Текст книги "Лучшее юмористическое фэнтези. Антология"
Автор книги: Нил Гейман
Соавторы: Роберт Шекли,Пол Уильям Андерсон,Гордон Руперт Диксон,Гэри Дженнингс,Крэг Шоу Гарднер,Дэвид Лэнгфорд,Эстер М. Фриснер (Фризнер),Джон Морресси,Пол Ди Филиппо,Молли Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)
– Конечно, если это поможет.
Внутри пульта материализовалась золотая сфера, как когда-то буквы на дисплее – всего-то сутки назад. Но когда эта сфера достигла поверхности, она продолжала движение, вылезая каким-то образом из нетронутого пульта.
Джей Ди взял в руку небольшой шарик.
– И это остановит тех, кто нас преследует?
– Будучи активировано, да.
– Что мне нужно делать?
– Брось его в своих преследователей.
Джей Ди осторожно перегнулся через поручни и бросил шарик.
Тот приземлился на машину сверху.
Машины не стало. Или, вернее, она расплющилась под шариком, который раздулся и поглотил ее. Плоские полицейские забарабанили по окнам. Один из них открыл окно и вышел на поверхность шарика.
Следующая машина, которой коснулся шарик, исчезла быстрее, чем за этим можно было проследить. Она тоже расплющилась под шариком. Шарик раздулся еще больше.
Не имея тормозов, Трейси и не пыталась остановиться. Яхта остановилась сама.
Шарик перегородил всю дорогу и поглотил все машины. Они растекались по его поверхности, как разводы на мыльном пузыре.
И вдруг сфера зашевелилась.
Она стала откатываться от яхты в сторону города.
К чему бы она ни прикоснулась – даже к дороге, – она все засасывала. Деревья, поребрики, траву, птиц. Сфера все больше раздувалась, как снежный ком, катящийся по альпийскому склону, оставляя после себя пустоту.
– Вот черт… Ну-ка прекрати!
– Это за пределами моих возможностей.
– За пределами… Ты, глупый аппарат! Почему же ты все это затеял?
– Я – разум третьей степени. Люди обладают разумом десятой степени.
– О господи. А это когда-нибудь прекратится?
– Насколько велика эта планета?
Сфера была теперь размером с шестиэтажный дом. Казалось, она набирает скорость. Каталина захныкала.
– Джей Ди… – начала было Трейси.
Но, увидев страдание на его лице, умолкла.
Над сферой в темнеющем воздухе что-то показалось.
Джей Ди направил туда луч прожектора яхты.
Это был человек, которого они сбили, хозяин пульта.
И вдруг их стало несколько. Они образовали кольцо вокруг сферы. Она остановилась и начала сжиматься, однако то, что уже поглотила, не отдавала назад.
Когда она стала такого же размера, как была, вся масса распалась на отдельных людей. Один из них, человек, которого они сбили, поднял шарик и опустил его в карман.
Потом сам поднялся на яхту.
– Простите, мы тогда сбили вас, мистер пришелец из космоса.
Человек смахнул пыль с прорезиненных лацканов.
– Я такой же человек, как и вы, мистер Макги. Я обитатель вашего будущего.
Каталина перестала плакать.
– Вы, наверное, пришелец из совсем отдаленного будущего.
– Нас разделяют пятьдесят лет, – ответил мужчина. – Но это будут безумные годы. А теперь можно я возьму обратно свой прибор?
Джей Ди отдал ему пульт.
– А почему вы не попросили его сразу, когда мы сбили вас, и не помешали всему тому, что произошло?
– Прибор нарушает континуум Фредкина[146]146
Эдвард Фредкин (род. 1934) – ученый, разработавший информационную модель Вселенной. – Прим. ред.
[Закрыть] и вносит в него хаос. Мне было нелегко снова найти его.
– А что будет с нами? – спросил Джей Ди.
– Да ничего особенного. Вы когда-нибудь видели такой галстук?
Они все уставились на галстук в цветочек, который был на пришельце. Цветочки покрупнее состояли из цветочков поменьше, а потом были цветочки еще меньшего размера, и так далее… до бесконечности.
В этот вечер бар «Медвежонок» был заполнен, как последний вертолет из Сайгона.
Однако атмосфера была гораздо приятнее.
Стучали бильярдные шары, летали стрелы дартса, звенели колокольчики, взрывались хохотом чужаки, дудели дудочки, кто-то испускал неприличные звуки, звучал Хэнк-младший, жужжала неоновая вывеска над сетчатой дверью, выходившей на усыпанную гравием парковку, беспрестанно раздавались возгласы требовавших выпить:
– Трейси, две рюмки!
– Трейси, еще графинчик!
– Трейси, шесть с ромом и коку!
Женщина за стойкой радовалась наплыву посетителей. Значит, в кассе будет больше денег.
Из конторки вышел человек с двумя татуировками.
– Только что звонила Каталина, Трейс. Заскочит, как только Джин закончит работу в отделе по истреблению грызунов.
– Буду рада увидеть ее. Я заморозила для нее «дайкири» и приготовила сливки.
Мужчина огляделся.
– О господи, сегодня все битком забито. В следующем месяце сможем выплатить аренду.
Брезгливо обходя лужи пролитого пива, вошел большой кастрированный кот. Хозяин наклонился, чтобы погладить его. Кот зашипел и царапнул протянутую руку.
– Ты бы избавился от этого подлого животного, Джей Ди!
Джей Ди лишь улыбнулся.
Со стороны стены за стойкой, где висела голова лося с обвязанной веревкой мордой, послышался приглушенный шум. Глаза лося яростно засверкали.
Джей Ди поцеловал Трейси:
– Сменю тебя через минуту, милая. Сначала кое-что сделаю.
Он пошел в конторку за баром, взял доску и еще раз поддал Ларри по заднице.
Том Геренсер
ПОЧТИ НА НЕБЕСАХ[147]147
Almost Heaven, (2004).
[Закрыть]
Перевод Д. Бабейкина
Я отлично помню то утро, когда все это началось, поскольку проснулся от головной боли, которая каким-то странным образом была больше, чем сама голова. Я направился к аптечке и некоторое время в ней рылся, пытаясь найти некое несуществующее болеутоляющее, а потом раздался тот самый стук в дверь – казалось бы, такой привычный, но столько предвещавший.
Только на этот раз пришел ко мне не торговый агент, и не парень, которому не справиться с проколотой шиной, и даже не парочка молодых людей, пытающихся обратить меня в синтоизм, а верзила в комбинезоне, какой-то засаленный. Сообщил, что его зовут Лестер.
– Чем могу вам помочь? – спросил я его, а он, сияя обаятельной улыбкой, ответил, что нет, благодарю, думаю, ничем, и решительно прошел в дом.
Усевшись за кухонный стол, он улыбнулся, осмотрелся и, судя по всему, в целом остался весьма доволен положением дел.
– Простите, – начал я, – хм… Лестер, так вас зовут, да? Снова улыбнувшись, он ответил, что так.
– Так вот, – сказал я, чувствуя что-то среднее между неловкостью и страхом, – прошу вас, не могли бы вы уйти?
– Я мог бы, да-да, – закивал он, – только я этого делать не собираюсь.
– Понял, – ответил я, прикидывая, какое расстояние отделяет меня от телефона. – А почему же?
– А потому, – сообщил он мне. – Здесь мне, типа, нравится. Все напоминает о другом месте, где я когда-то был, оно тоже было мне по сердцу, но не настолько. Прежде всего, мне приглянулись твои обои.
Обои действительно были симпатичные. С этим не согласился бы разве что придурок, слепой или человек, начисто лишенный вкуса. Но было не совсем понятно, почему обои, какими бы привлекательными они ни были, могут служить оправданием совершенно непрошенного вторжения. Так я ему и сказал.
– Много существует вещей, понять которые мы не в состоянии, – заявил Лестер, барабаня пальцами по столешнице, – а пытаясь изменить это, мы часто губим красоту мгновения. Вот, к примеру, взгляни на эту тыквочку.
С этими словами он вытащил из нагрудного кармана своего комбинезона оранжевый плод, по размеру меньше яблока, но по форме напоминавший тыкву.
– Славная тыквочка, – согласился я. – Но я-то веду речь о том, что вы могли бы наслаждаться красотой мгновения, и этой тыквой, и чем угодно еще на улице, или в своем собственном доме, или в квартире – не знаю уж, где вы живете.
– У меня нет дома, – ответил он, – а если бы и был, то, могу тебя заверить, там не было бы таких милых обоев, как здесь.
Тут он подбросил тыквочку в воздух и поймал ее.
– А квартира у вас есть? – спросил я.
– Нет, – ответил он. – Я подумываю о том, чтобы поселиться здесь.
Я сказал ему, весьма недвусмысленно, что об этом не может быть и речи, вариант невозможен и не рассматривается.
– Это почему же? – поинтересовался он.
– Много существует вещей, объяснить которые мы не в состоянии, – сказал я ему, – а пытаясь изменить это, мы часто губим красоту мгновения.
– Touche,[148]148
Здесь: браво (фр.).
[Закрыть] – отозвался он, после чего увел разговор в сторону, сообщив, что является богом закусок.
– Закусок?
– Только простых, – признался он, – а не каких-нибудь суши. За них отвечает другой бог, его зовут Скип.
– А что понадобилось богу закусок от меня? – спросил я его.
– От тебя? Ничего, – ответил он. – Мне, собственно, обои нравятся. И еще линолеум. Такой не каждый день увидишь.
Как с таким типом поспоришь? Мне пришло в голову, что стоило бы вызвать полицию, но я решил этого не делать. Стараюсь не отгораживаться от всего нового и непривычного. И потом, разве я могу быть уверен, что он на самом деле не бог закусок? В смысле, если считать, что истинное знание состоит исключительно в осознании собственного незнания, то я гений. А может, слабоумный. Порой непросто определить, кто именно.
Независимо от всех теоретических рассуждений, этот тип действительно приготовил чертовски аппетитную закуску. На тонкий гренок он водрузил ломтики авокадо и помидора, намазав хлебец невероятно вкусным сливочным плавленым сыром, который бог захватил с собой на всякий случай. Поначалу я сомневался, стоит ли это есть, но закуска пахла так заманчиво, что я позволил себе откусить маленький кусочек, после чего уже не смог удержаться и доел все до конца.
– Сэндвичи вроде этого могут быть самые разные, – сообщил он и отправился в гостиную, на ходу подбрасывая и ловя свою тыкву.
Я уже собирался пойти следом, когда в дверь еще кто-то постучал, и я пошел посмотреть, что это за посетитель.
Оказалось, это посетительница. Дама, с сумочкой из искусственной кожи и с невообразимой завивкой, сразу же перешла к делу и спросила, можно ли видеть Лестера.
– Да, он здесь, – сообщил я ей. – Он только что сделал мне сэндвич.
– А тыква при нем? – поинтересовалась она, и я ответил утвердительно.
– Слава богу, – сказала она, и не успел я спросить, какого именно бога она благодарит, как дама, отодвинув меня в сторону, протопала в дом, звеня браслетами.
Я последовал за ней, чтобы наблюдать дальнейшее развитие событий.
Я догнал ее, когда она уже стояла над Лестером, устроившимся перед моим телевизором и смотревшим «телемагазин».
– Ида! – воскликнул он при виде ее.
– Лестер! – закричала она в ответ.
Верзила поднялся с моего кресла, после чего они заключили друг друга в объятия. Когда они кончили обниматься, Лестер повернулся ко мне и произнес:
– Ида, это Мо. Мо, это Ида.
– Меня зовут Билл, – сказал я ей.
– Привет, – улыбнулась она мне.
– Ида – богиня выноса мусора, – пояснил Лестер.
– Я появляюсь по четвергам и бываю очень полезна, – поведала она.
Я уже был готов вышвырнуть обоих на улицу, но тут меня осенило, что мне, возможно, очень повезло.
– А вы, случайно, не знакомы с богиней общего массажа всего тела, а? – спросил я их.
– Вообще-то, это не богиня, а бог, – ответила Ида.
– Да кто бы ни был, – сказал я.
Следующий день в моем доме прошел оживленно. Сначала пришел бог встревания в чужие разговоры, за ним – бог переработки мясных субпродуктов, потом бог непрекращающегося ночного кашля. После них явились богини отдыха, безопасности на рабочем месте, а также богиня стереосистем.
– Вы не могли бы взглянуть, что там с моим «Хитачи»? – обратился я к последней, но она не успела ответить, поскольку нас перебил бог встревания в чужие разговоры, которого звали Зик. Он попросил нас осмотреть его нарыв.
– Надеюсь, он сам пройдет, – сказал он. – Я слышал, что такие вещи могут распространиться по всему организму, и от этого умирают. Кстати, миленький тут линолеум. И где ты только раздобыл те светильники, что висят у тебя в ванной?
Я попросил их побыть немного без меня и разыскал Лестера. Он делал на кухне огромное количество маленьких сэндвичей с оливками и сливочным сыром на кусочках хлеба со срезанной корочкой.
– Сливочный сыр твой любимый, да? – спросил я.
– Сливочный сыр – великолепный материал, – ответил он, – но меня радует все съедобное, что можно намазать на кусок хлеба.
– Я это уже оценил, и мне не хотелось бы губить красоту мгновения или что-нибудь еще, но что все-таки происходит?
– Я готовлю кое-какие закуски, – сказал он, указывая на полный поднос.
– Это я вижу, – сказал я, – но мой вопрос касался этих богов и богинь, которые то и дело заявляются сюда. Я хотел спросить – почему?
– «Почему» – это вопрос, скрывающий массу подводных камней, – предостерег меня Лестер. – Он не способствует приготовлению сэндвичей в подобающем приподнятом состоянии духа, и я этого вопроса по возможности стараюсь избегать.
Я взял бутербродик, попробовал его и нашел великолепным.
– Но… – начал было я, но тут появился Зик и спросил меня, где я приобрел обои.
В течение следующих недель дом посетили еще несколько особ, именовавших себя божествами, и я бы выставил их за дверь, дай они мне для этого повод, но все они, к моему изумлению, с невероятным рвением исполняли свои обязанности. Богиня флористического дизайна, например, так обогатила эстетический образ моего дома, как это никому ранее не удавалось. Благодаря богу полезных-для-здоровья-и-при-этом-недорогих-блюд мои ужины стали намного разнообразнее, а уж о том, как здорово, когда в твоем доме поселился бог мытья унитаза, пожалуй, можно и не распространяться. Конечно, бывали и не самые приятные моменты – скажем, визиты богини напоминания о мелких недостатках вашего характера или бога действующего на нервы смеха, – но, как говорится, не разбив яиц, и омлет не сделать, что мне и демонстрировал каждое воскресное утро бог необычайно аппетитных завтраков.
Однако все на свете, будь оно хорошим, дурным или еще каким, рано или поздно обязательно приходит к концу. Однажды я замечательно проводил время с богиней сочувственной беседы, и тут богиня открывания дверей, выполнив возложенную на нее функцию, привела высокого, решительно настроенного типа в костюме угольно-черного цвета.
Он объяснил, что является божком абсолютного агностицизма, и на этом, в общем-то, все и закончилось. Ах да, он еще отметил мой хороший вкус, похвалив шкафчики и столешницы, которые я подобрал для кухни.
Гейл-Нина Андерсон
ГЛУБОКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ[149]149
A Rude Awakening, (2005).
[Закрыть]
Перевод О. Ратникова
Один рывок – и она свободна! Как всегда, раскрылся первый цветок, и она вылетела навстречу свету, свежая, словно весна, вечная, словно многолетник. В то время как прочие цветочные феи зевали и потягивались, в очередной раз появляясь на всеобщее обозрение, и вылуплялись из своих бутонов, как стрекозы из куколок, Лили, фея ландыша,[150]150
В оригинале – Lily (of the Valley) – созвучно с названием цветка ландыш (можно буквально перевести как «лилия долины» или «Лили из долины»). – Прим. ред.
[Закрыть] обычно пробуждалась более внезапно, заставая всех (а иногда и себя саму) врасплох. Она приписывала это тому, что ее цветок распускался раньше других представителей растительного царства. К тому же она была одной из тех, кто любит все делать как следует.
Несмотря на свое стремительное появление, она удивительно легко и элегантно приземлилась, слегка кружась, и почти что спланировала по воздуху. Разумеется, все зависит от того, насколько верно рассчитана длина прыжка и точка опоры. Она была исключительно опытной цветочной феей и, подобно большинству своих сестер, гораздо более крепкой, чем можно было судить по внешности.
Первый взгляд она бросила на свои ноги, и зрелище так ее поразило, что она чуть не упала ничком. Что это такое – очередная шутка Небесного Садоводческого Общества? Она была обута в сандалии. В самом факте не было ничего удивительного. Обычно она появлялась после зимы в сочетании белого и зеленого – изящная, хотя и не новая комбинация; затем она изменяла кое-что в одежде в соответствии со своим настроением, погодой и модными течениями. Она выполняла это, скажем так, мысленно представляя, что бы ей хотелось надеть. Разумеется, здесь имелись свои пределы, но она давно уже оставила сумасбродные мечты о розовом и алом шелке и желтых, словно лютик, платьях. На самом деле, с помощью белого и зеленого можно творить чудеса. Но в любом случае сандалии она никогда особенно не жаловала. Из-за них вечно спотыкаешься в сырой траве, а если, что случалось нередко (как она полагала, это делалось ради романтики), она появлялась на свет в лесистой лощине, то корни и спутанные стебли цеплялись за завязки. Фее не пристало неуклюже шлепаться наземь, и еще менее ожидаешь услышать цветистую брань от феи с вывихнутой щиколоткой. Так что Лили предпочитала прочные зеленые башмаки, а на вечер – маленькие, аккуратные туфли-лодочки из белой лайки. Но не сандалии и уж никак не эту пару серебристого цвета, на нелепой высоченной платформе, с каблуками клином, на которых она едва удерживала равновесие. Они выглядели ужасающе старомодными. Лили не была фанатичной поклонницей моды: неудача с накладными плечиками в 1983 году убедила ее, что высокая мода – это не для фей. Но она всегда была в курсе того, что носят в большом мире, и старалась не идти наперекор тенденциям. Разумеется, классическим одеянием фей оставались развевающиеся одежды, но скромная девушка всегда приятно выглядит в белом джемпере и зеленых брюках. А уж серебристые сандалии на платформе – это никак не ее стиль, ни в этом году и никогда прежде.
Тяжелые, неудобные, неуклюжие – они воплощали в себе все крайности моды шестидесятых, когда она решительно придерживалась своего собственного стиля, напоминавшего о Сисели Мэри Баркер,[151]151
Сисели Мэри Баркер (1895–1973) – английская художница, иллюстратор детских книг, создательница «Цветочных фей».
[Закрыть] специально, чтобы не оказаться в центре жестокой борьбы модных течений. Она изо всех сил сосредоточилась на элегантных уличных туфлях из темно-зеленой кожи, и на какое-то мгновение они возникли у нее на ногах, но в следующий миг она опять увидела серебряные платформы. Да, это проблема, и ее необходимо уладить прежде, чем она испортит Лили и без того слишком короткий сезон. Обычно подобные штуки бывают вызваны местом, где растет цветок. Он может появиться в любом месте, что приводит к самым непривлекательным результатам. Она с отвращением вспомнила весну, когда появилась из бутона в оранжерее; стояла тропическая жара, и Лили тогда потратила большую часть энергии на создание чего-то более пристойного, чем зеленое бикини и влажная футболка.
Она критически осмотрела окрестности. Ничто не предполагало появления дурацких сандалий или (как она уже убедилась) волнующе короткого платья в белых и зеленых спиралях, словно навеянных галлюцинациями. Она находилась в длинном, узком саду позади викторианской террасы – в одном из нескольких подобных садов, примыкавших к ряду домов. Этим ранним весенним утром ни в одном из них не буйствовала растительность, но ее участок оказался самым запущенным и диким из всех. Он, извиваясь, спускался к заброшенной железнодорожной колее, а с другой стороны был ограничен старой стеной. Неухоженные деревья, заросшие сорняками дорожки; огромная компостная куча рядом с каким-то сараем – великолепным жилищем для местного сообщества мокриц. Нельзя было сказать, что за садом совсем не ухаживали, но здесь чувствовалась беззаботная, легкая рука, предоставлявшая Природе ведущую роль. А Природа никогда не была аккуратной хозяйкой. Цветок Лили оказался рядом с компостной кучей, и от этого сандалии показались ей еще менее уместными. Она осторожно пробралась к запущенной тропинке и застыла на месте, неприятно удивившись.
Люди не могли ее видеть, если она того не желала, но она видела их ясно, и ей казалось, что их здесь мельтешило слишком много. Полисмены обычно задают вопросы, на которые цветочным феям ответить непросто («Ваш адрес?» – «Ну, в этом году – клочок мха у декоративного пруда»). Поэтому она предпочитала оставаться невидимой и не попадаться у них на пути. Она поспешно бросилась (со свойственным ее народу изяществом) за угол сарая и чуть не споткнулась о скрывавшуюся там Вайолет,[152]152
Violet (англ.) – фиалка.
[Закрыть] фею фиалки, пребывающую в мрачном настроении, – видимо, у нее сегодня был неудачный день. Они натолкнулись друг на друга, отскочили, оглядели друг друга и рассмеялись. Вайолет завела такие длинные волосы, что в отсутствие парикмахерских ухаживать за ними было бы непросто; на лбу красовался лилово-розовый шарф, завязанный в виде банданы. Она была босиком, в длинном, бесформенном одеянии из пестрого пурпурного бархата, вышитого каким-то орнаментом, который можно было лишь из вежливости назвать свободным. Это напоминало национальную одежду, а Вайолет терпеть не могла подобного. Она была из тех опрятных, организованных фей, которые годами носят слегка измененные модели от Шанель. Что-то повлияло на их внешность, но, прежде чем Лили смогла задать хоть один вопрос, Вайолет заговорила своим сиплым голосом, напоминавшим Фенеллу Филдинг,[153]153
Фенелла Филдинг (р. 1930) – английская актриса.
[Закрыть] который она выработала в последние несколько десятков лет.
– Ужасно, дорогая, решительно, чертовски нелепо! Это не я, и я уверена, что передо мной не ты. О, неужели я не права? Ты ведь не пытаешься попробовать нечто новенькое?
Лили покачала головой:
– О, благодарение небесам! Но я ничего не могу поделать! Даже перманент был бы лучше этих… этих…. этих кудрей у меня на голове! Когда же это так одевались?
– Тридцать-сорок лет назад, – ответила Лили. – Мы угодили в какой-то временной виток.
– В виток стиля, дорогая, в виток стиля. Но почему же мы не можем измениться по своему желанию? Мне смертельно хочется пройтись к «Харви Николсу»[154]154
«Харви Н иколс» – сеть престижных магазинов женской модной одежды в Великобритании.
[Закрыть] и выбрать что-нибудь по-настоящему шикарное к новому сезону, но я ни за что не смогу показаться в таком виде.
– Нам вообще нельзя показываться, – прошипела Лили, потянув Вайолет вглубь сарая; она испугалась, что дар быть невидимыми тоже может им изменить.
По саду разбрелись полицейские; двое из них, одетые не в обычную униформу, а в любопытные костюмы-скафандры защитного цвета, приблизились к компостной куче. Лили уловила обрывки их разговоров, и в мозгу ее начала вырисовываться кошмарная картина.
«Старушка», – несколько раз повторили они; она также могла поклясться (к своему большому облегчению), что слышала слова «держит на чердаке коноплю». Длинными вилами люди тыкали в кучу, которая оказалась очень большой и уходила вглубь настолько же, насколько возвышалась над землей. Лили и Вайолет так внимательно наблюдали за их действиями, что не заметили, как от группы главных полицейских отделилась ярко-желтая фигурка и бросилась к ним, горя нетерпением сообщить свою новость.
В мире цветов существует определенный общественный порядок, иерархия, основанная на таком понятии, как уровень развития. А поскольку развитием Селандины, феи чистотела, никто никогда не занимался, она стояла на довольно низкой ступени маленького общества; все, кроме самой Селандины, прекрасно понимали это. Она вела себя нагло – почти всегда изображала главную, – но сейчас остальные слишком сильно хотели услышать информацию. А кроме того, трудно осадить фею в пугающе коротком ослепительно желтом плаще и таких же сапогах; дыры в виде геометрических фигур вряд ли делали эти сапоги более практичными. Даже Селандина, со своей печально знаменитой страстью к шелку, никогда так не одевалась.
Она так жаждала поскорее выложить свои новости, что даже не стала тратить время на то, чтобы высмеять Вайолет и Лили, протанцевать шимми или похвастаться своим кричащим костюмом.
– Это все проклятый компост, – выпалила она, не успев перевести дух. – Я тут уже черт знает сколько времени торчу, – (Лили и Вайолет обменялись кивками: типичное нахальство Селандины), – а полиция все вокруг обыскивает с того момента, как умерла старая леди, и я уверена, что это все компост.
– Не говори глупостей, дорогая, – прервала ее Лили своим самым деловым голосом. – Мы все выросли на компосте – даже ты.
– Да, но эта куча действительно эффективно действует – бог знает, что там в ней такое. И старый – хорошо перепревший.
– Компост всегда старый, Селли, дорогая моя. Иначе это не компост.
Селандина ухмыльнулась. Наконец-то она на коне, и никто не сможет взъерошить ей лепестки.
– Но здесь нечто другое, – сказала она. – Нечто другое. Старая леди очень гордилась своим диким садом.
Лили ощетинилась – ей вовсе не льстило, когда ее называли дикой.
– Диким, естественным и немного зловещим. Но колдовским.
– О боже, давайте не будем говорить о колдовстве людей – это же смешно, – фыркнула Вайолет.
– Не-ет, не колдовство; просто чуть-чуть добавлено кое-чего. Эта куча насыпана почти сорок лет назад. Они внезапно вспомнили, что именно тогда исчез ее муж.
Неприятные ассоциации прервал свист полицейского в спецодежде и крик:
– Что-то есть, сержант!
Феи, положившись на свои чары, на цыпочках прокрались к компосту, который тщательно пересыпали с кучи на дорожку. В глубине ямы виднелись какие-то белые предметы – без сомнения, кости; когда ты рождаешься из земли, то привыкаешь разбираться в подобных вещах.
Человеческие? Видимо, да. Еще можно было различить контуры черепа; но труп выдавали фрагменты одежды. Лучше всего сохранился металл – грабли полисмена отбросили прочь часы. А под ними показались хрупкие кусочки эмалированного значка, на котором Лили прочла надпись, когда-то сверкавшую огненными буквами:
