Текст книги "Упавший поднимется сам (СИ)"
Автор книги: Нуртай Иркегулов
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Подождем. Нарыв должен лопнуть сам по себе.
Однажды Марат пришел сильно пьяным. Никогда раньше не видела его таким. Знаете, когда человек добивается высокого положения в обществе, у него неизменно возникает целая куча сомнительных и "преданных" друзей.
Марат порывался мне что-то сказать, в чем-то обвинить.
– Это все твой Батыр..., блин..., – новое словечко в его лексиконе. – Я был о тебе... другого мнения..., дорогая.
С трудом уложив его спать, вернулась на кухню и задумалась. Что значат его слова? Почему его мнение обо мне изменилось, и причем здесь Батыр? Неужели Марату стало о чем-то известно? Нет, исключено, Батыр не из таких. Что же произошло?
Утром, как обычно, Марат появился на кухне. Контрастный душ сделал свое дело и выглядел он относительно неплохо, принимая во внимание вчерашнее состояние и то, что спал он всего часа четыре. Только воспаленные глаза выдавали его действительное состояние.
– Чиновник, как и солдат, всегда готов к бою, – заявил он когда-то – независимо от количества принятого накануне алкоголя. Для этого существует сила воли и жевательная резинка! И учиться этому надо... у японцев.
Марат нередко выезжает в зарубежные командировки, но наибольшие впечатления привез именно из Японии. Его поразило умение и неуемное желание японских чиновников и бизнесменов выпивать.
– После восьми вечера все японские служащие высыпают на улицу. На каждом углу стоят автоматы, торгующие сакэ, а и рядом урна для использованных стаканчиков. Поразил размер этой урны – выше человеческого роста! Но к ночи, – не унимался Марат, – они были забиты доверху! Улица заполняется пьяными, не способными держаться на ногах, людьми. Их сопровождают специально нанятые для этого женщины. Это не проститутки, в обычном понимании, их задача выслушивать пьяные речи, утешать, замученных работой японцев, а затем доставлять до ближайшей гостиницы. Японцы не всегда ночуют дома. В гигантском мегаполисе Токио на дорогу уходит до четырех часов, поэтому многие японские служащие бывают дома только в выходные дни. Но утром, все "как штык" на работе. Опоздания исключены. Высший класс, настоящий профессионализм!
Что еще он перенял у японцев, не знаю, но пьянствовать он у них научился, это совершенно точно. В этом наши мужчины никому не уступят, "передовой" опыт перенимают мгновенно.
... Марат сидел напротив и молча уплетал яичницу. Я ждала обычные в такие минуты слова оправдания, и надеялась на мучительно выдавливаемые из воспаленного алкоголем нутра, извинения. Но ему было не до этого. Он молча работал челюстями, обжигаясь, запивал кофе и посматривал на часы.
Моя подруга Ритка, я как-то рассказывала о ней, великий специалист по мужским особям, однажды выдала очередной постулат:
– С провинившимся мужем можно делать все, что угодно. В эту минуту они готовы на любые жертвы, чтобы заработать прощение, так что пользуйся моментом. Но делай это с умом. Во-первых: он должен понять, что нанес своей единственной и исстрадавшейся жене очередную незаживаемую рану, – у Ритки, как всегда, системный подход. – Во-вторых: не вздумай заговаривать с ним первой, наберись терпения и выжди хотя бы три дня, трудно, конечно, но нашего молчания они боятся больше всего на свете. В третьих: в эти дни можешь отказывать ему во всем: в общении (огрызайся, если он попытается заговорить), в совместном походе в ресторан или в гости к его друзьям (его головная боль, а не твоя), в интимной близости (это исключено, иначе все потеряно!). Но! Запомни на всю жизнь. Никогда не отказывай ему в еде, в чистой рубашке и свежих носках! В противном случае последствия будут непредсказуемы.
Вспомнив слова, Ритки рука рефлекторно потянулась к кофеварке.
– Не надо, – остановил меня Марат.
Звук его голоса вызвал волну холода в моем теле. Я почувствовала, что он меня... ненавидит.
– В чем дело, Марат?
– Ты это знаешь лучше меня, – он вышел из-за стола и направился в прихожую.
– Объясни, в конце концов, что происходит!
Раздалось громкое хлопанье двери, и в квартире воцарилась гнетущая тишина. Марату надо отдать должное, он умело воспользовался Риткиными приемами: изобразил душевную рану, огрызнулся и еще хлопнул дверью, о какой-либо близости не могло быть и речи. И в результате виноватой он сделал меня.
Я почувствовала себя самой несчастной на свете, заурядной, примитивной дурочкой, с выпирающим огромным животом, тупо уставившейся на захлопнутую перед самым носом дверь. В этот момент произошло то, что происходит в таких случаях со всеми женщинами. Я разрыдалась.
Очнулась от толчков в животе. Малыш напоминал о своем существовании и требовал, чтобы я взяла себя в руки. Моя жизнь принадлежит теперь не только мне, надо подумать и о нем. Он, мой будущий сыночек, ни в чем не виновен и одним своим существованием заслужил право быть счастливым. А раз так, то мне плевать на любые грязные обвинения Марата. У меня есть сын, а это значит, что есть смысл жить и надеяться.
Предупреждаю всех, а в первую очередь всяких там Маратов, Батыров и даже любимого папочку! Не дождетесь! Я буду счастлива, потому что я так хочу! И вы, естественно, поможете мне в этом. Так-то!
Батыр
Китайский божок
В телефоне звучал сердитый, разгневанный голос дяди Жаке. Впервые видел, точнее говоря, слышал, его в таком состоянии.
– Марат или сошел с ума, или окончательно зазнался. Приезжай, надо срочно поговорить.
Меньше всего хочу влезать в чужие семейные проблемы. Но ничего не поделать, надо ехать. По дороге задал вопрос водителю:
– Скажи, Саша, ты же был когда-то женат, почему люди разводятся?
– Обычная история. У меня был бизнес, держал два контейнера на авторынке, торговал запчастями. В общем был при бабках. Но потом взял кредит в банке, хотел развернуться, но прогорел. Долги оказались неподъемными. Пришлось даже квартиру продавать. Вот тогда она от меня и ушла. Они не нас любят, а наши деньги, – философски заключил Саша.
– А куда ушла-то?
– Она красавица была, вышла замуж за богатого еврея, переехала с мужем в Америку, живет припеваючи. Видел ее недавно, в гости приезжала к родителям. Расфуфыренная!
Он расстроился, вспоминая жену. Чтобы отвлечь его от грустных мыслей задал еще один вопрос.
– Ну, хорошо. Ты разорился, и она ушла. Но почему разводятся богатые?
– Причина та же. Женщины не знают слова "достаточно". Им всегда мало. Если у нее есть квартира, она мечтает о коттедже. Получив коттедж, требует дворец. Заполучив, наконец, дворец, она строит планы о замке на берегу Лазурного моря. И так до бесконечности. Поэтому все войны на земле из-за женщин. А нам мужикам много не надо. Обойдемся и без замков, брюликов, мехов...
Дядя Жаке расхаживал по кабинету. Его жена, просунувшись было в дверь, была изгнана грозным окриком.
– Уйди, я сказал, не мешай!
И обращаясь ко мне.
– Марат предложил избавиться от тебя. Понимаешь!? Он считает, что все нами нажитое, принадлежит ему. А меня обещал содержать до конца дней! Сопляк!
Ноздри его носа раздувались как паровоз, глаза налились кровью, он решительно размахивал руками.
– Приготовился меня похоронить. Быстрый малый!
В дверь опять просунулась голова его жены.
– Дорогой, выпей это и успокоишься. Тебе нельзя так волноваться.
Кулак дяди Жаке обрушился на письменный стол, даже бумаги разлетелись.
– Уйди, я сказал, не доводи до греха!
Она с ненавистью взглянула на меня, свидетеля ее унижения, и удалилась. Дядя Жаке неожиданно обмяк и грузно опустился в кресло, чем я немедленно воспользовался, подав ему стакан с какой-то жидкостью, предусмотрительно оставленный в кабинете его женой. Он молча выпил, устало вздохнул, показал жестом, чтобы я не суетился и взглянул на фотографию Римы.
– Я объяснил ему, что называть это богатством, было бы смешно, и нет нужды что-либо делить. Разве об этом я мечтаю? – "Человек-загадка", подумал я. Что же это за мечта? – Я пытался объяснить ему, что ссориться нам нельзя ни при каких обстоятельствах, мы нужны друг другу. Иначе не выжить.
Показалось, что его подбородок задрожал.
– И тогда я допустил ошибку. Я рассказал ему все, кто и как спас в свое время Марата, каким образом он добился своего нынешнего положения, как создавалась наше состояние. Но я не мог иначе, – оправдывался дядя Жаке, – потому, что этому безмозглому барану было непонятно, почему абсолютно неизвестный ему человек неожиданно приходит на помощь. Ох, не надо было это говорить.
Он внезапно замолк. Гнетущая тишина продолжалась бесконечно долго.
– И тогда он заявил следующее, – дядя Жаке вонзил в меня свой испепеляющий взгляд, – он давно подозревал, что ты и Рима любовники. И еще он сказал, что... мой будущий внук от тебя. Он ничего не понял из моих слов. Или это я чего-то не понимаю?
Он прижал руки к груди и почти шепотом произнес:
– Плохо мне.
В комнату ворвалась жена дяди Жаке (подслушивала?).
– Вызови скорую из президентской больницы! Номер телефона на столе.
Она склонилась над ним, а я лихорадочно нажимал кнопки на телефоне. Приехавшие врачи немедленно увезли дядю Жаке с предварительным диагнозом: инфаркт. Уже лежа на носилках, он жестом подозвал меня.
– Позаботься о Риме, ей сейчас нельзя волноваться.
Великий старик! У меня не было возможности оправдаться, но доверился он именно мне.
Ситуация требовала решительных действий, поэтому времени на дальнейшие размышления не оставалось.
Первым делом я помчался в офис, где в сейфе хранилось несколько тысяч долларов (всегда необходимо иметь под рукой некоторую сумму для таких вот, экстренных случаев), и немедленно отправился в больницу. Деньги разлетались, как вспугнутая стая воробьев. Гонорар был вручен каждому, начиная от заведующего реанимационным отделением и кончая санитаркой. Затем я нанес визит главному врачу.
– Больной относится к первой категории обслуживания, поэтому применяются все необходимые меры, – пытался заверить меня главврач.
Не понравилось его заявление.
– А какие категории бывают еще?
– Молодой человек, еще раз подчеркиваю, применяются все необходимые в такой ситуации меры, – но, глядя на мое решительное лицо, он все-таки снизошел до объяснения. – А к высшей категории, если хотите знать, относятся Президент страны, председатели парламента и сената, премьер-министр и члены их семей. К сожалению, наш, многоуважаемый Жаке, из другой категории.
– И чем же отличается лечение представителей высшей категории от первой?
– Принципиально ничем, при лечении больных высшей категории применяются исчерпывающие меры.
До меня стало доходить. К простым гражданам применяются обычные "меры", к тем, кто покруче, "необходимые меры", к высокому начальству "все необходимые меры", и, наконец, для высшей категории, как пояснил главный врач, меры становятся "исчерпывающими".
Я решил пойти на хитрость.
– Позвольте оставить свою визитную карточку. Надеюсь быть полезным вам в будущем, – демонстрация портмоне, до отказа забитого американскими купюрами, которое я вытащил из кармана, чтобы достать визитку, произвела, как я и надеялся, нужное впечатление.
– Так вы и есть тот самый Батыр Иманович, как говорят, наш местный олигарх! – воскликнул главврач, рассматривая кусочек плотной бумаги. Не скрою, было приятно его восхищение. – Позвольте представиться, Алексей Георгиевич. Рад с вами познакомиться.
– Взаимно. И все-таки, что бы вы посоветовали, Алексей Георгиевич, – люди, как учил Карнеги, любят звук своего имени, – нужна высшая категория обслуживания. Я, как вы понимаете, в долгу никогда не остаюсь.
– Высшая категория подразумевает обязательный консилиум лучших медицинских умов страны. Это первое. Второе: можно перевести его в спецпалату. Поясняю, реанимационная палата для индивидуального обслуживания, обставленная как номер "люкс" в пятизвездном отеле, с персональным дежурным врачом и медсестрой. Третье: применяются самые лучшие лекарственные препараты, присланные из-за границы именно для этой категории больных, простым смертным, скажу вам честно, такое недоступно. Четвертое: в случае необходимости, спецсамолетом отправляем на лечение за границу. Но в нашем случае этого не требуется, больной не транспортабелен. Вы понимаете меня, Батыр Иманович, – он приступил к самому главному, – все это потребует значительных затрат. И, наконец, пятое и самое сложное: я буду вынужден превысить свои полномочия... ради вас. Что скажете?
– Алексей Георгиевич, я благодарен вам за понимание и поддержку. Вот десять тысяч на приглашение консилиума, лекарства и спецобслуживание. Этого достаточно? – главврач лихорадочно закивал головой. – И пять тысяч отдельно вам, за доставленные хлопоты.
Заметил, как явственно отпечаталась его ладонь на полировке стола. Приятное, надо признать, для него волнение. Добавлю масла в огонь и потных выделений его ладоням.
– И еще. Если лечение пройдет блестяще, без каких-либо неприятных последствий для больного, то моя благодарность возрастет на такую же сумму.
Он сгреб со стола деньги. И заискивающе обратился ко мне.
– Я искренне признателен вам за понимание, вы же знаете какие оклады у медиков. Но очень прошу, поймите меня правильно, если где-то, и тем более из ваших уст, прозвучат слова о... нашем деле, то я немедленно потеряю это кресло. – Теперь у него вспотели не только ладони, крупные капли пота катились из-под докторского колпака. – Я вам еще пригожусь, поверьте. А за пациента не беспокойтесь. Будет как новенький, твердо обещаю.
Тяжелое дело – брать взятки.
Домой добрался поздно вечером и только тогда вспомнил о поручении дяди Жаке: "Позаботься о Риме, ей сейчас нельзя волноваться". Эта задача показалась посложнее хлопот в больнице. Позвоню, сообщу, что с отцом будет все в порядке.
Долгие гудки изрядно потрепали нервы. Неужели и ее увезли в больницу, преждевременные роды или нервный срыв. Бог, мне думается, перемудрил, поручив женщине деторождение. Нет, нам мужчинам это тоже ни к чему. Вот если бы женщины сносили яйца, как это делают курицы (что-то общее у них, как мне кажется, есть), было бы значительно легче. А вместо роддомов понастроили бы инкубаторы.
Не примите мои слова всерьез. Это я так, к слову. Тяжелый денек выдался.
Наконец на том конце подняли трубку (только бы не Марат, сил нет слышать его голос).
– Алло, – слава богу, Рима.
– Здравствуй, это я.
– Зачем ты позвонил. Я по твоей милости потеряла мужа и, чуть было, не потеряла отца!
– Рима...
– Не хочу тебя слушать. Не-на-ви-жу.
Вот так. Коротко и ясно. Спать сегодня не придется, немедленно отправляюсь к ней.
Открылась дверь. Согласен с теми, кто утверждает, что беременность преображает женщину. Передо мной стояла решительная, смелая и прекрасная... Афродита, Жанна д'Арк и Маргарет Тэтчер в одном лице. Ее всклокоченные волосы, сверкающие ненавистью глаза и беззащитный живот... сразили наповал.
– Я люблю тебя.
– Что? – от ненависти не осталось и следа.
– Позволь войти.
Она отступила, давая возможность пройти в дом. Очень долго возился с плащом, медленно развязывал шнурки на ботинках. Нужно было собраться с мыслями. Рима продолжала стоять у двери, молча наблюдая за мной.
– Нальешь чаю? Я так вымотался сегодня.
Она, наконец, очнулась, закрыла дверь и направилась в кухню. Я последовал за нею. На глаза попался забавный китайский божок, показалось, что он подмигнул, пожелав таким образом удачи.
Пригубил чашку и тут же поставил ее на место. Что меня обожгло, чай или ее слова?
– Мама все рассказала. Ты присвоил деньги Марата, оболгал меня отцу. Что тебе еще нужно?
А ведь эту маму я представлял в своих мечтах тещей. Надо перечитать книжку анекдотов, те ее разделы, где описываются тещи. Тогда, наверное, мне легче будет ее понять.
– Это не так, Рима.
– Хорошо, я слушаю.
– Начну с отца. Он устроен по высшей категории в спецпалате, у него спецлечение, спецобслуживание и спецлекарства. Уверен, все будет хорошо.
– Это ты устроил?
Я кивнул.
– Устраивать "спецдела" у тебя лихо получается. Я, наверное, должна сказать "спасибо"?
Пропущу эти слова мимо ушей.
– К сожалению, дядя Жаке рассказал Марату о том, что я когда-то выкупил его долги.
– "К сожалению", – передразнила Рима, – ты бы это сделал с огромным удовольствием.
"Следи за метлой", выговорил я себе.
– Но Марат, к сожал..., – тут я прикусил язык, – превратно понял слова дяди Жаке.
– Что значит "превратно"? Не обольщайся, он не глупее тебя.
Кажется, она заслужила пощечину. Но живот защищал ее лучше автомата Калашникова.
– Марат посчитал, что мы с тобой... любовники, – вспомнил главврача, с меня стекали такие же ручьи пота. Это не чай, а доменная печь какая-то!
– Ах, вот оно что! И ты решил желаемое превратить в действительное. Ну что ж, продолжай, я внимательно тебя слушаю.
И что я в ней нашел? Жестокая, злая, холодная. Будь моя воля, пристроил бы ее на должность язвы в... желудок ее мамы.
– Что касается денег, принадлежащих Марату, то поясню следующее. Мы с дядей Жаке решили, что каждому из нас принадлежит по тридцать три процента собственности во всех наших предприятиях. Но Марат с этим не согласился.
– Это меня совершенно не волнует. Делите свои денежки как хотите.
– Ты не права Рима, это и твои деньги тоже.
– Ты закончил?
– Нет. Прошу тебя выйти за меня замуж.
Ее, и без того огромные глаза, округлились до размеров футбольного мяча.
– Ты совсем свихнулся!? Поверил в то, чего никогда не было!? Думаешь, я жду твоего ребенка!? Может быть, и тебя надо устроить в больницу рядом с папочкой!?
– Да, свихнулся, если тебе так нравится, и давно. Ты это знаешь. Потому, что всегда любил тебя. Мне неважно, кто отец твоего будущего ребенка. Он станет мне сыном. Я буду любить вас обоих.
– Ты сошел с ума! – Она, наконец, успокоилась и тихо произнесла. – Иди домой, Батыр, я так устала.
Уходя, взглянул на китайского божка. Показалось, что тот ухмыляется.
Рима
Слабаки
Роды были трудными и мучительными. Бедная мама разрывалась между двумя больницами, пытаясь быть со мной и с папой одновременно. Я очень медленно приходила в себя, поэтому малыша принесли только на третий день. Когда нянечка внесла в палату маленький и требовательный комочек счастья, в палате стало светлее. Вот он, самый лучший на свете мужчина! Впервые я попыталась покормить его грудью. И у меня получилось! Мой, пока еще безымянный сыночек, нахмурив бровки, тщательно и серьезно выполнял первые в своей жизни обязанности. Такой же основательный... как и его отец.
Огляделась, палата заставлена цветами. Удивительно, как много их было. А на подоконнике стоял небольшой букетик полевых цветов.
– Откуда все это? – спросила я у нянечки.
– От вашего мужа и родственников, а вон тот букетик, – она указала на подоконник, – от вашего покровителя.
– Кого?
Нянечка растерялась.
– Тут бегал один молодой мужчина, важный такой, благодаря ему у вас отдельная палата, и меня закрепили за вами и вашим сыночком по его просьбе, – она приняла заговорщическое лицо. – Он тут всем заплатил, поэтому не беспокойтесь, муж ваш ни о чем не узнает.
О господи, теперь и они считают Батыра моим любовником.
– Этот человек меня не интересует, а муж появлялся?
– Конечно, он ушел только час назад, вы еще спали. Сказал, что будет в конце дня, торопился на совещание. Кстати, профессора, который осматривал вас вчера, прислал ваш муж, – и добавила, – заботливые у вас мужчины.
Еще через пару дней разрешили вставать с постели, и ребенка стали приносить чаще. Нянечка оказалась опытной и заботливой, поэтому за сына я не волновалась. Персональная нянька! Батыру надо отдать должное, Марат об этом самостоятельно не догадался бы.
Пришла мама, она обрадовалась моему улучшающемуся самочувствию.
– За папу не беспокойся, он поправляется и выглядит все лучше и лучше. Уже ходит по больнице, читает газеты (что он в них находит?) и мечтает увидеть тебя. И своего внука, конечно.
Но ее и меня волновала другая проблема – Марат.
– Послушай доченька, – наконец решилась мама, – Марат до сих пор живет в вашем загородном доме. Не решается заходить в квартиру без твоего разрешения. Так нельзя. Вам надо помириться.
– Мама, не я его оставила.
– Понимаю, но мне кажется, он одумался. Ведь твой малыш – его копия.
– Значит, он сомневался в своем отцовстве. Подлец!
– Тебе нельзя волноваться. Поговоришь с папой, с Маратом, и все встанет на свои места.
Вечером пришел Марат. Вид у него был усталый. Осунулся, похудел. Даже стало жалко его. Может быть, мама права, и он попросит прощения. Что же в таком случае делать мне? У меня хватает своих забот, связанных с ребенком. Почему бы им не оставить меня в покое, хотя бы на некоторое время?
– Здравствуй, Рима. Поздравляю.
– Спасибо.
– Я могу посмотреть ребенка, говорят он моя копия?
– Он спит, не надо его беспокоить сейчас.
– Врач сказал, что к концу недели тебя выписывают. Может быть, у тебя будут какие-то поручения.
– Мама сказала, что для ребенка все готово.
Повисла пауза, нам больше не о чем было говорить, и я решила ее прервать.
– Марат, ты видел эту женщину, которая помогает ухаживать за ребенком? – Он утвердительно кивнул. – Хотела бы нанять ее няней.
– Хорошо, попробую договориться.
Опять молчание. Уходил бы что ли. Марат осмотрел палату.
– Здесь не только мои цветы...
– Я не видела тех, кто их приносил, ты же знаешь, я долго приходила в себя! – Поразительно, я оправдываюсь.
– Да-да.
Снова тишина. Если бы в палате летал комар, то его писк показался бы грохотом взлетающей ракеты.
– Рима, я приеду забирать тебя после выписки...
Не поняла, это вопрос? Но на всякий случай ответила
– Да. Не забудь конфеты и шампанское для врачей, – интересно, о цветах для меня он догадается?
– Конечно.
Я чувствовала, что он пытается что-то сказать, но не решается. Ну, давай, разродись! У меня же получилось, попробуй и ты.
– Рима, мы утрясли финансовые вопросы. Так что можно сказать – все в порядке.
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Что ты хочешь от меня услышать?
– Мы создали холдинг, закрытое акционерное общество, – он заметно волновался, – узаконили доли каждого участника. Я свою долю оформил на отца, а дядя Жаке на тебя.
– Марат, мне неинтересно это слышать. Делайте, что хотите.
Он растерялся, это явно бросалось в глаза. Давно не видела его таким.
– Да-да, понимаю, – Марат отчаянно собирался с мыслями. – Я хочу сказать, что у нас с тобой нет проблем... Мы можем жить вместе...
Бедняга, совсем вымотался. И я, кстати, тоже.
– Я устала, Марат. Мне надо поспать.
Он превратился в услужливого паиньку.
– Да-да, ухожу. Зайду завтра, пока.
Но отдохнуть не удалось. Пришел Батыр в сопровождении заведующего отделением.
– С пациенткой все в порядке, – отчитывался он Батыру, – восстановление проходит по плану. Ей назначены витаминные уколы, дважды в день осуществляются необходимые гигиенические и физиопроцедуры. Вчера ее осматривал профессор, не обнаруживший никаких осложнений.
При этих словах я чуть не потеряла сознание. Вчерашний профессор (неудобно об этом говорить) обнюхивал мою прокладку. Оказывается, по запаху опытные врачи определяют, как идет процесс заживления. Неужели он расскажет об этом Батыру!?
– Как ребенок? – перебил его Батыр, они разговаривали как генерал с лейтенантом. А я, рядовой боец, молча, навытяжку лежала перед ними.
– С новорожденным все в порядке, набирает вес. Сон, питание по графику. Как вы и просили, ему обеспечен круглосуточный персональный уход, при нем самая опытная нянька, – отчеканил завотделением.
Наконец, они обратили на меня внимание.
– Оставьте нас, пожалуйста, одних, – скомандовал Батыр.
– Конечно-конечно, – заведующий удалился, позабыв отдать честь.
Вот теперь я ему выскажу все!
– В какое положение ты меня поставил? Не забывай, пожалуйста, ты мне не муж, и тем более, не любовник.
Батыр улыбнулся.
– Не знал, что любовник это более, чем муж.
– Не передергивай, ты прекрасно меня понял.
– Ну хорошо, извини, это была шутка.
– Ты знаешь, что обо всем этом думает персонал отделения? – я обвела взглядом свою палату.
Его ничем не прошибешь, он продолжал улыбаться.
– Догадываюсь. Тебя выписывают послезавтра, поэтому можешь не беспокоиться, здесь я больше не появлюсь.
Наконец, он принял серьезный вид.
– Мы обо всем договорились с Маратом. Теперь у него нет ко мне претензий.
Меня осенило. Видимо, папочка их так проинструктировал: "Доложить обстановку Риме!". Вот только зачем?
– Ваши финансовые взаимоотношения меня совершенно не интересуют.
Он замялся.
– Я сказал это... чтобы ты поняла... нам теперь ничто не препятствует... ты подумала?
– О чем?
– О моем предложении...ну...насчет замужества.
Он опять за свое. Что за мужчины попадаются мне в жизни?
– Вообще-то, я была занята другими делами. И думать было как-то недосуг. Надеюсь, ты меня простишь.
– Рима, – в его голосе послышались нотки упрека, но я остановила его.
– Сегодня приходил Марат, он хочет вернуться.
– Что ты ответила?
– Батыр, пойми, я родила его сына.
Он не сник, не стал уговаривать, не воспользовался защитной маской высокомерия, а, наоборот, постарался улыбнуться. Наверное, я его люблю.
– С некоторых пор мне постоянно не везет. А началось с того дня, как исчезли мои юношеские ботинки, помнишь их? Они пропали после всех переездов.
Стало жалко его. Кто бы пожалел меня...
– Не надо цепляться за прошлое, Батыр.
– Ты позволишь видеть тебя и... твоего сына.
– Не представляю, как это будет возможно сделать. Но... постараюсь. Обещаю.
– Тогда пока.
– Счастья тебе.
Я устроилась удобнее, захотелось погрустить. Но, признаюсь честно, приятно осознавать, что тебя любят, искренне и нежно. Мои планы расстроила нянечка, неожиданно войдя в палату, в руке она держала телефонную трубку. Неужели, что-то с папой!?
– Здравствуй, доченька.
– Здравствуй папа, у тебя все в порядке? – эта фраза из американского кино бесконечно раздражает, но избавиться никак не получается.
– Поправляюсь, за меня не беспокойся. Как твое здоровье, как поживает мой внук?
Вспомнила, что папа не любит общих фраз. Пришлось обстоятельно и подробно проинформировать обо мне и, естественно, обо всех положительных изменениях в его внуке. Бедняжка, как долго ждал он внука!
По-моему, папа был удовлетворен докладом и мысленно проголосовал за "принятие его за основу и в целом".
– А как ты решила его назвать?
– Эту прерогативу я оставляю тебе, папа, – представила, как он зарделся от удовольствия.
– Спасибо за доверие, доченька. Немедленно приступаю к размышлениям.
– Только, если можно, придумай что-нибудь простое и звучное, без исторических и философских обоснований. Хорошо? – старикам надо определять некоторые рамки, а то их порой серьезно заносит на поворотах. Надеюсь, он не обидится.
– Хорошо-хорошо, – показалось, что он пытается угодить. Это на него не похоже. – Послушай, доченька, надо кое-что объяснить, ты у меня теперь взрослая.
– Я все знаю, папа, "финансовые вопросы урегулированы", треть акций ты записал на меня.
– Все правильно. Но хочу, чтобы ты осознавала следующее: ты теперь равноправный партнер, как с Батыром, так и с Маратом.
– Что это значит, папа? – насторожила последняя фраза.
Я почувствовала, как он замялся на том конце провода. Сегодня, все мужчины на земле потеряли свою решительность. Слабаки!
– Это значит, – как трудно он подбирает каждое слово, – что ты вольна в своем выборе. Но в любом случае, я всегда с тобой.
– Не поняла, папа, что ты имеешь ввиду?
– Не торопись и подумай. Спокойной ночи.
Как в песне: "Ну, и денек, честное слово!". Хорошо, давай поразмышляем. Я совладелец одного из крупнейших акционерных обществ страны (по-моему, они употребляли слово "холдинг", надо посмотреть в словаре). Равный с другими. Вспомнила, мои мужчины кое-чему научили за эти годы, в таких обществах важно иметь контрольный пакет, то есть больше половины. Выходит, что выбор состоит именно в этом. Вот, что имел ввиду мой отец! Если объединим с Маратом свои доли, у нас будет контрольный пакет, и тогда Марат сможет диктовать условия Батыру. Но, выйдя замуж за Батыра, в проигрыше остается Марат. Ну и папаша у меня! Предоставил "право выбора"!
И тогда я все поняла. Тут же покрылась холодным потом! Вот почему Батыр и Марат так неожиданно вспомнили о своей страстной любви. С трудом встав с постели, подошла к зеркалу. От талии осталось мало чего, дряблая кожа свисала с живота, распухшие глаза и, почему-то, ноги, темное пятно на щеке. Разве таких женщин любят?
Значит, получается – они отстаивали свои коммерческие интересы! Ну, погодите! Я делаю свой выбор! Если вы стали как волки, то я стану пантерой. Свободной и хитрой, как Багира!
Еще раз взглянула на себя в зеркало. Ничего, скоро я буду вновь красива, в этом нет никаких сомнений! А что касается твоих ботинок, Батыр..., то надо взглянуть, что там за ящик валяется в гараже, кажется, его по ошибке забрали во время переезда. Хотя...пусть они останутся у меня. Обойдешься!
Батыр
Чужая кровь
Лучше всего думается в машине, даже, скорее, мечтается. Примерно раз в неделю мы выезжаем за город, на природу. Саша чутко реагирует на мое настроение и не мешает разговорами. А размышлял я на две темы: что делать с личной жизнью и делать ли, и в каком направлении идти дальше (в развитии бизнеса, разумеется).
... Вспомнил, как недавно был дома. Родители замучили разговорами о женитьбе, ведь мой предполагаемый сын будет продолжателем фамилии.
Почему люди так цепляются за свои корни, что такого особенного видят они в родстве с великими предками? Лично я благодарю всевышнего, что он не дал мне в прародители Александра Македонского, Альберта Эйштейна или Абая, а то было бы очень стыдно за то, что их потомок не достиг, подобно им, исторических высот. Хотя своих поводов для гордости и у моего отца хватает.
– Дед был пастухом, – любимая тема после принятых "на грудь" ста граммов водки (других напитков он не признает, виски и французский коньяк – символы эксплуататорского общества), – но разве мог он знать, что его правнук станет выдающимся организатором производства.
Применение слов "капиталист" или "бизнесмен" в отношении сына исключено: "Не за то боролись!", а термин "организатор производства" позволяет сохранять душевное равновесие.
– Не может мой сын быть эксплуататором человека!
Сестренки иногда нарушают сложившийся семейный паритет, пусть даже и искусственный, заявляя:
– Папа, Батыр настоящий капиталист, об этом даже в газетах пишут.
Но отец умело парирует наскоки.
– Пусть пишут. Но мой сын не эксплуататор. Сумел же он добиться, чтобы никого не увольняли с сахарного завода, даже после того как туда пришли новые хозяева. Так какой же он капиталист?
У сестренок хватает ума не развивать дискуссию, чем умело пользуется отец.
– Что, нечего сказать? То-то же. Наливай!