Текст книги "Доминика из Долины оборотней (СИ)"

Автор книги: Оксана Чекменёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 48 страниц)

– Похоже, всё против нас, – вздохнула я, вновь кладя голову ему на плечо.

– Не совсем, – Фрэнк прижался губами к моему виску, и я почувствовала, что он улыбается. – Не забывай про Виргинские острова.

– Точно! – воскликнула я, вспоминая намёки Рэнди. – Мы будем в тысячах миль от Долины. И от папиного надзора. Но это будет ещё так нескоро!

– У нас впереди вечность, – Фрэнк погладил пальцами мою щеку. – Я ждал тебя почти тысячу лет, Солнышко, что нам какие-то три дня?

– Угу, – печально вздохнув, согласилась я. – По крайней мере, мы сможем целоваться. Мне это нравится, очень. Особенно вот этот, последний поцелуй. Даже не ожидала от себя такого.

– Я тоже. Знаешь, впервые за всю свою долгую жизнь я не сдерживался. Отпустил себя, свои чувства, свой самоконтроль. Едва смог остановиться.

– А раньше ты всегда сдерживался? Всегда?

– Всегда. Солнышко, я впервые в жизни прикасаюсь к девушке, не боясь её сломать или причинить боль неловким движением.

– А?.. – я не решалась задать вопрос, вертевшийся на кончике языка.

– Что?

– А у тебя их было много? – зажмурившись, выпалила я.

– Солнышко, – расстроенно простонал он. – Мне девять сотен лет, конечно, я не прожил их монахом.

– Я понимаю, – прошептала я.

И действительно – понимала. Умом. Всё это было задолго до меня, Фрэнк ведь и правда не мог соблюдать целибат все эти годы, дожидаясь встречи со мной. Но я всё равно ревновала. Сильно! Осознавая всю иррациональность этой ревности, я растянула губы в улыбке.

– Зато ты опытный. Должен же хоть кто-то из нас быть опытным. Ты всему меня научишь.

– Мы будем учиться вместе, – улыбнулся он в ответ. А поймав мой недоумевающий взгляд, пояснил: – Секс с хрупкими человеческими женщинами не предполагает особого... разнообразия.

– А... Ну, да... – мои щеки запылали, когда я поняла, что означают его слова. Особенно когда перед моим мысленным взором возникла визуализация его слов: «Мы будем учиться вместе». Я увидела нас с Фрэнком, «учащихся», экспериментирующих. Куча смущающих образов, в которых смешалось всё, что я раньше читала и видела в парочке «фильмов для взрослых», обрушилось на меня, заставляя участиться только-только успокоившееся дыхание и сердцебиение. Я вновь уткнулась лбом в плечо Фрэнка, надеясь спрятать от него пламенеющие щеки, понимая, что остальное скрыть не удастся. И в этот момент, как спасение, прозвучал весьма характерный бурчащий звук.

– Ой, Фрэнк! Ты же голодный, а я тут тебя отвлекаю, поесть не даю! – я моментально вскочила на ноги и потянула его за руку, заставив подняться. – Пойдём скорее, ты должен покушать!

– А мне понравилось «отвлекаться», – с улыбкой успокоил меня Фрэнк, покорно идя за мной в палатку. Впрочем, бурчание в его желудке говорило об обратном.

Войдя, я огляделась, прикинула свои возможности, вспомнила инструктаж Рэнди и, аккуратно и медленно, выставила на стол кружку и тарелку. Довольно оглядев дело рук своих, я с гордостью взглянула на Фрэнка, с улыбкой наблюдающего за моими действиями.

– Ты молодец! У тебя прекрасно получается. Для первого дня – просто великолепно.

– Надеюсь, – улыбнулась я, понимая, что это только первый удачный шаг, а впереди ещё куча неудачных. – Бутерброды из сумки достань сам, я бы не хотела привести в негодность ещё и её. И зачем только Рэнди её закрыла.

Я внимательно наблюдала, как легко и непринуждённо Фрэнк открыл застёжку-молнию, вынул и развернул бутерброды, выложил их на тарелку. Когда-то и я так могла. И когда-нибудь снова смогу. Но не сейчас. Так что нужно тренироваться, тренироваться и ещё раз тренироваться.

Я уселась прямо на пол возле обувной коробки, держа в поле зрения завтракающего Фрэнка, выудила из неё сапог и стала очень аккуратно его расстёгивать. Мне удалось сдвинуть собачку замка на полдюйма, после чего бо́льшая часть кожаного язычка осталась у меня в руке.

– Постарайся не использовать ногти, когда берёшься за что-то мягче металла, – посоветовал Фрэнк, внимательно наблюдающий за процессом.

С благодарной улыбкой кивнув ему, я ухватилась за оставшуюся часть язычка подушечками пальцем и медленно и осторожно потянула, придерживая голенище, помня, что оно «из бумаги». И в итоге мне удалось расстегнуть молнию до конца. Я счастливо рассмеялась, радуясь своему достижению, и тут же, вдохновлённая успехом, попыталась застегнуть сапог. Рано радовалась – от первого же моего движения замок вылетел из молнии. Ну вот, расслабилась, решила, что уже всё могу, приложила чуть больше сил, и вот результат!

Я расстроенно крутила сапог в руках, когда у меня его аккуратно забрали. Подняв глаза, я увидела, что Фрэнк отошёл к самой дальней коробке в ряду и спокойно кинул туда сапог, словно в корзину для мусора. Возможно, та коробка именно для этого и предназначалась, поскольку была заметно крупнее остальных.

Сейчас, когда он стоял ко мне спиной, я прочла надпись на его футболке: «Не говорите, что мне нужно делать, и я не скажу, куда вам нужно пойти». Выступившие-было на глазах слезы обиды моментально высохли, и я захихикала.

– Неужели кто-то рискнёт что-то тебе указывать? – поинтересовалась я.

– Ты о чём? – не понял он, принося ещё одну коробку и ставя передо мной. – Начни лучше вот с этого. Молния на сапоге для тебя пока сложновата.

– Надпись, – я похлопала себя ладонью по спине, насколько дотянулась через плечо.

После чего аккуратно – это у меня уже вполне получалось, – открыла коробку.

– Игрушки? – слегка ошарашенная, я рассматривала наборы «лего», коробочки с пазлами, головоломки, наборы для строительства и даже пару кукол Барби с небольшим гардеробом.

– Да, игрушки. Когда-то именно с их помощью ты училась владеть своими руками, развивала мелкую моторику. Сейчас тебе приходится делать то же самое, так почему бы не с помощью того же самого.

– Это ведь мои игрушки, – рассматривая содержимое коробки, сообразила я. – Не думала, что они сохранились.

– Твой отец собирал их именно для этого самого случая. Хммм... Забавно.

Я подняла глаза, несколько удивлённая изменившимся тоном Фрэнка, и увидела как он, сняв футболку, рассматривает надпись на её спине.

– Ты что, не знал, что там написано? – удивилась я, любуясь его обнажённым торсом и вздыхая, когда он вновь надел футболку.

– Нет. Я взял её из стопки не глядя. Отец обожает футболки с надписями, а мне досталась часть его гардероба.

– Мне понравилось, – улыбнулась я. – Эта надпись определённо подняла мне настроение.

– Значит, буду и дальше надевать отцовские футболки, – улыбнулся Фрэнк мне в ответ, после чего присел на корточки, пошарил в коробке с игрушками и вытащил на свет божий старенькую пирамидку. – Начни с неё. Она из мягкой пластмассы, и её не так-то легко сломать. Хотя кое-кто явно пытался. Смотри, это, похоже, твои зубки отпечатались.

И он провёл пальцем по краю одного из колец, которое действительно выглядело слегка пожёванным.

– Не знаю. Наверное. Я эту пирамидку не помню. Но если её папа принёс – значит, это я отметилась. – Вздохнув, я аккуратно взяла в руки игрушку. – Фрэнк, ты не доел бутерброды. Иди, ешь, пока чай не остыл. А я пока займусь пирамидкой.

Следующие несколько минут я разбирала и собирала пирамидку, чувствуя себя одновременно очень глупо и, в то же время, очень гордой от того, что у меня это получается. Колечки заметно проминались под пальцами, но не ломались, и это было хорошо. Я действовала всё увереннее, радуясь, что никто, кроме Фрэнка не видит меня за подобным занятием. Его я не стеснялась ни капельки, а вот предстать сейчас перед Стивеном или Пирсом не согласилась бы ни за какие коврижки – от их насмешек я бы ещё пару веков не избавилась бы.

Моё «увлекательное занятие» было прервано бормотанием Фрэнка:

– Какой оригинальный сэндвич.

Взглянув на него, я увидела, что он держит в руках два куска хлеба, один был намазан кетчупом, на другом лежал лист салата. Поняв, в чём дело, я рассмеялась.

– Колбаса из этого бутерброда досталась Лаки. У него была такая умильная рожица – Кот из «Шрека» нервно курит в сторонке. К тому же я озвучила его просьбу, так что Рэнди не устояла.

– Ничего страшного, осчастливим Миссис Клювдию и её выводок, – откладывая в сторонку куски хлеба и беря другой, полноценный сэндвич, ответил Фрэнк. – Насколько я понимаю – они здесь уже сегодня побывали.

– Ой, да. Я уберу, – оглядываясь на несколько «кучек» на полу палатки, воскликнула я.

– Я сам. Вот только доем. Тебе это пока не по силам. Точнее – не по умению. И нужно будет закрывать палатку на ночь. Я не стал этого делать, поскольку ни прохлада, ни комары нам не страшны, а свежий воздух очень даже полезен. Про визиты уток, которые могут «заминировать» пол, я как-то не подумал.

Покончив с завтраком и приведя пол в порядок, Фрэнк опустился возле меня.

– А ты делаешь успехи, молодец! Может, теперь попробуешь деревянную пирамидку?

– Давай! – я уверовала в свои силы и принялась за новую игрушку. Сначала всё шло хорошо, но на восьмой раз я приложила чуть большее, чем нужно, усилие, и деревянный штырёк переломился.

– Ничего страшного, – видя, как я расстроена, Фрэнк подполз ближе и, прижав меня к своему боку, поцеловал в макушку. – Ты всего лишь учишься, и, поверь, довольно быстро. Предполагается, что в процессе обучения ты переломаешь и порвёшь всё, что находится в этих коробках. Всего три вещи за целых полчаса – замечательный результат.

– Мне кажется, что единственное, чего я могу касаться без опасения сломать – это ты, – прижавшись к нему, вздохнула я. – И то, есть опасность разорвать при этом твою одежду. Хотя... Подобная перспектива меня совсем не огорчает почему-то.

– Меня тоже, – я почувствовала, как прижавшиеся к моей макушке губы изогнулись в улыбке. – Как насчёт того, чтобы вместе построить замок?

И Фрэнк вытащил из коробки прозрачный мешок, из которого высыпал на пол разноцветные кубики и брусочки разного размера и формы. Набор предназначался для дошколёнка, я помнила его весьма смутно, поэтому детали были крупными и, как и первая пирамидка, из мягкой пластмассы. Поэтому я вновь ничего не сломала. Но всё же кое-какие проблемы у меня были и с этим конструктором – частенько я клала очередной «кирпичик» с чуть большей силой, чем нужно, и вся не особо устойчивая конструкция рушилась.

Но, лиха беда начало. Конечно, мелкую моторику эта игрушка не особо развивала, но мои движения становились всё более и более «медленными и плавными», что, в принципе, было одной из моих задач. Фрэнк собирал «замок» вместе со мной, не считая это для себя зазорным, и хотя он в одиночку мог бы собрать его за пару секунд, но делал всё вровень со мной – клал свою детальку только после того, как я клала свою, и стена сооружения после этого оставалась стоять. И ему явно не было скучно раз за разом проделывать вместе со мной однообразные действия, он был терпелив и упорен, вновь и вновь подбадривая и утешая меня после очередного «обвала» и вдохновляя на новые свершения. При этом он постоянно рассказывал разные смешные истории о своих родственниках, оказавшихся на моем месте, причём получалось, что все совершённые мною разрушения и рядом не стояли с устраиваемыми ими катастрофами. Это придавало мне уверенности, хотя пару раз послужило причиной очередного обрушения «замка», поскольку от смеха у меня дрожали руки.

После того, как мы трижды смогли собрать «замок» целиком, Фрэнк предложил мне перейти на «лего». По его словам, я двигалась вперёд семимильными шагами, и была очень собранной и усидчивой. Разомлев от его похвалы, я заявила, что буду тренироваться весь день – ведь у меня был очень большой стимул: поездка на Виргинские острова. Я хотела к тому времени более-менее управлять своим телом, и для этого была готова вновь и вновь проделывать одни и те же скучные действия, заставляя свою мышечную память перестраиваться под новую реальность. Но Фрэнк мне возразил.

– Не думаю, что это хорошая идея. Перерыв необходим. Пожалуй, ещё часок можешь повозиться с «лего», а потом – прогулка. Уверен, тебе хотелось бы узнать побольше о новых способностях своего тела. О том, что изменения в нём могут приносить не только неудобства, но и удовольствия.

– Об одном удовольствии я уже узнала, – я хитро взглянула на Фрэнка, и он, поняв мой намёк, тут же припал к моим губам. Выронив кубик – убрать конструктор в мешочек было моим очередным заданием, – я запустила пальцы в волосы Фрэнка, в очередной раз пожалев о его роскошных кудрях, утраченных во время моего спасения.

Но только я втянулась в поцелуй, как Фрэнк вдруг отстранился, а когда я, с возмущённым стоном, потянулась за ним, прижал палец к моим губам, призывая к молчанию. Я насторожилась, понимая, что всё это не просто так. Отстранившись, так, что между нами оказалось не менее двух футов, Фрэнк быстро высыпал на пол между нами «лего», а сам забрал у меня мешок и стал собирать туда остатки конструктора.

– Сначала попробуй просто соединять две детальки, не раздавив, – проинструктировал он меня уже вполне ровным и спокойным голосом. – А потом уже возьмёшься за более сложные конструкции.

Пожав плечами, я так и сделала. Осторожно беря две детальки, возможно, даже слишком осторожно, я в то же время прислушивалась к происходящему вокруг. Окружающие нас шумы тут же ударили по ушам – а я и не заметила, что снова «закрылась», – но в какой-то момент я вычленила из звуков окружающей природы осторожные шаги. И как только Фрэнк их расслышал? Нужно будет расспросить попозже. А пока я занялась детальками «лего», соединять которые оказалось не так уж и просто – штырёчки входили в пазы несколько туговато, порой я прикладывала слишком маленькое усилие, перестраховываясь, а поняв, что этого мало, нажимала слишком сильно, и пару деталек уже сломала, поскольку твёрдая пластмасса была менее пластичной и более хрупкой. Сосредоточившись на игрушке, я отвлеклась от шагов наших визитёров, поэтому вздрогнула и раздавила детальки, которые пыталась соединить, услышав рядом голос отца:

– Доброе утро, Ники.

Я вскочила, глядя на родителей, стоящих на поляне перед входом в палатку, потом радостно кинулась к ним, но на полпути была перехвачена Фрэнком.

– Пока нет, Солнышко, пока нет, – приговаривал он, обхватывая меня сзади так, что мои руки оказались плотно прижатыми к бокам. – Пусть мама тебя обнимет, но тебе пока лучше к ней не прикасаться. Ты ещё не готова, не будем рисковать.

Ой! И как я не сообразила? Я же стала настолько сильной, что мама теперь, по сравнению со мной, невероятно хрупкая. И какое-то время я не смогу прикасаться к ней, опасаясь случайно причинить боль. Мне стало грустно. Впрочем, сама-то мама обнимать меня вполне может, что она тут же и сделала, крепко прижавшись ко мне.

– Моя девочка, – гладя меня по щеке, с любовью прошептала она. – Моя взрослая девочка.

– Я люблю тебя, мам, – пробормотала я в ответ.

– Спасибо, сынок, – отец, похоже, был на самом деле благодарен Фрэнку. – Я и сам не сразу сообразил. Никак не привыкну...

Я захихикала.

– Всё, я больше не могу! Фрэнк, скажи ему.

– Что сказать, – тут же насторожился отец.

– Мне девятьсот пятьдесят девять лет, – пожал плечами Фрэнк.

Какое-то время отец непонимающе смотрел на него, потом начал улыбаться.

– Да уж. Как-то даже в голову не пришло поинтересоваться твоим возрастом. Не знаю, почему-то я думал, что ты моложе меня? А ведь если задуматься...

– Ничего страшного, – улыбнулся Фрэнк. – Так ли уж важен возраст? Просто Ники забавляло ваше обращение.

– Наша дочь собирается за тебя замуж, Фрэнк, – это уже мама. – Стало быть, ты станешь нашим названным сыном. И не важно, сколько тебе лет, в этом мире я уже привыкла не обращать внимание на календарный возраст.

– Благодарю вас, мэм, – придерживая меня одной рукой, Фрэнк аккуратно взял мамину руку и поднёс к губам. – Вы очень мудры.

– Мы же уже договаривались – на «ты», – укоризненно покачала она головой.

– Прости, Элоиз, – улыбнулся Фрэнк.

– Вы уже позавтракали? Мы тут вам кое-что принесли, – мама кивнула на стоящую на траве корзину для пикника. Очень знакомую корзину.

– Рэнди нас уже накормила – приходила рано утром. Так что пока мы сыты. Пока, – подчеркнула я. – У меня теперь такой аппетит – не пропадёт ничего, уверяю тебя.

– Кстати, Элоиз, блинчики – просто сказка, – подхватил Фрэнк.

– Я принесла ещё. Разогрела со сливочным маслом, как любит Ники. Они в фольге, так что остынут не скоро. Кстати, доченька, как твоя рана?

И не успела я ответить, как мама присела на корточки и приподняла подол футболки, доходившей мне почти до колена, чтобы рассмотреть мою идеально гладкую и здоровую кожу в том месте, где всего несколько дней назад красовался жуткий ожог. А я-то про него вообще забыла – столько всего произошло за последние дни. Но не исчезновение раны заставило меня удивиться – это, в общем-то, было предсказуемо, – а мамина поза.

– Фрэнк, помоги маме встать, она же сама не поднимется, – шепнула я.

– Очень даже поднимусь! – и, в подтверждение своих слов, мама выпрямилась, а потом сделала несколько танцевальных па. – Я сама всё никак привыкнуть не могу. Но впервые за последние... минимум два десятка лет, у меня абсолютно ничего не болит. Я чувствую себя лет на сорок, не больше! Фрэнк, ваша кровь – настоящее чудо! За последние три дня я ни разу не воспользовалась очками! Забыла про давление. Мои пальцы вновь легко гнутся. Просто невероятно! Я все ещё не могу привыкнуть!

– Не прекращай переливание, Элоиз, ещё хотя бы пару дней, – серьёзно сказал Фрэнк. – Эффект нужно закрепить. А потом уже – только поддерживающее переливание раз в месяц, этого достаточно.

– И это всё? – раздался у меня за спиной разочарованный голос отца. – А я-то думал, что ты уже давно тренируешься.

Фрэнк развернулся вместе со мной – просто чуть приподнял меня, а потом снова поставил на землю, продолжая удерживать, прижимая к себе. В этом, собственно, уже не было особой необходимости, я и так бы не полезла к маме с обнимашками, но Фрэнк меня не отпускал, и мне это нравилось. Потому что мне нравился любой физический контакт с ним, даже такой.

В палатке, склонившись над «мусорной» коробкой, стоял отец и недоверчиво разглядывал её содержимое.

– Только три вещи? – он вытащил из коробки раздавленный детский кроссовок, рассматривая его повреждения.

– Ники упорно тренируется уже несколько часов, – возразил Фрэнк.

– И так мало сломала? – отец явно был поражён.

– Ещё несколько кусочков «лего», – я ткнула в нужном направлении подбородком, поскольку мои руки так и были прижаты к телу.

– Это только во время тренировок, – уточнил Фрэнк. – А вообще-то в активе Ники сломанная спинка стула, погнутая ложка...

– И кружка, – подсказала я.

– И кружка, – подхватил Фрэнк. – Порванная футболка, полотенце, кое-что из белья, оторванная крышка биотуалета и... Вроде бы всё?

– Ещё – отломанное горлышко бутылки, – дополнила я.

– И это ВСЁ?! – отец смотрел на нас совершенно обалдевшими глазами. Мы дружно кивнули. – Доча, ты феномен! Я был удивлён, увидев, что эта палатка вообще до сих пор стоит целая. Не помню, чтобы в первый день после перерождения кто-то обошёлся столь малыми потерями!

– Я старалась, – смущённо улыбнулась я. – Мне Фрэнк помог. Подсказывал, как двигаться, что делать. И Рэнди – тоже. И потом – у меня цель. Виргинские острова.

– Я ещё не дал согласие на твою поездку, – набычился отец.

– Синклер! – укоризненно воскликнула мама. – Мы с тобой на эту тему уже говорили. Это право Ники – присутствовать там.

– Но я ещё не решил, – гнул отец свою линию. Твёрдого «нет» при этом он не говорил, похоже, просто хотел показать, кто тут главный. Не получится, папочка!

– Ты разрешишь, – уверенно заявила я.

– И откуда же такие сведения? – он заинтересованно поднял бровь. Но не возразил, значит, я права.

– От Рэнди, – пожала я плечами. – Она скажет д... Гейбу, чтобы он сказал тебе, чтобы ты меня отпустил.

– Я пас! – отец, словно сдаваясь, поднял руки. – Против Рэнди я не пойду. Ей даже не обязательно действовать через Гейба.

– Надо же, а крошка-то крепко держит вас всех в кулачке, – удивлённо пробормотал Фрэнк.

– Рэнди – невеста Гейба, а он – глава клана и непререкаемый авторитет для всей семьи. Уважение к нему распространилось бы на неё в любом случае, автоматически. Её слово – не меньший закон для нас, чем его. Но дело даже не в этом. Мы преклоняемся перед ней просто как перед личностью, безотносительно её будущего брака с Гейбом. Поэтому ты, Ники, летишь на Виргинские острова. У меня больше нет возражений.

– Ничего себе! – пробормотала я. – Интересно, а сама Рэнди в курсе своего влияния на нашу семью?

– Она не осознает этого, – грустно усмехнулся отец. – Рэнди уверена, что ничего особенного не сделала, что на её месте так поступил бы каждый, и ужасно смущается, когда её называют ангелом. Она просто не понимает, ЧТО она значит для семьи. Ну что ж, её право. Главное, что это понимаем мы.

Пока он говорил, мама прошла к «кухонной» стороне палатки и стала выкладывать из корзины, которая уже стояла на стуле, видимо, занесённая отцом, пока я беседовала с мамой, разные пакеты, свёртки, контейнеры. Закончив, она улыбнулась нам и обратилась к отцу.

– Пойдём, Синклер. Мы навестили Ники, с ней всё в порядке. Ей нужно продолжать тренировки, не будем её отвлекать.

Она обняла меня и поцеловала в щеку. Мне очень хотелось обнять её в ответ, но я стояла по стойке «смирно», держа руки по швам, хотя Фрэнк уже отпустил меня. Отец тоже обнял меня, и я в ответ крепко прижалась к нему – это я могла делать без опаски.

– Ну надо же, – пробормотал он, сжимая меня в объятиях, чего никогда не делал раньше. – Какая сильная у меня дочь! Знаешь, Ники, я, похоже, только сейчас окончательно это осознал. Знал мозгами, своими глазами видел твоё обращение, наблюдал перерождение, видел поломанные тобой вещи, но только сейчас, когда держу тебя, наконец, в объятиях, и впервые за пятьдесят лет не опасаюсь раздавить... Именно теперь я, наконец, это осознал – ты стала взрослой, моя девочка. Совсем взрослой.

– Я рада, что ты это понял, пап, – я улыбнулась, прижимаясь щекой к родной груди и чувствуя, как он привычно целует меня в макушку. Потом, отстранившись, он повернулся к Фрэнку.

– Береги мою девочку, – он похлопал Фрэнка по плечу. – И прости, за то, что отлупил тебя... сынок.

– Я уже всё забыл, – ухмыльнулся тот в ответ на подобное обращение. – Вы подарили нам с Ники двадцать пять лет. Оно того стоило.

Отец одарил Фрэнка тяжёлым взглядом, поиграл желваками – похоже, его не особо порадовало напоминание о том, что своим поступком он резко ускорил моё взросление, – но ничего не сказал, подхватил маму на руки и исчез за деревьями. Мы обменялись заговорщицкими улыбками, и тут я услышала голос отца.

– Ты видела? Их матрасы лежали рядом!

– Да, видела. Успокойся, Синклер, Ники уже достаточно взрослая, как бы нам не хотелось думать иначе, она встретила свою половинку, и даже если этой ночью что-то между ними было...

– Не было. Я бы это почувствовал. Но мне всё равно это не нравится. Совсем не...

Голоса стихли вдали. Я ошарашенно повернулась к Фрэнку, чувствуя, как пылают мои щёки.

– ЭТО действительно можно почувствовать?

– Да, конечно, – спокойно ответил Фрэнк. – По запаху.

– О-ё-ёй... Нужно всё же узнать у Рэнди, где тут можно спрятаться. И как только остальные пары выкручиваются?

– Думаю, вряд ли в их спальни, – он мотнул головой в сторону матрасов, – заходят родители.

– И что же мы будем делать? – печально спросила я. Неужели нам придётся всё время прятаться по тайным углам?

– Жениться, – пожал плечами Фрэнк. – И как можно скорее. Какие могут быть ещё варианты?

– Представляю папину реакцию, – фыркнула я.

– Ему придётся смириться. И он это понимает.

– Да. К тому же мама определённо на нашей стороне. Она меня иначе воспринимает. Человек в пятьдесят – не просто взрослый, а давным-давно взрослый, оборотень в пятьдесят – ребёнок.

– Нелегко вам приходится. И вашим родителям. В нашей семье дети соответствуют своему возрасту и по мнению человеческих мам, и по мнению бессмертных отцов. Эрик тому живой пример – ему шестнадцать, на них он и выглядит. Почти.

– А Гвенни почти шестнадцать, а она Эрику чуть выше колена будет, – улыбнулась я. – Жаль, что она с нами не полетит. Она ведь тоже была жертвой, но... Эта поездка не для детей, неважно, пять лет ребёнку или пятнадцать.

– Верно. Ни о ней, ни о Стейси и речи не шло, равно как и о Каролине и Кайле, хотя они пострадали не меньше. Только о тебе и Эбби, поскольку вы обе бессмертные. И, кстати, о Гвенни. Насколько я понял, теперь все зовут её Вэнди, после возвращения она отказывается откликаться на старое имя.

– Вот как? – Теперь я вспомнила, что Рэнди упоминала это имя там, в убежище, но тогда я думала, что она говорит о ком-то из детей, спасённых в тот раз, когда она водила оборотней выручать Каро. Даже упоминание о пониженной температуре тела не натолкнуло меня на мысль, что она говорит о Гвенни – мало ли какие особенности были у тех детей. – Я этого не знала. Я после возвращения с ней ещё не общалась. Но вообще-то я не удивлена – она никогда особо не любила своё имя и его сокращение. Насколько я знаю, её назвали в честь её бабушки по отцу, так что назвать это имя современным довольно сложно. Но Вэнди звучит гораздо лучше, чем Гвенни. Я, кстати, тоже примерно в этом же возрасте сменила имя.

– Ты сменила имя? С Доминики на Ники?

– Нет. Доминикой меня никто не звал, это имя лишь для официальных моментов. Поначалу я была Миника.

– Как интересно, – Фрэнк не сдержал широкой улыбки, глядя на меня сверху вниз. – Тебе подходит.

– Кончай издеваться! – притворно надулась я. – Но если серьёзно, то в детстве я ничего против своего имени не имела. Пока не пошла в школу. А пошла я туда рано, в тринадцать, очень хотела начать поскорее. Тогда я ещё не знала, что школа – это ад.

– Так уж и ад?

– Уж поверь. В этот раз всё было иначе, благодаря Эрику, но вообще-то я была бы счастлива, если бы никогда не ходила в школу. Но в первый класс я просто рвалась. В Долине практически не было детей, они у нас вообще редкость, а тут – целый класс «ровесников». Я так хотела в школу, что уговорила родителей отправить меня туда на пару лет раньше, чем они планировали. В итоге оказалась самой мелкой в классе по росту, и моё имя тут же было переделано одноклассниками в «Мини». Когда твоё имя звучит как уничижительная кличка – это не особо радует. В общем, я стала Ники. Кличку «Мини» я носила ещё два года, пока ходила в эту школу, но после никому уже и в голову не приходило меня так называть. Прозвища были и позже, разные, последнее – «Оглобля», но «Мини» всё равно было самое обидное. Наверное, потому что первое.

– Сочувствую, Солнышко. – Фрэнк нежно прижал меня к себе и чмокнул в макушку. – А знаешь, какое прозвище было в детстве у меня?

– У тебя было прозвище? – Почему-то это показалось мне невероятным.

– Было. И довольно обидное. Фанни.

– Фанни? Но это же женское имя!

– От этого было ещё обиднее.

– Но почему Фанни?!

– Как ты знаешь, при рождении меня назвали Франциско. И мама ласково звала меня Франни. Нормальное, в общем-то, имя. Пока его не попытался произнести мой младший братишка Сэнделайо. Букву «Р» он ещё не выговаривал, получилось «Фанни». Моим старшим братьям это показалось безумно забавным, и именно так они меня и звали практически всё моё детство, до моего перерождения. После этого я по-братски навалял обоим, и с тех пор они звали меня только Франциско, никаких сокращений, до тех пор, пока я не стал Фрэнком.

– Бедняга! – я сочувствующе погладила его по щеке. – Представляю, каково тебе было в детстве, когда все тебя дразнили девчачьим именем.

– Не все, – покачал головой Фрэнк. – Только Раймундо и Бастиано. Когда кто-то из мальчишек, с которыми мы играли, услышал это и попытался повторить – они доходчиво и весьма болезненно объяснили ему, что дразнить меня – исключительно их привилегия и святая обязанность, как старших братьев, посторонним это запрещено. Больше никто этого делать не рисковал.

– Они начинают мне нравиться, – улыбнулась я.

– Мне они тоже нравятся, – усмехнулся Фрэнк. – Да, мне порой доставалось от них, в основном – насмешки, но это нормально для братьев. И в то же время они никогда не давали меня в обиду, стояли горой за меня и Сэнделайо.

– Было бы интересно с ними познакомиться. Они тоже переделали свои имена на английский манер, как и ты?

– Да. Сейчас они Рэймонд, Себастьян и Саймон. Саймону английского аналога его имени не нашлось, взял просто более-менее созвучное, нам троим в этом плане было проще. И зовём мы друг друга так уже много веков. Но когда я вспоминаю детство, в голове всплывают именно испанские имена.

– Интересно, придётся ли нам когда-нибудь и теперешние наши имена менять?

– Вполне возможно. И не раз. Время не стоит на месте, всё течёт, всё меняется. Но одно не изменится никогда – моя любовь к тебе. Она вечна.

– Моя тоже, – успела сказать я, прежде чем губы Фрэнка прижались к моим.

Какое-то время мы наслаждались поцелуем, но когда под моими пальцами начала рваться ткань, я отпрянула от Фрэнка.

– Ой! – в расстройстве глядя на зажатые в кулаках лоскутки, простонала я. – Я порвала футболку Дэна! Мне так жаль!

– Тише-тише, Солнышко, только не плач, пожалуйста, она того не стоит.

– Она мне нравилась…

– Ничего, у отца их полно, сейчас переоденусь, ничего страшного.

Фрэнк скинул остатки футболки, достал с полки другую и быстро натянул на себя – я даже не успела полюбоваться его мускулами. На груди была надпись, но строчки шли, почему-то, не горизонтально, а снизу вверх. Склонив голову к плечу, я сумела прочесть: «Ты так смешно выглядишь, наклоняя голову влево». Прыснув, я затряслась от смеха.

– Нужно не забыть сказать Дэну спасибо – его футболки заряжают меня позитивом, как раз тогда, когда я очень сильно в этом нуждаюсь.

– Он говорит, что отдаст мне половину своих футболок, только бы ты почаще улыбалась.

– Он меня видел? – ахнула я, представив, как выглядела, сидя на полу, в одной огромной футболке, возясь с игрушечной пирамидкой.

– Нет, конечно, нет, я закрылся с того момента, как проснулся, да и прошлой ночью – тоже. Есть такие моменты, когда чужие глаза ни к чему. Я просто связался сейчас с отцом и передал ему твои слова.

– А, это хорошо, – мне стало намного легче. Пирамидка – фигня, на фоне того, что Фрэнк меня переодевал. Я про это и забыла совсем, только сейчас вспомнила, когда он сказал про ночь. Но во сне он точно был открыт, иначе Рэнди не узнала бы, что ему снится.

– А если кто-то захочет срочно с тобой связаться?

– Я это почувствую. Обычно, поняв, что кто-то закрыт, мы оставляем его в покое – значит, есть причина. Но если связаться нужно срочно, то мы подаём сигнал, тогда он понимает, что дело серьёзное, и откликается.