Текст книги "В час, когда взойдет луна"
Автор книги: Ольга Чигиринская
Соавторы: Екатерина Кинн,М. Антрекот,Хидзирико Сэймэй
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 51 страниц)
Но предварительные итоги есть. Христианская команда справилась неплохо, хотя непонятно, что тут сыграло большую роль – в конце концов, готовили их Каспер и Ростбиф. Люди Хана легли все или почти все, из людей Энея осталось в живых… Билл поиграл настройкой бинокля. Проклятый дождь. Проклятые сумерки. Проклятая качка. Билл переключил бинокль в режим ночного видения.
Все. В команде Энея жертв не было.
Это был уже некий результат, а не просто умозрительные построения. С этим можно было идти в штаб. Да, прощальный подарок Ростбифа оказался неудобным в обращении, но очень, очень ценным.
Однако вера не гарантировала команду Энея от ошибок: увидев его яхту, Ясира и Дмитряну вместе с Ханом бросились к пирсу. Что они хотят делать, интересно – открыть по мне огонь, подобравшись поближе, или отвязать скутеры, чтобы взять меня на абордаж? Какие только глупости не совершают люди под влиянием Волны… Билл вздохнул, подождал несколько секунд, пока все трое не достигнут пирса – и нажал на кнопку дистанционки.
Взрыв был не очень мощным – Билл не стремился привлечь внимание полиции. С Прёвестена не слышно было выстрелов, Билл проверил это когда использовал остров в качестве тренировочной базы. А взрыв вполне могли принять за раскат грома, и ветер дул в сторону моря – повезло с этой грозой.
Билл снова поднял бинокль. То, что осталось от Хана, разбросано по пирсу. Равномерно. Ясира, отставшая от него на бегу, лежала вниз лицом на ступенях. Что случилось с Дмитряну, Робертсон разобрать не мог, но данпил, которого взрывом только бросило наземь, вскочил и прыгнул в воду – из чего Билл заключил, что немой стрелок бултыхается в волнах. Оставались Эней, священник и ребёнок. То есть, ровным счетом один серьёзный противник. Конечно, убрать нужно всех – жалко мальчика – но начать с Энея.
Оптимальный выход – расстрелять их всех с борта – не годился. Это нужно варком быть, чтобы успешно вести огонь в этакую качку; кроме того, с маяка его катер простреливался прекрасно. Билл принял рискованное, но единственное решение: направил катер к пристани. Между маяком и пристанью оставалась еще одна мина, и лучше всего загнать Энея прямо на неё.
Причаливать было трудно – но зато катер почти полностью скрыл навес, стонущий под ветром. Билл соскочил на пирс со швартовочным концом в одной руке и винтовкой в другой, закрепил катер за кнехт и пересёк причал, высматривая в воде данпила и Дмитряну.
Когда в воде мелькнула белая голова, он выстрелил – но цель болтало волной, и, похоже, что Билл промазал. Бывший вампир бросил Дмитряну – тот так беспомощно заколыхался, что сразу стало ясно: труп – и нырнул. Билл снова прицелился – но уже не столь тщательно, его больше интересовал Эней, который должен был примчаться на эти выстрелы.
Сзади какое-то шевеление. Билл развернулся. Ясира поднималась на колени, обнажая меч. Ах, девочка…
Томас сказал, что эти двое, Савин и Ясира – любовники. Значит, вполне вероятно, что выкормыш Ростбифа потеряет голову. Что ж, как ни прискорбно – но это как раз то, что требуется.
– У меня нет времени драться с тобой, – Билл выстрелил дважды – потому что после первого выстрела она не упала. Она ещё ползла к нему, но это было уже не важно.
Важно было то, что Эней вскочил, помчался к пирсу и открыл огонь на бегу.
Он выстрелил четырежды и четыре раза промахнулся. Билл не стрелял. В правой руке у него была дистанционка.
И тут откуда-то из мокрой темноты выстрелил кулак, и Робертсон повалился на пирс. Дистанционку выбили ногой. Данпил. Чёрт.
Робертсон не был бы начальником боевой, если бы такие штуки выводили его из игры. Он погиб бы лет пять-шесть назад. Он почувствовал чью-то руку под собой, чью-то теплую кровь, сообразил, что это Ясира и сумел ощупью взять меч и взять его правильно. Наугад, в глазах темно, полоснул – там сдержанно вскрикнули, меч встретил сопротивление – кончиком, самую малость.
– Цумэ, назад! – крикнул Эней совсем близко. Билл повернулся на звук – и сталь ударилась о сталь.
Билл рывком пришел в себя. Слишком привычна, слишком знакома была игра. Слишком въелась в кости и мышцы – мёртвого подымет. Нет, мальчик, тебе не хватает главного: опыта. И дыхания. Сила – истерическая, это быстро проходит. Был бы хорош, да слишком устал.
Но, обменявшись с ним двумя-тремя ударами, Билл понял, что опыт не поможет: Эней проламывал его защиту, каждым ударом отбрасывая его, высокого сильного мужчину, на шаг назад. Дыхание юноши выровнялось, движения были точны и экономны – он вошел в состояние за пределами усталости. Восприятие обострено, а вот голова почти не работает. Он свалится, он непременно свалится – но только после того, как закончится бой. А значит, подумал Билл, мне конец. Если, конечно, я буду играть по правилам.
Но оказалось, что без правил Эней тоже умеет играть прекрасно. Билл попытался достать его ногой в пах – и получил такой пинок по опорной ноге, что еле устоял. И это было уже полное поражение. Эней не чувствовал боли, не боялся, не сомневался ни в одном своем движении. И Билл дрогнул. На миг, незаметный стороннему наблюдателю, он испугался, спасовал перед этой боевой машиной – и серебряная молния ударила трижды: плечо, плечо, горло. Два удара из трех он успел парировать…
«Небесная справедливость», – подумал он, что-то еще чувствуя. Интересно, чем и на чём они нарисуют этот иероглиф…
* * *
Эней не сразу понял. Автоматически сменил позицию, автоматически перевел меч в вертикальную плоскость, готовясь парировать, автоматически… Все-таки увидел, что разделённое на воображаемые квадраты пространство перед ним – пусто. Кивнул. Стряхнул с катаны кровь, вложил лезвие в ножны. И опустился на колено, опираясь на «затоичи».
– Цумэ… Кен… Тошка… помогите мне занести тела… на катер…
– Она ещё жива, Эней, – проговорил Антон. – Она… дышит.
Андрей кивнул. Значит, нужно осторожно. Очень осторожно. Он на всякий случай запретил себе радоваться.
– Где… Десперадо?
– Убит, – сказал Игорь. – Я сейчас его достану. Не бойся, мы никого им не оставим.
Потом был провал. Потом его подняли за плечи и поставили на ноги.
– Идти можешь? – спросил Кен.
Эней кивнул. Зря, перед глазами побежали радужные пятна. Ничего.
Эней и Антон втащили на катер Десперадо, уложили вдоль борта. Команду Хана оставили как есть – Винсент, Агата и Кир лежали слишком далеко, а Хана пришлось бы собирать слишком долго. Подтянули к пирсу корму катера, перебросили сходни, Игорь осторожно внёс Мэй Дэй и положил в кухне на стол. Сразу стал резать одежду. Антон начал искать перевязочный материал.
– Костя, – сказал Эней, – Давай втащим сюда еще и Билла.
Кен не стал переспрашивать «зачем». Господин Робертсон уехал кататься по морю на личном катере. Его какое-то время не хватятся, даже когда полиция поднимет тревогу из-за трупов на острове – если не найдут тело.
Они перенесли труп на борт и обрубили концы. Эней повёл катер в открытое море.
– Что теперь? – спросил Костя.
– А с тобой что? – ответил вопросом на вопрос Эней.
– Да по голове отхватил. Не очень сильно – так, кровищи много. Ну и… как?
Эней повернул катер почти против ветра, включил навигационный компьютер – на экране перед штурвалом зазмеилась капризным извивом линия берега, вблизи которой помигивала красная точка, а непосредственно на линии – зелёная.
– Мы встанем в док Билла, – Эней ткнул в зеленую точку пальцем. – Автопилот нас доведет. Уедем на машине Билла. Обыщи труп.
Костя наклонился над телом руководителя боевой. Дождевая вода размыла кровавую лужу, натекшую под ним, и маленькая розовая волна каталась от качки между носом и кормой. В карманах Билла обнаружился бумажник с деньгами и документами, комм, ключ-карта от автомобиля, водительские права и регистрационная карта. В темноте её нельзя было прочесть, Костя вернулся на корму и встал возле Энея.
Судя по карте, Биллу принадлежал джип «Британника». Здоровенная дура, где заднее сиденье можно разложить так, чтобы перевезти раненого. Билл знал, на чём ездить. Кем-кем, а дилетантом покойник не был.
– Я… отнесу его в трюм, что ли… – неуверенно сказал Кен.
– Давай, – согласился Эней. – И Десперадо тоже.
Из салона вышел Игорь, держа на весу руки. По лицу его было видно, что если бы мог – отстегнул бы их и положил подальше. Когда он заговорил, пахнуло виски.
– Значит так, – сказал он. – Левое лёгкое пробито. Раны чистые. Кровотечение замедлилось, но не останавливается. И я не могу провести дренаж, это должен делать ты. Сам понимаешь, почему.
Эней кивнул.
– В холодильнике у Билла Антошка нашел два пакета искусственной крови, – продолжил Игорь. – Из самого плохого: перелом основания черепа. Во время взрыва, о ступеньку. У Билла нашлось и сильное обезболивающее, но… Эней, она всё ещё в сознании.
Эней бросился в кубрик.
Мэй, обнаженная до пояса, лежала на столе. Чтобы тело не мотала качка, Антон и Игорь примотали её скотчем к столешнице. На столе Мэй помещалась только до колен. Тонкие ступни болтались в воздухе, и эта легкомысленная нелепость казалась просто злой насмешкой. Антошка, до зелени бледный, изогнулся над раковиной в приступе рвоты. В соседней раковине, в кастрюле с тёплой водой, грелись два пакета искусственной крови – матово-белой, как лимонный тоник.
– Из… вини, – всхлипнул Енот, увидев Энея. – Ни… какой пользы от… меня…
– Всё нормально, – Эней вымыл руки, плеснул в ладонь виски из приготовленной Игорем бутылки, растёр спиртом руки, взял пакет для дренирования и сел на диван рядом со столом.
Мэй увидела его. Её губы шевельнулись.
– Э… неуш…
Струйка крови из носа была совсем тонкой, стол под головой потемнел. Кровь из носа и ушей при травмах головы – нужно тампоны, ненадолго, но это потом. Холодный компресс Игорь уже наложил, а она сейчас и так должна мерзнуть, от потери крови…
Он распечатал пакет.
– Потерпи чуть-чуть, маленькая…
– У тебя, между прочим, тоже течёт – рука и бок, – сказал вернувшийся Игорь.
Про бок он не знал.
– Закончу, перевяжешь.
– Ты весь мокрый, потому и не чувствуешь. Там не перевязывать, а шить.
– Значит, зашьёшь. Потом. Сейчас я занят.
Он нашел между рёбрами точку входа. Прицелился толстой полой иглой. Хеллбой учил его на пластикате протыкать тело так, чтобы попасть в плевральную полость, но не задеть лёгкое. Но то было на твёрдой земле. Эней стиснул зубы, левой рукой крепко прижал Мэй к столу и вонзил иголку на точно рассчитанную глубину. Девушка даже не вздрогнула – то ли уже подействовало обезболивающее, то ли она слишком ослабела. Всё, что Эней мог – это ободряюще сжать ей руку, потому что кровь сама не потекла, нужно было отсосать немного. Вот, чего боялся Игорь.
Эней взял трубку в губы. Антоха выскочил на палубу.
Как ни старался Андрей, но кровь попала в рот. Солёная, как морская вода. От Мэй шел запах моря. Только вчера он собирал губами налет морской соли с её тела. Только вчера касался тёплой раковины, которая пахла морем сама по себе. Только вчера…
Забыть.
Кровь пошла, Эней подсоединил пакет, зацепил его «липучкой» за бинт. Потом можно будет вернуть эту кровь, во время переливания. Если для Мэй будет это «потом»…
– Эне… ш…
– Да? – он склонился к самым ее губам.
– Холод…
– Сейчас. Сейчас, маленькая…
Игорь уже все понял: раскрыл дверь в одну из кормовых кают, ножом разрезал скотч.
– Я сам, – сказал он.
Эней посмотрел на длиннющий порез, тянущийся наискосок через грудь Игоря – прощальный подарок Билла. Хорошо. Раз говорит, что сможет – значит, сможет. За себя Эней не готов был поручиться.
Игорь осторожно поднял Мэй на руки, с ловкостью акробата прошел по пляшущему полу кухни и уложил девушку в каюте на койку. Каютой давно не пользовались, простыни были чистые. Эней укрыл жену одеялом и сел на край постели, держа Мэй за руку. Игорь сел рядом, заправил хирургический степлер – хорошо Билл оборудовал яхту, грех жаловаться – и, разрезав на Энее майку, начал шить.
– Катера-такси до Мальмё наверняка отменили, – сказал Эней. – Но паромы должны ходить. Ещё только полдесятого. Ребята как раз успеют забрать наш грузовичок и сесть на последний.
– Ребята? – переспросил Игорь.
– Да. Мы трое поедем на машине Билла.
– Андрей, её сейчас нельзя перевозить.
– А мы и не будем сейчас. Мы останемся в доке, пока… Мэй не станет лучше. Так или иначе.
– Ты устал, – это был не вопрос, не возражение, просто констатация факта.
– Все устали. Позови Костю. Она не должна оставаться одна, а мне нужно быть у руля. Антоха пусть сварит всем кофе.
Дождавшись Костю, Андрей поднялся на палубу. Антон, получив конкретное и несложное поручение, с облегчением взялся за дело. Игорь напомнил себе, что нужно будет прибраться – отпечатки пальцев и всё остальное. А пока…
Он спустился в трюм. Десперадо и Билл лежали рядом. Голова Десперадо была прострелена, Билл целился в белую макушку – а попал в чёрную. Игорь осторожно закрыл немому снайперу глаза и повернулся к Биллу.
Он следил за Робертсоном достаточно долго, чтобы при случае скопировать всё: походку, характерные движения, манеру одеваться. Они были почти одного роста, сходного сложения, даже костная структура черепа похожа. Немного грима – и господин Робертсон сутки-другие побудет полтергейстом. Конечно, голос и датский язык… тут уж ничего не сделаешь. Но Робертсон англичанин, и человек, не знающий его лично, не удивится.
Яхту качнуло, развернуло – а ветер донёс далекий сигнал парома. Кричи, кричи, славный город Копенгаген. Есть о ком.
* * *
Наутро, естественно, побоище на острове Прёвестен обнаружили. Сменщик сторожа нашел четверых мёртвых старших и шестерых людей. Двоих потребили, троих застрелили, один подорвался на мине или гранате.
Один из убитых был идентифицирован как ночной смотритель музея, трое – как объявленные в розыск террористы, в оперативных разработках проходящие под кличками Могол, Шелти и Малыш. Двое других оказались вполне законопослушными гражданами, Кариной Эммерих и Александром Бордаком. Значит, не такими уж законопослушными.
Как только выяснилось, что убитые – террористы, дело перешло в СБ. Высоких господ из люксембургского клана опознали уже после ДНК-анализа: к утру от трупов осталось так мало, что другим способом опознать их было нельзя. Увы, люксембургский клан не мог поделиться информацией о том, на кого они работали. Даже если бы хотел: имя нанимателя знал только командир группы.
Зашли с другого конца: в драке участвовало больше людей, чем полегло. Трое высоких господ обезглавлены, а из покойных террористов никто не имел холодного оружия с подходящими характеристиками. В здании маяка нашлась одна выломанная дверь, за которой кого-то держали прикованным к железному стеллажу. В траве у маяка – взломанные наручники и анклеты. Это значило, что в деле участвовал кто-то из сотрудников музея – и, взяв в оборот дневной персонал полицейские узнали, что, да: сам по себе старый Кристиан Огард ни в чем таком замечен не был, но водил дружбу с человеком, имени которого никто не знал, внешность описать затруднялись, про катер тоже не могли сказать ничего конкретного – но вспомнили, что один раз он появился на острове со связкой бамбуковых мечей.
Уже что-то. Через несколько часов работы группа, проверявшая додзё и группа, проверявшая суда, находившиеся в море вечером воскресенья, пересеклись на имени Орвилла Робертсона. Дневному смотрителю показали фотографию. Да, сказал смотритель, именно этот человек и дружил с покойным Огардом.
Это было уже утро вторника, и агенты, направленные в дом Робертсона, никого не нашли.
Нашли в доке. Господин Робертсон лежал в своём собственном катере на столе, как викинг в погребальной ладье, до подбородка накрытый простыней, на которой красовались иероглифы: «тэнтю».
По данным экспертизы, господин Робертсон умер аккурат воскресным вечером. Умер от несовместимых с жизнью травм, нанесенных, судя по всему, тем же самым лезвием, каким были снесены головы как минимум двух высоких господ. Досье Малгожаты Ясиры гласило, что она первый дан кендо. Её учитель Каспер был четвертым даном. Покойный Робертсон – шестым. На что только не способна женщина в ярости.
Но по данным дорожной службы, господин Робертсон вел весьма активную загробную жизнь. Полицейские снитчи зафиксировали его машину по дороге на Хёльсингер, в Копенгагене он покупал по карточке перевязочные материалы, анальгетики и препараты крови. Аптекарь прекрасно помнил реплику, которую отпустил напарник по поводу англичанина: «Свинья, десять лет прожил в Дании, а языка не выучил».
Просмотр логов полицейских снитчей, патрулировавших мост, показал, что «Британника» Робертсона пересекла пролив вечером понедельника. Поиск по городу обнаружил машину на крытой парковке у моста. Анализ генматериала не дал ничего за отсутствием генматериала: машину хорошенько обработали растворителем. След оборвался.
* * *
При сильном ранении боль ощущается не сразу, она как будто не поспевает за пулей – сначала просто удар, который отправляет тебя в нокаут. Потом сознание какие-то секунды сопротивляется боли, отказывается ее понимать и принимать. За это время можно что-то отыграть: проползти ещё метр, выстрелить… Потому что после – уже всё. Боль обрушивается обломками здания, переломанными стропилами – и намертво прибивает тебя к земле. Конец. Ты мечтаешь об одном – потерять сознание. Или умереть, безразлично. Или хотя бы – чтоб не трогали. Тот, кто шевелит тебя, даже для оказания помощи – твой лютый враг. Так было с Энеем лишь однажды – когда он слетел с мотоцикла и шестнадцать метров юзом проехал по земле на спине и на брюхе.
Сейчас было хуже.
Он целые сутки знал, что Мэй умрёт. Это было неизбежно. Ни один «мясник» с таким ранением не справился бы, да Эней и не знал «мясников» в Дании. Андрей всю ночь держал Малгожату за руку – всё ещё теплую – и не мог разобрать, узнаёт она его или нет. Он колол ей анальгетик, чтобы она не плакала от боли в своем сне – и не решался ввести сразу тройную дозу. Пока Мэй была жива, жила и дурацкая, невозможная надежда на чудо.
Ведь есть же Бог. Есть же. И Эней молился. Чуть ли не впервые в жизни молился по-настоящему.
Ночь они провели в доке, утром Игорь с документами и ключами Билла отправился к нему домой, взял там его одежду и карточку, наложил грим и купил в аптеке медикаменты. Потом они разложили заднее сиденье джипа и устроили Мэй там. Десперадо уложили в багажник, а Билла разместили на столе в кубрике, накрыли простыней, надписали и закрыли в доке. Раз уж начали, сказал Игорь, – доведём до конца.
Эней, скорчившись в три погибели, ехал рядом с Мэй. Кровь не унималась. Он расходовал сначала пакеты Билла, потом – пакеты, купленные Игорем. Спать было нельзя – он колол себе стимуляторы. Из-за них в каждый текущий момент сознание было ясным – но стоило мгновению перейти из настоящего в прошлое, как его заволакивало непроницаемой мглой. Эней знал, что они доехали до Хельсингборга, но не помнил, как – хотя сам вёл машину после того как Игоря вырубило. В точке рандеву встретились с Костей – тот продлил аренду грузовичка и ждал. Под прикрытием темноты на дороге живую и мёртвого перенесли из джипа в грузовик. Потом на яхту.
Когда слабое дыхание Мэй остановилось насовсем – это был только удар, Эней лишь немного «поплыл». Он ещё мог действовать. Он вывел «Стрелу» из порта, положил на курс юг-юг-запад, потом передал руль Антохе и вернулся в каюту. Костя предложил помощь, но Эней всё сделал сам – одел жену в её единственное платье, завернул в ту простыню, на которой они спали вместе и в то одеяло, которым они укрывались, положил туда же её флейту и катану, зашил – так что лица уже больше и не было, слепой мешок – вынес на палубу и опустил на доски рядом с завёрнутым точно так же Десперадо.
Никому не доверяй
наших самых страшных тайн.
Никому не говори, что мы умрём.
В этой книге между строк
спрятан настоящий бог.
Он смеётся, он любуется тобой.
Море волновалось, и тела елозили по доскам, головы перекатывались под тканью из стороны в сторону, словно мертвецы возражали кому-то – и возникла безумная мысль: «Мы сейчас утопим их живыми!»
Нет, нет. Конечно, нет. Он двадцать раз всё перепроверил, прежде чем зашить этот мешок – а начёт Десперадо никаких сомнений не было с самого начала.
Костя – бледный, под глазами круги, на повязке над лбом опять проступила кровь – вышел из кубрика. В облачении.
Когда над волнами, перекрывая ветер, разнеслись первые слова заупокойной службы – «Благословен Господь Бог наш!» – Эней вздрогнул. Ему вдруг захотелось треснуть Костю покрепче – и так же внезапно и жгуче стало стыдно этого желания. Нельзя. Костя делает то, что должен, преодолевая боль и головокружение, исполняет свои обязанности – он священник, у него работа такая. А что Энею сейчас больно слышать, как Бога называют человеколюбцем – это можно сказать и потом… даже не на исповеди – потому что исповедоваться я больше, наверное, не захочу. Я вообще не хочу иметь с этим ничего общего. Не могу, не желаю этого принять. Он вдруг вспомнил царя Давида – как тот постился и молился, когда ребёнок болел, и перестал, когда ребёнок умер. Сложил покаянный псалом, и устроил резню в Раве Иудейской…
Море нетерпеливо облизывалось, пробовало тела перехлёстывающими через борт волнами, и когда Цумэ с Кеном подняли на руки каждый своего и ногами вперед опустили в воду – поглотило обоих мертвецов сразу же, даже не чавкнуло.
И вот тут Энея подрубило. Он упал на колени, цепляясь руками за леер – но тяжесть гнула, гнула, и до встающей дыбом палубы оставалось чуть – он сдался и лёг, на тот бок, где было сердце, осколочная граната, застывшая в самом начале взрыва. Его окатило водой – но внутрь, где всё горело, не попало ни капли.
Он разжал руки. Ещё один скачок судна – и «человек за бортом». Кто-то затормошил, поднял… Не трогайте! Не трогайте, пожалуйста!
– Ван Хельсинг, – это Игорь. – Андрей, я тебя сейчас спущу в каюту, держись за меня.
– Игорь, – просипел Эней. – Скажи… Если даже так, то почему… Он так долго нас мучил?
– Не знаю, Ван Хельсинг, – как-то неощутимо они оказались в чреве яхты, в каюте Игоря и Кости. – Не знаю. Ты просто полежи. Хочешь – выпей. А я побуду рядом.
Эней лег на койку – и как будто впервые увидел глаза данпила. Не бывшего вампира, а человека, похоронившего жену.
– Ты… сильнее меня, – проговорил он.
– Нет. Всего лишь старше, – Цумэ сел, подтянул колени к груди. – Когда Милену схватили, я знал, что само по себе это… не смертельно. Что я переживу это и смогу жить дальше – и не был бы вампиром, так даже захотел бы жить дальше. Ты не слабей меня, Андрей. Ты просто первый раз нырнул – но зато с головой.
Они снова надолго замолчали об одном. Потом Игорь опять надломил это молчание:
– И знаешь что… может быть, сейчас это тебе покажется неважным утешением… Но у вас всё было правильно.
– Но теперь-то нет. Нет, Игорь… Ты… – он не мог сказать «не представляешь себе», потому что Игорь-то как раз представлял. Он вспомнил вдруг бабу Таню – и образа в углу, образа, которых она не могла видеть. Люди страдали и тяжелее, теряли больше – и не отчаивались – значит, это переносимо; значит, он сможет это перенести, и незачем распускать себя.
Он вдруг начал задыхаться. Вдыхал до боли, до треска в рёбрах – и не мог насытиться воздухом. Потом, так же внезапно, это прошло.
– Дядя Миша ошибся, – прошептал он. – Хреновый из меня крестоносец.
– Мокрый из тебя крестоносец. Разденься и завернись в одеяло, я сейчас сухую одежду принесу.
Игорь обернулся меньше чем за полминуты, но когда вернулся, Эней уже спал – как есть: одетый, мокрый, скорчившись на левом боку и обхватив себя руками. Игорь вздохнул, положил одежду в изголовье и вышел.
