Текст книги "В час, когда взойдет луна"

Автор книги: Ольга Чигиринская

Соавторы: Екатерина Кинн,М. Антрекот,Хидзирико Сэймэй
сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 51 страниц)

– В какой стране? В России я мало кого знаю, а вот в Швеции или Финляндии… Но это вообще не дело. Вам – нам нужны совершенно другие деньги. Иной порядок. Раньше партии решали часть проблемы посредством членских взносов, но сейчас это не очень реально, и приток не соразмерен расходу, и такие финансовые потоки – ещё один фактор риска.

– Ну, это стартовый капитал. Хотя в какую именно аферу мы его вложим – пока ещё не придумали. Как-то не до этого было. Антошка помаленьку играл на бирже – так можно что-то наколдовать, если осторожно. На жизнь хватило бы, но для финансирования акций это слезы. И ещё у нас совершенно мертвым грузом лежат остатки братиславской добычи.

– Есть вариант. С высоким начальным риском.

– Контрабанда?

– В некотором смысле. Пакет законов об экологии очень сильно ограничивает возможность развёртывать определенные производства. Особенно в зелёных, «лёгочных» зонах.

– Таких как Бразилия или Сибирь?

– Да. Но торговля все равно идёт. У меня есть подозрение, что в ближайшее время «Орика» создаст «независимую» компанию для таких операций. Им недавно объяснили, насколько опасно делать такие вещи напрямую. Я полагаю, они будут счастливы, если кто-то разделит с ними финансовый риск.

– Это хорошо. Это просто здорово. Только…

Ветер донес до них звук, очень подходящий старому городу Ниму, но очень нехарактерный для середины 22-го века: цокот копыт по брусчатке.

– Четвёрка, – на слух определил Цумэ. – Я ошибаюсь, сударыня, или вы точно знаете, кто здесь имеет привычку ездить четвёркой?

Алекто не ответила.

– А скажите, мадемуазель, есть ли у вас сейчас при себе такой необходимый в хозяйстве предмет как пайцза?

– Естественно. Она входит в комплект с кийогой. Проблема в том, что её нет у вас.

– Нет, – Игорь качнул головой. – Это совершенно никакая не проблема. Но лучше все же, если вы сейчас скажете мне, кто это – и пойдете домой. Как можно скорее.

– Молодой человек, во-первых, вы обещали мне курицу в шоколаде. Во-вторых, мчаться с моими габаритами – неприлично. В-третьих, это высокий господин Франсуа Тален и ему что-то около 80. Местный. Региональный куратор. Здесь – особенно южнее – есть варки и постарше, но мало кто идет в администрацию. Лангедок…

– Какой, к черту, молодой, я вам ровесник, если не старше. Охрана? Варки, люди? Численность? Вооружение?

– Варки и люди. Обычно трое и кучер. Два на два. Здесь спокойно. Здесь, если бы не другие варки, он мог бы и один ездить.

– Са бон, как говорят в этих местах, – Игорь выхватил комм и нажал кнопку экстренного набора. – Ребята, тревога. Тут местное начальство четверней гоняет. При кучере и охране. Может быть, охотится.

Карета показалась в конце улицы.

– Андрюха, мы в четырёх кварталах ниже по той же улице, где живет Алекто. Да бегите же! Пропал вечер.

– А не резать всех подвернувшихся вам старших вы не можете? – координатор «Свободной Луны» излучала хищное любопытство и вовсе не собиралась бежать, а, наоборот, явно собиралась наблюдать из партера.

– Да дался он нам – резать его без подготовки… Это только на крайний случай. Если что, постараемся его на варков списать. Ну, хотя бы в тень отойдите, а?

– Есть, – фурия встроилась в нишу и встала там как родная. Если бы кариатиды носили брюки и мешковатые пиджаки.

Карета остановилась. Бесшумно приоткрылась дверь – несмотря на стилизацию под 18 век, экипаж был выполнен из современных легких материалов и снабжён всей необходимой автоматикой.

Высокий господин, выглянув из глубин салона, что-то спросил по-французски или по-окситански, Игорь не разбирался в этих тонких дефинициях.

– Извините, я не понимаю, – ответил он по-немецки.

– Я спрашиваю, чей ты, – повторил высокий господин.

– Я – сам по себе мальчик. Свой собственный.

Тонкие брови господина Франсуа сдвинулись, гладкий лоб прорезала единственная морщинка. Он был очень красив, этот господин Франсуа. Тут был не только варковский метаболизм, но и своя порода. Точёный нос, высокий чистый лоб, большие глаза… Александр Блок – вспомнил Игорь. Вот на кого это мурло похоже, особенно в шляпе.

– Кто пометил тебя?

– Так вот, как это выглядит… – пробормотал Игорь по-русски, больше для ребят и Алекто, чем для себя – и перешёл на немецкий: – Не знаю. Она мне не представилась.

Насколько Игорь был знаком с клановыми «понятиями», инкогнито неудачливой охотницы давало господину Талену право закончить дело. Но если бы он назвал имя, его могли и проверить.

– Подержанные вещи… – сказал варк, а потом по-французски обратился к Алекто.

– У неё есть пайцза, – сказал Игорь.

– Я спрашивал не об этом. Я не обеспокою вашу спутницу. В консервах есть своя прелесть. Заходите.

Игорь махнул рукой Алекто и шагнул вперед. Двое варков обыскали его – весьма поверхностно. Потом вспрыгнули обратно на запятки. Третий так и сидел на крыше, четвертый правил. В салон не сел ни один. Прекрасно. Прекрасно.

Двери закрылись, карета тронулась с места.

– Что меня больше всего восхищает в агнцах, – проговорил господин Тален, вынимая яблоко из хрустальной вазы, прикрепленной к стене кареты держателем в форме золотой сирены, – это способность к самопожертвованию. Хотите яблоко? Это из моего сада. Кто вам эта женщина? Жена, любовница, сестра, подруга? В любом случае ей ничего не грозило. Почему вы не попытались убедить меня в том, что принадлежите другой? Почему не солгали? Почему сели в мою карету – вы же знаете, что вас вынесут из неё только мёртвым? Почему вы не боитесь, в конце концов?

Игорь хрустнул яблоком.

– Я больше люблю сорт «гольден», – сказал он. – Бояться смысла нет. И я так подумал: если я не сяду в вашу карету – вы поедете дальше, и ваши орлы затащат в нее кого-то ещё. У кого совсем не будет никаких шансов.

– А у вас они есть? – улыбнулся варк.

– Сто из ста, – улыбнулся в ответ Игорь.

«Готовность два, – сказал Эней. – Мы впереди, сейчас снимем охрану».

– Понимаете, – Игорь уронил огрызок в пепельницу, выдернул из кольца салфетку, аккуратно вытер руки. – Австралийская коричневая змея, например, опасна не только тем, что смертельно ядовита, но и тем, что по окраске её часто не отличишь от ужа.

«Кончай выпендриваться, – сказал Эней. – Готовность один, сейчас дёрнет».

Варк неуловимо выхватил откуда-то пистолет – красивую старинную игрушку, двуствольный «деррингер».

– Серебро действует на людей так же верно, как и на нас, – сказал он. – И вряд ли ты быстрее пули.

Игорь поднял руки в старинном жесте сдачи.

– Я только одно хочу спросить напоследок. Вы и в самом деле увидели во мне «агнца»?

Тален удивленно вскинул брови.

– Большое спасибо, – сказал Игорь. – Вы сняли камень с моей души.

Наверху кто-то вскрикнул, что-то упало с крыши. Тален вскинул голову и пистолет, Игорь левой рукой рванул золоченый карнизец, на котором держалась занавеска. Карета была сделана на совесть, человек бы разве что ткань разодрал, а тут трубка вылетела из стены с болтами, и дальний конец заехал Талену по плечу. Вообще-то недостаточно сильно, но выстрел (однако, успел) ушёл в сторону – и второй тоже, но это уже без всякого вмешательства со стороны Игоря – просто карета слишком резко остановилась.

Когда дверь распахнулась, Игорь заорал только, не видя, своим или чужим:

– Не лезь!

В тесном пространстве кареты размахнуться было негде – поэтому противники рвали и ломали друг друга, и Игорю весьма пригодились уроки Хеллбоя. Господин Тален был достаточно стар, чтобы не чувствовать боли, но и Игорь вошел в такой кураж, что не обращал внимания на свои раны.

Роковую ошибку варк совершил, попытавшись ухватиться за шнурок, на котором висел подарок сестры Юли, серебряный образок Матери Божьей Грузинской. Освящённое серебро оставило на руке вампира ожог, варк страшно завопил.

– Что, не нравится?! – проорал в ответ Игорь и, воспользовавшись паузой в доли секунды, ухватил варка за голову и со всей силой ударил этой головой в сирену с хрустальной вазой.

– Цитадель поднята по тревоге! Снитчи СБ в воздухе. Три минуты на отход! – крикнул Эней. – Кончай развлекаться!

Держа высокого господина в жёстком захвате правой рукой, Игорь протянул левую назад и принял рукоять стилета.

– Господин Тален, у вас есть пять секунд, чтобы покаяться перед смертью и умереть как человек. Скажите про себя: «Иисус Христос, сын Божий, прости меня, грешника». Раз. Два. Три. Четыре. Пять.

Стилет вошел варку в сердце. Игорь разжал правую руку и задом выбрался из кареты, напоследок вонзив нож в сиденье, чтобы счистить кровь.

Обмякший господин Тален упал головой вперед, Эней ухватил его за вьющиеся длинные волосы и подтянул к выходу так, что голова свесилась из дверей. Блеснула и свистнула катана.

– В лучших традициях Великой революции, – сказал Игорь. – Вив ля републик Франсэз!

Они находились на мосту. Внизу вяло ползла по камням река, сзади распластались на брусчатке четыре тела – ага, это вы, ребята, обогнали их на нашем «шариоте» и захлестнули за фонарь молекулярную проволоку, потом осталось только остановить сам экипаж, и добить всех, кто шевелится.

Эней достал из сумки спрей-стекломой и опрыскал сиденья, замызганные кровью Игоря. Предназначенный для удаления грязи и жира, стекломой прекрасно растворял человеческие ткани. И горел – Эней бросил в карету пиропатрон – горел тоже неплохо. Пламя лизнуло занавески – они понравились огню. Одежда мсье Франсуа понравилась значительно меньше, огонь задумался, потом явственно икнул – и выбросил протуберанец.

– Смываемся, – Эней прыгнул за руль «рено-шариот». Костя отпустил головных в упряжке коней, которых держал, поглаживая их морды и что-то нашептывая, чтобы успокоить – кони почуяли кровь и огонь, и, нервно всхрапывая, топтались на месте. Стоило Косте отступить в сторону и с криком хлопнуть вороного по крупу – как вся четвёрка понеслась вперёд. Пламя вырвалось из салона и затрепетало на встречном потоке воздуха, как золотая кисея. Игорь впрыгнул в «шариот».

– На пол, – скомандовал ему Эней. Цумэ забился под сиденье. Костя сел, развалившись небрежно, ногами загораживая Игоря. Эней рванул машину с места и повёл к «Арене».

Когда машина выехала на площадь и остановилась, Костя недоуменно помотал головой:

– Да это ж Колизей.

Отливающее жёлтым в свете прожекторов здание действительно было похоже на Колизей – даже характером повреждений.

– Это копия. На 24 тысячи мест, – сказал очень знакомый голос. Из-за столика под навесом – на юге хозяева кафе не затаскивали столы на ночь в помещения – поднялся призрак императрицы. – А здесь, кстати, пешеходная зона. И если нас застанут, то ещё и оштрафуют. Помимо всего прочего.

«Я ей сказал, – подумал Игорь, – что мы сработаем под варков… И она пошла прямо сюда. Хорошо, что мы её уже выбрали и не надо голосовать второй раз».

Эней сунул пинч-гранату в карман, подхватил у Кости мешок и пошел к воротам.

– Там внутри должен быть деревянный помост, – сказала ему вслед Алекто. – Концерты сегодня и завтра.

– Сядьте за руль, – сказал Игорь с пола. – Загоните машину на парковку. И попробуйте раздобыть для меня что-нибудь длинное и тёмное.

– У меня есть идея получше. – Алекто загнала машину задом в какой-то проулок. – Подождите немного.

Бежать она, как выяснилось, могла. Ничего нелепого в этом не было, как нет ничего нелепого в несущемся через буш носороге. Встречаться с ним только не хочется…

Ровно через четыре с половиной минуты она опять стояла у машины. В руках у нее был… черно-красный плащ – типичное одеяние подражающей варкам молодежи.

– Это и бледность объяснит. Вы стоять можете?

– Может, – сказал, подходя, Эней.

– Тут рядом есть автоматическая мойка для машин. Только надо оплатить два цикла – засуха, экономят воду.

– Чёрт, а мне идёт, – сказал Игорь, поднимаясь и запахиваясь в плащ. – Где взяли такую красоту?

– Особенно гармонирует с ошмётками футболки и рваными ранами, – кивнула Алекто. – Настоящая готика. Магазинчик маскарадных товаров держит мой старый приятель. Сказала, что для розыгрыша. Даже не соврала.

– Курица, – напомнил Игорь. – Курица в шоколаде.

Покинув машину в мойке, купив в лавочке курицу (ночная дежурная, девушка-арабка, которую распирало от новостей, с огромной экспрессией рассказала, что сейчас забегал её жених, полицейский – на Арене нашли голову высокого господина, явно убитого другими высокими господами, и по всему Ниму высокие господа ищут высоких господ), они вернулись к Алекто домой. Возле Арены уже выли сирены, и внук хозяина колониальной лавочки наверняка был поднят на ноги по тревоге.

Антон встретил их в холле.

– Ну вот, – горько сказал он. – Меня не взяли.

– Это был экспромт, – Игорь сбросил плащ и повесил на вешалку.

– Ножницы вон в том ящике, – по движению пульта-брелка Алекто шкафчик тронулся с места и подъехал к Антону. – В ванной есть нераспечатанная мягкая губка. А вы меня-таки вписали в традиционную роль. Поздравьте, я теперь девушка Джеймса Бонда.

– Ни в коем случае, – Игорь дождался, пока Антон разрежет ткань и стряхнул с себя остатки футболки. – Вы сама М. Из тех фильмов, где она женского пола. Во всём остальном дурацких.

Костя пришел с плошкой тёплой воды и губкой. Алекто не стала брать на себя роль сестры милосердия, но когда Костя отмыл от крови правое плечо Игоря – подалась вперед и всмотрелась.

– Можно даже персты вложить, – сказал Игорь.

Алекто воспользовалась щедрым предложением.

– Выглядит как вчерашняя рана.

– Когда она станет вчерашней раной, она вообще никак не будет выглядеть, – сказал Эней. – Ты, пижон, кости все целы?

– Не все. Два-три ребра надломаны, ключица тоже вроде… Ничего. У меня ещё есть.

– Это он вас когтями? А…

– Да, мы сожгли карету.

– Простите, забываю, что это ваша работа. Так. Этого цыплёнка я оставлю вам и пойду займусь своим. Хорошо, что сегодня пятница… У вас, надеюсь, на это утро ничего не запланировано?

– Уже четыре часа как не пятница, – Игорь протянул руку и оторвал куриное крылышко. – Курицу по-бразильски, с бананами, я ел. Такую – ещё нет. А на завтра, то есть сегодня, лично у меня запланировано спать. На весь день.

Курица в шоколаде, несмотря на странное сочетание, оказалась просто очень вкусной. Но её было мало. Просто исчезающе мало. Собственно, уже и не было. Мужчины печально переглянулись. Алекто презрительно посмотрела на них, ушла на кухню – и вернулась со второй курицей.

* * *

– Я так не могу, – сказал Антон. – Я на нее смотрю и ем. И когда не смотрю, ем. И ты на Костю погляди. Ещё сутки-двое, и он в дверях застрянет, как Винни-Пух. Уже в альбу не влезает.

Эней прикинул размеры Кости, размеры альбы, которая, по идее, предмет безразмерный…

– Р-разговорчики, – сказал Костя, опровергая Антона действием. – Вам, раздолбаям, ваш Ватикан разрешил всего час перед Евхаристией поститься. Час! – он выпростал руку из рукава альбы и для наглядности показал один палец. – А ты и того не можешь?

– Я православный, – обиделся Антон.

– Ага. Как я. Застегнуть помоги.

– Так между вами всё-таки есть конфессиональные распри? – приподняла брови Алекто. – Как интересно!

Как она умудрялась при своей комплекции передвигаться совершенно бесшумно – Эней терялся в догадках. Видимо, дело было всё-таки в том, что пол выложен камнем, а она по дому ходит босиком.

С этим же выражением лица, «как интересно!», фурия и просидела тихонько на диване во время всей службы, понемножку уминая из упаковки пресные плоские хлебцы, один из которых был использован для Причастия.

– Так это и есть Святые Дары? – спросила она потом, когда Костя собирал остатки хлебца в крохотную шкатулочку наподобие портсигара, только на цепочке.

– Да, – ответил он. – Можете провести эксперимент: подойти с ними к варку и посмотреть, как его скрутит. Если он, конечно, вас не пришибет за такие штучки…

– Мне казалось, что это, хмм… не магия, а потому в моих руках вообще действовать не будет. Ну если, конечно, хозяин Тела не пожелает.

– Это не магия, – сказал Костя расстегивая орнат. – Это договор. Честное Божье слово. «Я с вами до скончания века». Большое вам спасибо, что разрешили отслужить. Мы уже недели три не служили по-человечески.

Как-то так вышло, что при этих словах трое других «крестоносцев» убрались на кухню, и Алекто с Костей остались одни.

– Как я могу вам не разрешить? Если вам это помогает? Кстати, о помогает. – Алекто смотрела на Костю в упор. – Наш начальник боевой замечательно себя чувствует. И не с сегодняшнего утра, а с позавчерашней ночи. Я было подумала – адреналин, но он не держится так долго. Я бы предпочла, чтобы ему так помогало причастие.

Костя опустил глаза, с преувеличенной тщательностью складывая орнат.

– Вы ошиблись, – сказал он. – Такое уже было, когда мы на переходе к Ростоку в шторм попали. Эней взял управление на себя… ну и еще сутки потом был нормальный.

Он подумал ещё немного, завернул в альбу чашу и блюдце, уложил все это тщательно на дно сумки.

– Он с Игорёхой сблизился наконец-то. Раньше всё никак не мог из головы выкинуть, что тот – бывший варк. Старался, но не мог. А сейчас само. Клин клином.

– Вы поосторожней всё-таки с клиньями. Если вы служили, должны знать, что такое, хм, дурные привычки.

– А я знаю, – глаза Кости стали печальными, как у сенбернара. – А толку? Я глупый сельский поп, Елизавета Павловна… Я постараюсь сделать так, чтобы… у командира не завелись дурные привычки. Я ради этого с ними пошел. В том числе.

– Вы можете только делать все, что можете. Будь вы глупым сельским попом или компьютерным червяком со склонностью к мизантропии. Уповай на Бога и держи порох сухим, не так ли? И наоборот.

Костя улыбнулся.

– Есть, леди М.

* * *

Вечером чрезмерно отмытый «рено-шариот» покидал город. Антон увозил флешку с рассортированной информацией по штабу и проектом финансовой аферы. Костя – вакуумный контейнер с запеченной в шоколаде курицей. На Игоре была новая куртка взамен порванной господином Таленом и сожжённой в утилизаторе Алекто. «Леди М». достала её из какого-то очередного ящика на чердаке, стряхнула пыль и сунула в гладильный пресс на стиральной машине. Куртка – серая, льняная, нарочито домотканая и мешковатая, модная пять лет назад – пришлась как раз по размеру и по росту.

Эней увозил только то, что можно увезти в голове и в сердце – но мир, весь день яркий, в его глазах опять выцветал – и не потому, что краски заката соскальзывали с серых камней.

Интермедия. Ветер с запада

Кухня, как и сама квартира, кажется, вываливалась в пятое измерение. Поскольку внутри по ощущению была длиннее стены, вдоль которой шла. Госпоже Льютенс это бы понравилось.

Саму кухню госпожа Льютенс тоже наверняка одобрила бы. Чисто, светло, просторно, прекрасный обеденный, он же рабочий стол, два терминала, кухонные принадлежности знают свое место. И кресла с широкими подлокотниками ей бы тоже пришлись по вкусу. И английский сине-белый фарфор в шкафу. И такая же – сине-белая, слегка разбавленная тёмным тёплым деревом гамма самой кухни. Да, если бы не паркетный пол, весь этот уют вполне мог бы располагаться в Ниме, а не на московской набережной.

Хозяин кухни и квартиры как раз оторвался от терминала, потому что хлопнула входная дверь. Король вошел, поставил на стол пакет с молоком, и плюхнулся в ближайшее кресло.

– Что нового у якобинцев? – поинтересовался Габриэлян.

– Всё как обычно. Какие-то канадские швыцеры продали нашему коллективному хану Кучуму технологию по наноприсадкам. Будет скандал. Да, сводку по Франции отложи. Там всё поехало. Вчера ночью в Ниме прямо на улице зарезали тамошнего смотрящего, не помню, как его, ещё с Литтенхаймом корешился…

– Талена.

– Ага.

– Кто?

– Роршах его знает. Сначала все молчали, к концу дежурства, наоборот, уже шестеро вызвавшихся. Голову подбросили в римский амфитеатр, пижоны. Не то местная старшина, не то кто-то под них маскируется. Так что сводку делать смысла нет, там щас пойдет выяснение отношений.

Габриэлян кивнул.

– Вообще-то, если Талена, то это нам, скорее на руку. Они будут выяснять, чья работа, может быть, попробуют провернуть под это какие-то централизующие реформы, региональные власти – и старшие, и особенно люди, встанут на уши… Да, это могут быть и наши.

– Ты в Ниме бывал?

– Да. Там рядом с городом такой римский акведук – просто счастье моё. И город красивый. И готовят неплохо. Но странно.

– Что, например?

– Курицу в шоколаде.

Интермедия. La Scorta

Графа де Сен-Жермена считали старейшим из ныне живущих – совершенно несправедливо. Во-первых, из известных старших раньше всех увидел свет советник при императоре Японии господин Фудзивара но Митидзанэ, в большом мире использующий имя Уэмура Рэдзи. Фамилию господин Фудзивара некогда взял в честь деревеньки Уэмура, при храме которой он долгое время обитал как genius loci,[92]92
  «дух местности» (лат.).


[Закрыть] могучий и нерасположенный к чужим. Деревень же таких в Японии столько, что иметь фамилию «Уэмура» было весьма удобно тому, кто скрывался. Теперь же надобность в скрытном образе жизни отпала, но господин Уэмура по-прежнему полагал себя чем-то вроде духа-хранителя – разве что отвечал он теперь не за одну горную деревушку, а за Острова и Берег. А новое имя любил – оно, в отличие от прежнего, данного другими, было именем победы, а не долгого поражения.

Итак, во-первых, старейшим из ныне живущих был господин Уэмура, бессменный Левый Министр императора Японии, а во-вторых, кроме него, даже в Европе еще двое возрастом превосходили графа. Но этим двоим большая политика была неинтересна. Сколько же неучтённых старших обитает в Китае, Тибете, Центральной Африке и глуши Латинской Америки, и есть ли среди них господа, видящие луну уже восьмое столетие – это мог сказать только тот, с кем граф давно уже не желал общаться ни в каком виде.

Тем не менее репутация старейшего привязалась к нему – а всё оттого, что, будучи молод и глуп, он из пустого тщеславия наследил в истории. А потому, в отличие от собеседника и партнёра, был не только фольклорным, но и литературным персонажем. «Графиня, ценой одного рандеву…» Партнёр, впрочем, попытался бы в такой ситуации стереть из мира самую память о том, что такая опера некогда существовала. Господина де Сен-Жермена же ситуация, скорее, забавляла. Как и тщательно распускаемый партнером слух, что он, де Сен-Жермен, не дворянин, а вовсе бакалейщик. Как будто для представителя «божественного народа» может что-то значить различие между воинским и торговым сословием у каких-то окраинных варваров.

Мелкий гравий хрустел под ногами. По дорожкам Версаля даже старший не может ходить бесшумно – а господин Уэмура вдобавок носил лаковые гэта по моде 17-го столетия. В высокой черной шапочке чиновника первого ранга, в белоснежных хакама и златотканой катагину, господин левый министр, смотрелся неуместно среди аккуратно подстриженных «живых изгородей» Версаля. Граф де Сен-Жермен в современном костюме выглядел куда естественней. Впрочем, гостя вряд ли беспокоили такие мелочи. Встречи на чужой территории всегда сопряжены с неудобствами.

– Фонтаны Версаля, – сказал граф де Сен-Жермен голосом экскурсовода. – Чудо инженерной мысли 17 столетия. После реконструкции мы решили не замуровывать систему подземных коммуникаций – сделали прозрачные стены. Сначала туристам будут показывать фонтаны в работе, потом проведут под землю.

Господин Левый Министр вежливо улыбнулся.

Они сделали ещё поворот – и вышли к фонтану, за которым открывался вид на дворец. Бронзовая Латона простёрла в их сторону жезл.

Сен-Жермен подозревал, что Латона понравилась бы господину Левому Министру значительно сильнее, будь на ней побольше патины, в фонтане – побольше кувшинок, ряски и прошлогодней листвы, а открытого пространства вокруг – наоборот, поменьше. Граф улыбнулся. Версаль был так роскошно помпезен, так откровенно не собирался соответствовать принципам ваби, саби и тем более югэн, что радовал бы душу своей непосредственностью, даже если бы не был Версалем.

Он вспомнил, как турецкий посол, увидев сады, воскликнул: «Аллах посылает неверным на земле то, что обещает нам лишь на небе!». Да, от господина Уэмуры не приходится ждать столь яркого проявления чувств. А вот планировку он оценить может. Английский парк – это парк. Французский парк – это город. Аллеи – улицы, газоны – городские кварталы. И все – от комбинаций цветов и травы до множественных отражений в дробящейся воде – подчинено единому видению, организовано вокруг невидимой точки, на которой в глубинах дворца стоит вполне видимая королевская кровать. Архитектор Ленотр, планируя Версаль, взял за образец Рим, его трёхлучевое устройство. Только это был Рим правильный, Рим упорядоченный, Рим, существующий сам по себе и нуждающийся только в косметическом уходе.

Они обошли фонтан и двинулись прочь по другому «лучу».

– Разве современным средствами нельзя было устроить то же самое быстрее и дешевле? – спросил господин Уэмура.

– Нет, – покачал головой Сен-Жермен. – Современными средствами это бессмысленно устраивать. Конечно, система резервуаров не так надежна, как римские акведуки, но, если содержать её в порядке, она может жить столько, сколько живем мы. Современные механизмы с тем же временным запасом будут работать хуже, стоить дороже – и потребуется новый Ленотр.

– Для европейцев, – только старшему была заметна легкая рябь раздражения в интонациях господина Левого Министра – «современное» значит «лучшее». Как приятно говорить с теми, кто понимает суть вещей.

– Это не совсем так, – улыбнулся Сен-Жермен, – для европейцев «лучшее» значит «лучшее». Это лучшее может быть старым, как здешние резервуары. Или новым – как здешние системы биоконтроля.

Господин Уэмура снова вежливо улыбнулся. Кажется, в его языке «меняться» и «портиться» – одно и то же слово. Хотя его регион к высоким технологиям, мягко говоря, неравнодушен. А со временем меняется всё. Даже старшие.

Его Величество Король-Солнце, вероятно, очень одобрил бы общество старших. В большинстве случаев оно просматривалось насквозь, как версальский парк. Ранг и вес окружающих были просто видны, были сутью, существом – нужная модель поведения всплывала естественно, как дыхание. Но не всегда. Что делать, если собеседник старше вас по возрасту, несколько превосходит по силе, несколько уступает по статусу, стоит много ниже вас по власти и влиянию – и является врагом всего, что вы сколько-нибудь цените? Стрекоза над озером может порхать – а может развить скорость до 120 километров в час. В зависимости от того, что ей нужно. И она очень редко ошибается в выборе.

– Господин Левый Министр, – сказал граф. – Я необычайно польщён вашим визитом и тронут вашим интересом к моему маленькому увлечению.

И значило это «Вы хотели переговорить со мной до сессии Совета. Я слушаю».

– Всего полтора года назад я вот так же приезжал в Нойшванштайн, – черная шапочка чиновника высшего ранга печально качнулась, пока он тщательно выговаривал немецкое название.

Господин де Сен-Жермен озабоченно нахмурился.

– Разве с замком что-нибудь случилось?

– Он потерял того, кто был его душой.

Ах, как интересно. Это никак нельзя было назвать свежей новостью.

– Насколько мне известно, виновник мёртв. И его несколько затруднительно заставить ответить именно за это дело.

– Разве убийцей считают оружие? Или всё же того, кто нанес удар?

Тот, кто нанес удар – и господину левому министру это было прекрасно известно – имел право и на большее. Его пытались убить в Аахене. В Аахене, во время сессии Совета. Да, если существует в мире законная причина для вендетты, то у Волкова она была. Но он не предъявил обвинения. Он не стал требовать смерти Литтенхайма у Совета. И драться с ним не стал. Он убил его руками подполья, руками людей.

А вы так не можете, господин Уэмура. Вы людей слишком презираете. Вам даже сейчас не приходит в голову симметричный ответ. Скорее всего, вы начнете подкапываться под старших из волковского окружения. Скорее всего, под тех, кто считает себя обойдённым в ходе недавнего переворота…

– У вас, насколько я знаю, тоже были потери, – черная шапочка снова сделала короткое движение.

Не менее интересно. Голова г-на Талена посреди нимского амфитеатра, а также не вполне приличная свара между многочисленными желающими приписать себе этот несколько безвкусный жест, были вполне в духе Волкова. Однако никаких ниточек граф пока не обнаружил. Собственно, следствие – и официальное, и неофициальное – в настоящий момент находилось в тупике. Смерть Талена могла быть случайностью. А могла… и делом рук нынешнего собеседника. Г-ну Уэмуре сейчас очень, очень нужен конфликт между Аахеном и ЕРФ.

Волков графу скорее нравился. Он – а это было исключительно редким делом – сумел Сен-Жермена удивить. Казалось бы: сепаратист, прямолинеен, делает ставку на силу – а все удары под углом, все рикошетом. Быстро, неожиданно – и с той стороны, где никто и не думает ждать. И дёшево, обязательно дёшево. В другой ситуации Сен-Жермен подождал бы, посмотрел: а вдруг возможен компромисс, а вдруг из Волкова можно вырастить если не союзника, то хотя бы одну из многих сил, которые тащат систему каждый в свою сторону – и тем удерживают ее в равновесии. Но Волков слишком нравился молодым. У него был реальный шанс. В этом смысле господин Уэмура куда предпочтительнее. Из него получалось роскошное пугало. Мейсенского фарфора, в стиле шинуазери – тогда в Европе как раз их было принято считать варварами, не делая особой разницы, всех, у кого отсутствует складка на веках.

Поэтому в сложившейся ситуации предпочтительнее было оказать поддержку господину Уэмуре. Но – не прямую.

– Да, у нас были потери, – граф даже не пытался изображать скорбь. – Мой птенец был неосторожен и любил эффектно себя подать. Ему и подыграли…

– В нашей истории тоже был варварский период, когда в обычае было собирать головы противников, – понимающе кивнул гость. – Но не назвать при этом своё имя считалось верхом невежливости.

– Времена меняются, – граф тронул набалдашником трости розу, из чашечки цветка выполз недовольный шмель. – Кроме того, желающих присвоить себе славу оказалось столько, что между ними трудно сделать выбор.

– Вы слышали о резне в Копенгагене? – господин Уэмура неуловимым движением развернул тэссэн и рассёк шмеля надвое в полете.

Сен-Жермен кивнул. Он не только слышал о ней. Он собирался использовать этот инцидент, вкупе со смертью Талена, для того, чтобы попытаться убедить коллег в необходимости создания «более тесных связей между региональными службами»… вернее, фактическом переподчинении ряда департаментов Аахену. На полный успех, конечно, рассчитывать не приходится, но капля камень точит, и чем глубже проникает, тем больше узнает о структуре камня и линиях сопротивления.