Текст книги "Чудесный переплет. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Оксана Малиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)
Я проснулась от странного ощущения, что на меня кто–то пристально смотрит. Быстро скользнув полусонным взглядом по сторонам, я упёрлась в… Баксика, скромно сидящего у изголовья кровати в ожидании моего пробуждения и тихонько жалобно поскуливающего, переминаясь с лапы на лапу.
– Привет, малыш, – ласково сказала я и почесала за ушком мигом подскочившего ко мне щенка.
Счастливый Баксик уткнулся мордой мне в лицо и принялся поспешно – пока не прогнали – его вылизывать своим тёплым, шершавым языком.
– Говоришь, умываться пора? – засмеялась я, отворачивая лицо в сторону – точно дырку пролижет. – Сейчас я тебя выпущу, – сказала я и, спустив ноги с кровати, влезла в тапочки.
Баксик, радостно тявкая, опрометью бросился к закрытой двери и застыл рядом с ней в позе спринтера, готового по сигналу сорваться с места.
Быстро набросив халат, я открыла дверь в кухню–прихожую, потом – на улицу. С радостным визгом–рёвом щенок слетел по ступенькам и скрылся за домиком. Проводив его взглядом, я огляделась по сторонам – красота! Солнце уже давно встало, но до полуденного пекла было ещё далеко – самая комфортная погода. Ни ветра, ни облаков, воздух уже прогрелся, но ещё не настолько, чтобы загнать измученных зноем людей и животных – кого в помещение под кондиционер, а кого и в прохладную воду реки. Вокруг не наблюдалось ни души, похоже, все рыбаки давно покинули базу и в данный момент сидели в заякоренных лодках где–нибудь у камышей, терпеливо ожидая поклёвку. Из села доносилось недовольное кудахтанье потревоженных кур и пронзительные крики голосистых петухов; где–то мычала корова, явно чего–то требуя от нерасторопного хозяина. Кра–со–та. И этим всё сказано.
В отличие от тех, кому в такую потрясающую погоду нужно было работать, нам повезло: сегодня мы проведём целый день в безмятежном отдыхе на пляже, периодически регулируя тепловой баланс организма в чистой, проточной воде красавицы Волги. Хотя… кто сказал, что на пляже или рядом с ним нельзя будет половить рыбу хотя бы на обычную поплавочную удочку? Это же Волга!
Появившись из–за угла, тяжело двигая непомерными бёдрами, ко мне подошла пышнотелая женщина – по–моему, горничная. Мне показалось, что она ждала появления кого–нибудь из нашего домика. Скрестив руки на груди и рассерженно сдвинув брови – и когда это она с утра успела разозлиться? – женщина заговорила тонким писклявым голосом, никак не вязавшимся с её внешним видом, кивнув в сторону появившегося из–за угла Баксика.
– Ваша Жучка… – начала было она…
– Жучок, – я осторожно поправила её, приветливо улыбнувшись. – Зачем в такое замечательное утро портить друг другу настроение?
– Какая разница? – возмущённо продолжала женщина. – Ваш щенок не дал мне убраться в домике! Сначала он не хотел пускать меня на порог – рычал и пытался укусить за ногу. Ладно, я всё же зашла. Но щенок не дал мне даже пол помыть – вцепился зубами в тряпку и чуть её в клочья не порвал! Или избавьте меня от его присутствия, или я отказываюсь у вас убираться!
– Простите, пожалуйста, мы забыли проинформировать его о том, что вас можно впускать, – я попыталась обратить разговор в шутку, но, увидев, что от моей шутки лицо горничной начинает покрываться багровыми пятнами, быстро добавила: – Ещё раз простите, он больше вас не тронет, обещаю.
Бурча себе под нос что–то непотребное, тётка удалилась.
– Малыш, ну что ты, в самом деле, – укоризненно качая головой, обратилась я к подбежавшему щенку. – Почему не дал тёте убраться? Ты что, косточку где–то в углу заныкал и боялся, что горничная её стащит? Так не бойся: та косточка уже наверняка давно протухла, и если тётка её и съест – ей же хуже, как пить дать отравится.
Щенок радостно тявкнул, словно предвкушал, как будет от боли кататься по полу, держась за живот, вор, лишивший его вкусненького.
– Не трогай, пожалуйста, больше эту тётю, – нравоучительным тоном продолжала я воспитание щенка. – Если она перестанет у нас убираться, мы зарастём грязью, а ты нацепляешь блох. Всё понял?
Щенок снова радостно тявкнул, на этот раз будто соглашаясь со мной.
– Вот и умница, беги, гуляй, – я потрепала щенка по голове и какое–то время ещё постояла на крыльце, с умилением наблюдая за тем, как он гоняет по двору бабочку.
В приподнятом настроении я шмыгнула в ванную комнату. Пока ребята спят, можно будет, не торопясь, привести себя в порядок и подготовиться к поездке. Я подошла к умывальнику и взяла в руки зубную щётку… браслет! – немедленно пронеслась в моём сознании ассоциация. Ах да… Я положила щётку на место и не спеша подошла к кухонной полке, на которую вчера вечером поставила банку с браслетом. Внешне ничто не изменилось – банка стояла на том же самом месте картинкой с дымящейся чашкой кофе ко мне, как я её и поставила. Взяв банку в руки, я медленно, словно опасаясь, что украшение вцепится мне в нос, открутила крышку и с опаской заглянула внутрь. Завёрнутый в целлофановый пакет браслет спокойно лежал на дне, признаков борьбы и попыток выбраться наружу не наблюдалось и не ощущалось. Нормальное такое неодушевлённое украшение, не более. Как мне вообще могло прийти в голову, что он ночью «оживёт» и попытается выбраться? Бредятина несусветная.
С лёгкой душой водрузив банку с браслетом обратно на полку, я снова вернулась в ванную, теперь уже не утруждая себя мыслями ни о чём в предвкушении удовольствия от ободряющего утреннего туалета…
Договорившись за завтраком с дежурным егерем Алексеем, нашим знакомым, что он подбросит нас на лодке до пляжа, а вечером по звонку привезёт обратно; нагруженные сумками и шезлонгами, с большим розовым пляжным зонтом, всё время норовившим приземлиться кому–нибудь на голову, около одиннадцати часов мы спустились на причал.
– Ты всё же решила его надеть? – кивнул на браслет, красовавшийся на моей руке, Иван, принимая и размещая в лодке передаваемые Матвеем вещи.
– Ага, – смутилась я. – Не смогла набраться смелости и оставить его на целый день в домике под охраной одного только Баксика, гоняющегося по всей базе за кротами и бабочками.
– Может, оно и к лучшему, дёргаться не будешь… да и мы вместе с тобой, – резонно заметил Иван, укладывая сбоку мои удочки. – Зачем ты удочки берёшь? Мы же купаться собрались.
– А вдруг мне половить захочется? Я ж от тоски помру.
– Ну что, готовы? – спросил Алексей, спускаясь в лодку и занимая своё место рулевого.
– Вперёд, командир! – скомандовал Матвей, помогая мне сойти в лодку и запрыгивая вслед за мной.
– Щенка не берёте? – спросил Алесей, стартуя двигатель.
– Оставляем на хозяйстве, – рассмеялась я, поудобней устраиваясь в пассажирском кресле рядом с Алексеем.
Взревел мотор, лодка медленно сдала задом и, вырулив, понеслась вперёд, рассекая воду высоко задранным носом.
Мимо проносились сельские дома, каждый из которых имел собственный выход к воде; рыболовные базы, поля, где неспешно бродили и жевали сочную траву коровы. Тут и там на пути попадались местные жители, проверявшие расставленные с вечера ловушки для рыбы.
Не прошло и пятнадцати минут, как Алексей сбавил скорость и начал причаливать к берегу. Поняв, что прибыли в место назначения, мы начали осматриваться. Река в месте планируемой стоянки соединялась с широким притоком, образуя подобие т-образного перекрёстка. Место стыка представляло собой относительно мелкую, размытую течением косу из плотно спрессованного песка без единого камушка, плавно переходящую в пологий песчаный берег, который действительно напоминал пляж, но не искусственный, устроенный человеческими стараниями, а самый настоящий, задуманный и реализованный матушкой–природой.
Пляж был небольшим, около десяти метров в длину и пяти – в ширину, и располагался в ложбине между двумя высокими пригорками, окаймлявшими его сзади и справа и соединявшимися наверху достаточно широкой площадкой, покрытой травой, кустарником и редкими деревьями, постепенно переходящими в негустой лесок. Слева от пляжа берег был обрывистым, но достаточно низким для того, чтобы можно было найти ему применение в качестве причала для швартовки небольших лодок и высадки пассажиров. Восемь метров швартовочного берега – и теперь уже другая река, составлявшая вторую, перпендикулярную, часть Т-образного водного перекрёстка. Пригорок, прилегающий к пляжу справа, отвоевал приличный кусок у реки, врезавшись в неё на несколько метров, и заканчивался крутым обрывом, возвышавшимся над водой не менее чем на четыре метра. У самого края обрыва, словно упрочивая власть суши над водой, возвышалась древняя ива, простиравшая к побеждённой густые, длинные ветви–плети.
На верхней, пологой части берега, среди редких деревьев, возвышалась туристическая палатка–шатёр. Нравятся мне такие шатры – в них предусмотрены не только спальные отделения, но и просторный тамбур, позволяющий наслаждаться походным отдыхом в любую погоду. Рядом с шатром, за небольшим складным столиком, вольготно развалившись в мягких брезентовых креслах, семья из трёх человек наслаждалась поздним завтраком. Из–за шатра выглядывала часть тёмно–зелёного внедорожника с регионом 33 на номерных знаках.
– Гляньте, соседи, владимирцы! – удивлённо воскликнул Иван. – Судя по всему, надолго здесь обосновались. Вот молодцы! Не то что мы – в домике живём, как пижоны несчастные.
– Зато змей и лягушек из постели не выковыриваем, – нравоучительным тоном заметила я.
Тем временем лодка пристала к берегу немного левее от пляжа – там, где позволяла глубина. Быстро перетаскав вещи на песок, мы распрощались с Алексеем и принялись обустраиваться. Поскольку верхнюю часть берега заняли туристы, а, кроме них и нас, вокруг больше никого не просматривалось, мы решили расположиться непосредственно на пляже. Глубоко воткнутый в песчаную землю зонт от солнца, три пластиковых шезлонга с полотенцами, рядом с ними – сумка с напитками – вот, собственно, и всё наше обустройство. Оставшиеся сумки и удочки до поры до времени перекочевали подальше от воды и солнца в тень, под ближайшие кусты. Раздевшись и напялив на носы очки от солнца, мы обмякли в шезлонгах, в первый раз с момента приезда предоставив возможность солнечным лучам от души поупражняться в живописи с нашими бледными телами–холстами… точнее, с телами ребят, поскольку своё я, как обычно, спрятала под солнцезащитный зонтик.
– Чем займёмся? – спросил Иван, потягивая воду из пластиковой бутылки и провожая взглядом летящую по воде моторную лодку с рыбаками.
– Пойду половлю немного, пока жары нет, – сказала я. – Егерь сказал, что у той коряги, – я указала рукой на торчащий из воды слева, у самого берега, обрубок ветвистого дерева, ветвями уходящего в глубину, – трёхметровая яма, в которую отдыхающие обычно пищевые отходы выбрасывают, так что рыба там стоит постоянно.
– Сразу рыбачить? – удивлённо протянул Иван. – Не, я – пас. Может, ближе к вечеру.
– А я и не приглашаю, – фыркнула я и показала ему язык. – Мне больше достанется.
– Не обольщайся, котёл–то общий, – улыбнулся Матвей и встал, сладко потягиваясь. – Короче, пошёл я знакомиться с соседями, может, удастся раскрутить их на футбол или волейбол.
– Правильно мыслишь, – согласился Иван, глядя в спину удаляющемуся Матвею, и, порывшись в сумке, вытащил книгу. – А я пока почитаю.
Расчехлив удочку и отсыпав в пластиковый стакан консервированной кукурузы, я надела белую футболку и зашагала в сторону ямы, на ходу нахлобучивая на голову широкополую соломенную шляпу.
– Ты поаккуратнее там, – отрываясь от книги, сказал мне вслед Иван. – На запах еды не только рыба идёт, но и змеи.
Я застыла на месте и резко повернулась к мужчине. Увидев, как мой рот начал открываться, а взлетевшие вверх брови показались над стёклами очков, Иван рассмеялся и торопливо добавил:
– Да не волнуйся ты так! Просто, выбирая место, не наступи змее на хвост – и всё. Завидев тебя, они сами расползутся кто куда от страха.
– Я что, такая страшная?
– Для змеи любой человек – страшила, – смеясь, ответил мужчина. – И ещё. Они умеют плавать, но только по поверхности, высоко подняв над водой голову, так что если увидишь – не удивляйся и не пугайся, стой спокойно и не дёргайся, и змея проплывёт мимо. Если близко от тебя проплывать будет – лучше спокойно выйди на берег и пережди, запомни: спо–кой–но. Начнёшь орать благим матом и топать по воде, как слонёнок, – испугаешь её, она от страха потеряет ориентацию в пространстве и вместо того, чтобы удрать, – метнётся к тебе.
– Это ты сейчас шутил или серьёзно говорил про… про потерю ориентации? – медленно проговаривая каждое слово, с сомнением в голосе спросила я.
Вместо ответа Иван громко расхохотался, потирая руки от удовольствия, – сделал он меня.
– Ты развлекаешься, а мне что–то сразу расхотелось и рыбу ловить, и купаться, – обиженно надула губы я, насторожённо озираясь по сторонам.
– Алён, ты же умный человек, – терпеливо старался образумить меня Иван. – Вон палаточники вообще тут и днюют, и ночуют – и ничего! Ходят себе довольные и непокусанные. Проконсультируйся с ними для самоуспокоения.
Я тяжко вздохнула. Иван прав. Пора перестать накручивать себя и становиться посмешищем для других: если все как один утверждают, что эти мерзкие пресмыкающиеся практически безопасны, то какой смысл убеждать себя в обратном и отравлять отдых? Всё, что от меня требуется, – смотреть под ноги и соблюдать осторожность, вполне реализуемо. Точка.
На душе мгновенно полегчало, и, разогнав по углам дурные мысли, вскоре я уже стояла по щиколотки в воде у ямы, увлечённо таская одну за другой жирную краснопёрку и периодически поглядывая во все стороны… на всякий пожарный…
– Я всё разузнал, – какое–то время спустя раздался за моей спиной довольный голос Матвея.
Я обернулась – Матвей сбегал по тропинке вниз к шезлонгам.
– Иди сюда, «рыбачка Соня», поделюсь информацией. И брось ты эту яму – твою «большую рыбу» из неё сегодня ночью выудили.
– Ты о чём? – спросила я, подходя к ребятам.
– Они, – и Матвей движением головы указал на палаточников, – взяли здесь ночью сомика килограмма на два. В общем, так. Ребята действительно из Владимира – Лена и Вадим, с ними сынишка лет тринадцати – тоже Вадим. Приехали они вчера днём и пробудут здесь две недели. Через пару дней прибудут их друзья, которые десять лет назад впервые привезли их на это место. Все рыбаки, так что не скучают. Представляете, ребята уже в течение десяти лет каждый летний отпуск приезжают сюда.
– И что в этом хорошего? – скептически заметила я. – Неужели не хочется посмотреть новые места, набраться новых впечатлений?
– А разве впечатления бывают старыми? – хитро глядя на меня, спросил Иван.
– Не подкалывай, ты понял, о чём я, – беззлобно ответила я и легонько ущипнула его за руку.
– В новых и старых местах есть как свои неоспоримые плюсы, так и минусы, – философски заметил Иван, ойкнув и отдёрнув руку. – В погоне за новыми впечатлениями ты можешь получить испорченный отпуск, а если точно знаешь, чего хочешь, то лучше ехать туда, где со стопроцентной уверенностью это получишь, то есть в проверенное место.
– Твоя правда, – согласился Матвей и, встрепенувшись, продолжил: – Короче, договорился я с ними на волейбол – это сейчас, потом искупнёмся, перекусим, а ближе к вечеру ребята приглашают нас на запечённую на углях рыбу – они ночью отлично отловились, самим не съесть.
Матвей шумно сглотнул слюну.
– Волейбол – это без меня, – сокрушённо вздохнула я и посмотрела на свои ногти. – У меня ногти.
– Наплюй, – махнул рукой Матвей, широко улыбаясь.
– Если бы это помогло их сохранить – давно обплевала бы, – сыронизировала я. – Да ты не переживай за меня, играйте сколько влезет, а я ещё половлю – клюёт как ненормальная. Потом вместе искупаемся.
Время летело незаметно. Я продолжала ловить рыбу, но уже давно не складывала её в садок, а, рассмотрев, снова отпускала в реку. Клёв не прекратился даже с наступлением жары. Хм… либо эта яма настолько прикормлена, что к ней подтягивается рыба со всей Волги, либо… я ловлю одну и ту же рыбу по десятому кругу.
Сверху доносились звуки ударов по мячу, радостные и, наоборот, разочарованные возгласы, крики и звонкий смех. Мы уже успели искупаться с новыми знакомыми и, недолго размышляя, вернулись к прежним занятиям: я – к рыбалке, остальные – к игре в волейбол. Жизнь кипела. Откуда–то издалека до меня донёсся новый незнакомый звук, который всё усиливался и усиливался, как будто приближаясь. Наконец он приблизился настолько, что моё сознание смогло его идентифицировать – работающий автомобильный двигатель, вот только как–то слишком громко и шумно он работал. Через пару минут на пригорке показалась белая иномарка, а за ней ещё одна, серая. Ага, теперь понятно, почему звук двигателя показался мне странным: машин–то две. Вероятно увидев, что на пригорке они далеко не одни, водители медленно сдали назад и припарковались где–то не доезжая поляны – снизу не видно было, где именно.
До меня донеслись звуки хлопающих дверей и весёлые голоса вновь прибывших – женский и несколько мужских. Судя по долетавшим до моих ушей обрывочным фразам и указаниям, произносимым чаще всего женским голосом, шумная компания, как и десятки других, ей подобных, выгнанная за черту города раздражающим зноем, планировала организовать пикник на природе, у воды, и теперь занималась обустройством приглянувшегося свободного участка суши. Кто–то включил музыку, а спустя некоторое время из–за пригорка показался тонкий столбик дыма, возвестивший о начале приготовлений к ключевой фазе мероприятия – жарке шашлыка.
Регулярно повторяющийся звон бокалов и периодические взрывы хохота по ту сторону пригорка свидетельствовали о том, что гулянка у соседей шла полным ходом и не только не затихала, а набирала обороты. Ну что же, каждый человек имеет полное право немного расслабиться.
Наигравшись в волейбол, Иван и Матвей охладились в воде, вдоволь наплескавшись и надурачившись, и теперь, уставшие, умиротворённые, лежали на тёплом песке, грея, как они выразились, стариковские косточки. Я, как обычно спрятавшись от солнечных лучей под зонтом и прикрыв глаза, подрёмывала в шезлонге, наслаждаясь многообразием звуков лета, невольно улавливаемых чутким слухом…
– Пливет! – вдруг громко прозвенел детский голосок, и мы, как по команде, открыли глаза. – Концяй спать!
Я быстро села, а ребята вскочили на ноги.
Перед нами стояла немного пухлая – как многие дети в этом возрасте – очаровательная девчушка лет трёх–четырёх в белых трусиках. Белокурые кудряшки девочки доходили до плеч; длинная чёлка, забранная на макушке в хвост огромным красным бантом, открывала взору широкий, умный лоб.
– Меня Масэнька зовут, а тебя? – приветливо прошепелявила девочка и ткнула указательным пальцем Матвею в живот.
Мы улыбнулись.
– Я – дядя Матвей, – не менее приветливым и несколько адаптированным для общения с маленьким ребёнком голосом ответил Матвей.
– А поцему «дядя»? Давай плосто Матвей! – И она широко улыбнулась, обнаруживая на щеках две милые ямочки, а во рту – два ряда редких, маленьких, острых зубок.
– Хорошо, пусть будет просто Матвей, – охотно согласился мужчина.
– А ты кто? – девочка ткнула пальцем в живот Ивана.
– Я – Иван, – копируя интонацию Матвея, представился он.
– Алёна, – не дожидаясь, пока в меня ткнут пальцем, поспешно представилась я.
– Ой! Ты – Алёнуска, а он – блатец Ивануска? – в радостном возбуждении прошептала Машенька. – Вот здолово!
Она запрыгала на месте и захлопала в ладоши. Мы невольно рассмеялись. Наивная детская простота… такая обезоруживающая.
– Ты, значит, Машенька, – констатировал факт Иван и, театрально задумавшись на несколько секунд, спросил: – А где же твои медведи?
– Нет у меня ведмедей, – огорчённо развела ручками девочка. Вдруг её лицо озарилось какой–то внезапно пришедшей в голову догадкой, и она деловито закончила: – Хотя постой… сколо у меня появится настоясяя ведмедица!
Её глаза просияли. Мы с нескрываемым любопытством уставились на Машеньку.
– А где ты её возьмёшь – в лесу поймаешь или в зоопарке купишь? – спросил Матвей.
– Да сто ты, глупый какой! – возмутилась Машенька. – Мой папа цясто лугает маму за то, сто она у него блитву таскает, ииктлицескую. Она ею ноги блеет, потому сто у неё на ногах солстка ластёт, а лас солстка ластёт, то она сколо в ведмедицу плевлатится… мне её залко.
На последних словах личико девочки погрустнело. Гладь воды отразила наш истерический хохот, заставив рыбаков на противоположном берегу повернуть головы в нашем направлении. Мы с трудом остановились и перевели дух. Я быстро скользнула взглядом по своим ногам: «Уф-ф, всё в порядке. Хорошо, что перед отъездом успела эпиляцию сделать», – облегчённо вздохнула я про себя, уверенная, что, в отличие от Машенькиной мамы, сумею избежать позора.
– Машенька, не переживай, не превратится твоя мама в медведицу: посмотри на мою грудь, а теперь на грудь Матвея, видишь – у нас тоже шёрстка растёт, но поверь взрослым, умным дядям: мы никогда не превратимся в медведей! – умилённо улыбаясь, заверил девочку Иван.
– Ну ты–то тоцьно в ведмедя не плевлатисся, – задумчиво протянула девочка.
– Это почему же? – удивился такому предпочтению Иван.
– Ну сто ты как маленький! Не понимаес, сто ли? – возмущённо развела руками Машенька. – Ты зэ И–ва–ну-ска! Ты мозес только в козлёноцька плевлатиться.
– Иван, коз–з–зёл безрогий… или рогатый! – загоготал Матвей и как подкошенный рухнул на песок.
Наш дружный хохот снова разрезал спокойную тишину волжских просторов, на этот раз точно докатившись до Астрахани: Матвей хохотал лёжа на спине, перекатываясь с боку на бок и держась за живот обеими руками, Иван и я – согнувшись в три погибели и едва удерживаясь на полусогнутых ногах, и только Машенька, слегка улыбаясь, внимательно разглядывала нас и терпеливо дожидалась, когда же мы, наконец, успокоимся.
– Ну сто ты такое говолис! – возмущённо упрекнула Матвея девочка, когда мы немного поутихли. – Не козёл безлогий, а козлик, ма–а–ахонький такой, и лоски у него пока ма–а–ахонькие. А вот когда он подластёт немноско, то станет здоло–о–овый козёл и лоски его плевлатятся в больсу–у–у-сие лога!
– И ветви–и–истые… – задыхаясь и почти плача от смеха, выдавил из себя полуживой, барахтавшийся на песке Матвей.
Я и Иван упали рядом… упали… и этим всё сказано.
Мы лежали на песке, пригретые тёплым солнышком, медленно приходя в себя. Вставать совершенно не хотелось, хотелось просто лежать, ни о чём не думая, и впитывать в себя лето, великолепную погоду, энергию солнца и прекрасное настроение. Опять мы, взрослые люди, хохотали над всякой ерундой, как малые дети, не в силах остановиться. Про такие ситуации говорят: «смешинка в рот попала», но наша смешинка имела вполне человеческие очертания, сидела рядом с нами у воды и старательно лепила куличики из мокрого песка, терпеливо ожидая, пока мы просмеёмся. Такой милый ребёнок и очень смышлёный, я бы даже сказала, не по годам смышлёный.
– Вы плоснулись? Тогда давайте иглать в догони… – начала было Машенька, но Матвей перебил девочку и закончил фразу за неё:
– …меня кирпич, чур, вожу, а потом не играю.
Матвей счастливо расхохотался, как шаловливый ребёнок, который наконец–то вырвался на свободу из–под надзора строгих родителей и вовсю наслаждался представившейся возможностью похулиганить. Машенька застыла над куличом и с интересом посмотрела на мужчину, пытаясь понять смысл услышанного. Иван хмыкнул, но сдержался.
– Матвей, – я укоризненно зыркнула на него и, подавив готовый в любой момент прорваться смех, нравоучительно заметила: – Перестань учить ребёнка глупостям, тем более девочку.
– Э–э–э… мы всегда так в детстве шутили, – извиняющимся тоном промямлил мужчина и виновато посмотрел на меня.
– Мало ли что было в нашем детстве. Нужно передавать подрастающим поколениям только позитивные знания, а всяким гадостям они и без нас научатся, – нравоучительным тоном отчитала я Матвея, нахмурив брови, тем самым подчёркивая серьёзность сказанного.
– Всё, молчу, молчу, – смиренно, полушутливо–полусерьёзно произнёс Матвей и, усевшись рядом с ребёнком, принялся помогать девочке лепить куличики, размером и формой скорее походившие на ручные гранаты.
– А лазве килпици бегают? – с любопытством спросила Машенька, развивая тему, неосторожно затронутую Матвеем. – У них есть носки?
– Нет, Машенька, нет у них ножек, – я мстительно уставилась на мужчину, подбрасывая в руке подобранный с песка увесистый камень, как будто прикидывая, в какое место им лучше шваркнуть Матвея, который, в свою очередь, метнув на меня испуганный взгляд, немедленно вжал голову в плечи, продолжая сосредоточенно штамповать песочные гранаты. – А если бы были, то они непременно догнали бы Матвея и отшлёпали по попе ремнём.
Мужчина приостановил работу и хитро, исподлобья взглянул на меня:
– Алён, а может, лучше ты меня отшлё…
– Матвей! – теперь уже действительно грозным голосом прервала его я, не дав договорить очередную глупость, не предназначенную для ушей ребёнка.
– Молчу, молчу, – хохотнул Матвей и быстро возобновил работу.
Я окинула взглядом ровные ряды песочных боеприпасов – сколько же он наштамповал гранат! Если бы все они вдруг превратились в настоящие, то их запаса с лихвой хватило бы на отражение танковых атак взводом пехоты в течение суток.
Не дав ребёнку озадачиться новыми вопросами, я мягко улыбнулась и спросила девочку:
– Так во что ты хотела предложить поиграть? Кого мы будем догонять?
К счастью, ребёнок с готовностью переключился на мои вопросы.
– Мы будем иглать в «догони змейку»! – радостно сообщила Машенька, и её глазки заблестели в предвкушении весёлого развлечения.
Трое взрослых людей выжидающе уставились на девочку: в такую игру никто из нас в детстве не играл, наверное, что–то новенькое.
– А в чём заключается игра? Кто будет змейкой и что эта змейка должна делать? – с любопытством спросил Иван.
– Вот непонимайка какая, – вздохнула Машенька. – И сто мне с тобой делать? Плосто ума не плилозу, – сокрушалась девочка, смешно копируя поведение и интонации взрослых.
Мы улыбались, ожидая пояснений.
– Ты не мозес быть змейкой, потому сто у тебя поднималки нет, – терпеливо пояснила девочка.
Мы напряглись и поспешили поудобнее устроиться на песке, готовые к очередному перлу забавного ребёнка.
– Какой такой «поднималки»? – осторожно спросил Матвей.
– Ну такой… поднималки… фостика, – неуверенно ответила девочка и от души шваркнула по берегу свежеслепленным куличиком, немедленно превратив его в лепёшку.
Я бросила предупреждающий взгляд на поперхнувшихся от подступающего смеха ребят и поспешила скорректировать направление разговора:
– А у кого есть хвостик?
– У змеи, – спокойно ответила Машенька, не отрывая взгляда от очередного кулинарно–архитектурного шедевра, который тщательно вылепливали её маленькие ручки.
Я тупо уставилась на Машеньку, потом растерянно перевела взгляд с девочки на ребят, подобно мне застывших в лёгком замешательстве. Может, мне это послышалось или я неправильно истрактовала слова ребёнка?
– Мы будем догонять змею, – рассеяв последние наши сомнения, уверенно продолжала Машенька. – Их тут мно–о–ого–племного! Тот, кто пелвый догонит змейку и поднимет её за фостик, – победитель, и он полуцит в нагладу вот этот вкусный пилозок, – девочка с любовью скульптора, созерцающего своё творение, рассматривала и поправляла очередной свежевылепленный песочный кулич, как будто сомневаясь, стоит ли выставлять эдакую красоту в качестве приза за столь лёгкую победу.
У меня всё внутри похолодело от ужаса, я смотрела на девочку, вытаращив глаза, не в состоянии выдавить из себя ни слова.
– И давно ты играешь в эту игру? – осторожно, чтобы ребёнок ничего не заподозрил, спросил Иван.
– Давно. Вот только никак не могу поймать, – расстроенно сообщила Машенька и развела руками. – Слиском быстло они бегают. Мозет, у них есть потайные носки или клылыски?
– Да нет, малыш, – пришла в себя я. – Нет у них ни ножек, ни крылышек, но ползают они действительно быстро. Скажи, а тебе мама с папой ничего про змей не рассказывали? – напряжённо размышляя, спросила я.
– Ни–це–го, – с готовностью отчеканила девочка, принимаясь за новый кулич.
Я уже давно ощущала нарастание непонятного раздражения, постепенно трансформировавшегося в злость. Теперь я поняла, кто являлся причиной внезапно испортившегося настроения и на кого эта злость направлена – вне всяких сомнений, на родителей ребёнка. Вот где этих кур носит, а? Мы уже минут пятнадцать болтаем, а родители даже не соизволили нарисоваться на горизонте и поинтересоваться, где бродит и чем занимается их чадо! Мало того что они предоставили маленькую девочку саму себе в незнакомом месте, у опасной холодной реки с сильным течением, что само по себе уже может приравниваться к совершению преступления, но они даже не потрудились рассказать девочке об опасности, которую представляют для людей змеи, а ведь тут гадюки встречаются буквально на каждом шагу! В один прекрасный день Машенька поймает желанную змею за хвост, и не трудно догадаться, чем всё это закончится…
Прервав мои размышления, в разговор вступил Иван. Он старался говорить мягко, спокойно, тщательно подбирал слова, чтобы не вызвать у ребёнка неадекватной реакции:
– Малышка, а ты знаешь, что со змейками играть нельзя, потому что они живые? С куклами – можно, с камушками, куличиками и даже с водичкой – да, а вот со змейками – нельзя.
Зря он так: его слова провоцируют девочку к вопросам, и действительно, они не заставили себя долго ждать.
– А поцему нельзя иглать с зывыми иглусками? Я зэ иглаю с котёнком Мулзиком, сенком Алсом, – спросила любопытная, как все дети, Машенька.
– Э–э–э… понимаешь, – пустился в пространные объяснения Иван, – эти зверушки неопасные и не могут тебя серьёзно обидеть, так, поцарапают немного, и всё. А вот змея может тебя укусить и сделать очень–очень больно. Змеи бывают ядовитые и неядовитые. Здесь, у воды, и даже на этом самом пляже водится очень много ядовитых гадюк, и, если хоть одна тебя укусит, ты умрёшь и больше никогда не увидишь маму и папу.
– Но меня Алс тозе иногда кусает, а мне совсем не стласно. А маму с папой я всегда буду видеть, они мне сами сказали, и я им велю! – торжествующе сказала девочка и с вызовом посмотрела в глаза Ивана.
Мужчина растерянно огляделся по сторонам, ища глазами нашей поддержки и как бы вопрошая: ну как объяснить неразумному ребёнку, что такое настоящая опасность, смерть? Как за одну минуту научить принимать взвешенные, взрослые решения? Это невозможно! И всё же бездействовать тоже нельзя.
