Текст книги "В час, когда взойдет луна"
Автор книги: Ольга Чигиринская
Соавторы: Екатерина Кинн,М. Антрекот,Хидзирико Сэймэй
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 51 страниц)
– Згинел. В Катеринославе.
– Хор-роба… – Стах принялся охлопывать себя по карманам комбинезона. Карманов было много и смятую пачку сигарет он нашел не сразу.
– Тераз я за него, – сказал Эней. – Стаху, где Хеллбой?
– А-а, курва его мать, не вем! – рыкнул Стах. – Не хце го видзечь…[60]60
А, шлюха его мать, не знаю. Не хочу его видеть.
[Закрыть]
Из дальнейшего монолога, пересыпанного хоробами и курвами, Игорь понял, что означенный Хеллбой принимал участие в подпольных боях с тотализатором, посоветовал Стаху ставить на своего противника, клятвенно обещая, что ляжет в четвертом раунде, а вместо этого в первом отправил беднягу в полный нокаут. У Стаха пошли с дымом полторы тысячи евро. Он бы с удовольствием привязал Хеллбоя к якорю и отправил на дно Балтики, но, скорее всего, с ним это уже проделали держатели подпольного тотализатора, а если ещё нет – то всё равно ему пришлось бы встать в очередь.
После того, как зажигалка всё-таки сработала, поток стаховского сознания стал несколько более прозрачным и из него отчетливо вычленилась мысль – за какой хоробой приличным ребятам, хотя и на всю сдвинутым террористам может быть нужен Хеллбой с левой резьбой?
Эней ответил, что должен подготовить группу – и тут Стах как будто впервые заметил Игоря.
– А кто есть? – спросил он.
– Мэй, Десперадо з нами, – Эней загнул пальцы. – Мамы два брати. Мамы коваля.
– Тэн бялы? – спросил Стах, кивая на Игоря. Эней помотал головой и показал на Антона, вышедшего на крылечко кухни.
– Тен курчак? – изумился Стах.
– Справжни коваль,[61]61
– У нас есть два брата. Есть кузнец.
– Этот белый? (…)
– Этот куренок?
– Настоящий кузнец.
[Закрыть] – твердо сказал Эней.
Учитывая, подумал Игорь, что пацан чуть ли не шутя «наковал» для группы пять тысяч тугриков за неделю, «настоящий» – это даже не комплимент.
…На завтрак были сардельки для гриля, купленные вчера в Гданьске – половину здоровенной «семейной» упаковки выпотрошили и съели по дороге, вторую половину насадили на шампуры и зажарили над печкой. Печка у Стаха была совершенно антикварная – на дровах и древесном угле.
– Если бы это был утюг, – сказал Антон, – им бы пришлось размахивать. Раньше, когда утюги были на угле, ими размахивали, чтобы жар равномерно распределялся. Но это, – горько заметил он, – не утюг.
Игорь с сомнением посмотрел на печку.
– Не думаю, что кто-то выиграет, если я начну ей размахивать.
– Вы там осторожнее, – сказал Эней. – Чайки налетят. Они эти сосиски прямо с шампуров таскают.
В конечном счете наелись все и всем было вкусно. Игорь, ради завтрака боровшийся со сном почти до половины десятого, добрался, чуть пошатываясь, до своего домика, упал на постеленный поверх койки спальник – и отключился.
* * *
Стах протестовал. Стах все время протестовал. Ему не нужна была цивилизация. Цивилизация – это для двух парадных коттеджей, да и то… Последняя демонстрация протеста кончилась тем, что Игорь перекрасил волосы в радикально рыжий цвет, смотался в соседнюю деревню и, объяснившись с первым попавшимся жителем на ломаном немецком, купил, прикинув параметры Стаха, пятилитровую бутыль сливового самогона и трехлитровую картофельного. В общем, когда Стах снова стал способен протестовать, два домика уже были оборудованы газовым отоплением (баллоны), на общей кухне красовалась новая плита (на теплобрикетах), крыши коттеджей сияли поглотителями солнечных батарей, а в антенне спутниковой связи какие-то представители семейства врановых даже попытались свить гнездо, но были беспощадно выселены.
Стах плюнул и пошел заканчивать яхту.
Кроме него, на маленькой верфи работали двое деревенских парней – Феликс и Гжегож. Они знали Энея с детства, были по уши завязаны в делах Стаха, и утечки информации можно было не опасаться.
А ещё в пансионатике жили гоблины – так их прозвал Антон, и название закрепилось. Это были натуральные бандиты, которые вели со Стахом какие-то дела и совмещали их с приятным – купанием в море, катанием на яхте, выпивкой и жратвой. Стах и его работники питались тем, что оставалось от ночных пиршеств гоблинов. Гоблины спали – часов до двух пополудни. Потом понемножку выбирались на солнышко, освежались в море, иногда под руководством Феликса или Гжегожа отчаливали на яхте и ловили рыбу. Выловленную оставляли тому же Феликсу или Гжегожу чистить, а сами ехали в город за водкой и закуской – рыба была просто символом их охотничьей удачи. Они пекли её над костром на шампурах. Им нравилось чувствовать себя викингами.
Костя тренировал Антона. Нарабатывал общую физическую подготовку по армейским стандартам, и кое-какие приемы самообороны. Потом отводил в «тир» и учил обращаться с оружием. До стрельбы пока не доходило – Антон должен был уметь разобрать, почистить, смазать и собрать «железо».
Само «железо» хранилось в лесу, в тайнике. В первый же день Эней отвел Костю и Антона на то место, отсчитал шаги от раздвоенной сосны, разгрёб песок и хвою – и обнажил деревянную крышку люка со вделанным кольцом. В подземной схованке лежало наследство Ростбифа и Каспера.
Наверное, так себя чувствовал Эдмон Дантес. Или – ещё лучше – персонажи «Таинственного острова». Склад «находка для шпиона», он же «радость террориста». Стрелковое оружие на любую руку. Патроны в «серебряном снаряжении», в обычном. Взрывчатка. Батареи взрывателей. Распылители под серебряные взвеси. Сами взвеси. Колларгол в ампулах. Жучки. Коммуникаторы. Чипы. Флешки с инструкциями, демонстрациями, разработками. Комментарии Ростбифа к оным.
На самом деле – очень немного. На один зуб. Но затравка в деле очень часто – самое важное. Если есть оружие, можно добыть оружие. Если есть деньги, можно добыть деньги. И если есть информация…
Эней проверил и пересмотрел все содержимое «пиратского сундука». Потом простучал стенки. Потом что-то посчитал, шевеля губами, наклонился, отодвинул два кирпича, пошарил за ними, и вытащил на свет небольшую плоскую коробку и крайне недовольного вторжением длинноногого белого паука. Паука он стряхнул, а коробку оставил себе.
– Это что? – спросил Антон.
– От любопытства кошка сдохла, – сказал Эней. – Будешь себя хорошо вести, вечером дам посмотреть.
– А что нужно вскрыть, чтобы ты решил, что я хорошо себя веду?
– Научись не глядя заряжать револьвер. Шучу. Если это то, что я думаю, я тебе обязательно это покажу, сегодня или завтра.
Антон взъерошил макушку.
– Жизнь дала трещину, – сказал он. – Остался последний чемодан денег. Эней, в идеале нам все равно нужен свой источник финансирования. Отдельно от подполья. Нам нужна фирма. Компания. Которая будет делать деньги. Тогда нам не смогут перекрыть кислород даже при самом плохом раскладе.
– Я кое-что придумал, – сказал Эней. – Но это пока так, в воздухе… мы ни с чем не можем заводиться, пока не найдем Хеллбоя и не приведем группу в рабочий вид. А фирма – это неплохо. И своё хозяйство, и прикрытие.
– Но для этого нам нужно семечко. Не просто деньги на текущие нужды.
– Ну, так прикинь. Начинай соображать, что бы такое провернуть. А я пойду у Стаха спрошу – может, у него есть груз.
Груза у Стаха не было и в ближайшее время не предвиделось. Яхта требовала ещё месяца работы. И нужно было как-то выручать Хеллбоя.
После темноты Эней и Игорь отсели от общего костра (с печкой решили больше не связываться) для приватной беседы.
– Вот что я думаю, – сказал Эней. – Хеллбой задолжал Стаху полторы тонны. Мы найдем Хеллбоя и эту игорную мафию – и обуем так, что у нас появятся и деньги, и инструктор.
– Конечно, надо смотреть на месте. Только, Андрей, мне на ринг нельзя. Я боец так себе, и проиграть-то не проиграю, но выдам себя мгновенно. Мы проверяли.
Эней пожал плечами:
– А тебя никто на ринг и не тащит. Ты побереги силы, чтобы выигрыш забрать.
– Тогда расскажи, что ты хочешь делать. Потому что в этой сфере опыт у меня побольше.
– Хеллбой, – объяснил Эней, садясь прямо на песок, – учудил вот что: договорился с хозяевами, что ляжет в четвертом раунде – а сам выиграл. Теперь сидит, хвостом накрывшись, хозяева его ищут. Но я его знаю – он не удержится, высунется. И если мы найдем его раньше, чем хозяева боев – мы выходим с ними на связь и представляемся такой же группировкой, которую в свое время обул Хеллбой. Зная его как облупленного, они нам поверят. А поскольку единственный способ, которым Хеллбой может вернуть деньги – это выступить на ринге ещё раз, мы предложим замостырить бой: он против нашего бойца. Против меня.
– Он, что, принципиально с властями дела не имеет? Потому что то, что он приятелей подставлять может, ты мне уже объяснил.
Эней вздохнул.
– Он может подставлять приятелей в денежных делах… Но за того же Стаха он отдаст жизнь. В общем-то, один раз почти отдал… Понимаешь, он… как ребёнок. Или как польский шляхтич, который где-то в заколдованном замке пятьсот лет проспал. Ответственности ноль. Он, кажется, вообще не знает, откуда берутся деньги и сколько они стоят. Он в армии служил – в спецназе армейском. Ходил за фронтир. Там у него башка совсем съехала набекрень. Он две вещи в жизни любит – драться и пить. Ну и привык, что ему платят за одно удовольствие. Ты думаешь, он подставил Стаха из-за денег? Да ни фига. Я на что угодно спорю: он на ринге в кураж вошел и забыл на хрен обо всех договорах. Он… просто такой. Сам увидишь.
– Это роман, – Цумэ закурил. – В духе Верна. «Пять недель на воздушном шаре», «Месяц с паном Заглобой…».
– С Заглобой? – Эней хмыкнул. – Заглоба отдыхает.
* * *
Заглоба действительно отдыхал. Игорь знал, что в спецчасти набирают людей, которые способны в бою – на решающие секунды – составить конкуренцию варкам. Как правило, это те ещё шкафы, но при том с отменной реакцией. Большинство в таких частях – «новые европейцы», по-простому говоря, чернокожие, арабы или полукровки. Ничего не поделаешь, реактивность выше. Хеллбой, для разнообразия, был белым.
Кстати о… Игорь покосился в сторону – рядом сидела Мэй Дэй в ярко-красном платке, кожаной куртке и длинной цыганской юбке. Да, «новые цыгане» тоже бывают…
Он перевел взгляд на ринг. Хеллбой выглядел как обрюзгший лев, его противник – как подтянутый бугай. Можно было бы задаваться вопросом, кто кого сборет, если не знать точно: поединок расписан и бугай ляжет подо льва в третьем раунде. Это если лев не войдёт в кураж снова.
Стандартный способ: раскручиваешь аутсайдера в фавориты – а потом, в финале, резко проваливаешь. И денежки всех, кто на него ставил – твои.
Хозяева тотализатора наверняка уже получили с Хеллбоя возмещение убытков. Но оставалась ещё месть. А потому очень возможно, что в том самом запрограммированном финале с ринга ему не уйти. Или не уйти целым.
План «А» таким образом отпадал. План «Б» заключался в том, чтобы предъявить свои права на Хеллбоя прямо сейчас, после этого боя. Потому что если кто и завалит нашего Заглобу – то не этот бугай по кличке Торпеда. Он отчаянно трусит и мечтает дожить до третьего раунда, чтобы с удовольствием упасть.
Ох, зря он нервничает, есть ситуации, в которых очень опасно излучать страх – и далеко не все они связаны с варками. Окажись сейчас на ринге собака, полетели бы от Торпеды клочки по закоулочкам. А львы, они такие вещи чувствуют, не хуже собак. А может, и лучше. Толчок, захват, ну что ж ты, олух, ну давай по ходу движения, вывернешься же, щель тебе оставлена с Золотые Ворота. Нет, парализовало. Безнадега.
Бедолага Хеллбой. Как он-то продержится эти два раунда? Неужто устоит перед искушением размазать это мускулистое недоразумение по помосту?
А если не устоит – Эней будет нервничать. Не приведи Господь, стрельба ещё начнется…
Игорь прислушался к Хеллбою. Ни малейшего боевого азарта, труха, пепел. Он сейчас презирает и себя, и партнера, и устроителей, и весь белый свет. В таком настроении – пожалуй, нет, не размажет.
Конец первого раунда. Игорь с трудом верил своим ощущениям – публика была в восторге от этого цирка. Очень немногие, способные видеть, что к чему, чувствовали то же, что и он – брезгливое раздражение. Хеллбою даже было лень что-то изображать: он просто отмахивался от противника, растягивая время.
– Как? – спросил Эней.
– Не знаю. Пока нормально, но я бы влезал сейчас. Сейчас твой шляхтич в глубокой депрессии, но если его что-то из нее выведет…
– Ладно, дождёмся третьего раунда.
Перед третьим раундом устроитель делал Хеллбою накачку – наверное, требовал изобразить какой-то интерес. Зря это он. После гонга Хеллбой встал совершенно бешеный. Торпеда после сигнала «Хадзимэ!» продержался две секунды. Ровно две. Хеллбой срубил его одним-единственным хуком в печенку. Тот мог бы ещё продышаться и встать к счёту десять – но не захотел.
– Вниз, – сказал Игорь. – Вниз, немедленно. Ему мало. А этот кретин сейчас захочет власть показать, – продолжал он уже на бегу.
Быстро двигаться сквозь толпу вообще-то не очень удобно. Если, конечно, перед тобой не идет данпил, который работает бульдозерным ножом. Вежливым.
– Проше пана, проше пана, – толпа закончилась, Игорь оказался прямо перед помостом, на который опасливо поднимались двое охранников. Устроитель боев, некто пан Заремба, сидел с совершенно кирпичной мордой. И по форме, и по цвету, и по выражению. Когда прямо перед ним как из-под земли вырос высокий господин в сопровождении четырёх цыган – кирпич слегка выцвел.
– Я прошу прощения, – сказал Игорь по-хорватски, чуть касаясь пальцами полей шляпы в знак приветствия. – Но мне нужен этот человек. Из-за его безответственного поведения я потерял крупную сумму денег, и теперь намерен их вернуть.
Эней перевёл, говоря по-польски так быстро и так в нос, что Игорь, хорошо понимающий язык Мицкевича и Костюшко, еле-еле мог разобрать хоть что-то.
Зато ответ пана Зарембы он понял хорошо:
– Я вас не знаю. Кто вы такие? Какой дьявол вас принес? Я раньше нашёл его. Мне он первому должен.
– Видите ли, судя по происходящему, к тому моменту, когда вы сочтете себя удовлетворенным, от него мало что останется. – Игорь окинул Зарембу взглядом. – От вас, скорее всего, тоже, но это волнует меня меньше.
Чтобы наехать на высокого господина, нужна недюжинная смелость. Игорь поневоле зауважал кирпичную рожу. Хотя в мире Зарембы показать слабость в такую минуту означает подписать себе смертный приговор – поневоле приходится держаться, не то сожрут свои же.
Заремба молчал.
– Восхищаюсь вашим хладнокровием, – сказал Игорь. – Но продолжаю настаивать. Мне очень нужен этот человек.
За спиной Зарембы уже поднялось несколько охранников. Те, что взяли под локти Хеллбоя, нервно оглядывались. Заремба смотрел на свиту варка – с такой юбкой девица могла бы приволочь пушку и посерьезнее той «грозы», что засек сканер. Ребята на входе все отметили, но не рискнули связываться со свитой высокого господина.
– У вас очень неосторожная охрана, – отметил Игорь. – Не мне, конечно, жаловаться… – как будто сам он не был оружием: колющим, режущим и даже частично огнестрельным.
Заремба, что характерно, не занервничал. В его кругах, если с тобой разговаривают вместо того, чтобы сразу начать стрелять, значит, от тебя что-то ещё нужно.
– Ладно, – сказал он. – Ладно. Договоримся. Он должен провести ещё два боя. И забирайте. Согласны?
– Четыре боя, – поправил Игорь.
– Четыре? Откуда я возьму четыре? На сегодня у меня осталось два бойца. Два, – Заремба для верности показал пальцы.
– Ну и прекрасно. Два ваших, два моих. Будет ровно четыре боя.
– Сейчас все ставки пойдут к чертям, – Заремба аж приподнялся с кресла. – Вы хоть соображаете, что делаете?
– Вполне. У вас заявлены ещё бои «Танго против Грозы» и «Хеллбой против победителя». И Танго, и Гроза – аутсайдеры, о которых никто ничего не знает. Ставки идут примерно поровну, один к одному. Заявите бой «Танго против Чужого» и «Странник против Грозы». Потом победитель сразится с Хеллбоем. У вас сутки, чтобы вернуть старые заклады и принять новые. По-моему, этого более чем достаточно. Товар, – Игорь показал на Хеллбоя, – должен остаться цел и невредим. До свидания.
– До свидания, – пробормотал Заремба.
Когда варк с цыганами (оценить степень традиционности компании Заремба не мог, ибо Стокера не читал) выплыл из зала, распорядитель обернулся к Хеллбою.
– Ты их знаешь?
– Знаю? – прошипел Хеллбой. – Глаза б мои их не видели.
Четверо «цыган» тем временем, взяв своего «хозяина» в квадрат, прошли через охрану зала, под перешептывания публики вышли наружу и загрузились в «порше-сонет». Быки Зарембы это, конечно же, видели. Игорь усмехнулся, садясь на место рядом с водительским. Машину одолжили у гоблина по имени Мариуш. Он отплыл со Стахом на яхте в Клайпеду и ничего об этом не знал.
«Порше» бесшумно завелся и полетел в сторону германской границы. Опорный пункт оборудовали в Грамбове. У Зарембы окончательно вылезли бы глаза на лоб, если бы он увидел сарай, в который въехал «сонет» высокого господина. У этого сарая даже не было автоматических ворот, и двое «цыган» сами раздвигали и сдвигали створку.
Компания выгрузилась из машины.
– Ой, как кушать хочется, – Костя шумно потянул воздух носом. В сарае пахло супом – из пакетика, правда, но настоящим супом, варившимся в котелке на термобрикетах портативной печки.
– Ну, как? – спросил Антон, доставая из припаркованного рядом с «порше» фарцедудера набор одноразовых тарелок и ложек.
– Входит командор, все встают и проваливаются, – доложил Игорь. – То есть, не совсем проваливаются – у здешних бандитов неприлично крепкие нервы, но в целом удовлетворительно. Твой будущий гуру жив, относительно здоров и завтра мы его будем вынимать. Если он нас первым не изымет.
Игорь зачерпнул из котелка, подул на ложку и продолжал:
– Главное – пан Заремба сейчас теряется в догадках. Что бы ему ни наврал Хеллбой, он понимает, что Хеллбой ему наврал. Поэтому наверняка его быки бегают сейчас по всему Щецину и расспрашивают о цыганах. И ночь у него будет суетливая.
– Завтра там будут уже не четыре быка с пистолетами, – сказал Эней, уделив супу свою долю внимания. – А восемь с дробовиками. Самое меньшее.
– А им стрельба бизнес не попортит? – осторожно поинтересовался Костя.
– Попортит, – кивнул Игорь. – Ещё как попортит. Практически убьет на месте. Их терпят, пока от них шума нет – и они не наркоторговцы, дело у них стационарное. Поэтому стрелять они будут в самом крайнем случае. Но, увы, скорее всего, мы и будем тем крайним случаем.
– При ставках один к одному, – зажмурился Антон, – мы их обуем на двадцать семь тысяч. Я подсчитал.
– Не кажи гоп, поки не перескочиш, – Андрей в последний раз скребнул ложкой по дну котелка. – Всем спать. Завтра тяжелый день.
* * *
Пан Заремба действительно был обеспокоен.
Организованная преступность – зеркало организованной государственности. Поганое, мутное и кривое – но зеркало. Как государственный чиновник отвечает перед вышестоящим за свой участок работы – так и Юлиуш Заремба был в ответе за свой участок. А его участком были подпольные бои с тотализатором, мероприятие весьма популярное в портовом Щецине. И опасное – потому что зрители это не клиенты наркоторговцев, закона не боятся, молчать их не заставишь, и получается, что ты весь на виду – и живешь, пока пользы от тебя больше, чем неудобства.
В качестве ответственного за эти бои пан Заремба должен был делать три вещи: контролировать деятельность всех устроителей боев и букмекеров, собирать с них дань, передавать её определенную часть в общую кассу, пресекать появление конкурентов и попытки обвалить этот рынок.
Явление варка в шляпе прямо ни на одной из этих сфер не сказывалось. Но любая новая сила на поле могла вызвать неудовольствие начальства, а значит ахнуть по самому Зарембе – как допустил? С другой стороны, неспровоцированный конфликт тоже мог вызвать неудовольствие начальства, следовательно… А с третьей, пойди Заремба на уступку – вполне разумную, кстати, уступку – он окажет себя слабаком перед своими.
Поэтому господин Заремба действительно припряг всех быков и все свои контакты, и со страшной силой тряс Беньковского, который неделю назад выставил на арену ходячую мину по имени Марек Калиновский и по кличке Хеллбой.
Сухой остаток был по-прежнему сухим – никаких следов. Никаких зацепок. Хеллбой успел трижды рассказать историю своего знакомства с залетною дракулой – и все три версии не совпадали друг с другом ни в одной детали. Сам варк, вместе с цыганами и машиной, исчез, как сквозь землю провалился. И где искать чертова хорвата – было неизвестно.
Обычный человек завис бы между этими факторами, что осёл философа Буридана. Но ослы в организованной преступности не выживают. И пан Заремба начал действовать.
* * *
Если бы Эней хоть сколько-нибудь боялся щекотки, этой двухчасовой пытки он просто не выдержал бы. Рука у Цумэ была быстрой и верной, Десперадо он расписал в общей сложности минут за сорок пять, в такое же время уложился, разрисовывая Энею грудь, а вот когда перешел на спину – отчего-то решил предаться вольному искусству.
Сама идея была прекрасной: когда их будут искать по особым приметам – то вспомнят о татуировках, а не о шрамах. Производитель цветных маркеров для боди-арта гарантировал, что рисунок продержится неделю при активном образе жизни – то есть с учетом того, что жертва искусства будет активно потеть. И всё бы ничего, если бы Игорь вдруг не решил…
В результате Эней лежал на животе уже два часа и слушал блюзы в Игоревом же исполнении:
Well it rained five days and the sky was dark as night
Yes, it rained five days and the sky was dark as night
There's trouble in the lowlands tonight.
– Слушай, ты можешь как-нибудь так, чтобы не петь? – спросил Эней.
– Могу. Но тогда и не красить. И будешь ты, как некий мистер Бэнкс, односторонним человеком.
– Что ты хоть там рисуешь? – вздохнул Эней.
Мэй, не утерпев, подошла к ним, посмотрела и сказала:
– Я сейчас кого-то убью. Энеуш, он нарисовал меня!
– Всякое портретное сходство с реально существующими людьми прошу считать случайным, – промурлыкал Игорь.
Со своей лежанки поднялся заинтересованный Десперадо.
– Не подходи! – закричала ему Мэй. – Энеуш, он рисует меня… без всего!
– Как это без всего? – парировал Игорь. – А браслеты? А копьё? А лев – это, по-твоему, ничто? Любой философ скажет тебе, что даже небольшая часть льва – это определенно «что-то». Даже если она не прикрывает стратегических мест… ох… Слушай, во-первых, ты отшибешь себе кулак. А во-вторых, у меня же рука дрогнет. Хочешь усы?
– Мэй, оставь его, – сказал Эней. – Перерисовывать некогда, пусть остается, как есть. Всё равно завтра смоем.
Десперадо хмыкнул и вернулся на лежанку. Достал из футляра гитару, подстроил и принялся что-то наигрывать. Мэй, фыркнув, тоже отошла. Эней закрыл глаза и задумался о предстоящей операции. По всему получалось, что либо после третьего матча кто-то свежий – и сильный – выйдет на победителя, либо начнется стрельба.
Самый неприятный вариант в таких случаях – это когда на арену выходит варк. Всегда почему-то хватало идиотов, готовых ради маленькой славы рисковать положением в упырином социуме. Существовала рутинная процедура проверки – противников заставляли подержаться за серебро – но были способы её обойти. В этой ситуации, конечно, ничего не останется, кроме стрельбы. А не хотелось бы…
– Готово, – сказал Цумэ. Эней поднялся, пытаясь заглянуть себе за плечо. Мысль о том, что у него на спине «нататуирована» обнаженная Мэй, вдруг почему-то заставила его опустить голову, чтобы скрыть ползущую на лицо краску. З-зараза, теперь он ни о чём другом думать не сможет. Только о том, «как это выглядит». И в зеркало не посмотришь. Игорь сказал: браслеты, копье и лев – он что, изобразил Мэй как дикарку? Спросить было неловко. Эней попробовал представить себе эту картину – результат получился вполне предсказуемый.
– Па-азвольте, – Цумэ спихнул его с лежанки и растянулся сам. – Мэй, через полчаса можешь начать меня избивать. Но не раньше, – и закрыл глаза.
– Через полчаса его будет пушками не разбудить, – сказал Антон. – Воды принести, что ли…
– Я тебе покажу воду, – страшным шепотом ответил Цумэ.
– Ты сказал, что спишь, вот и спи. Андрей, а вот что мы с Лучаном делать будем? Ну, нарисовали мы ему татуировку – но грамотный человек шрамы все равно заметит. Даже на месте. А уж если потом кто с записью поработает…
– Кто сказал, что мы оставим им запись?
– А предупредить? Мне ж тогда план здания поднимать, проводку… А свидетелей ты тоже не собираешься оставлять?
Эней шумно вздохнул.
– Да, свидетелей я не собираюсь оставлять. Перестреляем всех нафиг. Антон, у тебя есть какая-нибудь идея на этот счет? Ты можешь выйти на ринг вместо Десперадо? Нет? Тогда успокойся.
– Я о Косте думал.
– Нет, – жестко сказал Эней. – Там может быть очень грязно. А Косте нельзя никого убивать. Даже случайно.
– Он нервничает.
– А вот пусть не нервничает. И ты не нервничай. Ну, даже если и будут искать – что скажут? Цыган со шрамами?
– Искать, – сказал Антон, – будут варка-нелегала. Меня это беспокоит. Зря, наверное. Если бы они могли все собираемые данные оценивать и анализировать с рабочей скоростью, им бы крысы и вовсе были не нужны…
– Да успокойся ты, – пробурчал со своего ложа Игорь. – Такими делами и легалы балуются, пока молодые.
– Спи глазок, спи другой. Знаю. Но искать будут в первую очередь нелегала. Ладно…
– Так сделаем, курка, так, чтобы не искали! – взорвалась Мэй. – Чтобы Заремба этот штаны сушил, а не искал.
– Или… – медленно сказал Антон, – чтобы он думал, что знает, где искать.
– Обоснуй, отрок, – прогудел незаметно подошедший Костя.
– Ну один след мы уже оставили. Хорват с цыганами. Что если мы положим в матрешку ещё одну? Что-то, после чего они решат, что все дела с Хеллбоем – вообще отвлекающий маневр. Что это может быть?
– Касса букмекера, – еле шевеля губами, пролепетал Игорь и заснул окончательно.
– Тем более, – заключил Антон, – что деньги нам нужны.
– Деньги-то нам нужны, сказал Эней. – Но все это фигня полная. После того как ставки сделаны, денег в кассе уже нет. Чтобы никто не мог передумать и переставить во время боя. За пять минут до боя все ставки заканчиваются и собранные деньги уносят в сейф. Я не знаю, куда. И это меньше половины ставок – ты же видишь, в основном-то ставят через сеть.
– Ага, – улыбнулся Антон. – Вот именно.
* * *
Танго – высокий молодец из «новых европейцев» – с недоверием оглядывал своего противника, коренастого цыганского юношу, растатуированного так, что белого места выше пояса нет. Но главное было не это. Глаза противника – вот что настораживало Танго. То ли детские, то ли собачьи, без оттенка мысли, без малейшего проблеска интереса.
Танго давно выступал в боях без правил, он был профи, и не склонен был недооценивать противника. Он не любил неизвестности, а от человека с такими глазами можно ждать чего угодно.
Никто ничего не знал об этих цыганах. В мире подпольных бойцов сведения распространяются быстро – кельтские узоры и шрамы юнца примелькались бы. Танго был бойцом не супер-класса, а средней руки – а вот про этого мальчишку он совсем ничего не знал.
– Хадзимэ! – скомандовал рефери.
Что-то мелькнуло – и Танго потерял сознание.
Зал ахнул. Танго здесь знали и видели не раз, и ещё никогда и никто не отправлял его в нокаут так молниеносно. Но главное – это было против неписаных правил, велящих бойцам в первую очередь развлекать зрителя. Ведь никому не интересно смотреть, как новичок на первой секунде убийственным маэ-какато в челюсть вырубает Танго. По правилам хорошего тона, они должны были провозиться хотя бы пять минут. И подлость новичка заключалась в том, что Танго так и намеревался поступить, отчего и несколько расслабился в начале боя.
Новичок, выступавший под ником Чужой, дождался, пока судья ме-е-едленно досчитает до десяти, объявит его победу, и с тем же равнодушным видом свалил в раздевалку.
Публика гудела, а когда из раздевалки появился следующий боец-аутсайдер, заволновалась – это опять был цыган, чуть посветлее предыдущего и не такой широкоплечий.
К господину Зарембе на комм пришло сообщение: «Была ставка 1:10 Чужой/Танго 5 секунд. 600.» Заремба выругался. Поганые цыгане уже выставили его на шесть тысяч. Найти дебила, принявшего ставку, и вытрясти из него компенсацию убытков, отметил он в уме.
Он сделал знак Грозе подойти и тихо сказал:
– Убей его.
Гроза кивнул. Шеф явно не видел поля, но противник был чужаком и спрашивать, в случае чего, будут не с бойца. Убить – так убить… Но если этот Странник такой же резвый, как Чужой, то начинать надо сразу. И бить наверняка.
Странник стоял в своем углу спокойно, а когда сбросил майку, то публика взвыла. Торс у него был расписан ещё почище, чем у предыдущего – и во всю спину красовалась амазонка со львом.
Цыгане нарушили правила – а значит, и с ними можно так же. По команде «хадзимэ» Гроза отвесил противнику сокрушительный удар в челюсть. Цыган опрокинулся и упал на решетку, цепляясь за нее пальцами. Гроза подошел и довесил ему по печени. Зал взвыл.
Сам Гроза никакого восторга не испытывал. Костяшками пальцев он чувствовал, что сила первого удара оказалась существенно меньше расчётной – в последний миг цыган повернул лицо и удар пришелся вскользь. Когда Гроза бил по печени, маленький дьявол на самом деле принял удар на пресс, и тоже вскользь. А вот локоть, который он воткнул в дых Грозе, отправил того на несколько секунд в «плавание».
Пока Гроза выдирался наверх, он успел поймать ещё один в челюсть, запустить низкий в колено – опять слегка промахнулся – и как раз на ударе вновь получить под дых. На самом деле, в лоб тоже, но этого Гроза уже не заметил.
Цыган отошел, давая ему время прийти в себя. Пританцовывающей походочкой прогулялся по арене, переводя дыхание. Гроза понял, как влип. Этот сукин сын сильнее, намного сильнее – но отчаянно валяет дурака. Издевается. Со стороны это будет выглядеть так: он, Гроза, избивал-избивал беззащитного паренька, и вдруг свалился почти сам собой. Жалкое зрелище. И Зарембе уже ничего не объяснишь потом.
Он разъярился не на шутку и действительно всей душой пожелал убить эту разрисованную макаку.
Из серии печень-горло-печень только второй удар очевидным для зрителей образом скользнул мимо. Сам Гроза поймал внешне не особо эффектный удар под ключицу, вырубивший левую руку начисто. В этот момент прозвенел гонг.
К Зарембе на комм пришло сообщение, которого он уже ждал: «Ставки 20:1 Странник/Грозу нокаут 2 раунд. 1000». Устроитель боев стиснул зубы. Медленно, прогулочным шагом подошел к Грозе. Спросил:
– Что?
– Я его кончу, – хрипло пообещал Гроза.
И действительно так думал ещё три с половиной минуты. Когда его унесли, касса Зарембы полегчала ещё на двадцать тысяч евро. Это была серьезная потеря, которую растяпа-букмекер, принявший дикую ставку, уже не возместит.