Текст книги "На веки вечные"
Автор книги: Николай Семенов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)
7.
Потеряв Будапешт, немецко-фашистское командование пыталось взять реванш и поправить свое катастрофическое положение на южном участке фронта. 6 марта в районе озера Балатон гитлеровцы предприняли контрнаступление с целью отрезать находящиеся западнее Будапешта наши части.
План врага был разгадан и сорван. Тогда он решил организовать прочную оборону на австро-венгерской границе.
Отступая, фашисты разрушали дороги, устраивали многочисленные заграждения, оказывали жесткое сопротивление на промежуточных позициях. Это, естественно, снижало темп наступления советских воинов, требовало от саперов напряженных усилий в устранении препятствий.
Танковая бригада во взаимодействии с другими частями и подразделениями корпуса днем и ночью преследовала отходящего противника. Впереди, выполняя задачу головной походной заставы, со взводом автоматчиков лейтенанта Моисеенко и отделением саперов старшего сержанта Алима Иванова шла танковая рота старшего лейтенанта Енина, Вскоре путь им преградила река Раба. Мост через нее, в районе Шарвар, со стороны вражеского берега был заминирован, о чем еще раньше предупредила разведка, а со стороны наступающих – частично разрушен. Командир саперного отделения с группой подчиненных и несколькими приданными ему автоматчиками сразу же приступили к восстановлению разрушенной части моста, а остальные саперы с бойцами Петренко, Бойцовским и Беляевым, под прикрытием танкового огня перешли на вражескую сторону реки и быстро разминировали опасный участок. Бойцам хорошо помогло то, что стоял сильный туман и вражеская авиация по этой причине бездействовала.
Мост была восстановлен и сохранен, и по нему тотчас же двинулись колонны.
На пути к Вене было немало баррикад, за которыми засели фаустники, других препятствий, но это не остановило танкистов. 30 марта они пересекли границу и подошли к Матерсбургу.
Еще шел бой, еще на улицах рвались мины, а из домов уже высыпали радостно возбужденные австрийцы. Они приветствовали советских освободителей восторженными возгласами, улыбками. Многие подбегали к идущим танкам, пожимали руки сидящим на их бортах автоматчикам.
Взяты Шарвар, Матерсбург, Эбрасдорф, Гунтердорф, другие населенные пункты. 8 апреля бригада подошла к ближайшим подступам Вены. Здесь, на северо-западной окраине Каралинч, сделали непродолжительную; остановку, чтобы заправить танки горючим, пополниться боеприпасами, привести в порядок технику.
В этом месте, у Каралинч, сосредоточились и другие части, в том числе кавалерийская.
Уже второй день танкисты наступают без сна и отдыха, совершают длительные и опасные марши. И тем не менее, завершив всю подготовительную работу, никто не помышляет об отдыхе. Настроение приподнятое.
– Ну, гвардейцы,– говорит командир роты капитан Лапин своим бойцам, – пока есть возможность – веселись. Знаете, как у танкистов водится? В бою до последнего держись, а на отдыхе без устали веселись, во всю ширь и размах русской души. А размах-то у нас какой! Орлиный! В Европу долетели!
– Это уж точно, товарищ капитан, орлиный,– подхватил механик-водитель Петр Милешин.– От Сталинграда до Австрии – подумать только!..
Растянул Милешин мехи трофейного аккордеона – и полились, поплыли окрест звуки штраусовского вальса. Закружились вокруг танков мужские пары...
Подошел танк начальника штаба Алендрасова. За ним – автобус строевого отдела бригады. Из автобуса вышел подполковник Михайлов.
– Котловский, сиди на связи, – смахнув рукой пот со лба, сказал Алендрасов своему радисту-пулеметчику и спрыгнул на землю.
– Артисты приехали, что ли? – осклабился Котловский, высунувшись из люка,– А красотища-то какая! Горы, зелень...
– Да, места здесь красивые,– согласился начальник политотдела.
– Да тут, куда ни глянь – сплошной сад: абрикосы, черешни, мандаль,– восхитился механик-водитель Филиппов. – Красота! И чем красивее, тем больше вспоминаешь нашу русскую весну, тем сильнее тянет на родину...
– Это верно, танкист. Только не мандаль, а миндаль,– улыбнулся Михайлов.
– Я в прошлом годе в одном городском саду каких только деревьев не видел, цветов тоже,– продолжал Филиппов.– Но, ей богу, не отдал бы за них даже малой ветки от нашей березки.
Василий Егорович Михайлов посмотрел на часы. Ему надо еще побывать в других батальонах. Прежде чем уехать, сказал гвардейцам несколько слов.
– Скоро, очень скоро, друзья, обнимем мы своих матерей, женушек, детей, невест. Самое страшное позади. Теперь наша задача – утопить фашистских извергов в Дунае! И еще. Имейте в виду: Вена – город замечательной, неповторимой архитектуры. Немало в нем прекрасных дворцов, соборов, парков. Не стремитесь, если не будет на то особой нужды, оставлять на них следы разрушений.
На южных подступах к Вене фашисты создали сильную оборону. В связи с этим удар по городу решено нанести с запада и северо-запада.
Танкисты вместе с 6-й мотострелковой бригадой в ночь на 9 апреля, опрокинув оборону противника в северной части столицы Австрии, стремительно ворвались на улицы города. Разведывательная группа на трех танках—лейтенантов Мостовенко, Чугайнова и. младшего лейтенанта Ермолаева – с автоматчиками взвода Баталова и отделением сапёров Иванова устремились к мосту через Дунайский канал.
Командиру бригады передан первый доклад:
– Приближаемся к мосту через Канал. Прошли Парламент. Кругом орудия, но они молчат.
Комбриг ответил:
– Захватить мост через канал!
Когда танки начали переходить его, открыли наконец огонь несколько молчавших до этого орудий. Мощно заработали и наши танковые пушки и пулеметы.
Гвардейцы понимали: надо овладеть хотя бы одним мостом через Дунай, чтобы не дать противнику возможности вывести свои войска из города.
Вот совсем близко подошел к одному из мостов лейтенант Колонтай. Вместе с его взводом были начальник штаба батальона старший лейтенант Левченко и секретарь партбюро лейтенант Пономарев. Путь непосредственно к мосту загораживает старое одноэтажное здание. Ни справа, ни слева его не обойдешь: все простреливается вражескими артиллеристами.
– Что будем делать? – обратился Колонтай к Левченко.– Находимся в тупике.
– Надо осмотреться,– сказал Пономарев.
Левченко с автоматчиками подбежали к строению,
осмотрели его.
– Выход есть! – сказал, вернувшись, начальник штаба.– Надо проломить две стеньг, тогда и выйдем напрямую к цели? Строеньице ветхое, видимо, склады какие-то.
Механик-водитель Колосков проговорил, вздохнув:
– Эх, ломать – не строить...
И двинул танк вперед.
К рассвету мост через канал был в руках танкистов. Теперь надо удерживать его, пока не подойдут основные силы.
Уверенно пробивался к набережной реки командир роты Алексашкин. Около трех ночи он доложил комбату:
– Преодолел мост через канал!
Командир батальона передал по рации для всех своих подразделений:
– Приказ комбрига – ломать вражескую оборону на части и пробиваться к Дунаю!
К шести часам утра оборона гитлеровцев между Дунайским каналом и Дунаем была разорвана на две части. Были обеспечены захват основными силами бригады и взаимодействующими с ней частями и подразделениями около сотни городских кварталов и выход на большом протяжении к Дунаю.
Смелость и решительность в этом ночном бою показали экипажи танков лейтенантов Мостовенко, Чугайнова, младших лейтенантов Ермолаева, Лебедева, Глущенко, Горшкова, Протасова, Агафонова и многих других. На одной из машин всю ночь наравне с другими сражался заместитель комбата по политчасти майор Григоришин. Непосредственно боем автоматчиков руководили заместитель командира батальона капитан Левин и заместитель начальника политотдела бригады майор Яковлев. Именно они с группой бойцов первыми подошли к главной переправе.
К десяти часам очистили от противника еще несколько кварталов.
В большом ресторане, не обращая внимания на грохот боя, гитлеровцы пьянствовали до утра. Лейтенант Чугайнов направил ствол пушки в окно. Стрелять, правдами не собирался. Однако кто-то пытался выпрыгнуть через окна, но радист-пулеметчик был начеку. Остальные скрылись в подвале и были взяты там "тепленькими".
Днем бой в городе разгорелся с новой силой. Чтобы уточнить обстановку, к действующим танкам подъехал начальник штаба бригады подполковник Алендрасов. Однако улица, до которой он намеревался добраться, оказалась под контролем вражеских противотанковых орудий. Подполковнику ничего не оставалось делать, как открыть огонь самому. Радист-пулеметчик Григорий Котловский неистово расстреливал перебегающих через улицу гитлеровцев.
Танк начальника штаба получил четыре попадания снарядами, но из строя не вышел.
Зато пострадала машина лейтенанта Чугайнова. На одной из площадей она наехала на противотанковую мину. Перебило кронштейн левого направляющего колеса.
– Почему стоите? – запросил комбат по радио.
Чугайнов доложил причину и добавил:
– Восстанавливаем.
Пока лейтенант расстреливал из пулемета вражескую пехоту, остальные успели натянуть гусеницу через первый опорный каток. Немного отошли задним ходом. И тут из-за угла здания показались две "пантеры". Наводчик орудия Киселев тотчас же открыл по ним интенсивный огонь. Стрельба велась настолько часто, что заряжающий Гавриченко еле успевал подавать снаряды, ч Вдруг в машине наступила тишина.
– Что случилось?! – крикнул Гавриченко.
– Пробило боковую броню, – со злостью в голосе отозвался Чугайнов.
Заряжающий хотел приподняться, но, стиснув от боли зубы, рухнул на боеукладку.
Да, боковая броня танка не выдержала прямого попадания снаряда. При интенсивной стрельбе Гавриченко этого не услышал. Механик-водитель Гурьянов и наводчик орудия Киселев погибли...
Бой в городе продолжался и на второй день. Лейтенант Мостовенко, еще ночью первым проскочив мост и удерживая его, расстрелял два штурмовых и три противотанковых орудия и минометную батарею. Однако и его машина оказалась подбитой. Потерял механика-водителя Горячева...
Исключительное мужество проявил экипаж младшего лейтенанта Протасова. Он первым сбил артиллерийское охранение моста, а затем, несколько углубившись во вражеское расположение, прицельным огнем прикрывал переправу танков через канал. При этом танкисты уничтожили три орудия. Против их тридцатьчетверки гитлеровцы выкатили еще четыре. Танк загорелся... Кроме механика-водителя Рунова, все члены экипажа погибли... Командир танка И. Я. Протасов, наводчик орудия В. С. Синяков, заряжающий К. И. Трофимов и радистка-пулеметчица Н. С. Родионова (единственная в бригаде женщина – член танкового экипажа) посмертно награждены орденом Отечественной войны 1-й степени.
Гвардейцы бригады, как и все воины Красной Армии, вступившие в европейские страны, вели себя как подлинные полпреды Советской Родины. Особое расположение питали они к простым труженикам, столько лет изнывавшим под гнетом гитлеровского фашизма. Бойцы разъяснили им цели и задачи своей благородной освободительной миссии, оказывали нуждающимся медицинскую помощь, делились продуктами питания. Нередко у полевых кухонь выстраивались очереди женщин с детьми, стариков, и бойцы в белых поварских колпаках щедро, наполняли их посуду солдатской кашей...
В этом плане не обходилось, однако, и без казусов, перехлестываний, как случилось в Вене в батальоне майора Лобачева.
...Комбат, вернувшись с командного пункта бригады, не застал на месте своего радиста Ивана Гудкова. Поинтересовался, где он.
– Он рядом, в магазине,– ответил один из автоматчиков.
Майор насторожился. Гудков – отличный специалист, смелый боец, расторопный и исполнительный парень, но, к сожалению, в своем усердии нередко перебарщивает.
– А ну, пошли, покажи...
Лобачев не напрасно обеспокоился. Гудков, обнаружив магазин, по-хозяйски осведомился у толпившихся здесь австрийцев:
– Чей магазин?
– Капиталист! Капиталист! – послышались голоса.
– Ага, стало быть, прибавочная стоимость! А ну... налетай, эксплуатируемый класс! – И Иван начал раздавать тюки сукна горожанам.
За этим занятием и застал его командир батальона. Рассвирепев, он за рукав оттащил незадачливого благодетеля подальше от магазина.
– Это как прикажешь понимать?..
– Товарищ майор, я распределял прибавочную стоимость, – оправдывался радист.
– Кто тебе поручил! Ты сюда приехал распределителем?! Они сами ее создали и сами разберутся! Марш к своей машине!
В тот же день, как только представлялась хотя бы самая мизерная возможность, во всех подразделениях батальона пришлось проводить дополнительные беседы на тему об истинном смысле нашей помощи местному населению.
13 апреля в 14 часов советские войска полностью овладели австрийской столицей.
8.
И вот уже позади Вена, другие города и населенные пункты освобожденной Австрии. Танкисты вступили на территорию Чехословакии. Марши, преследования, короткие, но ожесточенные бои. Разрозненные подразделения гитлеровцев поспешно отступали, стремясь попасть в зону действий американских войск. По их пятам двигалась группа тридцатьчетверок 3-го батальона майора Лобачева.
...Уже стемнело. Три советские машины шли по неосвещенной улице города Зибенирте. Младший лейтенант Ларичев замыкал движение.
– Собакин, впереди идут? – то и дело спрашивал офицер механика-водителя.
– Не видать, товарищ командир. Темно и сплошной туман.
– Гони, не отставай. Потеряем – останемся одни.
Где-то справа, видимо на параллельной улице, раздались пушечные выстрелы. Миновали метров пятьдесят, и младший лейтенант услышал встревоженный голос наводчика орудия Желтова:
– Справа, из-за угла дома, выезжает немецкий танк!
Люк башни тридцатьчетверки открыт, пушка заряжена. Командир успел заметить, как, словно ножницы, скрестились стволы двух орудий. Тут же загремели одновременно два выстрела. От их вспышек улица на мгновение озарилась. Впереди, метрах в пяти, высветилась желто-полосатая фигура "пантеры". Ослепленный ярким бликом, командир, выругавшись, резко опустился на свое сиденье. Вражеский снаряд пролетел над его головой. А снаряд Желтова пробил башню "пантеры", к тому же механик-водитель Михаил Собакин при развороте сорвал на ее ходовой части ленивец.
Ларичев приказал подать машину назад метров на десять, и когда механик-водитель приказ выполнил – ударил бронебойным в борт "пантеры". Она тут же вспыхнула.
В это время перед тридцатьчетверкой мелькнула фигура человека и послышалось быстрое, запальчивое, с сильным акцентом:
– Товарищи! Русские! Я – чех. Слушайте, что скажу...
– В чем дело? – высунул голову из башни Ларичев.
– Чех я, друг ваш! Впереди железная дорога. Там около моста, скопилась немецкая колонна. Стрелять туда надо!..
Действительно, с той стороны, куда указал чех, доносились разговоры, ржание лошадей. Сквозь туман пробивались сверкания каких-то огоньков.
– Желтов! Дай-ка туда пять осколочных! – приказал младший лейтенант,
Наводчик орудия с присущей ему расторопностью "дал" скомандованные пять. Потом еще раза три по пять... Тотчас же вспыхнули несколько автомашин, автобусы...
И снова – вперед. С трудом присоединились, уже на противоположной окраине Зибенирте, с двумя оторвавшимися, ушедшими по другой улице и поэтому миновавшими вражескую колонну тридцатьчетверками.
Перед Прагой, на рассвете следующего дня, к танкистам Лобачева приехал командир бригады. Настроение у него было бодрое, веселое и в то же время какое-то нервно-возбужденное, – как у человека, ожидающего неизбежной счастливой перемены, которой, правда, еще нет, но будет, очень скоро будет...
– Держитесь, ребята, близок час победы! – громко говорил он, переходя от одного экипажа к другому.
Только уехал подполковник во 2-й батальон, как сюда прибежал весь взъерошенный, с безумными глазами начальник штаба бригады капитан Щербаков.
– Где ком... ком... комбриг! – тяжело дыша, заикаясь, выкрикнул он. Потом, не сдержавшись, сорвал с головы танкошлем и швырнул его высоко вверх.
– Товарищ капитан, вы ранены? – встревожился санинструктор Простанюк.
– Нет, черт возьми, не ранен! И не ранен и не убит! Конец войне! Побе-е-еда-а-а! Вот радиограмма! – И капитан потряс над головой бумажкой.– Только что получили!..
Простанюк неодобрительно хмыкнул.
– И была вам охота подначивать...
Тем не менее не спускал глаз с возбужденного офицера-связиста. Обалдело смотрели на него и остальные.
Прибежал, как угорелый, радист штабной рации Гриша Котловский. Это он принял радиограмму, которой сейчас потрясал капитан Щербаков.
– Товарищи! Товарищи-и-и! Войне – коне-е-ец! – вытирая набежавшие слезы, кричал он.– Капитулировали гитлерюги! Безоговорочно!..
– Ну уж если Гриша прослезился от радости, то все это, братишки, очень похоже на правду,– счастливо заключил Простанюк. Глаза его тоже изрядно повлажнели...
Утром 9 Мая 21-я танковая бригада вошла в Прагу. Запыленных, уставших, но полных бодрости и энергии гвардейцев, как и всех советских воинов, пришедших на помощь пражанам, встречали ликующие, по-праздничному одетые толпы жителей столицы Чехословакии. Каждый из них хотел пожать руку красноармейцу-освободителю, обнять его как родного сына и брата. Не умолкали здравицы в честь Советского Союза, его могучей Красной Армии, сокрушившей гитлеровскую военную машину.
Во время уличных торжеств к танку младшего лейтенанта Ларичева подбежал белокурый мальчишка лёт шести – семи. Он был в большой, с красной звездой, пилотке (где-то уже успел раздобыть!), весь в лохмотьях, босой. Худой, как тростинка, лицо бледно-восковое, в больших, полных печали и восторга глазах – мольба.
–дяденька командир, миленький, заберите меня с мамкой домой, ну пожалуйста...– рыдающим голосом, на чистейшем русском языке заговорил он, обращаясь к Ларичеву.
– Мальчик, ты где научился так хорошо разговаривать по-русски? – удивился младший лейтенант.
– А я не учился. Я русский... Мамка говорит, что я родился в Дросково, Орловской области. Нас увезли фашисты. Были в Польше, в Австрии, а теперь вот в Чехословакии.
– Как звать-то тебя?
– Прошка Прохоров.
– А мамка твоя чем занималась?
– Чем же еще – тряпка да швабра... Сейчас она болеет...
– Эх ты, Прошка Прохоров, землячок мой горемычный – взволнованно проговорил Ларичев. – Я ведь тоже орловский, Залигосинского района. Не слышал о таком? Хотя где тебе, малец еще... Ну, а насчет "домой" – заберем, обязательно вернешься в свое Дросково. Так и мамке скажи. Дай только с бандитами Гитлера покончить. Их уже совсем мало осталось.
...Последний выстрел в Европе танкисты сделали в сорока километрах юго-западнее Праги.
К исходу того же дня сосредоточились в Гостовище. После дневного зноя природа дышала прохладой. Вечер прошел в неторопливой беседе с местными жителями.
А потом танкисты легли отдыхать. Дежурным на броне танка комбата Лобачева остался Иван Гудков. Когда ранние лучи солнца осветили тридцатьчетверку, экипаж не узнал ее. Машина была превращена в громадный куст сирени.
– Даже в ствол пушки букет засунули. Вот же люди! – хохотал Гудков.
Майор, нахмурившись, строго сказал дежурному:
– Спал и не заметил?
– Не спал я, товарищ майор. Они еще с вечера все это устроили, когда вы все уже отдыхали.– И добавил с опаской: – А я помогал им...
Надолго запомнился танкистам солнечный день 20 мая. Был он насыщен до предела. С утра приехал высокий гость – сам командарм Герой Советского Союза генерал-полковник Кравченко. На общем построении он поздравил гвардейцев с Победой, зачитал приказ Верховного Главнокомандующего о присвоении бригаде наименования "Венская" и прикрепил к Боевому Знамени вторую награду – орден Суворова 2-й степени. Потом вручил ордена и медали отличившимся в боях.
А вечером танкисты решили дать небольшой концерт. Свой талант показали механики-водители Петр Мелешин и Иван Дробинин. Первый играл то на мандолине, то на аккордеоне, а второй – на своей видавшей виды скрипке. Для всех оказалось неожиданностью, что так хорошо и душевно может петь русские народные песни капитан Лапин. После народных он исполнил "В лесу прифронтовом". Не удержались танкисты, подключились к куплету:
С берез – неслышен, невесом —
Слетает желтый лист.
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист...
Кончились песни, и медленными шагами вышел в круг старший сержант Григорий Котловский. Степенно объявил свой номер:
– "Победа!" Стихотворение Семена Кирсанова, напечатанное во фронтовой газете "Защитник Родины".
Откашлявшись, начал:
Пробивая лучами света
Черно-пепельный Облачный слой,
Встало полностью Солнце Победы
Над изрытой войною землей!..
– Вот так Гриша! – удивился Гудков.– Только что я читал это стихотворение в газете, а он уже выучил его...
Следующий день был тоже приятным – в батальонах организовали баню. Каждому бойцу выдали новенькое белье и обмундирование. Танкисты оценили это как должное.
– Скоро – по домам. А победители не имеют права возвращаться в полинялом, выгоревшем от солнца и поседевшем от пыли и пота обмундировании,– говорили они.
...Через три дня гвардейцы 3-го батальона проводили своего командира, депутата Верховного Совета РСФСР Степана Егоровича Лобачева в Москву на шестую сессию первого созыва. Парламент Российской Федерации собирался впервые после войны.
Танкисты просили своего комбата рассказать депутатам, как воины батальона Родину защищали, как сломали хребет фашистскому зверю, а также заверить их, что гвардейцы готовы выполнить любое боевое задание нашего народа и теперь, в мирных условиях.
Сержант Гудков сшил майору хромовые сапоги. Вручая, сказал:
– А то неудобно ведь в кирзухах-то по Кремлю... Скажите депутатам,– добавил со смехом,– что эти сапоги со страшным скрипом сшил ваш радист Иван Гудков под огнем врага.
Комбат обещал подчиненным исполнить их просьбы.
