Текст книги "Чудесный переплет. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Оксана Малиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
Успокоившись, Иван продолжил потрошить продуктовый пакет, извлекая из него разные вкусности. Умывшись и приведя свою внешность в должный вид, я присоединилась к нему, помогая накрывать на стол. Пришедший в хорошее расположение духа Матвей стоял перед зеркальной дверью и причёсывался. Вдруг вагон сильно качнуло, и боковым зрением я ухватила, как что–то длинное, тонкое шлёпнулось Матвею на голову. Похоже, Иван также обратил внимание на непонятное движение и вместе со мной уставился на голову мужчины, пытаясь идентифицировать неопознанную летающую штуковину на его макушке.
– Мот, ты запустил в купе птичку? – улыбнулся он, не отрывая глаз от непонятной штуки.
Матвей, рассматривая себя в зеркало, запустил руку в волосы и застыл на месте, открыв рот и вытаращив от изумления глаза. Через пару секунд он представил нашему взору жирнющего земляного червяка, снятого с макушки.
– Что за хрень? – возмущённо выдохнул он, брезгливо сморщившись.
– Мот, ты мылся давно? – загоготал Иван и плюхнулся на полку, не в силах держаться на ногах от нового удушающего приступа смеха.
А мне было не до смеха: у меня перехватило дыхание и широко открылись от шока глаза. Я застыла на месте, как бандерлог, загипнотизированный Каа, тупо уставившись на ладонь Матвея, на которой копошилась, пытаясь улизнуть, длинная фиолетово–красная козявка; ладони моих рук непроизвольно сжались в кулаки.
– Это мой червяк, – чётко проговаривая каждое слово, незнакомым могильным голосом выдавила из себя я, не сводя глаз с червяка.
При звуке моего голоса Иван внезапно прекратил смеяться и отодвинулся подальше, забившись в угол купе; Матвей осторожно начал сдавать назад, пока не упёрся спиной в дверь. Прикованная взглядом к червяку, я не доставила себе труда задуматься о несколько странном поведении с их стороны.
– Алёна… э–э–э… расслабься, – мягким, успокаивающим голосом, способным утихомирить даже душевнобольного, пробормотал Матвей и осторожно, избегая резких движений, протягивая мне ладонь с червяком, добавил: – Разумеется, можешь взять его себе, он твой… я и не собирался на него претендовать… Поймаешь на него большущего леща…
Его слова вывели меня из состояния ступора. Что такое он несёт? Что за чушь? Я удивлённо взглянула на него, потом на Ивана и растерялась от одинакового выражения их лиц: крайне сосредоточенного, взволнованного и немного испуганного. В воздухе повисла вполне осязаемая напряжённость. Оба время от времени бросали косые взгляды в сторону моей правой руки. Да что происходит? «А ты взгляни на свой кулак», – злорадно захохотал внутренний голос. Ничего не понимая, я опустила глаза и обнаружила, что крепко сжимаю в руке направленный остриём к ребятам большой кухонный нож, которым минуту назад нарезала хлеб для завтрака. Мозг сработал быстро, и уже через пару секунд, отшвырнув от себя подальше нож, я шлёпнулась на полку, покатываясь со смеху. Не понимавшие причин новой внезапной перемены моего настроения, ребята опасливо подхихикивали, внимательно за мной наблюдая: а вдруг я что–нибудь отчебучу?
От души насмеявшись и не желая больше держать их в неведении, я с упрёком обратилась к Матвею:
– Матвей, ты что, действительно решил, что я покушаюсь на твою законную добычу, на червяка? И готова перерезать тебе горло, если не поделишься?
Понимая, что сваляли дурака, и искренне радуясь тому, что их опасения не подтвердились и смирительная рубашка не потребуется, мужчины облегчённо рассмеялись.
– Да ты себя не видела, – немного погодя начал оправдываться Иван. – Нож сжала, на нас наставила, отдайте, говоришь, моего червя, а не то почикаю!
Мы снова захохотали.
– М-да… я, конечно, рыболовная маньячка, но не до такой же степени, – улыбнулась я. – Нож у меня в руке случайно оказался – я же хлеб резала, а говоря, что это мой червяк, я подразумевала, что это действительно мой червяк, ну или был таковым ещё совсем недавно, и я прекрасно знаю, откуда и по какой причине он спланировал тебе, Матвей, на голову.
Я встала на нижнюю полку и, для подстраховки держась одной рукой за плечо Матвея, другой пошарила немного и извлекла из верхнего багажного отсека теперь уже пустую коробку из–под червей.
– Вот, смотрите, – я просунула палец в довольно широкую щель между коробкой и крышкой и с печальным вздохом констатировала: – Я их наверх от хрюна спрятала – он на них покушался, только перестаралась малёк – слишком широкую щель оставила, через неё они и удрали, дезертиры несчастные… все двести штук…
– Не переживай, – постарался утешить меня Иван. – Я тебе своих отсыплю.
– Спасибо, – смущённо улыбнулась я. – Жалко только, мои отборные были, калиброванные, я пол–огорода у родителей перекопала.
– А этого–то куда? – вдруг спросил Матвей, всё ещё продолжавший держать на ладони «последнего из могикан».
– Отправим его в штрафбат, – засмеялась я и, взяв извивающегося красавца за хвост, торжественно опустила его на место, в коробку, и на этот раз плотно закрыла крышку.
– Послушайте, – задумчиво произнёс Иван. – Червяки сбежали – это факт. Да, но двести штук… не могли же они бесследно исчезнуть?
Мы переглянулись. Точно! Они где–то в купе ползают, так что велика вероятность того, что их можно ещё отыскать и водворить на место.
– Мот, проверь свою постель: если они совершали марш–бросок, то наверняка передвигались короткими перебежками через твою полку, – захохотал Иван.
Мы стали внимательно осматривать сначала постели, потом пол, перетряхивая всё, во что могли спрятаться червяки, заглядывая в каждый потаённый уголок купе. Баксик, получивший наконец возможность оказаться полезным и продемонстрировать свои розыскные способности, сосредоточенно и скрупулёзно обнюхивал всё вокруг, в конечном итоге всякий раз останавливаясь у закрытой двери купе. Наши поиски оказались безрезультатными: две сотни червяков просто испарились!
– Мальчишки, постойте, – замерла я, осенённая догадкой, подкинутой щенком. – А никто из вас дверь открытой не держал?
– Я открывал, – тут же отозвался Иван. – Проснулся незадолго до вас от духоты и решил немного проветрить помещение.
– Ёлки, ведь и я небольшую щёлочку оставляла, чтобы дверью не хлопать и вас не будить, когда ночью Баксика на стоянке выгуливала, – сразу же вспомнила я.
Мы понимающе переглянулись – теперь всё ясно: червяки удрали в коридор.
– Пойду–ка я посмотрю, может, они далеко не уползли, и получится хотя бы часть из них отловить, – с надеждой в голосе сказала я и взялась за ручку двери.
Но в тот же самый момент вагон прорезал истерический визг проводницы, за которым последовали брань и исполненная отчаяния тирада:
– Да что же это такое, а? Когда же это закончится, а? Что это за рейс такой, в конце–то концов?! Сначала поросёнок, потом собака, а теперь эти мерзкие ползучие червяки! Кто следующий? Гидра пресноводная или бенгальский тигр?!
Я быстро отдёрнула руку и, зажав ею рот, чтобы проводница, не дай бог, не услышала, рассмеялась, присоединившись к приглушённому хохоту ребят.
– Интуиция мне подсказывает, что предъявлять свои права на червяков не стоит, – давясь от смеха, прошептала я.
Ребята согласно закивали головами, продолжая смеяться. Сгорая от любопытства, я осторожно приоткрыла дверь и, не глядя задвинув рукой любопытную морду Баксика назад в купе, высунула нос наружу: по бежевой узорчатой ковровой дорожке, рассредоточившись по всей длине и ширине коридора, окрылённые недавним успехом, ползли червяки, направляясь к выходу. Между ними, грязно ругаясь и брезгливо морщась, на цыпочках скакала фрекен Бок с совком и веником в руках, собирая маленьких дезертиров. Я осторожно прикрыла дверь, почувствовав приближение нового взрыва хохота.
– Камрады, давайте кушать! Или я начну ругаться так же, как она, – умоляющим голосом произнёс Матвей, подкрепляя свои слова громким урчанием голодного желудка.
Протерев руки влажными салфетками – что–то совсем не прельщало идти мыть руки по коридору, в котором свирепствовала фрекен Бок, – мы быстро закончили приготовления к завтраку, разложив на столе варёные яйца, нарезанные тонкими ломтиками белый хлеб и сыр, масло и сводящую с ума аппетитным ароматом копчёную колбасу. Для завтрака вполне достаточно. Баксик, следя за каждым движением наших рук голодными глазами, шумно втянул носом воздух, беря под прицел колбасу.
– Это тебе, малыш, – улыбнувшись, я положила на одноразовую тарелку под столом две большие паровые котлеты, припрятанные специально для щенка.
Баксик радостно взвизгнул; громко чавкая, вмиг уничтожил предложенное угощение, облизнулся и выжидающе посмотрел на меня.
– Ах ты, маленький обжора! – рассмеялась я. – Пока хватит с тебя, попозже ещё получишь, – заверила я щенка и налила во вторую импровизированную собачью миску свежей воды. Баксик послушно попил и улёгся на коврике дремать.
– Когда же замолчит этот «старый плавучий чемодан»? – вдруг возмущённо воскликнул Матвей, прислушиваясь к непрекращающимся стенаниям проводницы, перешедшим в новую фазу – злобное бормотанье.
– Не поминай всуе тётушку Тортилу, – улыбнулась я.
– А почему «плавучий»? – с самым серьёзным видом спросил Иван.
– Думаешь, она не умеет? – схохмил Матвей.
– Может, проверим? – Иван со смехом кивнул за окошко: поезд медленно двигался по длинному мосту, проложенному через довольно широкую реку.
– Так, хватит хохмить, – оборвала я ребят, постаравшись придать интонации хотя бы самый малюсенький намёк на серьёзность. – Давайте поедим, наконец. Какой камикадзе пойдёт к фрекен Бок за чаем? – часто хлопая ресницами, самым невинным голоском поинтересовалась я, толсто намекая, что моя кандидатура в списке волонтёров не значится.
– Матвей, – безапелляционным тоном выпалил Иван и поспешил пояснить открывшему было рот Матвею: – Мот, дуй давай, не артачься – у тебя лучше всех получается женщин укрощать.
Матвей польщённо хмыкнул и, поиграв на публику перед зеркалом бицепсами, вышел из купе. Вскоре после его ухода «плач Ярославны» затих, и, прислушавшись, мы с Иваном услышали низкий, вкрадчивый голос Матвея, увещевавший проводницу, которая сначала рычала, потом ворчала и, наконец, не устояв перед обаянием шикарного мужчины, залилась противным, откровенно кокетливым смешком.
Через несколько минут Матвей появился в дверях, держа в резных серебристых подстаканниках три стакана крепкого горячего чая.
– Мужчина, вы прелесть, – искренне восхитилась я, помогая поставить стаканы на стол. – Ну что, приступим?
Подобно выброшенному на необитаемый остров несчастному, впервые за неделю голодания случайно наткнувшемуся на дерево спелых манго, мы набросились на еду, с наслаждением ощущая, как пошатнувшееся умиротворение в наших желудках постепенно начинает восстанавливаться.
– Тьфу–у–у, что это? – скривился Иван, отодвигая от себя стакан с чаем, из которого он только что отхлебнул. – Порнуха какая–то…
– А что такое? – полюбопытствовала я, понюхала свой чай и осторожно отхлебнула глоток. – М-да, какой–то он не такой.
– Не то слово «не такой», – продолжал кривиться Иван. – По–моему, она вместо чайной заварки веник заварила или пару червяков для восполнения белкового дефицита в него подкинула.
Что–то мне всё меньше и меньше хотелось пить этот чай.
– Как сказал бы мой любимый Карлсон, это не чай, а «отрава лисий яд», – улыбнулась я, решительным жестом отодвигая свой стакан.
– Может, она в него плюнула, чтобы отомстить за вчерашнее? – Претендуя на серьёзность, Матвей задумчиво потёр лоб и неожиданно рассмеялся: – Делаем ставки на то, ядовитая у неё слюна или нет. Иван, ты пил? Вот сейчас и проверим.
Мы снова начали смеяться. Любопытно, какими порой несерьёзными бывают достаточно серьёзные люди. Теперь я понимаю значение поговорки: «Покажи пальчик – и рассмеётся». Всю дорогу мы хохотали по поводу и без повода, веселились просто потому, что нам было морально тепло, хорошо и… весело; отдыхали душой и набирались положительных эмоций, заряжая наши подсевшие за рабочий год внутренние аккумуляторы.
– Всё, хватит прикалываться, – немного успокоившись от смеха, сказала я. – Честно говоря, после всего сказанного у меня напрочь отбило охоту пить этот чай. Матвей, – обратилась я к мужчине и извиняющимся голосом попросила: – Вылей, пожалуйста, эти помои в туалет и принеси обычного кипятка. У меня есть хороший чай в пакетиках. Он точно нигде не валялся, и никто на него не плевал, зуб даю.
Матвей послушно исчез за дверью купе, и вскоре мы уже наслаждались ароматным цветочным чаем, заваренным из пакетиков. Пили молча… придраться было не к чему…
Пора прощаться?Я запихнула вещи в чемодан и огляделась по сторонам: ничего не забыла? Да вроде нет. Ребята также закончили сборы, оставив напоследок лишь самое необходимое: туалетные принадлежности на пристенных полочках, уличную одежду на вешалках да кое–что из еды и питья на столике. Им тоже скоро выходить, Астрахань – через пару часов после моей станции.
Мы сидели друг напротив друга. Матвей задумчиво теребил в руках полотенце, Иван рассматривал ногти, бурча под нос какую–то грустную мелодию, а я, ничего не видящими от охватившего меня уныния глазами, смотрела на пробегавшие за окошком дома и деревья. Повисло какое–то напряжённое безмолвие. Мы столько всего ещё не обсудили, но продолжать разговор не могли… Каждый думал о чём–то своём, и это «своё» однозначно было безрадостным. Даже щенок притих, лежал одиноко на коврике и время от времени шумно вздыхал, поглядывая то на меня, то на ребят.
Ну, вот и всё, конец нашего совместного путешествия и конец нашей шумной и весёлой компании. Как же грустно… На глаза наворачивались слёзы, я из последних сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. Эх, ну почему так всегда получается: не успеет в твоей тусклой жизни появиться яркая звёздочка, как ей пора гаснуть… Почему всё хорошее быстро заканчивается, а плохое как прицепится, так и тащится за тобой, и тащится, и сколько бы ты от него ни отбрыкивалась – ничего не получается, приходится терпеливо ждать, пока оно само со временем не отвалится, изрядно потрепав твои нервы…
Я нагнулась, с трудом оторвала щенка от пола, усадила к себе на колени и прижала к груди, задумчиво и с горечью глядя в его глаза, внимательно меня рассматривающие. «Баксик, я не хочу их терять, понимаешь, не хочу! Они мне как родные стали, как часть семьи или меня самой», – мысленно прошептала я псу. Баксик жалобно заскулил, не отрывая своих умных глаз от несчастных моих. «Но я ничего не могу поделать, мальчикам – налево, девочкам – направо, такова жизнь», – продолжала я свой немой монолог. Щенок тявкнул и лизнул меня в нос. Я с нежностью улыбнулась. Какие же всё–таки замечательные создания – собаки: они не умеют врать и всегда искренни, понимают настроение и как могут поддерживают, любят, не требуя ничего взамен… а ещё они мягкие и пушистые.
Поезд тормозил, прибывая к перрону вокзала. Вот уже видны первые встречающие, с волнением высматривающие через окошки купе своих; а вон – возбуждённые новенькие с чемоданами, пришедшие на смену тем, кто выходит… Может, и моё место кто–нибудь займёт…
– Станция энская, стоянка десять минут, – где–то вдалеке раздался монотонный голос проводницы.
У меня внутри всё оборвалось. Вот и конец. Не знаю почему, но я до самого конца на что–то надеялась, мне казалось, вот–вот что–то произойдёт, случится какое–нибудь чудо, и мы не расстанемся… Но чудес не бывает, и вот, сгибаясь под тяжестью крепко прижатого к груди притихшего Баксика, я иду к выходу, сопровождаемая потухшими ребятами, нагруженными моими вещами. Быстрее бы, а то расплачусь.
– Спасибо и до свиданья, – срывающимся от давящих слёз голосом прошептала я стоящей у вагона проводнице и поспешила отвернуться, быстро отходя в сторону от вагона.
Я изо всех сил старалась взять себя в руки: не хочу, чтобы ребята запомнили меня такой – слабой и плаксивой. И потом, мы же не навсегда расстаёмся – все живём в Москве, телефонами и адресами электронной почты обменялись, так что встретимся, обязательно встретимся! Не унывать!
Остановившись, я с улыбкой на губах повернулась к ребятам… только вот грустные глаза никак не смогла заставить улыбнуться.
– Не умею прощаться, да и не хочу. Спасибо за тёплую компанию, мне с вами было очень хорошо, действительно хорошо, – я едва удерживала голос от дрожания. – Ну что же, отличного вам отдыха и ни чешуи, ни хвоста! Звоните, пишите – и до скорой встречи в Москве! – с трудом закончила я и глубоко вздохнула.
Казалось, мужчины испытывали абсолютно те же эмоции, что и я, только скрывали их более успешно. Что поделать, я – женщина, а они – мужчины, и этим всё сказано…
– Алён, ты… это… давай, не пропадай, и вообще – береги себя, – ласковый и сердечный тон Матвея словно острым ножом прошёлся по сердцу.
Нет, ну только не это, иначе я точно не сдержусь и разревусь.
Матвей приблизился и осторожно обнял нас с Баксиком, на секунду крепко прижав к себе, потом взял меня за плечи и с наигранной угрозой в голосе сказал:
– Даже и не думай, ты от меня так просто не отделаешься.
Улыбаясь, он вернулся на своё место, предоставив плацдарм для прощания Ивану.
– Пока, Алён, звони, не забывай, – Иван нагнулся и чмокнул меня в щёку, в то время как щенок пытался его лизнуть. – Как доберёшься до базы – звони, чтобы мы не волновались, да и потом не забывай делиться впечатлениями от рыбалки, хорошо?
Он с вопросительной улыбкой посмотрел на меня, почесав Баксика за ушком.
– Угу… – только и смогла выдавить из себя я и глубоко вздохнула.
Я только сейчас обратила внимание на то, что щенок уже давно проявляет беспокойство и пытается высвободиться из моих рук. Вот я балда! Как можно про такое забыть со всеми этими прощаньями–расставаньями? Бедный, и давно ты мучаешься и терпишь? И вообще, зачем я его на руках держу, такого кабанчика…
Я озабоченно огляделась по сторонам в поисках каких–нибудь кустов или газона. Недалеко от нас незнакомый умелый садовник разбил великолепную клумбу, но не из цветов, как водится, а преимущественно из летних садовых растений с любопытными листьями разных форм и расцветок. Под густой шапкой зелени совсем не просматривалась земля. Ни мгновения не сомневаясь, я быстрыми шагами подошла к клумбе и опустила Баксика под высокий и широкий лист, напоминавший лопух.
– Давай, делай быстренько своё дело, а я на стрёме постою, – я заговорщицки подмигнула щенку и отвернулась, но почти в тот же самый момент почувствовала, как что–то больно ущипнуло меня за ногу, приподняло её от платформы и куда–то потянуло. Я машинально дёрнула ногой, едва удержав равновесие, и посмотрела вниз: Баксик, вцепившись зубами в джинсы, пыхтя от прилагаемых неимоверных усилий, тянул меня назад в сторону ребят. Я бросила изумлённый взгляд на ребят, потом перевела его на Баксика и уступила его желанию, осторожно, чтобы не ударить щенка, передвигаясь в направлении, им задаваемом.
– Куда ты меня тащишь, малыш, а как же в туалет? – я всё же попыталась образумить щенка.
А Баксик упрямо тащил и тащил меня к ребятам, которые наблюдали за нами вытаращив глаза, едва сдерживаясь от смеха. Подтащив меня к вещам, пёс отпустил мою штанину, в два прыжка подскочил к Матвею, схватил теперь уже его брючину и стал тащить её ко мне.
– Бакс, хор–р–рош! Они пятьсот баксов стоят! – возмутился Матвей, но повиновался, послушно двигаясь за щенком. Может, просто за штаны волновался?
В придачу к вытаращенным глазам мы, как по команде, открыли рты и замерли в немом оцепенении, когда Баксик, поставив Матвея рядом со мной, проделал ту же самую процедуру с Иваном, потом сел напротив нас и начал требовательно тявкать.
– Ребята, – первым очухался Иван, – хоть убейте, но он однозначно пытается нас соединить и не хочет, чтобы мы разлучались!
Последние слова Иван произнёс чётко, с небольшими паузами и как будто тщательно обдумывая и взвешивая значение каждого. Мы ошалело смотрели на щенка. Похоже, Иван прав. Баксик продолжал настойчиво тявкать, казалось, он пытался подтолкнуть нас к дальнейшему разговору.
– Матвей, – вдруг задумчиво произнёс Иван, пытаясь отгрызть заусенец на указательном пальце. – Слушай, а твой приятель, на чью базу мы едем, очень обидится, если мы не доедем?
Он вопросительно посмотрел на Матвея, который начал быстро что–то обдумывать, перетасовывать и состыковывать в уме – и наконец отрицательно покачал головой:
– Не-а, вообще не обидится, если я скажу, что обстоятельства изменились, и пообещаю приехать в другой раз, только позвонить ему нужно будет и предупредить, чтобы не встречал. У него на базе всё забито, и он собирался разместить нас в своём служебном домике, так что в убытки мы его не вгоним. Предлагаешь ехать с Алёной?
Матвея явно заинтересовал нарисовавшийся на горизонте поворот событий, и он спешил его обсудить. Какое–то время мужчины сосредоточенно смотрели друг на друга, как будто пытаясь прочитать мысли собеседника.
– А жить где будем? – продолжил вслух свои мысли Матвей.
– Алёна говорила, что на территории базы есть место для палаток, а палатку арендуем там же. Летний душ и туалет на территории есть, а что ещё нужно? Но это на случай, если на базе не окажется свободного домика, – улыбнулся Иван.
Я стояла, застыв, как изваяние, с округлившимися от всего увиденного и услышанного глазами, не в состоянии справиться с потоком мыслей, атаковавших мой неподготовленный мозг. Что происходит? Кто я? Это что, паника? «Алёна, возьми себя немедленно в руки!» – прикрикнул на меня внутренний голос. О, уже лучше, кажется, я начинаю мыслить структурированно… А–а–а-а-а!!! Балда!!! Тупындра бестолковая!!! Ну как мне это самой в голову не пришло раньше?! Ну почему я не догадалась сама предложить этот вариант ребятам?!
Я лихорадочно соображала: «Ребята! Да что вы обсуждаете? У меня же целый домик оплачен, большой четырёхместный домик с двумя спальнями и со всеми удобствами! Мне он всё равно целиком не нужен! Я займу одну комнату, а вы вторую – и все дела, вопрос решён! На самом деле владелец базы – милый человек – сжалился надо мной и запросил только половину стоимости, теперь у меня появится возможность отплатить ему добром за добро – вы оплатите вторую половину. Расценки у него хорошие, так что не прогадаете, и не нужно будет в палатке ютиться».
Моё лицо горело и сияло одновременно, словно гирлянда на новогодней ёлке, от нахлынувшего радостного возбуждения и волнения. Ура! У меня есть шанс не допустить расставания! Я умоляюще–вопросительно переводила взгляд с Матвея на Ивана и обратно, стараясь уловить в выражении их лиц хотя бы зачатки положительного решения.
– Так что мы, собственно, стоим тут, как два олуха? – удивлённо спросил Матвей Ивана.
– Матвей! Иван! БЫСТРО!!! – прокричали ребята синхронно друг другу и пулей понеслись к вагону.
– Мальчики, у вас всего шесть минут! – быстро взглянув на часы, срывающимся от волнения голосом прокричала вдогонку я, спешно продумывая варианты помощи на случай, если мужчины не успеют появиться до отправления поезда. Очень надеюсь, что им не придётся прыгать на ходу… А что тут, собственно, думать? Стоп–кран на месте. Понятное дело, мы окончательно доведём до инфаркта проводницу, но уверена, что оплаченное в этом случае ребятами санаторно–курортное лечение быстро её успокоит и вполне удовлетворит.
Я оценивающим взглядом присмотрелась к проводнице. М-да… фрекен Бок с самого начала прощания исподтишка за нами следила и пусть ничего не слышала – хотя кто её знает, – но понимала, что прощание приняло непонятный и какой–то неправильный оборот и что что–то ещё вот–вот должно было произойти. А неизвестное всегда пугает. Она явно насторожилась, силясь понять, что происходит, но безуспешно, а шестое чувство предательски ей намекало, что, возможно, что–то нехорошее. Озабоченность, тревога и подозрительность чувствовались в боевой стойке, которую она приняла у входа в вагон. Женщина без конца поглядывала в сторону прохода, ожидая появления ребят. Интересно, о чём она думала, чего опасалась, что собиралась защищать? Она что, боится, что ребята умыкнут электровозный гудок? Так он в кабине машиниста. Скрутят ценную ручку стоп–крана и пустят её на рыболовные грузила? Ага, спят и видят. А скорее всего, она в принципе ожидала от нашей компании чего угодно, потому и перестраховывалась.
Я нервно переминалась с ноги на ногу, просчитывая в уме, каким образом буду прорываться через блокпост фрекен Бок, если придётся задействовать крайний вариант и дёрнуть стоп–кран. Это – невероятно сложная задача: после того как прошлым вечером я остановила поезд, она, без сомнений, будет начеку. Но ничего, прорвёмся, если не силой мышц, то уж силой ума наверняка.
Прошло не более минуты с момента спринтерского старта ребят, и времени в запасе ещё оставалось достаточно. Я ощутила лёгкое волнение, концентрация на предполагаемом возможном противнике занимала всё моё внимание и мешала определить причину беспокойства. Тряхнув головой и постаравшись отвлечься, я огляделась и остановила взгляд на Баксике. Щенок нервно попискивал, уткнувшись носом в мою кроссовку.
– Малыш, в чём дело? – ласковым голосом пропела я и присела на корточки рядом со щенком.
Нежность, теплота, забота, благодарность – это лишь малая часть эмоций, которые я испытывала по отношению к этому маленькому, пушистому, героическому комочку. Баксик немедленно перестал пищать, посмотрел на меня внимательно своими умными чёрными бусинками–глазками, перевёл взгляд в сторону клумбы и требовательно гавкнул. Кошмар, я совсем забыла, что щенок так и не успел сходить в туалет, спеша помочь троим взрослым человеческим бестолочам найти лежащее на поверхности элементарное решение проблемы, всех волновавшей.
– Ой, малыш, прости! – я погладила щенка по голове. – Беги, конечно! Сам сможешь или тебя отнести?
Не дослушав меня до конца, пёс резко сорвался с места и рванул к клумбе – только уши подпрыгивали и шлёпали его по голове в такт прыжкам. Баксик в несколько прыжков достиг клумбы и на финальном приземлился и исчез под знакомым лопухом. Он долго не появлялся, потом зелень зашевелилась, и из–под неё показалась довольная морда щенка, а потом и всё его тело, переваливающееся на толстых лапках. Баксик подбежал ко мне, уселся у левой ноги и стал вместе со мной терпеливо ожидать появления ребят. Какой же он умница! Интеллекта побольше, чем у некоторых двуногих. Я восхищённо посмотрела на щенка и перевела взгляд на часы. До отправления поезда оставалось всего две минуты.
Наконец в тамбуре показались взмыленные, нагруженные вещами по самые уши Матвей и Иван и, счастливо улыбаясь, несколькими секундами позже присоединились ко мне. Слава богу, успели! При их появлении фрекен Бок снова напряглась, цепкий взгляд её подозрительных, сузившихся глазок скользил, спотыкаясь, по довольным лицам ребят, постепенно перемещаясь к карманам и сумкам. Казалось, она никак не могла осознать тот факт, что люди могут сойти с поезда раньше указанного в билете пункта назначения просто так, не замышляя при этом никакого жульства или хулиганства.
– А вы постельное бельё сдали? – вдруг обратилась она к ребятам и выжидающе на них посмотрела.
– Конечно, сдали, – удивлённо и несколько обиженно ответил Иван. – В ваше служебное купе положили – можете проверить.
Вот нахалка! Да как она может оскорблять людей такими недостойными подозрениями?! Ребята что, на бомжей похожи? Если у неё регулярно таскают бельё, то пусть последует примеру многих известных людей, например Марка Твена, у которого в своё время пропадали редкие книги из личной библиотеки – давал почитать знакомым, а они иногда забывали или «забывали» их возвращать. Тогда писатель заказал печать со словами: «Эта книга украдена из личной библиотеки Марка Твена» или что–то вроде того – и проштамповал все свои книги. С тех пор проблема невозврата для него перестала существовать.
Может, подкинуть идею фрекен Бок? Пусть на всём постельном белье чёрным жирным маркером крупными печатными буквами напишет: «Эта простыня (наволочка) была украдена у фрекен Бок из вагона Љ 10. Сладких вам сновидений!» Представляю, какими «сладкими» окажутся сновидения человека, который ляжет на них спать и непременно увидит ночью следующий сон: нависающая над ним, словно приведение, фрекен Бок злобно прищуривается, вытягивает вперёд дрожащий указательный палец, норовя ткнуть им в глаз, и грозно вопрошает: «А ты сдал постельное бельё?!«… Поутру первым и единственным желанием несчастного будет избавиться от злосчастных постельных принадлежностей как можно быстрее… А где же, собственно, сама проводница? Понятное дело, побежала проверять сданное бельё… или чайные ложки пересчитывать.
Мои размышления прервал монотонный голос фрекен Бок, как ни в чём не бывало появившейся на перроне:
– Граждане пассажиры! Просьба пройти на свои места, поезд отправляется.
Я непроизвольно вздрогнула и помертвела от страха: со всеми этими прощаниями–расставаниями и дальнейшими переживаниями по поводу ребят я совершенно забыла про машиниста! Ну как же так можно, а?!
Крикнув на бегу: «Ребята, держите Баксика, я сейчас!» – я изо всех сил рванула к кабине машиниста, на всякий случай выхватив из рук ничего не понимающего Матвея красную олимпийку.
«Быстрее, быстрее, только бы успеть!» – молила я про себя, развивая не свойственную себе спринтерскую скорость. Как же зовут машиниста? Вот тупындра, даже не поинтересовалась!
– Машинист, машини–и–и-ист! – тяжело дыша, громко прокричала я, подбегая к кабине электровоза.
В окне показалась голова уже знакомого мне мужчины в серой бейсболке.
– Что опять случилось? – с беспокойством в голосе спросил он и озабоченно посмотрел на меня.
– Нет–нет, ничего не случилось, не волнуйтесь, – заверила я машиниста и замялась, не зная, как начать.
Пауза, во время которой машинист вопросительно смотрел на меня, затягивалась. «Сейчас ведь уедет, и ты никогда себе этого не простишь, так что не мешкай, вперёд, действуй! Сама кашу заварила – сама и расхлёбывай», – подталкивал меня внутренний голос. Легко сказать… Я шумно вздохнула и, глядя в глаза мужчине, решительным голосом заговорила, останавливаясь лишь затем, чтобы перевести дух.
– Помните, вчера вечером вы переехали человека на станции? Так вот, я хочу, чтобы вы знали: ничего не было. Понимаете? Ни–че–го. Не было никакого человека, который пролезал под вагоном. Из–за сокращённой стоянки мой друг опаздывал на поезд, и я решила задержать отправление, чтобы дать ему время вернуться, вот и придумала всю эту историю.
Я вспомнила про бабку. На самом деле большая часть вины за дальнейшее развитие событий лежала именно на ней, но затеяла всё я, так что и ответственность нести тоже мне. Это справедливо.
