Текст книги "Доминика из Долины оборотней (СИ)"
Автор книги: Оксана Чекменёва
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 48 страниц)
Глава 19
Разрушительница, или Как сложно быть взрослым оборотнем
1 ноября 2020 года, воскресенье, день седьмой
– Что? – Фрэнк, похоже, усомнился, верно ли он меня расслышал.
– Я сказала, что услышала мысли Миссис Клювдии. Кажется.
– Невероятно... И что же она подумала?
Я попыталась пожать плечом, но всё, что у меня получилось – слегка вздрогнуть.
– Сначала она повторяла: «Еда? Еда?», а потом так печально: «Еда нет...», и уплыла.
– «Еда нет»? Да она, похоже, француженка, – улыбнулся Фрэнк.
– Скорее, у неё просто мысли примитивные, и их строение – тоже, – задумалась я.
Фрэнк оглянулся, видимо, найдя глазами утку.
– А что она думает сейчас?
– Ничего. А тебя, похоже, не особо это удивило.
– Муж Энжи умеет читать мысли.
– Вампир?
– Да. Так что телепатия не является для меня чем-то невероятным. Значит, вот какой дар тебе достался.
– Точно. Дар! Мы же получаем свой дар после перерождения. Ну, те из нас, кто его получает, таких меньшинство. Странно, обычно это связано с органами чувств. А у меня...
– И у тебя тоже связано с органами чувств. Ты просто теперь чувствуешь немного больше, чем остальные. Кстати, а сейчас ты что-то слышишь?
– Сейчас – нет. Наверное, всё, что хотела, миссис Клювдия уже подумала.
– Интересно... Вон там снова сидит лиса, видишь? – Фрэнк развернулся, и в этот раз я тоже увидела лису, прячущуюся в кустах. – Она так внимательно за нами наблюдает. Неужели и у неё ни одной мысли в голове?
– Я ничего такого не слышу. Может, я могу слышать только мысли уток?
– Это было бы странно. Думаю, просто твой дар ограничен расстоянием. Ты услышала Миссис Клювдию только тогда, когда она подплыла к тебе довольно близко. Ни до, ни после ты ничего не слышала.
– Значит, нужно подождать, когда она подплывёт к нам снова? Чтобы проверить.
– Или попросить Рэнди привести сюда Лаки.
– Не стоит её дёргать лишний раз. У неё и так забот полон рот, с такой-то семейкой. А она ещё успела и нас с тобой покормить. Рэнди, похоже, старается позаботиться обо всех вокруг. У неё такое большое сердце.
– Да, Рэнди удивительно заботлива. Ладно, ты права, не будем её дёргать.
– Тем более, что такими темпами выздоровления я скоро всё равно вернусь в посёлок. А так не хочется...
– Почему?
– Там... голоса. Шум просто несмолкающий. Как у вас головы не разрываются?
– Мы отстраняемся.
– Как?!
– Я научу тебя. Это не так уж и сложно, если немного потренироваться. Ты просто мысленно ставишь вокруг себя «стеклянную стену», звуконепроницаемую. И слышишь только тех, кто находится внутри. Диаметр регулируешь сама.
– А остальных не слышишь?
– Нет, и их слышишь, конечно. Ушами. Но мозг это уже не воспринимает. Это просто негромкий фоновый гул, который со временем перестаёшь замечать. Как шорох волн или пение птиц. От этого ты могла отстраняться даже будучи «человеком». Дело привычки.
– А ведь и правда! Я только после этих твоих слов сообразила, что вокруг нас полно птиц. Но я просто не замечала этого прежде, как будто их тут и не было. Привычка. Белый шум. Я, похоже, тебя поняла.
– Научиться этому будет непросто. И поначалу тебе будет сложно находиться среди большого количества народа. Потребуется время, чтобы научиться «ставить стену», а потом и удерживать её. Но ты обязательно научишься.
– Я понимаю, что будет непросто. Вот сейчас я обратила внимание на птиц, и теперь никак не могу вновь отстраниться от их пения. А поют они намного громче, чем раньше.
– Это ты слышишь их лучше, чем раньше. Но если ты отвлечёшься, то снова перестанешь их слышать. Точнее – замечать.
– Ага, вот только если ты стараешься о чём-то не думать, то думаешь только об этом. Хорошо хотя бы, что я не слышу ещё и их мысли – вот был бы кошмар! Сочувствую мужу Энжи – мало ему голосов наяву, так ещё и мысли всех окружающих. Он на большом расстоянии их слышит?
– Да, в несколько миль. Но он тоже умеет отстраняться. И от слов, и от мыслей.
– Это хорошо. Полезное умение. Но мне всё равно не хочется возвращаться в посёлок, где так много народа. Жаль, что нельзя остаться здесь. Было бы здорово – и тихо, и ломать тут особо нечего, я же теперь всё ломать буду, да? Но...
– А что, мысль неплохая. Место тут чудесное и достаточно уединённое. Холода ты и раньше не боялась, а теперь – и подавно. Здесь вполне можно расположиться с удобствами.
– Кстати, об удобствах, – мой организм, словно среагировав на это слово Фрэнка, дал мне знать об ещё одной насущной проблеме, которая прежде как-то отодвигалась на второй план. – Похоже, нам всё же придётся позвать Рэнди.
– В чём дело, Солнышко? Если нужно, я её позову.
– Так не хочется её дёргать... Но больше ни с кем из женщин у тебя «связи» нет... Впрочем, можно попросить Рэнди прислать сюда Оливию.
– А я точно не смогу тебе помочь?
– Нет! – мне удалось покачать головой, хотя со стороны это, наверное, выглядело как вибрирование, не более. – Мне нужна женщина. Мне надо... – я зажмурилась и одними губами произнесла: – Пописать.
– Так в чём проблема? Писай.
Я открыла глаза и укоризненно взглянула на Фрэнка. Обязательно было произносить это вслух?
– Прямо здесь?!
– Солнышко, мы в воде, посреди пруда. Тебе даже трусики снимать не нужно – на тебе их нет.
Мои, уже почти остывшие щёки, вновь полыхнули жаром.
– Ну, не у тебя же на руках! – едва ли не простонала я, умирая от смущения. – И... и не здесь же, где мы стоим. Ну, так нельзя же. Я не смогу!
Ну, как, как ему объяснить, что одна мысль о том, что он будет стоять в воде, где плавает моя моча, приводила меня в ужас? Впрочем, до него, кажется, дошло.
– Хммм... Кажется, у меня есть план. Только тебе придётся капельку потерпеть.
О чём это он? Что мне придётся терпеть? В смысле – подождать? И тут я поняла, что Фрэнк имел в виду – он вышел на берег, и без мягкой поддержки воды моё тело заныло сильнее под собственной тяжестью. Неужели Фрэнк решил отнести меня куда-нибудь, где есть туалет? Но не успела я расстроиться от того, что была вынута из ласковых объятий пруда, как Фрэнк прошёл вниз по течению реки, миновав плотину, и вновь опустил меня в воду, на этот раз положив на мелководье так, что моя голова осталась на берегу, а всё тело погрузилось в воду с очень даже заметным течением.
– Вот, Солнышко, теперь ты уже не у меня на руках, я даже могу отойти. И течение сразу всё унесёт. Давай, не нужно зря терпеть. Всё, я отошёл.
Мне не было видно Фрэнка, но его голос звучал откуда-то с другого конца поляны. Действительно, к чему терпеть? Я подняла глаза не облака, плывущие по небу, и расслабилась. Блаженство! Как же мало нам порой нужно для счастья!
Но всё же скорее бы у меня руки-ноги отживели, а то это всё так унизительно. Ладно, надеюсь, к тому времени, когда котлетка в дорогу попросится, я уже буду твёрдо стоять на своих двоих.
– Я всё, – оповестила я Фрэнка.
– Обратно в пруд? – поинтересовался он, подхватывая меня на руки.
– Да. Там так хорошо. Мягко...
– Забавное определение. Что ж, пойдём туда, где мягко.
И вот ласковая колыбель воды снова приняла меня, поддерживая, утихомиривая боль, снимая остатки жара. Я блаженно расслабилась, прижмурилась и вдруг широко зевнула.
– Ой, извини! Не понимаю, почему меня вдруг стало в сон клонить? Я же проспала двое суток...
– Ты не спала, ты была без сознания. И пробуждение твоё было экстремальным, произошло оно раньше, чем организм был к этому готов. Но теперь ты попила, поела и... хм... расслабилась, и больше нет никаких предпосылок для того, чтобы бодрствовать и дальше. Так что, поспи, Солнышко, если тебе этого хочется.
– Но... но как же? Я буду спать, а ты что, так и будешь стоять и меня держать?
– Конечно. Я ведь всё равно бы тебя здесь держал, неважно, спала бы ты или нет. К тому же, если ты уснёшь, то не будешь чувствовать боль. А когда проснёшься – всё уже пройдёт. Я надеюсь, что пройдёт.
– Ла-адно... – зевота напала не на шутку. Вроде бы только что была вполне бодрой, если можно так назвать состояние, когда и пальцем-то пошевелить получалось с трудом, а сейчас словно бы снотворного выпила. Наверное, Фрэнк прав – моё пробуждение было нужно лишь для того, чтобы я удовлетворила все свои естественные потребности, в первую очередь – жажду, конечно, но после этого проявились остальные две, которые в каком-то смысле держали меня в тонусе. Теперь же ничто не мешало мне снова отправиться в царство Морфея. И на этот раз это будет именно сон, а не забытьё.
– Вот и славно. Закрывай глазки и засыпай.
Я послушно закрыла глаза, точнее, они сами закрылись, без малейшего усилия с моей стороны. Прохладные губы нежно коснулись моих век, а потом я услышала тихую колыбельную, которую напевал любимый голос. Под неё-то я и уснула.
* * *
2 ноября 2020 года, понедельник, день восьмой
Я открыла глаза и увидела над собой звезды. Было по-прежнему светло, но на небе раскинулись мириады созвездий – раньше я столько не видела. Удивлённо уставившись на нереальную картину, я машинально потёрла лоб, и только потом сообразила, что это не потребовало от меня никаких усилий.
Кажется, я снова начинаю владеть своим телом! Решив проверить это, я подвигала ногами – и они меня послушались! Во всяком случае – они двигались так, как я хотела!
– Получается! – обрадованно воскликнула я.
– Да, я знаю, – в голосе Фрэнка явно слышалась улыбка. Тут я осознала, что другой рукой я крепко обнимаю его за шею. Похоже, сон не помешал мне воспользоваться возвращением подвижности и крепко прижаться к нему. Я тут же обвила его шею второй рукой – идеально!
– Долго я спала?
– Около двенадцати часов. И это замечательно, поскольку температура твоя за это время упала до нормальной.
И в подтверждение этих слов тёплые губы коснулись моих губ лёгким поцелуем. Именно тёплые, а не прохладные, как прежде. Похоже, мой жар окончательно спал.
– Как ты себя чувствуешь, Солнышко?
– Голодной. И хочу пить. И ещё... – Я запнулась, но Фрэнк меня прекрасно понял.
– Ага, давай начнём с «ещё». – И он направился к берегу.
– Сейчас ночь, да? – я снова взглянула на небо, нехотя отрываясь от любимого лица.
– Глубокая. Думаю, часа два ночи, может, три.
– Наверное, сейчас уже можно вернуться в посёлок, да? Все спят, значит, такого шума уже не будет?
– Вернуться в посёлок? Значит, всё это уже не нужно? И твои родственники зря старались?
Проследив за взглядом Фрэнка, я повернула-таки голову и увидела на поляне большую палатку, практически шатёр. Откуда она тут взялась?
– Её установили, пока ты спала, – верно истолковав мой удивлённый взгляд, пояснил Фрэнк, усаживая меня в реку на мелководье. Именно усаживая, а не кладя. И я вполне уверенно сидела. – Ты ведь хотела остаться здесь. Я обсудил это с Гейбом и твоими родителями – Рэнди была между нами связующим звеном. Оказалось, что не только ты захотела в первые дни после перерождения пожить в безлюдном месте, где тише и меньше шансов что-то сломать. И на такой случай у твоих родственников хранится парочка палаток.
– И я даже не проснулась, пока всё это здесь устанавливалось? – удивилась я.
– Нет, ты спала, как сурок. Видимо, это было тебе, действительно, очень нужно.
Закончив своё небольшое, но важное дело, я решила встать сама – ведь ноги-то меня уже слушались. Оказалось – не совсем. То есть слушаться-то они слушались, но были совсем слабыми, как и руки, которые дрожали и подгибались, когда я опиралась на них, пытаясь встать. В результате пары попыток и падений я оказалась стоящей на четвереньках, после чего была подхвачена Фрэнком.
– Почему меня ноги не держат? – недоумевала я. – Я же могу ими двигать. Я думала, что уже в порядке...
– Не всё сразу, – покачал головой Фрэнк. – Вспомни, полсуток назад ты и пальцем пошевелить не могла. Твой организм «разбалансирован», и ему нужно время для перенастройки. Всё нормализуется, поверь. Мы все через эти стадии прошли, просто намного быстрее.
– Но ведь когда я обратилась, я смогла двигаться быстро, и даже оттолкнула папу. Почему же сейчас не могу.
– Я не знаю. Ты уникальна, и почему твой организм ведёт себя так, а не иначе – загадка. Могу лишь предположить, что в тот момент у тебя был запредельный выброс адреналина, он-то и помог тебе продержаться.
– Наверное... – Я стала припоминать, что тогда чувствовала. – Когда мне удалось остановить папу, то я сразу стала терять силы. У меня ещё была мысль, что я должна добраться до тебя и закрыть собой – не станет же папа нападать на тебя, рискуя меня поранить. И когда я до тебя добралась, то выключилась, поскольку моя миссия была закончена. Всё сходится. Хотя жаль, что ноги меня всё ещё не держат.
– Ничего, думаю, к утру всё наладится. А сейчас – ты хотела попить и поесть. Где предпочитаешь это делать – в палатке или снова в воде. Как ты вообще себя чувствуешь.
– Пожалуй, в палатке. – Я произвела мысленную ревизию. – У меня практически уже ничего не болит. Чуть-чуть ноет голова, небольшая слабость – я не замечала этого, пока не попыталась встать, – и жара тоже нет. Лучше в палатке.
– Договорились. – И Фрэнк занёс меня в просторную, жёлто-красную палатку, такую большую, что он мог стоять там, не нагибаясь.
Я огляделась по сторонам. У дальней стены лежали две надувных кровати, с постелью, подушками и одеялами. Сбоку от них стоял раскладной стол и два таких же стула. На столе стояли термос, кружка, бутылки с водой, какой-то большой свёрток и несколько контейнеров. Рядом стояла этажерка с кучей посуды. У другой стены противоположной «кухонной», как я её мысленно окрестила, стояла ещё одна этажерка со стопками одежды и несколько больших картонных коробок, их содержимого я не видела.
– Зачем нам столько тарелок? – удивилась я.
– Ты перебьёшь и переломаешь бо́льшую часть того, что здесь находится, пока приспособишься к своему новому телу. Не волнуйся, посуда самая дешёвая, никаких фамильных сервизов.
Выдвинув ногой один из стульев на середину палатки, Фрэнк усадил меня на него, а потом отошёл к другой стене палатки и взял из стопки большое полотенце и огромную футболку.
– Тебе нужно переодеться, – сказал он, подходя ко мне. – Я могу помочь тебе или, если ты стесняешься, позову кого-нибудь из женщин – теперь у меня есть с ними мобильная связь.
– Зачем кого-то утруждать, да ещё среди ночи? Я и сам справлюсь.
– Ну, сама, так сама, – усмехнулся Фрэнк, положил вещи на другой стул, который пододвинул ко мне, а сам отошёл к столу и стал что-то там делать, демонстративно повернувшись ко мне спиной.
А я принялась за дело. Сначала нужно вытащить из-под себя тот край футболки, на котором я сижу. А для этого нужно привстать со стула. Ладно, пусть ноги меня ещё толком не держат, но приподняться на полдюйма я смогу. Взявшись за подол футболки, я попыталась оторвать зад от сидения. Не получилось. Ладно, руки у меня вроде немного сильнее – могла же я обнимать Фрэнка. Я взялась одной рукой за спинку стула, опёрлась на неё – и раздавила дерево в щепки.
– Проблемы? – не оборачиваясь, поинтересовался Фрэнк.
– Никаких, – тут же ответила я.
– Это хорошо, – в его голосе ясно слышалась улыбка, но он продолжал стоять ко мне спиной, давая полную свободу действий.
Так, ладно, встать пока не получается. Может, просто вытянуть ткань из-под попы? Я аккуратно потянула подол, и он остался у меня в руках. ААААА! Да что же это такое?! Ладно, успокойся, Ники, ничего страшного. Ты сможешь.
Раз уж футболка всё равно была испорчена, я просто содрала её с себя. Ткань расползалась под пальцами, словно была не тканью, а мокрой папиросной бумагой. Избавившись практически от всей футболки – кроме того куска, на котором сидела, – я взяла полотенце и стала вытираться. Через пару движений у меня в руках оказались клочки полотенца! Да что же это такое?
Слезы готовы были брызнуть у меня из глаз, но я взяла себя в руки, ещё пару раз провела по своему телу тем, что только что было полотенцем, окончательно превращая его в лохмотья, и кинула то, что осталось, на пол, к ошмёткам футболки. Сойдёт. Теперь – одеться. Начать я решила с футболки, которой было предназначено сегодня стать моей пижамой, хотелось скорее прикрыться, ведь я осталась абсолютно голой.
Осторожно, помня про участь, постигшую моё предыдущее одеяние, я взяла её и стала аккуратно надевать через голову. В итоге моя голова просто прошла сквозь ткань, а часть подола вновь осталась у меня в руке. Не удержавшись, я всхлипнула от отчаяния, и это, видимо, послужило сигналом для Фрэнка. Потому что в следующую секунду я уже сидела на соседнем, сухом стуле, тщательно вытертая и одетая в целую футболку и трусики, а Фрэнк стоял позади меня, вытирая мои волосы. Им он посвятил больше времени, а всё остальное сделал так молниеносно, что я даже застесняться не успела.
– Как у тебя это получается?! – я от всей души недоумевала, поскольку на собственном опыте убедилась, насколько это сложно.
– Века тренировок, – откладывая полотенце и беря в руки расчёску, ответил он мне. – И ты научишься, поверь. А я тебе помогу.
– Я чувствую себя совершенно беспомощной, как младенец. Стоять не могу, одеться сама не могу, всё ломаю...
– В каком-то смысле ты и есть младенец. Для тебя, для твоего тела, началась новая жизнь, ты словно бы заново родилась. Так что теперь тебе опять, как в детстве, придётся учиться владеть своим новым телом. А пока – что ты предпочитаешь? Воду, морс или колу?
– Морс.
– Вот, держи. Начнём пока с металлической кружки, потом перейдём на фаянсовую посуду.
– Может, начать с пластиковой, одноразовой? – спросила я, аккуратно, словно хрустальный бокал, беря обеими руками кружку с морсом и поднося к губам. – Её хотя бы не жалко.
– Нет, пластиковая не подходит, ты её сейчас просто не удержишь, сомнёшь. Будем двигаться постепенно, от самого твёрдого к более хрупкому, – себе Фрэнк налил воду в стеклянный бокал и с удовольствием выпил её, потом налил ещё. Бедняга, сколько же он не пил?
Отставив бокал, Фрэнк перенёс меня вместе со стулом к столу, на котором уже были расставлены тарелки с разнообразной едой.
– Предлагаю начать с супа, пока он ещё тёплый. Вне термоса он быстро остынет, – Фрэнк протянул мне ложку, я взяла её и смяла в руке. Совершенно спокойно, он забрал её и протянул мне другую.
– Представь, что эта ложка не металлическая, а вырезана из бумаги.
Я осторожно взяла её, вспомнив, как в начальной школе мы делали посуду из папье-маше. Блюдце, чашечка и чайная ложечка выглядели почти как настоящие, но были неимоверно лёгкими, легче игрушечной посудки, бывшей у меня тогда. Представив, что держу в руке ту самую ложечку, я обнаружила, что могу держать её в руке, не ломая. Аккуратно зачерпнув суп, я поднесла ложку к губам, продолжая думать про папье-маше, и у меня всё получилось. Дождавшись, пока я сделала несколько вполне успешных глотков, Фрэнк выпрямил первую ложку, уселся напротив меня и тоже принялся есть суп. Он так и оставался в мокрых брюках и кроссовках, а так же, как я заметила, в обычных, черно-серых носках.
– А куда подевались те красивые носочки? – полюбопытствовала я.
– Лежат в комоде в моей комнате. Теперь у меня есть альтернатива – отец и Роб, улетая, оставили мне свою одежду, у нас ведь практически один размер. Но твой отец отказался забирать эти очаровательные вещички, сказал, что владельцу они больше не нужны.
– Интересно, чьи же они? Я просто не представляю, кто из наших мужчин мог такое носить. Нужно будет спросить у папы, у кого он раздобыл это чудо.
– Обязательно спроси, мне тоже очень интересно. И должен же я поблагодарить того, кто поделился со мной своим гардеробом.
Доев суп, мы принялись за остальное. Котлеты Рэнди, их я узнала, фирменные пирожки Клер с бататом и грибами, жареные куриные окорочка и отбивные неизвестного происхождения – всё было хоть и холодным, но тем не менее, очень вкусным. Мы вдвоём быстро смели всё со стола, причём я ела практически вровень с Фрэнком. Ещё одно подтверждение моей взрослости, если бы оно было мне нужно. Кстати, Фрэнк предложил мне не заморачиваться с вилкой, а есть руками, что я и сделала, получив при этом от еды ещё большее удовольствие.
Под конец Фрэнк развернул лежащий на столе свёрток. Под полотенцем оказалось несколько слоёв газеты, потом полотняная салфетка, а под ней – мамины блинчики. Тонкие, нежные, ещё тёплые, промазанные растопленным сливочным маслом – всё как я любила. Пока я, повизгивая от восторга и предвкушения, пыталась свернуть верхний блин треугольником, безбожно рвя его при этом, Фрэнк, жестом фокусник, достал откуда-то баночку со сметаной. И, несмотря на то, что мы только что схомячили уйму еды, мы так же быстро разделались со стопкой блинчиков в восемь дюймов высотой. (* 20,3 см)
Когда с ужином было покончено, я поинтересовалась, когда Фрэнк спал в последний раз. Он выглядел идеально прекрасным, как всегда, но его лицо показалось мне слегка осунувшимся, что ли. Узнав, что он не ложился со дня моего перерождения, я настояла, чтобы он немедленно лёг спать, особенно учитывая, что и предыдущие ночи он спал вполглаза, удерживая меня, чтобы я не начала ворочаться и не задела рану.
– Но ты же только что проснулась, – попытался он возразить. – Если я усну, кто будет присматривать за тобой?
– А я тоже лягу, – ответила я. – Сейчас ночь, так что лучше мне не сбивать график и постараться ещё немного поспать.
– А вдруг тебе что-то понадобится? – не сдавался он. – Ты же пока даже ходить не можешь.
– Если что-то понадобится, я тебя разбужу, – заверила я его. – Уж голосом-то я сейчас прекрасно владею. В самом крайнем случае я тебя укушу.
– Да, это выход, – серьёзно покивал головой Фрэнк. После чего подошёл к одной из импровизированных кроватей и перетащил её к другой так, что получилась одна «двуспальная». – Это чтобы было удобнее кусать, – пояснил он мне.
– Конечно, – закивала я, стараясь сохранить серьёзное выражение лица. – Исключительно для этого.
Потом Фрэнк взял какую-то одежду и полотенце, вышел из палатки, вернулся через секунду босиком и в пижамных штанах, подхватил меня на руки и аккуратно уложил «к стеночке», а сам улёгся с краю, словно собирался даже во сне оберегать и защищать меня. Я видела, что он уже с трудом держит глаза открытыми, но он всё же сначала аккуратно укрыл меня, поправил мне подушку и только потом расслабился. Уснул он в ту же секунду, как его голова коснулась подушки, а я лежала и любовалась его лицом. Сначала оно было спокойным, расслабленным, но через какое-то время напряглось, нахмурилось. Фрэнку явно снилось что-то тревожное, и я попыталась прогнать от него дурной сон.
Осторожно, едва касаясь, я стала гладить кончиками пальцев его лоб, переносицу, щёки, тихонько шепча:
– Всё хорошо. Я с тобой. Это только сон. Всё хорошо.
Словно услышав меня, Фрэнк заметно успокоился, его лицо разгладилось, а потом он вдруг подхватил меня и, затянув на себя, перевернулся на спину, а я оказалась лежащей на его груди. Закутав меня в объятия и поцеловав в макушку, он удовлетворённо пробормотал: «Моя! Не отдам!», после чего пристроил мою голову у себя под подбородком и уже спокойно засопел дальше. Уж не знаю, что ему снилось, но моё присутствие явно его успокаивало. Поэтому я чуть поёрзала, устраиваясь поудобнее, и осталась лежать на своём «живом матрасе», в его объятиях.
Повернув голову, я, сквозь откинутый полог входа, рассматривала часть поляны, пруд, деревья на другом берегу и кусочек неба. Зрелище было невероятным – я могла видеть каждую травинку, каждую ползущую по ней букашку, жуков-водомерок, рассекающих гладь пруда, листья на деревьях. Было светло, удивительно светло для глубокой ночи. Я знала, что моё зрение изменится, раньше я просто видела в темноте, теперь темнота исчезла, но увидеть воочию то, о чём раньше лишь слышала, было просто потрясающе.
Кроме того, обострился мой слух. Здесь, вдали от посёлка, да ещё и ночью, это было не страшно. Я слышала шелест каждого листика по отдельности, а так же топот крошечных существ, копошащихся в траве, хотя теоретически всё это должно было быть заглушено водой, падающей с плотины, и скрипом мельничного колеса. Но не заглушалось. Я воспринимала каждый звук по отдельности, что было удивительно. И хотя звуки из посёлка сюда не долетали, я слышала сонные вздохи спящих животных на наших фермах – они были ближе. Но всё это не раздражало, скорее наоборот – успокаивало. Звуки спящей природы умиротворяли, навевали сон. Я поняла, что начинаю дремать, хотя проспала перед этим больше полусуток. Ещё какое-то время я прислушивалась к ночным звукам, пока плавное покачивание груди Фрэнка под моей головой, а так же ровный стук его сердца под ухом окончательно не усыпили меня.
«Еда? Еда?» – раздалось у меня практически над ухом, заставив открыть глаза. Палатка была залита солнечным светом – наступило утро. Я с улыбкой повернула голову и встретилась глазами с уткой, топчущейся возле нашей постели. Её утята шныряли по палатке, с любопытством исследуя новое место и уже успев оставить на полу явные знаки своего здесь пребывания.
Оглядевшись, я поняла, что так и проспала всю ночь на груди Фрэнка. Сейчас он лежал, раскинувшись, одна его рука была заброшена за голову, вторая откинута в сторону, он спокойно сопел, не обращая внимания на незваных гостей и моё ёрзание.
Я осторожно сползла с него и встала, с радостью убедившись, что ноги теперь меня прекрасно держат. Взяв со столика оставшийся хлеб – мы не особо налегали на него, отдавая предпочтение мясным продуктам, – я показала его утке и вышла из палатки на поляну.
«Еда! Еда!» – послышалось у меня за спиной несколько голосов.
«Где? Где?» – один явно диссонировал с остальными, одновременно из палатки раздалось перепуганное кряканье, переходящее в писк.
– Миссис Клювдия, а ты, похоже, одного детёныша потеряла, – обратилась я к утке, которая уже отреагировала и тоже стала громко крякать, подзывая заблудившегося утёнка.
«Сюда! Сюда!» – раздалось у меня в голове. Из палатки вылетел потеряшка, со всех своих коротких ножек бегущий к нам.
«Еда?» – утка сразу же вернулась к более насущной проблеме, продолжая гипнотизировать куски хлеба у меня в руке.
– Еда, еда, – подтвердила я и стала крошить хлеб на траву.
«Еда! Еда! Еда!» – наперебой радовались утки.
Когда хлеб закончился, миссис Клювдия вновь перешла на вопросительную интонацию.
«Еда?»
– Нету больше еды, – я развела руками, показывая пустые ладони. – Ты ещё какие-нибудь слова знаешь?
«Еда нет, – констатировала утка и тут же потеряла ко мне интерес. – Плавать!»
Развернувшись, она потопала к берегу.
«Плавать! Плавать!» – наперебой вторили утята, следуя за ней.
– Ага, похоже, всё же знаешь, – удовлетворилась я «ответом» на свой вопрос.
«Плавать! Плавать!» – утки дотопали до воды и друг за другом поплыли в сторону камышей. В какой-то момент я перестала слышать миссис Клювдию, потом, по очереди, её утят. Итак, расстояние, на котором я могла слышать их мысли – около пятнадцати футов, плюс-минус. Это хорошо. Не хотела бы я слышать мысли всех окрестных животных – или всё же только птиц? – в радиусе нескольких миль, именно на таком расстоянии я могу теперь слышать ушами.
Интересно, а что я ещё теперь могу? Моё тело, похоже, уже вполне меня слушалось, нужно бы провести парочку экспериментов. Только таких, чтобы Фрэнка не разбудить, пусть выспится.
Подумав, я решила попрыгать. Чуть согнув ноги, я подпрыгнула, не прилагая особых усилий. Прежде я оторвалась бы от земли всего на несколько дюймов, теперь же подлетела футов на пять, не меньше! Ух ты! И я ведь даже не особо старалась! А если всё же постараться? Я присела, напряглась и изо всех сил оттолкнулась от земли.
Мне показалось, что я взлетела, как ракета, выше крон деревьев, а потом камнем рухнула вниз, но в какой-то момент замедлилась, и стала приземляться очень плавно, прекрасно видя каждую травинку и камушек под собой, и чётко зная, куда и как поставить ноги. Но когда я очень мягко, как мне показалось, приземлилась на поляну, земля заметно содрогнулась, а мои босые ступни ушли в землю почти по щиколотку. Плавающие по пруду утки кинулись врассыпную, забившись в кусты и камыши, словно от какой-то опасности. Сквозь откинутый полог палатки я увидела, как Фрэнк заворочался, нащупал мою подушку, обнял её и успокоился.
И что это сейчас было?! Я же медленно опустилась, почему же такое впечатление, словно на поляну рухнул метеорит? И кстати, как я сумела замедлить своё приземление? Мы ведь всего лишь становимся быстрее и сильнее, а вовсе не начинаем управлять гравитацией, она продолжает на нас действовать. И, судя по тому, как мои ноги промяли землю, пусть даже и довольно мягкую – приземление моё было отнюдь не как у бабочки.
И тут до меня дошло. Это не я замедлилась, это моё восприятие ускорилось. И произошло это бессознательно, я ничего для этого не сделала, а оно «включилось». Может быть от того, что падая вниз, я стала двигаться очень быстро? Наверное. В любом случае – это очень удобно. Но повторять свой прыжок я пока не стану – не хочу разбудить Фрэнка. Вот отоспится – тогда и побегаем, и попрыгаем вместе – нужно же мне осваиваться в моём новом теле. А пока можно попробовать что-то более тихое. Я села на землю, потом сорвала пучок травы – это оказалось так же легко, как прежде стряхнуть пушинки с одуванчика, – а потом поднесла её к глазам. Сначала я видела то же, что и всегда, но в какой-то момент, начав вглядываться в соцветие клевера, вдруг осознала, что вижу всё невероятно чётко и подробно, словно в микроскоп. Потрясающе! Значит, теперь у меня в глаза встроены и бинокль, и микроскоп сразу! И я могу пользоваться ими, «включая» по желанию!
А что ещё я не исследовала? Я огляделась, нашла небольшой камушек и запустила его через пруд. Прежде у меня иногда получалось перебросить через него камушек, но чаще он падал в воду. Теперь же он пулей перелетел пруд и улетел дальше, врезавшись в ствол одного из деревьев, при этом даже не начав менять траекторию. Круто! Интересно, если бы не дерево, как далеко я смогла бы его закинуть? Я огляделась – деревья были со всех сторон, даже брось я камень параллельно реке – всё равно он во что-нибудь врезался бы, поскольку Речка постоянно петляла и делала повороты. Может, выйти из рощи? Нет, я не стану оставлять Фрэнка одного, пока он спит, а значит – беззащитен, и да, я понимаю, что это совершенно нелогично, но так чувствую, а значит, никуда одна не пойду. Для подобных экспериментов ещё будет время.
Впрочем, если подумать, кое-где в пределах видимости деревьев всё же не было. Я разыскала ещё один камушек и подбросила вверх, проследив, как он подлетел футов на сто, а ведь я не особо и старалась. Вниз камешек летел пулей и вошёл в пруд с порядочным фонтаном брызг, взбаламутив воду и снова напугав уток, которые только-только успокоились и выплыли из камышей. Так, пора завязывать с экспериментами, пока я кого-нибудь не убила. Вот Фрэнк проснётся, тогда, под его присмотром, я продолжу изучать возможности своего нового тела. А пока это самое тело сигнализировало мне о весьма насущной проблеме.
