Текст книги "Лучшее юмористическое фэнтези. Антология"
Автор книги: Нил Гейман
Соавторы: Роберт Шекли,Пол Уильям Андерсон,Гордон Руперт Диксон,Гэри Дженнингс,Крэг Шоу Гарднер,Дэвид Лэнгфорд,Эстер М. Фриснер (Фризнер),Джон Морресси,Пол Ди Филиппо,Молли Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)
Вручив ошеломленной женщине документ, он взял большой бумажник, набитый чеками, и вышел из дома.
Скэрридж спустился в самую нижнюю часть города, его лицо светилось пылом щедрости. Добравшись до квартала, где стояли его дома, он час или два провел в разговорах со своими нанимателями, и когда Стивен закончил говорить с последним, его бумажник был почти пуст, а за ним тянулась неистовствующая от радости толпа, которая подняла бы его вместе с креслом и с триумфом пронесла бы по городу, если бы Скэрридж не сделал рукой безмолвный жест, прося оставить его в покое.
Расставшись с преисполненной благодарности толпой, он направился к дому Филиппа Уивера, мясника, и одолжил у него пони и рессорную повозку. Затем Скэрридж пошел к Эмброузу Смиту, булочнику (в лавке Смита он останавливался по пути в нижнюю часть города), и спросил, выполнены ли его распоряжения. И хотя стояло рождественское утро, Эмброуз и семеро его помощников уже трудились как пчелки, но все же они не смогли выполнить все сделанные заказы. Однако через час Эмброуз сам пришел в кондитерскую, где Стивен раздавал угощения кучке восторженных ребятишек, и сказал ему, что все готово и повозка нагружена. И тогда Скэрридж поспешил в лавку булочника, сел в повозку, взялся за вожжи и торопливо поехал в сторону хижины Артура Тиррела. Когда он добрался до места, был почти час дня.
Тихонько подъехав к дому, Скэрридж остановился чуть поодаль и привязал пони к дереву. Затем он подкрался к окну и заглянул внутрь.
Артур Тиррел сидел посреди комнаты на стуле, сложив руки и уронив голову на грудь. Слева от него на табурете сидела его жена, взгляд ее наполненных слезами глаз был прикован к его печальному лицу. Его маленькая дочка стояла перед отцом, уперевшись ручками в его колени, и заглядывала ему в лицо, ловя малейшие изменения его выражения. Справа от отца, положив руку ему на плечо, стоял мальчик, его смышленое лицо светилось тихим, не по годам, смирением.
Это была незабываемая картина!
Стивен Скэрридж не выдержал этого зрелища больше нескольких минут, он открыл дверь и вошел в комнату. Его появление вызвало настоящий переполох. Женщина и дети забились в самый дальний угол дома, в то время как Артур Тиррел встал и решительно двинулся на незваного гостя.
– Ха! – сказал он. – Быстро же ты вернулся. Думаешь, еще не все у нас отнял. Давай, забери все, что у нас есть. Осталось еще вот это. – И он указал на двухцентовую порцию лярда, которая все еще лежала на столе.
– Нет, нет, – промямлил Стивен Скэрридж, хватая Артура Тиррела за руку и горячо ее сжимая. – Это ваше, ваше! Я пришел вовсе не за этим, а чтобы попросить у вас прощения и молить вас принять мой рождественский подарок. Прощения за то, что усугубил тяжесть вашей нищеты, и дар, чтобы отпраздновать наступление более приязненных отношений между нами.
Сказав это, Стивен сделал паузу и стал ждать ответа. Артур Тиррел мгновение подумал; затем он бросил взгляд на жену и детей и произнес тихо, но твердо:
– Я даю прощение и принимаю дар!
– Ну вот и прекрасно! – воскликнул Скэрридж, и все его существо затрепетало от нового, до сих пор неведомого, восторга. – Выходите с вашим сыном к повозке и помогите мне внести все, что там есть, пока миссис Т. и девочка побыстрее накроют на стол.
Повозку подкатили к самому дому, и усердные руки разгрузили ее в два счета. Из-под полудюжины новых одеял, укрывавших ее содержимое от морозного воздуха, Стивен в первую очередь достал прекрасную льняную скатерть, затем корзину с обеденным сервизом из керамики королевы[47]47
Керамика кремового цвета, производства известной компании «Веджвуд».
[Закрыть] (третий сорт – семьдесят восемь предметов с супницей и мисками для маринованных овощей) и полдюжины ножей и вилок (термостойкие, с резиновыми ручками). Когда скатерть была расстелена и уставлена тарелками и мисками, Артур Тиррел и его сын, теперь уже с помощью жены и дочери, вносили в дом остальное содержимое повозки и раскладывали на столе, пока Скэрридж разжигал огонь в очаге при помощи хвороста, который привез с собой.
Когда повозка опустела, а стол был полностью накрыт, смотреть на него было поистине одно удовольствие. На одном конце стояла огромная индейка; на другом – пара гусей; здесь – утка, там – голубиный пирог; клюква, картошка, белая и сладкая; лук, пастернак, сельдерей, хлеб, масло, свекла (маринованная и в масле), маринованные огурчики и грецкие орехи и несколько видов подливки составили первое; на маленьком столике поодаль ждали еще сладкие пирожки, яблочные и тыквенные пироги, яблоки, орехи, миндаль, изюм и большой кувшин сидра – на десерт.
Тиррелы просто не могли спокойно смотреть на столь изобильный стол, и, на мгновение безмолвно обнявшись всей семьей, они сели за стол, чтобы с сердцами, исполненными счастья и благодарности, приступить к обеду, подобного которому они не видели уже многие годы. Уступив их горячим просьбам, господин Скэрридж присоединился к ним.
Когда с едой было покончено и на столе мало что осталось, кроме пустых тарелок, все встали, и Скэрридж собрался уходить.
– Но прежде, чем я уйду, – сказал он, – я бы хотел оставить вам еще одно напоминание о моих добрых чувствах и дружеском расположении. Вы знаете мою ферму Хилсдэйл, что в соседнем округе?
– О да! – воскликнул Артур Тиррел. – Возможно ли такое, что вы хотите дать мне там работу?
– Я дарю вам всю ферму, – сказал Скэрридж. – Это двести сорок два акра, шестьдесят из которых покрыты строевым лесом; большая усадьба, два хороших амбара, коровник и курятник; колодец со срубом; сад молодых фруктовых деревьев, а через всю эту землю течет ручей. Имение укомплектовано породистым скотом, лошадьми и т. д., и всеми необходимыми сельскохозяйственными принадлежностями. Право собственности вступает в силу с настоящего момента.
Не дожидаясь, пока к онемевшему от восторга Тиррелу снова вернется дар речи, Скэрридж быстро повернулся к его жене и продолжил:
– А теперь, сударыня, мой рождественский подарок для вас. В этом пакете вы найдете акции Центральной железной дороги Нью-Йорка и Хадсона (шестипроцентные облигации), Форт-Уэйна (гарантированные) и Сент-Пола (привилегированные); а также облигации Делавера, Лака-вунны и Запада (вторая закладная), кроме того, семипроцентные мичиганские облигации. Военный заем. Все это составляет сумму, десять тысяч восемьдесят два доллара; но, чтобы предотвратить необходимость продажи по заниженной цене для удовлетворения неотложных нужд, я взял на себя смелость положить в этот пакет тысячу долларов зелеными. А теперь, дорогие друзья, adieu, прощайте!
Но благодарное семейство не могло позволить этому великодушному человеку уйти просто так. Артур Тиррел схватил его руку и прижал к груди, миссис Тиррел, как будто потеряв голову от нахлынувших чувств, бросилась на шею своему благодетелю, в то время как дети радостно вцепились в полы его пальто. Обняв одной рукой за шею все еще молодую, когда-то прекрасную, а теперь на глазах возвращающую былую красоту госпожу Тиррел, Стивен Скэрридж несколько минут стоял, погруженный в воспоминания о прошлом. Затем он заговорил.
– Когда-то, – сказал он, и голос у него дрожал, – когда-то я тоже любил такую женщину. Но теперь все кончено – и трава колышется на ее могиле. Прощайте, прощайте, дорогие друзья! – И, смахнув слезу, Скэрридж вырвался из объятий этой пылкой семьи и поспешно покинул дом.
Прыгнув в повозку, он быстро поехал в город – счастливый человек!..
Вам когда-нибудь раньше приходилось читать подобные истории?
Роберт Лой
ПЕСНЯ ЗА ПОЛПЕНСА[48]48
Sing a Song of Sixpence, (1999).
[Закрыть]
Перевод И. Русакова
Если ты не красив к двадцати,
Если ты не силен к тридцати,
Если ты не богат к сорока
И не поумнел к пятидесяти -
Это уже навсегда.
Да-да!
Детский стишок
Это была блондинка. Высокая. С магнетическими дымчато-зелеными глазами, хотя я мог бы поставить все свои сбережения в количестве одиннадцати долларов на то, что глаза эти были не настолько завораживающими, чтобы отвлечь мое внимание от божественного выреза ее платья.
К тому же это была принцесса, настоящая принцесса, будущая королева нашей страны – при условии, что ее свекрухе, королеве Харизматик, когда-нибудь надоест отсиживать зад на троне.
– Принцесса Элла, – произнес я и пожалел, что на мне нет галстука, который я чуть не купил пару лет назад. – Проходите. Извините за бардак. Я никого не жду.
– Никогда? – поинтересовалась она, изящно отряхивая носовым платком кулачок, который запылился, когда она постучала в мою дверь.
Мое знакомство с королевскими особами ограничивается видом пасти, которую разинул мой гиперсексуальный друг Джордж Порджи при виде королевского флеша, потому что ему наконец пришла карта. Я не был уверен, что именно я должен делать – отвесить поклон, присесть в реверансе или дернуть себя за чуб, и потому остался сидеть где сидел – за своим столом. Правда, я затушил сигарету, но это была скорее мера предосторожности, нежели проявление вежливости. Волосы принцессы были обрызганы легковоспламеняющимся лаком, а сама она источала аромат не менее горючего парфюма.
Не будем говорить о том, как она скрещивала ноги.
– Мистер Нимбл?[49]49
Nimble (англ.) – проворный, сообразительный.
[Закрыть] – спросила моя визитерша.
– Нет, – ответствовал я и указал на треснувшую и запылившуюся, но все еще читаемую – если смотреть с правильного угла – табличку на двери. – Джек Би Гуди. Частный детектив. К вашим услугам.
– Хм, это странно, кое-кто сказал мне, что ваше имя Джек Би Нимбл.
Лицо мое начало наливаться краской, но вовсе не потому, что я зарделся или снова переборщил с бурбоном в своем утреннем кофе.
– Боюсь, это всего лишь прозвище, которым несколько лет назад меня одарила одна благодарная подруга.
– Да, теперь я действительно сбита с толку. – Принцесса взмахнула ручкой и слегка коснулась своей алебастровой щечки. – Полагаю, так быть не должно. У вас, видимо, не одно имя. Я припоминаю, кто-то из ваших друзей сказал мне, что вас зовут Джек Би Квик.[50]50
Quick (англ.) – быстрый, находчивый.
[Закрыть] Да, так оно и было.
Я не видел смысла объяснять ей, что эта кличка – еще одно прозвище, данное мне той же языкатой и недовольной нашим разрывом подружкой. Оставалось только спросить принцессу, что я могу для нее сделать.
– Я волнуюсь за своего мужа, – отвечала она.
– Вы имеете в виду принца Чарминга?[51]51
Charming (англ.) – очаровательный, прелестный (букв.: «Прекрасный принц»).
[Закрыть]
Принцесса кивнула и заговорила со мной медленнее, как учитель с учеником-недоумком:
– Да, других мужей у меня нет.
– Продолжайте.
– Я думаю, кто-то пытается его убить.
– Что вас подтолкнуло к этой мысли?
– Он у меня жуткий сластена, всегда требует перед сном кусок ежевичного пирога. Последнее время кто-то подкладывает ему в пирог черных дроздов.
– Подкладывает что?
– Черных дроздов.
– Что с того? Многие политики вынуждены «есть ворон».[52]52
«Tо eat crow» (англ.) – признавать поражение, терпеть унижение – «съесть шляпу».
[Закрыть] Это как-то связано с родом их деятельности, не так ли?
Моя хилая шутка спланировала над головкой принцессы прямиком в окошко и исчезла без следа.
– Но принц категорически не переносит дичь. Эти случаи повторялись уже две дюжины раз. Роберт Шэфто, глава дворцовой стражи, сбился с ног и не представляет, что ему делать. Вы – наша единственная надежда. В последнем пироге было запечено письмо, угрожающее страшными последствиями в случае, если принц не перестанет делать вы сами знаете что.
– Да нет, не знаю. А что?
– Не знаю. Так было сказано в письме: «Сами знаете что».
– А, ну это меняет дело.
Я разгреб груды хлама у себя в столе и наконец отрыл блокнот на пружине.
– Ну, – сказал я и лизнул огрызок карандаша, решив не подвергать себя повторному риску погружения в глубины стола, где могла покоиться точилка. – Если ваш муж делает «сами знаете что», должно быть, он делает это «вы сами знаете с кем». Так с кем?
Щеки принцессы раскраснелись, а голос возвысился децибел эдак на пять-шесть. Полагаю, что такое происходит с принцессами, когда они сердятся.
– Мистер Гуди, вы намекаете на то, что мой супруг способен совершить грех прелюбодеяния?
– Да, ваше высочество, именно так я и думаю. И поэтому мне нужна обычная в таких случаях информация: имена, адреса, любимые местечки. И, если раздобудете, глянцевые фото восемь на десять.
– Бог ты мой, зачем вам все это нужно?
– Мне одиноко, – ответил я. – А теперь, может, вы…
Принцесса подскочила и топнула своей крохотной ножкой. Я было подумал, что она так давит тараканов, но оказалось – у принцесс так выплескивается гнев.
– Сэр, вы лаете не на ту собаку. Это правда, что его отец был, как бы это сказать, веселым старикашкой и обожал вечеринки с девицами, выпивкой и табаком. Но принц Чарминг совсем не такой, как этот распутный старик Коль.
Я не собирался спорить с принцессой. Возможно, защита фамильной чести превращается у них во вторую натуру. Возможно, она и правда не знала, что у супруга блудливые глазки и тело, которому он не отказывает. В конце концов, не все же читают те же таблоиды о жизни высшего света, что и я.
Возможно, принцесса права. Возможно, Чарминг – верный муж. Возможно, впервые за всю историю человечества фраза «сами знаете что» означает нечто асексуальное.
Был один способ убедиться в этом. Я заскочил к своему любимому информатору Биллу Винклу. Упертый и грубый, как козел, Винкл владел газетным киоском и действительно знал толк в своем деле. Кроме того, он был по призванию деятельным человеком и, следовательно, знал массу народу.
– Здорово, Билл, – поприветствовал я.
– Привет, Джек, ну как, нашел свою Джилл?[53]53
Jill (англ.) – возлюбленная.
[Закрыть]
– Все еще ищу, дружище. Думаю, она укрылась в какой-то чертовой норе.
Винкл нахмурился:
– Ну, к тому времени, как ты ее найдешь, тебе уже будет столько, что ты и не вспомнишь, чем собирался с ней заняться.
– Послушай, Билл, – сказал я, – у тебя не найдется немного времени для меня?
– Конечно, Джек. «Тайм», «Ньюсвик», все, что пожелаешь.
– А как насчет «Плейбоя»? Например, образ жизни принца Чарминга?
Винкл насупился.
– Сколько раз я тебе говорил – не верь всему, что написано. Эта чушь о принце-волоките, прямо скажем, несъедобна, – сказал Билл и поправил рядок «Ридерз дайджест». – Мне известно, что принц Чарминг домосед и обожает возиться со своей коллекцией башмаков.
– Хочешь сказать – он образцовый супруг?
– Нет, принц не идеален, но и не такой подонок, как пишут о нем в бездарных статейках, которым ты веришь.
– Ах вот, значит, как. Все чисто?
– Ну, ничего нового. Ни для кого не секрет – его смешная тяга к ступням. Как-там-это-по-вашему? Фетиш. До женитьбы он именно по этому принципу и цеплял всех своих девчонок. Даже в лицо им никогда не смотрел, только на их обувку. Помнишь эту безумную старуху из Веллингтона, которая буквально жила в огромном башмаке? Какое-то время Чарминг приударял за одной из ее дочурок, хотя дочурка эта была страшней смертного греха. И все для того, чтобы болтаться вокруг этого старого большого башмака-дома. Его брат, принц Винсэм,[54]54
Winsome (англ.) – привлекательный, обаятельный.
[Закрыть] тоже предпочитает маленькие размеры. Он положил глаз на ту же девчонку, на те же ножки, я бы сказал. Какое-то время они с Чармингом даже враждовали из-за этого.
– И как звали девчонку, с которой встречался принц? – спросил я в надежде, что мне наконец-то удалось выйти на след.
– Не знаю, их было слишком много. А дом теперь весь заколочен. Оказалось, мамаша жутко обращалась с детьми. Очень грустная история… Стоп, подожди-ка секунду, – оборвал себя Билл. – А я ведь действительно знаю кое-что о принце. Как-то вечером, около месяца назад посол Уайт пригласила его на ужин. Говорят, она хотела выпросить какие-то особые привилегии для одной дурацкой угольной коалиции, представителем которой она и является. Я слышал, их ужин с твоим другом Чармингом закончился после полуночи.
Я навострил уши.
– Так-так. И где же они были?
– Говорю же тебе – ужинали. Просто ужинали. Дело в том, что лучший сон – до полуночи, а они были его лишены.
Винкл был искренним приверженцем философии «ложись спать пораньше». Можно сказать, он был фанатиком этой идеи. Это был его «как-там-это-по-вашему» – фетиш.
– Вот о принцессе есть что порассказать.
– У тебя есть что-то на нее?
– На нее повыливали немало грязи. Беспризорная дочь, вышла из семейки буржуа, выскочка. Папаша умер, мачеха злая, как черт, – все та же старая история. Чарминг запал на нее только из-за того, что у нее были эти крохотные ножки, от которых он сходит с ума. Конечно, потом они обнаружили, что строить отношения на одном только миленьком подъеме ноги крайне сложно. Но я абсолютно уверен, что принц все еще верен супружеской клятве. То есть я действительно не думаю, что у него на стороне есть какая-нибудь крошка. Не настолько он низкий тип.
* * *
Я позвонил во дворец, узнать, есть ли у меня шанс получить аудиенцию у принца Чарминга. Мне ответили, что принц слишком занят и не может принять меня незамедлительно, но, как только он освободится, он со мной свяжется и назначит время встречи.
Я решил узнать, что означает вся эта хохма.
Все, что я мог придумать, это порыть вокруг генеалогического древа принцессы Эллы. Понять, почему она не бегает по округе и не хвастает своим происхождением, было нетрудно. Ее семейство проживало в доме, который, возможно, когда-то был вполне симпатичным. Соседние дома могли бы сойти за респектабельные, если бы этот выглядел иначе. Почтовый ящик валялся у ворот, а двор был завален отбросами и всяким хламом. Я догадался, что это семейство осталось без помощи и переживало не лучшие времена с тех пор, как принцесса Элла отправилась жить во дворец.
Дверь на мой стук открыла седая тетка, жизнь ее уже немного сгорбила, но огонек в глазах еще поблескивал. Я подал ей свою карточку и попросил разрешения войти в дом на пару минут.
– Джек Би Гуди? – уточнила она, разглядывая визитку. – Простите, мистер Гуди. Мы нынче мало чего сажаем, а даже если бы и сажали, меня не интересуют бобовые стебли.
– Чудесно, тогда мы поладим, – сказал я и шагнул в дом. – Я ведь не торгую бобовыми стеблями.
В доме пахло сдохшим и заплесневевшим попкорном. Повсюду были разбросаны давным-давно вышедшие из моды наряды и стоптанные туфли. Тут же валялись коробки из-под пиццы и грязные тарелки для микроволновки. Единственным местом, которое не воняло, в этом жилище был камин, и в нем что-то тлело.
– Девочки, уберите со стола, – крикнула хозяйка в неосвещенную кухню. – У нас гости. Джентльмен.
Потребовалось некоторое время, чтобы мои глаза привыкли к полумраку, а потом я увидел двух женщин, застрявших где-то на четвертом десятке. Они сидели за столом, играли в «ведьму» и переругивались. Волосы их были на бигудях, и, похоже, уже не первую неделю. Дряблые животы свешивались через туго затянутые пояса на поеденных молью, лоснящихся портках.
Мой взгляд продолжал скользить вниз, и я сам с собой заключил пари, что вскоре наткнусь на грязные, заношенные тенниски. Пари я проиграл – нижние конечности этих дам были замотаны в некую систему из тряпья и деревяшек. Очевидно, этот механизм был создан для конкуренции с нашими восточными друзьями в производстве крохотных ножек.
Я мог бы сказать этим «девочкам», что они мучают себя почем зря. Во-первых, их лодыжки уже расплылись до двенадцатого размера, а во-вторых, если благодаря какому-нибудь сверхъестественному стечению обстоятельств еще один принц и забредет в их дом в поисках супруги, вряд ли у него будут те же заскоки, что и у Чарминга.
Весть о госте мужского пола не произвела впечатления на этих «юных» леди. На столе в миске кисло молоко, одна из сестриц смахнула ее со стола, чтобы я мог присесть, но вперед меня на стуле расположился тарантул, и я остался стоять.
– Ты жульничаешь, – сказала одна из «девочек» – тусклая брюнетка. – Я вытянула не эту карту.
Ее сестрица состроила рожицу еще смешнее, нежели ее наградил Господь, – еще один проигранный мною спор – и парировала:
– Я не виновата, что ты тормозишь.
– Врунья.
– Корова.
Мамаша отвесила дочуркам по затрещине.
– Девочки, поздоровайтесь с мистером Джеком Би Гуди. Мистер Гуди, это мои дочери, Эмберита и Спаркимберли.
Ни одна из «девочек» не привстала, правда, Эмберита воззрилась на меня и спросила:
– Вы случаем не убили великана или кого-нибудь вроде того? Уверена, я о вас слышала.
– Грязные инсинуации, – ответил я. – В жизни не прихлопнул никого крупнее хлебницы.
– Не желаете перекусить? – предложила мамочка. – У нас есть ножка ягненка, которую потеряла… то есть подарила нам соседка Мэри.
Я исполнил пантомиму под названием «почеши-жи-вот-и-скажи-спасибо-только-что-наелся-от-пуза». Не задав ни одного вопроса, я получил всю информацию, какую можно было здесь раздобыть. Принц Чарминг, конечно же, не крутил роман ни с одной из дев этого дома. А начни я интересоваться Эллой, они, без сомнения, вылили бы на нее не один ушат дерьма. Но на попытки разобрать, что из всего этого – правда, а что – просто застарелая зависть, пришлось бы ухлопать уйму времени.
Плевать я хотел на эту семейку, но на прощание я решил проверить, удастся ли мне посеять в их доме семена вражды. У каждого свой фетиш. У Чарминга – ножки. Готов поспорить, у этой мамаши – вычищенный камин.
– Я не голоден, – сказал я. – Но у вас здесь довольно прохладно. Вы не против, если я разожгу камин?
Тут «девочки» подскочили разом.
– Я приготовлю вам кофе… горячий кофе, – предложила Спаркимберли.
– Я принесу вам плед и кофту, – потянула меня за рукав Эмберита. – Хотя не понимаю, почему я должна суетиться, – это ее очередь чистить камин.
– Врунья, – последовал весьма оригинальный ответ ее сестрицы. – Твоя очередь, и ты это знаешь.
Мамаша схватила метлу, но я ускользнул в заднюю дверь и не могу утверждать – отлупила она этой метлой своих дочушек или унеслась на ней на шабаш.
Уже было два часа пополудни, и я подумывал добить день, нырнув попить виски у «Матушки Гусыни», а ночь – шатаясь по городу в поисках дома, удравшего невесть куда. Но тут я припомнил, что принцесса Элла заплатила мне за работу, и не за один час, а потому я прикупил газету, устроился в кафе «Серебряная ложка» и принялся обдумывать свои дальнейшие действия.
Местечко это стало другим. Вместо обычного галдежа уши посетителей ублажала музыка – невидимая глазу джазовая киска manque[55]55
Manque (фр.) – несостоявшийся, неудавшийся.
[Закрыть] терзала скрипку. Но самая неприятная перемена заключалась в том, что вместо рыженькой официантки, с которой я всегда любил пофлиртовать, к моему столику подошел какой-то хлыщ с сальными волосами.
– Добрый день, сэр, – пропел он. – Меня зовут Томми Такер, я обслужу вас. Сегодня у нас на обед специальное предложение – каша из зеленого горошка. Можно подать блюдо горячим, можно – застывшим. Мы также выдерживаем его до…
– Принесешь мне что-нибудь зеленое – особенно кашу – особенно старую зеленую кашу, – и вся ваша музычка транспонируется на самый верхний регистр.
– Простите, сэр. Возможно, вам доставит удовольствие что-нибудь сладкое. Пирожки нашего пекаря Пэтти – просто объедение.
– Просто принеси мне кофе. Черный. И скажи-ка, парень, куда подевалась малышка, которая здесь раньше обслуживала? Рыженькая. Пальчики оближешь.
– О, она уволилась. Взяла зарплату за месяц вперед и исчезла. – Официант огляделся по сторонам и шепотом добавил: – Прихватила с собой почти все столовое серебро.
Я дал парню свою визитку на случай, если управляющий захочет нанять меня, чтобы выследить воришку столового серебра.
Кофе был горячий и почему-то напоминал по вкусу горох. Ожидая, пока он остынет, чтобы выплеснуть его в горшок с цветами, я развернул газету.
Новости были депрессивными; кроссворд – сложным; комикс – скучным, и я увлекся объявлениями.
Под занудной мольбой некоего Пипа, утерявшего стадо скота, было напечатано следующее:
Требуется повар-кондитер, честный, трудолюбивый. Не бабник.
Обращаться во дворец ее величества.
Да уж, я не работал под прикрытием с той жутко унизительной поры, когда мне пришлось несколько суток маскироваться под борова, подкарауливая, когда Томми Томас – волынщик – придет спереть очередного поросенка. Я, конечно, не вижу разницы между кондитерскими изделиями и набедренной повязкой, но если повезет – а везение мне еще как понадобится, – я раскрою это дело до того, как от меня потребуется что-нибудь испечь.
Устроиться работать во дворец оказалось гораздо легче, чем мне представлялось. Мне не пришлось проходить какие-либо тесты и заполнять всякие там анкеты. Я просто перемахнул через ров, постучал в заднюю дверь замка и представился:
– Привет, меня зовут Джек Би Гуди, я…
– Входи, входи, – сказала пожилая леди, открывшая дверь. Она ухватила меня за рукав и втянула в кухню. – Джек Би Гуди, говоришь? Я думала, ты тощий. Как твоя женушка, все такая же толстуха?
– У меня нет…
Но она уже всучила мне фартук и высокий белый колпак и потащила дальше, знакомить с моим наставником – дружелюбным гнилозубым парнем по имени Саймон.
– Саймон, – сказала она, хлопая дверцами шкафов, – я же говорила тебе заполнить полки. Шкафы стоят пустые.
– Виноват, миссис Эйч. Как только появится свободная минутка, я все сделаю. – Судя по голосу, Саймон устал как собака.
– Я тебя нигде не видал, а? – спросил он, после того как леди-босс покинула кухню. – Больно мне твое лицо знакомо.
У меня не было настроения убеждать его в том, что я ни какой не фрик по имени Джек из Бюро расследований, так что я пропустил его вопрос мимо ушей и поинтересовался, как часто на королевской кухне пекут турноверы.
– Ты что, мы никогда не делаем турноверы. Чарминг их не переваривает.
Я удовлетворил свое любопытство – узнал, что королевское семейство испытывает трудности с персоналом, так как всех подряд обвиняют в отравленных пирогах. И теперь они набирали штат на кухню принудительно. Саймона заловили, когда он не смог рассчитаться с бродячим торговцем за съеденные пирожки. Забавно, получается, что эти его испорченные сладким зубы и привели его на королевскую кухню.
– Если ты можешь отличить черных дроздов от ежевики, у тебя все получится. Это не трудно, даже я различаю, хоть я и не такой умный, – сказал Саймон. – Но если ты перепутаешь и сунешь в пирог дрозда, полетят головы. Я не преувеличиваю, головы реально полетят. Да ты не волнуйся, щас мы не будем делать ежевичные пироги, – продолжал Саймон. – Мы начнем с тартинок. Знаешь, как делать тартинки?
Я задергался, понимая, что эта задача мне не по силам, но Саймон меня успокоил:
– Просто повторяй все за мной.
– А принц Чарминг сюда когда-нибудь спускается? – спросил я в надежде, что если мне удастся, как мужик с мужиком перекинуться с принцем парой слов, он поймет, кто пытается его отравить.
– Принц? В кухню? Ты шутишь? – переспросил Саймон. – Он слишком занят – гольф, поло и… ну, ты знаешь, каково им, принцам.
Оказалось, что тартинки – это маленькие пирожки без верхней корочки. Я должен был месить и раскатывать тесто, а Саймон лепил из него маленькие корзинки и выстраивал их рядами для дальнейшего заполнения чем-то вроде яблок «грэнни смит», но по мне – так это вполне могли быть потроха черных дроздов.
Не верьте, если вам скажут, что месить тесто – легкая работа. Только я собрался спросить Саймона, не пора ли нам прерваться на стаканчик бурбона, как какой-то придурок дунул у меня за спиной то ли в трубу, то ли в горн, то ли еще в какой-то жуткий духовой инструмент, и в кухню вплыла королева Харизматик собственной персоной.
Не знаю почему, но, когда она проходила мимо, все в кухне опускали глаза. Конечно, королева не приковывала взгляды, как ее невестка, но и не была уродливой старой клячей. Таким образом, во всей кухне только у пятнистой безухой кошки, которая играла с тремя пойманными ею слепыми мышками, да у меня хватило мужества пялиться на королеву.
– Я прибыла проинспектировать приготовление тартинок, – царственно профыркала она.
– Она всегда проверяет вашу работу? – спросил я Саймона, но тот онемел и замер по стойке «смирно».
Кажется, он кивнул, но я не уверен. И снова я последовал примеру Саймона – вытянулся в струнку и скосил глаза.
Королеву интересовали не только тартинки. Генерал Харизматик прошлась перед нашей немигающей, заляпанной жиром шеренгой и скрылась у нас за спиной. Казалось, мы не двигались целую вечность. У меня начало покалывать ноги, и я пожалел, что не могу чирикнуть по-птичьи, чему почти научился в детстве.
– Где тартинки? – пронзительно скрипнула королева.
Ее паж кивком вывел нас из глубокого паралича, и мы повернулись в ту сторону, где были разложены тартинки, однако их там не оказалось. Такие дела.
Тут мои коллеги ожили по-настоящему. В поисках тартинок или способа смыться из дворца мы заглядывали повсюду – и в шкафы, и в кладовые, и в трубы.
– Он сделал это! – заорала королева. – Я видела! Держите вора!
Я повернулся и одарил стоящего рядом коллегу взглядом а-ля «как-же-низко-ты-пал-жалкий-прохвост», но это был блеф. Жалкая попытка сблефовать, если уж на то пошло. Я знал – королева указывает на меня.
Дошло это и до гвардейцев. Они схватили меня и заломили руки за спину. Королева гаркнула кому-то, чтобы позвали принца; капитан гвардейцев гаркнул кому-то, чтобы привели королевского палача. Я же горько пожалел, что в то утро не нажал на кнопку «дремать» на своем будильнике лишнюю сотню раз. И еще о том, что не выбил из принцессы Эллы побольше денег. Если бы я знал, что дело кончится тем, что мне снимут голову, я бы снял с нее в два раза больше.
В кухню влетел какой-то суетливый лакей с принцем, с младшим принцем – Эллюрингом.[56]56
Alluring (англ.) – очаровательный, обольстительный.
[Закрыть] Судя по тому, как подгибались коленки у этого прихвостня, я понял: он догадывается, что привел не того принца.
– Где Чарминг? – рявкнула королева на своего холуя.
– Я позвал его в точности, как вы сказали, ваше величество, – захлебываясь слюной, бормотал лакей. – Но принц сейчас в счетной комнате пересчитывает свои фуфайки. Он сказал, что не желает, чтобы его беспокоили.
– Ленивый бездельник. Мне следовало бы… – Она обратила свое королевское внимание на меня. – Ты обвиняешься в хищении тартинок. Наказание – смертная казнь. Казнен будешь ты и несколько твоих коллег. Будешь оправдываться? Виновен или как?
– Ваше величество, – сказал я, – должен признаться-я действительно украл тартинку. Однажды. У моей лучшей подружки Фил. Но это было очень давно. И как только я узнал, что это за девушка, я сразу вернул ей тартинку. Воровство сладостей не относится к числу моих пороков.
– Ха! Ты украл тартинки и, уверена, собирался отравить принца Чарминга. Всем повернуться к дверям, вы должны приветствовать принца, когда он появится. Я намерена проверить эти пироги с ежевикой.
Вцепившиеся в меня гвардейцы развернули меня от пирогов, которых я еще даже не видел. И в этот момент я решил стать социалистом, или коммунистом, или буддистом, в общем, кем угодно, лишь бы избавиться от этого королевского ярма на моей шее.
Я знал: принц Чарминг не придет. Знала это и королева. Я знал, что не воровал никаких тартинок и не подкладывал никаких птичьих останков в пироги. Знала это и королева Харизматик. И еще я знал, почему она заставляла нас стоять лицом к двери.
