Текст книги "Двойная сплошная (СИ)"

Автор книги: Ольга Адилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

Глава 56.

Кто-то говорит, что ревность разжигает чувства. Кто-то – что она их убивает.

Моя ревность находилась где-то на грани между этими двумя мнениями. Она была похожа на яркую вспышку на солнце. Ту самую, из-за которой человек начинает ощущать себя крайне дискомфортно.

Ученые утверждают, что подобные вспышки могут вызывать у людей чрезмерную усталость, апатию, депрессию (вернувшись домой, я почти на два часа заперлась в ванной и смотрела в одну точку, ощущая себя самым гадким человеком во вселенной, недостойным быть счастливым). Также у них есть сведения о том, что такие явления влияют на работу сердца (дважды я просыпалась среди ночи из-за приступа тахикардии, которые мне устраивал уставший от несомненно очень серьезных переживаний один из главных органов). Эти явления также оказывают негативное влияние и на психическое состояние человека. У людей с психическими отклонениями во время вспышек на солнце часто наблюдаются обострения. И мне казалось, что я вся будто в один миг стала этим самым ходячим обострением.

Хотя по факту нужно отметить, что ничего особенно не изменилось, кроме того, что я стала ненавидеть свой цвет волос и буквально на следующий день пошла перекрашиваться в брюнетку. И на удивление мне это даже шло. Мама сказала, что так я стала похожа на ее мать в молодости. А я и не знала воспринимать это как комплимент или же как личное оскорбление.

Но что самое главное – мне как настоящей женщине от похода в салон красоты стало действительно намного легче. Да, я потратила на это почти все свои сэкономленные деньги, но получила взамен намного больше. И уже на следующий день шла в университет практически с чистой душой и спокойным сердцем.

В этот день, отсидев две нудных пары в институте, я отбилась от своей компании, которая собиралась провести весь наш полуторачасовой перерыв, образовавшийся из-за отмены одного из занятий, в столовой и ушла в противоположную часть корпуса. Туда, где обычно занимались строители, информатики и физики. В общем, все те, с кем я никогда не могла найти общий язык, хотя и знала их любимые предметы на оценку «отлично». И именно там я могла бы точно остаться никем не замеченной.

Но даже несмотря на это, я выбрала укромный уголок возле самой дальней аудитории и уселась на подоконник возле выхода на старую лестницу, о которой практически никто из студентов не знал.

Вокруг меня стояла почти идеальная тишина, изредка разбиваемая далеким гулом студенческих голосов, которые сливались воедино. Холодный каменный подоконник, на котором я сидела, заставлял спасать мою пятую точку от переохлаждения при помощи подложенной под нее кожаной куртки. Учебник по управлению конфликтами в организации, взятый два дня назад в библиотеке университета не давал мне практически никакого представления об этом предмете, так как строчки буквально разбегались от меня. Но, конечно же, для строгого преподавателя, который нам к несчастью достался, это не стало бы весомым аргументом, если бы я не смогла ответить ни на один поставленный вопрос.

Мне нужно было быть максимально сосредоточенной на том, что должно было меня волновать больше всего, но… не волновало. Все эти термины, теории и выводы. Все это сплошная вода, от которой я настолько далека, что могла бы запросто в ней захлебнуться, не зная, как в ней плавать.

– Надо поговорить, – раздался голос над моей головой, а также звонкий хлопок о стену ладонью. С этим хлопком мое сердце рухнуло в пятки, а потом понеслось как сумасшедшее. От неожиданности чьего-либо присутствия рядом и от того, что именно этого человека я никак не ожидала сейчас увидеть.

Хотя стоило наверно задуматься над тем, что он и есть один из тех самых строителей, которые учатся в этой части здания.

Я ошарашенно смотрела на темноволосого парня, стоящего рядом, а он, и не думая отодвигаться, навис прямо надо мной, не давая даже вздохнуть.

«Если он сейчас снова меня поцелует – я отвечу», – подумала я вскользь, но вскоре поняла, что поцелуев между нами больше не предвидится. К тому же он уже нашел себе для этого какую-то очередную блондинку.

Надо сказать, что в тот момент в его глазах было намного больше решимости, чем в моих. Хотя я смогла уловить в них и еще что-то.

Грусть?

Да, возможно, это была она. И скорее всего, в моих глазах он разглядел ее же.

– Давай, – тихо произнесла я, отводя взгляд в сторону, чтобы он не мог пролезть дальше ко мне в душу.

Я немного подвинулась в сторону, освобождая парню место на подоконнике, но он проигнорировал мой жест – остался все так же стоять, оперевшись на стену, и проделывал во мне дыру взглядом.

– Объясни мне все. Я хочу знать, – твердо сказал он.

Я открыла рот, чтобы сказать хоть что-то вразумительное, но единственное, что смогла произнести, было:

– Я скучала по тебе, – шепотом.

Вероятно, он не ожидал таких слов. Наверно думал, что я прогоню его и не захочу больше видеть. Конечно, после той тирады, что я в порыве эмоций написала ему, даже я была не готова услышать подобное. Но это было так. Я скучала. Очень сильно. Порой даже невыносимо. Мне не хватало его дурацких шуточек. И идиотского прозвища не хватало тоже. Не хватало его. И я уже достаточно измучила себя, чтобы отрицать очевидное.

– Поэтому не написала за весь месяц ни слова? – раздраженно спросил он.

– Прости, – виновато взглянула я на него. – Ты тоже не писал.

Рома усмехнулся. Как и прежде, только более злобно.

– Я потерял телефон всего несколько недель назад. Уже после того, как понял, что ждать больше не стоит. Но до этого я писал. Множество раз. Только все без толку. Ты молчала. Да и к тому же разве не ты просила меня не делать этого? Ничего не объяснила, сбежала, просила не звонить и не писать. Пропала из города, в конце концов. И теперь говоришь, что скучала? Серьезно? – все больше раздражался он, глядя на меня, а затем сжал ладонь в кулак и вновь ударил им в стену. – Ты хоть представляешь, как я себя чувствовал? Бегал, как последняя шавка в полной неизвестности. Кажется, я еще тогда заслужил объяснений.

– Их нет, – грустно ответила я. – Просто так было нужно.

– Нужно? – воскликнул Рома, но затем вновь понизил голос. – Кому, мать твою, это было нужно? Твоим родителям? Тебе? Уж не мне точно.

– Мне. Это было нужно мне.

Аморский закрыл глаза и провел ладонями по своему лицу.

– Ты могла просто сказать мне об этом? Черт возьми, просто объяснить. Я бы мог понять. Наверно, мог бы оставить тебя в одиночестве на время, но не сидеть и гадать что с тобой, где ты и как ты. Так не поступают с людьми, по которым скучают.

– Я звонила тебе позже, – попыталась я оправдаться. – Но твой телефон был выключен. Я искала тебя, но не могла найти. Я даже домой к тебе ходила и…

Я хотела было сказать, что приходила вчера в тот же бар, что и он, но быстро прикусила язык. Эта информация была для него лишней. Она не должна быть важна ни для одного из нас. Пусть гуляет со своей девицей и радуется жизни без тех проблем, что я несу с собой в комплекте.

– Извини, – еще раз попыталась извиниться я, но тут же поняла, что ему вовсе нет дела до моих «прости» и «скучаю». – Ты беспокоился обо мне?

– Я беспокоился о своем психическом здоровье, Нелли, – все так же раздраженно ответил он.

И это его «Нелли» прозвучало для меня, словно прямой выстрел в голову. Настолько небрежно. Намного небрежнее, чем все его прежние «Одуванчики».

– Ты могла меня кинуть как-то иначе? Невнятные смс-ки и молчание не внушают доверия, знаешь ли. А родители? Серьезно? Вот так было проще всего, да?

Я спрыгнула с подоконника и встала рядом. Недостаточно близко, чтобы порывисто взять его за руку, но достаточно, чтобы посмотреть в его глаза, горящие праведным гневом.

– Ты ведь не поверил им, да? Не знаю, что мама могла сказать тебе, но это наверняка неправда.

Аморский слегка наклонился ко мне и произнес практически прямо в ухо:

– Когда человеку вбивают в тело нож – предположим куда-нибудь в область груди – через какое-то время он перестает различать правду и ложь, а также слушать кого бы то ни было. Знала об этом?

Он вновь отстранился, выставляя между нами привычную дистанцию.

– Я не хотела обидеть тебя, Ром. Честно, – глухо произнесла я.

Он с недоверием посмотрел на меня.

– О, ты знаешь, я не обиделся. Нет, серьезно. Только если ты все же решила выбрать образ невинной овечки и подчиняться чьим-то правилам, стоило проинформировать меня, а не сбегать.

Рома сунул руки в карманы и склонил голову вбок, как бы оценивая меня.

– Хотя, знаешь, ты не удивила меня. Я ожидал чего-то подобного.

– Ничего я не выбирала! – громко воскликнула я. Теперь настал и мой черед злиться. – Ты достал меня, Аморский! Достали твои ярлыки! Хватит вешать их на меня! Нет никакой белой овечки. И божьего одуванчика тоже. Есть я. И точка.

– И кто же ты? – хмыкнул он.

– Все та же девчонка, что когда-то провела с тобой самый сумасшедший день в жизни, бегая босиком по лужам и ночуя на крыше дома.

Мы оба стали злобно глядеть друг на друга. Прежнее чувство тоски и сожаления заменились во мне знакомым огнем, которого с некоторых пор я перестала бояться.

– Меня не было в городе этот месяц, – твердо произнесла я, пытаясь взять себя в руки. – И, кстати, мне показалось или ты знал об этом? Откуда?

– Белованов. Ну, или как там его… Захаров.

– Чего? – удивилась я названной фамилии. – А он-то откуда узнал?

– Ты умная девочка, сама догадаешься, – ухмыльнулся Рома, а мне захотелось тут же стереть эту ухмылку с его лица. Слишком она была чужой для меня. Слишком непривычной и неприятной.

– Вилена, – выдохнула я имя подруги, опуская глаза в пол.

Правда все же дошла до Аморского, но только проделала гораздо более длинный путь.

– В точку, – произнес парень. – Так что, мисс Загадочность, я все еще не достоин знать всего, что с тобой произошло?

Я на пару минут прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Разговор на повышенных тонах не смог бы помочь нам пройти через это. Мне просто необходимо было успокоиться, чтобы потом больше ни о чем не сожалеть. И, скорее всего, Рома тоже понимал это, потому как когда я вновь открыла глаза, то увидела, что злость из его взгляда куда-то ушла.

– Я не рассказала тебе не по этой причине, – устало ответила я. Огонь слегка осел, превращаясь в небольшой горячий огонек. – Просто я… запуталась. Во многом. А теперь все.

– Разобралась? – раздраженность в голосе Ромы тоже немного поутихла.

– Да, – улыбнулась я одними уголками губ. – Мне, правда, очень помог этот месяц. Знаешь, я ведь была на море. Сто лет его не видела. А тут просто собралась и поехала. И даже телефон с собой не брала. Поэтому не знаю ничего о том, что сказали тебе мои родители. Артур только недавно мне признался, хотя не должен был.

Я мельком взглянула на Аморского. Он тоже слегка улыбнулся.

– Забавный парнишка, – произнес он задумчиво.

– Да, а еще он хороший брат.

На несколько секунд между нами вновь повисла пауза, а затем мы одновременно подняли глаза друг на друга и произнесли:

– С кем ты была? – спросил он.

– Я расскажу тебе все, – сказала я.

А затем оба также синхронно ответили:

– С Эммой.

– Давай.

Мы коротко рассмеялись и я, почувствовав себя несколько неловко, прошла обратно к подоконнику. Рома тоже сделал шаг в сторону и облокотился на него.

– Рассказ будет долгим, так что я надеюсь, что у тебя есть на это время.

– Вообще-то я должен сейчас быть в деканате, но ожидание объяснений длиной в полтора месяца перевешивает на чаше весов.

И я, собравшись с мыслями и вцепившись пальцами в край холодного подоконника, начала свою историю с самого начала. Без утайки и прикрас. Чтобы уже точно знать, что между нами нет недосказанности. Чтобы потом не жалеть о том, что когда у меня был шанс открыться, я снова этого не сделала. Всю жизнь запираться в четырех стенах, построенных собственноручно, нельзя. Однажды в любом случае придется открыть себя миру, если действительно захочешь начать жить, делая уверенные шаги вперед.

Во время всего моего рассказа, Рома ни разу не перебил меня. Он с задумчивым видом стоял рядом, слегка касаясь меня плечом и кивал, когда это было необходимо. Несколько раз я даже смогла заметить, как он улыбается. И это была не та ухмылка, которую я видела всего лишь пятнадцать минут назад, а вполне себе знакомая и теплая улыбка. Настоящая. Та, которую я так любила.

И когда я увидела ее, то немного повеселела сама. Я поняла, что смогла преодолеть очередной барьер между нами и теперь находилась в ожидании того спокойствия, которого не могла добиться в последние несколько недель из-за разногласий с Аморским.

Мне стало действительно намного легче, когда я высказалась. Словно еще какая-то часть груза слетела с моих плеч. Так что, когда рассказ мой подходил к концу, я уже вовсю улыбалась, говоря Роме о родственниках Эммы, теплом море и красивых облаках. И парень тоже улыбался, искренне, хотя все еще не так широко, как мне хотелось бы. Он оставался задумчивым и серьезным, но больше не был зол на меня. По крайней мере, я очень на это надеялась, когда говорила о том, как сходила с ума из-за того, что не могла подступиться к нему и всего объяснить.

– Я и не думал, что у тебя в голове такой кавардак, – произнес он, глядя куда-то в пол, когда я закончила. – Пожалуй, теперь ты можешь претендовать на первое место в моем личном рейтинге.

– Это еще в каком? – осведомилась я.

– Людей, которые любят слишком много анализировать и превращать свою жизнь в хаос.

На какое-то время мы оба замолчали, приводя в порядок мысли и думая каждый о своем. Мне безумно хотелось знать, о чем думает он. Хотелось, чтобы Рома сказал еще хоть что-то, но он молчал, продолжая буравить взглядом плитку на полу.

– Знаешь, – произнес он, наконец, задумчиво, – вообще-то я дал себе слово больше не связываться с тобой.

Его слова заставили пустить в сердце холодную стрелу.

Значит, все по-прежнему не так гладко, как я успела себе представить. Моих слов слишком мало для того, чтобы убедить его.

Тогда зачем он слушал? Зачем улыбался? Мог бы просто встать и уйти.

– Понимаю, – глухо произнесла я.

– Я думал, что ты просто обязана рассказать мне все, потому что я на самом деле помешался тогда. Был сам не свой. Еще и твои родители, брат… а потом решил, что все. С меня хватит.

Рома поднял глаза, продолжая игнорировать мое лицо, предпочитая ему стену напротив, и сложил руки в замок на груди.

– В начале я пил. Реально много пил, веселя этим друзей. Заставлял себя злиться на тебя, что, в общем-то, получалось очень хорошо. Ишут был просто в восторге от того, что я вытворял. Он же безбашенный совсем. Я вот редко таким бываю. Даже не знаю, почему мы дружили с этим балбесом. – Он хмыкнул. – Только вот каждое утро, когда я возвращался домой – сначала к себе, а потом к матери – я осознавал, что не могу злиться на тебя. Хочу, но не могу. Перегорел.

Аморский повернулся и заглянул мне в глаза.

– Я начинал искать тебе оправдания. Постоянно. И это бесило больше всего на свете.

– А что сейчас? – робко спросила я.

Рома пожал плечами.

– Сейчас я все знаю и мне легче, – сказал он.

Я вздохнула и спрыгнула с подоконника, обернувшись к нему лицом. Мне снова приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

– Я так понимаю, это все, да? – спросила я прямо. Я наивно полагала, что после моего длинного рассказа и его улыбок между нами все образуется, но кажется, как всегда ошибалась. И если это действительно так, то стоило прекратить все это как можно раньше, не мучая друг друга ожиданием.

– Я не знаю, Нелли, – ответил он устало.

К моему горлу подкатил предательский ком, оповещающий о том, что еще парочка подобных фраз и из моих глаз рванет фонтан.

Ей богу, лучше бы этот парень злился, чем смотрел вот так.

– Знаешь, – произнесла я, вспомнив еще кое о чем, – в таком случае, я желаю тебе найти вдохновение достойнее, чем я. Это же меня ты рисовал тогда?

Я вынула из своей сумочки рисунок танцующей девушки, который зачем-то носила с собой каждый день, и протянула его Аморскому.

– Вот. Забери себе, – раздраженно произнесла я. Моя психика начала работать в режиме защиты. Не дождавшись от парня сочувствия, она решила действовать иначе – используя метод нападения.

«Ты же только что призналась ему в самом сокровенном – том, что держала в себе много лет. А он просто бесчувственный чурбан», – кричало во весь голос самолюбие.

– Что это? – не понял Рома, беря из моих рук листок. – Как он оказался у тебя?

– Вообще-то ты подкинул.

– Я? – неподдельно удивился парень. – Я отдал его больше месяца назад…

Аморский хотел добавить еще что-то, но вдруг замолчал.

– Кому ты отдал его? – спросила тогда я. Мне стало интересно, кому, если не ему, понадобилось подкидывать рисунок ко мне в ящик.

– Маме, – выдохнул он. – Я отдал его ей в подарок.

Мои глаза тут же расширились.

Мать Аморского приходила ко мне? Ей известно кто я и где живу?

– Зачем ей подбрасывать мне твой рисунок? Еще и с такой надписью.

Рома провел по ней двумя пальцами точно так же, как и я когда увидела впервые.

– К сожалению, она видела слишком многое за этот месяц. Как и то, что у меня не вышло ни одной картины с тех пор. Я все выбрасывал, хотя брался за карандаш множество раз. Она считает тебя моей музой, – Рома, зажмурившись, качнул головой.

– А как считает сам творец? – поинтересовалась я уже без какой-либо надежды.

На несколько секунд брюнет задумался, за которые я уже решила, что не дождусь от него ответа на свой вопрос.

– А творец считает, что ему очень жаль, что все так случилось с девушкой, которая его когда-то вдохновляла, – произнес он все же тихо. – Ему жаль, что ее родители вместо того, чтобы просто любить, пытались выразить через нее свои амбиции и обращали слишком много внимания на остальных, забывая о ней. Ему жаль, что одна отчаянная женщина смогла заставить маленькую девочку усомниться в себе, а родные вновь упустили это из виду. А еще ему жаль, что девушка, запутавшись, не пришла к нему и решила действовать в одиночку, подумав, что он и есть тот, кто виноват в ее несчастьях, хотя на самом деле он последний, кто желал этого.

Рома оторвался от подоконника, нависнув надо мной, и, протянув руку, коснулся пальцами кончиков моих волос. Сегодня они немного вились из-за высокой осенней влажности.

Я не заметила, как тотчас затаила дыхание в ожидании того, что он сделает дальше.

Наверно я была похожа в тот момент на испуганного олененка, завороженного огромным величественным хищником.

Пальцы Аморского, отпустив мою прядь, скользнули вниз, и стоило мне только подумать, что он сейчас вновь отстранится, как они поднялись и едва коснулись тонкой и очень чувствительной кожи на шее.

От подоспевшего электрического импульса пришлось сглотнуть.

– Я надеялся, что за месяц это пройдет, – шепнул он.

– Я тоже, – отозвалась я, закрывая глаза.

Мягкие прежде пальцы, с образовавшимися на них вдруг откуда-то мозолями, стали плавно двигаться от моей шеи к скуле и обратно.

– Ты сказал, что больше не станешь связываться со мной, – прошептала я, подставляя лицо под нежную ладонь.

– Я передумал, – ответил он, оказавшись запретно близко и во второй раз после нашего расставания касаясь моих губ своими.

Этот поцелуй существенно отличался от многих предыдущих. В нем не было сжигающего и сносящего с ног огненного урагана, хотя и его я очень любила. Это была полностью моя стихия.

То была тягучая магма, перекатывающаяся по всему телу и заставляющая его гореть изнутри.

Мне не известно, сколько мы простояли вот так, целуясь в забытом всеми коридоре университета. Но когда все же оторвались друг от друга, не в состоянии больше удерживаться от глупостей, я вновь сидела на подоконнике, вцепившись пальцами в его шею и плечи, а он выводил узоры на моей голой спине под широкой толстовкой.

– Тебе вроде бы нужно в деканат, – пытаясь отдышаться, произнесла я.

– А тебе, – он повернул голову в сторону, прочел название позабытого мной учебника и рассмеялся, – на управление конфликтами? Символично. Ничего не скажешь.

Я тоже тихо рассмеялась, утыкаясь ему в плечо.

– Я, пожалуй, расскажу им отличный способ для решения всех конфликтов, – сказала я.

– И какой же?

Вновь подняв голову, я легко коснулась губами щеки Ромы и улыбнулась.

– Боюсь, этот способ подойдет не всем, – тоже лучезарно улыбаясь, отметил он.

– Главное, что нам он помог.

И вместо ответа я получила очередной поцелуй, который окончательно расставил между нами все точки, превращая ураган в моей душе в мягкий теплый бриз, убаюкивающий и успокаивающий наше общее с Аморским сумасшествие.