Текст книги "Двойная сплошная (СИ)"
Автор книги: Ольга Адилова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)
– Эй, Тихонова, тебя подвезти? – показалась в дверном проеме голова Эммы. – А вы чего это все такие хмурые?
– Да вот кинуть нас тут кое-кто решил, – хмыкнул Слава, откладывая в сторону свой инструмент и складывая руки на груди. Я закатила глаза в ответ и посмотрела на грозно сведшую к переносице брови, девушку.
– Не смешно сейчас было вообще, – произнесла она. Эмма до сих пор находилась под впечатлением от того, что я приняла решение перестать общаться с Ромой и пойти на поводу у родных. По ее мнению, я совершила самую большую ошибку в своей жизни.
– Никто и не смеется, – слегка улыбнулась я одними уголками губ.
– И кого ты предлагаешь мне брать вместо тебя, позволь узнать? – начал закипать Игорь Дмитриевич. Я знала, что в какой-то степени подставляю его своим решением, но ничего не могла с этим сделать. К тому же скрипка в нашем исполнении всего лишь дополнение к основному звучанию. Ведущая роль выдавалась мне не так уж и часто.
Мне по новой привычке захотелось ответить что-то колкое, но я подавила этот порыв и заперла его на несколько замков внутри себя.
– Извините, – поджала я губы, переведя уставший взгляд на босса. Он недоброжелательно глядел на меня из-под густых бровей, которые вот-вот должны были подернуться первыми седыми волосками. – Можете не платить за сегодняшний концерт. Знаю, что выступила не так, как вам того хотелось.
– Так, – Виндграф шагнула прямиком в гримерку и налетела на меня, кладя одну руку на уровень лопаток и чуть подталкивая к выходу. – Пошли-ка со мной. Нужно поговорить.
– Костюм! – воскликнул Игорь Дмитриевич возмущенно, видя, что я собрала все свои вещи и направилась к выходу.
– Завтра занесу. – Ответила за меня Эмма, выталкивая из гримерной. А ведь я даже не успела попрощаться с ней и с ребятами. Дверь в музыку с легким стуком закрылась за моей спиной.
Глава 51.
Три недели спустя
Я лежала на остывшем за ночь песке с широко раскрытыми глазами и смотрела в небо. Там, наверху, вдалеке от меня, проплывали словно корабли в океане, облака. Большие и маленькие. Имеющие своеобразные черты, напоминающие мне то лягушку, то слоника, а также совершенно ничего не значащие, но от того не менее красивые. Сейчас к тому же они освещались слабым розовым свечением рассветного солнца. С рассветом вообще все становится прекраснее. Не только облака. Весь мир становится ярче. И даже удивительно, почему я раньше не вставала ради таких вот рассветов наедине с самой собой. Ведь именно сейчас, в такой ранний час никого вокруг меня не было. Ни единой души. Только я, море и небо с плывущими в нем облаками. И солнышко, встречающее новый день, освещало мне его начало.
Волны набегали одна на другую, с шумом разбиваясь о песок. Этот звук можно было слушать бесконечно долго, если бы не люди, которые вскоре начнут появляться на пляже и станут мешать моему наслаждению. Кто-то выйдет на прогулку вдоль кромки воды, кто-то выведет на поводке собаку, а кто-то, особенно любящий плаванье, рискнет нырнуть в слегка остывшее за ночь море, которое еще не успело вобрать в себя энергию солнышка, только-только заряжающегося, чтобы выдать очередную порцию тепла.
Так хорошо на душе не было уже давно. Так спокойно. Будто только что прошел ураган и все в один миг закончилось. И только шум волны напоминал о том, что он когда-то был в моей жизни.
С того дня три недели назад я и полюбила рассветы, которые неизменно напоминали мне о человеке, который тоже предпочитал именно их, хотя для меня навсегда остался таким же загадочным, как закатное солнце. Я не смогла заставить себя перестать о нем думать. Даже убедив себя в правильности своего поступка, не смогла до конца смириться с мыслью о том, что собственноручно сломала все, что только начинало зарождаться. И от этих мыслей голова шла кругом. Я видела его в каждом темноволосом парне. В глазах прохожих искала знакомый взгляд. И не находила. Нигде.
Да и не могла я его найти, находясь так далеко от дома. Навряд ли судьба после моей выходки решила продолжить играть с нами и отправить его на тот же берег моря, что занесло и меня вслед за слишком инициативной Эммой.
В тот вечер мы долго говорили с ней по душам, как это часто бывало только с ней одной, и мне каким-то образом удалось до нее достучаться. Она смотрела на меня как на умалишенную, а потом как-то вдруг резко замолчала, подумала пару секунд и выдала то, что я права. И лучше всего мне избавиться не только от Аморского, но и от родителей. Временно, конечно. Но все же побыть вдалеке от них. Привести свои дурные мысли в порядок и понять, чего я действительно хочу. И кем на самом деле являюсь.
Пока что все сводилось к тому, что я сумасшедшая, которая с каждым днем все больше хочет вернуться и хотя бы одним глазком взглянуть на парня, которого сама же оттолкнула в угоду минутному порыву.
Когда много лет живешь, замкнув в себе свои мысли и чувства, однажды обязательно происходит взрыв. И от него страдает гораздо больше людей, чем тебе бы хотелось. Когда единственный человек, который знает тебя настоящую – это ты сама, начинается медленное схождение с ума. Принимаются неверные решения. Жизнь уходит туда, куда тебе бы никак не хотелось. А ты просто смотришь на это и понимаешь, что не в состоянии ничего изменить, не искалечив при этом кого-то из близких. Плывешь по течению. Подстраиваешься под попутный ветер и просто бесцельно летишь дальше.
И именно в такой момент стоит набраться сил, остановиться и задуматься над этим. Эту возможность и подарила мне Эмма, всегда видящая намного больше и намного дальше, чем я. Всего лишь за какие-то пару часов она смогла придумать план действий и предоставить его моим родственникам.
Эта девушка всегда умела подбирать правильные слова в нужной ситуации. Всегда умела убеждать. И давно уже для меня представлялась личным ангелом или доброй феей, которая не только может поменять цвет платья, но и стукнуть по лбу своей волшебной палочкой и вправить мозги на то место, где им и необходимо находиться. Удивительно, но со мной ее необычные методы зачастую работали.
– Эй, ранняя пташка, – донеслось до меня сверху. Я перевела взгляд с перистых облаков чуть в сторону и увидела подошедшую ко мне загорелую и счастливую Эмму. Она тяжело дышала, изучая цифры на своем любимом приборе для бега. – Снова ты здесь.
Я улыбнулась и, оперевшись на локти, приподнялась.
– Снова. Сколько на этот раз? – кивнула я на ее замысловатый прибор, измеряющий все, что только возможно и невозможно.
– Семь километров, – скривилась она. – Нужно больше.
Я усмехнулась.
Мне не под силу пробежать и столько. Никогда не любила это занятие, считая его несколько глупым. По мне так лучше уж велосипед. На этот счет мы с подругой успели поспорить уже не раз.
– Чего смеешься? Лежишь тут, как выброшенный на сушу осьминожек и глазками хлопаешь. А я делом занимаюсь. Самосовершенствуюсь.
– Я, может, тоже делом занята?
– Это каким же?
– Даю выспаться твоим бабушке с дедушкой. Не хожу по дому ни свет, ни заря.
Эмма улыбнулась, глядя на меня сверху вниз и махнула рукой.
– Подумаешь. Они наверняка уже тоже не спят, – произнесла она и, подумав немного, приземлилась рядом со мной. – Знаю я, что ты тут делаешь.
Я повернулась к ней и вопросительно выгнула бровь.
По брату, который часто делал точно так же, я, к слову, стала скучать еще больше. Оказалось, что тетя Света приходила к нам не просто так. После того, как она ушла, Артура перевели в ее частную клинику и там его буквально за несколько дней смогли поставить на ноги. Оказалось, что этого оболтуса из-за некорректно поставленного диагноза, лечили совсем не от того и ему становилось только хуже. Зато с помощью тети Светы он пошел на поправку и вскоре вернулся домой за свой любимый компьютер с кучей онлайн-игрушек. Возможно, и он скучал по мне – некого больше было доставать. Но об этом мы не говорили. Когда Эмма передавала мне трубку (свой телефон я с собой намеренно не взяла), я только слышала голос братца на заднем плане, который ехидненько так кричал обо мне какие-нибудь нелепости, а отец пытался заставить его замолчать. Родители вообще как-то иначе стали относиться к нам обоим за это время. Дипломатический талант девушки, когда-то ведшей меня за руку в первый класс, достиг наивысшего уровня в моих глазах.
– И что же я делаю? – спросила я ее.
– Скучаешь, – широко улыбнувшись, ответила она. – Признайся, что тебе его не хватает и ты просто дурочка.
Я, не желая смотреть в глаза подруге, стала рассматривать темно-синее море. Такое, как мне всегда нравилось.
– А, нет, – произнесла она вдруг весело. – Можешь не говорить. И так все видно. Но хоть то, что ты дурочка признай. Мне будет приятно, и я смогу сказать тебе: «ну я же говорила».
– Отстань от меня, Виноградова, – делано возмутилась я, поджав губы, чтобы они не растянулись в очередной сдерживаемой улыбочке. – За эти три недели ты так часто просила меня это признать, что я уже сбилась со счета. Тебе так хочется, чтобы твоя подруга страдала по какому-то парню?
Признаваться в том, что мне каждую ночь снились губы и руки этого самого «какого-то парня» я не спешила. Эти сны заставляли меня каждое утро просыпаться с бешено колотящимся сердцем и идти подальше от дома, чтобы успокоиться и прийти в себя.
– Он никогда не был просто парнем. И забудь уже эту фамилию.
Эмма слегка ударила меня кулаком в плечо, все же заставив рассмеяться. Девушка действительно настолько срослась со своим новым именем, что и слышать не желала ничего об Эльвире Виноградовой, которой была когда-то.
Еще какое-то время мы просидели на холодном песке, смеясь и подкалывая друг друга, а затем выдвинулись обратно в дом ее бабушки и дедушки, к которым девушка частенько приезжала в отпуск. И на этот раз, взяв меня за компанию с собой.
Ее родственники жили почти у самого берега моря в деревушке, лишь отдаленно напоминающей ту, где гостила каждое лето я. Бабушка Эммы, в прошлом заслуженный врач-анестезиолог, смогла накопить достаточное количество средств, чтобы обеспечить себе достойную старость. Так что не без помощи своих детей и мужа, они перебрались на юг и устроились там среди своих сверстников, пожелавших, наконец, действительно спокойной жизни.
Алевтина Геннадьевна с первого же взгляда дала мне представление о том, в кого же характером удалась ее внучка. Такая же бойкая и не лезущая за словом в карман, женщина, которая знает цену себе и своим близким. Ее голос и колкие шуточки над тихим и домашним супругом теперь навсегда завоевали мое сердце. А я, кажется, заработала себе маленькое местечко в ее.
– Ой, а кто это у нас тут? – воскликнула женщина, стоя у калитки с чашкой парующего кофе. Теперь я знала о нем практически все. Алевтина Геннадьевна его просто обожала. Особенно по утрам. – Не надоело еще прятаться от нас со стариком, милочки?
Мы с Эммой дружно рассмеялись.
– Ну что ты, ба. От вас разве спрячешься? Все равно ведь найдете. Мне ли не знать, – весело ответила девушка, целуя бабушку в щеку.
– Действительно. Тебе ли не знать, Элька.
Пожилая родственница была единственным членом семьи Виноградовых, которая по сей день не смирилась с ее новым именем и продолжала обращаться к ней только как к привычной за долгие годы Эле.
– Оладьи на столе! – крикнула она нам вдогонку, когда мы уже почти скрылись из виду за железной входной дверью.
– Хоть в чем-то твоя бабушка действительно остается бабушкой, – хихикнула я, входя в стильно обустроенный двухэтажный дом.
На кухне нас и вправду ждала целая гора оладьев, которая издавала божественный аромат. И мой нагулянный за это утро аппетит уже жадно пускал слюнки в их сторону. В моих мыслях я поливала их сгущенкой или вареньем и пихала их в рот.
– Жаль, что скоро пора уезжать, – прожамкала я чуть позже, глядя на женщину в возрасте, сидящую напротив меня со своим ароматным кофе. Я уже настолько привыкла к тому, что повсюду улавливаю этот запах, что не могла представить себе свою жизнь дома, где кофе всегда один и тот же. Растворимый и совсем невкусный.
– Приезжай еще, – подмигнула мне Алевтина Геннадьевна. – И в следующий раз бери с собой того мальчика.
От произнесённых слов я поперхнулась и закашлялась.
– Какого еще мальчика? – спросила я.
– Тебе виднее, – поставила на стол кружку женщина. – Не я же о нем все время думаю и бегу к телефону как ненормальная каждый раз.
Я отвела взгляд в стену.
Никуда я не бегу вообще-то. Придумает тоже. К тому же номера Виндграф он не знает.
– Кстати верно подмечено, бабуль, – макнув свою оладью в баночку с вареньем, произнесла Эмма.
– Детка, жуй свой завтрак и прекрати звать меня бабулей. Мне это прозвище в страшном сне уже снится.
Эмма тихо рассмеялась и промолчала.
– А ты, девочка, не смущайся этого. Все мы когда-то были влюблены. Думаешь этого не видно по твоим глазам? Ты ведь из-за него приехала, да? Спрятаться решила? Хотела помучить беднягу?
– Ни от кого я не пряталась. Меня ваша внучка притащила, – возмутилась я, про себя отмечая, что в чем-то она и права.
В какой-то степени, согласившись поехать сюда, я хотела связать себе руки. Мне казалось, что чем дольше я буду вдали от Ромы, тем меньше буду думать о нем и постепенно смогу вернуть свою жизнь назад. Но на самом деле я никогда еще так сильно не ошибалась. Той жизни, о которой я думала, больше не было. И быть по своей сути не могло. Благодаря Аморскому я видела и делала достаточно такого, после чего просто не могла оставаться той же, что и была раньше. И если поначалу меня это беспокоило, то позже начало радовать и даже как-то согревать. Как и его глаза, которые я не видела по своей глупости уже очень давно.
– И вообще я не влюблена в него, – спешно произнесла я, поздно поняв, что мгновением ранее созналась, что таинственный «он» все же существует. – Так, просто… общались немного…
– Оно и видно, – хмыкнула женщина. – Думаешь, ты так бесшумно встаешь ночами и плачешь, стоя прямо здесь, у того окна? – она кивнула в сторону большого панорамного окна, возле которого я и вправду несколько раз стояла и выискивала на небе созвездие Дракона, о котором рассказывал мне однажды Рома. И я даже не всегда замечала, что начинаю плакать, громко шмыгая носом.
Почему именно я плакала – не понимала. Мои глаза просто в один момент становились мокрыми, и я осознавала, что плачу. Жалея ли себя или наши неудавшиеся отношения с Ромой, вспоминая ли то, как отчаянно целовала его в последний раз в клубе и как хотела, чтобы он не говорил мне тех слов. Или сожалея о том, что все так случилось много лет назад с Машей и это буквально сломало меня, маленькую девочку-сорванца в возрасте шести лет. А ведь я не была виновата в ее смерти. Не была таким уж ужасным ребенком, которого и вправду могли ненавидеть все вокруг. Да, я не слушалась маму, убегала со двора, творила все те вещи, что хотят испробовать дети в соответствующем возрасте. Но со временем это прошло бы. А вот то впечатление от несдержанного слова постороннего человека осталось в памяти уже навсегда.
Возможно плакала я из-за всего сразу. Из-за того, что жалела ту маленькую девочку, которой больше не являлась, из-за Маши и ее проблем со здоровьем, к которым не имела никакого отношения, и конечно из-за Ромы. Глядя на ночное небо я теперь просто не могла не думать о нем. Хотя и звучит это очень напыщенно.
Чувства действительно ломают. Тем более, когда ты сам пытаешься сломать их.
Тем же вечером я стояла у окна в выделенной мне комнате на втором этаже и наблюдала за тем, как Алевтина Геннадьевна, держась за локоть своего немногословного мужа, шла и о чем-то увлеченно говорила. И на лице ее отражалось столько эмоций, что казалось, будто ей не за семьдесят, а до сих пор лет двадцать и она воодушевлена разговором с любимым человеком.
Смотреть на эту парочку совершенно разных с виду людей, было приятно. Они были вместе уже много лет, и я успела выслушать множество историй, которые приключились с ними. И о ссорах, и об обидах, и о недопонимании. Обо всем, что могло сломить, но не сломило. О том, что заставило двух людей лишь крепче взяться за руки, упрямо идя против ветра. Просто потому что любили.
Дойдя до угла дома, эти двое остановились и присели на лавочку, обнявшись. Я же покрепче сжала в руке свою кружку с зеленым чаем, который вдруг почему-то внезапно полюбила, как и ненавистное до этого овсяное печенье.
«Интересно, а мы с Ромой могли бы быть на их месте?» – думала я в тот момент. Но позже, опомнившись, заставила глупые мысли покинуть мою голову. Отступила на шаг назад, чтобы пожилая пара вышла из поля моего зрения, и оказалась поглощена кромешной темнотой комнаты.
«Не думай о нем. Не думай. Не думай» – закрыв глаза, стала твердить я себе, но будто сопротивляясь, память подкинула мне картинку темноволосого парня, стоящего у окна в чужом подъезде, оперевшись одной рукой на стену, и смотрящего куда-то далеко вперед. Его лицо было расслаблено. Глаза спокойны. А мне хотелось подойти и обнять его, заставив улыбнуться. И чтобы он притянул меня к себе и обнял в ответ. Сделал так, чтобы я перестала мерзнуть.
Резко распахнув глаза, я кинулась к тумбочке с лежащими на ней наушниками, которые наскоро сунула в уши и заставила музыку заглушить мысли. Я верила, что она поможет мне и в этот раз. И на какое-то время это действительно спасло меня. Ненадолго мне удалось переключиться и отвлечься. До тех пор, пока я не наткнулась на мелодию, которую исполняла однажды со сцены и вновь не замкнулась в себе. Скорее всего, сказывался наш скорый отлет обратно. В привычную обстановку. К привычным проблемам. Туда, где нет музыки и Аморского. Хотя вообще-то мне казалось, что я уже успела к этому привыкнуть, заменив их морем. Но теперь наставал момент расставаться и с ним.
Уже позднее, летя в самолете на следующий день и делая вид, что сплю, я поняла еще одну вещь – умение бить прямо в самую суть Эмма тоже переняла у бабушки. Когда мы находились у пункта досмотра в аэропорту и прощались, женщина подошла ко мне, обняла и сказала на ухо всего четыре простых слова: «ничего не бывает зря». И эти ее слова смогли поставить уверенную точку в моих бесконечных метаниях.
Музыка для атмосферности: Mecla Del Mundo – Laguna Palma
Глава 52.
Родной город встретил нас приветливо, хотя и не очень тепло. Я настолько успела привыкнуть к южному морскому климату, что несколько удивилась тому, насколько позднее лето в наших краях похоже на полноценную осень с опавшими листьями и первым похолоданием.
Свою семью я увидела издалека. Брат стоял возле линии выдачи багажа с кислой миной и нетерпеливо смотрел по сторонам в поисках кого-то. По всей вероятности, именно меня, ведь рейс наш немного задержался из-за каких-то технических неполадок. А Артур, которому явно не было весело так долго ждать свою старшую сестру, теперь был на грани того, чтобы сбежать. И только папа, стоящий рядом, не давал ему этого сделать, положив руку ему на плечо и говоря что-то с серьезным видом.
Матери видно не было. Мне даже сначала показалось, что она не приехала, решив не встречать меня, сбежавшую из дома почти на месяц, однако ошибалась. Через несколько секунд она быстрым шагом пересекла холл, держа в руке бутылку воды, принесенную из автомата неподалеку.
С виду все было как обычно. Все те же люди, все те же лица. Но я теперь была другой. И они в моих глазах тоже стали иными.
А еще на самом деле я успела понять, что очень по ним соскучилась. И что эта разлука, действительно, именно то, чего мне так не хватало.
Все еще находясь в толпе спешащих за своим багажом пассажиров, Эмма одернула меня и заставила остановиться. Сказав, что не хочет нам мешать, она слегка сжала мою ладонь и произнесла:
– Они заслуживают видеть тебя настоящей.
В ответ я ей улыбнулась и поцеловала в щеку.
И на самом деле, я даже не представляла, как отплатить за все, что подруга успела для меня сделать.
Первым из всех меня заметил именно недовольный брат. Он тут же закатил глаза и развел руки в стороны, как бы вопрошая этим: «ну, сколько можно тебя тут ждать?» И я знала, что это его настоящие мысли. Как знала и то, что вообще-то он тоже по мне скучал.
– Нелли! – воскликнула мама, увидев меня поблизости. – Что случилось? Почему так долго?
Не дожидаясь того, чтобы я сама подошла ближе, она шагнула ко мне и заключила в свои объятия. Такие, каких я не помнила уже давно.
Возможно, эти несколько недель дали и ей время на размышления. Всем нам оно было нужно. Все и вправду было не зря. Я чувствовала это.
– Не знаю, ма, – искренне улыбнувшись, ответила ей я и сомкнула свои руки на ее спине.
– Я уже думал, ты решила не возвращаться, – пробурчал, поморщившись, Артур.
Вот уж кого время не в силах изменить, так это его. Все тот же старческий бубнеж и недовольство.
– И не надейся, мелкий, – произнесла я, делая шаг в его сторону и крепко обнимая его за плечи.
Брат даже несколько опешил от подобного жеста с моей стороны. Обнимались мы с ним крайне редко. Разве что когда мать направляла на нас объектив фотоаппарата. И уж точно это происходило без особенного энтузиазма.
– Эй, ты чего? Пусти, – стал вырываться брат. – У тебя в самолете кислородное голодание случилось? Мозгом тронулась? Чего лезешь?
– Потому что ты мой любимый братик, – ответила я, взъерошивая его волосы одной рукой.
– Отстань, ненормальная, – возмутился Артур и попытался проделать со мной тот же трюк. Я ему этого сделать не позволила, шагнув в сторону, так что он со всего размаху впечатался в стоящего за моей спиной папу.
– Сын, – грозно произнес отец. Так, что я даже слегка подпрыгнула на месте. – Оставь сестру в покое.
Папа ругается? На Артура?
Не то, чтобы отец позволял брату делать все, что угодно и никогда не повышал на него голоса. Ему скорее зачастую было просто плевать. Он хотел спокойствия и поэтому очень старался не замечать мелочей.
Правда, почему-то мои парни для него никогда мелочами не являлись. И он всегда находил время, чтобы указать мне на этот факт. Но, в общем-то, это и все, что его волновало в нашем воспитании в последние годы. Так что его грозный тон стал для меня неким откровением.
Как говорится, удивительное рядом.
– Па-а-ап, – недовольно протянул Артур, но тут же решил замолчать, увидев то, каким взглядом тот на него взглянул.
А ведь я даже не знала, что он так умеет.
– Что происходит? – спросила я, едва сдерживая улыбку. Ступив на родную землю, мне отчего-то стало радостно, хотя поначалу я и думала, что не хочу возвращаться. – Вы странно себя ведете.
– Папа с ума сошел, не видишь? – заскулил брат.
– Артур от рук отбился, – одновременно с ним произнес отец.
Я лишь покачала головой и решила им не мешать. Говорят, в мужские разговоры влезать не стоит.
И в моей семье это правило действительно работает, так как мужская ее половина предпочитает ничего в себе не таить и делиться впечатлениями максимально развернуто. Так что в итоге всю дорогу до дома я молчала о своих приключениях на юге и выслушивала то, как отец стал из лояльного предка превращаться в зверя, а брат из милого сыночка, который не мешается под ногами, в занозу в заднице. Мне оставалось переводить взгляд с одного родственника на другого и тихо посмеиваться, отворачиваясь к окну, за что тут же получала незаметный тычок в бок. Артур прекрасно видел, что я смеюсь над ними и не мог этого стерпеть.
– Все из-за тебя, Нелька, – проворчал он напоследок, окидывая меня уничтожающим взглядом и выбираясь из машины.
Я закатила глаза и тоже покинула семейный автомобиль, не желая больше пререкаться с братом. Не сегодня, когда мое настроение только-только стало улучшаться, а отношение родителей ко мне несколько изменилось.
– Дочь, ты не заглянешь в почтовый ящик? – обратилась ко мне мама, когда мы уже находились в подъезде, а она несла в руках пакеты с привезенными мной сувенирами. – Заказала на днях какую-то японскую маску для лица. Должны вот-вот доставить.
– Конечно, – перехватывая из ее руки знакомую связку ключей, ответила я и отступила в сторону ящиков. Она же проследовала за отцом в сторону лифтов.
Извещение о посылке и вправду было там. Как и еще один листок, сложенный пополам. От знакомого ощущения в руках мое сердце замерло на долю секунды. Я знала этот тип бумаги. И я видела подобную дома у Ромы. Он говорил, что его мать любит приносить ему с работы лишние холсты и бумагу для рисования. Надеется, что тот не забросит его окончательно.
Судорожно развернув листок, взглянула на изображенный на нем рисунок. Тот самый, что однажды не дал мне поднять с пола Аморский. Только на этот раз он был дописан полностью, а внизу была приписана ровным почерком небольшая надпись.
«Быть вдохновением – значит иметь в своей власти душу творца. Обращайся с ней осторожнее».
Я несколько раз моргнула, чтобы уловить смысл фразы, а затем сделала глубокий вдох и провела по ней пальцами.
Почерк не был похож на Ромин. Слишком мелкий и округлый, в то время как у него он более острый и растянутый. Несколько раз мне довелось видеть то, как он пишет, быстро выводя буквы левой рукой. Но быть может, если он будет стараться и не спешить, то выйдет нечто подобное.
«Да-да, это он написал, – вещали взбудораженные неожиданным подарком мысли, – он тоже скучал и искал встречи с тобой».
Я снова взглянула на изображение. Девушка, вскинувшая руки вверх, кого-то неуловимо напоминала мне. И удивительным было то, что я вновь стала узнавать в ней саму себя.
Вспомнив о том, что Рома – любитель замысловатых техник, перевернула лист в обратную сторону и увидела перед собой ангелоподобное существо, сложившее крылья за спиной и падающее вниз, закрыв глаза и отдавшись на волю развивающего его волосы ветра.
Метафора была красивой. И рисунок был красивым.
А его автор, еще недавно своей рукой касающийся слегка шершавой бумаги, вновь сумел незримо дотронуться с помощью него до меня и заставить поверить, что не все еще потеряно и теперь я смогу все ему объяснить. Ведь все, чего я теперь боялась – это не быть выслушанной. Быть отвергнутой, что, в общем-то, было бы вполне логичным. Сейчас этот вариант не был таким уж категоричным.
Крикнув маме, что скоро вернусь, я бросилась обратно на улицу. В моей голове больше не промелькнуло ни единого сомнения в том, что рисунок подкинул он. И мое странно окрыленное состояние заставило меня нестись через весь двор в сторону знакомого подъезда.
Наскоро набрав код от домофона, который знала наизусть, вбежала внутрь и, игнорируя лифт, преодолела несколько пролетов, оказавшись возле нужной мне двери.
«Что я ему скажу?» – только и успела подумать я, повиснув на дверном звонке и пытаясь отдышаться.
Я знала только то, что хочу прекратить все это. И если он не против, то я смогу сделать это прямо сейчас. Рассказать ему обо всем. Объяснить и попросить прощения за свое странное поведение. Главное, чтобы он открыл мне дверь. А там уж я придумаю с чего начать.
Дверь не открывалась долго. За это время я успела полностью прийти в норму и выровнять дыхание. А еще засомневаться в том, что хозяин вообще находится дома и желает меня видеть.
Возможно, стоило сначала ему позвонить. Но об этом я как-то не подумала, решив действовать, пока не успела передумать, хотя и обещала себе больше никогда не идти на поводу у эмоций. Спустя долгое время молчания и одолевающих меня снов, я просто не могла ждать дольше.
Окончательно разочаровавшись в своем плане, я отступила на шаг назад и решила прийти позже. Но предварительно все же написав ему и удостоверившись в том, что он будет ждать моего появления.
Я занесла ногу для следующего шага, когда услышала шорох по ту сторону двери.
Этот звук заставил подняться в моей душе теплую волну.
Он все-таки был дома.
– Кто там? – раздался грубый мужской голос из квартиры. Я на секунду застыла на месте, прислушиваясь.
Этот голос был мне не знаком.
Послышался звук поворота ключа в замке и через одно мгновение передо мной предстал незнакомый мужчина с большим пивным животом навыкат, одетый в домашние треники.
– Мне… нужен Рома, – неуверенно и несколько ошарашенно пискнула я. Мне было прекрасно известно, что Аморский никогда не видел своего отца и это не мог быть он.
Тогда кто?
Я быстро взглянула на стену, где была надпись, гласящая о том, на каком мы находимся этаже и поняла, что ничего не перепутала. Это именно та квартира, что мне требовалась. Квартира Ромы, на пороге которой теперь стоял какой-то незнакомый мужик.
– Не знаю такого, – шмыгнув носом, ответил он. – И вообще ты кто? Я только со смены, а ты, ненормальная, разбудила меня.
– П-простите. Я искала одного человека. Он жил здесь.
– Теперь я здесь живу.
Не может быть. Он съехал.
Куда? Зачем?
– А где прежний хозяин квартиры не знаете? – попыталась разведать я.
– Я – единственный хозяин. И всегда им был. Это моя квартира. Сестра сдавала, пока был в отъезде, а теперь все. Вернулся.
Я взглянула за спину мужчины и заметила, что знакомой высокой полки с обувью там больше нет. И Ромы, по всей видимости, теперь тоже. Его попросили покинуть квартиру в то время, пока я была на море и приходила в себя.
Очередная тонкая нить, связывающая меня с этим человеком, порвалась. Он больше не мой сосед и я не могла пересечься с ним случайно во дворе.
Вообще-то это должно было меня обрадовать, ведь я так настойчиво бежала от него. Только вот радостно отнюдь не было. Я хотела продолжать видеть его из своего окна. Хотела встречать его по утрам, когда он возвращается домой, а я иду в университет. Даже думая о том, что нам не по пути, я бы настойчиво продолжала искать его.
Вернувшись домой, я сразу кинулась в свою комнату, едва успев снять с себя обувь. Мой смартфон, выключенный из-за посаженной батареи и немного запылившийся за время отсутствия хозяйки, мирно дожидался меня там же, где я его и оставила – на полочке возле двери.
– Так и знала, что по телефону ты соскучишься больше, чем по нам, – глумливо произнесла мама, входя в комнату следом и поднимая с пола оброненную мной по пути сумочку.
– Нет, мам. Просто мне нужно проверить...
– Он не звонил, – перебила меня мать, чем вновь напомнила прежнюю себя, которую я так привыкла видеть ежедневно в течение всей жизни.
Сразу стало ясно, что ее сегодняшнее дружелюбие ко мне было всего лишь временным эффектом из-за долгой разлуки. А все изменения в ее голове по поводу отношения ко мне – надуманными и иллюзорными.
– Кто? – вскинула я брови, делая вид, что не понимаю, о ком идет речь. Заводить разговор на прежних тонах совершенно не хотелось. Не для того я проделала такой долгий путь в поисках гармонии для своей души.
