Текст книги "На веки вечные"
Автор книги: Николай Семенов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)
Глава первая
ЗА СТАРОРУССКУЮ ЗЕМЛЮ
1.
Сталинград. Конец декабря 1941 года. Берега Волги и город, протянувшийся вдоль реки на многие километры, лежат под белым покрывалом. Порывистый ветер гонит вдоль улиц свежую порошу, низко пригибает ветки прибрежного тальника. Над правым крутым берегом нависли тяжелые сугробы.
Человеку, только что попавшему в этот город, могло показаться, что люди здесь живут своей обычной, размеренной жизнью. Однако озабоченные лица сталинградцев, спешащих по своим делам, отсутствие шуток и смеха даже в самых людных местах, какая-то тревожная, настороженная тишина на улицах, десятки других явных и скрытых признаков вскоре убедили бы его в том, что люди города живут ожиданием чего-то грозного, неизбывно драматичного. Впрочем, в эти последние дни уходящего сорок первого они и сами не предполагали, что через несколько месяцев здесь развернется не имеющая себе равных в истории войн грандиозная битва, что земля эта станет легендарной, народ и город – героями, а слово "Сталинград" – символом несгибаемого мужества и самоотверженности.
Рядом с тракторным заводом, за невысоким каменным забором, жил и трудился, подчиняясь жесткому распорядку дня, учебный танковый батальон. Здесь ни днем, ни ночью, ни на минуту не прерывалась боевая учеба. Танковые экипажи, получив необходимые навыки действий на новой технике, а вместе с ними и сами боевые машины, тотчас же отправлялись, на фронт.
Сроки на переучивание были сжаты до предела, учебная нагрузка держала людей в чрезвычайном напряжении. Материальную часть изучали прямо в цехах и лабораториях завода. Особенно тяжело было на полевых занятиях. Стояли лютые даже для этих мест морозы, в степи свирепствовал ледяной ветер. Однако на трудности никто не сетовал. Да и могло ли быть иначе, если рядом, буквально через дорогу, трудился заводской коллектив, показывая пример самоотверженной, героической работы. Смены в цехах длились по двадцать часов. Многие рабочие вообще не уходили домой. Вздремнув часок-другой прямо здесь же, у станков, у конвейеров, они снова принимались за дело, важнее и обязательнее которого для них сейчас не было ничего.
На заводской Доске почета под призывом: "Станем на стахановскую вахту памяти В. И. Ленина!" каждый день обновлялись листовки. Вот одна из них: "Рабочие участка старшего мастера тов. Ракшенко т.т. Квитко В. М., Куклев С. Ф. перед Новым годом в течение пяти дней выполняли норму выработки на 200%. Тов. Нечкалин И., стахановец, слесарь, работал, не выходя из цеха, 39 часов, выполнил норму выработки на 640%. Тов. Олейников А. Н. свое рабочее место не покидал в течение 3-х суток".
В заводской многотиражке с таким мирным названием: "Даешь трактор!", вывешенной в специальной витрине, рассказывалось о военных буднях завода, и кто-то из танкистов вздохнул, прочитав один из свежих номеров:
– Ясное дело, на фронте тяжко, но далеко не малина и тут.
Очередной выпуск танковых экипажей. Последний день в учебном батальоне. Рано утром танкисты встали рядом с рабочими на главном конвейере, чтобы помочь им собрать тридцатьчетверки, на которых через несколько дней пойдут в бой. К вечеру новые машины, одна за другой, стали выезжать из заводских ворот к железной дороге, где у эстакады уже стоял под погрузкой состав. А когда танки были погружены на платформы, вдруг прозвучала неожиданная команда:
– Всем готовиться к новогоднему вечеру! Через тридцать минут личному составу быть в Доме культуры завода.
Команда танкистов удивила, кое-кто даже не поверил, Танки погружены, все готово к отправке на фронт, и вдруг – новогодний вечер!..
Но это было именно так. Дирекция, коммунисты и комсомольцы завода, выяснив, что эшелон отправится не раньше чем через два-три часа, решили пригласить на свое скромное новогоднее торжество и отправляющихся на передовую танкистов, с которыми они подружились и сблизились за это короткое время.
Бойцы пришли в Дом культуры, как и полагается военным, организованно, строем. Оркестр оборвал вальс и заиграл встречный марш. Все заторопились в фойе, где стояла пушистая елка. Она была украшена скромно, на скорую руку, однако выглядела довольно нарядно.
Гости сняли полушубки и по живому коридору прошли в зрительный зал. Здесь их приветствовал необычный Дед Мороз: в танковом шлеме, тулуп подпоясан командирским ремнем, на правом боку в деревянной кобуре макет маузера, на левом заткнуты за ремень две деревянные гранаты, за плечами большой вещевой мешок. В наступившей тишине он обратился к танкистам с такими словами:
– Друзья! Такое нынче время – уходящий сорок первый принес нам, Родине нашей много слез, бедствий. Но в году наступающем вражья сила сполна испытает наш гнев. На веки вечные запомнит она, на что способны люди советские. Богатыри земли русской! Вы идете на смертный бой, на подвиг ратный. Желаю вам духа крепкого! Да здоровья доброго! Да сил неисчерпаемых для битвы праведной!
Дед Мороз низко поклонился. Ему шумно поаплодировали.
Вышел вперед политрук Феоктистов.
– Спасибо вам, славные труженики тракторного! Знайте и помните, что ваши машины – в умелых и крепких руках. Клянемся вам бить фашистских захватчиков беспощадно. Во имя этого каждый из нас собственной жизни не пожалеет. Обрушим на оккупантов всю мощь гнева и ненависти нашей! Клянемся, товарищи!
Под сводами зала прокатилось глухое, как вздох:
– Клянемся!
Желающих выступить на этом стихийном митинге было много.
– Я уже для фронта стар,– сказал седой, болезненного вида мужчина,– но здесь, в тылу, отдам все свои силы для победы над супостатом. Пусть на фронте наши сыны знают, что их отцы и в заводском цехе не пощадят себя, как не щадят солдаты себя в бою...
Его Сменила пожилая работница. Говорила она тихо, но это был голос матери, и его услышали все:
– Сыны наши! Не для того мы растили вас, чтобы на смерть посылать. Но кому же, как не вам, защищать свой дом, родную землю? И вот мы просим, требуем от вас: бейте фашистское зверье так, чтобы и духу его не осталось! И помни каждый: погибнешь – мать поседеет, струсишь – умрет...
В дверях появился лейтенант Клочков. Поискав глазами, он увидел старшего лейтенанта Крапивина, начальника эшелона, и подошел к нему.
– Товарищ старший лейтенант, через час подадут паровозы. Отправление в двадцать три десять.
Сказал лейтенант тихо, но услышали его многие. Сразу же в зале наступила тишина. Через несколько Минут танкисты выстроились на одной стороне зала, а рабочие завода – на другой. Георгий Иванович Вехов, командир производства, поздравил рабочих и воинов с наступающим Новым, 1942 годом, поблагодарил танкистов за большую помощь в сборке машин и обратился нимсо словами, которые в эти минуты выражали мысли и чувства каждого:
С тракторного завода ушли на фронт лучшие его сыновья, к станкам на их место встали женщины, дети, вернулись в цеха престарелые ветераны. Их руками мы создаем могучие машины, которые вы завтра поведете в бой. Мы куем оружие для богатырей, и, вручая его вам, мы верим в вашу силу и мужество, верим в нашу скорую победу!
Под звуки марша танкисты покинули Дворец культуры. Все рабочие завода, кроме тех, кто находился в цехах, провожали их до эшелона...
Да, в ту новогоднюю ночь Сталинградский тракторной работал. Как, впрочем, и все заводы страны. И те, кто в тот вечер провожал на фронт танкистов, утром должны были сменить своих уставших товарищей. Поэтому не было привычного веселья, каким обычно отличается новогодняя ночь. Но была атмосфера уверенности в том, что наступающий 1942 год принесет наконец обнадеживающие перемены в исходе боев и сражений с гитлеровскими полчищами, приблизит нашу долгожданную победу.
Кто мог знать тогда, что цехи Сталинградского тракторного станут в сорок втором линией фронта...
2.
– Товарищ политрук, не скажете, на какой фронт едем?
– В Сталинграде нам выдали полушубки. Значит, едем не на юг,– уклончиво отвечал Феоктистов.
Эшелон находился в пути уже двое суток. Танкисты отдыхали, отсыпались. Утром третьего дня замелькали в приоткрытых дверях вагонов высокие дома, заводские трубы, пролеты железнодорожных мостов – начались пригороды большого города.
– Ребята, это же Москва-а-а!
Все бросились к дверям – большинство танкистов видели Москву впервые.
Столица скована морозом. Уже который день температура воздуха, колеблется между тридцатью и сорока градусами ниже нуля. Обычно на рассвете, а иногда с началом сумерек, дует обжигающий ветер. Тогда на огромных площадях вихрится снег, мечется поземка вдоль улиц. Днем стоит сравнительно тихая погода. Иногда даже выглядывает солнце. Пестро раскрашенные стены домов придают городу какой-то странный вид. Тротуары покрыты толстым слоем снега. Местами высятся сугробы. Заваленные снегом парки безлюдны, если не считать девушек в шинелях и полушубках, копошащихся около своих серебристых аэростатов. В дневное время улицы почти пустынны. Зато с наступлением темноты город оживает. Пешеходы и машины двигаются посреди мостовой. Иногда в тихую погоду долетают отзвуки далекой артиллерийской канонады.
Проезжает много военных автомашин. Проходят строем бойцы, ополченцы. Они одеты в белые полушубки. Слышатся железный лязг и рев танков. Они также спешат на передовую...
Несмотря на осадное положение, несмотря на усталость, вызванную беспрерывной работой на производстве и бессонными из-за воздушных тревог ночами, настроение у москвичей приподнятое: содержание сводок Совинформбюро не вызывает сомнений в победоносном завершении битвы под Москвой. Торжественный голос Юрия Левитана перечисляет все новые и новые села и города, освобожденные Красной Армией от врага. На плакате с призывом "Отстоим Москву!" кто-то размашисто, понизу, дописал: "Отстоим обязательно!".
Третий день января 1942 года. В учительской комнате четырехэтажного краснокаменного здания средней школы на Песчаной улице собрались командиры вновь формирующейся танковой бригады.
Посреди комнаты чадит продолговатая железная печка с выведенной в форточку трубой. Около неё свалены сырые осиновые дрова, стоит кастрюля с мелким мокрым углем.
В середине дня появился высокий, стройный, немногословный старший батальонный комиссар Григорий Васильевич Прованов, назначенный на должность комиссара бригады. Представившись, с каждым поздоровался, потом прошел к замерзшему окну, потрогал холодную отопительную батарею и спросил:
– Проверяли, нельзя нагреть?
– Меры принимаем, товарищ комиссар,– доложил начальник штаба бригады майор Александр Тимофеевич Мачешников. И тут же повернулся к двери: – Товарищ Юдин, сбегайте еще раз в котельную, выясните обстановку.
– Командир не прибыл? – спросил комиссар.
– Должен быть сегодня. Ждем.
Комиссар поинтересовался, где сейчас находятся и чем занимаются 149-й и 152-й танковые батальоны, на базе которых формируется бригада.
Мачешников ответил, подчеркнув при этом, что батальоны прибыли прошлой ночью из Владимира, однако без боевой техники.
– Вы у них были? – спросил Прованов.
– Лично нет. Там находятся начальники служб.
– Надо побывать. Поедемте вместе.
Вначале поехали в 152-й, который располагался в помещении школы неподалеку от станции метро "Сокол".
В одном из классов за столом сидел суровый на вид человек с густыми, сросшимися на переносице бровями. Это был старший лейтенант Жуков, заместитель командира 152-го танкового батальона по строевой части. Здесь же находились комиссар батальона старший политрук Набоков и начальник штаба [1]1
До 1954 года эта должность в батальоне называлась «адъютант старший батальона». (Прим. редакции)
[Закрыть]капитан Кривцов.
Они беседовали с прибывшей на должность старшего военфельдшера батальона Марией Кузнецовой. Замкомбата в разговоре участия не принимал.
Командиров несколько смущал возраст фельдшерицы – ей только что исполнилось восемнадцать. Сама маленькая, хрупкая, детская улыбка на простодушном лице,– ей и шестнадцати не дашь. Поэтому спрашивали девушку с пристрастием – случалось, молодежь прибавляла себе годик-другой, чтобы попасть на фронт. Однако документы были в порядке: родилась в 1923 году в городе Тарусе, Калужской области, окончила Серпуховское медицинское училище.
Мария, плохо справляясь с волнением, старалась все же отвечать уверенно. Во всяком случае, правдиво.
– Не испугаетесь, когда начнут рваться мины, бомбы?
– Не знаю...
Действительно, как иначе ответишь на такой вопрос, если ни разу в бою бывать не приходилось.
– А что будете делать с раненным... ну, положим, в ягодицу? – с озорной улыбкой спросил Кривцов.
Лицо Маши налилось краской.
– Известное дело, перевязывать...
– Да? И как же?
Девушка разозлилась: за ребенка, что ли, принимают! Ответила с вызовом:
– Очень просто. Перевяжу как положено и на прощание посоветую, чтобы впредь противника грудью встречал, а не...
Набоков и Кривцов от души рассмеялись. Даже хмурый Жуков, который, казалось, не прислушивался к разговору, не сдержал улыбки.
В этот момент в класс вошли комиссар и начальник штаба бригады. Жуков отдал рапорт, представил комиссару присутствующих мужчин.
– А девушка? – спросил Прованов. – Не она ли вас рассмешила?
– Старший военфельдшер Кузнецова! – приняв положение "смирно", представилась Маша.
Величать?
– Мария Федоровна.
Прованов окинул девушку внимательным взглядом, и Маша поняла, что комиссар бригады тоже не в восторге от такого пополнения. На всякий случай она ершисто подобралась, как зверек, ожидающий нападения.
– А как с медимуществом? – спросил комиссар.– Имеется ли у вас на первый случай хотя бы санитарная сумка?
Товарищ старший батальонный комиссар, разрешите доложить! Имеется все, все! Только что пригнала "санитарку". Медимущество – полный комплект: спальные мешки, чехлы, одеяла, носилки в машине новенькие. Даже дали химические грелки. Пробовала: бросишь в них снежку – и нагреваются!
Сидящие за столом с удивлением переглянулись.
– Товарищ Кузнецова, почему же вы об этом нам не доложили? – щелкнув пальцем по столу, спросил Жуков.
– А вы меня об этом и не спрашивали, товарищ старший лейтенант! – обиженным тоном проговорила Маша. – А на другие вопросы я ответила.
Жуков чуть смутился: права ведь девушка!
Мария Фёдоровна,– удивился Прованов,– как же вам удалось так быстро добыть все это богатство?
– А очень даже просто,– бойко ответила Маша.– Как получила предписание о назначении в батальон, сразу же, чтобы не терять времени, побежала на медицинскую базу. Спрашиваю: "Наряд на медимущество для сто пятьдесят второго есть?" Отвечают: "Есть". —"Можно получить?" – "Получай".
– Так-таки и "получай", без доверенности?
– Меня там знают по работе в двести девяносто восьмой авиационной базе. Доверенность я обещала привезти после.
– Да с такими кадрами можно в любую драку! – довольный ее докладом, воскликнул Прованов. – А раненых-то видели?
– Приходилось, товарищ комиссар. Первую перевязку сделала летчику Талалихину.
– Ну-ка, расскажите.
Маша охотно исполнила просьбу.
Ночью седьмого августа наши истребители вылетели по тревоге на перехват, а когда вернулись, меня срочно вызвали на аэродром. Сращиваю "Кто из вас ранен?" А они вместо ответа посмеиваются. "Если,– говорю,– вызвали, чтобы посмеяться, то яи на самом делёкого-нибудь из вас пораню".– "Не сердись, сестренка,– подошел ко мне Талалихин.– Перехватика бинтиком царапину". У него было пулевое ранение в правое предплечье и ожоги обеих рук.
Комиссар выслушал и сказал серьезно:
– Ваша работа, Мария Федоровна, уже теперь заслуживает всяческой похвалы. За один день вряд ли кто мог сделать больше. Что касается фронтовой жизни, то, думаю, при такой находчивости освоитесь быстро...
Разговор комиссара с военфельдшером прервал вошедший в класс командир 152-го танкового батальона Карп Петрович Иванов, одетый, как и все, в новый полушубок.
После короткого обмена мнениями с ним комиссар и начальник штаба отправились в Сокольники в 149-й танковый батальон. Там в двухэтажном здании какого-то учреждения как раз проходило партийно-комсомольское собрание. Это было кстати. Прованов в течение тридцати минут смог познакомиться со всем партийным активом подразделения. Он и сам выступил на собрании. Затем, дав несколько неотложных указаний комбату майору Ложкину и старшему политруку Комиссарову, Прованов и Мачешников возвратились в штаб бригады.
Только сели поужинать, открылась дверь, и вошел высокий, сухощавый, запорошенный снегом человек.
– Пошел снежок,– неожиданно тонким голосом проговорил вошедший. И представился: – Подполковник Агафонов, командир шестьдесят девятой танковой бригады. Имя и отчество – Василий Сергеевич.
За спиной подполковника стоял старшина.
– А это Забара, Ефим Абрамович, мой адъютант,– указал на него Агафонов.
В свою очередь представились комбригу комиссар, командиры штаба. За ужином познакомились блинке. Поговорили о новогоднем поздравлении Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина, опубликованном в печати 1 января 1942 года, о статье Ванды Василевской "Ненависть", напечатанной в новогоднем номере "Красной звезды".
Командир бригады внимательно выслушал информацию комиссара и начальника штаба о положении дел в батальонах, расспросил каждого о его жизни и службе, о том, кому и где довелось воевать. Рассказал и о себе. Все уважительно посматривали на сверкавшие на гимнастерке комбрига два ордена Красного Знамени и орден Монгольской Народной Республики. Да, перед ними сидел человек с богатевшим боевым опытом. Перспектива воевать под началом такого командира рождала у присутствующих уверенность и добрые надежды.
3.
Задачи, связанные с формированием бригады, несмотря на безмерно сжатые сроки, были решены успешно, и ночью 18 января, погрузившись на станции Люблино, танкисты двумя эшелонами двинулись к фронту.
Тяжелогруженые поезда с окружной железной дороги повернули на Октябрьскую. Все поняли: северное направление.
...Поначалу в вагоне было тихо, если не считать дробного перестука колес. Люди молча смотрели в незакрытый проем двери, думали о чем-то своем, вздыхали – говоритьне хотелось. С одной стороны, после напряженнойработы по погрузке на платформы техники каждый чувствовал сильную усталость, с другой—причин для особой душевной бодрости не было: хотя начавшееся в декабре контрнаступление наших войск под Москвой переросло в общее наступление, фашистские войска, тем не менее, находились от столицы не так-то еще далеко. Это беспокоило всех.
Потом, когда первые минуты и километры пути миновали, то в одном, то в другом углу вагона начали возникать, как язычки пламени в долго не разгоравшемся костре, разговоры. Те из бойцов, которые уже не раз побывали в танковых атаках, отмечены боевыми наградами, успокаивали себя и товарищей, возлагая надежды на новые танки Т-34. Ну, а новичков, естественно, волновала мысль о том, каким будем для них первый бой. Они подсаживались к бывалым танкистам, чтобы послушать их рассказы.
Много танкистам поведал сам командир батальона майор Иванов. Всем своим безупречным внешним видом, ровной строгостью и благожелательностью к людям он снискал к себе уважение и доверие подчиненных. И ему было о чем рассказать им. За его: плечами – пятнадцать лет службы в армии. В 1941 году, после окончания Военной академии моторизованных и механизированных войск, командовал на Западном фронте танковой ротой. Награжден орденом Красной Звезды.
– Товарищ майор, за какие подвиги полагается орден Красной Звезды? – спросил механик-водитель Федоренко.– Вы вот, например, за что получили?
– Полагается,– усмехнулся комбат. – В бою полагается не думать о наградах. А я Красную Звезду получил за участие в разгроме танковой колонны врага. Если интересуетесь, то могу рассказать поучительный эпизод этого боя.
Танкисты тотчас же сгруппировались вокруг командира...
А в другом вагоне в центре внимания был политрук роты Феоктистов.
– Обратите внимание, товарищи,—говорит он,– проезжаем станцию Крюково. Слева – деревня того же названия. Я тут в октябре—ноябре воевал. Она несколько раз переходила из рук в руки, но дальше Крюково враг не прошел. Когда мы, танкисты, оказались без машин, то дней десять сражались в окопах вместе с нашими стрелковыми подразделениями. Тяжело было и вон там, западнее, под Волоколамском. Захватчики при поддержке танков предпринимали атаку за атакой. Именно Здесь, у разъезда Дубосеково, совершили свой бессмертный подвиг двадцать восемь истребителей танков из дивизии генерала Панфилова...
Через двое суток воинские эшелоны прибыли на станцию Крестцы. Стало известно, что танковая бригада входит в состав Северо-Западного фронта которым командовал генерал-полковник П. А. Курочкин. Не многим тогда было известно, что в начале января сорок второго войска этого фронта должны были нанести два удара. Первый – на правом крыле во взаимодействии с Волховским фронтом в направлении Старой Руссы с последующим продвижением на Сольцы и Дно и второй – на левом крыле из района Осташково во взаимодействии с Калининским фронтом во фланг и тыл группировки противника.
На станции в один из вагонов вскочил представитель командующего бронетанковыми войсками фронта подполковник Захаров.
– Имейте в виду, Крестцы почти через каждый час подвергаются налету авиации противника, – предупредил он.– Передайте остальным.
На улице – мороз градусов под сорок. А ночь лунная, светлая... .
Выгружались спешно и, насколько это было возможно, скрытно. А после разгрузки получили еще роту танков КВ.
26 января танковые батальоны начали марш. Сгущались зимние сумерки. Мороз не отпускал. Тяжело танкистам. Внутри стальных коробок, двигавшихся с приличной скоростью, зверский холод пробирал до косней. Дорог нет. Сплошной стеной стоит нахохлившийся лес, разрезанный узким извилистым коридором, который отмечен тонким пунктиром на крупномасштабной карте. Летом – проселочная дорога. А сейчас... За каждым танком поднимается снежное облако, оно врывается в открытые люки механика-водителя и командира экипажа.
Проехали несколько больших и малых, почти безлюдных деревень. Избы занесены до самых окон. В двух местах пришлось наскоро соорудить настилы при переходе через маленькие речки.
На рассвете первая колонна танков вышла к реке Ловать.
Командир бригады спрыгнул с танка в глубокий Снег. За ним последовал адъютант, он же командир танка Забара.
– Разыщи-ка начальника штаба,– приказал ему Агафонов.
– Я здесь, товарищ подполковник! – Мачешников стоял за спиной комбрига.
– Ну моро-о-оз! – протянул Агафонов, энергично похлопывая себя по бокам.– Приходится бежать впереди танка.
Да, так и было: бежали по сугробам впереди танков, чтобы согреться. Именно впереди, иначе гари надышишься.
– Александр Тимофеевич,– распорядился подполковник.—Находитесь здесь и встречайте танки. Проверьте, чтобы тщательно замаскировали не только технику, но и следы. В восемь пятнадцать комбатов ко мне. Ефим! – повернулся он к адъютанту.– Принеси, пожалуйста, планшетку с картой, а машину ставь под ель.
Подошли двое в покрытых наледью маскхалатах.
– Товарищ подполковник! Переправа для танков построена,– доложил один из них.
Это был помощник начальника штаба бригады по разведке капитан Горбенко. Рядом с ним стоял начальник инженерной службы бригады воентехник первого ранга Козлов. Они сюда приехали на сутки раньше вместе с представителем командующего бронетанковыми войсками фронта подполковником Захаровым.
Комбриг одобрительно кивнул и, развернув карту, пробежал по ней глазами.
– Находимся против населенного пункта Березицко,– отметил он.– Так, товарищ Горбенко?
– Так точно!
– А кто там сейчас обороняется?
– Седьмая стрелковая дивизия полковника Бедина,– ответил Горбенко.
– С общей обстановкой знакомы?
Капитан понимал: все эти вопросы заданы скорее с целью проверить осведомленность бригадного разведчика, чем пополнить свои сведения об обстановке,– комбриг и без того ее знает. Ответил, однако, четко и обстоятельно:
– В штабе дивизии мне сообщили, что наступление войск фронта началось еще седьмого января. Благодаря внезапности наши войска в течение двух дней продвинулись вперед до пятидесяти километров. Однако Старую Руссу освободить не удалось. А на левом крыле, несмотря на тяжелые условия местности, сильные морозы и глубокие снега, за двенадцать дней наши части продвинулись на сто сорок километров и овладели рядом мощных узлов вражеской обороны.
– Как ведет себя авиация противника?
– В летную погоду – довольно активно гоняются за каждой машиной. Как только за верхушки деревьев не задевают!..
– В Краскове были? – Комбриг указал на карте населенный пункт.
– Были. Там имеются оставленные какой-то частью землянки. Правда, их надо слегка подремонтировать,– доложил Горбенко.
– Хорошо,—сказал командир бригады,—А теперь давайте посмотрим работу саперов.
Комбриг со своим адъютантом, Горбенко и Козлов по узкой тропе направились к опушке леса, метрах в семидесяти от которой находилась переправа.
Когда подошли к реке, их догнала тридцатьчетверка лейтенанта Соколова. На борту танка стояли комиссар бригады Прованов, начальник штаба Мачешников, помощник комбрига по технической части Тонов и комбаты Иванов и Ложкин.
Ширина реки Ловать в этом месте колеблется между сорока и пятьюдесятью метрами. Поперек ее серой лентой тянется проложенный на двух стальных тросах настил из бревен. На той стороне реки чернеют постройки деревни Березицко.
– Нам ведь, Григорий Васильевич, Ловать не миновать... Может, пропустим пробную машину? – повернулся комбриг к комиссару.
– Пусти Соколова. Пока совсем не рассвело, надо попробовать.
– Тут, товарищ комиссар, самый узкий, но зато и глубокий участок,– заметил Горбенко.
– Ну что ж, вперед? – глянул комбриг на Соколова.– В машине оставьте механика-водителя, остальным двигаться позади танка, на удалении. Сами идите впереди, направляющим.
Танк прошел по настилу с десяток метров, и тут, словно выстрелив, лопнул правый трос. Ломая лед, машина сползла в воду. Люк механика-водителя Федорова был открыт, но внутрь с силой хлынула вода, и он, попытавшись покинуть танк, застрял. Сбросив полушубок, лейтенант бросился на помощь. К счастью, танк не перевернулся, сел на корму. Лейтенанту и механику-водителю помогли выбраться на лед, немедленно поместили их в натопленную машину технической помощи.
– Я готов нырнуть в ледяную воду,– сказал кто-то из саперов.
– Нырнуть? А трос за корму подцепить сможешь?– спросил его Агафонов, и по тому, насколько серьезно прозвучали эти вопросы, солдат понял, что слова насчет троса он может, и даже обязан, рассматривать как приказ.
– Так точно, товарищ подполковник, могу!
Парень быстро разделся, обвязался страховочным фалом и прыгнул в воду. Четыре раза нырял и наконец заарканил крюк тяжелым танковым тросом.
На вопрос комбрига, кто он и откуда, сапер, стуча зубами, ответил:
Андрей Прокопенко, с Полтавщины.
Буксируемая двумя танками провалившаяся в реку машина Соколова была вытащена. Воентехник первого ранга Козлов получил от комбрига приличную взбучку за лопнувший трос и категорический приказ надежно укрепить настил.
