Текст книги "На веки вечные"
Автор книги: Николай Семенов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
2.
Экипажи танков готовились к завтрашним боям. Немало хлопот было и у секретаря партийного бюро батальона Иллариона Гавриловича Феоктистова. Прежде всего, надо хотя бы накоротке провести партийное собрание.
После ужина коммунисты собрались в балке, на опушке мелкого кустарника. Вид у Феоктистова был усталый. Он загорел, вокруг глаз легла сетка морщин. Взгляд его стал еще острее и строже. Белый подворотничок резко выделялся на крепкой смуглой шее.
За раскладным столом, кроме секретаря, в качестве членов президиума собрания сидели батальонный комиссар Полукаров, майор Грязнов, комиссар Набоков и старший лейтенант Гоголев.
Слово взял комбат. Он проинформировал коммунистов о приказе на завтрашнее наступление.
– Немецко-фашистские войска плотным кольцом обложили город,– сказал он. – Гитлер объявил, что Сталинград им покорен, и поклялся "перед богом и историей", что никогда не отдаст "уже захваченный город". Да только Волга,– голос Грязнова окреп,– никогда не покорится врагу! Героические защитники Сталинграда стойко отражают все попытки врага продвинуться вперед. Позиции по нескольку раз переходят из рук в руки... Теперь вот и нам слово предоставлено. Мы до этого воевали на Северо-Западном фронте, получили опыт действий на лесисто-болотистой местности. А тут, как видите, кругом степь, одни ковыли, выгоревшая рыжая трава да кое-где редкие кустарники. Значит, к новым условиям надо приспосабливаться, учиться использовать складки местности – овраги, балки. И главное – запомнить как дважды два, что сейчас для нас самый важный и наилучший вид боевых действий – это наступление, решительная атака, захват вражеских позиций.
Комиссар батальона Набоков, взявший слово после комбата, остановился на мобилизующей роли коммунистов в предстоящих боях.
– Отступать дальше, в глубь страны, мы не имеем права,– заявил он и резко провел рукой слева направо. – Хватит отступлений! Пора остановить врага и здесь. Остановить и разбить! Каждый воин, и прежде всего коммунист, должен сказать самому себе: ни шагу назад! И до конца выполнить свой долг.
С интересом слушали участники собрания выступление механика-водителя Федорова.
– В боях я бывал много раз,– говорил он,– и хорошо знаю гитлеровских вояк, на себе испщал, как они дерутся. Ничего не скажешь, драться умеют. Недооценивать нельзя. Однако надо и то признать, что они сильны и смелы, когда нас мало, а их больше. И если на них нажать решительно, даже с меньшими силами,– бегут. Фашисты страшны только для трусов и паникеров. Однажды мы столкнулись с итальянскими танками. Раза в полтора их больше было. Однако не выдержали они ни огня, ни скорости наших танков, побежали. Мы их уничтожали уже вдогонку.
Потом говорил еще один механик-водитель, Докетов.
– Я тоже неоднократно встречался в боях с фашистскими молодчиками. Правильно говорит Федоров! Надо смелее наступать, не надо бояться их. В общем, от имени коммунистов нашей первой роты заверяю партийное собрание, что будем драться в первых рядах и беспощадно уничтожать фашистскую нечисть.
Последним выступил начальник политотдела Полукаров. Его слова проникали не только в сознание, но и в сердце каждого коммуниста.
– Да, именно здесь, в Сталинграде и под Сталинградом, решается теперь судьба нашей Отчизны. Этот город на своем веку повидал многое. Здесь в свое время ратники Серебрянского разгромили османских завоевателей и крымских татар. Тут встречали струги Степана Разина и слышали боевой клич Емельяна Пугачева. О великий волжский бастион разбились белоказачьи банды Мамонтова и Краснова. Сталинград станет непреодолимым утесом и для гитлеровских полчищ. Уверен, что сталинградская земля окажется для них могилой.
Когда группа командиров, возглавляемая подполковником Агафоновым, возвратилась с рекогносцировки, комбриг подытожил:
– Вы все убедились, что степь изобилует холмами. Между ними много мелких и глубоких балок, оврагов, промоин. В большинстве склоны их отвесные. Это, с одной стороны, хорошо: удобно укрываться от авиации и танков противника, накапливать силы для ударов. А с другой – будет трудно при атаках. Преодолевать эти естественные препятствия придется обходными маневрами. Не пойдешь же колонной по дну оврага.
Командир бригады отыскал глазами своего помощника по хозяйственной части капитана Зубца, спросил:
– А как вы думаете использовать местность? И где воду будете добывать?
– Тылы, штаб и боевую технику придется сосредоточить под отвесными склонами балок. Что касается воды... Подвезем из населенных пунктов и из ближайших речек,– ответил капитан.
– Хорошо,– согласился комбриг.– И насчет воды верно, колодцы рыть некогда. Да и не дороешься тут... Таким образом, балки и овраги для нас – и защита и препятствие. Вывод: надо умело использовать их защитную сторону и умело преодолевать, когда окажутся препятствием.
Атака началась на рассвете 5 сентября после небольшой артиллерийской подготовки. Танки рот старших лейтенантов Гоголева и Веселова, освободившись от маскировки, с автоматчиками на бортах один за другим вышли из укрытий и, развернувшись в линию, ринулись в направлении села Ерзовка.
Степь закачалась. Изрыгая огонь, ожили холмы, овраги, балки. Загорелась степная трава, все вокруг моментально заволокло едким сизым дымом. Сопротивление врага с каждой минутой становилось ожесточенней. Автоматчики спрыгнули с танков и короткими перебежками, вместе с бойцами 120-й десантной дивизии, побежали за машинами. Однако по мере усиления вражеского огня их продвижение постепенно замедлилось, и вскоре они залегли. А танкам без пехоты ох как нелегко!..
– Хитров, стой на месте! Я – к пехотинцам! – крикнул младший лейтенант Магомед Гаджиев и выскочил из танка. Пробежав несколько десятков метров назад, он увидел политрука роты мотострелкового батальона бригады Галактиона Тимофеева. Гаджиев знал его хорошо. При встречах они всегда в шутку приветствовали друг друга своеобразным манером: "Галактион, ну что тебе пишут из дома? Как живут?" – "Живут в моей Чувашии так же хорошо, как и в твоем Дагестане",– отвечал другу Галактион.
Но теперь им было не до шуток.
– Галактион! Да мы же без вас как железные мишени. Давай поднимем людей. А то перещелкают всех, как сусликов.
Гаджиев высоко поднял пистолет.
– Братцы, наши танки впереди! За мной, впе– ре-е-ед! – И побежал к своему танку.
– Ура-а-а! Впере-е-е-ед!– закричал Тимофеев и бросился вслед за другом.
Несколько десятков бойцов, ведя огонь на ходу, побежали за ними, тут же обогнали танкиста и своего политрука. Гаджиев пробежал с пехотой метров двести, оглянулся, чтобы узнать, идет ли за ним его машина. Оказалось, стоит далеко сзади. Мгновенно вернулся к танку.
– Решили загорать?! – набросился он на механика-водителя.
– Шарахнули по левой гусенице мерзавцы! – Хитров зло выругался, швырнул на землю танкошлем и потянулся к борту за кувалдой.
– Мигом орудовать, а то далеко отстанем"– залезая в башню, поторапливал экипаж командир. – Откуда стукнули?
Хитров с башенным стрелком Турой Нарбитаевым и стрелком-радистом Николаем Гвоздевым уже возились с гусеницей.
– Я спрашиваю, откуда стреляли?! – высунул голову из башни командир.
– Вон бугор, на левом фланге, – показал рукой Хитров.– Около него кусты. Оттуда, вроде, бьет орудие.
Подъехал комбат Грязнов. На борту его танка инструктор политотдела Целищев, командир мотострелкового батальона Полянин и несколько автоматчиков. Майор откинул люк башни, и тут же над их танком прошелестел снаряд. В это время раздался выстрел из пушки Гаджиева. Через несколько секунд – еще.
– Ах, черт лысый! – послышался веселый голос с кавказским акцентом.
– Михаил Роджевич, ты кого ругаешь? – спросил комбат (Магомеда все в батальоне звали на русский лад– Михаилом).
– Стукнул проклятого! – показал он в левую сторону, где загорелся вражеский танк.
– Это он по нас ударил?
– В том-то и дело. Я заметил вспышку.
– Молодец, Миша. Ты надолго застрял?
– Минут через десять закончим, – ответил механик-водитель.
– Поторапливайтесь и догоняйте,– комбат захлопнул люк, и его машина ушла.
Вскоре в бой вступил и танк Гаджиева. Атака продолжалась, но темп немного снизился.
– Усилился огонь противотанковых орудий! – радирует Грязнову командир роты Веселов.
И вслед за этим – другой голос:
– К танку Потаха срочно медика!
Кинулись разыскивать военфельдшера Валентину Сергееву. Она в это время около танка Гоголева перевязывала раненого.
– Валя, срочно в балку "Солдатская", – передал ей командир роты.
– Где она, эта балка?
Гоголев показал, в каком направлении идти. Прямиком – не более пятисот метров, но добраться до нее по изрытой снарядами и бомбами степи было нелегко и небезопасно.
Маленькая фигурка Сергеевой исчезла в высоком степном разнотравье.
В балке недалеко от горевшего танка, лежал тяжелораненый командир роты лейтенант Борис Потах. На оборванном и окровавленном куске гимнастерки как-то странно и непривычно смотрелся орден Красного Знамени. Рядом хлопотали политрук роты Пономарев, помпотех Побережец и оставшиеся в живых члены экипажа.
Только подняли на руки лейтенанта, чтобы унести, как тут же поступилоот Веселова сообщение: ранены стрелок-радист и автоматчик. А младший лейтенант Куклев доложил:
– На нас идут одиннадцать танков, веду с ними бой!
– Держись, поможем! – пообещал комбат.
Когда о положении Куклева доложили комбригу Агафонову, он приказал:
– Мобилизовать максимум танков батальона для устройства засад.
Сманеврировав, насколько это было возможно, Куклев и Полищук приступили к отражению вражеской контратаки. Они сумели на какое-то время замедлить движение противника. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы остальные танки успели приготовиться к встрече гитлеровцев.
– Куклев, отходите, пока целы. Теперь пусть лезут, – передал комбат Грязнов.
Полищук все же не успел отойти. Его механик– водитель Корягин в горячке боя дальше, чем следовало, продвинулся вперед, и их танк окружили фашисты. Тем временем контратакующие машины напоролись на засады и были почти в упор расстреляны нашими танкистами. Только четырем из них удалось скрыться.
Когда майору Грязнову доложили, что танковая контратака гитлеровцев отбита с большими для них потерями, комбат, видя, что уже сгущаются сумерки, и испросив разрешения у Агафонова, приказал:
– Атаку прекратить, всем возвращаться на исходные!
С наступлением темноты в батальон приехал комбриг, начальник политотдела Полукаров и помпотех бригады майор Кисленко.
– Какие потери у противника? – спросил Агафонов у комбата.
– Пока точно не подсчитали. Веселов, например, еще днем доложил, что его рота уничтожила три танка, семь противотанковых орудий, четыре дзота и расстреляла около пятидесяти гитлеровцев, Но сам он пока не вернулся, на вызов по рации не отвечает. Немало уничтоженной техники и живой силы врага на счету Гоголева, Куклева, Полищука и других.
– Сколько поврежденных машину вас?
– Десять. Три тридцатьчетверки семь легких, Из них четыре танка остались на поле боя.
– Когда и как думаете их эвакуировать? – комбриг повернулся к Кисленко.
– Два трактора ЧТЗ готовы, ждем помпотеха Каток. Как только появится, сразу и едем.
– Еще кто с вами?
– Я, помпотех Побережец да несколько человек из ремонтников. А Соловейчик занимается ремонтом на поле боя.
– Берите еще и Шилова. И чтобы к утру все машины были эвакуированы. Разрешаю взять еще одну тридцатьчетверку, а то с одними тракторами измучаетесь. А мы с начальником политотдела проверим, чем занимаются ремонтники во главе со своим новым командиром. Так, Георгий Степанович?
– Василий Сергеевич, у меня дело к секретарю партбюро,– сказал Полукаров.– Если разрешите, я останусь.
– Ну, добро, а мы поехали.
Ремонтная служба располагалась в продолговатой балке, густо поросшей кустарниками, которые очень хорошо укрывали и людей и технику. Там уже стояли несколько неисправных машин. Около них копошились еле различимые в темноте специалисты.
Подполковник оставил машину у входа в одну из палаток, где стоял часовой. Вместе с адъютантом Ефимом Забарой пошли дальше пешком. Не успели сделать и десяти шагов, как навстречу им из темноты выскочил среднего роста офицер – весь в ремнях, справа полевая сумка, слева планшет, на груди бинокль.
– Товарищ командир бригады, командир взвода ремонта танков младший воентехник Яков Львович Требник! Взвод занимается ремонтом,– заикаясь, доложил он.
Комбриг улыбнулся; улыбку его вызвали необычная экипировка и не совсем уставной доклад воентехника.
– Яков Львович, зачем тебе тут бинокль?
– А как же, товарищ подполковник! Иначе не определишь, чьи самолеты бомбят: чужие или свои. Случается, говорят, что и свои... Когда что-нибудь перепутают.
– Ну, сейчас-то, положим, темно, все равно не увидишь, – усмехнувшись, заметил комбриг.
– Так точно, темно, я сейчас уберу его.
– Сколько машин в ремонте?
– Четыре. Мы быстренько сделаем.
– К утру закончите?
– Постараемся, товарищ подполковник, – неопределенно пообещал Требник.
Комбриг и верил и не верил воентехнику. Требник – излишне скромный, застенчивый и сугубо гражданский человек. Тридцатилетний инженер-технолог из Белоруссии. Он хорошо знал холодную и горячую обработку металла, оборудование мастерских, но трудно привыкал двоенной дисциплине, организатором оказался слабоватым.
Но на этот раз он слово сдержал – к утру все четыре танка были отремонтированы и ушли в свои подразделения.
3.
После ужина эвакогруппа во главе с майором Кисленко на двух тракторах и одном танке отправилась только что отгремевшее поле боя. В ночное небо часто взлетали осветительные ракеты. Вдали, там, где Сталинград, расползлось огромное зарево. Город пылал... При свете ракет степь напоминала поверхность Луны с множеством больших и малых кратеров, как ее изображают на картинках. Перепаханное снарядами и бомбами поле, над которым до сих пор еще висели перемешанные с дымом и гарью бурые облака пыли, было усыпано разбитой и сожженной боевой техникой, Попробуй найти свой танк!
Вначале ехали сидя на танке и тракторах. Поскольку дважды чуть не застряли, впереди танка, показывая путь, пошел Валентин Шилов, а впереди одного из тракторов – Петр Побережец.
Через несколько минут остановились, чтобы посоветоваться относительно дальнейшего движения. Не ровен час, в темноте можно угодить в лапы к противнику.
– Тихо! – вдруг сказал Шилов. – Впереди кто-то идет.
Вскоре к ним приблизились две темные фигуры. Они двигались медленно и как-то неуклюже.
– Сашок, полегче, – послышался стонущий голос. – Все нутро будто вываливается... Остановись, передохнем.
– Сейчас, сейчас, потерпи чуток. Совсем уже рядом... Неожиданно, зацепившись за что-то, один из них упал и потянул за собой другого. К ним подбежали танкисты.
– Кто такие? – тихо спросил Шилов.
– Валька, ты?! – радостно отозвался один из упавших. Он медленно поднялся, приблизился вплотную к Шилову. – Карманов я.
Шилов от неожиданности сдернул с головы танкошлем.
– А кто с тобой?
– Яшка Бурычев. Яша, а Яша! Наши это. Мы пришли! – Карманов склонился над лежащим, но тот уже был мертв...
Это были командир взвода лейтенант Николай Андреевич Карманов и начальник связи батальона старший лейтенант Яков Васильевич Бурычев. Лейтенант рассказал, что весь его экипаж погиб, сам он, дождавшись темноты, с большим трудом вырвался из опасного места, по пути натолкнулся на тяжелораненого Бурычева.
Подъехал Т-70. Из башни вылез Соловейчик, устало произнес:
– Наконец-то исправили!
– Серьезное что-нибудь? – поинтересовался Кисленко.
– Барахлили контакты прерывателя.
– Ну ладно. А теперь так: на твою машину садится Карманов, на нее же берем умершего Бурычева. А ты тракторами вытащишь две последние семидесятки. Постарайся к утру восстановить их. Понял, Борис Маркович?
– Ясно, товарищ майор.
Они далеко стоят?
– Нет, с полкилометра отсюда. Там, между прочим, еще чья-то "разутая" семидесятка.
Соловейчик с Побережцем и прибежавшим помпотехом второй роты Оганесяном уехали на левый фланг. С большим трудом двумя тракторами им удалось сдвинуть с места танк и оттащить его в тыл, чтобы вне опасности натянуть гусеницы.
Гораздо сложнее оказалось вытащить танк Карманова. Он стоял под самым носом у гитлеровцев. Работой руководил сам Кисленко.
– Что будем делать? – обратились все к майору.
– Надо узнать, в каком состоянии машина. Посоветуемся с нашими пехотинцами, тогда и решим, – ответил Кисленко.
– Правильно,– заметил воентехник Каток. – Если не предупредить их, то примут нас за фашистов и перещелкают, как воробьев.
– А заодно не мешает и договориться, чтобы в случае чего поддержали огоньком,– добавил Шилов.
Неподалеку в наспех вырытых окопах группами по три, четыре человека сидели автоматчики. Двое, припав к оружию, дежурили. Многие, устроившись на дне окопов, ели из котелков. Некоторые набивали диски патронами, а кое-кто, закрыв глаза, дремали в неудобных позах.
– Ужинаем, гвардейцы? – приглушенно спросил Кисленко.
– Не угадали. Обедаем,– ответил один из бойцов.– Тут с самого утра была такая баталия– думали все, каюк нам. Да только где там! Слаба кишка у фашистов.
– Вы, должно быть, за ним? – хрипло спросил сержант в пробитой каске и махнул рукой в сторону чуть видневшегося справа, метрах в семидесяти, нашего танка.
Кисленко кивнул.
– За ним. Надо вырвать его во что бы то ни стало. Как же вы отдали машину врагу? – Майор спрыгнул в окоп, опустился на корточки, достал портсигар. Закурил, предложил и другим.
– Только поаккуратнее с огоньком. Первый прикуривает – противник может заметить, второй прикуривает – он прицеливается. Дадите прикурить и третьему, то уже и выстрел грянет. А если без шуток, – строго предупредил он, – то курить только в рукав.
– Товарищ танкист, не знаю ваше звание... – высоким, почти детским голосом произнес подошедший молоденький лейтенант.
– Майор,– подсказал Шилов.
– Товарищ майор, мы пытались подобраться к танку. Помещал шквал минометного огня. И из танка стреляли, в нем ведь немцы. В общем, еле ноги унесли.
– Много их в танке?
– Не меньше десятка подбирались. Но мы их уложили. А три фашиста успели в башню юркнуть.
– Из чего бьют?
– Из башенного пулемета. Вначале высовывались из верхнего люка и пускали в ход: автоматы. Но мы их сразу на прицел взяли. Теперь не вылезают.
– А пушка?
– Вот из пушки ни разу не пальнули.
"Неисправна или нет снарядов", – подумал Кисленко.
– Товарищ лейтенант, – сказал он, – дайте в помощь двух-трех своих храбрецов. Пусть поддержат огнем, нам без вас не обойтись.
– Это можно, товарищ майор,– с готовностью ответил лейтенант.– Непременно поддержим. Плохо только, что немцы, засевшие в танке, часто пускают сигнальные ракеты. Как загорится, так их артиллерия сразу же открывает огонь.
– Обстановка ясна. Мы их из машины обязательно должны выкурить.– Кисленко стал подниматься на бруствер, и в это время совсем близко от окопов одновременна разорвалось несколько мин. Майор поспешно скатился обратно.
– Придется переждать, пусть потешатся, – стряхивая с себя землю, проговорил майор и подозвал всех к себе.– Вот какое примем решение. Карманов доложил, что на машине сбит ленивец и сорвана левая гусеница. Значит,– глянул он на Катка и Шилова,—берете спецломик, четыре малых троса и все остальное, что полагается, и скрытно подползаете к танку. Тихо осматриваете его, быстро закладываете чем-нибудь – надо посмотреть, чем – люки башни и механика-водителя. Чтобы не только сигналить ракетами, но и носа не могли высунуть. – Кисленко снова остановил свой взгляд на двух воентехниках. – Ну, как?
– Пожалуй, иного сейчас и не придумаешь, – ответил Каток.
– Мы просигналим вам зеленым светом фонаря. Тогда можете подъезжать на танке,– сказал Шилов.
...Калинин, Каток, Фомичев и Шилов почти вплотную подползли к танку, который, завалившись на левую сторону, стоял в большой воронке. Рядом распластались несколько вражеских трупов. Впереди, метрах в десяти, лежали трое в черных танкошлемах. Это были выброшенные гитлеровцами из машины погибшие советские танкисты. Валялись траки, пальцы от рассыпанной гусеницы.
– С чего начнем? – шепотом спросил Каток у Шилова.
– А я откуда знаю? Все сомнительно, – так же шепотом ответил тот.
– Чего тут сомнительного?
– Не верится, чтобы около танка у них не было охраны.
Гитлеровцы, будто услышав этот разговор, приоткрыли оба верхних люка, застрочили из автоматов.
– Свои нервы успокаивают,– заметил Шилов. Его, конечно, никто не услышал, но каждый подумал так же.
В ту же минуту от башни во все стороны полетели искры. Это ответили пулеметчики, которых выделил молоденький лейтенант. Немцы тотчас же захлопнули люки. Прошло несколько секунд в молчании.
– Товарищ воентехник,– слегка толкнув Шилова в бок, шепотом проговорил лежавший в выемке Петр Калинин,– один из трупов ползет.
Должно быть это очнувшийся от контузии или ранения вражеский солдат медленно приближался в сторону Шилова, лежавшего в глубокой колее от танковой гусеницы. Шилов вначале подумал, что Калинин перепутал, что это ползет к нему Фомичев. Но взлетевшая в небо ракета высветила белобрысую голову без каски, мышиного цвета мундир. Нет, он полз не к Шилову. Задержавшись рядом с нашим убитым танкистом, гитлеровец стал усердно шарить по его карманам.
Когда гаснет близко пылающая яркая ракета, глаза на несколько секунд совершенно перестают что-либо видеть. Но вот эти секунды миновали, воентехник приблизился к мародеру и спецломиком что было силы огрел его по голове. Солдат, не издав ни звука, ткнулся головой в землю. Шилову показалось, что из рук убитого им крохобора что-то выпало.
Ради любопытства воентехник поискал около фашиста, что бы такое тот мог выронить. Нашел курительную трубку, полный кисет махорки и "катюшу" – кресало для прикуривания. Показал трубку Калинину.
– Мой подарок Володе Сереброву...
И все снова положил в карман погибшего однополчанина.
Успокоившись после такого непредвиденного события, танкисты решили, что пора дёйствовать. Между прикрепленными на лобовой броне запасными траками и корпусом танка крепко всадили спецломик. Теперь люк механика-водителя не открыть. Калинини Просолов уже сидели на башне: один на люке командира, другой – башенного стрелка. Ствол орудия, – висевший над моторной частью, руками повернули по ходу танка: ведь могли открыть огонь и из него. Механизм поворота башни был сорван.
Неожиданно заработал спаренный с пушкой пулемет.
– А ну-ка, дай мне один нерабочий трак,– попросил у Фомичева Каток, к тому времени тоже взобравшийся на танк.– Пулемет прикрою.
Он снял с себя малый трос-паук, одним концом привязал его за трак, другим – за крюк рамы на башне и повесил трак перед дулом пулемета. Пули, издав скрежещущий звук, рикошетом упали вниз, на броню. На всякий случай Каток подсунул под маску пушки кувалду.
– Пусть стреляют в свою сторону да звенят по траку, не страшно,– проговорил Каток и спрыгнул с танка.
Удалившись несколько в сторону, он нашел каток от немецкого танка. Вместе с Фомичевым подняли его на башню, закрепили. Теперь башенный люк фашистам не открыть. Это гитлеровцы и сами поняли, стали стучать изнутри, выкрикивать:
– Гитлер капут!
На это Петр Калинин невозмутимо ответил:
– Это уж точно, что капут. Гитлеру, правда, попозже, а вам сейчас.
– Братцы, кончайте политбеседу с вражинами, быстрее на землю,– крикнул Каток.– Шилов уже давно сигнал дал.
Калинин и Просолов скатились с танка. И тут же по башне застучали пули, поблизости стали рваться мины.
Кисленко подогнал танк. Это можно было сделать и раньше, сразу после сигнала Шилова, но шум мотора взбесил бы противника и работа могла сорваться. А под стрельбу не так слышно.
Калинин с Фомичевым спешно накидывали петли буксирных тросов на крюки. Автоматчики укладывали на борт тела наших погибших. Михаил Просолов стал собирать траки и соединительные пальцы.
– Всем мигом в машину! – крикнул Кисленко.
Осажденной танк с замурованными в его утробе тремя гитлеровцами медленно тронулся с места...
А к рассвету все наши подбитые танки были отбуксированы с поля боя в расположение ремонтного взвода.
