Текст книги "На веки вечные"
Автор книги: Николай Семенов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
5.
Конец января в этих местах выдался метельный. Ледяной ветер яростно обрушивался с низкого мутного неба на землю, неистово задувал по открытым полям, вдоль дорог. Холод забирался под полушубки, проникал, казалось, до самых костей. Трудно идти тем, кто без транспорта. Порывы ветра затрудняют дыхание, острые снежные иглы обжигают лица. Но бойцы продвигаются упрямо, согнув голову, раздвигая грудью плотную метельную круговерть. Более того, на их лицах и возбуждение, и радость. Слышатся шутки, веселые реплики.
Что им сегодняшняя непогода! Главное – они идут вперед, идут на запад, и каждый шаг – это пядь освобожденной родной земли. Дорога наступления, несмотря ни на что, – самая вдохновляющая и самая желанная из военных дорог, даже если она иной раз приводит к необходимости вести кратковременные оборонительные бои, чтобы, создав необходимые условия, вновь ринуться на врага.
Именно такие бои вели в эти дни наши стрелковые части. Они обороняли от выходящей из окружения вражеской группировки Горшечное и прилегающие к нему селения, в том числе Березовку.
...Командир 149-го танкового батальона Григорьян ставил в Горшечном своего заместителя старшего лейтенанта Дианова, наказав ему завершить ремонт двух семидесятое заправить их горючим и потом догнать батальон, а сам с ротами поехал в Ястребовку.
Сделав что надо, Дианов приказал трогаться. Проехали около полутора километра. Стали сгущаться сумерки.
Товарищ старший лейтенант, к нам навстречу бегут люди,– доложил с первой машины лейтенант Виноградов. Подъехали ближе, остановились. К танкам подбежал запыхавшийся незнакомый лейтенант. С ним были два бойца.
– Товарищи танкисты! – выпалил лейтенант.– В Березовке пехота противника!
Дианов озабоченно нахмурился. "Значит, просочились все-таки..." Спросил лейтенанта:
– Много их?
– В каждой избе по десять – пятнадцать душ!
– А вы откуда?
– Тут недалеко наша рота залегла,– сказал лейтенант.– Увидели вас – и за помощью.
Все ясно, – проговорил Дианов. – Значит так: двигаем танки в деревню, а вы – вслед за нами.
Когда машины лейтенантов Виноградова и Зоненко, ведя огонь на ходу, ворвались на улицу, она моментально наполнилась выбежавшими из изб вражескими пехотинцами. Их начали косить следовавшие за танками автоматчики. Не многим из гитлеровцев удалось спастись [12]12
ЦАМО, ф. 33, оп. 2, д. 458, л. 15.
[Закрыть].
Батальоны Григорьяна и Феоктистова, выбив фашистов из Ястребовки, заняли оборону на ее северной и южной окраинах. Были организованы танковые засады в районе деревни Ржавец и на тракте Старый Оскол – Тим. Три экипажа под командованием лейтенанта Красноцветова выехали на разведку в направлении Среднедорожного. Они своевременно предупредили командование бригады о том, что на Ястребовку движутся вражеские колонны, одна из них – длиною с километр. Правда, вылазка стоила разведчикам дорого... Их танки были встречены внезапным артиллерийским огнем противника. Две машины сразу же оказались подбитыми. Получил повреждение танк Крзсноцветова. Погиб опытный механик-водитель Жариков: (Через два дня стало известно, что Петр Зотович Жариков за бои под Сталинградом Указом Президиума Верховного Совета СССР награжден орденом Ленина.) Погибли радист– пулеметчик И. К. Чернов, лейтенант П. Р. Нагорный. При эвакуации танка вражеской пулей был сражен старший техник-лейтенант П. И. Тихонов.
Колонны гитлеровцев, о которых доложила разведка, остановились в километре от села рассредоточились. Белоснежное поле словно застелили черным покрывалом. Идти на штурм села немцы остерегались, потому что, как потом стало известно, имели мало боеприпасов. К этому моменту в бригаду прибыл командир корпуса генерал Кравченко. Оценив обстановку, он решил послать к гитлеровцам парламентера с ультиматумом о сдаче их в плен. Миссия была поручена помощнику начальника оперативного отдела корпуса капитану Вощинскому.
Через два часа фашисты дали ответ: "Мы достаточно сильны, чтобы смять вашу часть и пройти на соединение к своим".
– Вот видишь, Кузьма Иванович, – сказал на это генерал, обращаясь к полковнику Овчаренко,– противник не только не собирается идти в плен, а даже нам угрожает.
А потом над почерневшим полем появились три транспортных самолета. От них отделились какие-то тюки.
– Грузы сбрасывают,– понял генерал.– Наверняка с боеприпасами и продовольствием. Что это значит, Кузьма Иванович?
– Значит это то, товарищ генерал, – ответил Овчаренко,– что надо ждать мощной атаки.
– Сколько у тебя танков и как мыслишь распорядиться ими?
– Исправных – восемь тридцатьчетверок и семь семидесяток. Создал из них три группки. Одной буду командовать сам. На прямой наводке стоят четыре противотанковых орудия Тимонина да зенитная батарея.
– Как с горючим и боеприпасами? – поинтересовался генерал.
– И то и другое – на исходе,– вздохнул комбриг.– Боеприпасов осталось пять—восемь снарядов на танк и по нескольку магазинов с патронами. На семидесятках и колесных машинах топливные баки пусты.
– Справитесь с немцами? – поставил генерал вопрос напрямую.
– Должны справиться... Помогите только с боеприпасами и горючим.
– А если не смогу помочь?..
– Пойдем врукопашную.
– Ладно, комбриг, поможем чем можем,– сказал на прощание командир корпуса и уехал.
В течение дня транспортные самолеты появлялись еще два раза, так что гитлеровцы в достаточном количестве запаслись боеприпасами и продовольствием. Кроме того, они успели подтянуть отставшие два десятка орудий. И в наступившую темную морозную полночь начали наступление на Ястребовку.
Наши бойцы были начеку. Орудия, пулеметы и автоматы дружно открыли огонь. Жаль, танки без горючего не могли маневрировать. Но пулеметы с них сняли и установили на сошках. Кроме того, создали круговую оборону, задействовав старшин, кладовщиков, писарей, поваров...
– Держитесь, товарищи! – подбадривали обороняющихся заместитель командира по политчасти Полукаров и его помощник по комсомолу Новиков.– Скоро подвезут боеприпасы и горючее.
Комбриг, обеспокоенный положением, несколько раз радировал в штаб корпуса, просил, напоминал, почти требовал...
Около двух часов ночи гитлеровцам удалось ворваться на главную улицу Ястребовки. Батальон Феоктистова оказался отрезанным от основных сил бригады. А где-то час спустя, в разгар боя со стороны Старого Оскола через уже занятые противником улицы Ястребовки пробилась наша тридцатьчетверка. Она буксировала две цистерны с горючим. А еще через несколько минут к школе, где размещался штаб бригады, прибежал начальник связи и доложил комбригу, что на полуторке привезли боеприпасы – снаряды и патроны, однако в самом центре села машина подбита, начальник боепитания ранен, а шофер убит.
– Где Красноцветов? – спросил полковник. Он знал, что разведчик, выполнив задачу, вернулся в бригаду.
– Он остался без машины и находится у десантников, на их позициях, – доложил кто-то;
– Скажи, какой неугомонный! – проворчал Овчаренко – Немедленно его ко мне!
Красноцветова нашли быстро.
– Бросай винтовку! – приказал комбриг и вдруг уставился на пояс лейтенанта.– Это что за балалайка болтается на ремне, как у анархиста?
– Это немецкие гранаты, товарищ полковник!..
Овчаренко сплюнул с досады.
– Садись в машину Загребельного, найди в селе нашу полуторку с боеприпасами и доставь их сюда! Да только живо!
– Ясно, товарищ полковник!
Грузовик разыскали. Он стоял, беспомощно уткнувшись капотом в поломанный забор.
Возле машины мелькнули какие-то неясные в темноте фигуры.
– Кто такие? – высунув голову из люка, спросил Красноцветов, полагая, что это те, кто привез боеприпасы.
Вместо ответа – автоматная очередь по башне. Пули просвистели над головой лейтенанта.
– Исаченко,– приказал лейтенант механику-водителю,– подгони танк к полуторке, кузов прикрой бортом!
Отдав такое распоряжение, сам стал посылать короткие очереди из автомата то по одному, то по другому окну стоявшего рядом дома. А во двор этого дома, куда забежали крутившиеся возле танка гитлеровцы, направил два последних осколочных снаряда.
– Всем, кроме механика-водителя, выйти из танка и погрузить ящики на борт! – между двумя очередями своего автомата крикнул Красноцветов.
Распоряжение лейтенанта экипаж выполнил в считанные минуты.
Едва тронулись назад, как последовала длинная, теперь пулеметная, очередь. Но танк уже свернул за дом. Вскоре он благополучно доставил драгоценный груз. Танкисты, не мешкая, разобрали снаряды, автоматчики набили диски, магазины.
Отвоевав часть села, перемерзшие, проголодавшиеся и измученные длительным маршем гитлеровцы устраивались на ночлег. Они даже не предполагали, что в селе находятся наши танки, которые не двигались и молчали, так как у них не было ни горючего, ни снарядов. Получив и то и другое, батальоны стали готовиться к контратаке. В это время политработники Мордашов, Целищев и Новиков во главе с замполитом бригады Полукаровым успели обойти подразделения.
– Ну как, гвардейцы, выкурим оккупантов на мороз? – обратились они к одной из групп автоматчиков.
– Выкурить-то выкурим, это без сомнения, да только какие же мы гвардейцы,– ответил сержант Карпов, пожилой и словоохотливый командир отделения. – Нам до гвардейского звания еще далековато...
Полукаров такого ответа только и ждал.
– А вот и неправда твоя, сержант,– сказал Георгий Степанович. – Москва только что сообщила радостную для нас новость. Наш танковый корпус переименован в пятый гвардейский, а бригада – в двадцать первую Гвардейскую.
Кто-то чуть было не крикнул "ура", но на него тут же цыкнули:
– Не кричи, рядом немцы...
– Вот это здорово! – обрадовано воскликнул сержант.– Теперь нам, значит, гвардейский знак дадут – страх врагам и чтобы издалека опознавали наши. – И пошутил: – Небось прикажут отрастить усы, потому как, что же это за гвардеец – без усов!
– Тебе, сержант, персональное распоряжение выйдет насчет усов, чтобы как у таракана были —заметил кто-то из автоматчиков, – а нам на грудь прикрепят знаки – они на орден Красного Знамени похожи. Смотрится!..
Гитлеровцев обороняющиеся упредили. Едва забрезжил рассвет, как танки и противотанковые орудия батареи старшего лейтенанта Тимонина с заранее занятых огневых позиций открыли огонь.
Грохот неожиданно вспыхнувшего боя ошеломил противника. Солдаты в панике выскакивали из домов и, тревожно выкрикивая что-то, бежали по улице. За ними гнались автоматчики роты Михаила Мальчикова. Увязая в сугробах, спотыкаясь, падая вновь поднимаясь, они перебегали от одной постройки к другой. Опомнившись, открыли огонь и гитлеровцы. Стреляли с чердаков, из сараев, из-за сугробов. Все вокруг стонало, рвалось, звенели стекла, раздавались возгласы:
– Гвардейцы, впере-е-ед!
Несколько вражеских орудий открыли огонь по танкам. Их подавили быстро, однако они успели подбить тридцатьчетверки лейтенантов Алексея Гончарова и Николая Скорика. Командиры экипажей были убиты. Погибли и механики-водители Сергей Сагниенко и Гусман Азаматов. Чуть позже от вражеских пуль пали механик-водитель машины Загребельного Николай Сергеев и санинструктор Михаил Петрович Мошкин...
К группе автоматчиков подбежал в серой кроликовой шапке и не по росту длинной шубе мальчишка лет пятнадцати.
– Товарищ командир, – звонко выпалил он,– вон за теми хатами в большом доме немцев целая тыща! И спят!
– Прямо тыща? – улыбнулся лейтенант Рузанов.– А может, больше?
– Ну, коль не тыща, так человек двадцать, не меньше – вот истинный крест!
– Откуда же ты такой шустрый взялся?
– Я – местный, Василь Картузов...
– Ну, Картуз, покажи-ка, где эта улица, где этот дом?
Командир взвода автоматчиков, действительно, застал в пятистенном доме гитлеровских солдат. Правда, уже не спящих, а отчаянно отстреливающихся. Пустили в ход гранаты.
Ни один из "тыщи" живым из дома не вышел.
Бой продолжался. Автоматчики все чаще увязали в сугробах от усталости, не держали ноги... Каждый шаг по глубокому снегу стоил огромных усилий. Но их поддерживали дух неукротимой ярости и упорства, стремление не выпустить из "кольца" ни одного оккупанта. Каждому придавало сил горделивое сознание, что он – гвардеец, а гвардия не пасует перед трудностями.
Во второй половине дня уцелевшие гитлеровцы снова оказались в открытом морозном поле, там, откуда они шли на Ястребовку.
Перед глазами – захватывающая панорама. От самой речки Оскол, по возвышенности, в сторону Средне– дорожного, насколько можно было видеть, протянулась плотная колонна вражеских войск – люди, подводы, автомашины, бронетранспортеры, полевые кухни...
– Танки – вперед! Догнать отступающих! – послышался в шлемофонах танкистов голос Феоктистова.
Наши снаряды стали рваться в центре колонны противника. Загорелись автомашины. Огонь переносится дальше. Вдобавок несколько залпов дали "катюши". А тут подоспели танки Феоктистова... Жалкие остатки колонны рассыпались по полю и скрылись за возвышенностью.
– Танкам возвратиться в село! – отдал приказ командир бригады.
В последующие дни на Ястребовку накатывались другие скопища ищущих спасения гитлеровцев. Их беспощадно уничтожали, захватывали обозы. Пленных отправляли в тыл.
6.
В тяжелых зимних условиях наши войска с боями продвинулись вперед на 130 километров. Данные Центральногоархива Министерства обороны СССР свидетельствуют, что из прорвавшихся в район Горшечное, Старый Оскол вражеских группировок численностью до тридцати тысяч человек только около семи тысяч удалось добраться до Обояни.
С выходом наших войск в этот район закончились боевые действия по ликвидации группировки немецко-фашистских захватчиков западнее Воронежа.
После разгрома в ночной атаке остатков двух немецких дивизий танкисты 21-й гвардейской бригады дозаправили свои машины горючим, загрузили боеприпасы и двинулись к Белгороду.
Продвигались медленно. Медленно – потому что дороги были забиты нашими войсками до предела. Объехать кого-то не всегда удавалось.
Ехавший впереди своего батальона капитан Илларион Феоктистов снял с себя полушубок и, оставшись в новеньком синем комбинезоне, вышел из танка. На груди бинокль, сбоку планшет, полевая сумка и в деревянной кобуре маузер. В сопровождении трех автоматчиков в танкошлемах и лейтенанта Красноцветова с автоматом на груди (в роли адъютанта) важно, не торопясь, последовал вдоль остановившейся колонны чьих– то подразделений. Впереди поспешал сержант с торчащимиз-под танкошлема чубом, серьезно и спокойно предупреждал:
– Братцы, бросай курить, идет командующий.
А "командующий" был нестрогим.
– Грудь солдата – защита и крепость отечества! – щеголял он словами Петра Первого. И собственными: – "Непобедимые" фашистские вояки кажут нам, гвардейцам, хвост свой поганый.
– Так точно! Только мы, товарищ командующий, быстренько насыплем им соли под этот хвост, – польщенные вниманием начальства, весело отвечали ему бойцы.
– Пропустите машину командующего,– спокойно требовал чубатый сержант,– дайте дорогу колонне танков!
– Это мы мигом!..
Пока колонна теснилась вправо, "командующий" одной группе бойцов раздавал папиросы "Казбек". Вытащив из-за пазухи деревянную коробку, угощал ребят немецкими сигарами и "адъютант" Красноцветов.
Танки бригады с автоматчиками на бортах вырвались вперед. Вслед им ехали генерал Кравченко и полковник Овчаренко. Неожиданно командир корпуса приказал водителю притормозить машину.
– Что за чертовщину куришь? – спросил он у одного из пехотинцев.
– Сигара это, товарищ генерал,– ответил боец.
– Вижу, что сигара, а не огурец. Где взял?
– Угостил адъютант командующего!
– Это какого еще командующего? – поднял брови Кравченко.
– Не могу знать, товарищ генерал. Важный такой. И стража – три автоматчика да адъютант в чине лейтенанта. И еще сержант...
"Что за чертовщина! Когда и где проскочил этот командующий?!"– недоумевал генерал Кравченко. И только когда увидел Феоктистова при всем его снаряжении, догадался, в чем дело. Не пожелав слушать его рапорт, погрозил пальцем:
Если "командующий" завтра к десяти не будет в Белгороде – пусть пеняет на себя!
12 февраля утром танки бригады вошли в Белгород. Город выглядел пустынным. На зданиях магазинов и учреждений – немецкие вывески. Многих жителей гитлеровцы отправили в свой тыл...
…Над украинской степью – воющая, косматая февральская метель. Она слепит глаза, забивает дыхание. Лавина стальных машин неудержимо приближается к Харькову. 16 февраля, после решительного штурма,и над этим городом взвился красный флаг.
Последующий путь бригады– на Богодухов, а затем – на Ахтырку. Настроение у танкистов приподнятое, в полной мере наступательное. Правда, беспокоило то, что исправных боевых машин осталось совсем мало – всего десять, из них два – Т-70. С такой силой о дальнейшем продвижении нечего, было и думать. Поэтому в районе Большая Писаревка заняли оборону. И вовремя, потому что уже на другой день гитлеровцы предприняли мощную контратаку.
...Выглянув из башни, командир бригады поднес к глазам бинокль и начал считать вражеские танки. Сбился со счета, махнул рукой. Танки ползли со стороны Ахтырки и Богодухова.
– Ну что ж, будем встречать,– вздохнув, проговорил комбриг и закрыл люк башни.
Поле боя густо покрылось разрывами снарядов и мин. Получила повреждение машина Овчаренко. Рация и пушка вышли из строя. Полковник снова выглянул из машины.
– Андроников! Передай командиру роты Гнедашу кончатся бронебойные – пусть бьют осколочными по гусеницам! – крикнул он наблюдавшему рядом за полем боя лейтенанту.
Андроников со всех ног бросился выполнять приказ комбрига. И вдруг исчез в разрывах.
– Вот дурень, лезет напролом! – рассердился Овчаренко.
Около трехсот метров надо было пробежать Андропову, а он исчезал из поля зрения комбата уже более десятка раз и столько же раз показывался снова. Когда вернулся и доложил о выполненном приказании, комбриг похвалил его, но тут же и отругал:
Забубённая твоя голова! Смерти ищешь?! Ты знаешь, кто храбрый?
– Тот, кто повинуется своему командиру, товарищ полковник, – устало ответил Андроников.
Подошел еще один танк. Это командир корпуса прислал свой. Сам на чем-то попутном, лесом, поехал в направлении на Грайворон.
Танки 152-го батальона стояли зарытые в стогах сена. На них шли десятки вражеских бронированных машин.
– Подпустим поближе,– еще раз предупредил комбат Феоктистов.
Огонь открыли внезапно, почти в упор. Это позволило советским танкистам в первые же минуты боя поджечь несколько танков противника. Но стальная армада наваливалась, шла напролом.
Трудно, очень трудно держаться нашим шести танкам, из которых два легкие – Т-70...
В неравном бою геройски погибли командир роты Александр Гнедаш, командиры танков лейтенанты Федор Григорьев, Георгий Журавлев, командир взвода семидесяток лейтенант Василий Ковнеров...
Гитлеровцы, сконцентрировав большое количество танков и артиллерии, продолжали наносить удары. Тяжелые бои развернулись за Борисовку. Танковая рота старшего лейтенанта Давыденко, оборонявшая деревню, держалась стойко. Гитлеровцы предприняли маневр, чтобы окружить ее. Давыденко не разгадал намерение врага. Приказ комбрига отойти на новые огневые позиции не услышал: вышла из строя связь. Рота оказалась в кольце, и только благодаря решительным и дерзким действиям лейтенанта Андроникова танкам Давыденко удалось вырваться из окружения.
Этот эпизод, в целом завершившийся благополучно, не обошелся, однако, без трагического для бригады исхода: при выходе из окружения погиб отважный разведчик капитан Иван Нестерович Парамонов, оказавшийся в то время в роте Давыденко...
Глава четвертая
НА КУРСКОМ ВЫСТУПЕ
1.
На станции Ржава, Курской области бригада полковника Овчаренко занималась очередным доукомплектованием. Километрах в двух-трех от нее, в разных пунктах, с той же задачей стояли две другие бригады корпуса. Наладились теплые майские дни. Иногда лихо и раскатисто погромыхивал гром, а потом срывался ливневый дождь. И снова – солнце. Его щедрые лучи быстро просушивали сырую листву деревьев, сгоняли с трав изумрудные капельки...
В дни празднования Первомая в бригаде состоялось вручение государственных наград, которыми были отмечены наиболее отличившиеся, и гвардейских знаков.
Особенно запомнился воинам день 7 мая. На широком лугу близ Ржавы все бойцы, командиры и политработники корпуса стояли в боевом строю. Командующий Воронежским фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин вручал им гвардейское Знамя. Принимая его, генерал– лейтенант Кравченко произнес слова клятвы гвардейцев на верность Родине, на их готовность с честью пронести это Знамя до полной победы над заклятым врагом.
Едва ли не каждый день в небе, если оно не было затянуто тучами, появлялись вражеские самолеты-разведчики "фокке-вульфы". Как только не изощрялись бойцы, придумывая им клички: "костыль", "соха", "стукач", "горбун"... Как-то ранним утром наши зенитчики сбили одну такую "соху". Захваченного в плен летчика, приземлившегося с парашютом, привели к командиру, корпуса. Немец был высок, сухощав, с энергичным и надменным лицом. Горделиво вскинув голову с растрепанным белесым чубом, он с презрительной усмешкой поглядывал на пленивших его людей. Похоже, его нисколько не смущало то обстоятельство, что он попал в плен
Прибежал корреспондент корпусной газеты "Сталинец" капитан Куприянов. Ему хотелось запечатлеть на фотоснимке момент допроса вражеского летчика.
Андрей Григорьевич Кравченко почти свободно владел немецким языком. Он до войны возглавлял тактический цикл в Казанской танковой школе и одновременно изучал немецкий.
Генерал допрашивал фашистского разведчика прямо во дворе. Пленный вел себя независимо, на вопросы отвечать отказался. В это время стороной пролетели несколько "мессершмиттов". Летчик проводил их взглядом, зло улыбнулся и с апломбом произнес:
– Не пощадит вас наше доблестное оружие. Так что зря стараетесь с допросом.
От негодования на лбу генерала выступил пот. Но он сдержался.
– Николай Иванович,– спокойно обратился он к начальнику политотдела корпуса полковнику Плотникову,– что будем делать? Этот хам наверняка знает многое. И молчит не потому, что слишком уж предан своему фюреру, а просто спеси много, считает ниже своего достоинства раскрывать для нас свои секреты.
– Да, уж чего-чего, а спеси у него хоть отбавляй,– согласился Плотников. Он смотрел на сбитого "аса" со смешанным выражением брезгливости и оскорбленного самолюбия.
Неожиданно полковник сделал шаг в сторону немца с намерением что-то высказать ему, но получилось это у него, видимо, несколько резковато. Во всяком случае, энергичное движение русского полковника гитлеровец расценил по-своему. Он мгновенно отпрянул назад, будто увертываясь от удара и, не видя, что у него за спиной, грузно опустился в деревянную кадушку, в которую хозяйка дома сливала помои.
Сама хозяйка стояла неподалеку. Увидев застрявшего в кадке немца, она вихрем подскочила к нему со словами: "Окаянный, последнюю посудину раздавил!" – по-мужски замахнулась на него лопатой. Бойцы едва отняли у женщины ее грозное оружие...
– Что с ним? – удивился Кравченко, кивнув на гитлеровца, который, с трудом вытащив себя из кадки, как– то сразу сник, начисто утратил недавнюю свою павлинью осанку.
– Все очень просто, Андрей Григорьевич,– заметил Плотников. – О практике обращения с пленными фашист судит по-фашистски. Я хотел подойти к нему поближе, а он решил, что сейчас по зубам схлопочет.
Пленного увели в избу, и он там выложил все, что знал о готовящемся на Курском выступе наступлении гитлеровских войск. Трудно сказать, что так внезапно развязало язык хозяину сбитого "стукача". Впрочем, не исключено, что и конфузливое происшествие с помойной кадушкой, которое успел зафиксировать своим фотоаппаратом удачливый сотрудник корпусной газеты Куприянов...
Поступала техника, прибывал личный состав. Людей тут же распределяли по подразделениям. Командир корпуса приказал всех офицеров, от ротного и выше, для ознакомления направлять к нему.
В один из дней к дежурному по штабу корпуса обратились три танкиста, все капитаны. Тот, проверив предписания, направил их к Кравченко, который размещался рядом, в небольшом крестьянском домике с террасой. Часового около избы не было. В этом отношении генерал был несколько беспечен, охрану своего фронтового жилья считал излишней. Офицеры, обтерев тряпкой запыленные сапоги, поправив гимнастерки и фуражки и оставив на террасе вещмешки, хотели уже постучать, но вдруг услышали звуки баяна. Потом мелодия смолкла и из избы раздался голос:
– Кто там? Входите!
Чуткий генерал, оказывается, услышал шаги.
Офицеры перешагнули порог, представились.
– Вот и хорошо,– сказал Кравченко.– А теперь садитесь, отдохните чуток.– И показал кивком на широкий топчан. Сам он сидел на стуле, около стола, с баяном на коленях.
Когда офицеры чинно расселись, генерал озорно подмигнул им и, тронув клавиатуру, вдруг пропел куплет песни из кинофильма про Александра Пархоменко:
Ты ждешь, Лизавета,
От друга привета.
Ты не спишь до рассвета,
Все грустишь обо мне...
Потом, вздохнув, застегнул мехи баяна и поставил его на комод.
– Ну что ж, показывайте свои "мандаты", – потребовал он.
Капитаны протянули ему предписания. Генерал стал просматривать их, произнося вслух:
– Капитан Ковалев Никита Григорьевич, девятьсот шестого года рождения... Капитан Лагутин Василий Николаевич, с тринадцатого... Капитан Гаврюшенко Иван Петрович, с восемнадцатого.
Командир корпуса положил предписания на стол перед собой, стал интересоваться учебой, которую офицеры только что закончили в Магнитогорске, их семейным положением, чем занимались до службы в армии. Удовлетворив свою любознательность, сказал:
– Только по секрету... Предстоит большое сражение, так что скоро получите богатейшую возможность закрепить теорию практикой.– Генерал кратко проинформировал офицеров об обстановке под Курском и Белгородом.– А сейчас решим так: Ковалев и Лагутин принимают под свое начало батальоны. А вы, товарищ Гаврюшенко, как самый молодой из вашей троицы, назначаетесь пока начальником штаба. Годится?
Офицеры выразили полное удовлетворение новыми назначениями, хотя, конечно, понимали, что вопрос "годится?" задан просто так, как присловье: в армии, а тем более на фронте, всерьез такой вопрос задают довольно редко.
– А теперь конкретно: вы, капитан Лагутин, идете в двадцать вторую бригаду, а Ковалев и Гаврюшенко – в двадцать первую, к Овчаренко. Очевидно, оба будете в сто сорок девятом танковом батальоне. Там комбата Григорьяна пришлось освободить от должности. Без предварительной инженерной разведки проводил полевые занятия, и, как результат, на неизвлеченных вражеских минах три танка подорвались. К счастью, без жертв. Сейчас машины восстанавливаются.
Командир корпуса отдал офицерам предписания, сделав на них необходимые резолюции направил в штаб для выполнения неизбежных при .назначениях людей формальностей.
В просторной крестьянской избе, где располагался политотдел бригады, беседовали подполковник Полукаров и инструктор политотдела майор Целищев. Сегодня инструктор покидает бригаду, уезжает с повышением.
– Если по-честному, Михаил Сергеевич, то мне очень жалко тебя отпускать,– говорил Полукаров.– Тем более перед большими событиями, ожидаемыми в наших краях. В то же время хочу, чтобы ты, как политработник, рос дальше. Не век же в инструкторах ходить.
Расставаться с фронтовым товарищем всегда тяжело. Встретятся ли еще?
– Сколько времени мы с тобой вместе?
– Скоро год, Георгий Степанович.
– А партийных билетов вручили – ого сколько!
– Около пятисот,– уточнил Целищев.
– Сколько раз ходили в танковые атаки!
– Редко какую пропускали...
Вспомнили павших боевых товарищей.
Постучав, в дверь заглянул водитель газика и доложил, что машина готова. Вышли во двор. Глянули вверх и удивились: какое чистое и густо-голубое небо! Было раннее утро.
– Георгий Степанович, никак, вражеские самолеты?– насторожился Целищев.
– Да, для них такое небо – находка. Подожди минутку, я, кажется, сейф не закрыл.– Полукаров побежал к крыльцу.
Только закрыл за собой дверь, как огромной силы взрыв во дворе потряс все вокруг. Зазвенели оконные стекла, половину крыши смело, будто срезало... Георгий Степанович пулей вылетел из избы, осмотрелся. Майора Целищева во дворе не оказалось.
Еще не успела осесть бурая пыль, а сюда уже подъехала санитарная машина. Из кабины выскочила военфельдшер медсанвзвода бригады Татьяна Дейчак.
– Товарищ подполковник, вы не ранены? – крикнула она, озабоченно глянув на свежую, дымящуюся воронку, на выбитые окна избы, покореженную крышу.
– Вроде не зацепило, а вот Михаил Сергеевич куда-то со двора исчез.
Татьяна словно знала, где находится пропавший, и бросилась в огород. Там, за смородиновыми кустами, неподвижно лежал майор Целищев. Татьяна проверила пульс.
– Дышит,– сообщила она подбежавшему Полукарову,– сердце функционирует.– И крикнула в сторону Машины: – Санитары!
...Михаила Сергеевича с тяжелой контузией увезли в госпиталь.
