Текст книги "Двойная сплошная (СИ)"
Автор книги: Ольга Адилова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)
Глава 26.
Утром следующего дня дома я никого не обнаружила. Даже Артура, вечно ухмыляющегося над тем, как долго я сплю, я не застала. Только одиноко лежащая на тумбе в коридоре записка от матери, адресованная мне, проливала свет на то, куда делся брат и почему Джеф крутится вокруг моих ног с поводком в зубах.
Оказалось, что Артуру ночью стало плохо, и отец отвез его в больницу, а мама просто-напросто ушла на работу, так что плюсом к моим извечным домашним делам было наставление пойти и погулять с псом, так как хозяин этого сделать, к сожалению, не успел.
Я перевела взгляд с аккуратного почерка матери на беснующегося в ногах Джефри и тяжело вздохнула. Гулять с псом я не особенно любила, потому как этот неуловимый мститель вечно порывался сбежать от меня, принимая это за игру. После его подобных выходок на меня обрушивался шквал недовольства от всевозможных мамочек, гуляющих со своими детьми и не желающих тесно знакомиться с нашим питомцем. А мне же приходилось на бегу их успокаивать, говоря о том, что Джеф намордник еще снимать не научился и есть никого не собирается. Хотя тут я все же лукавила и неугомонный пес порой умудрялся во время прогулки снять с себя намордник, пугая прохожих своей улыбочкой-оскалом и излишним дружелюбием, походящим на наклонности людоеда.
– Только попробуй меня опозорить и в этот раз, – ткнула я пальцем в нос усевшейся в ожидании прогулки собаки. Пес звонко ответил мне лаем и стал вилять хвостом. Артур наверняка бы понял, что Джеф имел в виду, а вот мне было невдомек, поэтому я решила думать, что он со мной согласен и шкодничать не будет.
Я довольно быстро нацепила на себя спортивный костюм, который доставала лишь в редких случаях, когда шла гулять с Джефом или ездила с родителями на шашлыки. Он вроде бы был серым и неприметным, но Виленка, когда увидела его впервые, присвистнула и сказала, что я в нем прямо как голливудская звезда на прогулке. Вроде подобный стиль, чуждый мне, сейчас был как раз на самом пике. Но меня это не волновало. Лишь бы было удобно бегать по двору за сорвавшимся с поводка псом.
Джефри поддаваться моим манипуляциям с поводком не особенно хотел, предпочитая гулять без него, и оттого мне еще долго приходилось ловить его в коридоре с целью хотя бы немного ограничить в движениях. И все же не без борьбы и уговоров мне удалось это сделать, и мы с нашим домашним любимцем вышли из дверей своего подъезда и оказались на улице, источающей ароматный запах, который бывает только на утро после прошедшего дождя.
Тут и там виднелись лужи, и Джефри был бы не Джефри, если бы не решил проверить их глубину. Он рвался вперед, поскальзываясь на асфальте, и тянул меня за собой, так что уже через какое-то время я и сама оказалась стоящей в воде, зато пес умудрился даже не замараться, а только окунуть морду в лужу и водить им зачем-то по дну.
Этот пес совершенная копия своего хозяина. Они просто спелись в желании извести меня. Ну, или братик нашептал своему верному другу, что я нежелательный объект дома и от меня следует как можно скорее избавиться.
– Где Артур? – донесся до меня девичий голос со скамьи, стоящей неподалеку от нашего дома.
Я отвела взгляд от собаки и взглянула на говорящую. Ей оказалась Олеся, сидящая, понурив голову и плечи.
«Установка на оставшуюся жизнь – перестать читать романы, вдохновляясь любовью, и никогда ни в кого не влюбляться», – мелькнула мысль в моей голове.
– В больнице. А ты чего здесь? У тебя же работа.
Поводок в моих пальцах вновь натянулся, требуя внимания к младшему товарищу.
– У них там праздник какой-то. Мне разрешили не выходить.
Подруга попыталась улыбнуться, но вышло у нее это плохо.
– Нель, вот скажи мне… – начала она, но вдруг запнулась, мотая головой.
– Что сказать?
Джефри сделал-таки свое дело, взявшись зубами каким-то невообразимым образом сквозь намордник за поводок, и вырвал его из моей руки. Я потеряла контроль над псом, а он уже летел как умалишенный за стайкой голубей, приземлившихся, чтобы испить водички из лужи.
Я закатила глаза, потирая руку, еще секунду назад удерживающую того, кого удержать не в силах. Ну и пусть бежит. Не я его так распустила, а Артур. Его проблемы, если питомец решит сменить хозяина и сбежит от нас в закат.
Переведя взгляд обратно, заметила, что Елагина безучастно смотрит вслед псу. Апатия просто налицо. Однажды очень и очень давно со мной было так же. Только я не осознавала этого, потому что была слишком для этого мала.
– Ты любила когда-нибудь? – закончила она все же свой вопрос.
Я задумалась, глядя на ее обеспокоенное лицо.
Чтобы вот так, сидя после расставания совершенно потерянной и разбитой? Плакать на плече у подруги и говорить какой же он все-таки хороший? Нет. Такого никогда со мной не было, хотя я множество раз это переживала, прочитывая написанные кем-то истории, пытаясь ощутить хотя бы что-то. Хоть какие-то эмоции. Все чувства, что окружали меня в жизни, были написаны кем-то или надуманы моим воображением. Даже с Данилом, моим первым и единственным парнем, с которым мы провстречались аж два года, у меня такого не было. Он просто был рядом, а я терпела его выходки. А когда пришло время расставаться, оборвала все связи и забыла о нем довольно быстро. Да, мне его не хватало первое время, но меня не ломало по нему так сильно, как ломало сейчас Лесю по дураку Владу.
– Только свою семью и вас, – ответила я ей.
Подруга кивнула, сталкиваясь со мной глазами.
– А Даня? Не считаешь его своей первой любовью?
Отчего-то такой вопрос в моей голове никогда даже не возникал.
– Наверно, не считаю.
– Понятно, – опустила она вниз голову. – А хотела бы?
– Не знаю, – сказала, не желая признавать, что так страдать, как она сейчас мне не хочется. И чтобы другие люди видели меня такой, тоже.
– Вилена сказала ты ночевала у Ромы. Это правда? – решила она перевести разговор в новое русло. Или пытаясь на что-то мне намекнуть?
Так значит с Лесей вторая подружка общается. Занятно, занятно. Только я стою у нее в игноре с того самого разговора.
– Правда. Вы же не пустили нас в квартиру. А мы вообще-то стучали и звонили долго.
Ну, я, правда, скорее засыпала в теплых руках Аморского, но это все же сути дела не меняет. Стук-то был. И на него никто не обращал внимания.
– Извини, мы не слышали.
Я обернулась на громкий собачий лай и крик какой-то женщины, твердящей о том, чтобы пес убирался прочь.
Моя ладонь как-то сама по себе поднялась на уровень лба и слегка прикрыла собой мои глаза.
– Чья это собака? – кричала женщина, а я старалась делать вид, что не знаю Джефа. – Девушка! – обратилась она ко мне и я вдруг поняла, что знаю этот голос. Уже очень давно знаю. И вся пасмурная серость неба накатила на меня, обливая холодным дождем, заставляя вспоминать тот день, когда я слышала его в последний раз. И тогда он был злым. В нем было много отчаяния, злобы и боли. И все эти эмоции были обращены на меня, так как не имели больше доступной цели поблизости.
Я повернулась по направлению к женщине и застыла, пригвожденная ее ответным узнаванием.
– Это же тетя Света, – удивленно произнесла Леся, тоже узнавшая женщину. Мы обе когда-то давно дружили с ее дочерью. Правда в разное время, даже не пересекаясь до того момента, пока обе с Елагиной не пришли в подготовительную группу детского сада, где нас свела Вайтович. – Здравствуйте! – подруга помахала бывшей соседке рукой, но та ей не ответила. Только слегка улыбнулась.
Джефри стал, виляя хвостиком, нарезать круги вокруг нашей старой знакомой, которую он и вовсе не успел застать, так как в то время еще даже не родился.
– Пошел вон, – оттолкнула пса женщина сумочкой. – Заберите зверя и наденьте на него намордник!
Я заметила, что Джеф снова смог это сделать и теперь намордник болтался у него на шее.
Я мотнула головой один раз, прогоняя наваждение и непрошенные картинки, и направилась в сторону пса, чтобы оттянуть его хотя бы немного в сторону и усмирить пыл. Хотя это наверно было и вовсе невозможно.
– Извините, – довольно тихо произнесла я, оттаскивая собаку и заставляя ее сидеть рядом. Схватилась за поводок и крепко стиснула его в руках, намотав на запястье.
– Здравствуй, Нелли, – бесцветно поздоровалась со мной женщина.
Я кивнула ей.
– Не удивлена, что это твой пес. Давно не виделись. Как твои дела?
– Спасибо, все хорошо.
Женщина сжала губы в тонкую линию.
– Как мать?
– Тоже нормально, – покорно отвечала я.
– А брат или сестра? Я же так и не знаю, кто у нее тогда родился.
Мне вспомнилось то время, когда тетя Света с моей мамой очень тесно дружили, и она была самой первой, кто узнал о том, что в нашей семье появится еще один ребенок.
– У меня брат. Артур. Это его пес. Он не смог с ним погулять, потому что его увезли в больницу ночью.
– Что-то серьезное? – обеспокоенно подняла она брови.
Я пожала плечами. Того, что случилось с братом я не видела.
– Скажи матери, чтобы лучше следила за ним. И вот, – она полезла рукой в свою довольно дорогую сумочку и выудила оттуда картонную карточку с написанным на ней телефоном и должностью. Там значилось, что тетя Света руководитель известной сети частных клиник нашего города. – Пусть позвонит, если что-то понадобится.
Я кивнула, засовывая визитку в карман спортивной куртки.
– А ты изменилась, Нелли.
«Благодаря вам» – зарычал мой внутренний дракончик, который терпеть не мог мое извечное смирение.
– Возможно, – тихо ответила я ей, глядя в лицо, испещренное морщинами. Я ее помнила совсем другой. Молодой и ухоженной юной женщиной, умеющей брать все в свои руки. А еще злой и отчаянной, кричащей, что я та, кого невозможно любить.
Думала ли она сейчас так же?
– Мне уже пора, извини. Передай своей маме, что я была бы рада поговорить с ней. Мы так давно не общались.
Я вновь молча кивнула, решив, что слов на сегодня уже достаточно. И она тоже поняла это, так же молча развернувшись по направлению к выходу со двора, и прошествовала в неизвестном для меня направлении. Оказалось, что за углом дома ее ждала белая машина с личным водителем, которую я заметила только тогда, когда возвратилась обратно к ничего не понимающей подруге, таща за собой притихшего вдруг пса.
– Что она тут делает? Я не видела ее с тех пор, как… – начала было подруга, едва я подошла ближе к ней. Мне пришлось наглым образом перебить ее, не желая, чтобы та произносила вслух то, от чего я бежала много лет в своих мыслях.
– Я тоже, – довольно громко произнесла я, смутившись сама и смутив своей резкостью Лесю, – да, я тоже ее не видела много лет. Думала, что она уехала куда-то. Но на деле, – я протянула Елагиной визитку, которую мне дала женщина. К слову на ней была написана уже новая фамилия. Не та, что я когда-то знала. Видимо поэтому я в проскальзывающих где-то разговорах о медицинских клиниках и их владельцах, имеющих довольно внушительное состояние, не могла узнать тетю Свету. Зато новая ее фамилия была мне знакома.
– Нагорская? – тоже удивилась Олеся. – Она что, развелась с дядей Пашей?
Я не ответила, пожав плечами, а сама вспомнила дородного дядю Пашу, которого в нашей семье любили ласково величать Шкафом. Не знаю, чем он занимался, но мускулатуру мужчина имел знатную. Вкупе с высоким ростом, который как сразу было понятно, достался и дочери, его фигура выглядела весьма и весьма внушительно, если не пугающе. А еще он единственный, кто потешался над моими детскими шалостями. Почему-то больше никто не понимал моего детского юмора, кроме дяди Паши, который частенько подходил ко мне, клал свою большую ладонь мне на голову и говорил что-то вроде: «Не слушай их, девочка. Они дураки все. Ничего не понимают». И поэтому он мне нравился. Больше, чем тетя Света, которая только и умела, что ругаться, как и моя мама.
– И что она от тебя хотела?
– С мамой встретиться. Вот визитку ей передала.
Небольшая картонная карточка вновь вернулась ко мне в карман.
– Передашь?
Рука непроизвольно сжалась, сминая визитку. На самом деле я и сама не знала, хотелось ли мне еще хоть раз пересечься с этой женщиной. Мне казалось, что скорее нет, чем да. Но я бы чувствовала себя неловко, если бы не рассказала маме об этой встрече и не передала всего, что требовалось.
– Конечно, – ответила я, слегка улыбнувшись, а сама для себя решила, что больше не стану попадаться на глаза Светлане Нагорской, дабы не бередить старых ран ни себе, ни ей.
Глава 27.
Этот день нельзя было назвать успешным ни для кого из представителей семейства Тихоновых, так как вскоре после моего возвращения домой выяснилось, что брат каким-то неведомым для всех, кроме меня, образом сумел подхватить острую форму язвы желудка и слечь с ней надолго в больницу, проклиная те дни, когда он вместо моих безобидных пельменей поедал тоннами чипсы и сухарики, запивая все газировкой и закусывая шипучими химозными конфетками. Нет, я, конечно, тоже любила баловаться подобным, но не в таком количестве, как брат. И ведь при родителях он обычно строил из себя саму невинность, грозясь мне тем, что если я скажу хоть слово, то он придумает что-нибудь пакостное на мой счет и расскажет маме. И она ему поверит. Почему-то. А мне и дела не было до того, что может с ним случиться, если он не изменит свой рацион.
У мамы же вдобавок к головной боли переживаний за единственного сына, прибавились еще и проблемы на работе, которые не решались просто на раз-два по мановению волшебной палочки. Поэтому она осталась надолго в министерстве, не забыв проинформировать меня, что перед выходом на работу я должна переделать целый список дел по дому, словно какая-нибудь Золушка при живой матери. И, конечно же, я должна была закупить разрешенных приятностей для Артура в больницу и собрать ему целую сумищу его любимых игрушек и всего подобного строго по наказанию его высочества. Я порывалась пару раз плюнуть на дно этой самой сумки, но сдерживала себя из последних сил, не поддаваясь на провокации всяких там мифических существ, поселившихся в моем подсознании уже много лет назад.
Папа тоже был бы рад, если бы этот день быстрее закончился, так как к нему на работу нагрянуло с проверкой начальство и стало шерстить все, до чего могло дотянуться. А так как отец образцовым сотрудником ГИБДД никогда не являлся, ему было из-за чего нервничать, испытывая свою изворотливость на прочность, а нервы на наличие в них примеси стали.
В общем, к вечеру этого самого дня, не принесшего моей семье ничего существенно хорошего, все ее члены разбрелись по разным сторонам, покинув нашу уютную квартирку, оставив Джефри одиноко выть на полную луну, вспоминая далеких предков-волков, и занимались каждый своим делом. И скорее всего, именно мне повезло больше всех, так как у меня была музыка, а вот души моих родных не могло согреть ни одно из доступных им занятий.
Первым делом, когда я вечером вошла на репетиционную базу своей группы, которая располагалась в нашем же кафе только с противоположного хода, я бросилась в объятия Эммы, русоволосой молодой женщины с великолепным голосом, обладающим властью над всеми, кто его слышал хотя бы раз.
Вообще-то знакомство с Эммой, или вернее сказать с Элей – а именно так ее и звали при рождении, выдалось забавным. Мы учились с ней в одной школе. И именно ей довелось вести меня в первый класс, тогда как она сама шла в одиннадцатый. Мой отец в тот день сделал наше общее фото на память и подписал его так: «Нелли и Эльвира Виноградова. Первый раз в первый класс». Этот снимок меня жутко раздражал, так как желания идти в школу у меня никакого не было, но я тщательно это скрывала и впервые в жизни натягивала на себя улыбочку, похожую первое время на оскал. К тому же меня раздражали огромные банты и букет цветов размером с меня саму, так что на первой школьной фотографии я вышла премного забавно и неприглядно. А вот длинноногая одиннадцатиклассница Эля наоборот выглядела, словно модель на обложке журнала с ослепительной искренней улыбкой и в непринужденной позе.
Когда позже я, встретив певицу, помогающую нашему и некоторым другим коллективам Филума с исполнением песен, признала в ней девушку с фотографии, первое время не могла отойти от шока. Она же меня не узнала и назвала свое новое имя – Эмма Виндграф, отчего заставила меня усомниться в том, что это именно она, та, о ком я думаю. И я еще несколько репетиций ходила вокруг нее, стараясь не сильно выдавать себя, и ломала голову она ли это на самом деле. В итоге не выдержав, я принесла с собой это самое фото и спросила напрямую. Она тогда похлопала длинными ресницами и все с той же голливудской улыбкой ответила, что это и вправду она и что она не ожидала меня встретить еще хоть когда-нибудь в своей жизни.
И именно Эмме было известно все о моей двойной жизни и о том, что я очень не хотела бы их совмещать. Не знаю, почему я была так откровенна с ней, но почему-то казалось, будто я встретила много лет назад потерявшуюся сестру и теперь, наконец, могла излить ей душу.
– Нелл! – воскликнула Эмма, заключая меня в свои объятия. Мы с ней не виделись уже довольно давно, так как все композиции, что мы исполняли в последнее время, были исключительно инструментальными или же имеющими мужской вокал, а пересечений с другими группами, с которыми выступала Виндграф, у нас не было. – Как я рада тебя видеть.
– Я тоже, – заулыбалась я, тут же прогоняя прочь все непрошенные мысли, омрачающие сегодняшний день.
– Как у тебя дела? – девушка оторвалась от меня и взяла за плечи, рассматривая меня получше.
– Да вот выгонять собираются, – усмехнулась я.
Руки с моих плеч соскользнули и девушка повернулась лицом ко всем присутствующим, которые, как оказалось, решили собраться немногим раньше меня, не предупредив об этом заранее.
– Вы что, серьезно? – возмутилась она, перекидывая взгляд с одного члена группы на другого. – Да на этой девчонке весь ваш коллектив держится.
Я хотела было возразить, но мне этого сделать не дали. За тот год, что мы общались с Эммой, она успела меня изучить и знала теперь, как и когда она может заставить меня помолчать. Поэтому она вскинула руку в мою сторону, ладонью заставляя подождать, пока она договорит и только потом вставлять свои пять копеек.
– Мы-то здесь при чем? – возмутился Славентий, перебирая струны на своей неприкосновенной гитаре.
Неприкосновенной в прямом смысле. Если Слава видел кого-то хотя бы просто сделавшего шаг в сторону инструмента, мог и в челюсть зарядить неслабо. Почему я не задумалась о его неадекватности в тот момент, когда брала именно его в свои провожатые, для меня загадка.
– На работу надо исправнее ходить, чтобы ничего такого не происходило, – продолжал он ехидничать.
После инцидента в гаражном кооперативе моего дома он вообще старался держаться от меня подальше и если что-то и говорил в мою сторону, то только язвил и подкалывал. Да и то не напрямую. Сам натворил дел и сам же обиделся. Самостоятельный мальчик. Надо ему за это медальку шоколадную преподнести.
– Игорь ее выгоняет. Не мы, – подал голос Денис, сидящий сейчас в углу около стены и попивающий что-то из чашки. Скорее всего, кофе. Мужчина мог пить его сутками напролет.
Голова Эммы повернулась в сторону нашего ударника.
– Ты что, сдурел? – накинулась она на него.
– Эм, Эм, не горячись, – схватила я ее за руку и заставила обернуться ко мне лицом. – Не этот Игорь.
Девушка пару раз хлопнула ресницами, соображая, кого же я имею в виду.
– Что, все настолько плохо? – намного более тихо спросила она.
Я неопределенно пожала плечами. Мне и самой странно было узнать, что сам владелец заведения заметил мое отсутствие. Обычно ему и дела нет, кто там и чего играет. Иногда бывало, что нашего соло-гитариста Славку забирали в обезьянник на пятнадцать суток, и нам приходилось довольно долго играть без него, подстраивая все композиции под это досадное недоразумение. Так наше начальство, решившее именно в это время посетить едва ли не все наши выступления, даже не заметило факта отсутствия одного из главных составляющих программы. Зато мои прогулы он отметил сразу. Конечно, ведь он не мог лицезреть в таком случае моих оголенных конечностей, которые порой просто горели от пристальных взглядов из зала.
– Если ты нам поможешь убедить его в том, что я продолжаю плодотворно работать, то я буду спасена, – улыбнулась я Эмме и получила в ответ похожую теплую улыбку.
На том мы и сошлись, предпочтя разговорам работу по разбору партий и вариаций исполнения предоставленной начальством песни. Оно в лице довольно известного в стране музыканта Игоря Валковского, имеющего свою собственную группу, правда популярную лет этак пятнадцать – двадцать назад, заявилось уже ближе к концу репетиции с целой грудой замечаний по звучанию и адресованных мне лично придирок по поводу и без него, начиная, конечно же, с дисциплины в коллективе.
– Я ручаюсь за нее, Игорь Дмитриевич, – вышла вперед Эмма, словно моя личная русоволосая фея и старшая наставница. – Больше такого не повторится.
– Знаю я вас, женщин, – устало протянул наш работодатель, по совместительству отец взрослой дочери со сложным характером и муж гораздо более известной, чем он, женщины. – У вас же один ветер в голове. Сегодня хочу выступать, а завтра не хочу. Ведь так?
– Это произошло в первый и единственный раз. Сами вспомните, – вмешалась я раньше, чем Эмма придумала еще хотя бы какой-то аргумент в мою защиту. А ее защита порой бывает сродни началу ядерной войны. Даже не скажешь так сразу, что она может бояться мнения публики во время своих выступлений.
– Помню я все, Нелли, – проворчал мужчина, поднимаясь со своего кресла, стоящего почти у самого выхода. – И тебе желаю не забывать.
Я кивнула, говоря этим то, что принимаю к сведению его слова.
– А ты, Эмма, не ручайся за всех подряд. Я же могу и припомнить тебе.
– Она – не все подряд. Она самый старательный музыкант из всех, кого я знаю.
Я краем глаза заметила, как хмыкнул, отвернувшись, Слава, не любящий, когда кто-то сомневается в его исключительном таланте и усердности.
– Кто-то не согласен? – обратилась она ко всем присутствующим. Ей никто не ответил. Все и так понимали, что ее тирада не нуждалась в комментариях. – Несогласных нет, как видите. А значит и ваши придирки беспочвенны.
– Если бы не твой шикарный голос и цепляющая подача, Эмма, я бы давно уже уволил тебя за твой слишком острый язычок, – заметил Игорь Дмитриевич. Что-то у него настроение в последнее время какое-то… увольнительное. Так и хочет на ком-нибудь отыграться, да только не знает за что. Раньше за ним такого не отмечалось.
– Но у меня есть мой шикарный голос, а потому я могу оставаться здесь и покровительствовать тем, кто цепляет меня.
Указательный палец владельца музыкального кафе вскинулся в предупреждающем жесте. Однако тот ничего не сказал, предпочтя только погрозить конечностью перед носом певицы и сурово свести брови к переносице.
– Поняла, поняла, – подняла руки перед собой девушка и шагнула чуть назад. – Держу свой язык при себе.
– Вот и держи, – произнес мужчина довольно тихо, но уверенно. – Так, ладно. Мне уже пора. Отрепетируйте как следует эту песню к следующей неделе. Приедет один мой товарищ, который любит ее. Только попробуйте облажаться. Всех зарплаты лишу в этом месяце.
– Не положено, Игорь Дмитриевич. Законы соблюдать надо, – вновь не смогла смолчать Виндграф. Порой мне казалось, что такие вот ее выпады в сторону нашего хозяина вовсе не беспочвенны, и она так проявляет свой интерес. Да только подобный подход свойственен девочкам школьного возраста, а не даме, разменявшей четвертый десяток.
– Да ты издеваешься надо мной что ли? – не выдержал вдруг Валковский, всплескивая руками и грозно глядя на девушку.
– Она шутит, – заступилась я за знакомую тут же, дабы точно дело не дошло до увольнения. На этот раз к счастью не моего.
Мужчина не ответил мне, продолжая сверлить взглядом певицу, вздернувшую нос кверху. Я даже было задумалась о том, что возможно она не выступает на большой сцене не только потому, что боится публики, но и потому, что ее специфичный юмор и жажда справедливости устраивают не всех работодателей. И по той же причине она уже довольно давно развелась с первым и единственным мужем, да так больше и не нашла достойного кандидата на эту роль.
Мерное тиканье часов разбивало тишину, повиснувшую в студии на несколько долгих секунд. А потом хозяин музыкального кафе решил, что с него на сегодня хватит и удалился, хлопнув дверью. Эмоциональность была его фишкой. Этот человек мог взорваться от безобидной шутки и начать кричать от невинного проступка. Вот и сейчас, хоть продержался он и довольно долго, все же не сдержался и едва не снес входную дверь.
В общем и целом резюмируя выше произошедшее можно отметить, что и работа, и отношение с начальством как ничто лучше вписывались в мою какую-то правильно-неправильную жизнь.
– Может, ты расскажешь поподробнее, что с тобой творится и почему ты вдруг стала такой ярой прогульщицей, что уже даже биг босс это заметил? – задала мне вопрос Эмма, когда мы уже сидели в ее автомобиле по дороге ко мне домой и обсуждали дела насущные.
– Ничего со мной не творится. Просто так вышло, – неопределенно ответила я, отводя взгляд в сторону пролетающих мимо машин.
– Ой, да ладно. На моих ушах побывало уже столько сортов лапши, что тебе уж точно меня не одурачить. Кто он?
Такой постановки вопроса я совсем не ожидала и отчего-то очень неубедительно рассмеялась. А у самой перед глазами уже встало лицо темноволосого красавчика, рисующего на досуге картинки-перевертыши и гоняющего на предельной скорости. Все ведь началось с его появления. До этого самого момента я спокойненько себе жила, никого не трогала, слушалась маму и папу, как наставляли все вокруг. Да, позволяла себе иногда выпускать пар на выступлениях или сидя за рулем папиной машины. Но не так, чтобы выпив всего ничего заставить маму усомниться в собственной трезвеннической натуре или уходить от преследования патрульной машины папы. И не было таких вот прогулов работы до знакомства с ним. И хоть он не был напрямую связан с ними, мне все равно хотелось винить во всем Рому. Да, это именно он привнес в мою жизнь хаос.
– Не понимаю о чем ты, – ответила я, поняв, что слишком надолго задумалась.
– Да ладно, я же вижу. Давай выкладывай мне все. Что он знает о тебе? Кто он? Как его зовут? Красивый?
Знакомая явно поняла все совсем не в том ключе.
– Ну, давай, колись. Мне же интересно.
Уголки моих губ отчего-то предательски поползли вверх, выдавая то, что говорить все же было о ком.
– О-о-о, а вот и счастливая улыбочка, – рассмеялась Эмма и легонько пихнула меня в плечо.
– И совсем не счастливая, – возразила я, но почему-то стала улыбаться еще шире.
– Еще какая, – усмехнулась она, – я жду подробностей. Или рассказ, или иди пешком.
– Рома. Рома. Его зовут Рома, – воскликнула я, заметив, что Эмма останавливается прямо посреди проезжей части.
– Так, уже что-то. Ну и что он?
Машина поехала дальше. Я поежилась на сидении, сцепляя руки в замок. Запястье закололо, напоминая о том, как его однажды держал в своей ладони тот самый объект разговора.
– Да ничего. Помог мне пару раз. Вот на днях вернула ему долг, и мы на этом сочлись. Думаю, больше не увидимся. Хотя это будет сложно. Мы же в одном дворе живем.
– Что? Сосед? И как вы познакомились?
– Говорю же, помог он мне. От бандита спас.
Выдавать непутевого Славку не хотелось. Инстинкт старшей сестры в этой молодой женщине брал иногда верх над разумом.
– Что? Где ты бандита нашла?
– Во дворе и нашла. Домой возвращалась, он и напал.
– Кто напал? Рома твой?
– Нет, придурок один. Даже не поняла, что хотел. Рома мимо проходил и тот убежал. Вот и все.
Два прищуренных глаза воззрились на меня. Машина наша остановилась на светофоре, так что времени на просверливание ментальной дыры в моей голове у Эммы было предостаточно.
– Ну, хорошо, – медленно произнесла она, как бы соглашаясь, но при этом делая пометочку, что верить мне не стоит. – Он знает о твоей «великой тайне»? – девушка сделала пальцами кавычки.
– Отчасти, – ответила я, глядя перед собой на горящие красным огни впередистоящего авто.
Да, Рома уже видел достаточно, чтобы понять, что я не тот божий одуванчик, которым предстала перед ним после первой встречи. И ему понадобилась всего какая-то неделя, чтобы свести все факты воедино. Подругам же, с которыми я общалась уже много лет, этого сделать так и не удалось. Родители тоже вдруг решили, что их дочурка чистый ангел, исполняющий все их прихоти, а не та, о ком они оба лаконично высказывались словом «проститутка». И дело было даже не в профессии. Под это определение подходили все, кто посещал ночные клубы, гулял допоздна с мальчиками и пил алкоголь. Скорее всего, в старости моя мать могла бы стать одной из тех каноничных бабушек, которые проходят мимо, ворча о том, да о сем. И мне было понятно, откуда в Артуре есть те же самые задатки ворчливого деда в его-то четырнадцать.
– Что значит «отчасти»? – не сдавалась Виндграф.
– То и значит. Знает, что я лгу родителям о своей работе и что права я все же заработала своим трудом.
– То есть с твоей скверной стороной он еще не сталкивался?
– У меня нет скверной стороны, – возмутилась я тут же.
– Ну да, ты же у нас просто солнышко. И это не ты как-то раз хотела сжечь к чертям собачьим машину своего бывшего, когда увидела его с какой-то девчонкой.
Вообще-то эту историю трехлетней давности я рассказала Эмме по секрету, как и многие другие. И она обещала никогда не использовать их против меня в разговоре.
– И это не тебе приходилось прятаться в моей машине, когда ты решила, что разбить окно в квартире кирпичом твоему одногруппнику, обидевшему тебя, будет хорошей идеей. Не тебе ведь, да?
Да, бывало и такое, что мое внутреннее огненное существо все же не выдерживало и плевалось в сторону тех, кто посмел меня обидеть. Меня в таких случаях перекрывало, и я забывала обо всем, что обещала себе и просто действовала на инстинктах. На чистейших эмоциях. А эмоции, скопившиеся в достаточной мере внутри человека, порой бывают настолько взрывоопасными, что потом приходится сожалеть о содеянном. Я бы назвала это состоянием аффекта. И наверно меня все же оправдали бы. Я реально в таких случаях была не в себе.
– Эм, ты обещала, – тихо произнесла я.
– Да, а еще обещала, что буду вправлять тебе мозги, чтобы подобного не повторялось, а ты могла, наконец, принять себя и быть такой, какая ты есть. Забыв о том, что было раньше, – наша машина чуть взвизгнула, вновь срываясь со стоп-линии перед светофором, – Боже, да это было пятнадцать лет назад! Пятнадцать! Хватит уже винить себя. Ты и сама знаешь, что не имеешь к произошедшему отношения. И она это знает, поверь.
