Текст книги "Самое обыкновенное чудо (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
– Загулял? Ладно, прощаю, ты мужик. Тебе это надо. А теперь к жене. Не вздумай жену бросить! Я то быстро доложу, куда следует, что ты не чекист, а ворюга.
– Как доложишь? – как-то осмелился во сне и спросил Христиан. – Ты же умер давно. Не сможешь рассказать.
– Во сне и доложу. Приду и скажу, где ты прячешь золотишко. Ты думаешь, я только за тобой слежу? Нет. Другие тоже мне подвластны.
И Христиан всегда возвращался к Золе.
В Св-ке после войны у них родилась голубоглазая Фрида. Когда немолодая Золя сказала о неожиданной беременности мужу, тот сначала озадачился, зачесал лысеющий затылок, потом расплылся в улыбке, обрадовался. И сам объяснил факт неожиданной беременности своей жене: "Я знаю, Золька, почему это случилось. Почему ты раньше не беременела, а сейчас получилось. В разлуке мы были. Вот и дали жару после встречи. Ты и залетела! Ну, ничего, бывает. Не расстраивайся, вырастим. Не старые еще!" Золя кивнула головой и вспомнила то ли зеленоглазого, то ли голубоглазого Колюнина, его глаза умели менять цвет: в минуты боли становились зелеными, когда было хорошо, напоминали два озера, наполненные до краев водой. Такие же глаза были у новорожденной девочки – два чистых голубых озерка. Золе дорога была и её жизнь, и жизнь её ребенка. Никогда никто не узнает, кто отец её малышки. Имя майора Колюнина в доме никогда не произносилось. А что майор приходил прощаться к ней, так не только он был благодарен Золе. Христиан это знал. Знал терпение и кроткий нрав своей жены. Поэтому не удивлялся тому, что люди ей были благодарны.
Забеременев, Золя долго не обращалась к врачам. Лишь когда ребенок зашевелился, пошла в больницу. Срок указала почти на месяц меньше, чтобы совпало с приездом Зристиана. Свою позднюю беременность она переносила нормально. Но в семь месяцев ей показалось, что начинаются схватки, неожиданно сильно заболел живот. Это случилось вечером. Дома был муж. Христиан испугался, он считал, что срок у жены еще только шесть месяцев. Вдруг не доносит Золька ребенка, вдруг раньше времени родит? Христиан тут же повез жену к врачу. Уже в приемном покое ложные схватки кончились, боль прекратилась. Но врач внимательно осмотрел беременную женщину, пытаясь установить срок беременности. Женщина сказала, что шесть, а его опытный глаз видел больший срок. Христиан решил помочь и назвал врачу точный день зачатия – день его возвращения. Так и сказал, что с фронта прибыл такого-то числа. Отсюда надо вести счет. Срок был большой, беременность у Золи первая, врач, зная всесильного чекиста, согласился с его словами и решил подстраховаться на случай неожиданных обстоятельств. Лучше не лезть в постельные дела чекиста Вольциньера. Сожрет не только жену, а и врача на всякий случай, не подавится. Не будет разбираться, кто прав, кто нет. Да и ни к чему разрушать семью. Женщинам в тылу тоже лихо было. Мало ли кто пожалел эту красивую женщину. Старый, много повидавший гинеколог объяснил Христиану, что его жена может и не доходить, ребенка носит крупного, (Христиан напыжился после этих слов, он гордился всем, что было связано с его будущим ребенком), а годы трудные, продолжал врач, послевоенные, да и работает Золя наравне со всеми, ей надо беречься. Можно полежать в больнице. Золя отказалась.
– Все нормально. Не надо меня класть в больницу. Мне дома лучше. Я справлюсь. Не рожу раньше времени.
– Вот-вот это главное, Золька, не рожай пока. Потерпи месячишко. Скоро уже семь месяцев будет ребенку, – сказал Христиан. – Тогда уже можно. Ребенок родится живым. Семимесячные младенцы выживают. Так, доктор? Золька, терпи! Выходим семимесячного. Меня мать также, в семь месяцев, родила. Я вон каким здоровым вырос. В семь месяцев младенец уже живой, – Христиан давно с удивлением обнаружил, что хочет быть папой.
– Живой, – согласился врач. – Он уже и сейчас у вас живой. Он с первого момента живой. А у вас богатырь. Крупный плод.
– А в шесть месяцев младенец может выжить? – спросил Христиан.
У Золи замерло сердце. Вдруг врач скажет, что уже не шесть, а семь месяцев, как она носит своего ребеночка. Но дальнейший разговор успокоил женщину.
– Шестимесячные редко выживают, хотя был в моей практике такой случай, – отозвался умный врач. – Дома женщина родила. Не хотела этого ребенка. Даже пупок не стала перевязывать. А мальчишка живучий оказался. Все равно не умер.
– Вот что, Золька, ты лучше терпи еще месяц, не рожай, чтобы точно выжил наш малыш, – давал наказы жене Христиан. – А если не родишь в семь месяцев, терпи до девяти, а то восьмимесячные не выживают.
Врач улыбнулся:
– Ну, немного не так вы говорите. Это распространенное заблуждение. Чем дольше ваша жена проходит, тем лучше. Поверьте, восьмимесячный ребенок лучше, чем семимесячный. У него больше шансов на жизнь.
– Да, – недоверчиво протянул Христиан.
– Конечно. А ваша жена вообще богатыря носит, такой и с шести месяцев может выжить, – разрешил себе осторожно пошутить врач. – Вон какое отчетливое сердцебиение слышно.
– Моя порода, – оскалился в улыбке Христиан. – У меня всегда здоровое сердце было. Никогда не болело. В нашу родню наследник будет.
Золя не доходила всего четыре недели по подсчетам Христиана. И то по своей вине. Так муж думал. Она в тот день решила убраться дома, вытирала пыль, мыла полы, передвигала столы и стулья. Христиан лежал на кровати и советовал жене не делать этого, но сам не встал, не взял тряпку, не помог. У Золи с утра уже побаливал живот и поясница. И она знала почему. В этот день было ровно девять месяцев, как она распрощалась с Колюниным. Ей пришел срок рожать. Боли усиливались. Надо сделать так, чтобы Христиан посчитал, что Золя сама спровоцировала роды. В заключение женщина решила подвинуть мешок с картошкой, что привез муж, мешок упал. А Золя, уже не таясь, схватилась за живот и застонала. Христиан вскочил, выбежал в коридор и увидел её около рассыпанной картошки:
– Говорил же тебе, не трогай, пусть стоит, – заорал он. – Ты, может, сына мне носишь! Тебе картошка или ребенок дороже?
– Я только хотела его подвинуть, пол вытереть, – тихо ответила жена. И через минуту добавила: – Я кажется, рожу, сегодня. У меня заболел живот. Только я девочку рожу, а не мальчика.
– Девочку, пусть девочку, – согласился бегающий по квартире муж. – Я знаю, мне твой отец снился, сказал, что дочь будет у меня. Хотя сына очень хочется. Ладно, сейчас отвезу тебя. Позвоню в скорую.
Ругаясь на всех бестолковых баб, Христиан отправил жену в больницу. Золя мучилась еще долго, и лишь через сутки родила девочку. И не такую уж крупную, всего два восемьсот. Девочка, конечно, выжила. Христиан гордился. А умная Золя только улыбалась, глядя на голубые глаза дочери, что умели менять цвет. Христиан говорил, что они от его родни, мамка хохлушка была, с Западной Украины, красивая, голубоглазая, а батька – зеленоглазый, в Карпатах жил. А вот внучка сразу в них обоих удалась. Кроткая Золя со всем соглашалась. Но она-то точно знала, что у её дочери необычные глаза от отца – майора Колюнина. Фрида родилась в положенный срок, девятимесячной.
Колюнин больше никогда не встречал Золю. Вспоминал её нечасто, лишь когда попадалась фотография – Золя в госпитале. Майор остался в армии, служил, колесил по гарнизонам. У него после войны родилась вторая дочь, а старшая, Клава, стала женой будущего генерала Дерюгина – приемного дедушки Якова Петровича.
Но этой истории никто не знал. Не у кого было узнавать. Золя унесла в могилу тайну рождения своей дочери. Не было крови старого Христиана в Ларисе, нисколько не было, как и в отце, и в бабушке.
Фрида и все остальные решили, что фотографию кроткой Золи Колюнин хранил лишь потому, что она выходила его в госпитале после ранения. А это так, в сущности, и было.
Жизнь продолжается.
Могила Якова Петровича была рядом с Левочкой и Катюшей. Впервые в те дни Лара обратила внимание, какие уже старые Семен Сергеевич и Фрида Христиановна. Вот они стоят рядом, поддерживая друг друга. Все выдержала их любовь, смерть сына, происки старого Христиана.
Словно шатающаяся тростинка стояла у могилы мужа еще больше похудевшая Мария Георгиевна. Со смертью мужа, Ларе показалось, исчез тот титановый неломающийся стержень, что всегда был в этой хрупкой женщине. И все же оказалось, это не так.
– Больше мне жить незачем, – тихо сказала Мария Георгиевна после похорон во время поминок. – Яшеньки больше нет. Мне тоже пора умирать. Как я могу жить без него? Какой смысл в моей жизни теперь?
Её услышал пятилетний Савка и произнес сначала рассудительно:
– Как незачем жить? Ты зачем так, бабушка, говоришь? А кто со мной будет играть? Кто сказки будет рассказывать? Читать книжки кто будет? Деда умер, и ты еще умри, тебя тоже тогда закопают, я тебя больше не увижу, как дедушку. А я его люблю! – и мальчишка обиженно разревелся.
Мария Георгиевна поспешно нагнулась, обняла мальчика, сказала уже другим тоном:
– Не умру, Саввушка, не умру. Не буду, мой маленький. Не бойся, я буду тебе читать книжки.
Все слабо улыбнулись. Все-таки Савка был самым главным человечком среди них. Нельзя его расстраивать.
Мария Георгиевна осталась жить по-прежнему в доме Фриды. Лариса звала её к себе, предлагала опять жить отдельно, рядом, в однокомнатной квартире.
– Нет, Ларочка, я лучше с Фридой останусь. Мы как сестры с ней, хоть и старенькие. Да и трудно Фриде одной, Семен Сергеевич сдал сильно. Буду помогать твоей бабушке. У меня-то побольше сил. Помоложе я все-таки.
Теперь женщины ухаживали за Семеном Сергеевичем. Сдал и он. Годы брали свое. Семен Сергеевич оформил наследство покойного Вольциньера на Савку, перевел все свои имеющиеся вклады на Лару, учил Леонида разбираться в банковских вкладах, ставках и готовился уйти в мир иной. Семен Сергеевич умер через три месяца после Якова Петровича. Через неделю издох старый пес Букет, что знал еще Левочку. Фрида держалась, когда хоронила мужа, плакала совсем немного, не приняла ни одной таблетки, а тут, когда не стало пса, старая женщина отчаянно разрыдалась:
– Все рушится, все, – повторяла она, горько плача. – Давно нет Левы, Катюша ушла много лет назад. Яшу похоронили. Нет больше моего Семы, теперь сдох старый Букет. Коты из дома ушли. Чувствуют несчастье. Даже телевизор со стиральной машинкой у нас сломались. Все рушится. Все! Кончилась моя жизнь.
– Бабушка, – успокаивала её Лара, – все образуется. Купим телевизор, машинку-автомат новую поставим. И пса я тебе другого найду. И коты вернутся. Их Савка разогнал. Сама знаешь, он их замучил, таскает и таскает. Никто ему не запрещал эти дни к ним лезть, вот они и сбежали от его ласк.
– Не надо мне ничего, и пса не надо, – отвечала женщина. – Ничего не надо. Букета нашего еще Левушка принес. Не хочу я другую собаку.
– Хорошо, – покладисто согласилась Лариса. – Будем без собаки. Но телевизор Леня уже сегодня привезет. А машинку на следующей неделе установим.
Букета закопали в уголке сада. Телевизор Леонид привез, поставили новую машинку. Бабушки немного ожили, днем копошились во дворе, варили варенье, закатывали огурцы, страдали по вечерам над сериалами. Жалели, что сразу идут несколько сериалов по разным программам, не посмотришь одновременно, и рекламы много, мешает смотреть. Лариса улыбнулась и принесла им Савкин видик и кучу дисков. Бабушки всплеснули руками и под руководством мальчика осваивали новую технику. Только Савка быстро отучил их от сериалов, мультики и сказки смотрели бабули с ним. Но про новую собаку Фрида Христиановна даже не хотела слышать.
Однако через два месяца, когда немного ушла боль от потери, неожиданно напротив дома Лары и Леонида остановилась машина. Бабушки тут же прилипли к окну, а потом и сами вышли, взяв с собой Савку. Из машины вышел высокий светловолосый мужчина. Он говорил, обращаясь к кому-то в машине:
– Ну, выходи, выходи быстрее. Чего сидишь так скромно, тихий какой! Здесь твоя последняя надежда. Алина велела сюда тебя привести. Но почему ты такой? У нас тебе лень было гавкать, дочка младшая верхом на тебе ездила, ты хвостом не шевелил, коты спали с тобой в одной будке, морду тебе царапали, и ты все терпел, отворачивался только. А у новых хозяев ты болонку всю истрепал, на людей рычать стал. У других кота чуть не придушил, на третьих хозяев стал бросаться. Да еще голодовку объявил. Я знаю, ты скучаешь по девочкам, по Алине. Но они в Москве, они не вернутся. Я туда раньше чем через полгода не поеду. И дома меня не бывает по неделям. Ты даже кормить себя не даешь другим. Посмотри, что от тебя осталось? Одна шкура сморщенная висит.
Черный огромный пес уныло лежал в машине и не думал покидать свое место. Весь его упрямый вид говорил:
– Не пойду. Домой хочу. К хозяйке хочу.
В это время Савка важно вышел из калитки с двумя бабушками за руку. Пес увидел ребенка, тут же поднял голову, насторожил уши, выскочил из машины и рванулся к нему. Залаял, завилял хвостом, затявкал, да так жалобно, как щенок. Бабушки испугались, пытались защитить ребенка, встали грудью. Куда там! Пес облизал и мальчишку, и бабушек заодно. На крики и шум выскочила из дома испуганная Лариса. Она сразу признала псину:
– Шарик, Шарик, – закричала она. – Это ты? Откуда? Опять потерялся? Или сбежал? Иди ко мне псина, не пугай наших бабушек.
Пес сразу бросился к ней.
– Пилат, место, – прозвучал властный голос хозяина.
Пес остановился, жалко тявкнул, сел, подергивая хвостом, жалобно поглядывая то на хозяина, то на Лару. Весь вид его говорил: "Ну отпусти меня. Это моя хозяйка. Я хочу к ней". Мужчина заговорил:
– Вы Лариса Ковалева? Я ведь искал вас. Очень прошу, возьмите нашу собаку. Пилат уже как-то жил у вас. Так сложилось, что мы отсюда уезжаем. Алина вынуждена была срочно улететь с девочками еще три месяца назад. А Пилата некуда деть. Мы пытались найти ему хозяев. Но ни в одной семье он не прижился. Я уже думал об усыплении. Но как? Ведь дочки меня спросят, куда дел их любимца. И Алина вспомнила про вас, просила отдать вам собаку.
Мужчина был усталый, какой-то задерганный. Лариса всмотрелась в лицо. Где-то видела она его, голос тоже что-то напоминает. Вспомнила. Это муж зеленоглазой Алины, колдуньи. Они вместе ехали в поезде. Значит, вот он о какой Алине говорит.
– А где Алина? – спросила женщина.
– Аля с девочками давно в Москве. Я тут завершаю дела. Но через неделю я улетаю, пока еще не в Москву. Пилат страшно скучает. Не ест ничего. Не признает других хозяев. Меня не было месяц, он не ел. Видите, что с ним стало.
– Да, – заметила Лариса, – от Шарика ничего не осталось. Только шкура висит.
– Пес добрый, – продолжал мужчина, – детей любит. Да вы это знаете. Сами видели, как мальчика облизывал, как вам радуется. У меня на вас последняя надежда. В противном случае придется усыпить.
– Возьмем, мы возьмем вашу собаку, – неожиданно выдвинулась вперед Фрида. – Я возьму. Я знаю этого пса, я кормила его, когда он потерялся. Правильно говорите, он верный. Отказывался тогда от еды, пока Савку не увидел. Наш-то Букет недавно сдох. Он очень старый был. Двор охранять некому. Нам нужна собака.
– Ну, насчет охраны не знаю, – мужчина замялся, – Пилат – добрейшее существо. Любого вора приветствует, хвостом машет.
– Ничего, – улыбнулась Фрида. – Наш Букет вообще был глухой и слепой. Пойдем, песик, со мной. Как его зовут-то.
– Пилат, – ответил мужчина.
– Шарик, – произнесла Лара.
– Не поняла, Шарик или Пилат, – отозвалась Фрида. – А впрочем, все равно буду Букетом звать. Пойдем, Букет, я твоя хозяйка теперь, – проговорила Фрида, взяла собаку за ошейник и увела.
С другой стороны собаку схватил за ошейник Савка, и пес радостно пошел с новыми хозяевами. Он помнил мальчика.
– Спасибо вам большое, вы даже не представляете, какой камень с души сняли, – крикнул мужчина им вслед, потом обратился к Ларисе: – Может, вы и кошку нашу заберете? Вот везу в свой офис, может, кто согласиться взять. Только вряд ли, не кот ведь, а кошка, она и котят должна принести вскоре. Вот куда её деть? А выкинуть не могу. Дочки не отстанут, если не будут знать, что их Мура в надежных руках.
Он вытащил клетку, в которой сидела упитанная бело-рыжая кошка и глядела настороженно своим янтарными глазами на людей. Кошке явно не нравилось в клетке, хотелось выйти. Она проявляла беспокойство.
– Давайте заодно и кошку, – засмеялась Лариса. – У нас Савка всех котов разогнал. Бабушка уже плакалась. Но если она откажется, я возьму. У нас нет в доме кошки. Только вот Савка замучает её своей любовью.
– Наша Мура привычная к детям. Выдержит все, – обрадовался мужчина. – Мои девочки что только с ней не творили! И одевали, и с ложки кормили, а уж сколько расчесывали и бантов завязывали! Ничего. Муре как надоест, она быстро сбежит в безопасное место. Спасибо вам огромное за Муру.
– Передавайте привет Алине.
– Обязательно передам. До свидания.
Дмитрий уехал, а Лариса с клеткой в руках поспешила во двор Фриды посмотреть, как там справляются с Шариком. Вдруг опять забастовку объявил. Довольный Пилат с хозяйским видом сидел уже около будки Букета и с удовольствием пожирал из небольшого тазика принесенные ему теплые щи с накрошенной туда целой буханкой хлеба. Пес громко чавкал и явно не страдал отсутствием аппетита. Тут же неподалеку стоял Савка, с некоторым испугом смотрел на мощные челюсти собаки, добравшейся до косточек, и приговаривал:
– Кушай, Букетик, кушай, щи вкусные. Бабушка тебе добавки даст. А я тебе кашу манную буду отдавать. Я её не люблю. И никто в садике её не любит.
Лара поставила клетку с кошкой на скамеечку и поспешила к крыльцу, с которого Фрида Христиановна и Мария Георгиевна с умилением следили за громким чавканьем собаки. Лара не поняла поступка бабушки. Почему так неожиданно она решила забрать себе собаку? Лариса спросила старую женщину:
– Почему так, то вы отказываетесь от всего, то собаку незнакомую берете?
– Ларочка, – сначала ответила Мария Георгиевна. – Это не мы взяли, это пес нас выбрал. Вон как меня чисто вылизал. До сих пор вся слюнявая, хоть и умылась.
– Ларочка, это не просто собака, это знак свыше, – заговорила и Фрида. – Её нам наша колдунья а-ская Алина Королева прислала. А получить подарок от Алины, значит получить благословление судьбы себе и твоим близким на всю жизнь. Слово Алины приносит удачу, так говорил Серебров. Что смотришь? Я тут всех богатых дачников знаю. Я из их круга. Не забывай, твой дедушка банкиром был. Многие имели дела с Семой. А подарок от Алины принесет все, что желает душа. Быстро загадывайте все сию минуту, что хотите. Делайте, что я говорю, так надо. А ну быстрее.
Мария Георгиевна подумала:
– Мне уже ничего не надо. Яши нет. Иван для меня не существует. Вот помогу Ларочке вырастить Саввушку и к Яше. Так что пусть вместо моего желания исполнится мечта Ларочки – родить самой еще ребеночка. Нам с Фридой еще внучку хочется. Хочется и Ларисе, хоть и твердит, что любит Савку, что никто ей больше не нужен. Нужен. Очень нужна нам всем крошечная девочка. Я знаю, что такое, когда нет детей. Моя девочка совсем не жила. А сына у меня нет.
Ивана своим сыном Мария Георгиевна больше не считала.
– Как бы я хотела, – говорила про себя Фрида Христиановна, – чтобы у меня появилась еще и правнучка, чтобы на нашу ласковую и добрую Катюшу была похожа. А то это плохо – Савенок один, ни братика, ни сестрички. У нас Левочка тоже был один. И Лара у него одна. А тут двое сразу двое бы были. Левочка, сынок, ты хочешь двух внуков? Сема, ты уж там посодействуй, ты же все умел, пусть наша Лариса еще девочку родит.
Лара мечтала:
– Пусть окажется так, как говорил Леня. Я нормальная женщина, пусть у нас еще будут дети. Я не разлюблю Савенка. Мне кажется, сильнее уже и нельзя любить. Но я хочу Лене подарить еще ребеночка. Пусть у Савки сестренка будет. Вон Наташка Нестерова уже второго ребенка ждет. Опять мальчика. Звонила мне недавно, хвасталась. Ниночка тоже родила. Только не Наденьку, а Сережу. Её Котик говорит, что еще сына надо, чтобы два братика было и две девочки. У меня же один Савенок.
Скрипнула калитка. Это вошел Леонид. Увидел своих близких в каком-то ступоре. Взрослые стоят, закрыв глаза. Савенок присел и чуть не в рот заглядывает какой-то огромной тощей собаке, которая жрет так, что брызги летят в стороны на два метра. Как бы мальчишку не укусила? Клетка с кошкой стоит. Кошка что-то так жалобно смотрит, что-то её беспокоит. Интересно, чья это кошка? Надо выпустить её оттуда. И откуда взялась собака?
– Вы что стоите и смотрите прямо в каком-то оцепенении на собаку? – обратился он и тут признал пса. – А это ты, Шаро. Прибежал опять-таки к нам. Молодец! Но похудел ты что-то сильно! Половина осталась от Шарика, одно полушарие.
– Леня, – не терпящим возражений голосом, приказала Фрида Христиановна, – загадай быстрее желание. Не спрашивай ничего. Просто загадай. Скажу одно, если совпадет хоть у двоих, то сбудется непременно.
Леонид засмеялся, но на всякий случай загадал:
– Сделай, Боже, так, чтобы моя Лара успокоилась, не расстраивалась, что не получается у нас ребеночек. А еще лучше: пусть она забеременеет. Правда, хочется мне еще девочку, хочется, чтобы Лариска родила девочку. Мою девочку.
– Ну вот, все загадали? – спросила Мария Георгиевна. – А ты Саввушка, что хочешь? Проси, сегодня мы все выполним.
– Сестренку купите мне, – заявил мальчишка.– А то в садике Мишке сестренку купили, а маме моей не продают в магазине. Она так сказала. Вот вы с бабушкой сходите и купите. Вы все мне покупаете.
Все засмеялись. В это время заорала громко и отчаянно в клетке кошка. Именно заорала, не замяукала. Лариса вздрогнула. Бросилась к клетке. Кошка опять заорала. Лара испугалась и не решилась выпустить её. Первой все поняла Фрида.
– Леня! Давай быстрее в дом неси животину, – закричала она. – Маша, там у нас коробка большая была. Пустая. Постели в неё что-нибудь. Какую-нибудь старую простыню. Или покрывало. Быстрее! Быстрее! Надо же додуматься бедную кошку в таком положении в клетку запихнуть. Сейчас моя милая, сейчас посадим тебя в коробочку.
Кошка словно поняла Фриду Христиановну, когда открыли клетку, быстро выпрыгнула в коробку, и через минут десять на свет появился рыжий котенок, а потом еще два серых.
– Надо же, – удивленно говорил Леонид, – а говорят, что рыжими бывают только коты. А это кошка!
– Да она бело-рыжая, – отвечала Лара. – Поэтому и кошка. А вот рыжий у неё будет котенок. Себе заберем.
Кошка с потомством тоже осталась жить в доме Фриды.
– Это двойное благословение Алины, – сказала бабушка. – Котят тоже никому не отдам. Пусть у нас бегают по двору. Как только от Савки их уберечь?
– А мы Саввушке сейчас объясним, что нельзя котяток еще трогать. Смотри, сынок, какие они беспомощные, – Лариса присела, протянула руку к котенку, за что сразу получила лапой от зашипевшей сердитой Муры. Когти глубоко вонзились в кожу. Лара отдернула руку, Савка испугался, увидев кровь, тут же отошел от коробки.
– Вот, сынок, – сказал Леонид, – ты понял, что нельзя трогать котяток. Их мама Мура очень сердитая, – он повернулся к Ларе. – Пойдем, обработаю твои царапины. Чудо ты мое. Взрослая женщина, сама чуть что бросаешься тигрицей из-за Савки, а к незнакомой кошке с котятами лезешь.
– Да уж лучше меня пусть оцарапает, чем Саввочку, – ответила Лара.
– Хорошая кошка, – одобрила Мария Георгиевна. – Умная. И мать заботливая. Правильно, что шипит.
Кошка уже мирно вылизывала своих детей, что-то мурчала, словно и не было от неё грозного предупреждения.
Вечером, оставшись вдвоем с Марией Георгиевной, Фрида весело сказала:
– У нас, Маша, с тобой будет еще двое внуков. Вот увидишь. Ларка родит. Кошка-то трех котят принесла. Саввушка у нас уже есть. Еще двух Лариса родит. Так что будем мы с тобой жить долго. Внуков будем растить. Надо нашей девочке помочь.
Фрида передумала умирать. У неё была еще невыполненная миссия. Она не помогала растить внучку, поэтому, пока не вырастет правнук, она не умрет. Об этом думала и Мария Георгиевна. И поэтому, когда неожиданно возникли проблемы у Ларисы с Леонидом (они серьезно поссорились, чего никто не ожидал), то немолодым уже женщинам показалось, что это крушение всех их надежд. Старые женщины переживали, но не решались вмешаться. Мария Георгиевна пыталась поговорить с Ларой, но та впервые её не стала слушать.
– Ты вся в бабку, в Фриду, – в сердцах выпалила Мария Георгиевна, – Та тоже поверила сплетне и теперь каждый день молится, чтобы её простила твоя мать. И ты такая же. Еще жалеть будешь. Не мог Леня увлечься другой женщиной. Ты что-то не так поняла. Смотри, Ларка, я под машину брошусь, если вздумаешь уйти от Леонида. Ты тоже веришь сплетням, что он тебе изменил.
– Я сама видела, – тихо возразила Лариса.
– Значит, у тебя непорядок со зрением, показалось тебе, галлюцинация, – бушевала Мария Георгиевна. – Не мог Леня увлечься другой женщиной.
Вместе навсегда.
Уже два дня в доме жила натянутая тишина. Она давила на уши, на психику. Савка это чувствовал, капризничал без всякого повода. Лариса молчала, не говорила с Леонидом. Не могла. Перед глазами стояло, как нахальная медсестра с высокой большой грудью снимает свой куцый халатик в присутствии Леонида, сидящего на диване в своем кабинете. И при этом мужчина ничего ей не говорит. Или он все же спал и ничего не знал? Так утверждает Леня. Устал и уснул. Не видел он этой Эммы, раздевающейся в его присутствии.
– Лариса! Я очень прошу выслушать меня, – решительно проговорил Леонид на второй день к вечеру.
– Зачем?
Лариса заговорила после двух дней молчания. И это было хорошо. До этого Лара упорно молчала, словно не слышала мужа, отворачивалась, прятала глаза.
– Ты понимаешь, ничего не было у меня с Эммой. Это слухи, сплетни, домыслы. Кого ты послушала? Я люблю только тебя.
– Мне никто ничего не говорил. Я видела все сама.
– Что ты могла видеть? Когда? Расскажи мне.
– Зачем? Ты там тоже был.
– Я спал!
Лариса не ответила. Подобный разговор был два дня назад, перед тем, как Лариса замолчала. Леонид и не предполагал, что тишина может быть такой давящей.
Лариса ушла опять в комнату Савки.
Леонид ругал себя. Зачем остался после смены с сотрудниками? Эта несносная Эмма и так вешалась давно к нему на шею. Были намеки с её стороны. А тут он, как на грех, после трудного дежурства, опрокинул стопочку коньяка, сразу потянуло в сон, Леонид ушел из-за стола в свой кабинет, прилег на минуту на кушетке и как провалился. Уснул моментально! Вырубился! Этим, как видимо, хотела воспользоваться Эмма, тут же нарисовалась и хотела улечься рядом, распахнула халатик, под которым только плавки и бюстгальтер. И надо же было прийти именно в этот момент Ларисе. Хотя почему "надо же", хорошо, что пришла. Ничего не было и не могло быть.
– Лариса, – Леонид вошел в детскую. – Прошу тебя, пойдем в спальню. Ты уже два дня молчишь, спишь в этой комнате, с Савкой. Мне плохо без тебя.
Савка сел в своей кроватке. Волчонком глянул на отца. Лара сидела спиной к Леониду, и слезы сами текли по лицу. Леонид их не видел.
– Ты плохой, – сказал сердито мальчишка. – Уходи. Мама из-за тебя плачет.
Он тут же полез на руки женщине, которая стала ему давно матерью, обнял и стал вытирать ей слезы. Леонид вышел. Спать опять придется одному. И это всю неделю. В постели было холодно и неуютно. Лариса вновь осталась с Савкой. Утром женщина молчком приготовила ему завтрак, поставила на стол. Леонид опять попытался заговорить.
– Лариса. Ну, возьми себя в руки. Ты же умная женщина. Не было ничего, абсолютно ничего. Почему ты мне не веришь?
– Ты лежал на диване. Она была почти что голая.
– Может, и лежал. Я спал. Я не помню ничего. Я вырубился после первой рюмки коньяка. Уставший был. Я перед этим, сама знаешь, дежурил подряд две ночи... Эмма сама пришла. Я не знаю зачем.
– Ты поэтому и дежурил, что хотел остаться со своей этой... Эммой, – слезы против воли хлынули из глаз.
Леонид поспешно встал и приблизился к женщине, он не мог видеть её слез. Сердце пронзила острая жалость
– Не прикасайся ко мне, – сквозь слезы предупредила Лара и отвернулась к окну.
В её голосе было столько отчаяния, что он отступил, не решился обнять. Никогда ни в каком сне не мог Леонид представить, что в его семье может быть подобное.
– Лара, ты неправа. Сама говорила, что надо верить людям. Я же поверил, что у тебя ничего не было с генералом Дерюгиным.
Лариса вскинула свои огромные позеленевшие глаза:
– Что ты говоришь? Это совсем другое. Я считала его своим отцом.
– Но я то не знал об этом. Поверь, Эмма совсем мне неинтересна. Она моя подчиненная. Какие могут быть романы на работе? Не было ничего. Не смотрел я на неё даже. Эмма – это та же самая Витка. Зачем она мне? Ларка, я прошу тебя. Пойми меня. Родная моя, моя, ну помоги мне, пожалей, как пожалела в П-ске. Помнишь, подружка моя?
– Вот именно, подружка, – горько протянула женщина. – Мы с тобой только подружки, Ленюшка, подружки, которые не сохранили дружбу. Потому что появилась третья. Темпераментная, красивая, наглая!
– Все! Мне надоело говорить одно и то же, – мужчина решительно встал. – Ты никогда так себя не вела. Даже в П-ке, когда Ванька твой Ванька тебе изменял направо и налево, даже с мужчинами...
– Я Ваньку не любила! Поэтому мне все равно с кем он бывал... – яростно перебила мужа Лариса.
– Все правильно. Его не любила. А меня любишь. И я тебя! Ларка! Я тебя никому не отдам и никуда не отпущу. Ты моя жена и мать Савки. Я не дам тебе уйти. Слово развод даже не произноси, – также яростно отозвался мужчина.
Женщина молчала.
– Может, это и жестоко, но я знаю, как тебя удержать, – продолжил Леонид. – Я знаю, это крайняя мера. Ты без Савки не уйдешь... Не вскидывай возмущенно на меня свои глазищи. А я тебе Савенка не отдам... Ты останешься с нами. Я знаю, ты без мальчика не сможешь.
Лариса молчала. Среди всех мыслей, обид, невзгод, что обрушились в последние дни на её голову, не было такой, которая бы допускала, что её могут разлучить с мальчиком, с её Саввушкой, с её сыночком. Да и, честно сказать, не собиралась Лара уходить от Лени. Просто ей было невыносимо больно. День и ночь перед глазами стояла полураздетая Эмма и лежащий на диване Леонид. Женщина просто не знала, как жить дальше, как успокоить боль в груди. Она уговаривала себя, искала оправдания Леониду, повторяла его слова, но неразумное сердце захлестывала обида, а вдруг все, что говорит Леня, неправда. И ничуть не смутившаяся Эмма, и её слова: "Не вовремя вы, Лариса Львовна".
– Лара, – голос Леонида стал спокойнее. – Лара, я прошу. Успокойся. Поговори со мной. Вот сядь и говори. Найди в себе силы принять все, как глупость... недоразумение... Я же люблю тебя.
