душе дочери сомнение. Христиан уехал доживать свои годы в П-ске. А через два месяца после похорон Светка Комарова остановила Фриду и рассказала, каясь в своих грехах, утирая крокодильи слезы, что много лет назад устраивала свидания Катюше и Дерюгину.
– Не могло у Левочки быть детей, – говорила она. – Я ведь, Фрида Христиановна, тоже жила с ним до его женитьбы на Катьке и не предохранялась, так ребеночка хотела от Левочки, он же у вас такой красивенький был, а не получилось ничего. А у Катьки получилось. И когда? Вы сами посчитайте, ведь Ларка родилась спустя девять месяцев после уборочной. Дерюгин её отец. Я сама его приводила, когда Левочки не было дома. Вы уж простите меня, Фрида Христиановна, но не могу я смотреть на притворные Катькины слезы. Я ведь тоже любила Левочку. Ну, ладно, это было давно... Грехи молодости. А ведь Дерюгин у Катьки жил еще и после похорон несколько дней. Они и сейчас любовники".
Фрида не ответила ничего ярой деревенской сплетнице. А та шла довольная: душу грела тысяча долларов, что дал ей старый негодяй, по имени Христиан. Христиан добился своего. Фрида была готова простить давнюю измену Катюше, даже рожденную от другого Лару, она привыкла к мысли, что эта девочка её внучка, очень любила Ларису, но что невестка и после похорон оставила в доме бывшего любовника.... Такого Фрида не могла простить Катюше. А тут еще вспомнилось, как смеялась весело десятилетняя Лариса, идя по улице за руку с Яковом. А ведь Левочка недавно умер. Фрида тогда уже почувствовала обиду, рассказа дома мужу. Семен вздохнул и сказал:
– Что ты хочешь, Фрида? Чтобы наша девочка разучилась смеяться? Наоборот, мы должны спасибо сказать Яше, что он в эти дни столько времени проводил с Ларой, пытался заменить для девочки отца.
Фрида согласилась. Но теперь, после слов Светки обида поднялась с новой силой и затопила всю душу...
Фрида замолчала и вычеркнула их из своей жизни десятилетнюю девочку и ее мать. Сухо предупредила мужа, если он будет с ними поддерживать отношения, то пусть от неё уходит. Попытки Семена Сергеевича что-то объяснить, доказать кончились тяжелым нервным срывом женщины, Фрида заболела, легла в больницу. Семен Сергеевич не стал больше ворошить эту тему. Попросил Катю и Лару не приходить в больницу. Когда жену выписали, отец Левочки тайком стал встречаться с Катюшей, помогал ей. А десятилетняя Лара не могла понять, почему её больше не пускали в дом бабушки. Она прибежала туда, когда узнала, что бабушку выписали. Столько хотелось рассказать. Но вышел дедушка Сема и попросил девочку не заходить...
Так пробежало много лет. Никогда плохого слова о родителях Левочки не сказала Катя, она все ждала, что поймет Фрида Христиановна, что это все неправда. Лариса выросла, окончила школу. Видя, что маме трудно, хотела пойти работать. Мама сказала, что деньги на её учебу есть. От папы остались. Так приказал сказать Семен Сергеевич. Если Катя всю жизнь ждала примирения, то Лара не могла простить нанесенной несправедливо обиды. Она бы отказалась от помощи дедушки. А вот папины деньги, это другое. И Лариса поступила в институт, уехала из деревни, дома бывала редко. На последнем курсе вышла замуж за Ивана Рогожко и опять на время рассталась с деревней. Судьбе было угодно забросить её с Ванькой в далекий П-ск, где доживал последние годы в одиночестве уже начавший дряхлеть Христиан Вольциньер. Он в свои девяносто лет с хвостиком сохранил ясную голову, а вот тело начало сдавать. Старик был бы рад, чтобы рядом был родной человек, но Семен решительно сказал жене: "Нет!" Да и Фрида помнила, по какой причине у сына начались проблемы с сердцем. И старый Вольциньер жил один в своей большой квартире, лелея в душе привычную ненависть к зятю и всему белому свету. Подчинения ему опять не добиться. А вот сделать так, чтобы дочь и зять еще себя за локти покусали, он вполне мог. Вот была цель в жизни у старого негодяя.
Христиан ходил в почетных жителях города П-ка. Многие помнили еще его власть, побаивались. Как-то его позвали в жюри на городской конкурс красоты, который организовали офицерские жены. Старик с удовольствием смотрел на красивых офицерских жен и дочерей, с тоской вспоминая ушедшие годы. Скинуть ему хотя бы лет двадцать, все бы красотки прошли через ведомство Христиана, через его руки, он нашел бы причину. Ему очень понравилась светловолосая красотка, Лариса Рогожко. Кто-то шепнул: "Любовница самого генерала Дерюгина". Старик вздрогнул при звуке знакомой фамилии, присмотрелся. Женщина показалась ему тоже знакомой. Она чем-то напомнила его жену, давно умершую кроткую красавицу Золю. Неужто это та самая Лариска, правнучка Христиана? Лариса без труда опередила соперниц и по уму, и по красоте. Одна лишь долго шла с ней наравне, Верка Рычагова, дочь генерала Рычагова. Но когда-то её папаша выставил Христиана из своего кабинета, пообещав раздавить его ведомство танками. Папаша тогда расплатился, быстро получил назначение в глухомань. И теперь старик с удовольствием занижал баллы его красивой дочери. В финал в результате вышла одна Лариса Рогожко. Старик заинтересовался ею, по старым связям узнал, кто такая. Да, он был прав в своих подозрениях – это была его правнучка Лариска Чудикова. Христиан не успел навредить ей в П-ске по одной причине: здоровье дало сбой. Не до Ларки было. Стали отказывать ноги. Для поправки здоровья он был помещен в военный госпиталь. Его подлечили немного, поставили на ноги. Старик начал передвигаться самостоятельно. Выписываться из госпиталя не спешил. Здесь кормят вполне сносно, белье стирают, боятся его. Последнее нравилось старому негодяю больше всего. Христиан отдавал себе отчет, что болезнь его называется старость. Семенящими шагами вредный высохший старик бродил по всем отделениям госпиталя, с точкой вспоминая былые времена и свою власть. Его в госпитале не любили ни врачи, ни медсестры, но не связывались с ним, когда он садился рядом и принимался надзирать за исполнением трудовых обязанностей. Помнили название его ведомства, где он прослужил всю жизнь.
В один вечер старый Вольциньер сидел на скамеечке возле приемного покоя, развлекаясь тем, что наблюдал за поступающими больными и работниками приемного покоя, не смеющими выставить противного старика. И вдруг Христиан увидел, как скорая помощь привезла очень красивую женщину, светловолосую, с глазами его дочери Фриды, которые меняли цвет в зависимости от состояния организма. Они в тот момент были почти зелеными от боли.
– Ларка, – сразу понял старый негодяй. – Вот где нас Бог свел.
Не зная, что он сделает, он посеменил в приемный покой следом за носилками. Точно. Это Ларка. Вот её гаденький муж. Про него старый Вольциньер тоже знал многое. В том числе, за что тот попал сюда в П-ск, старый Вольциньер знал даже про завещание покойного отца Ивана и про то, что Ванька терпеть не может детей.
Встревоженный военный, муж Ларки, говорил с дежурным хирургом, Ковалевым Леонидом Павловичем. Христиан не любил этого врача, тот нисколько не боялся бывшего чекиста, даже как-то наорал на него, что всюду сует свой нос, выгнал из своего кабинета. Ну, ничего, Христиан потом ему отомстил, сообщил, где, с кем и когда бывает непутевая жена хирурга. Однако непохоже было, чтобы в семье этого врачишки что-то изменилось. Теперь Ковалев осматривал его правнучку. Старый негодяй слышал слова: "Внематочная беременность... удалим трубу... дети будут". Женщину увезли. Старик подошел к взволнованному мужу Ларки и вскользь заметил, якобы утешая мужика:
– Не переживай. Ну, удалят твоей жене все. Зато потом хорошо тебе будет. Лишних детей не нарожаете.
– Почему? – тупо спросил Ванька.
– Так можно врача попросить удалить обе трубы. И баба в порядке будет, всегда под боком, и предохраняться не надо.
У военного где-то далеко блеснула в глазах какая-то мысль. Христиан понял, он не ошибся в своих расчетах.
– Спасибо, дед! – крикнул Иван, и уже издали донесся его голос: – Доктор, доктор! А кто принимает решение, если пациентка без сознания....
Довольный негодяй удовлетворенно вздохнул, дождался Ивана, надо же проверить, попал в цель выстрел или нет:
– Ну, договорился?
– Договорился. Зачем нам дети? Я не хочу детей, – и довольный Иван ушел.
– Ну что, Левка, кончился твой род Чудиковых, – довольный Христиан лежал в своей одноместной палате и наслаждался проделанной гадостью. – Не захотел быть Вольциньером. Получи от деда подарочек. У твой дочки Ларки никогда детей не будет. И ты, Семка, получи! Вот так! Нет больше твоей линии, твоей веточки на земле. У Яшки своих детей нет. Ванька ему неродной. Не будет у вас внуков. Ларка больше никогда не родит. Вспомните вы еще это не раз. А я посмеюсь над вами! Жаль только, что и моя родословная завершилась. Да и черт с ней. Я же Скарабеев на самом деле.
Старик спокойно уснул. Завтра он еще кем-нибудь займется, помешает спокойно жить. Через два дня на утренний обход пришел вредный Ковалев и решительно, к великой радости всего медперсонала, выписал старого негодяя. А тот особо и не сопротивлялся. У него появилось еще одно дело, надо было успеть. Отец Фриды за ним уже пару раз являлся. Заберет скоро душу.
Старый негодяй в эту ночь придумал, кому оставить свои деньги? Те самые, что скрыл от Семена и Фриды. Дочери? Нет, она предпочла мужа отцу. Внучке? Нет. Девка всю жизнь была Чудиковой. Некому было их оставлять.
– А напишу-ка я в завещании, что оставляю свои деньги первому правнуку, который появится у Семена Сергеевича Вольциньера в течение ближайших пяти лет, при условии, если у него будет фамилия Ковалев. Вот позлится Семка. Даже если у Ларки будут новый муж, то детей-то не будет.
Старый маразматик засмеялся, довольный своей выдумкой. Вот зятю обидно будет. Он денежки-то хорошо умеет считать. Не откладывая в долгий ящик, Христиан Вольциньер написал завещание. Ночью к старому негодяю пришел Октавиан, сел на кровать в его ногах.
– Ты дурак, Христька, – насмешливо сказал он. – Настоящий дурак. Ничему ты не научился. Ларка выйдет замуж за врача, он ведь Ковалев, у них будут дети. Кому ты оставил деньги? Чужому дяде? Правильно врач тебя откостерил. Дурак ты, трижды дурак. Готовься. Скоро поменяешь место жительства. Уже завтра.
Христиан испугался этой мысли и проснулся. Тут же вспомнил про завещание и заулыбался: Ларка никогда не родит детей. Стерилизовали её. Вот и лишились они всех денег. Неожиданно ухнуло куда-то в пустоту сердце. И было уже не до изменения завещания. Старый Вольциньер умер, умер ровно через сутки после того, как сочинил последнюю подлость в этом мире – завещание, в котором так и осталась запись, что все его состояние достается первому ребенку Ларисы, он же первый правнук Семена, но при условии, что мальчик или девочка, это не важно, главное – они должны быть Ковалевыми. Прилетевшая Фрида отца похоронила в П-ске. Семен отказался лететь с ней. В тот её приезд пути с Ларой не пересеклись.
Прошло больше двух лет с тех пор.
...Фрида слушала исповедь Семена Сергеевича. На лице женщины пробегала различная гамма чувств. Потом Фрида встала, отвесила изо всех сил мужу пощечину.
– За что? – спросил муж? – За Анюту? Сколько лет прошло... И Анюты давно нет...Да и не виделся я с ней ни разу, только с Петром...
– Ты дурак полный, Семен. За Лару это тебе! За мою внучку! За Катю! Я смотрела и не могла понять, почему так похожи Лара и Дерюгин. А они на тебя похожи. Ты молчал столько лет. Я отказалась от самых близких. Катя умерла из-за меня. Она ждала прощения. Моего прощения. Она, может быть, прожила бы еще немного, хоть несколько часов... Это я должна была встать перед ней на колени. Как мне теперь жить? У кого мне просить прощения?
– У Лары, – тихо ответил муж.
– Она не простит, – горько произнесла Фрида.
В это время за забором у соседей весело защебетал маленький человечек, ему что-то отвечал ласковый голос Ларисы, она звала мальчика, уговаривала отойти от забора. Это Савка подбирал краснобокие ранетки, что падали с дерева, склонившего свои ветви к соседям. Налитые соком до прозрачности, они всегда манили взгляд. Когда-то Лара так их любила, собирала все до последнего яблочка и грызла весь день. А потом ей запретили приходить сюда. Теперь её мальчик подбирал с земли то, что упало.
– Вот оно наше прощение, Фрида, – сказал муж, показывая на Савку.
– Савка, – сказала Фрида. – Сынок Леонида... Славный малыш...
– Наш правнук, – поддержал Семен.
– Он не сын Ларе, – горько ответила жена. – Она не рожала его....
– Эх, Фрида, Фрида.... – протянул муж. – Лара не рожала, зато она мать Савке, настоящая мать... Лучше матери... Пойдем, Фрида, к нашему правнуку. Он нас полюбит, мы его любим, Леонид к нам хорошо относится, глядишь, и Лара простит нас, из-за мужа и сына... Нельзя сильней любить детей, чем любит Лариса этого мальчика... И потом наша Лара вся в Катюшу. Она добрая. Ты поверь.
– Да, – тихо сказала Фрида. – Катя никогда не говорила и не думала о нас плохо. Как же мне вымолить у неё прощение?
Фрида вышла, протягивая мальчику через забор маленькое ведерко отборных крупных яблочек, как когда-то выбирала Ларе, любимой внучке. Радостный мальчик схватил и тут потащил своей Лале, что следила за ним с невысокого крыльца. Женщина растерянно глядела, но не могла забрать яблоки у ребенка, лишить его радости.
– Лара, – сказала стоявшая у забора Фрида, – прости меня, Лара, ради памяти Левочки прости... Пусть Саввушка ест яблочки. Я помыла...
Лариса пристально глядела на сильно сдавшую женщину, когда-то так любимую бабушку и повторила знакомую фразу:
– Я бы, может, и простила. Только десятилетняя девочка этого не может... И умирающая мама тоже...
Голос её прервался. Из глаз хлынули слезы... Она подхватила Савку, который тут же заревел при виде слез своей мамы Лали, бросил яблоки, и ушла в дом... Грустно рассыпались отборные ранетки по крыльцу.
Лариса до сих пор не знала одного факта. Когда она развелась с мужем, с Иваном, и вернулась в старую квартиру родителей, то новую ей купил дед, Семен Семенович Вольциньер, а не генерал Дерюгин. А так как женщина не могла простить Вольциньерам разрыва отношений, то помогал Семену Сергеевичу генерал Дерюгин, который тоже не знал все правды... Он всегда считал себя сыном Петра Дерюгина.
Савва Леонидович Ковалев, сын Лары.
Лара и Леонид жили очень хорошо, душа в душу. Женщина всеми мыслями ушла в материнство. Леонид порой шутливо замечал, что ему хочется стать маленьким, чтобы больше времени быть с Ларой. Но глубоко в душе был очень доволен, что у его малыша есть мама. И какая мама! Заботливая, нежная. А нежности у Ларисы были неисчерпаемые запасы. Хватало и Леониду. И вообще, считал мужчина, с женой ему повезло во всем. Женщина больше не боялась физической близости, но всегда рядом с ней Леонид чувствовал себя более опытным, ответственным за женщину, и это ему нравилось. Лара подчинялась ему во всем. А он просто купался в её заботе и нежности. Лариса стала ему просто необходима, кА воздух, как жизнь. Как-то уставший, он вернулся с работы несколько раньше обычного, минут на тридцать. Горячий ужин уже дожидался его, тихо булькал борщ на долго не остывающей электроплите, слабо шипела жаренная с курицей картошка, на столе стояла большая кружка с налитым уже компотом для Леонида, но не было Лары и Савки. И всегда такой теплый и уютный дом мужчине показался сразу пустым. У Леонида даже пропал аппетит. Он открыл кастрюльку, понюхал, но есть не стал. Не хватало Лары и Савки. Не обнаружив дома никого, Леонид грустно сел за просторный обеденный стол, осмотрел такую всегда уютную кухню и загрустил: здесь не было Ларисы, не слышно было звонкого голоса Савки. Нет! Он один есть не будет! Леонид прекрасно понимал, что Лариса с сыном отлучились ненадолго, может, за хлебом, может просто гуляют, ушли, в конце концов, к соседям, это Леонид пришел пораньше без предупреждения. Но, посидев минут пять, он вытащил мобильный телефон и набрал номер Лары. Он должен её слышать. Телефон зазвонил рядом, в комнате. Лариса не взяла его с собой. Леонид растерянно покрутил в руках Ларин мобильник и грустно произнес:
– Ларка! Где ты? Я скучаю без тебя. Возвращайся быстрее, Лариса, услышь меня. Возвращайся, родная моя.
Ответом была тишина.
– Нет, пойду их искать, – сказал мужчина, – я не могу без них. Дом какой-то пустой.
Он подошел к вешалке, остановился в недоумении: верхняя одежда жены и сына была на месте.
– Где же они? – немного встревожился Леонид. – К кому они отправились? Почему их так долго нет?
И тут же услышал за дверями ласковый голос Ларисы и звонкий лепет сына. Мужчина быстро распахнул дверь. Савка с радостью бросился к отцу.
– Папа! Папа!
– Ленечка! Ты уже дома? – удивилась Лара. – А мы были в твоей однокомнатной. Я пыль там смахнула. Ты уже покушал без нас?
– Нет, – жалобно ответил мужчина. – Я без тебя не могу.
Лариса подошла, нежно обняла своими ласковыми руками, поцеловала в щеку мужа, заодно чмокнула и Савку, что уже был на руках отца.
– Сейчас я буду кормить моих самых лучших в мире мужчин. Так, Саввушка?
– Так, – согласился сын.
– Живо в ванную мыть руки.
И моментально к Леониду вернулось хорошее расположение духа, он почувствовал, что голоден, а изумительный запах борща и жареной курицы только все больше дразнил аппетит. С удовольствием мужчина отпил теплого яблочного компота. Все возвращалось на круги своя. И в центре были Лара и Савенок. Значит, жизнь удалась. Ночью мужчина долго целовал Ларису. Савка давно был приучен спать один в своей кроватке, спокойно разрешал отцу обнимать и целовать маму Лалю, не отталкивал его больше от неё. И сейчас он спал, раскинув ножки и ручки. Лара в очередной раз глянув на мальчика, наконец-то повернулась к мужу. Засмеялась тихонько и протянула ему руки.
– Ларка, как я тебя люблю, – проговорил мужчина.
Леонид начал её целовать Ласковые губы женщины тоже не отставали. Леонид чувствовал, как его укутывают просто целые облака нежности, что исходили от женщины, как сквозь эту нежность прорывается и другая Лара, страстная, темпераментная, умеющая подарить огромное наслаждение мужчине. Мужчина засыпал, всегда обнимая свою Ларису, словно боялся во сне её потерять. Она свертывалась калачиком, прижимаясь к нему.
– Я люблю чувствовать твое тело, – говорила она, обвив его своими руками. – Мне так хорошо, спокойно с тобой.
А утром неизбежно оказывалось, что Лариса повернулась во сне к Савкиной кроватке, чтобы в любой момент встать к своему мальчику. Но, выдрессированный еще Виткой, Савка очень редко плакал во сне. Однако мальчик часто просыпался, подавал голосок, в ребенке глубоко в подсознании жила память, что Лара как-то от них уехала:
– Мама! Лаля!
– Я здесь, сынок, – вскакивала женщина.
А малыш сразу засыпал. Порой даже до того момента, как Лара успевала встать и подойти к кроватке. Потом Леонид не разрешил жене вставать.
