Текст книги "На веки вечные"
Автор книги: Николай Семенов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
10.
Холодную степь тронул утренний рассвет. Ровно в восемь раздался залп сотен гвардейских минометов – «катюш». Он явился сигналом для начала нашего артиллерийского наступления.
Неблагоприятная погода задерживала появление авиации, однако это не сказалось на выполнении задачи. Прозвучала протяжная команда:
– По маши-и-и-на-а-ам!
Заработали танковые двигатели. За огневым валом, под неумолчный грохот разрывов снарядов танковые батальоны старшего лейтенанта Федянина и капитана Гладченко с десантом пехотинцев старшего лейтенанта Лосева и во взаимодействии с подразделениями 293-й стрелковой дивизии устремились в направлении к поселку Калач, на хутор Советский, навстречу войскам левого крыла Сталинградского фронта.
Ни ответный огонь вражеской артиллерии, ни начавшийся снегопад с пургой не могли остановить стремительного продвижения советских танкистов. Вот головной танк лейтенанта Павла Белова почти вплотную приблизился к обрыву длинной зигзагообразной балки. На несколько минут – остановка. Танкисты открыли огонь с места. На снег с тремя бойцами спрыгнул командир отделения саперов сержант Иван Брыкин. В руках у них были тяжелые пакеты взрывчатки. А через несколько минут могучий взрыв поднял на воздух черные комья земли. Образовался достаточно широкий съезд. Машина Белова без труда скатилась по нему вниз. За ней последовали и другие танки. Тотчас же, несколько правее, подготовили второй такой же спуск. По нему пошли танк Лебедева и еще несколько машин.
Танкисты понимали, насколько дорога для них каждая минута. Быстрее вперед, не дать врагу опомниться, ошеломить его!
Появление в своем тылу советских танков, действительно, привело противника в замешательство. Старший политрук Целищев, который ехал в одной из машин первой танковой роты, тут же радировал комбригу:
– Противник бежит!
– Не торопитесь с выводами,– охладил его Прованов.– Это бегут румыны, которые не хотят воевать с нами! – ответил комбриг.– За ними – враг посерьезнее.
В самом деле, во втором эшелоне оборонялись гитлеровцы, и они держали под контролем свою союзническую армию. Поскольку румыны бежали, бросая оружие, фашисты стали их расстреливать, и те оказались между двух огней. Когда наступающие подавили первый заслон гитлеровцев, румынские подразделения начали сдаваться...
Первый жестокий бой, как и ожидалось, разгорелся за село Скворин. Его завязала головная походная застава. Один вражеский танк уже горел, через минуту заполыхал и другой. Несколько наших машин, лавируя среди свежих воронок, с двух сторон приближались к селу. Гитлеровцы торопливо разворачивали свои танки. Старший политрук Целищев, лейтенанты Хромыко, Бурцев, Гиль и Поляков бросились на восточную окраину, а Кукуев, Старшее, Меланчиков и Василец—на западную. Они мгновенно открыли огонь по разворачивающимся вражеским танкам.
Минут через пятнадцать—двадцать на поле боя остались четырнадцать горевших и разбитых немецких машин. Получили повреждения и три наших тридцатьчетверки. Ими сразу же занялись воентехники Каток и Шилов.
А бой катился дальше.. Уже впереди показался населенный пункт Громки. Оттуда незамедлительно блеснули вспышки выстрелов вражеских орудий.
– Жариков! Влево, по лощине! – приказал старший лейтенант Лебедев своему механику-водителю.
Устремились по лощине и еще два танка, но объехать деревню не могли: мешал овраг. Танкисты повернули в сторону деревни. Там поднялся переполох, однако артиллерия противника медлила недолго, скоро открыла огонь по низкой и пологой высоте, на которую стали взбираться танки капитана Клименко.
– Доложите обстановку! – послышался в наушниках Лебедева голос капитана Гладченко.
– Давлю орудия и расстреливаю чиновную публику,– ответил начальник штаба и услышал, как вокруг его танка стали рваться гранаты.
Расставленные между домами вражеские орудия продолжали бить по дороге, пересекающей пологую высоту, и Гоголев повернул часть танков влево, а часть – вправо. Лейтенант Айтуганов ворвался на западную окраину Громки. По деревне в панике бегали с какими-то черными папками и чемоданами гитлеровцы.
– Доложите толком, что у вас там за возня с какой-то публикой. Уничтожайте орудия! – сердился комбат Гладченко.
– Расстреливаем штабников, огонь по деревне прошу прекратить, справимся сами! – ответил Лебедев.
Позже стало известно, что танкисты в Громках раздавили десять орудий, около сорока повозок с грузами и разгромили штабы двух румынских полков.
На западной окраине стоял подбитый танк лейтенанта Малига Айтуганова. Его машина оказалась против трех орудий. Одно он успел уничтожить, а оставшиеся несколькими выстрелами подожгли танк. Лейтенант не успел покинуть машину и геройски погиб...
Когда освободили Громки, сюда приехал командир корпуса Кравченко с начальником штаба Бахметьевым. Он поставил Прованову задачу на дальнейшее наступление, дал проводника из местных жителей. Его посадили на танк командира 149-го танкового батальона Федянина.
Танки шли до самого Манойлина. На одном из участков маршрута дорогу им преградили установленные на стыке двух оврагов вражеские противотанковые орудия. Объехать их мешали овраги?..
Пехотинцы, ехавшие десантом, горохом сыпанули с танков. Командир стрелкового батальона Лосев подозвал к себе старшину Бельдинского.
– Видишь – впереди врытые в курганы орудия?– показал он рукой.– Надо...
– Я вас понял! – Не дав договорить комбату, старшина со своим взводом побежал влево и мгновенно исчез в овраге.
Удачно продвинувшись по его дну, бойцы вышли почти вплотную к одной из орудийных позиций и автоматно-пулеметным огнем расстреляли расчеты. Короткой и столь же успешной была схватка с другими артиллеристами. Ошеломленные неожиданной и дерзкой вылазкой красноармейцев, гитлеровцы – те, что остались живы,– разбежались.
В эти дни каждый участник Сталинградской битвы жил в какой-то яростной, неуемной спешке. Скорее, скорее вперед! Помня горестные дни отступления, каждому бойцу не терпелось воздать ненавистному врагу должное.
Гитлеровцы сопротивлялись яростно. За каждый населенный пункт они держались с отчаянием обреченных. Вся степь, насколько хватал глаз, чернела от воронок, дышала порохом и жженым железом. Жаркими кострами горели хутора, деревни, поселки...
...Отступающую колонну вражеских автомашин в Евстратовском уничтожили экипажи лейтенантов Васильца и Меланчикова. Все получилось довольно просто: механик-водитель Макарчук загородил дорогу, а Гадалов, механик-водитель второй машины, таранил поочередно каждый автомобиль. Радисты-пулеметчики обоих экипажей поливали свинцом разбегавшихся гитлеровцев.
Наступление продолжалось. Танкисты с автоматчиками на бортах машин подходили к Манойлину. Стрелковые подразделения несколько отстали. Вынырнув откуда-то со стороны противника, к танку Лебедева подошел Т-70 лейтенанта Белянского. На борту стояли начальник разведки с несколькими разведчиками.
– Имейте в виду, в Манойлине много танков и артиллерии противника,– предупредил он начальника штаба батальона и поехал искать командира бригады.
А в это время Проханов радировал комбатам:
– Манойлин атаковать с ходу, развернувшись в линию. Федянину прикрыть левый фланг и выйти на Липо-Луговской. Гладченко – на восточные скаты высоты сто семьдесят четыре, ноль.
Комбриг решил наносить удары по флангам. Но на этот раз гитлеровцы постарались надежно прикрыть их.
До Манойлина оставалось не более километра, когда противник открыл мощный огонь из пушек и танков. Вздрогнула и замерла на месте машина старшего политрука Целищева. По лбу политотдельца потекла кровь.
– Михайлин! Что случилось? – не отрываясь от прицела, как всегда спокойно, спросил он.
Успели сделать один ответный выстрел, но тут последовал еще удар по танку, и башня моментально наполнилась едким дымом. Экипаж начал покидать машину.
– Где Михайлин? – крикнул Целищев.
– Андрей ранен,– ответил радист-пулеметчик.– Думал, он – за нами, но, видать, не смог.
Вместе с командиром башни они вновь бросились к машине. Но помочь Михайлину уже не могли. Осколочный снаряд крупного калибра отбросил в сторону крышку лобового люка танка, и оторванный шарнир угодил в голову механику-водителю. Облитый кровью, он застыл на своем сиденье...
Когда атакующие начали обходить населенный пункт, вражеские танки устремились на его окраины, чтобы как-то задержать советские машины. А в это время подразделения Лебедева и Клименко ворвались в самый центр деревни.
Напряженный бой продолжался около двух часов. Его итог – пятнадцать сгоревших и подбитых неприятельских танков и не менее десятка покореженных артиллерийских орудий. Были выведены из строя и пять наших танков.
Когда бой затих, на окраине деревни вдруг ожил вражеский танк.
– Откуда он взялся? —насторожённо спросил комбат Лосев.– Ведь все были подбиты.
– А этот тоже подбит,– доложил оказавшийся рядом комсорг батальона Виталий Федоров. – Экипаж исправлял сорванную гусеницу, и мы чесанули по нему из автоматов. Вот они и спряталисьв танке.
– Понятно. Ну-ка, старшина, призови их к порядку,– приказал командир батальона Бельдинскому, – а мы поехали. Потом догонишь
Еще раньше, до подхода к Манойлину, капитан Гладченко приказал своему помпохозу приготовить ужин и следовать за танками, не теряя их из виду. Техник-интендант 2 ранга Петр Черепанов с двумя поварами и старшиной, закончив приготовление, направились за танками. В деревне уже шел бой. Только они заехали в обнесенный высоким забором двор, как по ним ударили из пулемета. Благо, машина с фургоном и прицепленной кухней оказалась за домом.
– Занять круговую оборону! – приказал помпохоз. И предупредил: – Если потребуется – пойдем врукопашную. Без моей команды не стрелять. – Поискав глазами, недовольно спросил: – Где Таланов?
Никто не заметил, как повар Василий Таланов, схватив свой карабин, побежал в правый угол двора, где через выбитую доску маячил желтый ствол пушки. Там четыре гитлеровца ремонтировали ходовую часть танка. Подкравшись к ним, Таланов двумя выстрелами уложил двоих и побежал обратно, так как остальные успели скрыться в машине. Потом там раздались взрывы гранат. Это старшина Бельдинский с тремя автоматчиками выкуривал остатки экипажа. Вскоре из подбитой машины с поднятыми вверх руками вышли офицер и солдат.
Через несколько дней комбриг Прованов наградил повара Таланова медалью "За боевые заслуги".
И еще один эпизод боя за деревню Манойлин.
...Старший политрук Целищев, оставив подбитую машину, пешком направился к населенному пункту, в котором уже затих бой. На окраине деревни ему встретился худощавый старик, местный житель. Он сообщил:
– В помещении сельского Совета был немецкий пересыльный пункт. Его начальник, майор и несколько солдат спрятались, должно быть, в подвале.
Целищев и еще несколько присоединившихся к нему по дороге бойцов подошли к входу в подвал, предложили его обитателям сдаться. Восемь солдат в зеленых шинелях вышли и тут же побросали автоматы.
– Где ваш майор? – спросил Целищев. Пленные показали на подвал, откуда они вышли.
Выволокли и майора обыскали. В кармане обнаружили несколько листков с большим списком пополнения, направленного в какую-то часть. Заинтересовались списком и на какое-то мгновение оставили без внимания офицера. А тот, воспользовавшись моментом, бросился бежать. Однако автоматная очередь догнала его...
11.
Ночь, сплошная темень, ориентироваться очень трудно. На карте значится населенный пункт, к которому надо подойти, а на самом деле его уже нет, осталось одно пепелище.
– Приостановить движение! – приказал заместитель командира батальона Гоголев.
Вышел из танка, позвал к себе командиров взводов.
– Данными о противнике мы не располагаем. Двигаться дальше в условиях такой темноты вряд ли разумно. Действуем так: Лебедев и Клименко идут в разведку к Липо-Луговской, остальные разворачиваются в боевой порядок в готовности к открытию огня.
Отдав такое распоряжение, капитан, на всякий случай держа пистолет в руке, прошел вперед метров тридцать, чтобы осмотреть местность вблизи остановившихся танков. Вдруг заметил: на изрытом снарядами "пятачке" вроде чернеют люди. Приблизился – так и есть. "Дрыхнут наши солдатушки!" – с негодованием подумал он и решительно шагнул вперед.
– Кто вам позволил устраивать здесь спячку? – зашумел он.
Тут же, откуда-то слева, из темноты вынырнул комиссар мотострелкового батальона Пынченко.
– Андрей Федорович, это твои смельчаки? – насмешливо спросил он его.
"Смельчаки" один за другим стали быстро вскакивать с земли. На груди у всех висели автоматы. И все, как один, подняли вверх руки.
– Вы еще позволяете себе шутить! Нашли время и место! – негодовал Гоголев.
– Петро, а ведь это не мои люди,– сказал Пынченко. Поднявшиеся с земли стояли молча, неподвижно и рук не опускали.
– Ба-а-а! Да это же фашисты!.. – воскликнул Гоголев и умолк, будто его сильно схватили за горло. На спине выступил холодный пот. Однако рука крепко держала пистолет. "Я же гитлеровских солдат узнавал издалека, в том числе и ночью, а тут под собственным носом принял за своих,– мысленно ругал себя капитан. – Прямо-таки бес попутал. Что же делать? Их ведь десятка два, не меньше, а мы вдвоем..." И вдруг во всю мощь закричал:
– Хенде хо-о-ох!
И тут же понял, как нелепо прозвучала эта его команда: они ведь и без того "хенде-хох" сделали.
Но тут со стороны стоявших вражеских солдат почти одновременно раздались два выстрела. Пуля просвистела у самого уха Гоголева. Среди стоящих с поднятыми руками кто-то со стоном повалился на землю.
– Товарищ комиссар, с кем это вы тут воюете?
Это подбежал к Пынченко командир роты Недайводин.
– Капитан Гоголев воюет, не я,– ответил комиссар.– Чуть не спровадили на тот свет нашего танкиста.
Оказалось, впереди наших танков располагалась артиллерийская батарея противника. Ее обслуживали в основном румыны, которые под покровом ночи покинули свои позиции и до последней минуты ждали удобного момента, чтобы сдаться нашим в плен. Было их шестнадцать. За ними увязались два немца. У одного из них, видать, не выдержали нервишки, и он попытался застрелить советского командира, но тут же сам был убит румынским солдатом.
– Недайводин! – приказал комиссар Пынченко.– Поднять роту и прочесать все окопы, траншеи, блиндажи!
Акция по прочесыванию принесла неожиданные результаты. Наши автоматчики стали поднимать из окопов по 10—15 румынских и немецких солдат. За каких-нибудь полчаса около танка Гоголева уже толпились около сотни пленных.
Все это не осталось тайной для противника, находившегося в населенном пункте. Оттуда по нашим танкам был открыт сильный, но, к счастью, не прицельный огонь. Более того, враг обнаружил свои танки и артиллерийские орудия вспышками.
Подъехали комбат Гладченко и комиссар Феоктистов. О сложившейся обстановке доложили комбригу. Тот сказал:
– До утра противник пристреляется. Можем понести большие потери. Поэтому населенный пункт атаковать с флангов и немедленно!
Ориентируясь на вспышки вражеских орудий, наши Т-34 вышли на них с флангов и начали утюжить огневые позиции. Танки обороняющихся не могли оказать им существенного сопротивления. Большинство из них в темноте были подбиты снарядами, а несколько машин подорвали гранатами десантники Недайводина. Потеряв одиннадцать танков, почти столько же орудий, побросав автомашины, зенитную батарею, гитлеровцы спешно оставили Липо-Луговскую. Многие из них сдались в плен [4]4
ЦАМО, ф. 33, оп. 79379, д. 27, л 177
[Закрыть].
На левом фланге бригады успешно продвигался вперед танковый батальон Федянина. Еще накануне атаки он говорил своим бойцам:
– Наши танки легкие, ходкие, маневренные. Неплохая и огневая мощь. Мы может подняться на любую возвышенность, спуститься с нее и буквально слиться с землей. Только надо хорошенько использовать замечательные качества наших "малюток".
Действительно, Т-70 быстро и скрытно приближались к огневым позициям гитлеровцев и, расстреляв их, моментально исчезали из поля зрения врага.
Ночью батальон вышел в район хутора Голубинский. Утром 23 ноября мела холодная поземка. Потом выглянуло солнце, но от этого теплее не стало. Мороз – около двадцати градусов. За ночь снега намело почти до половины катка. На возвышенностях, где намело поменьше, с лязгом вращались гусеницы. В лощинах толщина снежного покрова достигала почти метра.
Несмотря на четвертые почти бессонные сутки, настроение у командира батальона, у всех танкистов бодрое, деятельное. Не потому, что не устали. Нет, устали. Да еще как! Но очень уж хорошо дела идут, кольцо окружения вот-вот сомкнётся гитлеровцы мечутся.
Рано утром в наушниках комбата послышался голос Прованова.
– Поддержите атаку соседей слева!
– Понял,– ответил Федянин.
На левом фланге одной из наших стрелковых дивизий рвалась в перед к переправе танковая бригада 26-го танкового корпуса.
Комбат долго осматривал в бинокль поле боя, и вдруг его осенила мысль. Впереди стоят подбитые и сожженные еще во время августовских боев, теперь густо занесенные снегом, немецкие и наши танки. Их более десяти. Можно таким же количеством танков занять за ними огневые позиции, сверху на свои машины набросать побольше снежку. Полнейшая скрытность и отличные условия для прицельного огня.
Федянин велел ротным выделить необходимое количество танков, ввел их в курс своего замысла. Заняли танкисты места, сделали все как надо. И вот уже лейтенант Самсон Аладжан докладывает комбату:
– Товарищ командир, ползут!
– Спокойно, Самсон,– отозвался Федянин,– пусть подойдут поближе.
По дороге с большой скоростью шли танки и автомашины с прицепленными к ним орудиями. Понял комбат: торопятся к Рубежанскому мосту, чтобы переправиться на левый берег Дона.
Федянинцы организованно открыли огонь. Сделают несколько выстрелов – и тут же прячутся за подбитые машины. Затем снова ведут огонь и снова прячутся. Прошло не более получаса, а на дороге уже горело восемь неприятельских танков, валялось с десяток разбитых орудий. Было уничтожено много пехоты. Один только Самсон Аладжан сжег два танка и покорежил два орудия. Лейтенант Гили Гилеев разбил три орудия и несколько автомашин. Отличились в этом бою лейтенанты Дымов, Белянский и сам командир батальона.
Бойцы танковой бригады 26-го танкового корпуса, отбросив гитлеровцев на левый берег Дона, на их же плечах проскочили по Рубежанскому мосту и повернули влево. За ними стали переправляться танки Федянина, Его батальон, минуя Калач и Камыши, устремился к хутору Советский.
В это время 152-й танковый батальон капитана Гладченко начал переправу через Дон по Березовскому мосту. Поскольку со стороны Калача била артиллерия противника, то на мост бросили несколько дымовых шашек. Майор Кисленко с помпотехами батальонов и рот быстро пропускали машины на левый берег Дона.
На рассвете танкисты Гладченко ворвались в поселок Калач [5]5
ЦАМО, ф. 3099, ой, I, д. 3, л. 2—50.
[Закрыть]. На станции – несколько железнодорожных составов. На платформах одного из них стоят шестнадцать немецких танков. От дома к дому мечутся одиночные солдаты.
– Комиссар, що будэм робыть? Противника на вулици – кот наплакав! – достав из кармана трубку, сказал на украинский манер капитан Гладченко.
– Ясное дело, Кузьмич, надо искать,– ответил ему Феоктистов.
– Проверю подвалы,– вызвался Лебедев и побежал в ближайший двор.
– Только без лихачества! – крикнул ему вдогонку Феоктистов.
– А ну, выходи, кто там? – потребовал Лебедев, стукнув сапогом в низкую дверь подвала.
Послышался женский плач.
...В подвале почти каждого дома сидело по 10– 15 вооруженных гитлеровских солдат. Впереди них, у дверей стояли дети, женщины и старики. Оккупанты полагали, что русские пройдут, а после им удастся выскользнуть из окружения. А не пройдут, обнаружат – не будут же стрелять по своим!..
Пустая получилась задумка. Увидев рядом с собой советские танки, сами вышли из укрытий, побросав оружие.
Подогнали состав с пустыми! товарными вагонами. В них загрузили пленных для отправки в тыл.
А в это время Гладченко и Феоктистова плотным кольцом окружили местные жители. О чем-то намеревались просить, но не решались. Наконец, выступил вперед старик в лохматой шапке.
– Товарищ командир, я от обчества,– сказал он, сняв шапку.– Всем миром просим вас оставить нам один танк для памятника. Чтобы каждый проходящий и проезжающий помнил, кому ой обязан...
Гладченко озадаченно почесал затылок.
– Комиссар, что будем робыти?
– Ясное дело, Кузьмич, просьбу народа надо удовлетворить.
Капитан приказал своему помощнику по технической части Бондаренко оставить калачевцам один танк, не подлежащий ремонту.
Больше задерживаться некогда было. Танки с автоматчиками на бортах двинулись дальше.
Перед развилкой дорог, одна из которых вела на Платонов, из кустов, окаймляющих неглубокий овраг, вышло несколько человек. Это были разведчики во главе с капитаном Кравченко.
– Сто-о-ой! – махнул рукой капитан.
Механик-водитель Жариков остановил машину.
– В чем дело? – откинув крышку люка башни, спросил Лебедев.
– Соедини меня с комбригом. Надо срочно доложить.
Капитан поднялся на борт, свой танкошлем снял, надел лебедевский.
Разговор с Провановым тут же состоялся.
– В Платонове скопление противника. Идти в бой нельзя, надо обойти.
– Откуда докладываешь?
– От Лебедева,– ответил Кравченко.
– Найдите Гладченко и следуйте с ними,– приказал комбриг.
Через несколько минут в наушниках Лебедева послышалось:
– "Сокол", "Ястреб"-один, "Ястреб"-два. Я – "Коршун". В Платонове скопление противника. Предположительно готовится удар по нашим наступающим частям с тыла. Лебедеву и Клименко повернуть на Платонов и ударить по нему со стороны рощи. Остальные выполняют прежнюю задачу.
Основные силы бригады шли на хутор Советский. Там им предстояло соединиться с южной группой наших войск. На каждой машине были установлены сигнальные флажки, чтобы не перестрелять друг друга.
Через некоторое время в небо взлетело несколько заранее обусловленных ракет. Погода стоялапасмурная, сыпал мелкий снег. Однако видимость была хорошая. За юго-восточной окраиной Советского, прямо на поле, танкисты и стрелки бросились друг к другу в объятия. Неистово кричали "ура", бросали вверх головные уборы. Со слезами благодарили и целовали воинов местные жители...
Таким образом, 23 ноября в 16 часов части 4-го танкового корпуса Юго-Западного фронта под командованием генерал-майора А. Г. Кравченко и 4-го механизированного корпуса Сталинградского фронта под командованием генерал-майора В. Т. Вольского соединились в районе хутора Советский. В этом историческом событии непосредственно участвовали 45-я и 69-я танковые бригады 4-го танкового корпуса и 36-я механизированная бригада 4-го механизированного корпуса.
