Текст книги "Упавший поднимется сам (СИ)"

Автор книги: Нуртай Иркегулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

– К тебе, Иваныч?

– К себе, по распоряжению администрации президента, они вернули личное имущество, включая дом, правда..., – Иваныч замялся, оправдываясь, – взамен пришлось подарить фонду помощи ветеранам полиции твой любимый джип. Могли бы ничего и не дарить, но в таком случае пришлось бы побегать за подписями, опять платить, вышли бы те же расходы. Я встретился с самым главным и договорился. Так и сказал ему: "Бабки ты с нас не возьмешь, испугаешься, по той же причине и мы ничего давать не будем, слишком громкое наше дело. Давай лучше официально, мы вам джип, вы нам – документы на дом".

– Иваныч, ты сохранил дом?!

– Кроме компьютера (искали компромат), столового серебра, видеокамеры, напольной вазы (разбили) и вытоптанных цветов, – Иваныч чуть заметно улыбнулся. – Еще поцарапана мебель в кабинете, порвано несколько книг из библиотеки (искали запрятанные в них деньги), повреждена мозаика в бассейне (не уследил, как их угораздило), в спальне на тумбочке остался след от затушенной сигареты и, что естественно, бар опустошен (надеюсь, он тебе не понадобится).

– Иваныч, ты высший класс! Только один вопрос, ты не обижайся.

– Слушаю, – заметил, как его, всегда готовое к любым неожиданностям лицо, чуть оттаяло, потеплело, подобрело. Он стал напоминать Деда Мороза из детства. – Скажи, почему мы на "ты", поверь я этому только рад, но удивительно мне.

– Я уволился, Батыр, уезжаю, квартира продана, а эту машину оставляю тебе.

– Почему? – глупый вопрос, конечно, не оставаться же ему в несуществующем холдинге, но...

– Когда мы работали вместе, ты был Батыром Имановичем, терпеть не могу панибратства на работе. Теперь, ты для меня просто Батыр. Потому что считаю тебя другом. Был у меня один друг, надежный и порядочный, но он умер. Остался один ты.

– Спасибо Иваныч.

– А уезжаю потому, что после всего пережитого не хочу и не могу здесь оставаться. Старый уже, пора на покой. Внук растет, смешной такой мальчуган.

– А куда, Иваныч?

– Не знаю пока, еще не определился.

– Постой, как же я тебя найду?

– Не ищи Батыр, не надо, – когда он так говорит, продолжать разговор бесполезно.

... Он даже не позволил себя проводить, друг называется.

Отложенные на черный день деньги испарялись, как вода на солнцепеке. Пустующий и холодный дом напоминал о прошедших событиях и подталкивал... в магазин, за бутылкой водки. Фиг тебе, не дождешься! Начну с чистого листа. Меня вполне устраивало, что никому я не нужен, бывшие партнеры и приятели притворно радовались моей свободе, обещали обязательно встретиться, грозились созвониться и... исчезали. Я, как больной СПИДом, все признают во мне человека, но приближаться не желают. Зараза.

Конечно, в первый же день я позвонил Риме. И во второй, и в третий... Ее телефон упорно игнорировал мои попытки, выполняя функции карантина, равнодушно прогоняя гудками. Я очень хотел и очень боялся встречи с ней. Страшный, худой, измочаленный неудачник, опозоренный на всю страну, не поддержавший ее в самые трудные минуты. Захочет ли она встречаться?

Сходил на кладбище, увидел памятник, с фотографической точностью передающий лицо, но абсолютно не соответствующий характеру, образу дяди Жаке. Глупый и помпезный, если бы этим занимался я, то... сделал бы ничуть не лучше. Камень, он и есть камень, что с него возьмешь. Хотел было позвонить в дом дяди Жаке, но после долгих колебаний, так и не решился. Представил писклявый и высокомерный голос его жены, ничем хорошим это не кончится (еще и телефон разобью).

Мои родители и сестренки бесконечно зазывали домой, мама даже расплакалась. Я обещал и не ехал. Не хочу, они привыкли видеть меня сильным, уверенным, надежным. А у меня нет денег, чтобы купить приличные подарки, особенно младшей, ей подавай вещи только из лучших бутиков. Потерпите, скоро приеду, как всегда уверенный, сильный и надежный.

Подумав, решил продать дом, надо же с чего-то начинать. Дорогой и престижный, думаю, что с полмиллиона за него получу. Вот и прекрасно, там видно будет.

Жизнь несколько оживилась, приходили люди, важные и причмокивающие, многие узнавали, вежливо и официально здоровались и предлагали за дом семьсот, восемьсот. Миллион! Во мне опять проснулась деловая жилка, скупил все газеты с объявлениями о недвижимости, изучил, как и положено предпринимателю со стажем, рынок и назначил цену – пять миллионов долларов США! Только, пожалуйста, не удивляйтесь, в стране начался экономический бум, цены на жилье росли прямо на глазах, миллионеры, миллиардеры выскакивали с газетных страниц и с экранов телевизора и визжали от обжигающих их руки денег.

Сошлись на трех, торг, как говорится, уместен. Оказывается, отделка моего дома полностью устарела, участок маловат (нет и десяти гектаров), сад и цветы практически усохли, а "альпийская горка совершенно никуда не годится" – так заявила мне будущая хозяйка дома.

Просматривая газеты и передачи по ТВ уловил странную закономерность: исчезло какое-либо упоминание о Тахире, как-будто его и не было вовсе. В газетах все чаще стали мелькать сообщения об арестах тех или иных предпринимателей, в том числе из разряда гиен (хотел было сказать "акул", но эти хищники, а я про тех, кто питается падалью, среди них тоже бывают крупные). Умеющие читать между строк (этим искусством владеют не многие, но при желании, лет за десять, научиться можно) догадались, что у Тахира дела немногим лучше моего. Гонениям подвергались именно его люди, и его фирмы. Вот это пироги! И как закономерное следствие – указ президента о назначении Тахира послом в одну из африканских стран, и одновременно сообщение об избрании его председателем федерации бадминтона. На счет бадминтона понятно, чтобы пилюлю подсластить, а вот Африка, это серьезно, настоящая и суровая ссылка.

Так, а что же Марат, я даже забыл о его существовании. В желтой газетенке, сразу за интимстраницей, наткнулся на интервью с лидером теперь уже оппозиционной партии, на фотографии он усиленно пытался изобразить возмущенное и решительное лицо. Но даже было видно, как он напуган. Марат предрекал наступление тоталитаризма, разрушение демократии и развал экономики (при нашем буме на жилье). Корреспондент ехидно уведомил, что против него возбуждено уголовное дело по факту коррупции, что он скрывается со своей второй(!) женой, что все его банковские счета арестованы. И маленькими буквами приписано "из Лондона, по телефону". Убёг.

Не знаю почему, но настроение улучшилось. Пошел в поход по магазинам, за подарками. Измучился с выбором наряда для младшей сестренки. И если с джинсами, кофточками и туфлями кое-как справился, то с выбором вечернего наряда (у них бал, посвященный окончанию университета, "я обязана всех убить!") пришлось изрядно попотеть. У меня чуть крыша не съехала от современной моды. Я искал красивое, умеренно открытое платье (плечи, немножко спина, ноги не выше колена). По принципу: "Открыто то, что можно". Но продавалось: "Открыто все, что возможно, и даже больше". Мои условия, ставили в тупик непробиваемо вежливых продавщиц, но ничего, кроме костюмов для молоденькой девушки... лет за пятьдесят, они предложить не могли. И еще смотрели с упреком и удивлением, как будто встретили доисторического мамонта. Я им объясняю про сестренку, а они мне: "Домострой, домострой!"

Ничего не оставалось, как поехать в магазин Римы. Ноги сами туда привели. Честно признаться, поэтому и не нравилось ничего в других магазинах.

– Здравствуйте Батыр, – встретила, как всегда, Наташа, она была взволнована, напугана. Мною? – А Римы здесь нет, давно, больше года.

Мне не понадобилось раскрывать рта. Информация лилась как из радио.

– Она сама продала мне магазин, после всех этих событий. С тех пор я ее не видела.

Не может она не знать! Хорошо, использую старый, проверенный антиженский прием. Строго нахмурился, изобразил суровый взгляд исподлобья, крепко сжал кулаки. Сработало!

– Я здесь ни при чем. У них давно все развалилось, они и не жили то вместе. Я не отбивала Марата, он сам... прибежал ко мне.

Вдруг по ее лицу покатились слезы. Классический прием!

– Потом он сбежал. Говорят за границей, у него там новая жена, а магазин остался у меня. Поэтому о Риме я ничего не знаю. Слышала, у нее умер отец.

Куплю платье. Я пришел не за тем, чтобы что-то выискивать и вынюхивать. Обрадованная Наташа обслужила по высшему разряду, с огромной скидкой, поначалу я пытался отказаться, но она – ни в какую. А за что платить? Это платье запросто умещается в кулаке, не представляю как его носить, все будет вываливаться и торчать. Вспомнив про Яшку, вынужденно согласился, куда все – туда и она.

Почему Яшка? А потому что он дока в этих вопросах.

– Понимаешь, Батыр, – с видом опытного акушера-гинеколога наставлял Яшка, – у современной женщины не осталось тайны. Все показали, повытаскивали на поверхность. Изучили тело женщины со всех сторон и во всех ракурсах. Журналы, газеты, телевидение через микроскоп рассмотрели каждый квадратный сантиметр, скрупулезно подсчитали размеры каждого кусочка тела, обнюхали и облизали. И ввели стандарты, чтобы легче было классифицировать: стоит ли за нее платить или нет. Что мы получили взамен? Скуку! Тело женщины становится набившей оскомину темой. Но мир требует развлечений, разрушения табу и ограничений. Идеология, индустрия, искусство ориентированы только на это. Мир ожидает новая волна развлечений. Будут изучать тело мужчины! Также, как тело женщины. Обрати внимание, крашеные мужчины сегодня никого не удивляют, сережка в ухе, мудреные прически, прозрачные наряды. Естественно, начали с голубых, потому что те сами того хотят, но потом, вот увидишь, перейдут и на обычных мужиков. Введут стандарты, заметь, на некоторые размеры стандарты уже есть, причем для каждого континента свои. Знаешь, чем все это кончится? Голые мужики, рано или поздно, тоже, в конце концов, прискучат. Как пить дать! Но народ не сможет без развлечений, и тогда в ход пойдут уроды и калеки, кино даже такое есть, фантастическое, но там все происходит на Марсе... И финал. Сам догадываешься какой. Не понял? Вспомни про Содом и Гоморру.

Будем надеяться, что до этого не дойдет, тем более, что некоторые из женщин все же сохранили тайну. Уж я-то знаю.

Пора домой, к маме, у меня к ней самое срочное дело!

Заднее сиденье машины ломилось от коробок, упаковок, пакетов. В багажнике лежал объемный ящик... с телескопом. Я предвкушал нашу встречу, радовался и... опасался мамы.

Рима

Как и должно быть

Незаметно пролетел год со дня смерти папы. Грустный и ничем не примечательный.

Мама, наконец, смирилась с утратой. Ее голос заметно потускнел, исчезло постоянное беспокойство, тишину в доме нарушали лишь редкие возгласы: "Смотри, как распустился кактус!". И о себе тоже нечего сказать, водила сына в спортзал, потом на уроки музыки, читала с ним сказки (он читает и считает как заправский школьник), укладывала спать, смотрела сериалы и подолгу сидела в кабинете отца, читая романы о любви.

Изредка встречалась с подружками. Занятые семейными проблемами, ворчанием на своих бестолковых мужей, с ними не всегда удавалось поболтать, но я не обижалась. Ходила на семейные праздники, скромненько сидела у самого края стола, рядом с хозяйкой и помалкивала. За столом говорят только мужчины, нам положено смеяться их остроумным и не очень шуткам (смеяться положено всем шуткам, без исключения, выборочно нельзя, обижаются, как дети). Потом в перерывах, когда мужчины уходят покурить, удается поболтать самим.

Нурлан предложил тост за свою жену, она зарделась от удовольствия.

– Предлагаю выпить за мою жену, я ей искренне завидую. Потому, что ей круто повезло... с мужем! – скромность у мужчин действительно не порок. Доблесть.

Одна из нас, несогласная с таким сомнительным тезисом, возмутилась.

– А тебе с женой не повезло?

Но его так просто не поймаешь.

– Мне тоже страшно повезло с женой, я счастлив! – нам женщинам ничего не оставалось, как порадоваться за свою подругу. Но мужчины не были бы мужчинами, – Ведь могло быть и хуже!

Ясно, что он, как и все мужчины, кривляется. Видя обиженные глаза жены, Нурлан принялся оправдываться, особенным, мужским способом.

– Скажу вам рецепт, как сделать жену счастливой. Важно правильно реагировать на три фразы (будете во все вникать – с ума сойдете): "хочу", "не хочу" и "отвали". Последнее словечко мне не нравится, но без него никак. Она должна ощущать свою власть.

Мы видели его глаза, обращенные к жене, иначе как влюбленными их не назовешь. Счастливая, каким бы вредным и противным он не притворялся.

В конце вечера Нурлан подсел ко мне и осторожно спросил.

– Рим, хотел спросить тебя, если можно...

– Спрашивай, – наверняка про Батыра, что я ему отвечу?

– Как Батыр поживает?

– Не знаю, не видела его уже год.

– Жаль, вы самая красивая пара из всех, кого я знал.

– Мы никогда не были парой, – зачем он лезет, знает же, что и без него больно, – если он еще сапог, то я наверняка калоша.

– Абсолютно не согласен! – Искренне возмутился он. – Красивее тебя еще надо поискать! Только ты поникла, скисла. Понимаю, такое горе, но нельзя так, ты молода, стройна, красива. Сколько, кстати, тебе лет?

– Нурлан, ты нахал!

– Если возмущаешься, значит не все потеряно. Давай я Батыра поищу.

Он смутил, разволновал меня.

– Бесполезно, он где-то за границей.

– Дело на него закрыто, точно знаю, – Нурлан приступил к разработке стратегии сводничества, – значит, прятаться ему – смысла нет. Может он стесняется или без денег сидит? Тем более, я обязан его найти.

– Нурлан! – я хотела прекратить ненужный разговор, но он не позволил.

– Ты не думай, что я тебя жалею, с этим вопросом лучше обратиться к моей жене, она это умеет, поэтому и люблю. Тут другое, хочу сделать так, как и должно быть. А то сидишь тут и тухнешь, как... Действовать надо, поняла?

Мама озабоченно исследовала своим носом окружающее меня пространство.

– Не беспокойся, пила только минералку.

– Вот это мне и не нравится, лучше бы выпила вина, а еще лучше коньяка, расслабилась, познакомилась бы с кем-нибудь.

Траур закончился, теперь у мамы, моих подруг и их мужей проснулся сватовской азарт. Более постыдной роли я себе и представить не могу. Видя мое возмущение, мама взяла меня за руку и повела на кухню.

– Давай поговорим, дочка. Не о тебе, не беспокойся, ничего навязывать тебе не буду. Давно хочу рассказать о нас с папой.

– Не надо мама, – я давно знала правду, из папиного письма.

– Ты должна выслушать. Прошу тебя, – она разлила чай по чашкам. – Как бы там ни было, я любила твоего отца и нисколько об этом не жалею. Хотя знала, знала это всегда, что его сердце никогда не принадлежало мне. Твой отец был благородным человеком. Никто не догадывался о тайне. Он всегда заботился обо мне, защищал, ухаживал, как настоящий джентльмен, все подруги завидовали.

Хотелось пить, но я боялась шелохнуться.

– Я видела, как трудно было ему, он очень страдал. Конечно, я надеялась, что с твоим появлением все наладится, он успокоится. Поначалу так и было, он вскакивал с постели, если ты плакала ночами, не давал покоя врачам, когда у тебя болел животик, каждый свободный час, а их у него было совсем немного, посвящал тебе. Но через некоторое время я поняла, он не забыл о той, другой женщине. Запирался в кабинете, подолгу сидел и думал. Иногда он настолько замыкался в себе, что даже не замечал меня, сидящую, напротив. И тогда я решилась, поверь, это было нелегко. Сказала, чтобы он ехал к ней, я знала, что он не бросит нас, будет заботиться, у меня не было страха перед будущим. Но ему надо быть с ней! Он долго думал над моими словами, несколько дней, или даже недель. Долго, бесконечно долго. И принял решение остаться. Он поблагодарил меня, попросил прощения, но сказал, что не уйдет. Та женщина была замужем, имела детей, он не мог разрушить ее семью. И самое главное, он не мог представить свою жизнь без тебя! Он так и сказал: "Это меня убьет".

Я надеялась, что она не знает имени той женщины.

– Это была мать Батыра. Когда спустя много лет, Батыр появился в нашем доме, меня сковал страх. Страх, что он разрушит наш хрупкий семейный мир. Я была несправедлива к Батыру и виновата перед папой, и перед тобой. Да, виновата. Но что поделаешь, дочь, я спасала свое счастье так, как понимала его тогда. После твоего рождения врачи запретили мне рожать, а надо было бы. Надо! Если бы я родила сына, может быть, все было совсем по-другому. Твой папа, а потом и ты, вы полюбили Батыра. Но я не могла и не хотела! Она отняла у меня сердце мужа, теперь хотела забрать и твое. Я не могла такое позволить. Прости за то, что отдала тебя Марату, воспользовалась твоей юной, неопытной и взбалмошной тогда головой. Даже, когда опасность, казалось, миновала, я мстила и мстила Батыру. Прости.

Бедная мама, как много ей пришлось пережить.

– Не жалей меня, – мама гордо выпрямилась и подняла подбородок, – не надо. Теперь, после всех несчастий, поразивших нас, я поняла, что сама, своими руками разрушила твое счастье, счастье твоего отца, Батыра. Он единственный предназначенный тебе судьбой, как и ты ему!

Так, где у нас лежит валерьянка?

– Теперь выслушай мое решение. Поезжай к нему, передай мои слова раскаяния, и... живите, как знаете. Ты не смеешь ослушаться мать!

Искать Батыра я не собиралась, еще не хватало. Если у него сохранились ко мне какие-то чувства, то пусть сам меня найдет. Нет – "какие-то чувства" меня совершенно не устраивают! Только настоящая, полная, безоглядная, сумасшедшая, искренняя, честная, бескорыстная, пламенная, вечная, абсолютная, волшебная, благородная, прекрасная ЛЮБОВЬ! Если у тебя, Батыр нет именно таких ко мне чувств, то не приближайся.

Открыла сейф, достала бумаги, переданные нотариусом, их так много, банковских бумажек, подбила "итого" – получается много, пожалуй, нам хватит. Обойдемся без твоей помощи, Нурлан!

Открыла сборник любимых папиных стихов. Глаза выхватили строки:

"Я цепляюсь вывернутым корнем

за тебя, но словом не зову..."**

Я тоже звать не собираюсь. Лучше выполню папину просьбу. Чего зря сидеть, действовать надо. Где же раздобыть полевые цветы?

Батыр

Мне не привыкать

Визги и вопли – сестренки, слезы – мама, крепкое объятие – отец, рукопожатие – зять. Я, как герой войны, вернулся живой и невредимый. Хорошо, что есть на земле люди, ждущие и болеющие за тебя душой. Хорошо, что есть дом, в котором всегда тепло. Только все-равно немного грустно, наверное, от всего пережитого. Заживет!

За столом никак не удавалось поговорить о главном, эмоции захлестывали через край. Наконец, сестры убежали рассматривать подарки, отец с зятем вышли в огород обсудить виды на урожай (что они с ним будут делать, ума не приложу), а мы с мамой перебрались на кухню. Я чувствовал, что мама тоже настроена на решительный разговор.

– Мам, хотел с тобой поговорить...

– Сынок, давно хочу тебе сказать...

Взволнованная сестренка ворвалась на кухню (нормально входить так и не научилась).

– Батыр, к тебе гости, – удивленное, взволнованное и... радостное лицо.

У дверей стояла Рима. С букетом полевых цветов и с большим пакетом в руках. Во дворе слышался голос ее сына, о чем-то оживленно беседующего с отцом.

– Это вам, – тихо произнесла Рима, вручая маме цветы, – а это тебе, ты их потерял когда-то.

Она протянула пакет. Ботинки, мои юношеские ботинки. В них я начинал покорять столицу.

– Мама, я хотел с тобой поговорить... о ней, моей любимой девушке. Если ты не против, хочу просить ее руки.

– Сынок, давно хотела вас благословить.

– Я согласна, – недолго думая, с улыбкой ответила Рима.

Она не считает нужным долго думать, мне не привыкать. Но, может быть, еще что-то скажешь?

– Я тебя люблю. Всю жизнь.

Рима

Телескоп

Что еще? Батыр торжественно вручил сыну телескоп.

– У тебя начинается новая жизнь, первый класс. Поэтому дарю телескоп, поверь, он тебе пригодится. Каждому человеку надо хотя бы иногда смотреть звезды. И у нас с твоей мамой тоже начинается новая жизнь, если ты не возражаешь, конечно.

– Я давно не возражаю, не маленький, – по мужски, серьезно ответил сын. – Ладно, пойду смотреть звезды, а спать буду на веранде. Чтобы вам не мешать.

Батыр

Некогда

Простите, больше рассказывать нечего, да и некогда сейчас. Если что, звоните. Только, пожалуйста, не раньше, чем через месяц.

Рима

Померещилось

Вам, извините, в эту комнату нельзя! Кстати, на моем лице не видно морщинок возле глаз? А то мне померещилось...

Примечания:

* Автор Нуртай Иркегулов, «Листья в кармане», сборник стихов, 1977 г.

** Автор Фариза Унгарсынова, «Алмазный клинок», стихи, 1985

322