Текст книги "Упавший поднимется сам (СИ)"

Автор книги: Нуртай Иркегулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Я не ханжа, и изображать из себя святую деву не стала.

– Я думала об этом, – признаться, мне даже в голову не приходило! – Но не могу. Дело даже не в муже, хотя и в нем тоже, конечно. Но без любви, без ярких чувств ничего не получится.

– Ну и дура, – Ритка, как всегда, безапелляционна, – а кто и что мешает тебе любить и испытывать, как ты говоришь, яркие чувства.

– Вообще-то никто, – я даже растерялась.

– Ну и влюбись.

– Но... а в кого? – наверное это самый глупый вопрос в моей жизни.

– Можешь влюбиться в столб, в диван, в автомобиль. А лучше все-таки в мужчину.

– А где его найти? – это второй самый глупый вопрос в моей жизни.

– Где угодно, даже в мужском туалете. И еще они, кстати говоря, встречаются на улице, в компаниях, в офисах, ресторанах. Этого "добра" хватает.

– Слушай Ритка, не морочь голову. Я говорю о любимом человеке, а не просто о мужчине.

Ритка достала сигарету, смачно затянулась, глотнула любимого ею коньяка, как-то вся подобралась, распахнула свои сумасшедшие глазищи и начала читать лекцию на тему "Любовь своими руками".

– Ты, что думаешь, эти особи способны любить? Иллюзия! Та часть мозга, которая отвечает у них за это чувство, атрофирована уже при рождении. Что у них на первом месте? Футбол, пиво, автомобили и секс (желательно бесплатный).

– Меня неандертальцы не интересуют.

– Да? А ты встречала других?

– Ритка, не притворяйся, что не понимаешь, я говорю об интеллигентных, воспитанных мужчинах, а ты про футбол и пиво...

– Каждый твой "интеллигентик" думает в первую очередь именно о футболе, пиве и бабах. Вслух, конечно, он может порассуждать о театре и книгах. Но в башке у него все тот же футбол (слово-то какое противное, фу!) и пиво.

– Допустим. Но иногда и они влюбляются.

– Именно! Но не по собственной воле! Их надо влюбить в себя. Ясно?

– И как ты себе это представляешь?

– Для чего бабам мозги дадены, думай. У каждой из нас свои методы. Найди себе подходящего, симпатичного мужичка и действуй.

– Чепуха!

Этот разговор давно бы выветрился из головы, если бы не Марат.

Нет, сначала я пыталась наладить наши отношения, делала ему приятные сюрпризы. Например, красивый ужин на двоих, роскошное портмоне к годовщине свадьбы (он радовался как ребенок), пробовала интересоваться его делами. Но дальше этого не шло, на ночь он запирался в кабинете и все чаще не ночевал дома, ограничиваясь одним словом: "дела".

И однажды я все-таки решилась, утром за завтраком.

– Марат, нам надо поговорить.

Он взглянул на меня, его лицо изображало бесконечную озабоченность и раздражение.

– О чем?

– О наших отношениях.

Говоря это, я могла надеяться только на чудо, но оно не произошло.

– Давай вечером или... лучше завтра, сегодня я приду поздно, – он направился к двери, – нет, завтра не могу, мы с Тахиром выезжаем в..., не важно, в одно место. Давай на днях.

– Марат, ты уже давно..., я ... даже не знаю, как сказать..., но мы живем не как муж и жена..., ты понимаешь меня?

– Я был уверен, что тебя устраивает... э-э-э... сложившееся положение. Но я действительно тороплюсь. Извини.

Дверь, в который раз, захлопнулась перед моим носом.

Не буду скрывать, надежду на улучшение отношений давало то обстоятельство, что Марат и папа стали чаще общаться, как раньше было у папы с Батыром. Марат после этих встреч приходил довольный, радостно потирая руки, и с видом академика, стоящего за кафедрой разъяснял азы общественного устройства.

– В стране формируется элита. Президент не может опираться только на аппарат, как было при коммунистах. Аппарат – всего лишь машина, а элита – другое дело. Именно ею создается общественное мнение, национальная идея, – любимая тема, еще с юности, вот почему он стал такой разговорчивый. – Но откуда ей взяться, элите? Только на основе старой. И твой отец как раз из таких. Но, спрашивается, что может сделать такая старая элита, без свежей молодой крови? Поэтому они, старики, подтягивают нас, молодых. Должна быть преемственность. Получается, мы – новая элита страны!

– Кто это, "мы"?

– Я, например, Тахир, естественно. Но не такие, как... скажем, Батыр. Пойми правильно, Рима. Деньги здесь не играют ключевой роли. Я не зря говорил о преемственности. Почему в России возрождается дворянство, ты задумывалась над этим? В Европе (помнишь нашу поездку?) аристократы признаны и уважаемы обществом, даже наши соседи воссоздают ханство. Общество без элиты обречено. Но чтобы быть элитой – надо ею родиться. Благородство должно быть в крови.

– Я знаю о твоем происхождении, но Тахир, он что, тоже из "аристократов", прямой потомок Чингизхана?

Марат испугался моих слов, даже съежился.

– Не надо об этом говорить вслух, Рима.

– Мы одни дома.

– Я понимаю, но будь, пожалуйста, осторожна.

– Хорошо, обещаю.

– А что касается Тахира, то скажу тебе по секрету, лучшие ученые, историки-архивисты работают над этим вопросом и не только у нас в стране. Ищут родовые корни. И будь уверена, найдут.

– Куда они денутся, – не удержалась я. – Только ума не приложу, причем здесь мой отец?

– Как причем? – поразился Марат. – Он же тоже элита, как и ты, между прочим. И дает бесценные рекомендации.

– Какие же советы он может тебе дать?

– Пойми, Тахир метался, не знал чем себя занять, то бизнес, то наука, то общественная деятельность. Но теперь перед ним выстроилась четкая и ясная цель. Я рядом с ним. У нас великое будущее!

Только, похоже, мне в этом будущем места нет.

Дни тянулись своим чередом, ничем не омрачая и не радуя. Разнообразие было лишь в том, что Марат стал делать какие-то странные карьерные прыжки. Если Тахира почему-то назначают министром культуры (хотя, что здесь удивительного, он же "поэт"), Марат тут же становится президентом нефтяной компании (есть ли в этом связь, не знаю), через несколько месяцев Тахир – заместитель министра иностранных дел, Марат – председатель крупного государственного банка. Наконец недавно Тахира назначили министром обороны, Марат становится общественным деятелем, возглавив крупную партию.

Мужа (не уверена, что это слово применимо к Марату) я практически не видела. Если он и появлялся дома, то очень поздно, когда я уже спала. Вместе мы бывали только на важных приемах и презентациях. Ненавижу эти мероприятия, скучно и чопорно.

... Наташа в один из обычных, тягучих, серых, противных, тоскливых, удручающих... (можете сами продолжить этот ряд синонимов) дней вдруг решила прочитать лекцию о расширении нашего бизнеса.

– Рима, нам необходимо подумать о рекламе, так дело не пойдет.

Вообще-то, наша реклама регулярно появляется на страницах местных газет, на телевидение мы не суемся из-за дороговизны, иногда устраиваем презентации новых поступлений моделей, и на этом ограничиваемся. Бюджет не позволяет нам большего, да большего, как казалось, и не надо.

Но Наташа категорически не согласна с таким положением дел.

– Мы упускаем богему, потенциальный контингент наших клиентов. А для них одежда очень важна, особенно вечерние наряды, ты согласна? – мы давно перешли на "ты".

– В принципе, да.

– Вот именно, ты можешь представить балерин или художников, читающих свежие газеты, выискивающих в них последние международные новости и натыкающихся при этом на нашу рекламу?

– Честно говоря, нет. Но я не уверена, что у них есть деньги на наш товар.

– Рима, видно, что ты плохо знаешь эту среду, – Наташкин напор иногда утомляет, – они будут жить впроголодь, не заплатят за коммунальные услуги, но ради новой престижной тряпочки пойдут на все.

– Короче, – ее пропаганда достигла цели, – что ты предлагаешь?

– Хочу познакомить тебя с удивительным человеком. Он владелец известной в городе картинной галереи, – вид у нее при этом был похож на заговорщический, – он просит, чтобы мы спонсировали вернисаж.

Мне не понравилась эта идея. Ничего удивительного в том, что человек владеет галерей, это раз, во-вторых, спонсировать малопосещаемое мероприятие экономически нецелесообразно, а в-третьих, я подозревала, что Наташка нашла себе очередную кандидатуру в женихи и изо всех сил пыталась ей угодить.

– Поясняю, – не унималась она, – запрашивают они совсем немного, мы можем себе это позволить. Еще, выставку всегда с удовольствием освещают пресса и телевидение. Кроме того, у нас появится прекрасная возможность завести знакомства в их среде и затащить в магазин. И последнее, – Наташка изобразила оскорбленное самолюбие (это у нее получается "высший класс"!), – если ты думаешь, что я заинтересована лично, то глубоко ошибаешься. Он не в моем вкусе. Меня не влечет к мужчинам..., нуждающимся в спонсорской помощи.

Она еще заставляет оправдываться.

– Ничего такого я не думаю.

Ее мгновенно удовлетворило мое заявление.

– Зато тебе он точно понравится, я знаю.

– Чем же?

– Он интеллигентный, эрудированный и такой, не знаю даже как сказать, вальяжный что ли. С пышной бородой!

Мы прыснули от смеха.

– Глупая ты, Наташка. Бородатые меня никогда не интересовали.

– Посмотрим, – хитро улыбнулась она.

Ануар Ильясович произвел благоприятное впечатление. Мягкий, вкрадчивый, спокойный. Устала от издерганных, вечно озабоченных делами, холодных мужчин.

Убедил. Да и сделать это было не трудно, так как предварительно меня обработала Наташка.

– Я покажу вам картины самых модных сейчас художников. Будет интересно не только это. Если пожелаете, мы сможем попасть в мастерские авторов (мне они не отказывают) и увидеть сам процесс, а это, уверяю, очень занятно, – он говорил спокойно, не торопясь, чуть-чуть нараспев. Совсем не так как Марат, отрывисто и резко обрубающий каждую фразу, или как Батыр, тоже неторопливо, но... с привкусом стали.

Не хотелось соглашаться сразу, чтобы не давать повода Наташке думать, что она "как всегда" права. Но находить аргументов "против" не было ни сил, ни желания. От Ануара Ильясовича исходили теплые и приятные волны. Его низкий бархатный голос успокаивал, создавая ощущение уюта. Интересно, какой он без бороды?

Собираясь на открытие вернисажа вспомнила о Батыре, уже несколько месяцев я не слышала его голоса. Папино разочарование, да и мое собственное, видимо стали причиной нашего отдаления друг от друга. Невольно сравнила Батыра и Ануара Ильясовича, сама не понимая почему. Батыр высок, подтянут и несколько суховат, жилист. А Ануар (про себя можно и без отчества) немножко рыхловат (совсем чуть-чуть и то, лишь в сравнении с Батыром, также надо учесть – Ануар заметно старше). Батыр строг в одежде, всегда в ослепительно белоснежной сорочке, в тщательно подобранном галстуке и, как правило, в очень дорогих и идеально начищенных (ни пылиночки!) туфлях. Но воспринимались эти строго очерченные линии как форма, точнее, как броня. Ануар же, напротив, был доступен, в джинсах, свитере, в его образе ощущалась раскованность, свобода самовыражения, романтичность. И конечно лицо. Решительный взгляд Батыра, острый, чуть заостренный нос с горбинкой, тонко очерченные губы контрастировали с лицом Ануара. И хотя половину лица Ануара скрывала кудрявая борода, и его забавный нос напоминал утиный, казалось, что оно более открыто окружающему миру.

Нисколько не стыжусь своих рассуждений. Никто из них не является моим мужчиной. А сравнивать их, право, не грешно (я же Марата с ними не сравниваю!).

Вошла Наташа, в руках пакет с документами.

– Принесли вот, от Батыра Имановича, – она не ушла, ей было любопытно, что же в этом пакете.

– Спасибо, – демонстративно отложила пакет в сторону.

Ей ничего не оставалось, как уйти. Любопытная "Варвара", как ей и положено, осталась "с носом", раскрыла пакет. Это был годовой отчет холдинга, близилось завершение года, и Батыр решил проинформировать о состоянии дел. Чуть не стошнило от обилия цифр! Первым естественным желанием было просто захлопнуть папку. Но что-то удержало взгляд. Да, графа "прибыль/убытки". На многих строчках стояли минусы, минусы, минусы. И внизу в графе "итого" указана фантастическая цифра с минусом во много "млн. долл. США". Не надо быть бухгалтером и экономистом, чтобы понять – положение в холдинге "из рук вон".

Тревога, охватившая меня, не давала сосредоточиться. Наверняка, такой же отчет получил и папа, значит должен последовать звонок от мамы.

– Доченька, сегодня ужинаешь у нас, – мама всегда озабочена наполняемостью моего желудка, – и внучека захвати.

– Хорошо мама.

– А Марат придет? – осторожно выспрашивает она.

– Нет, у него работа.

– Ну и ладно, – показалось она облегченно вздохнула.

Естественно, первый вопрос папы касался моего материального благополучия.

– Все в порядке, магазин дает неплохой доход, на карманные расходы хватает. Все остальное решает Марат.

– У тебя такой маленький доход, что хватает только на карманные расходы? – удивился папа

– Нет, папа, у меня такие расходы.

– Что ты понимаешь, – встряла в разговор мама, – ты знаешь, что сейчас не положено появляться в обществе дважды в одном и том же наряде?

– И сколько же стоит одно платье? – обратился ко мне папа.

– Сто долларов! – ответила вместо меня мама.

– И даже больше, – добавила я.

– Так сколько же? – продолжал настаивать папа.

– По разному, доходит до тысячи. Дороже стараюсь не покупать.

Папа даже крякнул от удивления, а мама поперхнулась.

– А получается, – иронически спросил папа, – дороже не покупать?

– Не всегда, – честно ответила я.

– Судя по последним статистическим отчетам, средняя зарплата по стране немногим больше ста долларов.

Они такие умные, включая моего папочку. Пошел бы, да купил себе что-нибудь на сто баксов.

– Знаешь, папа, сколько стоит твой плащ? Пятьсот. Дешевле только барахло.

– А где же одеваются простые люди? – продолжает удивляться папа.

– Там же, на барахолке, – не люблю, когда обсуждают мои расходы. – Удивляюсь тебе, папа. Ты видел годовой отчет Батыра? Там речь идет о миллионах долларов, но это почему-то тебя не беспокоит.

– Это совсем другое дело, дочка. Бизнес, предприятия, инвестиции...

– А знаешь сколько стоит его загородная резиденция, автомобиль, картины?

– Ну, хорошо-хорошо, давай не будем спорить, – стал мириться папа, но все-таки уколол, – но тратить на тряпку тысячу долларов...

Прошли в кабинет.

Я люблю эту комнату. В детстве она казалась особенной и таинственной, мне не позволялось там бывать, прикасаться к чему-либо без разрешения. Та же мебель, массивная и старинная, теперь ее можно назвать антикварной. Папа категорически отказался ее менять и, как показало время, правильно сделал. Старые пожелтевшие фотографии на стенах: с Лихачевым, с Кунаевым, с Брежневым. На столе добавилась одна новая: я с сыном на руках.

– Ты напомнила Батыра, когда он впервые появился в нашем доме. Он также рассматривал фотографии.

– Пап, у Батыра огромные убытки, ты знаешь об этом?

– Знаю, – он был совершенно спокоен, – это закономерно. Наша задача выйти из кризиса, по возможности, с минимальными убытками.

– Закономерно?

– В стране идет передел собственности, концентрация капитала. В этом и заключается закономерность. Слабые поглощаются сильными. Поэтому любая ошибка приобретает огромное значение и ведет к серьезным последствиям. Разобщенность Марата и Батыра, мое несвоевременное вмешательство привели к такому результату. Без поддержки власти, любой серьезный бизнес обречен на убытки, – он говорил монотонно без всплеска эмоций и интонаций, было понятно, что обдумывалось это не один час.

Главное не перебивать, сейчас все станет ясно.

– Мало того, Марат работает на Тахира, он-то и способствовал дальнейшему ослаблению холдинга.

Вот в чем дело!

– Пытаюсь переубедить Марата, а через него и Тахира, изменить их стратегические цели, оставить холдинг в покое. Не безвозмездно, конечно. К этому надо добавить неудачные решения и безобразный менеджмент на швейной фабрике. Отсюда и убытки, – он говорил все также спокойно, но я чувствовала, что дается ему это нелегко, – И еще я вынужден был пообещать Тахиру свою поддержку и влияние.

Он еще не все сказал, запасусь терпением.

– Я беспокоюсь за Батыра, – спокойно продолжал папа, – полоса неудач и финансовый кризис могут его надломить. Ему нужна поддержка, но я вынужден держать его на расстоянии, в противном случае мой план может потерпеть провал.

– План? – вырвалось у меня, но, согласитесь, я долго терпела.

– Так долго продолжаться не может, рано или поздно мы должны поднять и усилить холдинг, – он не услышал вопроса или не захотел услышать. – Главное, чтобы не сорвался Батыр. Нужна твоя помощь.

Я продолжала молча слушать, язык мой – не всегда друг.

– Почему ты молчишь? – спросил папа, приподняв брови.

Кажется перестаралась.

– Слушаю тебя, папа.

Папе не понравился ответ. Но трактовал он его иначе, посчитав, видимо, что я жду от него дальнейших разъяснений.

– Не считаться с властью будет сравнимо с самоубийством. Поэтому я, как и любой здравомыслящий человек, обязан идти на сотрудничество. Тем более, что общий вектор развития нашего общества в принципе верен, – он взглянул на меня, чтобы убедиться, что мне это интересно.

Далее последовала очередная лекция "О путях развития нашего общества" (что-то часто в последнее время мне читают лекции), она показалась поучительной, поэтому попытаюсь привести ее дословно.

– Любое демократическое общество превозносит свои ценности, включая, например, одно из них: право избирать. Свободное, как говорят, волеизъявление народа – краеугольный камень демократии. А теперь скажи, что важнее, возможность жить сыто, делать покупки (не могу поверить, что какая то тряпка может так дорого стоить!), иметь крышу над головой, или пресловутое право голоса? С другой стороны, демократия, как ее понимают на Западе, в нашем обществе, к сожалению, приводит к обратным результатам.

Чувствовалось, что папе давно хотелось выговориться на эту тему. Хотя, честно признаюсь, мне было неинтересно. Почему-то вспомнилось стихотворение нашего институтского остряка. Удивительно, как оно сохранилось в памяти!

"Я сижу на лекции,

посмотрел на всех вокруг.

Скучно, словно в Греции,

Захотелось сделать пук"

Папа, бывший партийный работник, и еще – мой любимый папочка, поэтому я слушаю.

– Наши люди не привыкли и не могут жить в условиях их демократии. Это прекрасно понимал Сталин. Миллионы жертв и одновременное поклонение ему, как богу – вот наша реальность. Но, с другой стороны, я твердо уверен, что власть одного лица, так называемый культ личности, недопустима. Любая страна, любая власть обязана быть здравомыслящей и предсказуемой. Отказ от общепринятых в мире взаимоотношений, соблюдения баланса интересов, игнорирование принципа подчинения слабого сильному ведет к... бомбежкам. Но кто, скажи мне, должен регулировать этот баланс? Первое, что приходит на ум – парламент, партии и общественные движения, пресса. Но, к сожалению, реальность такова, что эти структуры общества практически мгновенно превращаются в марионеток. Этого не избежать. Не может депутат отстаивать интересы некоего абстрактного народа, состоящего из огромного количества отдельных индивидуумов с самыми различными, а порой противоречивыми и даже антагонистическими интересами. Какое решение может принять депутат без опоры на реальную силу, обеспечивающую его финансовую, политическую и физическую независимость? Ну а если говорить о партиях и общественных движениях, то изначально они формируются под конкретные личности. Что касается прессы, то здесь нет смысла даже что-то обсуждать. За каждой газетой или телеканалом стоит «денежный мешок». Теперь необходимо определиться, что за реальные силы есть в нашем обществе. В стране активно формируются различные группы, пытающиеся влиять на принятие решений в стране. Я далек от мысли, что деньги являются определяющим и единственным инструментом. Любой самый крупный предприниматель по каждому серьезному вопросу бежит за советом в администрацию президента или в правительство к своему покровителю. В противном случае крах неизбежен (этого мы пытаемся сейчас избежать). Значит, нужна власть. А она, власть, раздроблена на множество мелких кусочков: министерства, ведомства, регионы и так далее. Ни один руководитель в стране, исключая, естественно, президента, не способен принять самостоятельно какое-либо ключевое решение.

Что-то я начала уставать от лекции. В институте в середине лекции были перемены. Но что поделаешь. В памяти всплыло продолжение стихотворения.

"– Но нельзя, сказали мне,

мол, нехорошо!

– Но тогда скажите где

пук запрещено?"

Между тем, папа невозмутимо продолжал размышления вслух.

– Получается, что у Президента сконцентрирована исключительная власть. Сверхполномочия. Это опасно. Как же можно этому противостоять? Только одним способом, необходимо иметь своих людей на ключевых должностях, во всех регионах страны, которые могли бы тормозить, а если возникнет такая необходимость, бойкотировать нежелательные решения. Но сколотить такую армию единомышленников практически невозможно, любая организация неминуемо попадет под колпак органов, предательство общих интересов в угоду личным, стало в порядке вещей. Вот недавний пример, под первым же нажимом власти демпартия раскололась как грецкий орех. Те, кто прогнулись, в пять минут сдали своих же непримиримых товарищей. Почему это произошло не надо объяснять. Выход один, слушай меня внимательно, не спи!

Я выпучила глаза, выпрямила спину, сделала умное лицо и вспомнила следующие строчки из стихотворения.

"– Некультурно, – говорят,

раскричались, вот кричат!

– Если все, вдруг, захотят,

нам потомки не простят!"

– В любой стране есть клановое деление, даже в той же Америке. Влияние техасских кланов, например, не заметить может только слепой. В Чечне существуют тейпы, некоторые из них воюют, другие предпочитают сотрудничать с властью. Наши соседи воссоздают ханство. В России, в результате многочисленных катаклизмов, кланы практически истреблены, сообщества формируются сейчас по географическому признаку (питерцы, уральцы, москвичи). В чем преимущества клана? Во-первых, нет явно обозначенного лидера, а значит обезглавить клан невозможно, во-вторых, общий интерес, направленный на выживание или процветание (в зависимости от положения клана в обществе), и в третьих, великолепная координация, нет нужды проводить съезды и принимать постановления. Любое решение, принимаемое лидерами, доходит до каждого, и выполняется, если это решение правильно, конечно. Только, пожалуйста, не путай с мафией. Мафия – это организация со своей дисциплиной, порядками, принципами, что, в конечном итоге, и является ее слабостью. Время мафии прошло. Клан – нечто иное, это коллективный разум и коллективный интерес. Вижу, ты устала.

Я испугалась. Если он прекратит лекцию, то все придется начинать сначала, доказывать, что я хоть и баба, но что-то соображаю. Годы уйдут!

– Нет, папа рассказывай, мне это очень важно!

Он недоверчиво посмотрел на меня, но лекцию продолжил. А я вспомнила, чем заканчивалось стихотворение.

"Спорили, ругались,

вдруг...

разнеслось по залу

пу-у-ук!"*

– Ты обратила внимание, в наших городах и даже поселках стали появляться памятники героям древности? А если таковых нет, то их выдумывают?

Действительно, в последние годы по всей стране возникли статуи наших батыров (забавное совпадение, не находите?). Как правило, выглядят они одинаково. Здоровенный детина в национальном наряде, с саблей в ножнах, с остроконечной шапкой на голове, важно и торжественно восседает на мощном жеребце. Взгляд устремлен куда-то вдаль, лицо почему-то обязательно со свирепым воинственным выражением (теперь понятно – чтобы запугать другие кланы). Постамент, естественно, стараются выстроить как можно более мощным, из соображений престижа.

Вспомнился памятник Жоржу Клемансо, французскому президенту в годы первой мировой войны, французы называют его Отцом победы. Небольшой постамент, Клемансо изображен уставшим, измученным войной человеком, несущим непомерно тяжелый груз. Его шинель, застегнутая на все пуговицы, поднятый воротник, опущенные кончики усов (мода того времени, лихие кавалерийские усы) давали возможность почувствовать в нем человека, а не только президента большой страны. Но твердый и решительный взгляд (как сумел этого добиться скульптор?) олицетворял смелого и мудрого человека.

– Так вот, – продолжал папа, – памятники необходимы, чтобы подчеркнуть историзм и величие своего клана, и, в конечном счете, сплотить своих людей. Обрати внимание, никто не выделяет деньги на это специально, только пожертвования народа. Для чего я тебе это рассказал? Чтобы было понятно – власть обязана считаться с интересами кланов, хотя бы самых сильных из них. Но и клан не в силах противостоять власти, да это будет бессмысленно. Вот где заключен баланс сил. Только в этом случае парламент может стать легитимным. Каждый депутат, опираясь на поддержку своего клана, и тем самым чувствуя свою безопасность, сможет отстаивать интересы конкретной группы общества, а не абстрактного народа, пресса становится не прихотью одного богача, а рупором значительной части населения, партия имеет четко поставленные задачи и собственный электорат. Только так. Теперь тебе все ясно?

– Да, пап, – с готовностью отрапортовала я.

– Ничего тебе не ясно! – вынес он приговор. – Проблема в другом. Нарушен тот баланс сил, который только начал формироваться в стране. Отсюда и выходки Тахира, наши проблемы в холдинге, назревающее недовольство в обществе. Хочу это поправить.

Наконец все встало на свои места. Упоминаемая Маратом элита, воспетые в папиной лекции кланы и даже угрюмость Батыра – все стало взаимосвязано и понятно. Но "поправлять" президента, как выразился папа?! Это иллюзия, мало того, опасно!

С этого момента я поверила в телепатию. Неужели он читает мысли и узнал о стихотворении?

– Да, это опасно, – подтвердил он, – но и я не дурак. Я никуда не выхожу, даже прекратил встречи со стариками. Наоборот, я иду, с помощью Марата, а через него и Тахира, на контакт с Президентом. Думаю, все будет хорошо.

А я так не думаю. Но разве его остановишь?

– А ты, пожалуйста, – закончил лекцию папа, – поговори с Батыром, пусть наберется терпения. В мои планы его посвящать не обязательно.

Зная его ненависть к неудачам, я представляла теперешнее состояние Батыра. Наша (моя, папина и Маратовская) отстраненность, история с отелем, отношения с Гулей (помяните мое слово, ни к чему хорошему они не приведут) могли надломить его, довести либо до безразличия, либо до отчаяния.

Подчиняясь порыву и просьбе папы, позвонила Батыру. Стало искренне, по-человечески его жаль. У любого мужчины, каким бы сильным он не казался, бывают такие моменты, когда он становится как ребенок. Наивным, растерянным, беспомощным. Что, нам, женщинам как раз и не свойственно – поплакали, утерлись и вперед!

– С каких пор ты стала интересоваться годовым отчетом? – Батыр отреагировал холодно и безразлично, голосом... с привкусом ржавого металлолома.

– Зачем же ты тогда его прислал?

– На подпись, для чего же еще.

– Там такие убытки, – стала оправдываться я.

– Не беспокойся, твои денежки не пропадут. Дядя Жаке в курсе.

– Батыр, не разговаривай таким тоном, пожалуйста, – все-таки мы намного великодушнее мужчин.

– Прости, – его голос, наконец, смягчился, – завертелся. У меня сейчас люди, перезвони позже.

– Да иди ты к черту! – выругалась я, понимая, конечно, что он уже не слышит, в телефоне раздавались короткие гудки.

Попытка помочь Батыру превратилась в пустой звук, или точнее в пук (простите, знаю, для культурной женщины, каковой я пытаюсь считать себя, такие шутки неприемлемы, хотя Ритка одобрила бы). Но согласитесь, эти лекции достанут кого угодно!

Пора идти на вернисаж... к Ануару.

Батыр

Когти

Вы испытывали чувство ревности? Врагу не пожелаю.

Я впервые столкнулся с изменой, и не ожидал, что ревность так болезненна и мучительна. Притом, что почвы для возникновения такого чувства, как будто бы, не было. Никогда, даже в мыслях, я не признавался ей в любви, и она, кстати, тоже. Что же было между нами, если ее поступок сумел сокрушить устоявшееся мироощущение, непоколебимую уверенность, жажду жизни? Да, именно так, жажду жизни.

Ревность, имею ввиду ее настоящее проявление, истинно мужское качество. Испытываемые мучения, непереносимая боль, постоянно свербящая в голове одна и та же мысль (догадываетесь какая?), способны вынести только мужчины. И то не все, помните страшные истории о зарубленных топором неверных женах и их любовниках?

Женщины, конечно, тоже ревнуют, не спорю. Тем более, что мы, мужчины, даем много больше поводов, чем они (хотя различие, постепенно стирается, благодаря растущей сексуальной активности женщин). Но их ревность иная, не настолько сильна и оглушительна. Потому что женщины живут в постоянном, перманентном (как модно теперь говорить) состоянии ревности. Это факт. Они ревнуют не только к проходящей мимо девушке со стройными ножками, но к далекой и потому виртуальной кинозвезде, к свекрови, и даже к самой себе ("Раньше он любил меня сильнее!"). Один приятель рассказывал, что его жена ревнует к детям.

– Ты их любишь больше меня!

Они так долго и тщательно лелеют в себе это чувство, что привыкли, сроднились с ним. И если у женщины исчезает объект для ревности, то она чувствует себя обделенной и обманутой.

Слышу мощный хор женского возмущения и осуждения, и даже догадываюсь о чем: "Все мужчины, законченные эгоисты, и вам никогда не понять нашу тонкую и нежную душу, нашу великую и могучую боль!" Но думаю, большинство мужчин, испытавших это чувство, склонятся на мою сторону.

После того ночного звонка Гуля долго не давала о себе знать, я тоже не испытывал желания общаться. Зачем? Что может сказать она в свое оправдание? Чем смогу утешиться я?

Но разговор был неизбежен. Этот вопрос ребром поставил передо мной Иваныч.

– Батыр Иманович, швейка разорена, больше закрывать на это глаза, мы не имеем права.

– Иваныч, не обижайся, но твое дело обеспечивать безопасность, а делать выводы о состоянии швейки – дело экономистов.

– Вчера ребята задержали машину с рулонами джинсовой ткани, а в накладной значились отходы, – Иваныч с трудом сдерживал гнев, необычное, скажу я вам, для него состояние.

– Ну и что, разберитесь и накажите виновных.

– Отчет о результатах ревизии на швейке лежит на вашем столе уже пятый день, но, вижу, вы его не открывали.

– Не до этого, Иваныч, посмотрю позже.

– Будь по-вашему. Но если хотите знать мое мнение, то я скажу.

– Не хочу, Иваныч, давай потом, а?

– Но я все равно скажу, потом будет поздно.

– Да что там может быть на швейке? Кредит пролонгирован, Гуля сказала, что в этом квартале они выходят на прибыль.