Текст книги "Двойная сплошная (СИ)"

Автор книги: Ольга Адилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Мои мысли о незнакомцах и об Артуре прервал совсем не мелодичный скрип колес, которые быстро пришли в движение. Роме, оставшемуся стоять позади меня, стоило лишь оттолкнуться одной ногой и пустить наше новое железное средство передвижения прямиком по широкому проходу магазина, заставляя тех самых скептично настроенных людей расступаться, как мне отчего-то стало очень смешно. От всей глупости и абсурдности этой ситуации. От воплощения моего давнего детского желания. От того, что Рома вновь заставлял меня чувствовать распирающую душу легкость. И в свою очередь он делал то же самое, что и я. Смеялся вместе со мной. Открыто и ребячливо, хотя и намного тише, чем это выходило у меня.

Я обернулась и взглянула на него. На долю секунды мне показалось, что он светится. Ну, так, как бывает, когда человек счастлив. Однако потом поняла, что это, скорее всего, обычный пересвет лампочек, освещающий его гладко выбритое лицо, а я просто вновь хочу видеть то, чего на самом деле нет.

– Мам! Я тоже так хочу, – подергала маленькая девочка, тоже сидящая в тележке для продуктов, модную кофточку матери, когда мы промчались мимо них.

Женщина с кислой миной взглянула на нас, но кажется, ничего не ответила. По крайней мере, ответа я уже не услышала.

– Простите, извините, – энергично говорил брюнет за моей спиной, огибая попутно идущих мерным шагом покупателей и вновь слегка напрыгивая на тележку своим весом. Она еще раз недовольно скрипнула, но продолжала ехать. Я же продолжала смеяться, закрыв обеими руками лицо.

– Нашли где веселиться! – проворчала какая-то недовольная бабушка, рядом с которой мы пронеслись с ветерком. Сквозь разомкнутые пальцы я заметила ее фиолетовые волосы и большие очки на половину лица.

– Хулиганы! – поддержала ее и другая пожилая женщина, взметнув вверх одну руку в недовольном жесте. Эти двое точно нашли друг друга и позже стали бурно рассуждать на тему воспитанности молодежи в современном мире, однако и их я тоже уже больше не слышала. Я слышала только музыку и собственное сердце, в учащенном темпе бьющееся в груди.

Мы неслись дальше по необычно широким проходам гипермаркета, еле сдерживая глупый смех. Я даже успела забыть о том, насколько меня вообще-то всегда волнует мнение таких вот незнакомых мне бабушек и стала получать от их недовольства какое-то странное удовольствие, которое всю жизнь толкало меня к тому, чтобы считаться неправильной в своих глазах и закапывать это чувство в своей душе поглубже.

Через некоторое время на горизонте я заметила работницу торгового зала. По всей видимости, кто-то из неугомонных и бдительных бабушек, ратующих за исправность тележки, использующейся не по назначению, позвал подмогу.

Рома как раз входил в поворот, когда тоже заметил, что полная женщина в красной форменной жилетке бежит за нами с другого конца зала. Из меня уже по сегодняшней привычке вырвался истеричный смех, и я закричала парню:

– Гони!

Ну, собственно говоря, это он и сделал. В сопровождении все той же танцевальной мелодии мы стали лавировать между стеллажами с продуктами, встречая то тут, то там препятствия с сородичами нашего транспортного средства и их временными хозяевами. Благо, что никто из них не решался нас задержать. Все только расступались в страхе быть задетыми.

Не знаю, чего бы нам по итогу стоило такое развлечение, но попадаться в руки злобной тетки и узнавать это все же не хотелось.

– Держись! – весело воскликнул Рома, разворачивая тележку, увидев то, как работница магазина вынырнула из-за другого ряда, уже совсем не нежно распихивая локтями посетителей. Кажется, она была слишком ответственна в своей работе и не могла потерпеть подобного нашему поведения.

Одним ухом я слышала, как она кричит, чтобы мы остановились и зовет охрану ей помочь, в то время как пожилой охранник, стоящий у самого входа, скорее всего, совершенно ее не слышит, а быть может и вовсе не хочет заниматься тем, чтобы гонять кого-то по гипермаркету без особенной на то причины. И вообще, когда мы заходили сюда, мне показалось, что он спит. Прямо вот так, в вертикальном положении и с открытыми глазами. Его отсутствующий взгляд говорил о том, что работа его совсем не вдохновляет.

– Что ты хочешь сделать? – воскликнула я, вынимая из уха свой наушник, когда заметила, куда решил направиться Рома.

– Когда скажу, выпрыгивай и беги.

– Что?

Не сбавляя скорости, Аморский пролетел мимо улюлюкающей нам вслед компании школьников и едва не влетел в округлившего вдруг глаза охранника, который, скорее всего, и вправду ненадолго задремал и никак не был готов увидеть несущуюся на него тележку с двумя ненормальными.

– Держи хулиганов! – кричала работница торгового зала мужчине. Он попытался схватить Рому за ткань толстовки, но та лишь натянулась и легко выскользнула из его руки.

Мы преодолели рамку возле выхода в магазин и вылетели из него, заставляя опешивших прохожих расступиться.

– Вылезай! – скомандовал Рома, и я повиновалась, так как позади уже слышала приближающиеся шаги грузной женщины в форме. Бегала она, конечно, не важно. Так же, как и пожилой охранник выполнял свои обязанности.

Парень, в который уже раз за сегодня, схватил меня за руку и потащил за собой вперед, заставляя быстро перебирать ногами и не оглядываться.

– Какой же ты ненормальный, – смеялась я позже, когда мы шли по переулку, переводя дыхание. – Сколько тебе лет? Пятнадцать?

– Двадцать три, – с улыбкой ответил он, перебирая в одной руке мелочь, вытянутую из кармана джинсов.

– Родители тебе явно врут насчет твоего возраста.

Парень кивнул.

– Зато ты поняла, что иногда немного нарушать спокойствие бывает даже весело.

– Я всегда знала это, – решила не соглашаться я с его словами так уж быстро. – И да, это было весело. По сумасшедшему весело. А пить я все равно хочу. Не думай, что я забыла.

– Именно этим вопросом я и собираюсь заняться, – стал водить он указательным пальцем по раскрытой ладони с лежащей в ней мелочью. – Смотри-ка, да тут и на лимонад наберется, – слегка подбросил он в воздух монеты, которые тут же отозвались знакомым перезвоном.

– Так значит, поэтому ты решил, что лучше нам будет просто прогуляться? – я скривила печальную мину и погладила парня по предплечью, как бы успокаивая. – Бедный маленький Буратино. Ты бы сказал, что денежек нет. Я бы угостила тебя мороженным за свой счет.

– Сейчас ты договоришься, и я отведу тебя домой, – серьезно ответил он, не поднимая на меня своих глаз. Хотя в голосе я все же слышала те самые нотки, выражающие его насмешку.

– Ладно, ладно. Неси свой лимонад. Так и быть, – подняла я ладони в знак капитуляции.

Музыка для атмосферности: Betta Lemme – Bambola

Глава 41.

И он принес. Откуда – без понятия. Поблизости я не видела больше ни единого магазина и даже намека на него, но Рома лишь посмотрел куда-то неопределенно и очень уверенно сказал мне стоять на месте и ждать его возвращения, дабы с нами вновь чего-нибудь не приключилось. По его словам выходило так, что поодиночке нам живется спокойнее. И в этом я была с ним полностью солидарна, хотя и осознавала все больше, что отныне такого спокойствия мне будет мало.

За время его отсутствия я отметила, что небо стало на несколько оттенков мрачнее, а люди все беспокойнее в своих попытках скрыться от намечающегося дождя. Я сосчитала количество проехавших мимо меня красных машин – их оказалось четыре. Один Форд Фокус, две Тойоты разных моделей и один старенький Жигулёнок, дышащий уже который год на ладан и звенящий чем-то на ходу. А еще я успела в уме трижды проиграть свою любимую партию из прошедшего недавно выступления с новым репертуаром. А она была довольно внушительной.

Я собиралась, было, сорваться с места и пойти искать своего товарища по сегодняшним приключениям в ту сторону, куда он направился, но он уже появился у меня за спиной, протянув перед моим носом руку с моим любимым шоколадным батончиком.

– Это в знак примирения, – сказал он, обходя вокруг. – Если хочешь знать, я никогда не покупал девочкам шоколадок.

– Но я же просила лимонад, – скрывая то, что мне уже не терпится накинуться на батончик и умять его в две секунды, произнесла я.

– Я подумал, что минеральная вода утолит жажду лучше сладкой газировки, – протянул он мне и небольшую бутылочку воды.

– Ладно, Аморский, – взяла я из обеих его рук свои лакомства, – я подумаю над тем, чтобы не считать тебя пропащим.

– Буду рад, – приподнял он уголки своих губ.

В отличие от него, я разделила батончик на двоих, а Рома в свою очередь от предложенной ему доли не отказался. Так что позже мы шли, измазанные растаявшим молочным шоколадом и не знали, обо что вытереть наши руки. Аморский в лучших традициях сегодняшнего дня, конечно же, решил, что вытереть их о мое лицо будет забавным и стал бегать за мной по двору, в котором я уже не помнила, как мы очутились.

– Сдавайся, Одуванчик, я все равно это сделаю, – произнес он, стоя по другую сторону от высокой детской горки, за которой пряталась от него я.

– И не надейся, Сорняк. Одуванчики не сдаются так быстро, – показала я ему язык, выглядывая из-за своего укрытия и на миг ощущая себя той самой девчонкой шести лет, что обожала дворовые игры.

– Это мы еще посмотрим, – сделал он резкий прыжок в мою сторону, но я успела вовремя отпрыгнуть, выставляя вперед руки, за которые он чуть было меня и не поймал.

– Знаешь, теперь тебе не пятнадцать в моих глазах. Тебе пять. Только маленькие мальчики задирают девчонок, которые им…

Последнее слово застряло у меня в горле и осталось не озвученным. Почему-то я не могла пока свыкнуться с тем фактом, что между нами что-то есть. А что-то было определенно. В шуточках и подколках, в зажигательных танцах, в серьезных разговорах. Отрицать было бесполезно. Это чувство не поддавалось моему контролю, и я знала, что оно взаимно. И это заставляло мое сердце биться быстрее.

– Ты забыла слово «нравятся»? Оно не такое уж сложное, – не упустил Рома момента и тут меня поддеть. – Ты же знаешь, что парни не взрослеют до сорока? Значит, я могу дурачиться еще как минимум семнадцать лет.

Первая теплая небесная капля упала мне на нос. Я по инерции стерла ее, размазывая ту небольшую порцию топленого шоколада, что была и на моей руке. Аморский тут же расхохотался, взявшись за живот одной рукой и говоря о том, что возмездие за мое нежелание сдаться настигло меня, хотя и сам не заметил, что возмездие за издевки настигли и его самого. На серой толстовке парня теперь виднелось шоколадное пятнышко, которое уже через пару минут затерялось среди промокшего насквозь материала.

Ливень начался мгновенно. Он стал бить по земле своими тяжелыми каплями, собираясь около моих ног в глубокие лужицы, и заставлял людей разбегаться по углам, словно маленьких тараканчиков, застигнутых врасплох.

Мы с Аморским тараканчиками себя не ощущали, а потому не сорвались с места, едва только сплошная стена дождя обрушилась на нас сверху. От неожиданности я только крепко зажмурилась, разводя в стороны руки и ощущая, как по ладоням меня бьет достаточно теплая вода, словно я стою не на улице, а в собственном душе, включив его на полную мощность. Рома же в свою очередь опрокинул голову назад, подставляя влаге лицо и ничуть не беспокоясь о том, что сейчас мы оба насквозь промокнем.

Лишь спустя долгую минуту, когда по моим щекам стала растекаться тушь, оставляя за собой черные дорожки, мы отмерли, взглянув друг другу в глаза и тепло улыбнувшись. А потом, не сговариваясь, приняли молчаливое решение все же найти для себя укрытие под козырьком одного из подъездов двенадцатиэтажного дома, стоящего неподалеку.

Я побежала первой, хлюпая водой в совсем уже не белоснежных кедах. Их почему-то было жальче всего. Однако, не смотря на мой быстрый старт, первым до укрытия добрался именно Рома, тяжело дыша и задорно посмеиваясь.

– Ты даже бегаешь с превышением скорости, – прокричала я Аморскому, когда тоже почти уже достигла своей цели.

– Скорость у меня в крови, – прокричал он в ответ, чуть отступая в сторону, чтобы освободить для меня место.

– Просто кто-то ноги длиннющие отрастил, – тяжело дыша, произнесла я, останавливаясь и убирая со своего лица налипшие влажные волосы.

Рома последовал моему примеру и тоже стряхнул с волос влагу, а затем слегка оттянул толстовку, которая промокла насквозь и теперь висела на нем, словно половая тряпочка. Он быстро расстегнул ее и снял с себя, проверяя все ли в порядке с его футболкой. Она на мое удивление оказалась лишь слегка влажной и могла бы высохнуть за несколько минут.

С моей же одеждой дела обстояли хуже. Мало того, что кеды мои, побывавшие в нескольких лужах теперь имели грязно коричневый оттенок и вобрали в себя не меньше литра воды, так еще и тонкая кофточка, в которой я была, совсем не уберегла мою новую футболку от промокания. С джинсами приключилась та же история. Так что теперь вполне актуальным было бы прозвище, которое давала нам мама Леси каждый раз, когда мы приходили домой промокшими. Она звала нас ни много ни мало мокрыми курицами, чем вызывала у нас добрый смех.

– Почему, когда я встречаюсь с тобой, происходит нечто подобное? – задала я мучающий меня уже три недели вопрос, снимая с себя верхний слой одежды, представленный тонким кардиганом.

– Мне бы тоже было интересно это узнать, – ответил Рома. Ему сейчас было в разы комфортнее, чем мне, обтянутой мокрой тканью со всех сторон на разгулявшемся ветру. – Нам нужно зайти внутрь. Ты можешь заболеть, – проявил он невиданную заботу.

– У тебя есть ключи от всех дверей?

– У меня есть язык. Подожди.

Рома быстро взглянул на железную табличку над дверью, где было сказано, что находимся мы возле подъезда под номером два. Квартиры здесь были в диапазоне от сорок девятой до восемьдесят седьмой, поэтому он быстро набрал на домофоне цифры пять и девять, а затем нажал кнопочку, соединяющую нас с хозяевами этой самой квартиры.

Четыре мерных звонка прошло, прежде чем нам ответили.

– Алло, – произнес детский девичий голосок.

– Э-э-э, привет, – немного растерялся Аморский. – Дома есть кто-нибудь из взрослых?

– Нет, я одна. А ты кто?

– Я… – пытался что-то придумать на ходу парень, – сколько тебе лет?

– Семь, – отвечала девочка. – Меня Дашей зовут. А тебя? – слегка рассмеялась она в динамик.

– А меня Слава. Даша, не открывай никому дверь, когда дома нет взрослых, хорошо? – ласково попросил он. Честно сказать, я была удивлена, что он не воспользовался доверчивостью девочки и не попросил ее открыть нам дверь подъезда.

– Не хорошо врать маленьким, – прошептала я, поднимаясь на носочках ближе к его уху. Он в ответ только шикнул, заставляя меня помолчать.

– Хорошо. Я не буду никому открывать. Пока, – весело произнесла она и отключилась.

Палец Ромы набрал следующий номер. Звонок прошел быстрее.

– Да? – ответил грубый мужской голос.

– Это почта. Откройте, пожалуйста, – сказала я прежде, чем Рома успел отреагировать. Должна же и я поучаствовать в игре под названием «войди в чужой подъезд без ключа и знакомых».

– Какая еще почта? Вы время видели? – возмутился мужчина. Краем глаза отметила, что Рома покачал головой.

– Мы вечерняя почта. Работаем допоздна, чтобы письма вовремя доходили до адресатов.

– Кто там, Вась? – донесся из динамика женский голос.

– Да снова наркоманы какие-то, – начал злиться жилец квартиры номер шестьдесят. – Сейчас пойду, уши им надеру, чтобы по чужим подъездам не…

Рома быстро отключил связь с квартирой и, взяв меня за руку, потянул куда-то в сторону из-под козырька второго подъезда.

– Не оборачивайся. Пошли отсюда, пока он реально на разборки не вышел.

Вновь оказавшись под дождем, мы пробежали до соседнего подъезда, где Рома тут же набрал номер первой попавшейся квартиры.

– Кто? – спросили на том конце.

– Я, – ответил Аморский, и дверь тут же запищала, отворяясь. – Россия, – вздохнул он, пропуская меня вперед.

Едва мы оказались в подъезде, Рома потащил меня к лифтам и вызвал один из них.

Откуда-то с лестничной клетки послышался тонкий женский голосок.

– Да это Костик с работы пришел, мам.

Кажется, кто-то принял Аморского за своего родственника и теперь ждал его с открытой дверью. Теперь мне стало понятно, почему парень звонил не в те квартиры, что стояли первыми на указателях. В таком случае, нас слишком легко было бы вычислить.

Вот же расчетливый умник. Наверняка уже много раз использовал подобную схему, чтобы пробираться в чужие дома.

– Не смотри на меня так, Одуванчик. Мне не по себе, – сказал он, когда мы стояли друг напротив друга в просторном грузовом лифте и направлялись на последний этаж.

– А как я смотрю?

– Так, будто считаешь меня домушником.

– Нет, я считаю тебя одним из тех, кто потенциально может быть тем, кто беспределит в чужих подъездах.

Рома откинул голову назад и уперся затылком в стенку лифта.

– Что, угадала? – обрадовалась я чему-то. Скорее всего, своей проницательности, коей раньше у меня было действительно слишком мало.

Аморский тихо усмехнулся.

– Значит, угадала, – улыбнулась я. – И что же ты делал? Надеюсь, не справлял нужду в лифтах? Это мерзко.

Парень резко вернулся в исходное положение и нахмурился. Мое предположение ему очень не понравилось.

– Так сильно голову застудить успела? Я тебе не отморозок какой-нибудь.

– Тогда что?

– Стены расписывал, – выдохнул он, поджав недовольно губы.

– Неприличными словами?

– Почему сразу ими? – начал раздражаться парень. Наверно я не первая, кто его подъездные художества воспринимает как вандализм. – Граффити я рисовал. Самые обычные.

– И что из последнего изобразил?

Рома на несколько секунд задумался.

– Девушку, – ответил, отталкиваясь от стены, так как мы уже подъезжали к нужному этажу.

– Красивую? – не унималась я. Теперь хотелось посмотреть на его творения своими глазами.

– Да не очень-то, – пожал он плечами, – она мертвой была.

– Чего? В смысле мертвой?

Представляю себе реакцию местных бабушек, которые, выходя в подъезд ранним утром, увидели на стене нарисованный труп.

– Друзья попросили зомби апокалипсис изобразить. Ну, я и изобразил. Всем понравилось.

– А жильцам?

Рома широким шагом прошел через весь холл последнего двенадцатого этажа и стал подниматься куда-то еще выше по лестнице, в конце которой виднелась закрытая дверь.

– А жильцы потом пришли и закрасили все мои труды. Вернее закрашивал я сам, когда нас поймали с поличным. Даже сфотографировать не дали для моего альбома, – Рома дернул дверь за небольшую ручку. – Черт, заперто, – выругался он, пока я стояла и смотрела на него снизу вверх.

– Ты что, обратно собрался прыгать? – спросила, осознав, что дверь ведет на крышу.

– Еще чего. Город тебе решил показать. Я знаю этот район. Отсюда шикарный вид на центр.

Перед глазами тут же поплыли картинки того, как мы стоим на краю крыши и смотрим вниз на город. Только от этого уже начинала кружиться голова и потеть ладошки. Высота – совершенно точно не то, что я люблю. Так что я даже порадовалась тому, что выход оказался для нас закрыт.

– Там же дождь.

– Он не вечный, – возразил парень, вновь спускаясь по ступеням и присаживаясь на одну из них. – Иди сюда, – похлопал он ладонью рядом с собой, приглашая тоже сесть.

Так я и сделала. Поднялась выше, усаживаясь рядом с парнем и касаясь его обнаженного плеча своим.

– Я бы предложил тебе снять футболку, но ты вряд ли согласишься, – тихо произнес он, перекидывая свою руку за моей спиной и приобнимая. Так действительно становилось теплее. – Давай сделаем фото, – предложил он и, не дожидаясь моего ответа, достал из кармана джинсов свой смартфон. – Только сначала уберем это, – он протянул ладонь к моему лицу и что-то быстро вытер с моего носа. Оказалось, что шоколад.

Глава 42.

Стоит ли говорить о том, что фото мы в этот вечер так и не сделали?

Спустя пару минут телефон Аморского уже валялся у нас в ногах, а мы были заняты более интересным и запоминающимся делом, чем позирование перед фронтальной камерой.

Вытерев от шоколада мой несчастный нос, Рома решил не отстраняться. Он легко запустил руку в мои волосы и заглянул мне в глаза. Когда он вот так смотрел на меня, мне начинало казаться, что в этот момент он погружается прямо в мою голову и считывает оттуда все эмоции, которые накрывают меня волной. И тогда они начинают захлестывать и его тоже, унося за собой возможность мыслить здраво.

В какой-то момент, когда он собрал мои волосы и чуть сжал свою ладонь в кулак, слабо их тем самым натянув, я закрыла глаза, отдаваясь своим совершенно новым ощущениям. Если это и есть то, что так часто описывают в книгах, то напечатанные слова не смогли бы передать и сотой доли того, что происходило на самом деле в моей душе.

Мне казалось, что в груди начинает расцветать огненный цветок. Он ласково ласкал меня и заставлял сердце слегка пошаливать, отбивая внутри неровный ритм.

– Я не знаю, что ты со мной делаешь, – прошептал Рома очень близко. Я чувствовала на губах его теплое дыхание. – Никогда не испытывал ничего подобного.

– Да, я тоже, – отозвалась я, потеревшись щекой о его руку, которая покинула мои влажные от дождя волосы и спустила к скуле.

– Ты заставляешь меня сомневаться. Во всем. В своих принципах. В стиле жизни, который я веду, – продолжал шептать он. А мне хотелось одного – чтобы он поцеловал меня как тогда, возле моего дома. Обжигающе горячо. – Но весь смысл в том, что мне это нравится. Ты даришь мне вдохновение.

Услышать подобные слова для человека, имеющего отношение к творчеству – самое лучшее признание, если не в любви, то в сильной симпатии.

Я распахнула глаза, чтобы видеть, как светятся его глаза. В тот день, когда мы встретились впервые, они совершенно точно не были такими, хотя уже тогда они действовали на меня гипнотическим образом, согревая своим теплом, тщательно прикрытым образом плохого парня.

– А ты даешь мне быть собой, – шепнула я ему в ответ, сокращая расстояние между нами до минимума. И на этот раз я не собиралась останавливаться. Даже если все телефоны мира зазвонят в один момент.

Я хотела сказать что-то еще, но он не дал мне этого сделать.

Говорят, что в отношениях между людьми каждый из них должен делать равное количество шагов навстречу. И он сделал следующий – подался вперед и коснулся моих холодных губ своими, моментально согревая нас обоих изнутри.

Честно говоря, мне никогда не хватало слов, чтобы описать чувства. Они – такая сложная субстанция, которая просто не поддается объяснению и сравнению. Они – словно сносящий с ног ураган. И если один раз его почувствуешь, то никогда больше не станешь сомневаться, что это именно оно. То, что тебе нужно. То, что дает тебе тот самый глоток жизни, которого так не хватало раньше.

Рома определенно был моим ураганом. И мне хотелось, чтобы распустившийся цветок никогда больше не смог завять или потухнуть, потому что стоило этому произойти, я знала бы почти наверняка, что больше не смогу заставить его расцвести вновь.

Казалось, наши руки были везде: в волосах, на лицах, на плечах. Всюду. И их все равно было мало.

Если раньше я думала, что между людьми, которые испытывают друг к другу влечение, проскакивают искры, то между нами зарождался целый бенгальский огонь, который однажды, я уверена, мог бы перерасти в фейерверк. Мне сносило крышу от этого поцелуя. Совсем не романтичного и нежного. Другого. Страстного. Под стать той мне, что всегда жила внутри и ждала своего часа. Под стать моему Дракону, который потирал лапки и готовил хвалебные оды Аморскому за то, что смог выпустить наружу это сжигающее меня пламя, что горело внутри, и однажды готовилось взорваться и разнести весь этот мир на части.

Мне никогда в жизни еще не хотелось быть с человеком настолько сильно. И не важно, что за окном: ночь или день, лето или зима. Просто быть рядом и касаться, касаться, касаться бесконечное количество раз. И ощущать его руки на себе ровно столько же.

Решение прервать поцелуй принял он, в одно мгновение отстранившись и убрав руки с моей щеки и бедра, откуда она уже стала медленно пробираться ко мне под футболку.

– Стоп, – тяжело дыша, произнес он, закрывая ладонями лицо и отворачиваясь от меня. – Мне надо прийти в себя. Я… не готов был к подобному. Просто когда ты так близко я теряю контроль над собой.

– Я тоже, – выдохнула я и счастливо улыбнулась.

Как все-таки мало нужно женщине для счастья. Порой и одного по-настоящему хорошего поцелуя бывает достаточно.

– Откуда ты только взялась такая, – усмехнулся парень, вновь поворачиваясь лицом ко мне и заглядывая в глаза. Они вновь блестели. Это было заметно даже при таком ужасном освещении подъезда. Уверена, что и мои блестели тем же блеском. Это опьяняло.

Я пожала плечами и тоже опустила вниз голову, запуская руки в свои волосы.

– Надеюсь, завтра ты не сляжешь с ангиной, – негромко произнес Рома, пытаясь отвлечься от внезапного всплеска эмоций между нами.

– Почему слечь должна именно я? Ты тоже был под дождем, – пробурчала я в ответ.

– У меня иммунитет теперь хороший. В школе это стало зваться конским здоровьем, – усмехнулся он. – Мне, правда, в то время подобное не нравилось. Когда все одноклассники лежали дома на больничном, мне приходилось сидеть в школе и зубрить этапы фотосинтеза, а также рассуждать об образе Чацкого.

Мысленно я перенеслась в свои школьные годы. Со мной все было более эпично. Мама предпочитала закрывать глаза на мои болезни и отправляла в школу даже при температуре, аргументируя это тем, что в университете и на работе никого мое состояние волновать не будет, а результативность всегда зачтется. Сейчас я могла воспринимать это как некоторую стадию воспитания во мне твердости духа и подготовки ко взрослой жизни, но в то время я очень злилась. И эта злоба кипела внутри, накапливаясь как снежный ком.

– Ты ведь говорил, что много болел в детстве, – припомнила я наш недавний разговор.

– Все изменилось, когда я пошел в школу. Возможно, болел я именно из-за того, что редко общался со сверстниками. Можно сказать, что рос в стерильных условиях, где любой микроб мог пошатнуть мое здоровье. С первого класса вообще все изменилось. Развернулось на девяносто градусов и свернуло в ином направлении.

– Превратился из милого мальчика в хулигана? – задала вопрос, вновь поднимая голову и глядя на него.

Удивительно, что наши миры совершили кульбит и поменялись местами практически в одном и том же возрасте.

– Да, я рос на окраине города вместе с детьми воров, убийц и наркоторговцев, которые не всегда имели представления о добропорядочности.

Я уже знала, что Рома родом из Восточного района города, где не желала появляться ни одна живая душа. Так уж повелось, что там действительно обитало много неблагополучных семей, в связи с дешевизной жилых помещений и близости районной тюрьмы, откуда каждый год выходило несколько заключенных. Дети, живущие там, считались такими же пропащими, как и их родители. И по большей части это было именно так. Среди подростков этот район негласно звался местным гетто и если кто-то рассказывал о том, что когда-то побывал там, то это обязательно приукрашивалось и историями о том, как его едва не пристрелили или не зарезали. На деле же я была уверена, что все было не так плохо и хорошие люди там тоже встречались.

– А твоя школа? Там хорошо учили?

Рома закатил глаза, чуть развернулся и облокотился на стену, находящуюся позади него. Теперь мы могли смотреть друг другу в глаза.

– Конечно нет. Учили отвратительно. Но это было и не важно. Я учился самостоятельно. Не мог себе позволить расстраивать мать. Я и так слишком сильно стал косячить, когда связался со своими одноклассниками.

– И ты закончил с золотой медалью?

– Номинально. Мне ее не дали. Сказали забрать позже, а я и не пришел. Знал, что не отдадут. Заберут себе. Да и какой был в этом смысл, если стоило мне назвать номер моей школы, у людей сразу появлялся в глазах скепсис и недоверие.

Не знаю, как бы я себя чувствовала, если бы в мои труды и заслуженную золотую медаль стали оспаривать и сомневаться в ее честном получении.

– И все равно я поступил куда хотел. Безо всяких подачек и одобрения. Они мне были не нужны. Научился справляться со всем самостоятельно.

– А одноклассники? Не завидовали тебе?

Я не заметила, как за разговором подалась вперед и теперь сидела ближе, слегка касаясь пальцами своей руки его костяшек. Меня все время неосознанно тянуло к нему, заставляя хотя бы немного, но касаться его.

Будто почувствовав то же самое, парень раскрыл свою ладонь и взял в нее мою, проводя пальцами по тыльной стороне и оставляя после себя теплые искрящие линии.

– Я умел ставить их на место. Мне не требовалось много времени, чтобы понять в какой мир я попал. Все же я всегда был сообразительным мальчиком.

– Ты изменился ради них? – спросила я приглушенно, следя за тем, как его пальцы аккуратно играют с моей кистью.

– Из-за них мне пришлось перевоспитать себя. Не «ради» – «из-за». Это называется адаптацией и методами выживания. Это была игра, где для меня были выставлены определенные правила.

– И у тебя никогда не было друзей, с которыми не нужно было бы играть в эту игру?

– Ну почему? – задумчиво спросил он, переплетая наши пальцы в своеобразный замок и глядя на них. – Был. Это был мой сосед Марк. Мы предпочитали играть вместе. Но ему пришлось намного тяжелее, чем мне. Даже не знаю, где он сейчас. От мамы слышал, что с ним что-то страшное приключилось.

Рома тяжело вздохнул, мотнув головой.

– Я понимаю, почему твои близкие не хотят видеть тебя рядом со мной, – грустно улыбнулся он, не поднимая глаз. – Такое происходит постоянно. Твой отец наверно считает меня дьяволом во плоти. В тот день, в его отделе, он сказал мне, чтобы я не засматривался на тебя. Вроде как это было слишком заметно.

– Ему в принципе не нравятся любые парни, что находятся рядом со мной.

Аморский лукаво взглянул мне в глаза.

– А их много? Мне стоит начинать ревновать?

– Конечно. За мной ведь толпами бегают. Не замечал? – саркастично ответила я, театрально завертев головой по сторонам, изображая поиск той самой толпы.

– Впредь буду внимательнее. Не люблю, когда посягают на мое.

Это его «на мое» прозвучало как непреложный факт, не требующий от меня какого-либо ответа. А мне и не хотелось ничего говорить. Ни подкалывать, ни спрашивать о том, не забыл ли он узнать моего мнения по этому поводу.

Все было правильно в эту секунду.

И только маленький жучок, свербящий душу уже много лет, все еще жил где-то в области груди, надежно спрятавшись на какое-то время, но пока не исчезнув насовсем.

Мы просидели вот так на ступеньках в подъезде незнакомой двенадцатиэтажки до тех пор, пока не кончился дождь. В какой-то момент мне показалось, что он не закончится никогда и возможно я даже по-своему радовалась этому, потому как в таком случае у меня был хороший аргумент, чтобы сохранить ту атмосферу, что постепенно создавалась вокруг. Однако стоило дождю закончиться, как Рома тут же вскочил на ноги и отпустил мою руку, которую продолжал держать в своей все это время, когда рассказывал поучительные истории из своей жизни и веселые моменты прошедших лет.