Текст книги "Упавший поднимется сам (СИ)"

Автор книги: Нуртай Иркегулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Эта сучка разворовала фабрику! – Иваныч такими словами не бросается, надо посмотреть отчет.

– Полегче, Иваныч. Хорошо, сегодня же посмотрю отчет.

Он молча удалился. Не буду рассказывать, что было написано в отчете, скучно перечислять, но вывод Иваныча оказался правильным. Эта сучка разорила фабрику, и поставила меня в тяжелейшую ситуацию. Согласно условиям кредитного договора, холдинг являлся гарантом швейки. Другими словами, долги фабрики вынужден будет оплачивать холдинг, а это пять миллионов долларов!

Созвал экстренное совещание. Мои работники, профессионалы своего дела, сидели, понурив головы. Я распекал их как двоечников.

– Почему упустили фабрику!? – кричал я. – Для чего вы в таком случае здесь сидите?

– Все квартальные отчеты оказались липовыми, – попытался оправдаться зав. экономическим отделом.

– А кто вам мешал их своевременно проверить? – не унимался я.

– Вы, – раздался голос Иваныча.

За столом повисла пауза, я ошарашено уставился на Иваныча.

– Вы, Батыр Иманович, запретили все проверки швейки, информация из банка направлялась только на фабрику, минуя нас. Наши сигналы о тревожной ситуации вы проигнорировали. Что нам оставалось делать?

– Но этот отчет вы же смогли подготовить!

– Да, для этого пришлось обезоружить охрану фабрики, которая пыталась не выполнить приказ, изъять документы из бухгалтерии. Я сделал это по настоятельной просьбе как экономического, так и финансового отдела, – он выдержал паузу, – вопреки вашим указаниям.

– Не зарывайся, Иваныч, – обречённо произнес я, понимая, что он был абсолютно прав. – Отложим совещание на завтра.

Вечером, с террасы своего загородного дома, я наблюдал закат. Кровавый, угрюмый, тяжелый. В голове роились такие же мысли, одна ужаснее другой.

– Значит, ты решил мстить, – за спиной раздался голос Гули.

– Кто тебя пропустил? – завтра же сменю охрану.

– Ты распорядился не впускать меня? Прячешься?

Никаких распоряжений я не давал и охрана здесь ни при чем, я опять пытался сделать виноватым кого-то другого.

– Что тебе нужно? Зачем пришла?

– Твои люди изъяли документы на фабрике, сменили охрану. Ты пытаешься запретить видеть тебя. Что все это значит? – она была разгневана. "Праведница".

– Это значит, что управление фабрикой перешло ко мне, ты временно отстранена от должности директора, – постараюсь быть выдержанным и спокойным, очень постараюсь.

– Ах, вот как! Надеялась, ты мужчина. Не ожидала от тебя такого. Слишком мелочно.

Она по-прежнему чертовски хороша и соблазнительна. Только лицо было холодным, а улыбка растянулась в кривой оскал.

– Давай не будем обсуждать мои достоинства и недостатки. Ты читала отчет о результатах ревизии?

– Ну и что. Временные трудности, в ближайшее время мы должны выйти на рентабельность, ты же знаешь об этом.

– Нет этого времени. А платить по кредиту надо, очередной платеж послезавтра.

– Заплати деньгами холдинга, со следующего квартала кредит будет гаситься за счет доходов фабрики.

– Нет у меня таких денег.

На ее лице явно читался испуг, она не ожидала такого ответа.

– Как это нет денег? Что за глупости?

– За последние полгода я потерял четыре крупнейших предприятия, мои акции заложены в трех банках. Оставшиеся предприятия холдинга лихорадит из-за бесконечных проверок налоговых органов и милиции.

– Но почему, ведь все было хорошо?

– Тахир, он хочет меня уничтожить.

Она задумалась, скорее сделала вид, что задумалась. У женщин этот прием отрепетирован.

– В таком случае у меня есть деловое предложение.

– Извини, но я не нуждаюсь в твоих предложениях.

– Не язви, Батыр, то, что я сейчас скажу должно тебя заинтересовать, – она перестала быть красивой и соблазнительной. Передо мной сидела хищница, готовящаяся к прыжку. – Передай фабрику, есть люди готовые взять ее с долгами.

– Кроме кредита туда вложены и мои личные средства.

– О личных вложениях придется забыть, в противном случае с тебя взыщут еще пять миллионов, а передав фабрику, ты сможешь спасти хотя бы эти деньги, – она была напряжена, ее длинные когти (то есть ногти) впились в поручни кресла.

– Кто эти люди?

Она смутилась, опустила глаза, томно повела плечом, якобы смущаясь моего взгляда, случайно брошенного на грудь.

– Ну, так кто? – повторил я.

– Инвесторы, кажется иностранные, – при этом она сосредоточено разглядывала понурые деревья за окном.

– Пусть будут инвесторы, чьи это люди?

– Как чьи? Западные какие-то, приходили, интересовались...

Не бывает инвесторов в обычном понимании этого слова. Любой иностранный бизнесмен, прежде чем вкладывать свои деньги, должен заручиться поддержкой кого-то из власть имущих. Чем больше масштаб инвестиций, тем круче должна быть крыша. Скажем у нефтяных корпораций поддержка наивысшая. Иначе нельзя, слишком велики риски. Кто из иностранцев этого не понял – тот уехал.

– Если ты пришла поговорить об этом, то говори.

– Итальянцы по национальности, гражданство у них канадское, бизнес в Сингапуре, зарегистрированы на Кипре. Попробуй, разберись.

– Кто их к тебе привел?

Она выпрямила плечи и расправила грудь.

– Марат, – сказала, как отрезала... серпом.

Теперь наступила моя очередь терзать ручки кресла. Помогло, сдержался. Вспомнилось, как Марат отговаривал от идеи продать фабрику, а ведь были отличные покупатели, навар составил бы не меньше миллиона и еще я избавился бы от этого сомнительного кредита. Вероятно, они давно спелись, и Гуля сознательно вела дело к краху. Теперь им все достанется бесплатно.

– Значит Марат. Это не он был с тобой в ту ночь? – все-таки сорвался, стыдно.

– Нет, не он. У него, если хочешь знать, есть своя любовница, – она презрительно и почему-то брезгливо посмотрела на меня. Как будто Марат – это я.

Чуть было не спросил ее имя, пронесло. Не хватало, чтобы я опускался до бабских сплетен.

– Меня это не интересует, – изобразил безразличие, не уверен, что получилось.

– Зато интересует его жена, и у вас это взаимно.

– Тебя это не касается. А Марату можешь передать, что я подумаю над его предложением, – я встал, чтобы завершить этот тошнотворный разговор.

– Подожди, – она протянула руку к моему плечу, меня словно обожгло, – прости, я не хотела, чтобы ты думал обо мне... Так получилось.

Если я что-нибудь отвечу, то она продолжит словоизвержение. Молчу, быстрее бы ушла.

– Это получилось случайно, понимаешь...

– Не надо оправдываться. До свиданья.

– Но выслушай меня! Ты сам во всем виноват! Тебе постоянно некогда, и даже уделяя мне время, находясь со мной в постели, ты всегда был не со мной. Да, я это чувствовала, не смей мне лгать! – вообще-то я молчу, даже если бы я попытался вставить хотя бы слово, то вряд ли бы сумел. Ее слова стреляли, как из пулемета. – Тот, с кем я была в ту ночь... это была простая случайность... мы выпили... он подарил колечко... тебя не было дома... я звонила... а он, сын очень крупного человека... слишком молод и настойчив... я была не в силах его прогнать.

– Хорошо. До свиданья, – что я мог ей еще сказать? Шлюха.

– Знаю, она любит тебя, я видела как она ревновала. Но у вас ничего не получится, вы из разных миров. Она никогда не будет твоей!

– Заткнись!

– Не дождешься! Я люблю тебя и могла бы быть хорошей женой, – в воздухе повисла пауза, казалось, можно перевести дыхание. Отнюдь, она меняла обойму в пулемете. – Можно я останусь? Вот увидишь, все будет хорошо. И с фабрикой мы что-нибудь придумаем, я столько узнала о Тахире, это тебе поможет, мы справимся.

– Все. Заявление об уходе можешь оставить в приемной.

– Ну что ж, – женщины умеют изображать гордость, а ведь секунду назад была готова ползать у меня в ногах. – А я не жалею, что встречалась с тем болваном в ту ночь. В постели он намного... энергичнее тебя!

Она получила то, что хотела. Пощечину. Удар получился сильнее, чем я ожидал. Она ударилась о стену и сползла на пол. Я подбежал к ней, но, отстранив руку, она молча встала и вышла из комнаты. Через некоторое время я услышал, как гулко хлопнула дверь.

Еще через неделю Иваныч поставил меня перед тяжелым выбором.

– Батыр Иманович, несмотря на наше согласие передать швейку, давление не ослабевает. Министерство труда наложило санкции на наши соляные копи, там обнаружены незаконные мигранты.

– Откуда они взялись?

– Узбеки, они едут к нам на заработки. Нам выгодно, мы платим им втрое меньше, и они довольны.

– Надо было предвидеть эти неприятности!

– С местным комитетом по труду все было на мази, но пришло указание из центра.

– Что еще?

– Приостановлено финансирование строительных компаний, проверяется целевое расходование государственных средств. И находят нарушения. Дело идет к тому, что нам предъявят иск.

– Ясно, твои предложения, Иваныч.

Он вздохнул. Неожиданно поднялся из-за стола, открыл холодильник и вытащил бутылку виски.

– Давайте выпьем.

Не перестаю удивляться Иванычу.

– Ну, давай, – почему-то вспомнилась Гуля. Представил, как лапал ее тот козел. Скулы свело.

Иваныч расстелил на столе газетку, налил по полному бокалу, я не стал возражать.

– Давайте до дна, Батыр Иманович.

– Ну, давай, – а она действительно хороша в постели..., и не только со мной. Надо выпить.

Осушили бокалы. Отдышались, уставились друг на друга.

– Уезжайте, Батыр Иманович.

– Ну, давай, – непроизвольно повторил я, как заезженная пластинка, продолжая вспоминать Гулю. И, наконец, как сквозь туман, до меня стал доходить смысл сказанного (крепкий напиток, уже работает). – Что ты сказал?

– На вас активно формируется компромат, скоро начнется атака в прессе, депутаты потребуют привлечь к ответственности. Мы не в силах это остановить.

– Подожди, Иваныч, – надо сосредоточиться (все-таки я тоскую!), но и виски хороши, ничего не скажешь! – Давай подумаем.

– О чем тут думать, Батыр Иманович! Пять миллионов швейка, примерно столько же зависает на остальных проектах, дорога в банки нам закрыта. Процесс пошел, многие в стране, а в первую очередь Тахир, уже навострили когти.

Жизнь какая-то когтистая пошла.

– Значит необходимо десять миллионов, так? – "Дорогостоящая шлюшка мне досталась", мелькнуло в голове.

Иваныч согласно кивнул и налил еще по бокалу.

– Да, Батыр Иманович, думаю с такими деньгами мы смогли бы отбиться и заткнуть всем рты.

Опять подняли бокалы. В голове судорожно блуждали разные мысли. Но бежать хотелось меньше всего. Мне нравится бывать в других странах, но только в качестве гостя или туриста. Но жить за границей не могу! Тоска.

Поставив опорожненный бокал на стол, обратил внимание на заголовок в газете, разложенной на столе: "Приватизация государственного банка".

– Тогда ничего не остается, как купить банк!

Иваныч сильный мужик, но и виски попалось неслабое.

– Не понял?

– Купим банк, – я ткнул пальцем в газету, – что тут неясного?

– А за какие шиши, позвольте спросить? – нет, он все-таки крепкий мужик, соображает.

– Слушай внимательно, Иваныч. У этого банка только один покупатель – Тахир. Что сделаем мы? Объединим всех его врагов и вскладчину купим банк. Он не ожидает конкурентов, и соответственно намерен купить банк по дешевке, а мы неожиданно предложим большую сумму, понимаешь?

– А где вы возьмете деньги? Тут речь пойдет о семидесяти, если не больше, миллионах.

– Заложу весь холдинг, привлеку партнеров. Куплю банк и постепенно со всеми рассчитаюсь.

– Что-то легко у вас получается. Может еще по одной?

– Хватит, Иваныч. За работу! -взглянул в его мечтательные глаза, ставшие таковыми с помощью виски, и добавил. – С завтрашнего дня!

План был прост и труден одновременно. Тахир сумел многим насолить и многих обидеть. В обиженных ходили крупнейшие предприниматели и банкиры страны и, соответственно, опекающие их крыши. Но в одиночку тягаться с Тахиром было невозможно. Сколачивать альянсы боялись, никто не хотел быть зачинщиком. Так вот, я решил рискнуть, взять на себя организаторское начало, так сказать. Естественно, никаких иллюзий насчет будущих соратников я не питал, в случае малейшей опасности они "спрыгнут" в две секунды, мало того, зная их осторожность и жадность, все риски, как политические, так и финансовые, я брал на себя, взамен на финансовую поддержку. Формально это выглядело так: обычные кредиты под залог моих предприятий. После покупки банка (если операция завершится успешно), постепенно рассчитаюсь с кредитами, а чтобы умерить их аппетиты (другими словами снизить процентные ставки и тем самым удешевить долги) предложу им еще и долю в приобретаемом банке. Все должно пройти успешно, необходимо сыграть на самолюбии и страхе потерять все вслед за мной. Я стану экспериментальной "овечкой Долли". Если дело выгорит, то они вслед за мной поднимут головы. Если же я прогорю, то они подожмут хвосты и начнут присматривать подходящие дома где-нибудь в Ницце или во Флориде.

А что касается тебя, дорогая, то выметайся из моей головы. Не до тебя теперь!

Рима

В никуда

Я вновь окунулась в новый, а точнее – хорошо забытый, старый мир нематериальных, в чем-то иллюзорных, но, тем не менее, увлекательных, а если говорить конкретнее, ни к чему не обязывающих отношений.

"Восхитила" луженая глотка "известного, выдающегося и исключительно талантливого поэта". Уверена, своим громоподобным голосом, он смог бы перекричать целый стадион, правда для этого обязательно нужна была табуретка (стихи он предпочитает читать с возвышения). Сами стихи, на мой взгляд, достойны прочтения (в наличии способностей ему не отказать), точнее некоторые из них, но категоричность большинства (а-ля Маяковский) и плотоядность (от слова "плоть") раздражали.

Сначала очень понравился художник с африканскими чертами лица: пухлые губы, глаза навыкате, большой расплюснутый нос, смуглая кожа и кучерявые (как проволоки!) волосы. Его привычка ковыряться кисточкой в голове привела к фантастическому результату – палитра на макушке! Он, мимоходом, "на колене", набросал мой портрет так, что я была просто сражена. Не собой, естественно, а его мастерством, великолепной техникой, умением прочувствовать... нечто. Но потом выяснилось, что дальше набросков не идет, он уже восьмой год работает над никому не ведомым "шедевральным" ("от слова "враль", – как остроумно подметил Ануар) полотном, а на самом деле пьет и, не знаю, правда ли это, употребляет наркотики. Наверное, правда, подарив мне рисунок, он принялся занимать деньги "буквально на пару дней". Жаль.

Все равно было интересно. Даже поборники сексуальной революции, призывая отменить одежду "как чушь собачью", и выставляя напоказ ничем не примечательные телеса на громко пропагандируемых мероприятиях, называемых модным словечком "перфоманс", не вызывали категорического отторжения.

Начинающая художница, недавняя выпускница художественного училища при мне договаривалась с клиентом. Сначала показалось, что тот хочет заказать портрет, но почему-то она ответила, что придет с подружкой, тоже художницей.

– А зачем тебе на сеансе подружка? – удивилась я.

– Он любит, когда нас двое, – без тени иронии ответила она.

– Не понимаю, как могут писать один портрет одновременно два художника?

– Художница я здесь, на выставке, а у него девочка по вызову, – ни один мускул не дрогнул на ее лице, – искусство требует жертв... и сексуальных, в том числе.

Она упорхнула, приветливо махнув рукой. А мне так нравятся ее "Цветы"! Они такие романтичные, я не удержалась и купила, но повесила картину не дома, а в офисе. Не знаю почему.

И повсюду сопровождал Ануар, как телохранитель, а вернее как гид. Его мягкий воркующий голос приятно щекотал слух. Я была заворожена атмосферой очаровывающей безответственности "людей от искусства" и, конечно, им самим. Тем более, что он все-таки отличался от окружающих его "гениев" некоторым практицизмом. Да-да, именно это в нем импонировало. Свойственные этой среде чувствительность, доходящая до истерики, необязательность (понятие "место и время встречи" для них условно) создавали ощущение зыбкости, и даже болота, затягивающего в ... никуда. Как наркотик. А Ануар ассоциировался с чем-то более прочным. Как кораблик, с борта которого периодически бросаются спасательные круги тонущим, точнее увязающим в болоте. И не только для меня. К нему тянулись, просили и требовали совета или помощи, капризничали и ныли, проклинали и просили прощения художники, скульпторы, поэты. И никого он не осуждал, внимательно выслушивал и только слегка посмеивался.

Понравилось, с каким наигранным вниманием он выслушивал смешную идею молодого скульптора.

– В стране тысячи памятников Ленину и другим коммунистическим вождям, и многие из них совсем не бесталанны, – оживленно жестикулируя, доказывал он. – Сносить их глупо и бессмысленно. Придет новая власть, другие вожди и что? Нам опять придется их сносить?! Архаизм, феодализм, убожество!

Ануар согласно кивал головой, задумчиво почесывая бороду.

– Поэтому я предлагаю следующее: впредь памятники ставить только с отвинчивающимися головами. Пришла новая власть, изменились симпатии народа, пожалуйста, вот вам новый памятник. И ничего не надо ломать. Оперативно и экономно! Как думаешь, меня поймут?

– Не поймут, – грустно и серьезно подытожил Ануар.

– И нельзя иначе, обидятся на всю жизнь, – с улыбкой прокомментировал он свое "серьезное" отношение к такой "идее".

Мы стали встречаться чаще. Как старые знакомые, почти как друзья. Выставки, концерты, презентации сборников стихов и... "посиделки". Его словечко. Ануар любит собирать творческие тусовки, разномастные, шумные, веселые. Постепенно и меня они стали воспринимать как свою... "в доску". К сожалению, такие мероприятия сопровождаются обильным количеством употребляемого алкоголя, и совершенно бесконтрольным полетом их безудержной любовной фантазии. Влюбляются они сразу после первой выпитой рюмки в сидящего рядом представителя противоположного пола, после второй звучат душераздирающие признания в любви, после третьей их руки (и, вероятно, ноги под столом) начинают переплетаться. После четвертой или пятой принятой рюмки, я спешу ретироваться, так как их воспаленное воображение начинает реализовываться в страстных поцелуях и (уже в мое отсутствие) других, более откровенных телесных контактах где-нибудь в ванной комнате или в мастерской среди картин и скульптур, и, что вполне может быть, на балконе.

Ануар оберегал меня от чужих притязаний, но не мог уберечь от собственных. Однажды, он сделал попытку поцеловать меня. Честно признаюсь, было приятно осознавать, что я ему нравлюсь, чувствовать его взволнованное дыхание, смеяться от щекочущей бороды.

– Я не могу, Ануар, – в тот вечер я впервые обратилась к нему на "ты".

Надо отдать ему должное, он взял в себя в руки, глубоко вздохнул.

– Я подожду.

Слова давались ему с большим трудом, он еле заметно дрожал, как туго натянутая струна, глаза искрились жаждой владения мною, он постоянно то сжимал, то разжимал ладони.

Придя домой, я долго не могла заснуть, перед глазами стоял его образ, возбужденного и сильного... Мы все дети природы, и эти ощущения мне тоже не чужды. Тем более, поймите правильно, я давно, очень давно, не испытывала пугающей и манящей животной мужской страсти.

Близился день открытия выставки. Мероприятие, как уверял Ануар, станет громким событием для всей страны. Выставлялись впервые собранные воедино работы давно умершего художника. Известный писатель неожиданно упомянул его в одном из последних романов и в стране всплеском проснулся интерес к его творчеству. Действительно, ранние работы хороши, но особый интерес для публики был в картинах последних лет, в период, когда художник полностью выжил из ума, и его безумная фантазия выражалась на холсте мрачными и низменными сюжетами. Некоторые работы поражали фантасмагорической порнографией, отталкивали и пугали. Но именно это и вызывало восторг публики, важно прицокивающей языками. К сожалению, и Ануар разделял это восхищение.

– Тебе кажется это грязным? Ведь в этом наша сущность, родство с природой, а оно не может быть чистым, наши животные инстинкты руководят нашей же духовной жизнью. Разве не так?

В чем-то он прав, сегодня секс и любовь неразделимые понятия, любовь даже стала отходить на второй план, если вообще еще не исчезла.

От грустных размышлений и "сладострастных" мечтаний оторвал меня тот, кто, будь он понастойчивее (например, как Ануар), то возможно добился бы того, чего... чего... Чего надо, того бы и добился!

– Слушаю тебя, Батыр, – официально, почти холодно произнесла в телефонную трубку.

– Рима, очень важный разговор, конфиденциальный, надо встретиться.

Ни капельки эмоций. Хочешь встретиться, пусть даже по делу, будь нежнее.

– Некогда мне Батыр, мы готовимся к выставке.

– Какой еще выставке? – он думает, что в мире не существует проблем, кроме его собственных.

– Неважно, я занята, позвони через пару дней, пока, – классная получилась фраза, без интонаций, на одной ноте, с умеренной порцией вредности. Сейчас будет уговаривать.

– А почему не приглашаешь? Или я не достоин?

– Тебе это интересно? Хорошо пришлю пригласительный билет, – почему-то моя уверенность поколебалась.

– Приду с удовольствием, но встретиться нужно непременно сегодня.

Так, никуда не деться, в противном случае будет жаловаться папе. Где? У него? Ни за что! Ему надо, пусть сам и приезжает. Ко мне? Наташка опять будет пялиться. В ресторане? Исключено. Ладно, у меня, и черт с ней, с Наташкой.

– Хорошо, приезжай в магазин. В твоем распоряжении не более десяти минут, – вообще-то и Ануар обещал подъехать, показать афишу. Ну и что? У меня с ним только деловые отношения. Да какие бы они ни были, Батыра это никаким боком не касается. Все!

Если он подъедет через полчаса (приехать вовремя – ниже его мужского, эгоистического и хамского самолюбия), говорить будем максимум час, все равно, Ануар будет позже, он обещал быть к шести. И Наташку надо бы куда-то отправить, нет, пусть остается. Никаких сомнений в моей добропорядочности!

– Рима, я рад, что у тебя все в порядке, – подъехал, как ни странно через пятнадцать минут. Естественно, приехать вовремя он себе позволить не может!

– Батыр, я тороплюсь, давай к делу.

– Ты кого-то ждешь?

Черт его подери!

– Нет, просто есть другие дела.

– Хорошо. Рима, я хочу заложить акции холдинга и получить под них кредит.

– Что надо подписать?

– Ты не понимаешь или притворяешься?

– Знаю, ты глубоко порядочный, исключительно правильный и очень ценимый папой человек, – говорю тем же тоном, что и по телефону, только чуть больше ехидства. – Надо, значит надо. Давай бумаги.

– Не язви. Подпиши и ничего не говори отцу, потом все объясню.

Это что-то новенькое: "не говори отцу".

– Я правильно поняла? Не говорить отцу?

– Правильно. Хочу реализовать проект, который поможет холдингу решить проблемы. В нем есть некоторый риск, но он оправдан. Не хочу волновать дядю Жаке.

Они всегда меня используют в своих интригах, я это проходила. Дудки!

– Тогда ты должен все объяснить.

– Для этого я и приехал. Мы должники, акции многих предприятий заложены в разных банках. Причем долг нарастает ежедневно. Проблемы не разрешить обычными методами. Поэтому, я решил купить банк.

Название банка повергло в шок. Крупнейший государственный банк, в его приобретении наверняка заинтересованы самые крупные личности в стране, если не сам Тахир. Он в своем уме?

– Парадокс в том, – продолжал Батыр, – что они хотят продать его чисто, по всем правилам, чтобы никто, особенно за рубежом не обвинил нашу страну "в очередном разгуле коррупции". Понимаешь?

Я кивнула, они приучили молчать, когда сами изрекают.

– И вот тогда я его и куплю, ведь они не готовы предложить высокую цену, потому что не ожидают конкурентов. Понимаешь?

– Не задавай этот идиотский вопрос!

– Да-да, извини, – почувствовала, что он загорелся, в нем проснулся настоящий мужской азарт, я бы сказала, страсть, – потом будут проблемы, но это уже потом, отобьемся. Я ведь буду не один, со мной крупнейшие предприниматели страны, если надо, создадим партию, у нас, какая-никакая, но демократия.

– И почему это надо скрывать от отца?

– Он не любит политических рисков, кроме того, любое его вмешательство может навредить его же репутации. На чаше весов только мое имя.

– А на другой чаше Тахир?

– Да, – он о чем-то задумался, но тут же продолжил, – но бояться его не стоит. Я пришел за твоей поддержкой.

Ни за что! Он хочет втянуть меня в свои игры, положить и мое имя на эту пресловутую чашу, но мне плевать на твои весы и на твои амбиции.

И тогда я взглянула на часы! С минуты на минуту подойдет Ануар!

– Батыр, ты понимаешь, что с тобой вместе рискую и я?

– Да, Рима, понимаю. И знаю, что ты меня поддержишь.

– Почему?

– Потому, что ты веришь мне, потому что ты хочешь, чтобы я оставался порядочным человеком, мужчиной, наконец.

– А если, я этого тебе не скажу? А если я скажу, что мне плевать, кем ты себя представляешь, и что ты кому бы то ни было доказываешь?

Батыр удивленно смотрел на меня.

– У тебя кто-то есть?

О, боже, язык мой – его приятель!

– Чушь, – я все-таки попалась. В собственный капкан. – Ладно, подписываю, другого выхода действительно нет.

– Спасибо, – он глубоко вздохнул, но его глаза мне совсем не доверяли.

Лихорадочно схватив ручку, склонилась над бумагами. В этот момент случилось то, чего хотелось меньше всего. В комнату вошел Ануар.

Я чуть не замерзла и чуть не сгорела одновременно. Батыр, поначалу равнодушно взглянув на Ануара, вдруг окаменел, оледенел, одеревенел.

– Римочка, я не вовремя, – Ануар улыбался во весь свой бородатый рот.

Наташка, змея, специально его не остановила.

– Здравствуйте, Ануар, подождите, пожалуйста, в зале, я скоро освобожусь, – представить их друг другу я не решилась.

– Конечно, – он вышел, снисходительно взглянув на Батыра.

Батыр напряженно вглядывался в мое лицо, теперь оно полыхало как сопло космического корабля.

– Кто это, и какое он имеет право обращаться к тебе таким тоном?

– Батыр, он просто приятель, мы спонсируем его выставку, – дура, чего-то перепугалась, оправдываюсь. – А что?

– Нет, ничего, – он продолжал испускать протуберанцы недовольства, – но он мне определенно не нравится.

– Батыр, – постараюсь погасить пламя. Но только ледяной водой! – Тебя он не может интересовать, потому что, это, в конце концов, не твое дело. Пойми, право выбирать себе друзей и знакомых принадлежит мне, и никому больше. Не обижайся, но это так. И никак иначе.

Он смутился, даже растерялся. Надо затушить его окончательно.

– Я не навязываю тебе друзей, знакомых... и подружек. И вправе требовать от тебя того же.

– Да-да, прости, я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь. – Вдруг он опять остолбенел. – Этот тип твой дружок???!!!

– Хватит, оставь меня в покое! Забирай свои бумаги! – вы не поверите, я кричала.

Он молча забрал бумаги и вышел. Пригласительный билет на выставку остался лежать на столе.

Тот вечер я провела дома. Головная боль, кольцом охватившая череп после встречи с Батыром, постепенно успокаивалась. Благодаря сыну. Его возня на ковре, боевые действия против какого-то фантастического монстра завершились, наконец, полной и безоговорочной победой сына, после чего он миролюбиво устроился на моих коленях.

– Ма, а кто такие лесбиянки?

Я постепенно стала привыкать к его необычным вопросам, но этот поначалу поставил в тупик.

– Сынок, где ты откопал это слово?

– По телеку.

Педагоги учат не уходить от прямых вопросов детей, а давать исчерпывающие ответы, естественно щадя при этом их психику. Ну что ж, попробую.

– Лесбиянки... это когда две женщины дружат, вместе гуляют, держа друг друга за ручки. Иногда они даже живут вместе.

– Как мы?

– Нет, конечно. У нас по-другому. Мы ведь настоящая семья.

– А они нет?

– У них нет папы, а у нас есть, – выкрутилась я.

– А они целуются?

– Наверное.

– А ты с папой никогда не целуешься. Только со мной, – он призадумался, – значит, меня ты любишь больше, чем папу.

– Тебя я люблю больше всего на свете!

Сын не обратил внимания на мой нежный порыв. Весь в отца.

– Сегодня я видел лесбиянок, целый автобус.

– Где ты мог их видеть? – мой ребенок начинает не на шутку пугать.

– Мы с няней гуляли, а к магазину подъехал автобус с иностранными бабушками. Они держали друг друга за ручки!

Батыр

Порода

Однозначно и твердо заявляю: я полностью и безоговорочно поддерживаю власть. Я серьезно говорю. Рыночный механизм выстроен, четко обозначены правила игры. Имеется реальная возможность работать и зарабатывать. Социальные проблемы будут решаться по мере развития экономики. Но при одном условии – правила не нарушать! Законы, наверное, нарушать можно, иногда. Почему я так говорю? А потому что законы часто пишутся не по принципу экономической целесообразности, не исходя из имеющихся реалий, без учета нашего менталитета. Очень часто наш парламент вынужден подчиняться давлению Запада: права человека, демократия, свобода слова. Поймите, я не против этих основополагающих краеугольных камней, но они, иной раз, как булыжники, некоторые неподъемные. Только не думайте, пожалуйста, что я коммунист или еще какой правдолюбец. Совсем нет. Но вот все получили избирательные права, огромные деньги тратятся на выборы депутатов. И что? Вы получили то, что хотели? Страной стали управлять? Это Владимир Ильич всех взбаламутил, разрешив кухарке порулить. Лучше отправить ее на кухню, ужин готовить.

Но правила не нарушать!

Только, пожалуйста, не передавайте мои слова отцу. Он за коммунистов навсегда обидится!

Очень известный предприниматель рассуждал примерно так же.

– Понимаешь Батыр, по большому счету у всех у нас рыльце в пушку. Без исключения! Если бы было исключение, то либо не было бы нас, либо не было бы исключения. Период приватизации завершен, кому чё, кому ничё, а кому... сам знаешь чё! Пора подвести черту и принять цивилизованные правила игры. В противном случае, бесконечный процесс передела собственности погубит страну. И самое важное, условия для этого есть. Даже несмотря на то, что разгул демократии привел к расцвету криминалитета. Бандюки лезут во власть, создают свои силовые органы, партии, газеты. Предпринимателю, прежде чем сделать какой-либо шаг, надо договариваться и с властями, и с бандитами, притом, что гарантии спокойствия все равно нет. Но работать можно, даже при таких условиях. Важно знать с кем договориться, и проблемы решены. Но если они, – последовал указующий взгляд в потолок, – будут сами нарушать правила, то тогда всем хана. И стране, и экономике, и социальным программам. Мы поддержим их при условии неприкосновенности нашей собственности. И никак иначе! Другими словами, властям должно быть выгодно не нарушать объявленные ими же самими правила игры. Притом, что мы (я, в частности) не претендуем на запретные плоды, а стараемся удовлетворяться тем, что имеем. И если я все-таки решу "раскатать губу" на что-то новое, то только в соответствии с правилами.