Текст книги "Солнцеворот"

Автор книги: Николай Симонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

За месяц до описываемых событий Виктор Дорохов по собственной инициативе произвел первую в истории Империи джурджени плавку железа из болотной руды и отлил 10 настоящих чугунных ядер весом, эквивалентным 12,5 килограмм каждое.

………………………………………………………………………………………………………

В сопровождении Виктора Дорохова Тезей-хан, то есть Павлов, направился на артиллерийскую позицию и с удовлетворением осмотрел четыре орудия (типа единорог) классического 24-фунтового калибра, полностью собранные и готовые вести огонь. (4) На государственных испытаниях "шайтан агни кирдык", которые прошли три недели тому назад, расчеты именно этих орудий показали наибольшую меткость в стрельбе, а также хладнокровие и выдержку. Совершенно не стесняясь, принц Тезей-хан поздоровался с каждым командиром орудия за руку и даже удачно пошутил насчет исподнего белья парсов, которое сегодня у них точно у всех будет испачкано. Артиллеристы в ответ смущенно улыбались и обещали, что не подведут.

Покидая артиллерийскую батарею, Павлов велел Виктору следовать за ним на заседание военного совета, чтобы тот имел полное представление о плане предстоящего сражения. Военный совет собрался в шатре начальника штаба армии Гирей-хана у подножия Змеиной горы.

Настроение у "отцов-командиров" было подавленное. Начальник штаба Гирей-хан, опираясь на данные разведки, подтвердил, что уйгуры перешли на сторону парсов, и будут участвовать в сражении против своих бывших союзников. Это означало, что против пяти с половиной тысяч пехотинцев (гоплитов и велитов) и тысячи кавалеристов (витязей), которых император Агесилай-хан IV направил на помощь уйгурам, выступят более 10 тысяч обученных и хорошо вооруженных воинов. Члены военного совета отдавали себе отчет и в превосходстве вооружения противника: хороший удар железной саблей раскалывал оружие и доспехи из бронзы – металла твердого, но хрупкого. Однако уйти от боевого столкновения с превосходящими силами противника уже было слишком поздно, а сдаваться в плен – позорно.

Павлов на правах главнокомандующего сухопутных войск предложил изменить схему построения войск, которая была выработана три дня тому назад с участием представителей союзников, которых он уже тогда заподозрил в измене. Согласно его плану гоплиты должны были занять у Змеиной горы круговую оборону, построившись в четыре каре глубиной до 50 рядов. Витязям, по его мнению, надлежало спешиться и участвовать в сражении в качестве подручных велитов: копейщиков, лучников и арбалетчиков. Обоз и лишних лошадей в таком случае следовало отвести от Змеиной горы и спрятать в лесу на берегу реки Ярки – притоке Селенги.

Члены военного совета с его доводами согласились, и слово снова взял Гирей-хан. Он сообщил, что, по предварительным данным, со стороны парсов в сражении могут принять участие пять тысяч корустесов, то есть всадников, облаченных в металлические доспехи: кирасы и кольчуги.

От своих бывших союзников уйгуров и из других источников полководцы джурджени знали, что в бою тяжеловооруженные всадники парсов могут двигаться очень плотно, колено к колену. При такой тактике наступления противника главная задача состояла в том, чтобы каре, в которые построятся гоплиты, выдержали удар и не рассыпались.

Особая роль в сдерживании натиска тяжелой кавалерии парсов отводилась мобильным отрядам копейщиков: на самых сложных участках линии обороны они должны были, построившись полукругом, упирать древки массивных копий обратным концом в землю так, чтобы они, ощетинившись ежом, не давали противнику прохода.

Полководцы джурджени с интересом смотрели на светловолосого молодого человека, которого их главнокомандующий привел с собой на военный совет. Все они уже были наслышаны о чудо-оружии, которое изобрел бывший раб Чонгарского медного рудника, а Гирей-хан даже видел, как оно действует и, честно говоря, был потрясен до состояния расстройства желудка.

Получив слово, Виктор Дорохов не растерялся. По его мнению, готовую к бою батарею "шайтан агни кирдык" для большей пользы следовало бы разместить не на Змеиной горе, а в первой линии обороны, которая примет на себя удар тяжелой кавалерии. Он пояснил, что, кроме больших ядер, "шайтан агни кирдык" может изрыгать из себя сотни маленьких свинцовых ядрышек, которые, разлетаясь на большое расстояние, могут ранить и убить и искалечить множество людей и лошадей. Идея Виктора показалась Павлову здравой, и он обратился к полковникам с просьбой зарезервировать для пушек особые площадки и обеспечить к ним пути доступа.

Когда военный совет закончился, Гирей-хан, молча, подал Павлову свиток пергамента. Павлов его развернул и быстро прочитал. Это было письмо от великого князя Рамира – вождя племенного союза уйгуров и отца его жены Роксаны. Князь Рамир писал своему зятю, что принял очень непростое решение о переходе на сторону парсов и принесении присяги на верность их королю Ульриху по прозвищу Белобородый, которого он характеризовал, как очень умного и дальновидного политика и удачливого полководца. Князь Рамир предлагал их высочеству Тезей-хану последовать его примеру, гарантировал безопасность ему и его семье и давал обещание после окончания войны договориться с королем Ульрихом о предоставлении ему в феодальное владение города Ротона и прилегающих к нему земель.

Павлов подозвал старшего адъютанта Муса-хана и приказал ему немедленно вернуть членов военного совета для продолжения совещания.

– Кто и когда доставил это письмо? – спросил он Гирей-хана.

– Письмо доставил сын князя Рамира Вагиз. Он сейчас находится в расположении отдела разведки и донесений, – ответил Гирей хан.

– Роксана, как я понимаю, отдыхает в своем шатре. Зря я согласился взять ее с собой в этот поход. По отцу, говорит, очень соскучилась. Три года не виделись. Прошу срочно доставить ее сюда, но так, чтобы без посторонних глаз, – обратился Павлов к начальнику штаба с весьма деликатной просьбой.

Старший адъютант оказался расторопным: члены военного совета вернулись даже раньше, чем Гирей-хан привел из соседнего шатра принцессу Роксану. 20-летняя жена Тезей-хана, мать двоих детей, была заспанной и кое-как одетой, но все равно вызывающей восхищение своей красотой. Дождавшись ее прихода, Павлов вслух зачитал письмо, доставленное ему от князя Рамира. Перевода не требовалось, так как письмо было написано на языке джурджени. Затем он приказал Роксане встать на колени и наклонить голову. Роксана беспрекословно выполнила его приказ, не вымолвив ни единого слова, не уронив ни единой слезинки. Павлов вынул из позолоченных ножен тяжелый, хорошо заточенный бронзовый меч и одним ударом снес Роксане голову. Члены военного совета вскрикнули и закрыли лицо руками: такой жестокости по отношению к собственной жене они от него никак не ожидали.

– Прошу полковников вернуться на свои места, трубить подъем и начинать построение. Гирей-хану приказываю: передать голову Роксаны ее брату Вагизу, чтобы тот доставил ее князю Рамиру в напоминание о связывавших нас родственных и союзнических отношениях, – Павлов говорил негромко и без эмоций. Его боевые соратники должны были понять, что с головой Роксаны он сознательно отрезает себе путь не только для предательства, но и почетного плена.

Павлов встретил рассвет на вершине Змеиной горы в окружении своих адъютантов и вестовых. Три орудия по его приказу были перемещены к подножию холма на временную площадку. Туда же артиллеристы доставили боеприпасы. Одно орудие, двенадцать картузов и один бочонок пороха и десять чугунных ядер Павлов решил оставить при себе, чтобы попрактиковаться в стрельбе по настильной траектории. Как он и ожидал, противник вступил в сражение без предупреждения и даже без набрасывания на гоплитов лавы легковооруженной конницы, которая должна была засыпать их стрелами.

Парсы сразу ввели в бой свою главную ударную силу – тяжеловооруженную кавалерию, которая плотной массой стала надвигаться на каре, выстроившееся в центре обороны армии джурджени напротив Змеиной горы. От топота копыт тысяч лошадей задрожала земля. Павлов немедленно передал Виктору через своего адъютанта приказ: выдвинуть орудия в передовую линию центрального каре. Аналогичный приказ получил командир отряда арбалетчиков, состоявшего из трехсот снайперов.

Тщательно рассчитав угол наклона ствола, Павлов произвел первый выстрел. Чугунное ядро, просвистев над головами изумленных гоплитов, улетело в самую гущу плотного построения парсов. Прислуга быстро прочистила банником жерло орудия и утрамбовала в него новый заряд. Грянул второй выстрел, который его пехотинцы прокомментировали еще более громким возгласом удивления и разом повернули свои головы на окутанную пороховым дымом вершину Змеиной горы. По приказу полковников торжественно взвыли медные трубы.

Когда конница парсов приблизилась к центральному каре на расстояние убойной силы картечи, раздались сразу три выстрела, которые привели к тому, что в рядах противника наступило замешательство. Передние ряды всадников стали поворачивать назад, а задние продолжали двигаться. Второй залп картечи совпал с залпом арбалетчиков, а дальше пушкари и арбалетчики лишь синхронно дополняли друг друга. Стоны и крики ужаса раздались со стороны противника.

В это время легкая кавалерия уйгуров начала атаку на левый фланг. Уйгурам даже удалось опрокинуть передние ряды гоплитов, но отряд лучников в количестве двухсот пятидесяти человек, направленный Павловым на помощь каре под командованием полковника Надырхана, меткими выстрелами заставил их отступить.

Когда пороховой дым рассеялся, джурджени смогли воочию оценить достоинства "шайтан агни кирдык". На поле перед Змеиной горой валялись сотни трупов: людей и лошадей; истошно кричали раненые, взывая о помощи, носились испуганные кони. Павлов приказал командиру центрального каре Антон-хану направить на место побоища отряд велитов, чтобы они прикончили раненых, собрали оружие и доспехи противника, поймали или отогнали подальше мечущихся лошадей.

Джурджени ждали повторения атаки, но ее не последовало, и тогда Павлов приказал начальнику разведки Астрахану произвести рекогносцировку, с целью выявления намерений противника.

В полдень Астрахан вернулся с задания и доложил начальнику штаба Гирей-хану о том, что парсы сняли свой лагерь и поспешно направляются на запад, а уйгуры стоят на месте, поскольку их полководцы не пришли ни к какому однозначному решению: следовать за парсами, мириться с джурджени или соблюдать нейтралитет. Сам Павлов в это время находился на берегу реки Ярки, где по его приказу обозная прислуга спешно насыпала холм над могилой обезглавленной им принцессы Роксаны.

Гирей-хан поспешил в расположение обоза, чтобы сообщить главнокомандующему Тезей-хану данные разведки и разделить с ним скорбь прощания с женой-царевной, которая с самого начала своего замужества была обречена на смерть в случае, если союзный договор между джурджени и уйгурами будет расторгнут. Выслушав доклад и приняв соболезнования, Павлов кивком головы показал Гирей-хану на трех молодых женщин, стоящих на коленях со связанными руками у подножия еще незавершенного кургана.

– Служанки Роксаны, – сказал Павлов и объяснил: По обычаям уйгуров они должны быть похоронены вместе со своей госпожой. Язык не поворачивается, чтобы отдать приказ их убить.

– Продай или лучше подари их мне, – предложил Гирей-хан, согласившись с тем, что погребальный ритуал знатных уйгуров чересчур жестокий.

– Забирай их к себе! – обрадовался Павлов и протянул Гирей-хану кожаную фляжку, в которой, когда он из нее отхлебнул, оказалось какое-то очень крепкое вино.

Вскоре к ним присоединился полковник Антон-хан, который знал Роксану с юных лет и тоже захотел с ней проститься. Отпив из предложенной ему фляги глоток крепкого вина, Антон-хан мрачно произнес:

– Прощай, любимая принцесса.

Придет и мой черед.

То не вопрос.

В урочный час,

Когда ты мне приснишься

Без головы, иль без волос.

Способности Антон-хана сочинять стихи экспромтом были хорошо известны, поэтому Павлову и начальнику его штаба оставалось только тяжело вздохнуть и про себя, молча, признать поразительную точность произнесенной эпитафии.

– Пора, однако же, созывать военный совет, – прервал тягостное молчание Гирей-хан.

– Наши потери подсчитаны? – спохватился Павлов, вспомнив, что он не только скорбящий муж, но и военноначальник.

– Сто сорок убиты. Четыреста получили ранения различной степени тяжести. Я перед тем, как сюда отправиться заслушал рапорты от всех батальонных командиров, – ответил на его вопрос Гирей-хан.

Павлов решил побыть наедине с собой и попросил начальника штаба назначить военный совет в три часа после полудня. Отпустив своих боевых соратников, он дождался, когда высота кургана над могилой принцессы Роксаны сравняется с высотой самого высокого близстоящего дерева. Этим деревом была береза – редкая гостья в степях южного Забайкалья.

Убедившись, что могильный холм стараниями обозной прислуги вырос до заданной им высоты, Павлов через старшего адъютанта Муса-хана отдал приказ заканчивать с насыпью и приступить к обкладыванию кургана дерном и камнями. Две сотни человек принялись за новую работу. Павлов же подошел к березе, обнял ее за ствол и дал волю своим чувствам, проклиная себя за то, что уж слишком переборщил, войдя в роль жестокого и безжалостного солдафона, каким, наверное, и должен быть Тезей-хан – старший сын императора, командующий сухопутных войск и адмирал военно-морского флота.

Заседание военного совета состоялось точно в назначенное Павловым время. Начальник штаба Гирей-хан предложил, не мешкая, отправиться в обратный путь, с таким расчетом, чтобы к вечеру выйти к пойме реки Селенги и остановиться на ночлег у заброшенного форта Каутер. Все члены военного совета с ним согласились. После этого Павлов приказал своему старшему адъютанту позвать Виктора-хана, и когда тот явился, торжественно вручил ему свидетельство (патент) о присвоении звания лейтенанта кавалерии. Таким образом, Виктор Дорохов из вольноотпущенника превращался в полноправного гражданина Империи джурджени и вместе с первым офицерским чином получал право на собственное поместье (имение).

Дневной переход прошел удачно, если не считать того, что уйгуры здорово потрепали арьергард из трех батальонов гоплитов и эскадрона легкой кавалерии. Переночевав у форта Каутер, армия Тезей-хана выступила в поход в направлении пограничной крепости Гамбит, у стен которой неделю спустя в последний день месяца асан (апрель) состоялось генеральное сражение, в котором участвовало около ста тысяч человек. Потери с обеих сторон были чудовищные, и победа не досталась никому, правда, парсы отошли в уйгурские степи, убедившись в том, что с джурджени просто так не справиться.

II

Во время сражения при Гамбите Павлов получил не очень серьезное ранение в виде порезов и ушибов и легкую контузию. Случилось это по причине разрыва ствола орудия, из которого он стрелял по парсам с верхней площадки самый высокой крепостной башни. Его пушка взорвалась не потому, что была плохо отлита и даже не от того, что он перемудрил с мощностью порохового заряда, а потому, что, поддавшись уговорам Эскулап-хана, он принял на испытание в боевых условиях пять полых бронзовых шаров, начиненных пироксилином. Первые три шара (бомбы) вылетели из жерла орудия без всяких проблем, а один, ударившись о землю, даже взорвался, вызвав в стане противника страшный переполох. Четвертый шар взорвался в орудийном стволе, покалечив прислугу и его самого.

Досадный инцидент произошел в тот самый момент, когда легкая кавалерия противника на левом фланге проникла в разрыв между двумя полками гоплитов, перестраивавших свои ряды, и принудила их к позорному бегству. Пока Павлова приводили в чувство, положение на левом фланге стало настолько серьезным, что командующий центральным каре Антон-хан вынужден был направить туда все свои резервы. Парсы не преминули этим воспользоваться и бросили в бой свою тяжелую кавалерию.

Помня по предыдущему сражению об убойной силе доселе неизвестного им огнестрельного оружия, они вели наступление не сомкнутым строем, а линиями, оставляя себе пространство для маневра. В этих условиях огонь 6-ти пушечной батареи лейтенанта Виктора-хана оказался неэффективным. За то время, пока пушкари перезаряжали орудия, противник успевал вплотную приблизиться к передовой линии обороны и глубоко вклиниваться в построение гоплитов. Вскоре и сами пушкари вынуждены были откатить орудия на безопасное расстояние, чтобы не попасть в окружение. В спешке они оставили на занимаемой ими прежде позиции все боеприпасы.

Когда Павлов пришел в себя и смог оценить обстановку, он потребовал коня, приказал открыть крепостные ворота и опустить подъемный мост. В его распоряжении было девять сотен тяжеловооруженных кавалеристов, снаряженных, вооруженных и обученных, наверное, не хуже парсов. Во главе этого отряда, построившегося клином ("свиньей"), он ринулся в безрассудную атаку во фланг наступающей конницы противника. Так как витязи джурджени двигались плотно, колено к колену, им удалось протаранить рыхлое линейное построение кавалерии противника и пробиться к королю парсов Ульриху, окруженному гвардейцами в сверкающих золотом доспехах и конской сбруе. Павлов определил Ульриха Белобородого по длинной седой бороде, лиловой мантии и блестящему шлему с султаном из белого конского волоса.

В количественном отношении силы отряда Павлова и отряда королевских гвардейцев (телохранителей) были примерно равные. О качественном различии раздумывать было некогда. Павлов выхватил из-за пояса бронзовый пистолет с ударно-кремневым замком (опытный образец, изготовленный Виктором Дороховым) и произвел выстрел на поражение. Король парсов повалился с коня. Его успели подхватить два оруженосца и, удерживая в седле, поскакали рядом с ним подальше от места боевого столкновения. Королевские гвардейцы так растерялись, что, почти не сопротивляясь, позволили проткнуть себя копьями и изрубить секирами.

Ульрих Белобородый остался жив. Пуля, вылетевшая из пистолета, попала ему в стальной шлем, но не пробила, а, сделав вмятину, оглушила, однако этого оказалось достаточно для того, чтобы парсы начали организованное отступление. На правом фланге армии джурджени находились пять тысяч легковооруженных всадников, но на преследование противника Павлов их не бросил. Даже будучи слегка контуженым, он прекрасно осознавал, что у парсов еще есть резервы, и что в случае удачной контратаки он очень сильно рискует потерять всю свою кавалерию.

Парсы отступили, но недалеко. На третий день после битвы при Гамбите они прислали парламентеров, а затем – полномочную делегацию для ведения с главой государства Империи джурджени Агесилай-ханом IV переговоров о мире, свободной торговле и военном союзе. Переговоры проходили в старинной городской ратуше столицы империи городе Альхоне.

В Большой императорский дворец на острове Альхон парсов решили не приглашать. Три года тому назад дворец полностью был разрушен землетрясением, и там полным ходом шли восстановительные работы. Павлов участия в переговорах не принимал. Сославшись на плохое самочувствие и страшную усталость, он попросил у "отца" императора двухнедельный отпуск до середины месяца минор (май) и вскоре отбыл в свой летний дворец, расположенный на мысе Принцессы Грез на юго-западном побережье Байкала.

В это время в семи главных городах и центрах провинций Империи джурджени: Альхон, Ибрис, Ротон, Сиракузы, Тхэбай, Деметрис и Атхэнай, – прошли пышные празднования. Благодарные подданные объявили императора Агесилай-хана IV Благодетелем Отечества и приняли решение в честь победы над парсами воздвигнуть на городских площадях величественные памятники из бронзы и мрамора.

О главнокомандующем сухопутных войск Тезей-хане именитые граждане вспоминали, главным образом, в связи с его приказом казнить по жребию каждого десятого гоплита в двух полках, бежавших с поля боя, и другими непопулярными решениями, вроде увеличения вдвое военного налога.

Иного мнения о Тезей-хане придерживались рядовые граждане, получавшие информацию о войне с парсами из рассказов непосредственных участников сражений. Солдаты, младшие офицеры и сержанты в один голос хвалили его за скромность и справедливость, отмечали личное мужество и отвагу.

Что касается лихой кавалерийской атаки отряда Тезей-хана во фланг тяжелой кавалерии парсов, то этот эпизод в полном соответствии с законами мифотворчества обрастал все более яркими и эмоциональными подробностями, включая "меткий бросок копья", едва не лишивший жизни самого Ульриха Белобородого. Этот бросок, якобы, произвел телохранитель Тезей-хана иллиноец Мирон – человек необычайной силы, который мог с корнем вырывать деревья. Возможно, что Мирон действительно бросал в короля Ульриха копье, но подтвердить или опровергнуть этот факт сам герой уже был не в состоянии, так как на следующий день после битвы при Гамбите скончался от перепоя (по официальной версии – от полученных ранений).

Выстрела из пистолета в пылу сражения из-за страшного шума и облака пыли, поднятого копытами сотен лошадей, никто не слышал и не видел, за исключением юного оруженосца Тезей-хана, у которого были свои причины хранить молчание.

………………………………………………………………………………………………………

После недолгих раздумий Павлов пригласил в свой летний дворец на мысе Принцессы Грез Толемей-хана, Урхана и Виктора-хана. С каждым из этих людей его связывали воспоминания о прежней жизни, о которых те даже и не догадывались.

Действительный член императорской Академии врачевания, изящных искусств и естествознания Толемей-хан по просьбе Павлова два года тому назад возглавил отдел картографии штаба армии и одновременно – санитарное и лечебное управление. Один из самых известных ученых империи (их называли "альфиями" по названию первой буквы алфавита джурджени) согласился на занятие этих должностей отнюдь не для богатства или карьеры, а потому, что почувствовал в Павлове родственную душу – пытливую и любознательную.

Ровно год тому назад Урхан – не самый богатый и именитый купец из Ротона – получил от Павлова совершенно неожиданное для него предложение возглавить главное интендантское управление армии и флота, занимавшееся закупкой оружия, продовольствия, фуража и военного снаряжения. Его предшественник, состоявший в родстве с управляющим (мажордомом) Большого императорского дворца, был посажен на кол за казнокрадство и лжесвидетельство. По схожим причинам до этого "вышел в отставку" уже добрый десяток государственных интендантов. Как правило, больше года на этом месте никто не задерживался. Павлов организовал вступление Урхана в "прикольную должность" своеобразно: уговорил его дать императору Агесилай-хану IV клятву в том, что больше двух процентов от каждой сделки он брать не будет. Император очень удивился, но условие принял.

Заблудившийся во времени студент 4-го курса Иркутского политехнического института Виктор Дорохов (он же – Виктор-хан) по уже известным читателю обстоятельствам стал изобретателем огнестрельного оружия и, возможно, первым артиллеристом планеты. После битвы при Гамбите на Виктора обратили внимание не только император и его вельможи, но и жрецы объединенной корпорации Одина-Магнетрона, поэтому Павлов решил, что Виктора, во избежание неприятностей, следует постоянно держать при себе.

Для того чтобы не было скучно его гостям, Павлов предложил им взять с собой тех, кого они считают нужным: членов семьи, родственников и слуг. Виктору Дорохову по этому поводу можно было не беспокоиться, поскольку его жена Настя, находившаяся на девятом месяце беременности, последние три недели проживала в летнем дворце Тезей-хана, окруженная заботой и вниманием. Неожиданное превращение из бесправной рабыни в госпожу бедную Настю нисколько не удивило, поскольку она считала, что все происходящее с ней, это – очередное испытание ее заблудшей души.

Толемей-хан взял с собой свою супругу Комаки и слугу Следопыта. Он рассчитывал на то, что они помогут ему скопировать старинные фолианты, хранившиеся в библиотеке летнего дворца Тезей-хана. Своего знатного покровителя и непосредственного начальника Толемей-хан не без основания считал одним из самых выдающихся государственных мужей империи, искренне восхищался его незаурядными организаторскими способностями, тонким умом и чувством юмора. Пользуясь представившейся возможностью, он также хотел выяснить у него существенные факты и подробности битвы у Змеиной горы и сражения при Гамбите, чтобы написать о них правдивый исторический очерк.

Урхан взял с собой двух слуг-секретарей и дочь Клементину. С дочерью Урхана, которой к тому времени исполнилось 18 лет, Павлов был не только знаком, но даже успел несколько раз переспать. Их первая встреча произошла два года тому назад, когда Тезей-хан приезжал по своим делам в Ротон и из любопытства нанес визит Урхану под предлогом каких-то казенных надобностей.

Урхан был настолько польщен и обрадован вниманием принца, что, не подумавши, предложил ему остановиться на ночлег, а, когда тот согласился, прослезился, поскольку кроме дочери Клементины в качестве служанки при постели знатного гостя ему предложить было не кого: две последние юные рабыни были проданы для уплаты долга кредиторам.

Вопреки страхам опрометчивого отца, все закончилось очень хорошо: между Тезей-ханом и купеческой дочкой вспыхнула искра любви. По законам Империи джурджени принц крови не мог жениться на простой горожанке; его женою могла стать только иноземная принцесса, родная сестра или кузина. Урхан про то, конечно, знал, равно, как и о том, что его любимая дочь и высокородный Тезей-хан испытывают по отношению друг к другу самые нежные чувства.

Павлов и его гости отправились в путь рано утром, когда большой колокол на городской ратуше Альхона в соответствии показаниями песочных часов пробил восемь раз.

Трехмачтовая 60-весельная галера под названием "Клементина", на которой они отправились в путешествие по маршруту: гавань Альхона – мыс Принцессы Грез, – была, наверное, самым необычным кораблем военно-морского флота империи. Во-первых, у нее был высокий надводный борт и разнообразное парусное оснащение: на носу – два стакселя, кливер и блинда-сель, на фок-мачте прямой фок, марсель и летучий брамсель; на гротмачте – гафельный трисель, гротстеньги-стаксель, прямой грот, марсель и летучий брамсель. Во-вторых, гребцами на галере были не солдаты-первогодки срочной службы и не преступники, отбывающие срок заключения, а вольнонаемные солдаты-сверхсрочники, умеющие метко стрелять из арбалета и в совершенстве владеющие искусством фехтования мечом, копьем и секирой. В-третьих, на носу галеры (баке) и на корме (юте) были установлены две пушки на поворотных станках – тумбах.

С таким парусным оснащением, экипажем и вооружением их высочество Тезей-хан мог безбоязненно в любую погоду путешествовать по всему Байкалу, поспевая везде, куда ему требовалось прибыть по казенной надобности или личным делам.

45-летний капитан 1-го ранга Крусахан проводил гостей в просторную адмиральскую каюту и затем поднялся на капитанский мостик (возвышенную надстройку на кормовой палубе), чтобы передать свои капитанские полномочия адмиралу военно-морского флота Империи джурджени. "Клементина" во всех смыслах была их совместным детищем, то есть проектом. Они вдвоем, опираясь на вековой опыт байкальских мореплавателей, разработали ее конструкцию. Засучив рукава, оба трудились на императорской верфи в Ротоне в качестве простых корабельных плотников, воплощая придуманную ими модель самого совершенного весельно-парусного судна в реальность. Они хорошо ладили друг с другом: принц крови и опытный моряк с инженерной закваской, – вынашивая грандиозные планы дальних морских экспедиций и кругосветного путешествия.

– Я немножко порулю, а то на берегу совсем раскис, – объяснил причины своего появления на капитанском мостике Павлов.

– Господин адмирал, "Клементина" о вас не просто соскучилась, она страдает из-за того, что вы два месяца ею не командовали, – льстиво, как и положено капитану 1-го ранга, отреагировал на его слова Крусахан.

– Поднять якоря! Отдать швартовые! Гребцы на весла! – приказал Павлов, обращаясь к старшему помощнику Зелемхану.

– Мне можно идти? – спросил Крусахан, как принято в таком случае.

– Сменишь меня на время обеденного перерыва, – предупредил его Павлов.

– Слушаюсь! – ответил капитан Крусахан и отправился на отдых в свою каюту, а Павлов, приняв на себя бразды правления, начал отдавать экипажу команды по маневру для выхода "Клементины" из Альхонской гавани в открытое море.

За многие тысячелетия, прошедшие с 70-х годов XX века, Байкал сильно изменился. В результате подвижек литосферы обширные территории Дальнего Востока ушли под воду, и расширяющаяся байкальская котловина соединилась проливом (ширина 35–80 км, длина 30 км) с Тихим океаном, который жители Прибайкалья называли Восточным. Это обстоятельство Павлова не очень удивляло, поскольку он знал, что Байкал находится на месте разлома земной коры, который расширяется со скоростью 5 мм в год. Его больше удивило название пролива, соединяющего Байкальское море с океаном: Деметрис Паулюс, – которое было созвучно с его именем и фамилией. Так, по данным древних летописей, звали легендарного мореплавателя из Тхэбая, который составил первые подробные карты Байкала и северо-восточного побережья Азии, омываемого Восточным, то есть Тихим океаном.

До полудня галера двигалась весельным ходом, но затем подул попутный ветер и Павлов приказал матросам поставить нижние марсели – прямоугольные паруса. Его гости, плохо переносившие качку, почти не выходили из адмиральской каюты. И лишь Клементина, переодевшись в мужскую одежду, почти всю дорогу простояла рядом с ним на капитанском мостике.

Дочь Урхана еще никогда не была в его летнем дворце, впервые в жизни совершала морской круиз на военном корабле и с волнением ожидала, когда редкие мгновения ее женского счастья превратятся в продолжительные дни совместного досуга с первым и единственным, боготворимым ею мужчиной. Клементину нельзя было назвать красавицей, и Тезей-хана, то есть Павлова, если честно, подкупала в ней не внешность, а живой и любознательный ум, который она проявляла во всем. Она даже разговаривала очень необычно – почти что стихами, которые сразу хотелось запомнить и записать. Женщин, подобных Клементине, получивших хорошее домашнее образование, среди купеческого сословия Империи джурджени, наверное, было немало, но выяснить это обстоятельство у Павлова просто не хватало времени.