Текст книги "В час, когда взойдет луна"

Автор книги: Ольга Чигиринская

Соавторы: Екатерина Кинн,М. Антрекот,Хидзирико Сэймэй
сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 51 страниц)

Легкое шуршание. Один-два-три… семь кивков. Вот так просто.

– Большое спасибо за внимание, господа, – Эней поднялся. – Итак, у вас есть моё слово, у меня – ваше. Я ведь не ошибся, этот жест означает твердое «да»? Болгар в штабе нет, это я теперь точно знаю. Не буду говорить «до свидания» – потому что свидеться мы теперь можем только по одной грустной причине.

Подойдя к двери, он оглянулся.

– Господа, надеюсь, никому не пришла в голову гениальная мысль отдать охране приказ стрелять в меня, когда я выйду из здания.

Рашель и Рено обменялись улыбками.

Как хорошо, что с ними не нужно иметь дело. Не нужно особенно иметь дело. Даже с лучшими из них. Ростбиф был прав, прав, что не пускал его сюда. Хотя… давай, дружок, поговорим об этом через десять лет. Может быть, ты еще дорого отдашь за возможность посмотреть в зеркало и увидеть там Рено. Или Стеллу.

Он сунул руку в карман форменной куртки, вышел, вдохнул свежего воздуха, зашагал вниз по склону, какое-то время ожидая пули. Свернул в длинное здание служб, спустился в бойлерную. Удерживать гранату больше не было смысла – Эней вынул ее из кармана и вернул предохранитель на место.

Поднялся в раздевалку.

– Салям, Нури, – выныривая из женской раздевалки, сказала Милла.

Он улыбнулся как можно теплее.

– Я поехал за продуктами.

– Так вчера же…

– Так заказы же, – удивился Эней.

– Ну конечно, извини.

За продуктами можно было ехать без формы – граната перекочевала в карман собственной куртки Энея. Форменные брюки он сегодня не надевал совсем – что, конечно, повлекло бы нагоняй, и даже штраф, заметь его старший смены, но как раз это Энея волновало меньше всего.

Зашел в гараж, кашлянул на всякий случай – хотя человек, которому положено было оказаться в гараже пять минут назад, мог опознать его и без кашля.

Эней сел в кабину. Он не рассчитывал, что единственную уехавшую машину так просто оставят в покое – но крепко надеялся на то, что этого не рискнут делать в открытую, и на то, что противник замешкается, когда откажет связь.

* * *

Терминалы мигнули и сдохли. Луиза Рош, псевдо Гном, связист – вскрикнула: перед смертью ее наушник издал разряд, звук которого раскатился под черепом как выстрел.

– Сволочи! – она выдернула наушник и швырнула его на стол. – А если бы у кого-то из нас был кардиостимуятор?

– Это не пинч – часы живы-живехоньки. – Мельникофф закурил. – Так что ничего бы кардиостимулятору не сделалось. Они, наверное, просто установили где-то рядышком армейский РЭП[95]95
  Система радиоэлектронного подавления.


[Закрыть] – и теперь давят все лишние частоты.

У систем подавления есть свои преимущества. Можно не опасаться, что тебя пишут. Вернее, запись вести можно, но это требует очень уж кропотливой подготовки.

– Мы… намерены держать слово, данное… этому юноше? Или это был… обходной маневр? – поинтересовалась Клара.

– В ближайшее время – безусловно, да. Подумайте сами. – Рено надел очки и снова стал на вид безобиден, как бабочка-улисс. – Отстрел прекратился, а Эней жив. Для низового состава это значит, что оставшимся членам штаба можно доверять. Живой он – доказательство нашей невиновности. Мёртвый… на его место могут найтись желающие – и нет никаких гарантий, что мы засечём их вовремя.

– А дальше? – спросил Орион.

– А дальше либо он будет держаться в рамках соглашения, честное слово, дополнительные глаза нам не помешают, либо он за них выйдет – и тогда… будем надеяться, что его светлый образ на что-нибудь сгодится.

Маленький чип в столе без удовольствия – он не умел испытывать удовольствие – зафиксировал эти слова. Через два часа он пошлет все записанное импульсом в конкретную точку и умрет.

– Так ты видел смерть Билла? – продолжала Клара. – Или это был блеф? Но тогда почему он сразу тебе поверил?

– Потому что он успел получить неплохое представление о Билле. С него сталось бы вести запись, – пожал плечами Рено.

– Он вёл? – Клара сломала сигарету.

– Он вёл, но не довёл до конца. Так что собственно смерти Билла я как раз и не видел, не успел. Ничего, главное я рассмотрел. Первое: Билл в самом деле где-то раздобыл четверых высоких господ – скорее всего, вольных стрелков из Глазго или Люксембурга. Второе: Эней в течение дня сумел перетащить на свою сторону группу Хана, которую отправили за его головой. По крайней мере, на острове Прёвестен они стреляли в одну сторону – в сторону тех самых высоких господ. И третье: на момент обрыва записи в группе Энея были живы и боеспособны все, а в группе Хана оставался на ногах один Хан.

Орион присвистнул.

– То есть, эти четверо высоких господ – это фактически наши трупы… Понятно. И откуда у этого молодого человека такая группа?

– А вы подумайте, – сказал Рено.

– Кто-то выжил у Пеликана, – сказала Гном. – Не новость.

– И никто здесь не может похвастаться тем, что знал всё о связях покойника Ростбифа, – добавил Рашель. – Скольких ты видел?

– В группе как минимум двенадцать человек, – сказал Рено. – И двое из них действительно «брат» и «сестра» Пеликана. Вернее, известные нам «брат» и «сестра» Пеликана.

Штабные переглянулись. В переводе никто не нуждался. Четверо мёртвых варков при четырёх убитых людях. Размен один в один. В ближнем бою. Не бывает – даже при таком численном преимуществе не бывает. Группа этого качества составом в как минимум двенадцать человек… Это зародыш новой боевой. Принципиально новой боевой. Вот, значит, на что ставил Ростбиф.

– Я хочу задаться ещё одним вопросом, – сказал интендант, – почему наши люди искали здесь прикрытие Энея и до разговора, и во время разговора – и не нашли?

– Хорошо спрятал, – усмехнулся Милочка. – Слушайте, а бар в этом сельском домике есть?

Бар нашёлся. Когда Милочка наливал себе вермут, бутылка дважды звякнула о стакан. Мелодично, словно кто-то позвонил в дверь.

– Очень хорошо спрятал, – кивнул Рено. – Я сам понял, только когда мальчик прощался. Не было у него прикрытия. По крайней мере, вооружённого прикрытия. У него был – и есть – человек, который тут находится в качестве гостя или обслуги. Если бы с Энеем что-то случилось – сработало бы то взрывное устройство, о котором он говорил, – Рено постучал пальцем по пульту терминала. – Файл ушел бы в параллельные организации.

– Подожди, – Рашель слегка наклонился вперед, – ты хочешь сказать, что вскрыта система связи?

– Один из слоёв оповещения, как минимум.

– Но… как?

– Они каким-то образом заставили сотрудничать Стеллу. Другого ответа у меня нет.

– Стелла была по-немецки сентиментальной курицей, – Мельникофф поморщился. – Не удивлюсь, если ее и заставлять-то не пришлось, а потом она сама покончила с собой. От избытка совести.

– Я тоже не удивлюсь, если её не пришлось заставлять. Учитывая сегодняшнее шоу.

– В смысле?

– В смысле – мальчишка прав, мы не можем так работать, – сказала Клара.

– Клара, не развивай, пожалуйста, сценарий «пауки в банке». Зачем радовать противника? У меня есть предложение.

Есть предложение. Потому что теперь у нас есть задача. Настоящая задача. Спрятать этого идиота от всех. Так чтобы ни СБ, ни низовые группы, ни черт с рогами не задумывались над этой историей. Чтобы всем всё было ясно. А потом мне придется отыскать его – тихо – подвести к нему людей – тоже тихо. И посмотреть, что он делает. И не мешать. И начать потихоньку дублировать. А коллеги мои, между прочим, через час-полтора решат, что я сговорился с мальчишкой. Или работал в паре с Ростбифом.

Было же счастливое время, когда я считал операции с ипотечным кредитом головоломной проблемой…

…А пансионатский грузовичок был уже брошен возле аптечной лавки – полицейские не сегодня-завтра найдут, определят хозяина и пригонят обратно. Эней и Цумэ пересели в фермерский джип «Мицубиси-кватро», настолько разболтанный и обшарпанный, что его сразу же по взятии в аренду окрестили «победоносным навозным жуком». Эней сбросил форменную куртку, оставил её на водительском месте.

– А ты нагнал шороху, – сказал Цумэ.

– Какого там шороху, – Эней по старой привычке махнул через дверь. – Зажигалку дай. Этот… боксёр весь шорох на шелест перевел.

– Когда уже ты заведешь свою, – Цумэ бросил ему на колени дешевенький «светлячок». – А почему боксёр? Он меньше всего напоминает боксёра.

Эней поставил пламя на максимум и начал плавить «аусвайс».

– Рыбка такая есть. Тропическая. Называется рыба-боксёр.

– Прощай, Нури Балсар, – вздохнул Цумэ. – Ты был хорошим парнем и водителем. Ты каждый день безропотно выходил на работу к шести утра и уходил в четыре. Ты, восстав из мертвых, целых две недели самоотверженно вертел баранку ради фрау Ротенберг и её «Озёрного рая». Прощай, нам будет тебя не хватать.

– Ты знаешь, что самое забавное? – добавил он, когда аусвайс превратился в комок пластика, а чип не узнала бы даже его силиконовая родня. – Одна из групп практически не пасла здание.

– А что пасли?

– Соседей и окружающую среду. Заняли те позиции, которые по логике должны были занимать наши, если бы у нас были эти наши – так, чтобы в кратчайший срок блокировать любое вмешательство извне. И аккуратные такие ребята – еле мимо них прошел, а без заготовки и не прошел бы. Веселый парень этот ваш интендант.

– Угу. Хороший человек. Так что «подземка» работать будет, а у боевой пока гандикап…

Он снова тяжело вдохнул и выдохнул с задержкой.

– Кстати, ты заметил? – Цумэ посмотрел выжидательно.

– Что?

– Пока ты был там – у тебя одышки не было. Ни разу, когда ты в шкуре Нури Балсара беседовал с начальством, персоналом или гостями.

– Само собой. Потому что у Нури этого нет.

– Извини меня, друг, но ты далеко не гений вживания-по-Станиславскому. Просто в состоянии напряжения у тебя это проходит.

– Тем лучше. Чем тебя это беспокоит?

– Тем, что ты расходуешь слишком много, – Игорь не сказал «слишком много себя».

– Не больше, чем вы.

– Нет. Мы летим на основном баке, ты – на запасных.

– И что мне прикажешь делать? – раздраженно сказал Эней.

– Как только осядем – заняться собой. Тебе помощь специалиста нужна.

Андрей ничем внешне не выразил меры своего отвращения к этой идее, но Игорь был эмпатом.

– Ты погубишь дело из-за идиотских своих предрассудков. Ладно. В конце концов, ты командир, тебе и решать, на что разменивать себя и нас. Я своё сказал.

Прокукарекал – а там хоть и не рассветай. Как Эней только что. Вряд ли в штабе рассветет, но, может, хоть темнеть перестанет?

– Енот… – это уже в ларингофон. – Слей-ка сам знаешь кому ваши с императрицей наработки. Он решил быть совестью нации – он это и получит.

Игорь забрал зажигалку, использовал по назначению, сунул в карман. Эней поморщился от запаха табака, но не сказал ничего: все-таки открытая машина.

По сторонам дороги, петлявшей среди гор, лоскутками лежали маленькие поля, бритые под «ноль». Солома, укатанная в цилиндрические скирды комбайн-автоматами, дожидалась сборщиков, чтобы отправиться на фабрики и стать строительным материалом. Только пирамидки и ряды этих соломенных рулонов, да ещё прозрачные паутинки на ветру, были приметой наступившей осени – небо оставалось по-летнему синим, солнце – по-летнему ярким, а в Эмдене стояла на приколе «Чёрная стрела», ожидающая перегона в Гданьск, настоящей регистрации и продажи.

* * *

…Высокий, широкоплечий молодой человек в тёмно-синем плаще с черной отстрочкой шагал по Чайковского «вниз» – то есть, в сторону Невы. Если в каком-то городе была река или море, направление туда всегда ощущалось как «вниз», а направление оттуда – «вверх», пусть даже местность оставалась плоской как тарелка.

Едва прибыли в Питер – как погода тут же дала понять, что такое осень. Эх, была давным-давно очень хорошая песня… Молодой человек попытался насвистеть мелодию – и по причине отсутствия музыкального слуха потерпел поражение.

Дойдя до восьмого дома – старинного, двухэтажного – он открыл дверь и вошел. Как это часто бывает в Питере, дом оказался «перевёртышем»: снаружи – 19 век, внутри – 22. Фотоэлементы сами собой включили ленточку эскалатора, молодой человек въехал на второй этаж, где по одну сторону от лестницы был, как гласила табличка, офис электронной газеты «Перчёные новости», а по другую – офис медицинской фирмы «Теона». Туда молодой человек и направился. Глядя на его энергичную походку и спокойное лицо, никто бы не сказал, что ему требуется профессиональная помощь психотерапевта – но именно к психотерапевту он записался заранее по комму и именно к нему теперь пришел.

Очереди не было – во-первых, психотерапевт Евгений Самойлович Давидюк хорошо умел распределять свое время, а во-вторых, прием у специалиста из «Теоны» был мероприятием недешевым. Молодой человек сбросил плащ в раздевалке, взял талон и дружелюбно кивнул девушке за стойкой регистратуры.

Дверь тоже распахнулась перед ним сама – после чего раздался писк пульта, блокирующего механизм до следующего перерыва между клиентами. Сеансу психотерапии никто мешать не должен.

– Здравствуйте, – сказал молодой человек, увидев доктора – усатого мужчину лет сорока, платинового блондина. Точнее, поправил себя молодой человек, альбиноса.

– Я по рекомендации Романа Викторовича, – сказал он. – Я… его бывший помощник.

– Ага, – врач сложил руками «домик» так резко, что кончики пальцев стукнулись друг о друга с легким, немного деревянным звуком. – Значит, в некотором роде, мы коллеги. Константин Павлович Неверов.

– Мне нужна исповедь, – объяснил Костя.

– Так что ж вы на приём записались? – изумился Давидюк. – Это же деньги! И немаленькие!

– Так… дело в том, что… по второй профессиональной части вы мне тоже нужны, – Костя вдруг замялся.

– Ну, раз вы оплатили мою работу, – сказал Евгений Самойлович, – то займемся сначала вторым вопросом.

Костя кивнул, сжал руки.

– У меня есть друг, – начал он. Поймал внимательный взгляд врача, кашлянул. – Нет, это я правду говорю. Не о себе. Действительно есть друг. Заодно и начальник, заодно и духовный сын… Вот так вот все закрутилось. С ним несчастье вышло. Жена погибла. Чуть больше месяца назад. С парнем чем дальше, тем хуже.

Врач умостил локти на столе, сцепил пальцы и оперся об них подбородком. Внимательный взгляд не отрывался от Кости. Если бы жена погибла при… ожидаемых обстоятельствах, лечение пострадавшего оплатило бы государство, да и, скорее всего, домашний врач сам нашел бы специалиста нужного профиля. Значит, дело в чём-то другом.

– Он спит все время. Даже когда занят – все равно спит. Как будто за стеклянной стенкой. Живой делается, только когда… ну… когда надо быстро действовать, когда форс-мажор… Дня два живой. А потом опять…

– Ну, сам-то он в силах ко мне прийти?

– В том-то и дело, что нет. Он сейчас через пуп делает даже то, что нам по жизни надо. Мы тут кое-какое имущество продаём, кое-какое покупаем, фирму регистрируем… Он ездит, подписи ставит – и… все, на этом запал заканчивается. Если хотите, я его приволоку. Он сопротивляться не будет. Только, наверное, лучше было бы, если бы вы сами приехали. Потому что я как заговорю про врача – он… сворачивается весь. Закукливается.

– Сколько ему лет?

Костя вздохнул.

– Двадцать один.

– Давно женился?

– В июне.

Врач надул щеки и выдохнул. Потом сказал:

– Бедняга. Скажите, а что вы пытались сделать как друг и как духовник?

Костя пожал плечами.

– Он знает, что есть вечная жизнь. Ему же плохо от того, что её здесь нет, и вообще… на него навалилось слишком много. А что я могу… исповедовать и водки налить.

Теперь настала очередь врача тяжело вздыхать.

– Завтра возьмете вашего друга за шкирку и приведете ко мне. Водка, Константин, таких стрессов не снимает. И из депрессии не выводит. В какое время вам будет удобно?

– Да в любое, – Костя махнул рукой. – Но честное слово, я любые деньги готов заплатить, чтобы вы сами приехали и чтобы он какое-то время не знал, что вы врач. Вы же всё-таки ещё и священник.

– Любых денег мне не надо, рассчитаетесь по обычному тарифу. На ближайшие два часа у меня никого нет. Ваш друг дома?

– Сейчас, – Костя вынул из кармана комм, набрал номер. – Кэп, это я. Ты где? В конторе? Слушай, подрули в «Эль Перро», мы там будем кофе пить. С коллегой. Ты нужен, – и, захлопнув крышку комма: – Он придет.

…Кафе «Эль Перро» было удобно тем, что в нем столы отделялись друг от друга перегородками-звукопоглотителями. Самое место для бизнес-ланчей менеджеров и дельцов средней руки.

Давидюк узнал парня сразу же, как только тот вошел. Привычным, профессиональным взглядом. Слова «посттравматический депрессивный синдром» были у него на лбу написаны курсивом. Характерная заторможенность в движениях, усталость, видная в линии плеч, осанке, выражении рта. И то, что он до сих пор не добрался до врача – не гордыня и не предрассудок типа «нормальному человеку психиатр не нужен», а просто нехватка сил. Невозможность совершать какие-то лишние движения. Знакомо. Более чем знакомо.

– Привет, – «клиент» подошел к столику. – Здравствуйте, – это было уже сказано Давидюку.

И голос тусклый, проблемы с тонусом.

– Здравствуйте, – Давидюк протянул ему руку. Тот пожал – хватка была железная, ладонь жесткая. – Давидюк, Евгений Самойлович.

Костя поманил официантку, заказал кофе. В Питере он внезапно пристрастился пить кофе – давило свинцовое небо, клонило в сон от вечной сырости. А за Энеем давно заметил любовь к капуччино – со взбитой пенкой сливок, с корицей, и обязательно чтобы сладкий. Такой и заказал.

– Это Евгений Самойлович Давидюк, – Костя взял быка за рога. – Когда меня в городе не будет… и мало ли что… исповедоваться будешь у него.

– Очень приятно, – качнул ресницами «кэп». – Андрей Новицкий.

Давидюк протянул ему визитку.

– Я ещё и врач, – сказал он.

– А, – таким же тусклым голосом откликнулся Андрей. – Спасибо. Костя перестарался. Я просто устал. Мне нужно отдохнуть – и все.

– Несомненно, – согласился Давидюк. – Вам нужно отдохнуть. Вам все говорят: нужно отдохнуть. И вы изо всех сил стараетесь отдыхать. Вы же ответственный человек. Собираете себя в кулак. Мобилизуете себя. Приказываете себе: отдыхай! Короче, пытаетесь отдыхать изо всех сил. Вдумайтесь в само строение этого слова: пытаете-сь. Пытаете себя этим трижды взятым отдыхом. Потому что стоит вам уединиться для отдыха – как в голову лезет то, о чём не просите. И тогда вы стараетесь устать ещё сильнее, загонять себя до того, чтобы сон вырубал сразу же. И просыпаетесь, не отдохнув…

Официантка принесла кофе. В чашке над горкой пены вился пар, пахло корицей. Без всякого интереса Андрей взял чашку, глотнул горячего кофе. Поставил чашку на блюдце – она предательски звякнула. Давидюк посмотрел на Костю – тот сдвинул брови.

– Проблемы с тонкой моторикой? Трудно вдеть нитку в иглу, перезарядить комм, промахиваетесь мимо кнопок при наборе?

Андрей кивнул.

– Учащённое сердцебиение, когда резко встаёте или просто просыпаетесь?

Андрей кивнул.

– Боли в сердце?

Андрей мотнул головой.

– Трудности с дыханием? Его неожиданно перехватывает и так же неожиданно отпускает?

Кивнул.

– Плохие сны?

Андрей сделал странное движение ртом.

– Вообще никаких снов?

Помотал головой.

– Сны есть, но вы их не помните, только ощущение наутро – скверное?

Кивнул.

– Давно это?

– Чуть больше месяца. Костя же вам рассказал, верно?

Это хорошо, – осознаёт своё состояние, критика в порядке.

– Что-нибудь до этого было? Сопоставимое по силе шока?

– Почему вы спрашиваете?

– Потому что вы человек сильной психической конституции. От одного удара вы не плывете, нужна серия.

Андрей поднял глаза – очень светлые на загорелом лице – и ответил:

– Да. Было. Я не хочу об этом говорить. Сейчас. И вообще.

– Почему?

– Не вижу смысла. Вы не можете сделать так, чтобы того, что было, – опять не было. И наоборот.

Давидюк полез в карман, вынул блок рецептурных бланков и ручку.

– Не могу, – согласился он, заполняя графы. – Но я могу поспособствовать вашему физическому восстановлению. Сейчас вы очень напряжены и устали, это делу во вред. Вот я вам выписал один мягкий антидепрессант. Не бойтесь, зависимости не возникнет и ходить, улыбаясь всем встречным, вы тоже не будете. Немножко поддёрнем тонус, уберем нежелательную соматику. Через три недели, когда закончите курс – побеседуем снова. Если что-то пойдет не так – возникнет аллергия, какие-то неадекватные реакции – сразу же ко мне.

Он раскрыл планшетку, проставил на матрице бланка магнитную печать: лекарство было не из тех, что продаются как витамины.

– Спасибо, – сказал Андрей, протягивая руку к рецепту – но Костя первый выдёрнул его у врача и спрятал в карман.

– Я сам в аптеку зайду, – сказал он. – Кстати, как в конторе дела?

Андрей пожал плечами.

– Работяги работают. Мебель доставят послезавтра. Я могу идти?

Костя повторил его жест.

– Ты начальство. Ты решаешь, когда приходить, когда уходить.

Андрей криво усмехнулся, склонился к решеточке интеркома:

– Один капуччино, – и поднес к считывателю свою карточку. Считыватель пискнул и мигнул, подтверждая перевод денег.

– Хорошо, что ты напомнил мне, что я начальство, – он протянул к Косте руку. – Дай рецепт. Не нужно вытирать мне нос.

– Аптека через дом отсюда, – сказал Давидюк.

Андрей поблагодарил и ушёл. Костя, насупившись, смотрел в стол.

– Он прав, – Давидюк расплатился за свой заказ. – Не нужно так явно его беречь.

Они вышли на улицу. Давидюк сразу же свернул за угол, хотя могли пройти и по набережной. Не хотел, видимо, попадаться на глаза Энею.

– Вы, – спросил он, – в подземной железной дороге? Кто-то вроде аварийщиков?

– Почему вы так решили?

– Ну, это элементарно, Уотсон, – они уже покинули кафе, уже шли вдоль Мойки. – Начнём с того, что вы не хотели мне что-либо говорить, иначе как в ходе исповеди. Значит, дело серьёзней, чем врачебная тайна, которую я по требованию соответствующего учреждения раскрыть все-таки обязан. Затем я увидел Андрея. У него и у вас морской загар. Два месяца назад вы были в море, и то, что продаёте сейчас, – скорее всего, небольшое судно. Я попал?

Костя промолчал, но походка его изменилась – замедлилась, стала более тяжеловесной.

– Сначала я предположил несчастный случай на море, но, увидев Андрея и пожав ему руку, решил – нет. Это рука бойца-рукопашника, костяшки сбиты очень характерно. И уровень самоконтроля… Андрей, скорее всего, холерик – но очень крепко держащий себя в руках. В обычной жизни человеку совершенно незачем так обуздывать свой темперамент.

– Почему вы вдруг решили, что он холерик? – Костя ляпнул это просто чтобы выбить Давидюка из колеи, но тот выбивался не так просто.

– Рыбак рыбака видит издалека. Флегматик не пошёл бы на контакт, сангвиник поднялся бы сам, а меланхолик бы уже слёг. И Андрей не из-за фронтира. А будь он армейцем – им бы занимался специалист из ССО и не позволил бы ему довести себя до такого состояния. Учитывая вашу осторожность и недоговорки – вывод напросился сам собой.

– Вообще-то мы – охранная контора, – Костя за время своего священства хорошо овладел методом исландской правдивости. – Не рядовая. Специализируемся по высоким господам. Вы кое-что угадали, но… – он развел руками.

– Хорошо, пусть будет так – ведь исповедь еще не началась. Но как вы собираетесь рассказывать мне о том, что вас действительно гнетет, умалчивая о главном?

– Я не умалчиваю. Не беспокойтесь. Я не… – Костя осекся. Да, уж действительно гнетёт. Интересно, он это любому собеседнику мог бы ляпнуть – или только психологу? Или только коллеге?

– То есть, я… – он вздохнул. Владыка Роман может ошибаться, как все люди. Он мог ошибиться и в этом человеке. Но ему нужна исповедь, а Андрею – профессиональная помощь. – Давайте дойдем до вашего кабинета – и поговорим. Как хотите, так и поговорим.

* * *

Стены обклеены текущим законодательством. Холодильник расписан определением шантажа. Завтра Костя его смоет и каллиграфически, буковка в буковку, выпишет определение мошенничества. Открывать холодильник не хочется. Но там пиво…

– Был такой рассказ, – говорит Игорь. – О человеке, который читал правительственные газеты и от этого стал революционером. Почему подполье не кишит частными детективами?

Антон улыбается. Эней – нет. Он теперь редко улыбается.

– А они, наверное, зубрят, – говорит Антон. – Выучил-оттарабанил-забыл. Холмс вот не помнил, что земля круглая.

– Ему можно было. Картина «Холмс, зачитывающий права собаке Баскервилей». Холст, масло, туман…

– Чем острить, – сказал Андрей, – лучше погоняйте Костю по разнице между непредумышленным убийством, случайным убийством и преступной небрежностью.

– Добавь, повлекшей за собой смертельный исход. Антон, кто обещал справочник по «жучкам» скачать? И где?

– Господи, – рявкнул через полчаса Кен, глядя на список «жучков», – я тебе не судья, но зачем ты их таких понаделал… изобретательных. Крепится куда?!

– Это не то, что ты подумал, – сказал Игорь. – Э… нет, я не прав, это то, что ты подумал, – поправился он и быстро убрался из пределов досягаемости.

Эней одевался.

– А ты куда?

– А я пойду показывать нашему финну яхту.

Финна отыскал Антон по наводке Алекто. Высланными через Сеть снимками яхты и копиями технических документов финн остался вполне доволен и высказал желание приехать в Питер лично, чтобы самому перегнать яхту в свой родной город Раумо. А поскольку яхта была зарегистрирована на Андрея Новицкого – одну из личин Энея, созданную Ростбифом ещё пять лет назад и ничем противозаконным не запятнанною – то Эней же и поехал её продавать.

– Ни пуха, – сказал Игорь, открывая нужный документ. – Ты как, Костя? Готов морально?

– Готов, – вздохнул Костя.

Из всей команды он был единственным абсолютным и полным легалом – поэтому регистрировать фирму и лицензировать охранную и детективную деятельность решили на его имя. Зарегистрироваться было несложно, а вот для получения лицензии требовалось сдать достаточно зубодробительный экзамен по общеевропейскому и федеральному российскому праву, пройти медкомиссию и получить разрешение на ношение, хранение и применение оружия – а впрочем, у Кости оно имелось как у младшего командира резерва, и он его, странное дело, даже не потерял.

Единственное, насчёт чего Костя был спокоен – это медкомиссия.

Он зубрил не один. Зубрили все – даже Игорь, которому лицензия не светила, потому что проходить медкомиссию ему было нельзя. Во-первых, Эней сказал: бумажки может у тебя не быть, но дело знать нужно. Во-вторых, гуртом легче и батька бить, не то что экзамены сдавать.

Но Косте это дело давалось труднее всех. У него с детства было плохо с запоминанием больших фрагментов текста. «Но ведь чин архиерейской службы ты выучил», – пожал плечами Эней, когда Кен поделился с ним своей бедой. «Ну так я же его год учил! – заспорил Костя. – У меня он есть, этот год?» – «У тебя есть столько, сколько тебе нужно, – успокоил его Андрей. – От несдачи экзамена ещё никто не умер. Не выйдет с первого раза – попробуешь во второй. И в третий». Убедил.

Эней надел куртку, кивком попрощался и закрыл за собой дверь. Квартира располагалась прямо над конторой, это было очень удобно. В соседнем доме, примыкающем стена к стене, на втором этаже нашли квартиру для Антошки. По чердаку можно было свободно сообщаться из подъезда в подъезд, не показываясь на улице. Как Кай и Герда.

Офис ремонтировали. Не то чтобы он находился в плохом состоянии – но требовались некоторые модификации, как-то: запасной выход, тренировочный зал и терминалы во всех комнатах и в кухне, по примеру Алекто. Игорь предложил устроить терминал и в сортире, но Эней решил, что это уже перебор. Он с удовольствием прошелся по новенькому покрытию – положили только сегодня – вышел на улицу и запер за собой дверь – не только на сенсорный, но и на механический замок. Оседлал «Полонию» – неоспоримое преимущество мотоцикла перед автомобилем заключалось ещё и в возможности парковаться где угодно – надел шлем и покатил в порт.

День, для разнообразия, стоял ясный. Нетипично для Питера в начале октября. Отражая небо, синела река, шпиль Петропавловского Собора вонзался одновременно в высь и в глубину, воздух был свеж и холоден, и в целом жизнь, как казалось, налаживалась. Во всяком случае, Эней больше не вставал утром с постели, преодолевая «а зачем?», и гораздо реже, чем раньше, случались приступы одышки. Лекарство доктора Давидюка помогало – и, кстати, пластыри-депо уже подходили к концу. Намечался сеанс психотерапии, и думать об этом было не веселее, чем о посещении зубного. Мысль о том, что кто-то, пусть даже очень хороший человек, будет копаться в самом дорогом и сокровенном, поднимала дыбом все волосы вдоль хребта. Но волынить с этим никак нельзя – сейчас он, именно он был в команде слабым звеном. Эней остановил мотоцикл на набережной, снял шлем, подышал – и поехал дальше.

В доке никого похожего на финна он не заметил – только прогуливалась по пирсу женщина лет тридцати, в кожаной куртке-«доломанке» и длинной джинсовой юбке. Эней решил ещё раз напоследок побывать на яхте – посмотреть, не осталось ли там чьих-нибудь личных вещей. Вспрыгнул на борт, спустился в салон, оттуда заглянул в трюм. Нет, ничего.

Прямо над трюмом была их с Мэй каюта. Эней раздвинул дверь-штору и зачем-то заглянул внутрь.

Без матраса – пропитанную кровью постель Игорь утопил в море – каюта выглядела особенно пустой и голой. Всё сбрызнуто стекломоем, протёрто до стерильности…

Эней задёрнул дверь. Зря он вообще её открывал.

Первым, что он увидел, поднявшись на палубу, была женщина в джинсовой юбке. Она стояла, чуть запрокинув голову и щурясь, придерживая одной рукой рюкзачок, а другой – взлохмаченные ветром светлые волосы. Она походила на Дебору, погибшую, когда они делали Литтенхайма: высокие скулы, чуть раскосые глаза. Эней почувствовал себя неуютно.

– Are you Andrew Novitsky?

Чёрт, подумал Андрей. Так Инкери Карппинен – женское имя?

– Yes, ma'am,[96]96
  «Вы Андрей Новицкий?» – «Да, мэм.»


[Закрыть] – он протянул ей руку.

Как я к ней обращался… А никак. Я к ней через Dr. и You обращался. Чтоб его, бесполый этот английский…

– Я этому обстоятельству обязана своей карьерой, – рассказывала она через час, в баре под ближайшей нотариальной конторой, где была оформлена сделка. – Да. У меня на первом году магистерской расщелкалась задачка. Задачка жестокая, и сделала я её красиво, а главное – скорость. У нас в музее старый компьютер есть, ещё доповоротный. Так вот он её за три часа посчитал.

Эней не понял, но кивнул.

– И очень хотелось доложить. И тут в Амстердаме конференция, как раз по теме. Но имена… не то что мне, моему руководителю до них, как до орбиты Харона. Но задачка и впрямь была… Дали мне десять минут на сообщение, щедро дали, у них уже и секция сформирована была. И я бросаю все и еду в Амстердам.

Дальше я уже потом узнала от них. Секретарша конференции вечером пришла в оргкомитет и говорит: