Текст книги "Упавший поднимется сам (СИ)"

Автор книги: Нуртай Иркегулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Иваныч развернулся в сторону Бублика. Увидев его могучую спину, я почувствовала себя в безопасности. Скала. Повезло его жене.

– Какие вопросы, Бублик? Почему даму обидел? – совершенно спокойный, ледяной, потусторонний голос.

Наглая, сытая рожа Бублика мгновенно преобразилась. Сначала он осклабился, на его лице появилась подобострастная улыбка, вытянув руки из карманов штанов, и семеня кривыми ножками, потянулся к Иванычу.

– Иваныч, я тебя не узнал! Никаких проблем, моя корова во всем виновата, – и неожиданно с ненавистью заорал на "силиконовую крошку", – а ну сядь в машину, дура! Сколько раз говорил, не можешь – за руль не садись!

– Перед дамой надо извиниться, – мрачно произнес Иваныч, по его голосу можно вычислить абсолютный ноль по Кельвину.

– Вы уж меня простите, не разобрался, виноват, – заверещал Бублик, – моя вобла во всем виновата. Вы уж...

– Три дня, – перебил Иваныч, – чтобы машина была как новенькая. Если дама простит.

Иваныч повернулся ко мне, каменное лицо и улыбающиеся глаза. Я ничего не ответила, боялась опять разреветься. Просто молча кивнула.

– Пойдемте, Рима, отвезу вас домой, – Иваныч сел за руль машины, предварительно усадив меня рядом. Своего водителя он оставил с моей машиной, – не беспокойтесь, все будет в порядке.

Спустя несколько минут я призналась.

– Знаете, Иваныч, в аварии виновата я. Она двигалась по главной дороге, а я по второстепенной и должна была уступить. Там знак стоял, разве вы не видели?

– Это в данном случае неважно, тем более что Бублик признал свою вину, – ответил Иваныч и даже не улыбнулся. – Не всегда надо уступать, особенно домогательствам, от кого бы они не исходили.

Я с удивлением посмотрела на него, пытаясь осмыслить сказанное.

– Вы можете, и обязаны давать отпор любым домогательствам, – опять повторил он.

Я не ответила. Саднило сердце. Насечка.

Часть четвертая

Батыр

Приятности

Никакого философствования и никаких рассуждений. Ситуация требовала быстрых и решительных действий. Консорциум я сколотил. Управляющим утвердил Иваныча. Он сам посоветовал.

– Батыр Иманович, – Иваныч старше меня, но всегда обращался только по имени-отчеству. Кадр старой закалки, субординация превыше всего! Хотя я, и не только я, обращались к нему просто Иваныч, кто-то уважая, кто-то любя, а кто-то побаиваясь, – если управляющим поставить вас, то получится наглядное, демонстративное противопоставление Тахиру. Не надо обострять обстановку и подставляться.

Безупречная логика Иваныча не раз выручала в трудную минуту.

– Будет лучше назначить управляющим меня, – продолжил Иваныч, – все поймут, что руковожу я только номинально, об истинном лидере будут догадываться, но не будут знать в точности, формальных причин ополчиться против вас не будет.

Я согласился, и не считайте это слабостью. Обычный, стандартный, тактический прием, я получаю определенную степень свободы, избегая прямых вопросов в лоб: "Ты что, против Тахира пошел?". И, следовательно, могу выступать с комментариями, типа: "В стране создана новая финансовая структура, способствующая развитию конкуренции, что, в свою очередь, будет благотворно влиять на оздоровление экономики". Солидно звучит? А Иваныч, топ-менеджер консорциума, наемный работник, соответственно самых главных рисков – политических – не несет.

Вот этой свободой я и пользовался, выступая в прессе и на телевидении и давая высокие оценки правительству за своевременное и правильное решение выставить на продажу крупнейший государственный банк, что "позволит пополнить скудный государственный бюджет, улучшить прозрачность отечественного бизнеса, создать новые рабочие места". Правда, Иваныч поправил: "Если купим банк, то половину работников сократим, совершенно неэффективная структура". Но я запамятовал об этой поправке, давая очередное интервью.

Впервые почувствовал себя известным. Как кинозвезда местного пошиба. Даже на улицах стали узнавать, почтительно здороваться. Приятно.

Обо мне, наконец, вспомнил и дядя Жаке. Его долгое молчание тревожило. Раньше и трех дней не проходило без его звонка либо моего визита к нему. И даже, получив годовой отчет, он позвонил лишь раз.

– Батыр, я ознакомился с отчетом, – невозмутим и спокоен, как всегда, – прошу, прими возможные в такой ситуации антикризисные меры, но постарайся не вляпаться в очередную авантюру. В свое время я с тобой свяжусь.

Вот и все. Весь из себя такой загадочный и ясновидящий. Да знаю я тебя старик, не можешь простить мне Гулю. Хотя, если честно, не твоего ума дело. Ты бы лучше с дочкой разобрался, а то разводит шашни... при живом муже.

Конечно, так я рассуждал только "про себя". Нисколько не умаляю его роль. Он умен, силен, влиятелен, это не только признается, но и принимается мною как очевидность. Но размер нашего бизнеса достиг такой величины, что решать проблемы старыми, кулуарными, подковерными методами уже нельзя. Наступает новое время цивилизованного бизнеса. Хотя бы формально цивилизованного. Что я и пытаюсь делать, покупая банк на аукционе.

– Батыр, нам надо встретиться и поговорить обстоятельно, – голос озабочен, но как всегда уверен. Следовательно, будет не разговор, а очередной разбор полетов. – Предупреди охрану, чтобы пропустили, приеду на такси. Так надо.

Я бы послал за ним машину, слова "так надо" остановили. Кому надо? Тебе? Приезжай.

Дядя Жаке ласково и крепко, по-мужски, обнял меня и держал в объятиях чуть дольше положенного. Мы прошли в кабинет и без предисловий приступили к разговору. Обращаю на это внимание потому, что обычно мы не сразу говорили о деле. Он всегда расспрашивал о здоровье моих родителей, интересовался мнением о политических событиях, восхищался "зубастиком" Роналдо или, на худой конец, делился впечатлениями о погоде за окном.

Недавно приходили англичане, они, как и дядя Жаке, прежде чем приступить к переговорам, деликатно повосхищались нашим городом и девушками. Насчет города соглашусь, а вот последнее их замечание всего лишь комплимент. Кстати, если бы дядя Жаке и сегодня поинтересовался моим мнением о погоде (о девушках он меня не спросит), то я бы ответил, что весна в этом году необычно холодная. Промозглая такая, пронизывающая. До самого нутра. А вот девушки (он, конечно, не спросит но, тем не менее) излишне темпераментны. Особенно некоторые.

– Решение твое одобряю, почему нам не купить банк, – было приятно это слышать, ожидал упреков и старческого нытья. Получается, я опять был несправедлив к нему, беру свои слова обратно. Правда, не все. – До меня доходят разговоры, что президент серьезно озаботился состоянием бизнеса в стране. Борьба между предпринимателями давно перешла от конкурентной к закулисной, и скоро перерастет в криминальную.

Он удовлетворенно перевел дыхание, видя мое заинтересованное внимание. Ясно, что тщательно готовился, в таких разговорах самое трудное – начало.

– Он намерен жестко пресечь любые перекосы. Все должно быть прозрачно и транспарентно, – ба, новое словечко. Уважаю старика! – Что дает основания надеяться на проведение справедливого аукциона, по новым, а точнее, по цивилизованным правилам. У нас реальный шанс. Конечно, твое решение было исключительно рискованным, но провидческим.

Дожили, теперь ясновидящим оказался я. Хотя не скрою, мне это тоже приятно. Сплошные приятности. Приторно даже.

– Рад слышать, – теперь надо успокоить старика, у него на лбу написано слово "обида". – Не хотел втягивать вас в авантюру, чтобы не затрагивать ваше имя. Поэтому и принял такое решение, не посоветовавшись. Извините, я был не прав.

Дядя Жаке никак не отреагировал на мои слова. Значит удовлетворился.

– И все-таки, что-то не так, – он хлопнул ладонью по колену.

Обратил внимание на его руки. Кожа стала дряблой, появились старческие пятна. Пальцы как будто стали длиннее и тоньше. Заметно похудел.

– Если бы дело не касалось его зятя, то все было бы логично и понятно, – он опять спокоен и уверен, – но что-то здесь не вяжется.

– Мне трудно судить за Президента, но именно сейчас наступил подходящий момент, – теперь моя очередь глубокомысленно порассуждать, я приноровился к этому в разных интервью, – если Президент хочет очистить страну от коррупции и беспредела, то начинать надо именно с Тахира. Только тогда народ поймет его правильно и, что самое главное, поверит.

– Ты сам-то веришь, что это возможно? – дядя Жаке улыбался, что смешного я сказал?

– Совершенно не важно: верю я или нет. Но только тогда мы сумеем избежать наших уродливых форм ведения бизнеса. И только тогда все предприниматели, и я в том числе, прижмем хвосты и будем работать по-настоящему, а не..., – чуть не произнес слова "тырить".

Дядя Жаке никогда не согласится, что наш бизнес основан на этом слове. Мы работаем и зарабатываем. Вспомнил недавний афоризм знакомого нефтяника: "Чем работать и просить – лучше стырить и молчать".

– Будем надеяться, что так. В таком случае я снимаю шляпу перед президентом, – впервые дядя Жаке заговорил так образно.

Он заметил мое удивление.

– Да вот, ходил на юбилей одной поэтессы, подарила сборник стихов, – чуть смущаясь, сообщил он, вытаскивая из кармана книжку, забавно, первый раз вижу его таким, – ты понимаешь, проняло. Не ожидал, что стихами можно достигнуть такой глубины.

Когда-то давно (когда же это было?) я любил читать поэтические сборники. Почему-то у Пушкина врезались в память не общепринятые строки, а, например, такие: "...одна, полуодета...". Это о мужской ревности, сильнейшее поэтическое чувство. Но чтобы дядя Жаке увлекался поэзией, фантастика! Хотя почему нет? Библиотека у него колоссальная, правда, состоящая, преимущественно из мемуаристики, истории, философии. А теперь вот и поэзия. Уму непостижимо!

– Ну, это я так, к слову, – он встал с кресла. – Хочешь почитать?

Стихи? Почему нет?

– Конечно. С удовольствием.

– Для тебя и нес, – хитро улыбнувшись, ответил дядя Жаке.

... Наступил день подачи заявки. Заботливый Иваныч, как всегда, старался оградить меня от неприятностей.

– Вы бы поменьше выступали в прессе, зачем нам такое внимание?

– Пойми Иваныч, если бы мы помалкивали, нас бы потихоньку и прихлопнули. Привлекая внимание к нашим персонам, я тем самым создаю условия для твоей и моей безопасности. Заметил, аукционом заинтересовались иностранные наблюдатели?

Иваныч не стал возражать, но по его лицу было ясно, что он продолжает оставаться недовольным.

– Не люблю я такого, никогда не выпячивался. Ладно, вам виднее, – Иваныч развернул бумаги. – Ну, так что, подаем заявку?

– Подписывай Иваныч, мы же знали, на что идем.

– Тут надо заявить стартовую сумму, сколько писать?

Я задумался. Минимальная цена, запрашиваемая правительством, определена в пятьдесят миллионов. Тахир предложит пятьдесят пять, максимум шестьдесят. Больше не даст, удавится.

– Пиши семьдесят, Иваныч, – решил я, – на аукционе будем торговаться до ста.

– А если кто-то предложит больше?

– Тогда все, кина, как говорится, не будет. А кто может дать больше? – Иваныч не на шутку напугал, – Разве есть кто-то еще?

– Так просто спросил.

– Иваныч, ты не шути, я сейчас с трудом понимаю юмор. Найти запросто сто миллионов баксов в нашей стране не сможет никто. Об этом стало бы известно задолго до аукциона.

– Хорошо, подписываю и отправляю, – Иваныч закрыл папку и продолжал сидеть за столом.

– Что-то еще Иваныч? – испортил настроение и не уходит.

Иваныч изобразил мечтательный вид. Никудышный из него артист.

– Думаю прикупить пару картин, как считаете? – он был доволен произведенным эффектом, видя, как перекосилось от удивления мое лицо. – Выставка открылась, Рима Жакияновна приглашала. Не идти нельзя, а пойду, так надо купить что-то.

– Слушай Иваныч, не морочь мне голову. Хочешь? Иди и купи.

– Батыр Иманович, нехорошо получается, она начнет спрашивать о вас, что я скажу? – Иваныч уже достал.

– Признавайся, что ты затеял и оставь меня в покое вместе со своей Римой... как ее... Жакияновной.

– В таком случае скажу, что покупаю картины для вас. Некрасиво получится, если вы совсем проигнорируете выставку. Весь город там будет. И соблюдем правила приличия.

– Иваныч, – пригрозил я, – с каких пор тебя стали заботить правила приличия!?

На Иваныча моя угроза не подействовала, как не подействовала бы ничья другая.

– Пойду, присмотрюсь, узнаю, что да как, – уклончиво ответил Иваныч, – да и жена рвется на выставку.

– Так бы и сказал. Боишься признаться, что стал подкаблучником, – лицо Иваныча расплылось в улыбке, – ладно, купи что-нибудь и для меня. Уговорил.

Со следующего дня начиналась моя командировка в Китай. Официально, чтобы привлечь инвестиции, а на самом деле, чтобы спрятаться от встреч и звонков. Прознав о заявленной нами цене, уверен, телефон лопнул бы от напряжения, двери офиса развалились бы от бесконечного хлопанья. Пришлось бы выслушивать угрозы, типа: "Куда прешь, жить надоело?!", либо уговоры: "Батыр, сними заявку, зачем создавать проблемы, Тахир предлагает тебе дружбу", либо звонки из администрации: "Имейте, пожалуйста, ввиду, вам потребуется доказать легальность источников финансирования, в противном случае..., вы понимаете?".

Но меня нет. А "на нет и суда нет", как нет и прокуратуры, администрации президента, комитетчиков и других уважаемых и исключительно компетентных органов.

– Батыр Иманович в командировке, – лепечет секретарша, – телефон оставил на столе, забыл. Я так переживаю. Если он свяжется со мной, немедленно сообщу ему о вас.

А вот когда я вернусь, то все звонки и разговоры окажутся ни к чему (если будет позволительно вернуться, конечно). Никому не отказал, никого не посылал (вы догадываетесь куда), ничего не обещал. Командировка.

Мне нравится Китай. И простота людей (кажущаяся), и кипящее строительство, и памятники старины. И даже их, китайцев, огромное количество. Бесконечно текущий поток людей. Но даже в потоке глаз обязательно вырвет из толпы какую-то емкую деталь, задумчивое красивое лицо, злобный взгляд, грустный вздох, решительный жест. Люди повсюду: на проспектах и улицах, в переулках и во дворах, в магазинах и ресторанах. Они везде, их много, они похожи друг на друга. Пытаясь разглядеть лица (всегда так делаю, лучше понимаю страну) я не увидел злобы и ненависти, холода и равнодушия, как это нередко можно встретить у нас, но и не встретил также страсти, отчаянья, мечтаний и нежности. На всех лицах приветливые, но отдаленные от меня... маски. Несметное количество масок. "Их тьмы, и тьмы, и тьмы".

Но это обманчиво. Обращаясь к прохожему китайцу, я испытываю приятные ощущения. Не понимая ни слова (естественно, взаимно), китайский собеседник пытается добросовестно помочь. Он хочет услужить гостю. Это важно, я благодарен ему.

Проблем с языком у меня, как правило, не бывает. Проблемы у тех, кто хоть чуть-чуть его знает. Когда не знаешь ничего, то соответственно нет и проблем. Приехав в чужую страну, надо выучить несколько слов: здравствуйте, до свиданья, спасибо, гостиница, такси (оно во всех странах "такси"), девушка, красивая (это слово обязательно для мужчин), сколько стоит, пиво и, можно еще, водка (если есть такое желание). Этого достаточно. По-китайски это будет: ниха, цайдье, сесся, пингва, такси, кунья, пьяоля, до-ся, пидъё и пайдъё. Да, еще одно слово: хао – хорошо, и пухао – нехорошо. Китайцы молодцы, голову себе не морочат. Добавляете к любому слову приставку "пу" и получаете новое слово с обратным смыслом. А теперь, можете положить визитную карточку гостиницы в нагрудной карман и смело отправляться в путь. Только не забудьте визитку отеля, так как его название, произнесенное вами, не поймет ни один таксист. Во-первых, вы его обязательно забудете, а во-вторых, с вашим произношением в Китае ловить нечего.

Бродить по улицам китайских городов огромное наслаждение. Меня не замечает никто, не потому что, человек там как песчинка или, более того, как пыль. Нет, потому, что человек, как естественная среда, как лист на дереве, как столб у дороги, как колесо автомобиля. Все это есть, но никто не замечает, потому что колес, особенно велосипедных (их там не менее двух миллиардов), замечать никто не будет. Но, обратите внимание, если человек проколол колесо, то его не задавят, не обматерят за образовавшуюся пробку, не посмотрят с презрением и ненавистью. Его объедут, обойдут, как горная речка обтекает валун. Правда никто при этом не бросится помогать, поднимать упавшего, взывать о помощи. Упавший поднимется сам.

Был свидетелем как таксист, не справившись с управлением, сбил велосипедистку. Я попытался выскочить из машины, чтобы оказать помощь. Но таксист с упреком посмотрел на меня, продолжая оставаться неподвижным и ожидая, когда женщина встанет и освободит дорогу. Но поразило не это. Женщина, с трудом поднявшись и оттащив в сторонку велосипед,... даже не взглянула на водителя! Она восприняла происшедшее как обычный, житейский, несчастный случай. И также отреагировал на случившееся таксист, через секунду продолживший напевать прерванную веселую песенку.

Не знаю, плохо ли это. У нас помощь пострадавшему обставляется как шоу, с кучей любопытствующих глаз, с восторженными возгласами, иногда даже с неким чувством самоудовлетворения и гордости ("Какой я молодец, помогаю! Требую награду за бескорыстную помощь!"). А если мы стали жертвами происшествия, то виновнику не сдобровать. Ему еще повезет, если он отделается обычными оскорблениями в свой адрес. А бывает и похуже, ломают, как физически, так и морально. Не хочу жалости к себе. Не лезьте. И не лезу к другим.

Понравилось и то, что в парке у реки стоит очередь возле скамейки. Ждут, чтобы занять место. Нет, это не понравилось.

Знаете, мои поверхностные наблюдения привели к мысли, что китайцы не просто великая и древняя нация. Их ждет большое будущее (знаю, я не первый в таких умозаключениях). У них нет ярко выраженного, эгоистического и самовлюбленного "я", что свойственно сытым государствам и активно культивируется у нас. Рикша спит у дороги, почти в пыли, но если его негромко окликнуть, то просыпается мгновенно. У них есть рынки, которые открываются в пять утра и закрываются в восемь... утра(!). Они высаживают рис в феврале, стоя, по колено в воде. Они не разводят костры на природе (потому что нельзя). И мечтают служить в армии. Мужчины в огромном количестве пьют пиво, обожают играть в карты, и очень боятся своих женщин. Люди стройными колоннами выходят на дороги, чтобы очистить их от гололеда. Они делают многое из того, что непонятно нам. Они своего добьются.

Китайцы необычны для нас, для нашего восприятия, но исключительно интересны. Даже на деловых переговорах, ведущихся по общепринятым международным правилам, они никогда не скажут "нет". Это неэтично и может обидеть собеседника. Я разобрался в этом довольно быстро. Если партнер по переговорам вдруг неожиданно заулыбался и согласно кивает, а потом начинает что-то обсуждать со своими коллегами, значит, он не согласен. Есть еще один, частенько используемый ими, прием, который надо знать. Китайцы гостеприимны, стол, как правило, ломится от еды и напитков, причем все отменного и необычайного вкуса. Как вам сладкие, посыпанные сахаром, помидоры? Не говорю о коконе шелкопряда и лягушачьих внутренностях. Я это ел, и мне понравилось. Хочешь понять чужой народ, пойми, что им доставляет удовольствие. При этом они, кстати, совершенно не могут понять, почему мы едим сметану.

– От одной мысли тошнит, видя, как вы едите сметану. Ложками! – делился впечатлениями китайский бизнесмен.

Так вот, этот прием они применяют частенько со своими советскими партнерами (так и говорят по-старинке: "советскими"). На очередном из банкетов оказался человек, внешне интеллигентный, ранее не участвовавший в переговорах. Он налил себе и мне по полному (с горкой) бокалу коньяка и потребовал выпить до дна за дружбу между нашими народами и за вечное партнерство наших компаний. Не сказать, что я большой мастер по таким вещам, но уж китайцам в этом вопросе я уступить не мог. С одной лишь оговоркой.

– Коллеги, мне не составит труда выпить бокал коньяка, но беспокоит судьба этого человека, для него такая доза может оказаться неподъемной.

Китайцы стали заверять меня в обратном, а этот тщедушный интеллигентик заявил, что я его боюсь. Профессиональный провокатор. Мы осушили бокалы и проделали это ... трижды. Под дружные аплодисменты присутствующих. После чего интеллигент-провокатор, хрюкнув, упал в лицом в тарелку. Проворные официанты утащили его за пределы "ринга". Мавр сделал свое дело, мавра можно уносить. А у меня, к счастью, хватило ума предупредить.

– Можете задавать вопросы, господа. Но, пожалуйста, зарубите себе, если я вам сегодня что-нибудь пообещаю или даже подпишу, то завтра начнем все сначала.

Они принялись заверять, что не имеют коварных замыслов, просто хотели снять напряжение.

– Вы, уважаемый Батыр, постоянно чем-то озабочены, нервничаете. Вот мы и подумали, что так будет лучше. А завтра продолжим переговоры, – голосом милой и обаятельной переводчицы сообщил партнер по переговорам.

Пятнадцать минут назад эта невзрачная хрупкая девочка была совсем неинтересна. Ее переводческий опыт оставлял желать лучшего, а мой затуманенный алкоголем мозг с трудом переваривал ее вопросы.

– Скажите, господин Батыр, ваша компания добывает полезные... насекомые?

Ни фига себе, пронеслось в голове, они хотят покупать насекомых. Какие же из них полезные?

– Есть у нас леса недалеко от столицы, – профессионально и невозмутимо ответил я, – там столько комаров!

Уверяю, гостеприимные хозяева "выпали в осадок", услышав мой ответ из уст перепуганной переводчицы. И только на следующий день стало ясно, что она перепутала слово "насекомые" со словом "ископаемые". Еще она предложила химикаты для уничтожения мелких грузинов в наших зерносеющих районах (речь шла о грызунах). А позднее, в номере отеля, доверительно сообщила, что живет на Украине (как оказалось – на окраине).

Запомнилась живая рыба. На столе. В одном из ресторанов рыбу опускают в аквариум с... водкой. Она, по замыслу повара, пьянеет и теряет сознание. Потом ее чистят, аккуратно снимают кожу со спины, не задевая внутренностей, чтобы не умерла, срезают мясо, нарезают его ровными долями, кладут все на место, прикрывают кожей и подают к столу. Рассказываю скороговоркой, а то дрожь пробирает. На столе рыба... трезвеет и начинает биться, трепыхаться прямо на блюде! В этом, по их понятиям, самый кайф. Я, как почетный гость, должен первым отведать "лакомство"!

И после этого они что-то имеют против нашей сметаны!

Вечером позвонил Иваныч. Мы проиграли аукцион. В то утро объявили о третьем участнике, купившим банк за сто пять миллионов долларов.

Я метался по номеру, не зная чем себя занять, мысли не хотели приходить в порядок. Я чувствовал себя как та рыба из ресторана: оглушенный алкоголем, бился и трепыхался. Неожиданно попалась на глаза книжка, подаренная дядей Жаке. Глаза выхватили такие строчки:

"Не дай мне шакальего подлого вздоха,

дай волком издохнуть!"**

Рима

Собственники

В нашей стране нельзя быть просто женщиной. Любая из нас должна обязательно кому-то принадлежать, быть чьей-то собственностью. Одинокие женщины – изгои, снисходительно принимаемые, брезгливо переносимые, величаво поучаемые. Как дочь я принадлежу отцу, как жена – мужу, как мать – сыну, и как партнер – Батыру. И все. Любые отношения с представителями противоположного пола допустимы только после предварительного согласования с вышеперечисленными собственниками, и ответа на их, как они полагают, правомерные вопросы: почему?, кто такой?, зачем? Потом выносится вердикт, и этот вердикт, как правило: «нет». Поймите, речь не идет об интимных или других особенных отношениях. Обычная дружба, общение с мужчинами недопустимы, если они, конечно, не друзья и не родственники ваших мужчин-собственников. Даже к нечастым встречам с подругами они относятся с некоторым подозрением. Но терпят, скрипя зубами. Мы, женщины, воспринимаемся ими, как часть их собственного "я", как личное ребро, с сожалением вырванное из грудной клетки. Даже если и так (я говорю о ребре), то сделали они это не ради создания женщины, а только для того чтобы мужской печени было просторнее увеличиваться. От пива и мяса.

Общение с Ануаром переполошило стаю собственников, включая сына.

– Ануар, оказывается, целый месяц лежал в больнице, – заявила Наташка, – на него напали хулиганы, избили и сломали ногу.

Знаете, почему она сказала это с упреком? Потому что тоже считает, что я собственность Ануара, в данном случае в качестве любовницы. Ошибаешься, дорогая!

– Как ты узнала об этом? – равнодушно, скорее, с видимым равнодушием, спросила я.

– Проезжала мимо галереи, решила зайти, поболтать, – она изображала из себя святую наивность.

– С каких это пор тебе понадобилось заезжать к Ануару поболтать. Я ведь просила не вмешиваться! – почему каждый считает своим долгом лезть в мои дела?

Наташка смутилась (как змея, перед тем, как проглотить жертву), отвела глаза (чтобы я не догадалась, что она врет) и подтвердила мои подозрения.

– Стало жалко тебя, ты такая тоскливая в последнее время. Что-то произошло между вами?

– Не твоего ума дело. Зачем тебе все знать, Наташка? – я устаю от нее, от навязчивой заботы.

– Только ты не обижайся, пожалуйста, но у меня опыта в таких делах побольше твоего будет, – с видом стервы, требующей доплаты за стаж, разъясняла она, – знаешь, что я посоветую...

– Не знаю, и знать не хочу! Оставь меня в покое, – отрубила я. – Скажи, что с ним?

– Это было на следующий день после закрытия выставки, поздно ночью он возвращался домой, они и напали, – докладывала "следователь по особым поручениям" Наталья Головина, – и что удивительно, забрали мобильник, но не поинтересовались бумажником!

Ничего удивительного. Только вчера в новостях рассказывали о такой же истории. Правда жертвой была девушка.

– Обычные отморозки, у них крыша едет от телефонов, – ответила я, и вдруг что-то кольнуло. – Когда, ты говоришь, это произошло?

– Около месяца назад, так что можешь не беспокоиться, выглядит он как огурчик, только с палочкой ходит, – опять интригует, не может без этого, – ты бы навестила его, он почти постоянно дома. Спрашивал о тебе...

Я приготовилась произнести очередную отповедь, но она убежала.

– Ой, клиентка подошла!

Обида на Ануара улетучилась. Пока я с остервенением копалась в своих ощущениях и обидах, пытаясь найти и... не находя там чувств, он испытывал настоящую физическую боль. Мужчины обычно беспомощны в своих потугах наладить быт, а если при этом у них сломана нога, то вообще катастрофа. Интересно, кто его кормит, переодевает. Наверняка есть такие желающие, вокруг него всегда вертелись молоденькие художницы и натурщицы. Вот и хорошо, еще не хватало, чтобы я мыла полы в его доме.

Другими словами, я решила его навестить.

– Ты? – почему-то удивился он. – Проходи.

– Без звонка, не возражаешь? – мобильник у него похитили, а номер домашнего телефона я так и не узнала.

Он был бледен, но выглядел вполне, палочка придавала загадочный "чеховский" образ.

– Как ты? Это надолго, с ногой будет все в порядке? Их поймали? – я волновалась, и поэтому вопросы звучали невпопад.

– И не поймают, – мрачно произнес Ануар и почему-то добавил, – не беспокойся...

– О чем ты, Ануар? – страшная догадка пронзила меня, но не хотелось верить.

– Я уезжаю, в Питер... потом по всей вероятности перееду в Прагу, еще точно не знаю. Продам галерею и уеду, – в его голосе слышалась угрюмость, злость, обида. На меня?

– Почему?

– Спасибо, что навестила. У меня, как видишь, все в порядке, – он встал, делая вид, что разговор окончен. Кончик бороды указывал на дверь.

Извини-подвинься! Пока не получу ответа на свои вопросы, пока ты не развеешь возникшие подозрения – я не тронусь с места!

– Почему ты не отвечаешь на вопросы? – трудно быть спокойной, но получается. Собственники научили.

– Что ты хочешь, Рима? Я сказал все, что требовалось. – Это не упрек. Что же это? Усталость. – Мы не школьники, впервые поцеловавшиеся за углом. Никто не имеет права решать вместо нас. Даже твой муж. Не его это дело. Только тебе решать с кем оставаться на ночь. Но... теперь ты понимаешь, я должен уехать.

– Это Марат натравил на тебя хулиганов!? – ужас заполонил мою душу.

– Они не представились, когда ломали ногу. Но предупредили, что на чужой каравай разевать рот не следует, – он сжал кулаки, злясь на свое бессилие и перенесенное унижение, – мне действительно надо уезжать, Рима.

– Прости, Ануар, – я также бессильна, как и он.

Пожала ему руку. Он мужчина, настоящий и честный. И уходит победителем. Проигравшей оказалась я. Но напоследок я не могла не спросить.

– Но зачем им понадобился твой мобильник?

Ануар усмехнулся.

– Как вещественное доказательство, в нем записан твой телефон и даже время когда мы говорили.

Еще в школе, в классе восьмом, два старшеклассника подрались из-за меня. Не скрою, это льстило моему девчоночьему самолюбию. Притом, что взаимностью я не отвечала ни тому, ни другому. Драка кончилась сотрясением мозга одного, и уходом из школы второго. Примечательно не это – их совершенно не интересовало мое мнение, это было совсем не важно. Они бились за собственное право ухаживать за мной. Как хищники. Мужчины, окружающие меня сегодня, ведут себя точно так же, как те мальчишки из детства.

Вспомнила Иваныча, его неожиданный визит на выставку. Искусством ломать ноги он наверняка владеет лучше других, а тут вдруг становится экспертом в живописи. Вы когда-нибудь видели человека, это я о Батыре, который покупает картины для своей коллекции через начальника службы безопасности? Вспомнились слова Иваныча, сказанные в ту ночь: "Не надо уступать домогательствам". Он прав, конечно, таким бандитам, как этот заторможенный Бублик уступать нельзя. А если он подразумевал Ануара?

Потом вспомнила Марата, мои неприятности не закончились происшествием на дороге. Та ночь была самой кошмарной в моей жизни! Оказалось, что он был дома. Как в классическом анекдоте: муж преждевременно вернулся из командировки... Пришла беда – открывай ворота.

– Что случилось, почему так поздно?

Не было ни сил, ни желания оправдываться, но никуда не деться. Он имел на меня все права!

– Отмечали закрытие выставки, потом попала в ДТП, разбиралась, – вяло оправдывалась я.

– Разбиралась? – по их разумению, разбираются только они, женщины ни в чем разобраться не могут.

– Помог начальник службы безопасности из холдинга, – искренне молила бога, чтобы это был последний вопрос Марата.

– Почему ты не позвонила мне? – все также монотонно расспрашивал Марат.