Текст книги "Истоки нашего “демократического” режима"

Автор книги: Олег Греченевский

И, кстати сказать, на вооружении нашего отряда добровольцев было всего две мелкокалиберные винтовки, к которым нам выдали 40 патронов – две небольшие пачки, размером чуть больше спичечного коробка. Причем мы точно знали, что бронежилет эти мелкашки не пробивают.

В общем, всю эту добровольческую охрану парламента, со всем ее спортивным и охотничьим инвентарем, хорошо обученные и вооруженные настоящим оружием спецназовцы, надо полагать, при желании перебили бы всего за час или за два. И у них бы при этом явно не было бы никаких серьезных потерь.

Вот по этой причине литовцы и брали очень охотно в добровольческую охрану парламента кого угодно, даже женщин, стариков и почти что детей. Ведь в нашем отряде разброс по возрасту был от 18 до 62 лет – был даже один такой, впрочем, еще очень крепкий и бодрый старикан, бывший военврач Борис Александрович М. Хотя моложе 18 лет мы все же никого не брали – и под конец это было единственное ограничение для записи в питерский отряд добровольцев…

Логика у литовского руководства здесь была очень простая: чем больше будет таких потенциальных “смертников”, особенно из числа не очень ценной для департамента охраны края публики – тем лучше! Может быть, кому-то такие расчеты покажутся жестокими и даже несколько циничными, но все же в большой продуманности этой стратегии не откажешь. И потом, мы ведь все знали, на что шли. А если кто-то раньше чего-то недопонимал, то он сразу же все просекал, стоило ему только окунуться в эту суровую парламентскую атмосферу, с ее баррикадами у входа, с мешками с песком в оконных проемах и со всем прочим антуражем. К слову сказать, ведь парламент Литвы представлял собой вовсе не какую-то там неприступную крепость. На самом деле это был настоящий стеклянный аквариум, простреливаемый насквозь: такие там были огромные окна, во всю стену – так что при первом же взрыве снаряда или пулеметной очереди все эти стеклянные стены неизбежно должны были просто рассыпаться. А в парламентские подвалы можно было бы пустить слезоточивый газ – так что и там долго отсидеться вряд ли кому-то бы удалось, и никакие противогазы бы не спасли…

В общем, все добровольцы прекрасно понимали, чем может обернуться это дело, если в Кремле все же решат заканчивать с литовской демократией. Но только один боец из питерского отряда (кстати сказать, активист “Демсоюза”) сбежал домой на следующий же день – то есть сразу, как только он хорошенько осознал, куда он попал.

Противостоящее литовскому парламенту советское войско тоже не давало добровольцам слишком уж расслабляться. Помню, однажды ночью в распоряжение нашего отряда вбежал очень взволнованный начальник штаба добровольческой охраны Йонас Гячяс – и начал что-то нам кричать на литовском языке. Но потом до него все же дошло, что мы ни единого слова не понимаем – и он тогда растолковал нам по-русски, что в парламенте объявлена тревога, поскольку с загородной военной базы в нашу сторону выехала большая колонна бронетехники. Ну, думаю, все: наконец-то началось! Или же наоборот, скоро все кончится. Я еще тогда немного порадовался, что было как раз мое дежурство – поэтому одна из наших невзрачных мелкашек была у меня в руках. Еще я на всякий случай накинул на себя шинель, чтобы хоть повоевать с комфортом: ведь в марте еще довольно холодно, а от наших стеклянных стен скоро же ничего не останется!

А те добровольцы, у которых не было оружия, по тревоге должны были стать санитарами и перетаскивать в медпункт раненых, так что в нашем отряде были сложены несколько носилок. Одно я могу сказать в похвалу молодых лоботрясов из нашего питерского отряда: никто из них тогда не забегал и не запаниковал. Все наши бойцы сидели тогда спокойно и ждали, что будет…

Но в тот раз все обошлось: эта могучая колонна советской военной техники, почти доехав до здания парламента, даже не притормозила – а тут же свернула в сторону и потом покатила обратно на свою базу. Эти бравые вояки в ту ночь просто решили немного поиграть на наших нервах.

Но я немного забежал вперед, так что лучше мы вернемся назад, к тому моменту, когда охрана парламента Литвы дала добро: “можете присылать своих добровольцев!”

Теперь ведь оставалась самая трудная задача – набрать этих самых добровольцев. Тогда я еще не знал хорошенько, что ни одна демократическая организация города ничем особенно нашему комитету в этом деле помогать не будет: ни ЛНФ, ни ДС – ни даже ассоциация анархистов. Правда, из добровольческой дружины ЛНФ по охране порядка нам позднее прислали трех молодых людей – но лучше бы мы обошлись без этого пополнения. Может быть, сами по себе эти молодые шалопаи вовсе и не были такими уж полными придурками, как мне показалось во время всей этой нашей эпопеи – но они явно оказались совсем не в том месте и занялись таким делом, к которому были совершенно не готовы. Эти трое молодцов призывного возраста просто хотели немного поиграть в войнушку, весело провести время – и заодно избежать ненужной им встречи с военкоматом. А на всякую там независимость Литвы, на борьбу за демократию и на все прочие отвлеченные идеи им на самом деле было глубоко наплевать.

Надо сказать, что служба в нашем отряде была, в общем-то, самая необременительная, поскольку на десяток человек приходился фактически всего один постоянный пост. Отсидел там с винтовкой всего пару часиков – и потом весь день свободен! Правда, немного погодя литовцы ввели для нашего отряда небольшую строевую подготовку (с командами на литовском языке, кстати сказать) – но и то в основном для того, чтобы как-то занять этих изнывающих от безделья и скуки молодых людей. Никакой настоящей боевой подготовки, типа хотя бы учебной стрельбы на стрельбище, там не было даже и в помине – ни для нашего, ни для украинского отряда. И литовцы были со своей прагматической точки зрения совершенно правы, поскольку учить в этих двух добровольческих отрядах там было некого и незачем. Так что зачем только зря переводить на это дело патроны!

Раз уж я начал рассказывать о тех трех борцах за демократию, которых мне прислало руководство дружины ЛНФ, то я доведу это повествование до конца: одного из этих молодцов вскоре выгнали из отряда, будто бы за кражу пачки сигарет из тумбочки украинского добровольца (это случилось, когда меня не было в Вильнюсе). А второй юнец, некий Сергей А., в апреле 1991 года, когда все добровольческие подразделения уже выставили из парламента, перешел в кадровый состав литовской армии. Литовцы тогда уступили настойчивым просьбам этого Сережи: дескать, он категорически не хочет служить в советской армии, куда его вскоре непременно заберут, если он вернется домой. Одели его в форму литовской армии, дали ему зарплату в сто с чем-то рублей в месяц, не считая бесплатной еды – а он вскоре с другим таким же молодым обормотом (вот тот уже наверняка был настоящим, стопроцентным провокатором – но он не питерский) взял да и перебежал на сторону советских оккупантов. А потом наш Сережа вместе со своим другом (этого героя я все-таки здесь назову полностью: Сергей Лагун) уже выступал по коммунистическому телевидению Литвы и рассказывал, какие ужасы творятся в новорожденной литовской армии и какая дедовщина там процветает. Раза четыре потом в Литве успели повторить эту весьма поучительную телепередачу – пока не грянул августовский путч ГКЧП. Как-то, уже спустя несколько лет, я ради интереса позвонил нашему питерскому Сереже и спросил его, почему он тогда нас всех предал. Ну не понравилось ему в Литве – взял бы, да вернулся домой! Никто ведь силой его там не держал. Тем более что весенний военный призыв к тому времени уже закончился, так что настоящая дедовщина советской армии ему до осени не угрожала. Зачем же было перебегать в Вильнюсский ОМОН и потом по телику поливать грязью литовцев? Но кроме какого-то невнятного бормотания и заикания, я от него тогда в ответ ничего толкового по телефону не услышал. Похоже, что он был просто доведен до этого шага умелыми провокаторами из гэбухи. Детский сад, что с него взять!

Остается рассказать еще про одного юного бойца из дружины ЛНФ, Макса П., сына известной в нашем городе правозащитницы (она долгое время была главной “солдатской матерью” в Петербурге). В общем-то, не такой уж плохой мальчик был, особенно на фоне всей остальной нашей отрядной шпаны – но на самом деле и Максу в нашем отряде делать было совершенно нечего. И я был бы тогда только рад, если бы и он укрывался от призыва в советскую армию где-нибудь в другом месте!

Спрашивал я как-то этого Макса, почему он и вся его компания позволяют себе разные выкрутасы. Ведь всего только и нужно было от наших бойцов, чтобы они не шлялись по городским кабакам и не напивались там – казалось бы, не такое уж и тяжкое и невыполнимое требование?! И Макс мне в ответ оправдывался, дескать, им очень тяжело тут: сидят без дела, а вся окружающая обстановка сильно действует на нервы. Ну и естественно, им хочется немного расслабиться! – “А что бы ты тогда на настоящей войне делал?” – “Ну, это было бы гораздо легче – уж там бы я не заскучал!”

Но о том, как мы все дошли до такой жизни, я лучше более подробно расскажу чуть ниже. А пока вернемся немного назад, в февраль 1991 года. В общем, ни на какие демократические организации надеяться в деле формирования добровольческого отряда нам уже не приходилось – и оставалось только дать где-нибудь объявление и попросту набирать в отряд людей, пришедших с улицы. С таким объявлением тоже были большие сложности, поскольку о телевидении мы даже и не мечтали, да и главные городские газеты только послали бы нас подальше (а Интернета тогда еще не существовало). Но тут нас очень выручил наш благодетель из ЛНФ Александр Серяков. Он договорился с редакцией молодежной газеты “Смена”, которая тогда была на стороне демократического движения – и в результате 20 февраля 1991 года в этой питерской газете появилось очень короткое и напечатанное самым мелким и неразборчивым шрифтом объявление, под названием “Добровольцы, вперед!”. Дескать, призываем всех желающих и т.д., и т.п. И там же был небольшой комментарий депутата Ленсовета А.Серякова – который, мол, как член этого “Комитета в поддержку Балтии”, тоже очень поддерживает такую общественную инициативу. А в конце были даны наши контактные телефоны… Правда, потом Серяков уже ни разу даже пальцем не шевельнул, чтобы нам хоть чем-то помочь – и нашими делами вообще никогда не интересовался. А когда он немного погодя по заданию Ленсовета побывал в литовском парламенте, то он хоть и зашел тогда в расположение нашего отряда, но только поздоровался с нами и сразу же направился к выходу…

Вот на этой тонкой ниточке, единственном газетном объявлении, которое нам удалось разместить, и держался потом набор добровольцев в отряд.

Правда, звонков от желающих участвовать в защите парламента Литвы было тогда довольно много – поскольку у демократического движения в Питере в то время еще были активные сторонники. Так что первая наша партия из семи добровольцев отправилась вместе со мной в Вильнюс уже 25 февраля 1991 года.

А всего по этому объявлению у меня тогда за несколько дней записалось в качестве желающих поехать в питерский отряд добровольцев человек 40, и позднее к ним в список нашего комитета добавилось еще примерно столько же, уже по личным связям. Но кто-то из этих кандидатов потом передумал или его семья не отпустила. А кто-то хотел поехать позднее, на майские праздники или в отпуск – и уже не успел. В общем, реально в нашем питерском отряде за 48 дней его существования побывали 28 человек – хотя одновременно их там было не больше десятка бойцов, поскольку многие приезжали только на короткий срок, обычно всего на неделю. Я даже отыскал в своем архиве точный список, кто и когда побывал в нашем отряде добровольцев – но раз уж у меня нет согласия от этих людей на упоминание здесь, то я никаких фамилий лучше называть здесь не буду.

Когда у меня на квартире собрались добровольцы из первой партии, то я им прямо тогда сказал, что никакой спецслужбы у нас нет и проверить их мы не можем – поэтому поедут все желающие. “Так что жду всех на Варшавском вокзале!”

Была ли именно эта моя политика “открытых дверей” той первой роковой ошибкой, из-за которой все это предприятие вскоре потерпело полный провал? Я теперь думаю, что все же нет. На мой взгляд, никакой эффективный фильтр для отсева провокаторов госбезопасности мы просто в принципе не могли тогда придумать. Ни собеседование, ни изучение анкетных данных не дают в таком деле никакой гарантии – так что это была бы, скорее всего, просто пустая формальность. Особенно, если бы за отбор кандидатов в группу взялись не опытные и знающие люди, а какие-нибудь полные “лохи”, вроде меня, каким я был лет 20 назад. Поскольку толковый тайный агент и по своему внешнему виду, и по всем данным всегда покажется просто замечательным человеком – и любую такую “приемную комиссию” он пройдет очень легко. Нет, засланных тайных агентов, к сожалению, действительно может выявить только другая спецслужба (и даже тогда в этом деле бывают осечки).

И дело ведь вовсе не в том, чтобы совсем не допускать в свою политическую организацию никаких стукачей, это просто невозможно. А нужно всего лишь, чтобы данная оппозиционная группа была устроена таким образом, чтобы она могла любую враждебную деятельность таких провокаторов госбезопасности нейтрализовать – и не дать им развалить эту организацию или захватить руководство ею в свои руки. И вот тут может помочь только одно радикальное средство: в этой группе не должно быть никакой полной демократии.

То есть, любой должен иметь возможность прийти прямо с улицы и включиться в работу – но при этом совсем не обязательно сразу же принимать его в полноправные члены данной организации и тем более давать ему право голоса. Пусть он сначала походит в кандидатах, проявит себя в деле – а после испытательного срока мы посмотрим! Причем прием новичков в любой руководящий орган данной группировки, который хоть что-то решает, желательно проводить по принципу полного единогласия. Если хоть у кого-то возникнут в отношении такого кандидата сомнения – значит, ему в приеме в полноправные члены группы отказано! Дело в том, что засланного стукача можно распознать еще и по такому признаку: обязательно в его характере должна быть какая-то скрытая (а то и не слишком скрытая) гнильца – иначе чекистам бы никогда его не удалось завербовать. И если кто-нибудь из руководящего ядра организации окажется достаточно проницательным и сумеет эти скрытые моральные изъяны у новичка разглядеть, то он должен иметь право “вето” на прием такого деятеля в организацию. При этом пусть у данного кандидата будут хоть самые замечательные организаторские таланты и кипучая энергия – но пока нет полной уверенности, что все эти его очень полезные способности будут направлены в нужном направлении, то давать такому человеку право решающего голоса просто опасно. И чем значительнее его силы – тем опаснее…

Но наше демократическое движение в конце 80-х годов и в начале 90-х годов было совершенно неспособно осознать необходимость таких элементарных мер предосторожности. Нет, как можно! Мы ведь боремся за демократию – так начнем хотя бы с себя, и заведем в своих организациях полнейшую, просто безбрежную демократию! Но правда состоит в том, что в современных условиях за настоящую демократию в стране может реально бороться только такая “тоталитарная секта”, в которой всем руководит всего лишь несколько человек – а большинство ее участников никакого права голоса вообще не имеет. Притом крайне необходимо, чтобы эти несколько руководителей хорошо знали друг друга – и полностью доверяли всем своим соратникам. А иначе данная независимая организация или скоро развалится из-за происков засланных провокаторов – или просто полностью перейдет под контроль госбезопасности.

Еще бы лучше, если бы вся власть в такой группе, оппозиционной нашему правящему чекистскому режиму, полностью принадлежала всего одному человеку – но это можно было бы делать лишь при том условии, что вся опасность от гэбухи исходит только от засланных ею провокаторов. Но это далеко не так – поэтому до полного самодержавия одного “диктатора” этот принцип доводить тоже никак нельзя. Иначе этот единоличный руководитель вскоре попадет под машину или просто вдруг умрет от “сердечной недостаточности” – и тогда этой независимой группе тут же придет конец. Так что все же желательно, чтобы руководящее ядро оппозиционной группировки состояло хотя бы из нескольких человек (но им лучше никогда не садиться всем вместе в одну машину).

Вдобавок еще такое весьма радикальное правило я бы предложил: все оппозиционные правящему режиму партии и группировки, которые не придерживаются подобных строгих организационных принципов, следует считать заведомо работающими под контролем у госбезопасности. Это вовсе не значит, что с ними нельзя совместно участвовать в проведении каких-то конкретных мероприятий – но ни о каком объединении с ними в одну организацию не может быть даже речи.

И вообще лучше не спешить со слиянием в одну группировку с кем бы то ни было. Самый главный принцип в этом деле очень простой: то, что вам придется исполнять, должны иметь право решать только те люди, которым вы доверяете на все сто процентов! Да и что за мания в годы перестройки была ко всяким объединениям и съездам: дескать, тоталитарный режим очень силен, а мы слабы – так что лучше нам поскорее всем собраться в одну кучу. А ведь на самом деле госбезопасности гораздо труднее контролировать мелкие автономные группы – поэтому всякое объединение и централизация демократического движения было только на руку правящему чекистскому режиму.

(Вот только мне очень жаль, что я со слишком большим опозданием понял все эти не такие уж сложные вещи!)

Нужно ли мне подробно рассказывать, что было дальше с моим отрядом – или вы, уважаемый читатель, уже и сами обо всем примерно догадались?

Все правильно: на самом деле командиром питерского отряда я пробыл очень недолго, всего лишь неделю. Поскольку уже 4 марта 1991 года в нашем отряде произошел сначала конфликт между мной и одним совершенно распоясавшимся бойцом – который сидя на посту во время своего дежурства с винтовкой, демонстративно, на виду у всех, отказался мне подчиняться. А затем последовал переворот, скорее всего, очень ловко подстроенный. Поводом здесь послужило то обстоятельство, что большинство наших добровольцев было весьма недовольно, когда я принял решение исключить из состава отряда этого Александра С. – вполне возможно, просто подосланного провокатора. Наших бойцов тоже отчасти можно было понять: ведь этот Саша (он тогда работал актером в одном питерском театре) был такой остроумный и веселый молодой человек. Ну как было можно такого чудного мальчика прогонять, даже если он немного пошалил, чтобы подурачиться!

Хотя возможно, что Саша и другие наши добровольцы не совсем понимали тогда, что даже мелкокалиберная винтовка это вовсе не игрушка – и что при случайном выстреле она запросто может кого-нибудь убить. Поэтому и было категорически запрещено ее заряжать, пока не началось нападение на парламент. И уж никак было нельзя загонять патрон в патронник просто так, для развлечения от скуки!

В общем, на следующий день по моей рекомендации на собрании питерского отряда новым командиром был избран Андрей Л. Я даже его фамилию не хочу здесь полностью написать, поскольку за руку он пойман так и не был – и поэтому стопроцентной уверенности, что он был агентом КГБ у меня быть не может. Хотя, скорее всего, этот Андрюша все же был тайным агентом – поскольку позднее он занимался каким-то мелким бизнесом на питерском телевидении. А я совершенно уверен, что чекисты до сих пор не пропускают в телестудии никаких “посторонних” граждан – значит, и этот молодой предприниматель Андрей Л. на самом деле был совсем не чужой для них человек. Да и как бы иначе он смог потом работать в телецентре, если до этого он командовал “незаконным военным формированием” в Литве!

Я думаю, что мне еще очень сильно повредило то обстоятельство, что я на самом деле просто не годился для командования военным подразделением – и я очень остро это тогда осознавал. И я решил, что Андрюша гораздо лучше меня сумеет поддержать дисциплину в отряде. И на первый взгляд, он казался просто прекрасным командиром: такой здоровенный бугай, с твердым и властным характером – и вдобавок совсем не глупый человек. Представьте себе хоть молодого Бориса Ельцина, в возрасте где-то под 30 лет – так Андрюша был почти вылитая его копия! Вот я и подумал, что как раз такой отец-командир и нужен для наших молодых раздолбаев, чтобы держать их в узде. Да и потом, я тогда отпросился с работы ненадолго – и мне все равно через пару дней нужно было возвращаться в Питер, так что надо было хоть кого-то на время оставить вместо себя. Я хотел сначала полностью уволиться со своей работы на почте – а потом уже опять вернуться в литовский парламент. Вот это была вторая подряд очень крупная ошибка с моей стороны: мне нельзя было покидать наш отряд, пока там все не уладилось. Мне надо было полностью плюнуть на свою работу – и пусть бы мне потом писали в трудовой книжке все, что угодно. А первая, самая роковая моя ошибка, естественно, была в том, что нельзя было допускать в отряде никакой демократии. Я ведь вполне бы мог тогда хоть половину отряда отправить домой – но все же настоять на своем и установить хотя бы самую элементарную дисциплину. Мы ведь тогда находились не в Питере, на заседании демократического комитета, а в настоящем укрепленном военном лагере – и литовский штаб, надо полагать, отнесся бы с пониманием к таким крутым мерам с моей стороны. Да в таких благоприятных условиях, если бы умело взяться за дело и держать всех в кулаке, можно было сколотить прекрасный отряд даже из одних только наших стукачей и молодых придурков – а ведь в моем распоряжении было тогда еще много нормальных и даже просто замечательных людей…

Я отсутствовал в парламенте Литвы с 6-го до 31 марта – а когда туда вернулся, то увидел, что обстановка окончательно и бесповоротно уплыла из-под моего контроля. Дело в том, что питерского отряда, как такого, тогда вообще уже не было. Оказывается, украинский отряд добровольцев к тому времени уже наполовину сократился – а его остатки были объединены с нашим отрядом в единый “интеротряд”, командование которым литовский штаб доверил Андрею Л. То есть Андрюша теперь совершенно не зависел от нашего питерского комитета – и я с этим уже ничего не мог поделать. Кстати сказать, в украинском отряде на самом деле были не только украинцы: там был еще белорус, латыш и местный пожилой человек, вроде бы поляк. И еще там было трое молодых людей из России, из которых один дезертировал из своей части – а еще двое как бы уклонялись от призыва в армию. То есть в этот украинский отряд собрали всех нелитовцев, которые были в охране парламента до нашего появления. Вот они все и остались на месте – а почти всех добровольцев из Западной Украины, кроме одного, уже не было в парламенте.

Кстати, о западных украинцах, которые раньше составляли основной костяк украинского отряда. Насколько я понял, никакого “комитета” у них не было и все они вроде бы стихийно рванули на защиту литовского парламента, каждый сам по себе, сразу же после событий 13 января. И поначалу их было в охране парламента несколько десятков человек – но когда напряженность в Литве немного спала, то украинцы начали постепенно разъезжаться по домам. И поскольку никакого пополнения к ним не поступало, то украинский отряд все время таял. А из тех западных украинцев, кто еще оставался в парламенте, несколько человек в марте попались на попытке продать украденную ими в Вильнюсе частную автомашину – но литовцы их не отдали под суд, а без всякого шума спровадили к себе домой. Очевидно, литовское руководство тогда решило, что огласка этого происшествия только повредит делу борьбы за независимость Литвы. Так что даже в нашем отряде никто ничего не знал об этой истории. Да и я узнал об этом только случайно, из разговора с начальником штаба охраны парламента Йонасом Гячясом. И я тоже никому ничего потом не разболтал – но теперь вроде бы уже можно об этом рассказать, спустя 20 с лишним лет?

В воспоминаниях Витаутаса Ландсбергиса о событиях 1991 года я недавно прочитал примерно такую фразу – там, где он рассказывает о добровольцах из охраны парламента: дескать, “еще мне запомнился один украинец в военной форме”. И, кстати сказать, ни единого слова о нашем питерском отряде у Ландсбергиса там нет. А что же касается этого “украинца в военной форме”, то я тоже на всю жизнь запомнил этого Тимофея, как его звали. Ведь великий демократ Ландсбергис ничего не написал о том, что на самом деле Тимоха сшил в каком-то ателье у себя на Западной Украине парадный мундир солдата из украинской дивизии СС “Галичина” – и что именно в нем он любил расхаживать в своих блестящих черных сапогах по литовскому парламенту. Конечно, вокруг этого рослого и весьма красочного борца за свободу постоянно толпились иностранные журналисты, брали у него интервью, снимали его для телевидения и т.д. Но даже в украинском отряде к этому самодовольному идиоту (он и в самом деле был немного туповат) относились несколько иронично. А командир этого отряда о Тимохе говорил примерно в такой манере: “Сегодня на пост пойдут лучшие силы СС!” Но потом нашему “эсэсовцу” кто-то посоветовал или он все же сам додумался (хотя вряд ли) – и Тимофей вскоре снял свой замечательный мундир и стал носить гражданский костюм, как и все остальные украинские добровольцы.

И по правде сказать, другие “бандеровцы” из Западной Украины были ничем не лучше этого “эсэсовца” Тимохи – а некоторые даже хуже, просто настоящие головорезы были на вид. Особенно из них мне тогда запомнился некий Василь: тот чуть ли не любой разговор с ним старался свести к тому, что “надо резать коммунистов!” И как-то он смачно и очень искренне все это выговаривал. Притом мне всегда казалось, что это он только из вежливости говорит нам о “коммунистах” – а на самом деле ему бы очень хотелось резать всех москалей подряд. Кстати сказать, Василь ведь единственный из западных украинцев не был замешан в угонах машин – так что именно он и уцелел потом в охране парламента. Но к моему повторному приезду в Вильнюс он уже оказался в объединенном “интеротряде” на положении настоящего изгоя, и наши молодые обормоты принялись всячески его шпынять. Притом особенно его не любили два беглых солдата родом из Восточной Украины. Так что мне даже жалко тогда стало этого дурака – и я взял Василя под свою опеку. Тем более что к тому времени вся его кровожадность и националистическая спесь уже полностью испарились. Еще надо сказать про Василя, что возвышенные идеалы национализма прекрасно уживались у него с большой практичностью в делах. И, по всей видимости, его в глубине души очень уязвляло, что он фактически бесплатно, за одну только еду, защищает независимость совершенно не нужных ему литовцев. Ведь все мы получали от литовского штаба только талоны в парламентский буфет, а позднее нам стали выдавать просто рубль в день на человека на пропитание. И Василь однажды во время встречи высокого литовского начальства с добровольцами выступил с прозрачными намеками на более существенное денежное вспомоществование от правительства Литвы за свою верную службу: дескать, живем мы здесь в полной нищете – и посмотрите только, в каких рваных штанах я хожу!

Вот на этой своей практичности Василь вскоре и погорел, поскольку восточные украинцы из нашего “интеротряда” случайно узнали, что он выпросил у местной организации украинской диаспоры в Литве какую-то сумму в качестве матпомощи. Притом будто бы он обещал раздать эти деньги всем украинским добровольцам – а прикарманил их все себе. Может быть, он просто не признавал восточных украинцев за своих соотечественников? Но тут уже даже я ничего не смог сказать в его защиту на собрании нашего отряда – так что по общему решению Василя тогда изгнали из охраны парламента. И я тогда чуть ли не единственный из всего отряда пожал ему руку на прощание…

Вообще у меня была очень хорошая возможность ознакомиться с западно-украинскими националистами, поскольку литовский штаб сразу же по прибытии в Вильнюс первой партии питерских добровольцев поселил нас в парламенте в одном помещении с украинским отрядом. Нас даже в Вильнюсе на вокзале утром 26-го февраля встречал не литовец, а заместитель командира украинского отряда. А я поначалу этого не знал – и мне было тогда не совсем понятно, почему этот мужик такой хмурый, будто бы он совсем нам не рад. Но все сразу же прояснилось, когда я попал в отведенное нам помещение – и увидел там “эсэсовца” Тимоху во всей его красе, а также его боевых товарищей.

Кстати сказать, в литовский парламент я проник на сутки позднее, чем остальные питерские добровольцы. И все по той причине, что не захватил свой паспорт, так что мне пришлось тут же вернуться на вокзал и позвонить жене, чтобы она прислала его с проводником ближайшего поезда. Притом я не то что забыл взять с собой в дорогу этот документ, а просто даже не подумал о том, что он может мне понадобиться в Литве.

(Вы можете сами судить по этому эпизоду, каким я тогда был безнадежным книжным червем, который и для обычной-то жизни был мало приспособлен. А туда же, полез организовывать отряд боевиков!)

Помещение, где нас разместили, представляло собой небольшой коридор с двумя проходами возле парламентского гардероба – там и расставили раскладушки. И мы тогда еще, можно сказать, устроились с большими удобствами, поскольку те литовские добровольцы, которые на короткое время приезжали по очереди из всех городов и сел Литвы, жили в подвалах парламента. Но мы все, разумеется, охотнее предпочли бы переехать в эти душные и сырые подвалы к литовским бойцам, чем все время находиться в одном помещении с такими молодчиками, которых мы раньше видели только в фильмах про войну с фашистами.

Я иногда заходил в подвалы, в гости к литовским добровольцам, играл с ними в шахматы: это были в основном хорошие ребята, вовсе не какие-то сумасшедшие националисты – и к нашему питерскому отряду они относились с большой симпатией. Чего совсем было нельзя сказать о западно-украинских боевиках. Нет, никаких драк между нашим и украинским отрядом не было – но, скорее всего, лишь по той причине, что литовский штаб немедленно бы изгнал драчунов из парламента. Так что “бандеровцы” старались как-то сдерживать себя – но все же чувствовалось вполне отчетливо, что наше присутствие их сильно раздражает. Видимо, мы как-то нарушали их стройную и очень простую систему мировоззрения, по которой все сводилось к борьбе мирового “Добра”, в лице понятно кого – с мировым “Злом” в образе России. Нам, по их понятиям, полагалось бы душить литовцев, чтобы удержать их в рабстве – а мы, видите ли, приехали, чтобы бороться за их право обрести независимость. Подобное в их головах просто никак не укладывалось…