Текст книги "Вивея (СИ)"
Автор книги: Оксана Пузыренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)
Глава 22. Приглашаем Вас на День рождения
Арчи Хант
Сочтите меня странным, но меня не покидает мысль, что на освещение этого огромного зала уходит бюджет, способный обеспечить светом небольшую африканскую деревушку. С потолка свисала огромная люстра, которая, казалось, горела изнутри, заполняя пространство светом. Вокруг нее расположились еще четыре. А читать количество настенных и лаунж-ламп я не берусь. И да, как я заметил, все деревья в саду Преев, куда выходили главные двери зала, были также обтянуты белыми огнями. Очевидно, их включат ночью, чтобы поразить гостей еще чем-нибудь вроде фейерверка.
А еще цветы. Море цветов, лент, шаров, в которых утопало помещение, кричало нам о том, что мы пришли на День рождения к «принцессе Санта-Луи».
Каждый из небольших столов, застеленных белоснежными скатертями, которые стояли чуть поодаль от основного скопления людей, тоже был украшен. По центру, в огромных стеклянных вазах, напоминающие фужеры на тонких ножках, стояли лиловые и розовые цветы. Вокруг них – свечи, плавающие в стаканах, наполовину наполненных водой такого же лилового оттенка. Гости пока что бродили по залу, иллюстрируя броуновское движение*, но явно были в предвкушении возможности занять свое место за этими столиками.
Мой взгляд постоянно цеплялся за все эти чудеса декора и не мог уложить в мыслях, неужели это нравится Вивее? Вряд ли, скорее, это дело рук ее мамы. А если я не прав, и изобилие, роскошь, шик – слова, к которым привыкла ее семья, это то, что ей нужно? Тогда, у меня для себя плохие новости. Хотя, почему для себя? Просто придется поставить девушку перед фактом, что поле из подсолнухов перед домом моей матери – лучше, чем сад с деревьями в искусственных фонариках. Будет против? Ну, неделю будет против, а потом есть захочет…
– Не желаете тарталетки с морепродуктами? – Бредовые мысли о том, что я похищаю девушку, увожу в Канзас и пытаю тарелкой кукурузной каши, рассеялись от приятного женского голоса.
Я опустил взгляд на миниатюрную брюнетку, улыбающуюся мне так вызывающе, будто «тарталетки с морепродуктами» было кодовым предложением, которое переводилось как «жду тебя в подсобке через пол часа». Это была уже третья официантка, пытающаяся скормить мне что-то с серебряного подноса. Но лишь она, похоже, попросила форму на размер меньше. И как только миссис Прей допустила ее к работе в столь обтягивающей форме? Казалось, один глубокий вдох и пуговица на белой рубашке девушки оторвется и убьет кого-нибудь прицельным выстрелом.
Заметив то, что я окинул ее взглядом и задержался на декольте, девушка еще очаровательнее улыбнулась. Ну, конечно, она сделала свои выводы. А я просто прикидывал как уйти с угла обстрела и выжить.
– Нет, благодарю. – Вежливо откликнулся я на ее просьбу и отвернулся, показывая, что разговор закончен.
В горло ничего не лезло весь день. Даже утренняя яичница, в кое-то веки заботливо приготовленная Лукасом, сейчас покоилась на дне мусорной корзины.
Я поправил ремень от фотоаппарата, который никак не мог поладить со стоячим воротом пиджака. Впрочем, я и сам не наслаждался комфортом: рубашка, брюки, галстук, пиджак и туфли, которые блестели так, будто я планировал использовать их вместо зеркала. Раздражало. Но, увы, слиться с толпой в этом местечке, обутым в кроссовки, вряд ли вышло бы.
Я снова огляделся, сканируя взглядом местность и не желая наткнуться на кого-то из старших Преев.
– Шампанское? – Раздалось за мой спиной.
Серьезно? У меня что, самый голодный вид в этой толпе? Я развернулся на каблуках и пересекся взглядом с голубоглазой блондинкой. Кажется, ее я уже видел, когда временную обслугу собирали для раздачи указаний и спича на тему «что будет, если вы налажаете». Каждый случай разбирался подробно, например, не заметить, что гость потянулся за закуской и испариться – проступок средней тяжести, а вот вылить на него поднос с шампанским – дело более критичное.
– Девушка, откройте мне секрет. – Начал я, и она подалась вперед. Ее губы обнажили белые зубки, а глаза прищурились, будто она ожидала шутку или порцию флирта с моей стороны. – У вас там конкурс среди персонала проводится? Кто первым заставит меня что-то съесть?
Губка, жирно блестящая от блеска, чуть поджалась. Впрочем, девушка не выглядела обиженной, что меня порадовало. Чего я завелся, в самом деле?
– Не понимаю, о чем вы…
Я поднял большой ламинированный бейджик, висящий на груди. На нем моя фотография и «левое» имя. Должность: фотограф. А что, вы решили, что мне выслали приглашения на День рождения Вивеи Прей? Ага, как же. Все сам, все сам…
– Я вроде как тоже на работе. – Я покрутил карточкой, отчего ее поверхность стала ловить на себя свет. – Вам же следует обслуживать гостей.
– А я считаю, что мы должны поддерживать друг друга в этой работе. – Неунывающе улыбнулась девушка и, кинув взгляд на мой бейдж, добавила: – Томас.
За плечом девушки я снова увидел брюнетку, с подноса которой какая-то пожилая чета сметала те самые многострадальные тарталетки. Девушка пыталась улыбаться им, но кидала непрозрачно раздраженные взгляды в спину блондинки. Кажется, что и ее я все же видел на сборе персонала. Мысль о том, что девушки поспорили на процент от гонорара не стала казаться такой бредовой.
Я усмехнулся и четко, с выверенными паузами, попытался донести до официантки свою мысль:
– Спасибо, конечно, но я буду более признателен, если ты запомнишь сама и передашь остальным, что я на все 100 % уверен, что не хочу есть, пить или пользоваться иными вашими услугами.
Девушка кивнула. И снова она не выглядела рассерженной или обиженной моим тоном. Если честно, она бы мне могла понравиться, если бы не одно «но», ради которого я и пришел сюда.
– Как скажешь. Но если передумаешь, у меня перерыв через час. – Оповестила она меня и, снова послав заигрывающую улыбку, произнесла: – Томми.
Девушка развернулась и, покачивая бедрами, стала плавать среди толпы, предлагая напитки гостям.
Меня же едва ли не передернуло от такого обращения. Томми. Стоило назваться Дартом Вейдером. Но, увы, сегодня я – Томас Грейсон. Один из, насколько мне известно, пяти фотографов, курсирующих между гостями, с целью сделать памятные снимки. Ну, а главное наше предназначение: запечатлеть виновницу торжества, которая должна с минуты на минуту появиться на главной лестнице, перила которой были украшены цветами и задрапированной тканью, мягкими волнами спускающейся чуть ли не до ступеней.
Гости начали собираться в шикарном фамильном поместье Преев более часа назад. Сейчас огромный зал был едва ли не битком набит людьми, которых, как мне кажется, Вивея даже не знала. Но все знали ее. Жизнь этой девушки на слуху каждого.
За время, проведенное в толпе, я уже успел ознакомиться с последними слухами, гуляющими среди элиты острова. Особенно часто повторяемый слух гулял среди дам. Все, от молодых девушек, до возраста «мне в понедельник на тот свет», обсуждали преображение Вивеи.
После новостей о столь масштабном торжестве, появившихся в газетах недели за две до события, в СМИ просочились и снимки девушки в бинтах. Новость быстро свернули, но силу сплетен, обсасываемых местными людьми, как куриные кости, было уже не удержать.
– Потрясающий зал. А как украшен! – Услышал я очередной кусок беседы двух женщин и одного мужчины, стоявших рядом со столом, на котором расположился огромный шоколадный фонтан в окружении всевозможных фруктов.
В руках они держали полупустые бокалы, периодически припадая к ним губами и озираясь вокруг.
– Говорят, обеденный ничуть не хуже. – Заметил мужчина, издав смешок.
Женщина, державшаяся к нему на порядок ближе, чем вторая, чуть дернула его за лацкан пиджака:
– Ты думаешь только о еде, Мэт.
Я поднял фотоаппарат и нажал на кнопку, позволяя этой паре остаться в истории этого дня. Не знаю, чем именно, но они были мне симпатичны.
Оркестр, который чередовал современные и более утонченные мелодии, заиграл Summertime Sadness исполнительницы Lana Del Rey. К моему удивлению, на этот раз к инструменталу присоединился красивый женский голос, привлекая внимание окружающих. Наверное, мы скоро сдвинемся с мертвой точки.
Мысль о том, что я увижу Вею, заставило сердце заколотится. В очередной раз. Взгляд снова метнулся к вершине лестницы, будто желая первым выхватить знакомый силуэт. Но вместо этого прямо передо мной возник тот, кого я видеть совершенно не имел желания.
– Какого черта ты… – Начал рыжий бегун. Почему бегун? Потому что он явно бегал за Веей, как пес и также был на побегушка у ее отца.
– Салют, Коул. – Перебил я его и перешел на доверительный шепот: – Если ты не хочешь пригласить меня на танец, то отойди, пожалуйста, на пол шага. Ты интимно близко, это смущает.
Было забавно смотреть, как лицо парня краснеет от злости на столь невинный комментарий. Но это подействовало: парень отодвинулся от меня, дав возможность дышать воздухом, а не его негодованием.
– Что ты здесь делаешь? – Все же задал он свой «важный» вопрос.
– А ты как думаешь, гений? – Начиная раздражаться, поинтересовался я.
– Это День рождения Ви.
– Серьезно?! – В удивлении воскликнул я, но, осознав, что мы стали привлекать внимание, снова сбавил тон. – А я то думал, почему все проходит в ее особняке и на гирлянде написано «С Днем рождения, Вивея!». Так это ее праздник? Спасибо, что открыл мне глаза, друг. – Я хлопнул Коул по плечу, желая отвязаться от него побыстрее.
– Тебя не приглашали. Я уверен.
– Думаешь? Погоди, у меня было где-то приглашение… – Я озадаченно похлопал себя по пиджаку и карманам брюк. – Черт, нет. Забыл его в своих парадных трусах от Armani. Я такой рассеянный в последнее время. – Я наклонился ближе к парню, не дав ему шанса парировать свои слова и продолжил: – Вот, например, совсем недавно я так забылся, что не набил рожу одному рыжему придурку, который решил, что раз он знает на один грамм больше информации, чем окружающие, его долг – поделиться ей с миром. Но, знаешь, лучше поздно, чем никогда, верно? Поэтому, иди ка ты, куда шел, пока я тебе дорогу на тот свет не указал. А то, знаешь, как говорят, у рыжих души нет, значит в рай тебя не примут, дьяволу ты тоже не выгоден. Так и будешь мотаться по земле в виде призрака, мешать моей и Веи жизни… Оно нам надо? Не думаю. Так что бывай, не провоцируй.
Я не угрожал, я констатировал. Желание завязать язык этого парня морским узлом все еще было во мне. И даже не потому, что он раскрывает рот, когда не требует, а потому, что я четко понимал, куда он хочет залезть этим самым языком. Мысль о том, что он подбивает клинья к моей девушке не давала покоя, и все внутри меня начинало кипеть. И то, что я все еще демонстрировал чудеса выдержки и заглушал желание вмазать ему ораторским искусством – заслуга жизни на острове. Слишком долго мне приходилось играть паиньку, уже навык образовался.
Поэтому я, сделав глубокий вдох и радуясь тому, что все еще умею держать себя в руках, сделал несколько шагов ближе к лестнице. Я чувствовал, буквально, где-то внутри себя, что Вея скоро появится. Это было что-то физическое, эмоциональное и необъяснимое. Я знал, что скоро ее увижу.
Но меня снова дернули за руку, не дав продвинуться вперед. Я обернулся, ожидаемо упершись взглядом в рыжего. Не выдержав, я закатил глаза:
– Серьезно?! Коул, сколько раз тебе говорить, я не танцую, выбери себе симпатичную девушку, ну… – Уныло проговорил я.
– Ты не подойдешь к ней.
– Да? Иначе что? Расскажешь ее отцу, что я пришел без приглашения? Устроишь драку, в которой, кстати, проиграешь? Думаю, твой босс будет этим не доволен. Я готов этим рискнуть, а ты? – Я подвигал бровями, замечая по выражению лица парня, что попал в цель. Он явно не хотел быть в центре скандала на таком событии.
Но его растерянность прошла, уступая дорогу упертости барана:
– Ты не понял меня, Хант? Тебя не приглашали, значит тебе здесь не рады. Ви не захочет тебя видеть. И я не позволю тебе все испортить. Опять.
Ви не захочет тебя видеть.
Эта мысль, произнесенная вслух рыжим упырем, и так не давала мне покоя. Но я привычно натянул на лицо довольную ухмылку:
– А ты что, местный секьюрити? Проверяешь билетики, контролируешь очередь и все такое? Тогда скажу тебе две вещи. Первая! – Я театрально выкинул указательный палец вверх, прямо перед лицом рыжего, но чувствовал, что голос дает сбой, мне было все труднее сдерживаться. Приходилось сцеплять зубы и едва ли не рычать, плохой знак: – Не всем нужно приглашение, чтобы прийти, иногда достаточно желания и мозгов. Ну, или считай, что я прикатил сюда на своих стальных яйцах, раз не испугался грозного тебя в качестве охраны. И второе, главное, так что слушай внимательно. – Я наклонился к парню очень близко, желая вдавить своим голосом каждое слово в его мозг, раз уж я не могу сделать это на языке жестов: – Никогда больше не смей говорить, чего хочет или не хочет Вивея. Это будем решать только я и она. Тебя в нашей жизни нет, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше будет для всех.
Рыжий побагровел так сильно, что слился и с волосами и с отвратно-красным галстуком, затянутым на бледной шее.
– Эй, тебе плохо? – Сочувственно поинтересовался я. – Если ты не прекратишь краснеть, то либо тебе стоит срочно ослабить галстук, либо мне следует быть добрым парнем и крикнуть: «Здесь есть врач?! Парню плохо!». Но я бы не рассчитывал на мою доброту…
Сказать хоть слово Коулу помешало изменение в зале. Обстановка изменилась так быстро, будто кто-то нажал выключатель: сначала повисла мгновенная тишина, затем раздался шепот, звучавший как общий фон. Это было похоже на то, как ветер играет с колосьями в поле. Потом я услышал музыку. И лишь после этих звуков, слившихся в одну странную мелодию, я увидел то, что привлекало все взгляды гостей.
На верхней ступени широкой лестницы замерла девушка.
Вивея Прей.
И вместе с ней остановилось все: разговоры, движение, время и мое чертово сердце.
Лишь слова песни продолжали литься, окружая нас:
Если я умру молодой,
Уложите меня на постель из роз,
Дайте мне утонуть в рассветной реке,
Развейте меня
Вместе со словами любовной песни.*
Люди были очарованы. Парализованы. Испуганы. Обездвижены. Заворожены. Пленены.
Чем же был вызван такой эффект? Магией красоты девушки? Ее неземной внешностью? Притягательностью? Безусловно. Но главное, что увидели присутствующие: девушка была в трауре.
Господи, сделай меня радугой,
Я буду сиять своей матери,
Она будет знать,
Что я в безопасности с тобой,
Когда будет стоять
Под всеми моими цветами, о, и
Жизнь не всегда такая, какой ты считаешь она должна быть, нет
Она не мрачна,
Она просто хоронит своих детей.
Единственное светлое пятно на Вее – это тонкая полоска жемчуга, обтягивающая ее шею. В остальном она была соткана из мрака.
Изящное черное платье, открывающие стройные ноги, черные перчатки и прическа, которая полностью… Не может быть.
Мне захотелось рассмеяться. Она не делала операцию. Наоборот. Вивея уложила волосы на бок и убрала с помощью небольшой черной шляпки с короткой вуалью. Она бросала тень на левую сторону ее лица и полностью открывала на показ правую, показывая каждому свои шрамы. Она выпячивала их как никогда прежде. Она была восхитительна.
Острый нож недолгой жизни, что ж,
У меня было достаточно времени.
Подбородок девушки был высоко поднят, спина – как струна. Вызывающий взгляд гипнотических, почти пугающих глаз обвел публику. И вот она двинулась вперед. Один ее шаг вниз заставил несколько людей вокруг меня сделать шаг назад. Это была мистика, не иначе.
Я не познала любви мужчины,
Но было приятно, когда он держал мою руку,
Есть парень в городе, что клянется любить меня вечно,
Кто бы мог подумать, что вечность можно разделить
Острым ножом недолгой жизни, что ж,
У меня было достаточно времени.
Вивея плавно и грациозно спускалась по лестнице, и каждый взгляд следил за ее шагом. В этот момент я впервые увидел ее, как истинную аристократку. Не просто молодую девушку, какой она была рядом со мной, а наследницу богатого рода.
– У меня мурашки по рукам бегут… – Тихо произнесла девушка слева от меня, обращаясь к спутнику и выставляя голые руки вперед. Я даже не обернулся в ее сторону, но верил ей без тени сомнения.
Черный цвет сидел на Вее так, что у всех присутствующих, я уверен, невольно закралась мысль, что этот оттенок мрака принадлежит только ей. Он назван в ее честь. И никто здесь не имеет права носить его, кроме нее. Это сгусток тьмы, обволакивающий ее юное тело, контрастирующий с бледной кожей уникального оттенка, выделяющий яркие выразительные глаза, смотревшие прямо перед собой. Она не замечала никого вокруг и одновременно будто смотрела на каждого, притягивая к себе все взгляды. Она выглядела как воплощение скромности и греха.
Так наденьте свои лучшие одежды, а я надену жемчуг,
То, чего я никогда не делала
Мыслям моим грош цена, но нет, я продам их дорого,
Они достойны большего после того, как я умру,
Может, тогда вы услышите слова, что я напевала,
Смешно, люди начинают слушать тебя после твоей смерти.
Я крепче сжал в руках фотоаппарат, чувствуя покалывающее напряжение в кончиках пальцев. Впервые в жизни я не мог решиться сделать снимок. Просто потому, что не желал и на миг отрывать от нее взгляда. Я не могу пропустить ни один ее шаг, алчно и жадно взирая на нее среди толпы таких же зачарованных идиотов. Но желание запечатлеть этот момент, оставить его себе навсегда и даже жадность, которую я чувствовал при мысли, что могу обладать этим мгновением, хотя бы на снимке – эти чувства пересилили чашу весов. Что бы она не задумала, это стало моментом ее триумфа, а он достоин того, чтобы стать бессмертным.
Я поднял фотоаппарат и поймал ее лицо в объектив. Снимок. Снимок. Еще снимок. Грациозность медленных движений, изящность обнаженной шеи, обнаженность шрамов, вызов во взгляде, изгиб губ, замерших в некоем подобие мрачной улыбки – я собрал все.
Когда Вея добралась до конца ступеней, ей подал руку… Не знаю. Кто это? Кажется, я видел его на пляжной вечеринке среди бывших друзей девушки. И какого черта я его тогда не убил?
Так наденьте свои лучшие одежды, а я надену жемчуг.
Последний слова музыки стихли, замолчала солистка, но ее голос эхом звучал в сознании каждого, заставляя думать над ними.
Я перестал снимать и прищурился, глядя сквозь толпу, как какой-то херов брюнет в пингвиньем смокинге достает из неоткуда цветок и протягивает его девушке. Нарцисс. Такой же бледно-желтый цветок был у него на кармане смокинга, как мрачная бутоньерка.
Теперь не оставалось и доли сомнения – девушка при всех оплакивала смерть своих подруг. Ведь нарцисс, который цветет и увядает слишком быстро, был символом смерти в юности. Именно нарциссами были усеяны могилы девушек, погибших в аварии год назад. Не моей сестры, но двух других, оплакиваемых здесь, на острове. И все знали это, ведь все они, как стервятники, любящие вгрызаться в кости, с жадностью следили за новостями. Таким был и я. Одна из газет, изучаемых мной, даже содержала статью с заголовком: «Нарциссы и траур», а под ним был изображен венок, с вплетенными в него нежными цветами.
Вивея приняла цветок и, отодвинув вуаль, аккуратно заколола его, добавив еще немного светлого в свой образ. Затем она обвела взглядом всех присутствующих. Вокруг нее будто было образовано поле, в которое никто не решался вступить. И тут от толпы стали отделяться люди. Некоторые лица были мне знакомы: веселая латинка с пляжа, Александр, его девушка, их диджей… Их было много, они становились рядом с Веей. Каждый из них был в черном. У всех был нарцисс.
И тут Вивея улыбнулась. Стоя, как богиня в ярком свете зала, среди своих, хотелось бы сказать, слуг, она мягко, нежно улыбнулась окружающим. Ее лицо будто засияло изнутри, преображаясь. А затем все услышали ее голос.
– Добрый вечер всем. Я счастлива приветствовать вас на столь важном для меня событии. И благодарная всем и каждому, что вы нашли время прийти на мой… Праздник. – Еще одна улыбка и акцент на последнем слове. Если бы хоть кто-то посмел под ее взглядом сделать глоток шампанского, на один повод для траура явно стало бы больше.
– Но! – Громче сказала девушка. – Все мы прекрасно знаем, что в этот день есть место не только для чертовых шариков. Для меня сегодня день скорби. И если вы думаете, что я забыла – вы ошибаетесь. Я не забывала ни на один день о том, что случилось год назад. И вы бы мне этого не позволили, верно?
Грустная улыбка, больше похожая на ухмылку и взгляд прищуренных глаз, скользящий по лицам тех, до кого был способен дотянуться. По ним было видно, что каждый хотел отвести взгляд, но не мог.
Вивея чинно сложила руки перед собой, и я заметил, что она обхватила ладонью запястье с татуировкой, едва проведя по ней, спрятанной под кружевом перчатки, большим пальцем.
– Тем не менее, я и не хочу этого забывать. И раз мне не дали проститься с подругами на похоронах, я воспользуюсь случаем и скажу все здесь, в годовщину их смерти. – Ее грудь резко поднялась и опустилась, как будто при всем ее наружном спокойствии, девушка была на грани обморока.
– Многие из вас пришли на Центральное кладбище год назад. Там было столько цветов. Как будто белое поле… Кажется, я в жизни не видела столько цветов… – Девушка запнулась, ее взгляд стал мутным, будто перед собой она видела сцену, о которой говорила, а не людей в вечерних нарядах. – А еще, было сказано много слов. И я слушала их, слушала, слушала… И молчала. Хотя так хотелось кричать. И знаете, что бы я крикнула? Я бы велела молчать тем, кто не знал, что говорил. Я была уверена, что никто не знает Эмили и Эшли так, как я. А значит, почему они смеют говорить о них? Я думала, что мое горе настолько сильное, что остальные не имеют на него право. Но я так ошибалась…
Девушка дотронулась рукой до груди, будто придерживая свое сердце:
– Их потеря как будто вырвала из меня кусок души, и это не восполнить никакими словами. Но все же…Сегодня… Я хочу сказать лишь…
Она открыла рот, затем закрыла. Затем снова открыла, сделала короткий вдох и, прикрыв глаза, выдохнула:
– Простите. – Девушка открыла глаза и твердо посмотрела прямо перед собой.
Я невольно проследил за направлением ее взгляда и увидел пару людей. Рослый мужчина обнимал за плечи миниатюрную блондинку в прямоугольных очках. Из под них струились слезы. На супругах не было смокингов. Они были приглашены не официальной открыткой, а лично девушкой. Это были родители Эмили.
– Я умоляю, простите. За то, чего не случилось. За то, чего они не успели сделать. Но сейчас нам остается лишь помнить то, что они уже сделали. То, какими они были: светлыми, добрыми, прекрасными. Как Эмили любила шоколад с миндалем. Как Эшли собирала всех щенков и котят на улице и бегала по приютам, ища им новый дом. Как Камелия читала книги, не замечая ничего вокруг, полностью погружаясь в историю… Честное слово, порой мы не могли до нее докричаться, пока она не видела последнюю точку… – Вивея нежно и грустно улыбнулась, а у меня защемило сердце.
Ками и ее библиотека. Когда я приехал в дом матери на похороны, именно под книжными стеллажами я сидел ночи напролет. Я пролистывал книги: новые, пахнущие типографской краской, которые с трудом открывались и старые, зачитанные девушкой до стертых буков. Как часто она сама сидела на этом месте, считая его самым удобным. Как часто я вырывал ее из книжных грез, зовя на обед или ужин, или просто дразня.
– Но я знаю… Теперь знаю. Что пока мои подруги в наших сердцах – они бессмертны. Память о них жива, пока живем мы. И я обещаю, что в моей жизни не будет ни одного дня, чтобы я не вспомнила о тех, кто был мне как семья. Я любила их, я люблю их и буду продолжать любить до конца своей жизни.
Девушка замолчала. Молчали и все остальные.
Я снова посмотрел на пару, пришедшую сюда. Женщина прижалась щекой к груди мужчины, все ее лицом было мокрым. Рука отца Эмили скользила вверх вниз по ее руке. Но он, встретившись взглядом с Вивеей, еле заметно, едва уловимо кивнул девушке.
– Ну, а теперь… Приглашаю вас занять свои места за столиками. Наслаждайтесь, пожалуйста, вечером. – Девушка изящно подняла вверх руку, затянутую в перчатку, и жестом подала знак оркестру.
Посмотрев в сторону, откуда сразу полилась музыка, я заметил то, чего не видел раньше: оркестр был в черном, и у каждого из них, включая солистку в длинном вечернем платье, тоже были нарциссы.
Отвлекшись на этот факт, я пропустил момент, когда толпа вновь зароптала и пришла в движением. Будто своим жестом Вивея сняла с них какие-то гипнотические чары.
Я не стал вслушиваться в отголоски фраз, брошенных людьми, проходящими мимо меня. Мне нужно было найти Вивею, увидеть ее. Нет, более того, я была ей нужен прямо сейчас. Я знал это.
Я двинулся против потока, пытаясь просмотреть за их головами место, где только что была девушка. Несколько ее друзей все еще были там, но ее не было у подножия лестницы. Я осмотрелся, но нигде не мог найти ее фигуру.
Попытался найти знакомые лица, но без толку. Ни ее друга-блондина, ни его подружки. Даже, как назло, рыжей шевелюры Коула я не видел. Надо было привязать его к дереву во дворе, пока была возможность. Думаю, все эти огоньки отлично сочетались бы с его физиономией. Последний мне был нужен ни как информбюро о местонахождении моей девушки, а в качестве уверенности в том, что он не будет мешать под ногами, как рыжий щенок.
И тут я наконец увидел спину высокого голубоглазого парня.
– Александр! – Окликнул я блондина. Пробираться сквозь людей, спешившим занять свои места и продолжить «праздничную программу», было сложно. – Саша!
На удивление, вторая попытка увенчалась успехом, и парень озадаченно обернулся. Вместе с ним повернулась и его девушка, чей взгляд сразу нашел меня. И, судя по тому, как она прищурилась и что-то быстро заговорила своему бойфренду, притянув его за руку – наша встреча была не из самых приятных.
Все же, они остановились, поджидая меня. Что лишний раз подтверждает слова Вивеи о чрезмерной доброте этого огромного парня. Я бы с таким как я разговаривать не стал.
– Где Вивея? – Спросил я сразу, не теряя время на приветствия. Желание увидеть ее, поддержать, буквально разрывало мою грудную клетку. Я каждой клеточкой тела чувствовал, что ей необходимо сейчас быть со мной. Именно со мной.
Блондин молчал и сверлил меня взглядом. Это было комично, с учетом того, насколько миловидным выглядело его лицо. Я вздохнул:
– Саша, ты же ее друг…
– Именно поэтому я просто стою здесь и не пытаюсь тебя убить. – Перебил меня парень.
Что ж, может, доброта мишки Гамми – не совсем его характеристика. Но это был именно тот случай, когда я не имел право на гнев, а вот он – вполне.
– Боишься испортить праздник? – Поинтересовался я, не в силах сдержать ухмылку.
Саша сжал зубы так, что его скулы напряглись. Сью крепче обхватила его руку и заговорила сама:
– Что ты здесь делаешь, Арчи? – Голос девушки, в отличии от настроения ее парня, звучал мягко и даже понимающе. Будто она и так прекрасно знала ответ на этот вопрос.
– Мне кажется, это главный вопрос вечера… – Тихо произнес я, обращаясь в никуда. А затем посмотрел на блондинку, на белый цветок в ее витиеватой прическе и улыбнулся: – Пришел за своей девушкой, конечно.
Губы Берри начали растягиваться в улыбке, дав мне слабую надежду на помощь, но еще миг и ее лицо вытянулось, а глаза расширились в явном удивлении:
– Черт, я тебя вспомнила! Ты Хантер! С Северной стороны острова! Как я не узнала сразу?!
Меня будто ледяной водой окатили: только этого не хватало. Кто бы мог подумать, что блондинка может быть знакома с обратной стороной жизни острова?!
– Кто? – Непонимающе спросил Александр, переводя взгляд с меня на озаренную девушку.
– И что, вызовешь копов? – Вскинул я бровь, вглядываясь в лицо девушки, пытаясь понять по его выражению ее мысли.
Как говорят, кто владеет информацией – владеет миром. А если ненужная информация попала в холеные ручки блондинки, склонной к агрессии, тут уж и черт не угадает, к чему это может привести.
Девушка хмыкнула:
– Серьезно? Копов? И что они сделают?
– Как ты вообще узнала…
– Ты популярен, скажем так. Как и ваши… «Игрушки». – Быстро, слишком быстро и невнятно ответила мне блондинка.
Девушка кинула взгляд на своего парня, и внезапно стала выглядеть чуть нервно. Она поправила волосы, без видимой на то причины, и задела цветок, который упал к ее ногам. Сью быстро наклонилась, чтобы его поднять. Когда она снова приняла вертикальное положение, ее лицо было едва заметно покрасневшим и вряд ли это случилось от одного наклона вперед.
Ого, явно ни я один что-то скрываю. Теперь осталось лишь грамотно разыграть свою карту:
– Я слышал о богатеньких ставках, но не думал, что это для тебя. Так что ты, говоришь, делала на Северной стороне? – Спокойно спросил я, чувствуя себя хозяином положения.
– Я не понимаю, о чем вы оба говорите, но тоже хочу знать, что моя девушка делала на Северной стороне? – Саша явно терял терпение.
Не знаю, чем закончилось бы наше общение, если бы чья-то рука не схватила меня за локоть и не развернула:
– Вот ты где.
Ну конечно, рыжий пес. Я даже рад его видеть, по крайней мере, он не будет крутить хвостом вокруг девушки.
– Коул, мне что, надо тебя убить, чтобы ты оставил меня в покое? И что это за больная страсть к прикосновениям, я тебе не безразличен? – Я стряхнул пальцы парня со своего локтя и, подняв руки вверх, покачал головой, выказывая сожаление: – Прости, парень, у меня другая лига. Но я ничего, слышишь? Абсолютно не имею против твоего меньшинства. Так что прекрати уничтожать меня взглядом. А то выглядишь так свирепо, как будто готовишься возглавить армию Саурона*…
– Послушай, ты…
– Нет, это ты послушай. – Рявкнул я, подходя к рыжему впритык и, не выдержав, ткнув пальцем ему в грудь.
От этого мне невыносимо захотелось приложиться к его роже, и уже не пальцем, а кулаком. Как акула, которая учуяла слабый запах капли крови, уже не в силах удержаться или поменять свой курс, пока не выследит жертву. Черт, да я просто безумно захотел вытрясти из него душу, тем более, что за ним должок. А я всегда их раздаю.
– Ты и так сказал уже достаточно, не считаешь? Я не размазал тебя по асфальту в тот раз лишь потому, что в пирамиде моих приоритетов ты был ниже самого последнего уровня. Где-то после желания сойти с ума и начать одеваться как ты. Но я могу пересмотреть свое мнение, буквально на… – Я пожал плечами: – Минуту? Думаю, этого времени как раз хватит, чтобы мы раз и навсегда выяснили, кто хозяин в этой гребаной песочнице. Ты же этого хочешь?!
