Текст книги "Самое обыкновенное чудо (СИ)"

Автор книги: Ольга Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

– Глупость? Мой муж находится рядом с полуголой женщиной, чужой...– в её голосе прорвалось возмущение. – Все, Лень, больше не говори, на тормоши меня. Я пока никуда не ухожу, но и с тобой быть рядом мне тяжело, – Лара помолчала, потом у неё вырвалось с отчаянием: – Но почему так? Что не так во мне? Один предпочитает мне мужчин, другой тоже...

– Что ты говоришь? Я не голубой! Я тебе верен. Я никого не предпочитаю, мне нужна ты, – Леонид стал злиться. – Ты и только ты!

– Дай мне время, я сама приму решение, – прервала его Лариса. – И еще. Звонила Генриетта Ивановна. У неё день рождения сегодня, она напоминает. Ты обещал быть и сказать свое решение.

– У Генриетты день рождения? – удивился Леня. – Не помню.

– Запомнишь тут, – подумала Лариса. – Больше, наверно, переживал, чтобы жену ночью Эммой не назвать. Хотя не было случая, чтобы, в самом деле, Леня оговорился. Иной раз бормочет: "Ларка. Ларочка. Лариска". Может, правду он говорит, и я себя накручиваю. Но я же все видела! Сама видела. Но Леня, может, в самом деле, спал! Господи! Где же правда? Я сойду с ума от этих мыслей. И какое решение Леня должен сказать Генриетте?

– А когда Генриетта нас ждет? Она сказала тебе? – прорвался в сознание голос мужа, который внимательно следил за потоком эмоций жены, что отражались в её по-прежнему позеленевших глазах.

– Сегодня, в семь.

– Лара! Ты понимаешь, Генриетту нельзя обидеть отказом. Я прошу, едем вместе. Ну, дай мне шанс, хотя я ни в чем не виноват.

– Ладно, – поколебавшись, согласилась женщина. – Мы едем к ним вместе.

– Мама! – вбежавший Савка прервал этот тяжелый разговор.

– Сынок, – перехватил мальчика Леонид, – скажи маме, что мы её очень любим. Скажи, что папа её только любит, пусть она нам верит.

– Мама, мы тебя с папой очень любим, – послушно повторил Савка.

– Мама у нас самая хорошая. Лучше всех. Мы её никому не отдадим.

– Лучше всех. Никому не дадим. Мам, я хочу кушать, – мальчик потянулся к Ларе. – Пойдем в кухню. Мы обещали блинчики, как у бабушки. С вареньем.

Впервые за два дня мелькнула улыбка на губах Ларисы, блеснула голубизна в её больших глазах при виде сына.

– Я тоже хочу блинчики, – проговорил Леонид.

Она пошла на кухню, приготовила завтрак, поставила на стол тоненькие кружевные блины, для Савки вазочку с вареньем, для мужа сметану, он любил окунуть блин в сметану. Лара все помнила и знала. Женщина не отклонилась от прощального поцелуя мужа, когда он уходил на работу, но и не ответила на него. И это было уже неплохо.

– Я приготовила подарок Генриетте Ивановне, – проговорила Лариса вслед мужу.

– Спасибо, – отозвался Леонид.

Вечером оба поехали к Генриетте. Туда же были приглашены и Фрида с Марией Георгиевной. Но бабушка плохо себя чувствовала, Мария Георгиевна осталась с ней.

У Генриетты дым стоял коромыслом. Удивительная хозяйка, хлебосольная, шумная, готовившая исключительно вкусно, Генриетта все делала от души. Она наготовила, настряпала горы вкуснейшей еды. Пригласила много народа. Все веселились от души. Звучали поздравления, тосты в честь именинницы. Потом пошли попрыгать, потанцевать. В большой гостиной огромного загородного дома нашлось место и для танцев.

Невеселая Лара одиноко сидела в уголке под сенью большой пальмы. Не хотелось ни есть, не пить, от запахов еды даже подташнивало. Особенно не нравился запах мяса. Савка убежал играть с внуками Генриетты. Звучала громкая музыка. Лариса досадливо морщилась. Она очень любила танцевать, но сегодня и это её раздражало. Леонид старался не отходить от Ларисы, но сейчас о чем-то беседовал со Стасом Поздняковым, главврачом, из местного онкологического диспансера. Муж Генриетты, Архип Васильевич, подсел к грустной женщине.

– Ну что ты, Ларочка, так переживаешь? Приказ о назначении главврачом твоего мужа не будет подписан без его согласия. Не решен еще вопрос, будет ли он главврачом вместо моей Генриетты. Леонид сегодня должен был ответить.

Лара удивленно глянула.

– Я не знала об этом, – пробормотала она. – Леня как-то давно говорил, что предполагается такой вариант, но он не хотел. Там в больнице что-то имели против него. Хотели другого человека. Я так поняла.

– Знаешь, ты права: против твоего Леонида сильно были настроены старые врачи, создали, дураки, целую оппозицию. Во-первых, им не нравится, что очень строго спрашивает за дисциплину, он же бывший военный, для него один ответ существует на любой приказ: "Есть!" Во-вторых, вспомнили, что Леонид хоть и долго работает в больнице, но уходил во "Врачи без границ", собирался одно время в платную медицину, и Поздняков его хочет видеть у себя. Ему тоже талантливые врачи нужны. А что Леонид – хирург от Бога, об этом забыли. Им надо своего безвольного Федюшу поставить. Ведь даже Эмку, стерву опытную, привлекли. Смотри, что выдумали! Только ты, молодец, им помешала. Они же хотели Леню сфотографировать на рабочем месте с голой медсестрой. В коньяк ему чего-то подсыпали. Он стал засыпать, ушел к себе и вырубился. Эмка сразу за ним, разделась, приготовилась. Позвонила, чтобы шли с фотоаппаратом. А ты, как чувствовала, в это время пришла. Все сорвала им. Молодец, что вышвырнула Эмку из кабинета и никого не пускала, пока Леня не проснулся. Знаешь, как там медсестры хохотали, когда сначала Эмма выскочила из кабинета, а на ней чужой чей-то халат, а потом следом ее куцый прилетел. Еще говорят, и чайник вслед полетел.

– Было совсем не так, – улыбнулась невольно Лара.

Лариса вспомнила свое чувство ярости при виде раздетой девицы. Первое желание было вцепиться в волосы, изодрать красивое лицо. Она даже с этой целью закрыла двери кабинета на ключ, встала, подперев бока руками. Но драка не состоялась. Эмма откровенно испугалась яростного вида жены Леонида. В дверь в это время постучали.

– Немедленно приведите себя в порядок, – с яростью проговорила Лариса. – И побыстрей, если вам дорога ваша жизнь и красота.

Под руки Ларисы попался электрический чайник. Женщина для чего-то включила его. Зашипела в нем вода. Неизвестно, что подумала Эмма, но свой куцый халат быстренько застегнула и бочком-бочком проскользнула к двери, открыла и вышла. Кто-то пытался войти в кабинет, но Лариса со злостью захлопнула дверь перед носом стоящих, слыша, как что-то быстро-быстро говорит Эмма. Лариса села рядом с проснувшимся Леонидом, плакать себе не разрешила, но обнять не дала. Сказала только:

– Я домой.

– Я тоже, – отозвался муж.

Они вышли молча, но под ручку. А тишина уже тогда повисла. Лара не хотела слушать мужа. Она и сама измучилась от своего молчания. И сейчас в разговоре с Архипом Васильевичем пронзила мысль: а ведь и правда, Лара видела фотоаппарат в руках одного из пытавшихся проникнуть в кабинет.

– Что? Это правда? Все, что вы говорите, правда? – большие глаза женщины напряженно смотрели на старого друга семьи.

– А зачем мне врать? Я правду говорю. Я и твоему деду и бабушке всегда говорил, что ты их внучка, что наговорили им про твою мать. И если Семен поверил мне, то Фрида нет. Обида ей все доводы разума застила. Теперь жалеет. Не уподобляйся своей бабушке, Лариса. Всю жизнь жалеть будешь.

– Я постараюсь. Но вы меня не успокаиваете? Это, точно, правда, что вы говорите, – глаза с надеждой остановились на старом враче.

– Правда, Ларочка, правда, – ответил Архип Васильевич. – Я почему начал этот разговор. Ты ведь какая молодец. Другая бы на твоем месте разоралась бы, обиделась, вздернула нос и ушла. Или еще хуже, скандал бы учинила. А ты сидела, ждала, когда Леня проснется. Никого к нему не пустила. Еще и домой с ним под ручку ушла, будто ничего не случилось, улыбалась. Вот ведь какая ты молодец. Всю малину нашей оппозиции испортила.

Хоть и не совсем точно передавал все события того дня Архип Васильевич, но Ларе становилось Легче. И когда немолодой сказал:

– Так что веселись, дочка. Все хорошо! А давай с тобой в танце пройдемся. Тряхнем стариной так, чтобы все завидовали. Леня рассказывал, как ты танцевала танго на конкурсе красоты. Я тоже умею танцевать танго. Ну что, идем?

Лара тряхнула головой:

– Идем.

– Жень, включи мою любимую, – обратился к внуку немолодой уже человек.

Зазвучали нежные звуки:

Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось

В этот час ты призналась,

Что нет любви...

Архип Васильевич подал руку женщине, и они пошли выделывать всевозможные па, отдаленно напоминающие танго. Что танцевали Архип Васильевич и Лара, трудно было понять. Только он и крутил её, и вращал, даже пытался подбросить, насколько это позволял его возраст. Лара порхала вокруг партнера, как пушинка, и смеялась. Она была оживлена, поголубели её глаза-озера. Леонид залюбовался на жену. Лариска чуток поправилась в последнее время. Но ничего лишнего в ней нет, все гармонично, все в меру. Генриетта сидела рядом и по-доброму говорила:

– Мой-то старый что отчебучивает. И откуда силы берутся? А завтра будет жаловаться, что ноги болят, поясницу колет, давление подскочило. А ты, Леня, смотри строго за Лариской. Не надо бы ей так танцевать. Смотри, что творит!

– Думаете, уведет ваш Архипушка? – спросил Леня.

– Типун тебе на язык, – засмеялась старая врач-гинеколог. – В положении Ларисы лучше поберечься, не скакать. Тем более, я знаю, вы сколько ждали этого.

– Не понял! – а сердце забилось часто-часто, тревожно.

– Ты что не знаешь? Ну вы даете, – Генриетта была безмерно удивлена. – Беременна твоя Лариска. Это гормоны в ней бушуют. Вот отчаянно и веселится. Поверь всеобщей городской бабушке. Вот приму роды у твоей Ларки, и все, даже врачом брошу работать, не только стоять во главе больницы... Я уже поняла, не заменишь ты меня. Но и Федюшу не дам поставить на мое место...

– Поэтому Лариса не хочет слышать моих слов, – с глубочайшим раскаянием думал Леонид, не слушая Генриетту. – Бедняжечка моя. Она шла ко мне с такой радостной новостью, я знаю, она в тот день собиралась к женскому врачу. Её обрадовали, моя Ларка не хотела терпеть до дома, пошла ко мне, я а уснул. Да еще эта Эмма чертова. Уйду я из этой больницы. И главврачом я в этом гадюшнике не буду. Уйду к Позднякову в онкологический центр. Он давно меня зовет. Вот прямо сейчас подойду и скажу, что согласен. Лариска, солнышко мое. Подружка моя. Я же люблю тебя. Люблю с первого мгновения. Даже не с операции, когда тебя привез Иван. А с конкурса красоты. Я тогда уже представлял, как обнимаю тебя. Только Витка сидела рядом и мешала.

Лариса и Архип Васильевич сделали еще пару па и резко остановились. Седой кавалер обнял красивую партнершу и поцеловал в щеку. Это увидел Савка, быстро подбежал и оттолкнул Архипа Васильевича от матери, сказал уже знакомую фразу:

– Моя мама и еще папина, – и сердито оглянулся в поисках отца.

Все засмеялись.

– Правильно, сынок, – Леонид подошел и обнял жену, – это наша мама. Мы никому её не отдадим.

Лариса не оттолкнула его руку, но женщина была все еще напряжена, не сказала ни слова мужу. А Савка неожиданно раскапризничался. Было поздно, мальчик уже устал, хотел спать. Ковалевы собрались домой.

Лариса уложила спать малыша. Она так и не начала еще толком говорить с Леонидом. Может, придумал все Архип. Надо спросить Леню, правда ли, что он готов дать согласие быть главврачом. Женщина в задумчивости сидела возле спящего мальчика. Леонид подошел, обнял её за плечи. Лариса вздрогнула.

– Не рыпайся даже, – предупредил мужчина, сильные руки хирурга нежно, но твердо обхватили жену. – Не выпущу. Хватит. Ты моя жена на веки вечные. Я еще обвенчаюсь с тобой, чтобы Бог следил за нашим браком. Пойдем спать. В нашу спальню. Столько приучали Савенка одного спать, и ты хочешь его отучить от этого. Не надо.

Он увел женщину в спальню, положил на их широкую кровать, лег рядом и обнял. Лариса не сопротивлялась, но все еще молчала. Она не поняла сначала, что делает муж. Он не целовал её, не ласкал. Вместо этого его руки, руки врача, стали ощупывать живот женщины. Осторожно, бережно исследовать, и это была не супружеская ласка. Минуты через две Леонид удовлетворенно засмеялся.

– Все правильно. Есть, – его рука замерла на животе женщины, нежно поглаживая его: – Есть. Наша девочка. Ты почему мне не сказала? – тихо спросил мужчина.

Лариса молчала.

– Вот и молчи. Но знай, я с тобой не расстанусь и ничего больше объяснять не буду, – его большие сильные руки обняли женщину, бережно прижали к себе: – Сколько недель нашей дочке? – спросил муж.

– Десять, – ответила Лара.

И слезы опять хлынули. На этот раз от облегчения. Как она сама устала от этой ссоры. Руки мужа обнимали её. Женщине было хорошо и уютно. Никакой Эмме она не позволит разрушить свое счастье. Особенно теперь, когда она наконец-то забеременела. Женщина смотрела на внимательные глаза мужа. Они были и радостные, и усталые. В сердце плеснулась знакомая жалость.

– Господи, – пронеслась мысль, – опять этот измотанный, усталый взгляд, как несколько лет назад в П-ске, когда Леня был мужем Витки, как здесь, когда они жили вдвоем с Савкой без меня. И в этот раз из-за меня все. Ленечка, родной мой!

Перед её взором проносились сцены, как муж едет с ней разыскивает Якова Петровича, потом Марию Георгиевну, требует от Витки отказа от ребенка, не дает обобрать Ваньке мать, как соглашается, чтобы Дерюгины жили с ними или в его квартире. И ничего не просит взамен. Ему хватало того, что Лара была просто рядом, любила его. Он принимал всех, кто был дорог его жене. А она позволила обиде затопить разум.

– Я отступила, я всегда отступала сразу, моментально, как это было в браке с Ванькой, я готова была отступить перед Виткой, я никогда не боролась за Леню, он сам всегда выбирал меня. В этот раз я испугалась Эммы, – неслись в голове мысли. – Нет, не отдам. Мой и только мой! И Леня, и Савенок!

Леонид внимательно смотрел на жену, пытаясь понять, о чем она думает. Лариса тоже не отводила глаз. Нет, взгляд мужа был не усталым, он был как у Савки, когда тот после долгого перерыва увидел свою Лалю – обиженный, незаслуженно обиженный. Савка тогда плакал и звал свою Лалю. А ведь Леня тоже зовет. Лариса откинула все сомнения. И сердце женщины рванулось навстречу этому взгляду.

– Ведь Леня нуждается во мне, в моей поддержке, ласке, в конце концов. Он без меня не выдержит. Он всегда меня поддерживал, ласкал, а я только принимала. Как же я неправа. Так нельзя.

Женщина погладила его лицо.

– Ленечка, – прошептали её губы – Родной ты мой. У нас все будет хорошо. Поверь мне. А я рожу девочку. Ты хочешь девочку?

– Я тебя хочу, – жалобно, голосом Савки произнес мужчина. – Прямо сейчас.

– А это невредно?

– Это, Ларка, никогда не вредно, особенно с тобой, – он властно потянул к себе женщину. – Как же я соскучился!

Леонид отмечал, как глаза Ларисы теряют зеленоватый оттенок, уходит из них горе. Никакой Эмме больше не удастся подойти к Леониду ближе, чем на пушечный выстрел. Не позволит он этого. И от Ларки надо этого хлыща-учителя отшить. А то прилип какой-то молоденький поэт-хлюпик, то сумку донес под предлогом беременности женщины, то танцевал с ней в школе на Восьмое марта. И та его опекает. И вообще, пусть Ларка уходит с работы. Надо думать о будущем ребенке. Завтра сразу об этом и надо будет сказать. Дома посидит. Чаще на улицу будет выходить, прогулки нужны нашей девочке.

Мужчина почувствовал знакомую волну нежности, что исходила от женщины. Только сегодня была не просто нежность. Лара его жалела, переливала часть силы. Знакомая уверенность вернулась к Леониду, сразу пришли все решения.

– Ларка, откуда все это у тебя берется? – шептал он. – Я когда с тобой, я ответы на все вопросы знаю.

А Лариса целовала его, прогоняла его накопившуюся усталость... Им было хорошо вдвоем. Они любили друг друга.

Лара и Леонид долго еще не спали в эту ночь, все говорили, говорили, словно за два дня столько произошло событий, что их можно рассказывать вечность.

– Лень! Ты будешь главврачом? – спросила жена. – Сменишь Генриетту на её вечном посту?

– Нет, Ларочка. Не буду. Меня зовет в свой диспансер Поздняков. Я уйду к нему. Не буду работать я в этой больнице. Чуть тебя не потерял.

– Лень! – в голосе Лары слышалась тревога, – а ты, в самом бы деле, мне не отдал Савенка.

Мужчина засмеялся от неожиданности.

– Ларка, я так надеялся, что ты меня больше Савки любишь. А ты все о нем. О своем ненаглядном Саввушке.

– Лень, зачем сравнивать? Саввушка, мой малыш, мой сыночек. Он навсегда здесь, – она прижала руку к сердцу.

– А я? Я кто?

– Ты? Ты мой муж.

– А где?

– Здесь, – Лара прижималась к нему всем телом. – Ты везде во мне. Ты и я одно целое. Во мне живет твоя частичка. Мне было очень больно, когда, я думала, рубить будем. Но мы по отдельности погибнем. Я не смогу жить без тебя. Я это очень хорошо поняла. Даже если ты мне оставишь Савку...

– Ларка. Не будем рубить. Не будем делить Савку. Господи! Как же я соскучился.

Его руки опять исследовали тело женщины. Только совсем по-другому. Как самую желанную женщину.

– Лень, а почему ты спросил именно про девочку? Почему ты думаешь, что рожу девочку?

– Генриетта сказала, что ты носишь девочку. Она не ошибается.

– А она откуда знает?

– Как-то определяет.

– Я не про это. Я про беременность.

– Ты разве не была у неё на приеме?

– Нет?

– А у кого была?

– У Кончинского.

– Тот тоже не ошибается. Правда, я его не видел. И еще есть Поздняков. На учет к нему станешь. Он хоть и ушел из женской консультации, но некоторых беременных ведет. Мы с ним договоримся. Он будет следить за нашей девочкой. Ларка! – Леонид хлопнул себя по голове. – Я только сейчас понял, что говорил Поздняков мне на вечере у Генриетты.

– Что?

– Присмотрись к жене, посоветовал он. Её взгляд обращен внутрь себя. А я не понял, что это означает.

– А что означает это?

– Это знаменитая теория Стаса Позднякова, что беременных можно узнать по взгляду. Женщина ежеминутно, ежесекундно помнит, что в ней другая жизнь, она смотрит как бы внутрь себя. Вот какой я дурак. Стас мне говорит, что жена беременна, а я не понимаю. Хорошо, что Генриетта мне открытым текстом сказала.

– А откуда она-то узнала?

– Да она тоже слова Стаса слышала. Умнее меня наша Генриетта.

– Нет, Ленечка, – засмеялась Лариса, – она просто женщина.

На другой день Савка с утра пораньше пролез быстро в дыру в заборе и важно сообщил бабушкам, что мама больше не плачет, что папа тоже веселый и что ему скоро купят братика или сестричку.

Ч то-то человеческое и в Ваньке.

Лара работала последние дни перед декретным отпуском, когда в школе произошла неприятная история. Молодого учителя русского языка, того самого, что прилипал к Ларе, с точки зрения её мужа Леонида, обвинили в том, что он приставал к одной из старшеклассниц, пытался соблазнить. Вся школа гудела, обсуждая эту новость. Михаил Викторович, светловолосый голубоглазый учитель-романтик, пишущий стихи, испугался и не пришел на работу. Это его обвинили в том, что с его стороны была попытка склонить к сожительству Евстигнееву Светлану, ученицу десятого класса, вполне созревшую девицу.

Лара, услышав эту историю, насмешливо фыркнула, и во всеуслышание заявила в учительской, что скорее Светка пыталась изнасиловать молодого неопытного учителя, а он сопротивлялся, вот она со злости и стала сплетничать.

– Да эта Светка воду, огонь и медные трубы прошла, – поддержала Лару учительница географии Алла Богдановна, которую все именовали просто Алка за веселый бесшабашный характер.

Классная руководительница Светки, учительница английского языка, Людмила Петровна, молоденькая девушка, с веселым характером и кинематографической внешностью, первый год работала в Кочетовке. Когда она шла по улице, мужчины оборачивались ей вслед, ахали, причмокивали. Молодой учительнице подсунули стервозный класс, который никто не хотел брать. До неё классным руководителем был как раз Михаил Викторович, но он не выдержал свободного нрава раскрепощенных десятиклассниц, сдался, и класс отдали посреди учебного года Людмиле. Она как-то управлялась с ними, сумела найти общий язык, но после февральского вечера встречи Людмила Петровна была какой-то усталой, бледной, она не придала особого значения сплетням про Свету и Михаила Викторовича. Поговорят, позлословят и бросят. У учительницы возникли свои проблемы, и она плохо себя чувствовала. Поэтому, когда её спросили, что она думает по этому поводу, Люда ответила:

– Не лезьте, без вас разберутся. Посплетничают и замолчат. Деревня все-таки. Чего зря передавать слухи? Неужели вам это интересно.

Валька Пронина, толстая учительница труда, прошептала за спиной, что Людка сама такая же сучка, крутится с женатым мужиком, вот и покрывает поэтому таких же, как она сама. На что ехидно отозвалась боевая Алка.

– А тебе завидно. У тебя-то мужичка нет.

– Больно надо, – хмыкнула Валька.

– Что, Валь, до сих пор не можешь забыть, как у тебя Ленка Бекетова Костика увела, вот и злишься на других, более удачливых? – не сдавалась Алка.

– Да Костик на Вальке не был женат, – ехидно отозвалась Любовь Ивановна. – Он просто не дурак был. Знал, кого выбрать. Елена Ивановна Бекетова – это явно не наша Валя.

– Вы, девочки, еще забыли, как Валюша наша сама с женатым крутилась, – вмешалась упитанная Екатерина Евгеньевна. – Надеялась, что он соблазнится её прелестями, женится на ней.

– Кто был женат? – взвилась Валентина. – Константин давно был в разводе.

– А Виталий! Он тоже, между прочим, женат, – парировала Екатерина Евгеньевна.

– Забыть не можешь, что он тебя на меня променял, – тут же съехидничала Валентина. – Один раз тебя навестил, а потом ко мне все ездил.

– Как променял меня, так и тебя бросил, – парировала неунывающая Екатерина. – Недолго он тебя навещал. Зря ты надеялась.

– Да он сам мне не нужен был. Виталий круглый год, как кот в марте, никого не пропускает, – злилась Валька. – Мне для семьи серьезный мужчина нужен. А не котяра пресытившийся.

– Зато этот котяра одного ребеночка, которого бросила мамаша, из дома малютки забрал. Любит и растит. Уговорил жену принять малыша. Повезло ребеночку. Кстати, бросил Виталька гулять. Благодаря тебе!

Валька, словно налетев с разбегу на камень, судорожно вздохнув, замолчала, потом крикнула:

– Это не мой был ребенок! Мой при родах умер! Мало вам про Светку сплетен, опять мне будете перемывать косточки.

– Ага, – с ехидством согласилась Алка. – Будем. Чего про Светку говорить? Она еще всех нас за пояс заткнет. Лихая девица.

Лариса с интересом наблюдала. Надо же она раньше не замечала шекспировских страстей в этой деревенской школе. А тут любовники, брошенный ребенок. Надо Алку будет расспросить. Как можно бросать детей!

– Да хватит вам между собой сплетни сводить, – прекратила Людмила Петровна эти разговоры. – Все-таки мы говорили о другом. Даже не о Светке. О Михаиле Викторовиче! Ему надо помочь. Ну не мог Миша к Светке приставать. Я вообще не замечала, чтобы он смотрел на женщин. Такой скромный. Чуть что краснеет, как девица.

– Точно, – поддержала Екатерина Евгеньевна. – Я помню, как пыталась на День учителя его заставить пойти с нами погулять. Ни в какую. Он даже целоваться не стал с нами и не пошел в кафе.

– Что в кафе? Да он даже на нашу Людочку не обращал внимания, – поддержала и Алка. – Все мужики при виде её груди пускают слюни. А Мишка так вежливо: "Людмила Петровна, Людмила Петровна..." Ни искры интереса. Ну разве что нашей Ларочке сумку как-то донес. И то из-за живота. Я уверена.

– Вот и я говорю, Светка все выдумала, не было у неё ничего с Мишей, – подхватила Лариса. – От этой современной девицы что угодно можно ожидать.

– Может, и выдумала, – все знающим, рассудительным тоном сказала Валентина Николаевна, довольная, что её личную жизнь оставили в покое. – Только отец Светки обещал с Мишкой разобраться. А вы этого местного придурка знаете. Уже, наверно, бегает по деревне с ружьем.

Тут насторожились все. Отец Светки был известен своим буйным неуправляемым характером, особенно когда выпьет.

– Такой может и покалечить, – заметила Любовь Ивановна. – Я знаю этих местных придурков: и отца Светки, и его братьев. Они все без тормозов. Пока не найдут Михаила Викторовича, не успокоятся. Надо бы как-то Мишку предупредить, чтобы исчез из деревни на недельку.

– Вот поэтому, наверно, и не пришел Мишка в школу, – сказала вошедшая директриса Надежда Николаевна Лебедева. – И дома его нет. Я уже узнавала.

Учителя посудачили и разошлись. Но слова Любови Ивановны и Валентины Николаевны стали сбываться. Отец Светки, пьяный, был уже в магазине и прилюдно грозился убить Мишку. На что школьная повариха, решительная Римма Николаевна, бывшая там же, заявила неумному папаше:

– Лучше своей вертихвостке зад надери. Она у тебя всех уже мужиков обошла. Тебе полдеревни убивать надо.

– Ты чего, – было, полез на повариху папаша. – Ты...

Но та ничего не боялась, не отступила:

– Я тебе не жена, не ори здесь, голосом меня не возьмешь. Вот сейчас как двину, – в руках поварихи была бутылка с водкой. – Водки не пожалею, а о твою башку разобью. Заодно и дурь из головы вышибу. Что папаша, что дочка! Оба придурки.

И пьяный любящий папочка отступил – он Римки сильно побаивался, уже сталкивался с этой женщиной на узкой дорожке, она как-то огрела его палкой и окунула несколько раз лицом в грязь, в жижу, в большую лужу на деревенской улице, когда он покрыл женщину ради своего удовольствия матом. Здоровая, сильная баба Римка. Хоть и говорили, что у отца Светки неуправляемый характер, но мужик хорошо помнил, как хлебал воду в деревенской луже, а Римка макала его туда и приговаривала: "Будешь еще свой язык распускать! Будешь! Сейчас вообще утоплю" Поэтому, не слушая дальнейших слов школьного повара, он помчался искать обидчика, для начала выбил стекла в доме бабки Матрены, у которой на квартире жил Михаил Викторович, благо та была старая и не могла, как Римка, окунуть мордой в грязь обидчика, папаша грозился найти и убить учителя. К нему присоединились такие же здоровенные и пьяные родственники-недоумки. Давно не было подобных развлечений. Деревня забурлила. Учителя нигде не было. Никто его не видел. И все же большинство осуждало Мишку. Даже Лариса засомневалась:

– Может, и было что между ними, только с согласия Светки, – сказала она, рассказывая все мужу. – Даже по её инициативе.

Вечером Лара и Леонид вышли прогуляться. Они шли по недавно построенному парку. Возле деревни был небольшой перелесок. Его вычистили, установили в нем памятник погибшим в годы войны односельчанам, проложили вымощенные плиткой дорожки, поставили скамеечки. Получилось хорошее, уютное местечко. Люди любили там бывать. И сейчас здесь в надвигающихся сумерках шли Лариса и Леонид, с наслаждением вдыхая запах распускающихся листьев лип. Впереди них весело бежал Савка. Огромный, уже поправившийся Шарик лениво сопровождал своих хозяев. Лариса рассказывала Леониду о последних перипетиях их школьной жизни и деревни, о пьяном бегающем отце Светки. Муж ворчал:

– У тебя уже срок большой, бросай школу. Еще какой пьяный на тебя налетит. Покалечит нашу дочку.

– Не налетит. Меня, Ленечка, все уважают в деревне. Из-за тебя. Мне уже попался сегодня отец Светки. Он остановился, поклонился, в сторону отошел, братьям приказал замолкнуть, просил тебе привет передать. "Уважаю нашего доктора, он мамку мою лечил", – так и сказал. И они пошли дальше. Знаешь, Лень, мне кажется, они уже забыли про Михаила Викторовича. У них две бутылки были с собой, какие-то чипсы, на закуску, наверно. А ружье участковый отобрал. Оно, кстати, не заряжено было.

– Ты не увиливай. Я говорю, чтобы ты с работы ушла.

– Лень, это неразумно. Мне скоро в декрет. Отпуск декретный оплатят. Лишняя копейка нам не помешает.

– Лишняя копейка, – сердито повторил муж. – Прокормлю уж как-нибудь. И деньги у нас есть.

– У нас еще есть бабушка и Мария Георгиевна, – ответила Лариса. – Это их деньги, ты знаешь. И пока они живы, мы не будем пользоваться этими деньгами для нас. Только для них. Мы же с тобой договорились.

– Знаю, Ларка, поэтому наследником они сделали меня. Я о себе не забываю, в отличие от тебя. Кстати, бабушки имели разговор со мной втайне от тебя.

– И что?

– Банковские карточки хотели свои отдать, чтобы я их девочке Ларочке приказал не работать. "Вот, – сказали, – Ленечка, пользуйтесь процентами, а Ларочка пусть побольше отдыхает".

– Лень. Уже середина мая. Вот закончится учебный год, там у меня отпуск, а следом и декрет.

– Ладно, уговорила, – проворчал муж. – Но чтобы бабушек сама успокоила. Повадилась их энергию на меня выплескивать.

– Успокою, – пообещала Лара.

Когда они подходили назад к дому, в кустах декоративной жимолости, что густо разрослись у калитки, кто-то зашевелился. Шарик тут же трусливо повернул к хозяевам. Савенок был с ними, а других пес не считал нужным защищать. Лариса немного испугалась.

– Может, там собака какая? – высказала предположение женщина.

Леонид прижал к себе женщину и ребенка. Шарик спрятался за них, но все же слегка порыкивал.

– Кто тут? – спросил мужчина.

– Лариса Львовна, только не кричите, – сказал мужской голос. – Это я.

В кустах прятался Михаил Викторович.

– А, местный Казанова, соблазнитель школьниц, – засмеялся Леонид. – Будешь знать, как к дурочкам молодым приставать.

– Да не приставал я, – в отчаянии сказал вышедший из кустов, робко оглядывающийся Михаил. – Придумали все это.

– Вот что, пойдем к нам, – решительно сказала Лара.– Надо же где-то вам ночевать. Домой вам нельзя, там может быть засада.

Они приказали учителю войти в калитку, сами отвели пса к бабушкам, которые тоже обсуждали историю насилия и поэтому навязали на прогулку для охраны Шарика, и ушли домой через дырку в заборе.

Лариса быстро усадила молодого коллегу за стол. Голодный учитель с аппетитом ел борщ. Женщина жалостливо смотрела на него, потом сказала:

– Неужели, Михаил Викторович, вам понравилась Светка? Вы ведь возвышенная натура. Стихи пишите. А она типичная деревенская девка, правда, сочная, со всеми формами, но абсолютно без ума.

– Не нравилась Светлана мне, никогда не нравилась, – расстроенный учитель даже бросил есть. – Ну, как вам доказать! А была не была. Скажу всю правду. Мне кажется, вы и так догадывались обо мне. Я порой замечал в вашем взгляде этот вопрос. Мне вообще не нравятся женщины, никакие, – и тихо добавил. – Мне нравятся мужчины. Но я это скрывал. Не дай, Боже, узнали бы и тогда меня бы обвинили в приставаниях к мальчикам.

Несколько минут висело молчание, потом Леонид оглушительно захохотал:

– Ларка, везет тебе на голубых! – и резко оборвал смех.

Лара внимательно смотрела на Михаила Викторовича. Что же опять получается, внешне настоящий мужик, а на самом деле одна оболочка. Нет, нельзя таким скрывать свою ориентацию, пусть они женщинам не вселяют напрасных надежд.