Текст книги "На веки вечные"
Автор книги: Николай Семенов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)
– Какое примем решение? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Выход один, товарищ майор,– несколько игриво промолвил начальник связи батальона, старший лейтенант Левин.
– А именно?
– Найти выход!
– Может, это и остроумно, да не вовремя,– нахмурился комбат.
Мимо пробегал механик-водитель старшина Юрий Гадалов.
– Товарищ майор,– тяжело дыша, сообщил он.– Только что ранен лейтенант Бличков и убит радист Большаков...
Не успел Лагутин ничего ответить на это, как перед его танком затормозил бронетранспортер.
– Василий Николаевич, комбриг требует доложить обстановку и объяснить, почему не взят Бузэу,– сказал выскочивший из машины командир роты управления бригады старший лейтенант Бельдинский.
Майор Лагутин передал офицеру все, что знал об обстановке и почему произошла задержка с Бузэу. Потом спросил у продолжавшего стоять около него Гадалова:
– Машина исправна?
– Исправна и заправлена,– доложил старшина и незаметно подмигнул начальнику связи Левину. Тот понял.
– А я – вместо командира, – просяще намекнул он комбату.
У Михаила Левина была своего рода страсть всегда, когда это позволяли обстоятельства, быть в самой каше боя. Он знал танки и огневое дело ничуть не хуже командиров машин. Так и ловил момент, чтобы заменить кого-либо из экипажа.
– Хорошо, Левин,– согласился майор. А кого посадим вместо радиста-пулеметчика? – Комбат посмотрел на Гадалова.
– Дам своего, – с готовностью заявил Бельдинский, и крикнул: – Котловский! Ко мне!
Выскочив из бронетранспортера, прибежал молодой шустрый боец в танкошлеме.
– Василий Николаевич, это мой радист, старший сержант Григорий Котловский. Прожужжал мне уши, просится на танк. Радист он опытный и стреляет метко. Пусть повоюет, жалеть не будете. А возникнет надобность – заберем обратно.
Старший сержант, переминаясь с ноги на ногу, весь сиял...
– Добро,– сказал комбат.– Ну, а теперь, товарищ Левин, тебе предстоит решить свою задачку насчет единственного выхода из создавшегося положения.
– Найдем, товарищ майор!
Задачу экипажу командир батальона поставил коротко и просто: разведать проселочную дорогу, рассекающую кукурузное поле слева от основной трассы, которая ведет в Бузэу.
...Кукуруза высокая, в ней танка не видать. Потом поле кончилось. Рядом – крутой обрыв оврага. Отсюда видны как на ладони вся окраина города, река Бузэу и большой мост через нее.
– Сколько же тут техники напичкано! – ужаснулся Котловский.– Разрешите, товарищ старший лейтенант гвоздануть по ним?
– Не торопись.– Левин, включив рацию, доложил комбригу: – Несколько десятков танков, автомашин и другой техники движутся по мосту, а левее моста – вброд.
Командир бригады ответил:
– Задержите!
Все настолько увлеклись созерцанием скопления вражеской техники (механик-водитель тоже), что не заметили, как гусеницы машины нависли над оврагом. К счастью, Гадалов вовремя тормознул. Попытался дать задний ход, но не помогло: земля уходила из-под гусениц.
– Товарищ старший лейтенант, расстрелять бы их, да и конец,– не унимался старший сержант Котловский. Критическое положение танка его, казалось, ничуть не волновало.
– Не дури,– поморщился Левин.– Видишь, как стоим! От толчка при выстреле можно загреметь вниз.
Что делать? Надо срочно принимать решение, иначе или противник обнаружит, или – кубарем вниз.
– Ну, как, механик не перевернемся?
– Постараюсь, – спокойно ответил старшина.
Юрий Гадалов в бригаде давно – со Сталинградской битвы. Он очень гордится тем, что на опаленной огнем сталинградской земле, между двумя контратаками, получил партийный билет. Много, много раз участвовал в танковых схватках. В бригаде славится виртуозным мастерством вождения боевых машин. Только вот сейчас оплошал. Значит, кровь из носу, а спасай авторитет.
Автоматчики спрыгнули с борта. Гадалов, еще раз включив заднюю скорость, тронул машину. Танк назад не пошел, а стал понемногу оседать под выбрасываемой гусеницами землей. Вот уже и склон начался пологий, и вскоре машина сползла на дно оврага.
Перед садом, за двумя одноэтажными кирпичными зданиями, заняли удобную позицию для стрельбы. Послали несколько осколочных снарядов по уже переправившимся на противоположный берег автомашинам. Четыре из них сразу же вспыхнули. Создалась пробка. По самому мосту бить пока не стали, остерегались его повредить. Затем ударили по голове колонны, которая подходила к мосту.
Лобовой пулемет Котловского строчил без передыха...
– Гриша, оставь на всякий случай магазина три! – предупредил его кто-то.
Гитлеровцы долго не могли сообразить, откуда огонь. Потом обнаружили. Танк стал маневрировать между окраинными домами. Это дало возможность быстро поразить несколько артиллерийских орудий противника. Теперь вся переправа – и мост, и брод около него – была застлана огнем и дымом. Гитлеровцы, оставив технику, спасались, бросаясь в воду.
– Товарищ старший лейтенант,– крикнул кто-то из автоматчиков.– Нас обходят два бронетранспортера!
А в это время майор Лобачев повел свой батальон в обход Бузэу. Его тут же поддержали 1-й и 2-й батальоны. Саперы проделали для них несколько проходов в минном поле. Первым, если не считать разведчиков Левина, в город ворвался взвод младшего лейтенанта Колонтая. За ним – взводы Давыденко, Хитрова. Что касается разведчиков, то именно благодаря им, остановившим на переправе движение вражеской колонны, были обязаны танкисты столь быстрым и успешным развитием событий. Таким образом, их первоначальная задача – разведать проселочную дорогу в кукурузном поле,– так сказать, видоизменилась...
На счету каждого танкового экипажа, участвовавшего в бою за Бузэу, насчитывалось по нескольку сожженных и подбитых танков, штурмовых и артиллерийских орудий. Немало уничтожила техники и живой силы противника рота лейтенанта Жигульских. Младший лейтенант Николаев расстрелял два средних танка, одно штурмовое орудие, батарею противотанковых орудий. Меткой стрельбой отличился наводчик орудия Юрий Фокин. Большую помощь танкистам оказала батарея противотанковых орудий капитана Харченко. А его однофамилец автоматчик рядовой Федот Харченко ворвался на позицию минометного взвода, перебил расчеты и из одного миномета открыл огонь по вражеской пехоте.
Танкисты, пристроившись к хвосту колонны, покинувшей город, перешли к преследованию врага. Хотя дорога Бузэу—Плоешти была перехвачена нашими войсками, гитлеровцам все же удалось зацепиться за Рыфов. Они любой ценой старались остановить стремительное продвижение наступающих – взрывали мосты, минировали дороги, закапывали в засадах тяжелые танки, штурмовые и полевые орудия.
Но советские танкисты шли вперед неудержимо.
3.
Танковая бригада с самоходно-артиллерийским полком корпуса подходили к Плоешти. Танкисты остановились в высокой кукурузе, чтобы осмотреть машины и уточнить обстановку. Неподалеку, на взгорке, виднелось какое-то маленькое селение.
И тут же, словно из-под земли, появилась группка румынок.
– Лапти! Лапти! – стали выкрикивать они, показывая при этом на накрытое белым полотенцем эмалированное ведро.
Бойцы не понимали. Причем тут лапти и ведро?
Наконец разобрались: лапти – по-румынски коровье молоко. С удовольствием угостились...
– Товарищ майор,– обратился к комбату его радист Гудков.– Тут еще предлагают какую-то шпалеру. Что это за музыка такая?
– Эта музыка есть "кукурузное сало" – мамалыга, хорошо режется нитками,– засмеялся майор.
– Обыкновенная холодная кукурузная каша,– объявил один из бойцов, уже успевший набить рот новым угощением...
Поняв, что Плоешти им не удержать, гитлеровцы подожгли нефтяные промыслы. Вскоре весь город окутался дымом. Прямо в этот дым, как самолет – в грозовую тучу, вонзился танк Бориса Гладкова. Первым ворвавшись в город, младший лейтенант сжег два "тигра" и уничтожил пятнадцать вражеских орудий! Его командир роты лейтенант Безусов с тремя танками захватил восемнадцать исправных пушек и пять складов с различным имуществом. Кроме того, начальнику политотдела передал ящик с гитлеровскими орденами.
– Зачем мне этот хлам! – зашумел подполковниц Михайлов, но чуть подумав, сказал уже спокойно: – Впрочем, оставь. После войны музей откроем. Пригодятся как экспонаты.
Вечером, после боя, майор Лобачев вызвал к своей машине командира танка Гладкова.
– Извини, пожалуйста, Борис Васильевич,– начал он, впервые назвав младшего лейтенанта по имени-отчеству, чем несколько насторожил Гладкова. – За этими нескончаемыми драками да погонями все забываю сказать: командование рекомендует направить тебя на курсы усовершенствования. На учебу, одним словом. Танкист ты славный, а подучишься – еще и большим командиром над нами станешь.
Против ожидания комбата, это известие Гладков встретил, мягко говоря, без энтузиазма. Его даже передернуло. Ему, боевому командиру танка, коммунисту, сидеть где-то в тылу, за партой, когда война еще не кончилась!
Сказал тихо, но с железной ноткой:
– Учиться поеду, когда последний вражеский солдат ляжет в землю.
– Между прочим, товарищ Гладков,– сухо ответил ему майор,– на военной службе не всегда требуется согласие того, кому отдается приказ...
Что ж, логика – крепче брони танковой. Пришлось Борису распрощаться с боевыми однополчанами и сесть "за парту".
Через несколько дней, перевалили через хребет южных Карпат. Погода стояла солнечная. Этим воспользовалась вражеская авиация – близ курортного города Сибиу она подвергла колонну бригады бомбардировочному удару. Было разбито несколько автомашин, но танки не пострадали.
Решительной атакой Сибиу был взят, и командир корпуса счел возможным разрешить танкистам отдых. Да не на какие-то там час—два, а на целых три дня!
Впрочем, отдых для танкистов – это, в основном, быть с утра до вечера на своей машине: отладка, регулировка, чистка, смазка... А вечером – различные мероприятия: собрания, беседы, читки газет. В эти– дни многие отличившиеся в боях были приняты в партию и комсомол. Стал членом ВКП(б) комсорг роты Иван Жигульских.
На одном из партсобраний зачитали заявление механика-водителя старшины Артема Васильева. Артём написал так: "Провожая меня на войну, мой отец Василий Петрович дал такой наказ: "Воюй, Артем, так, как воевали коммунисты в гражданскую. Не посрами нашу фамилию, наш род". Вот и хочу исполнить завещание отца – воевать коммунистом. Прошу принять меня в партию".
– Артем Васильевич, а чем это так знаменита ваша фамилия, что ее и посрамить нельзя? – задал шутливый вопрос механик-водитель Виктор Шагаев.
Слово взял капитан Соловейчик.
Артем написал толково. Васильевы, действительно, знамениты. Его дед в японскую войну награжден двумя Георгиевскими крестами. А отец – пулеметчик "максима", в первую империалистическую также награжден крестом. Отважно бился с белогвардейцами и интервентами. Неплохо воюет и Артем. Предлагаю принять в партию.
Командир батальона Дианов добавил:
– За утюжку траншеи врага награжден медалью "За отвагу".
– Артем, многим бандитам помял бока в этой траншее? – спросил тот же Шагаев.
– Не считал. Некогда было...– Здесь, на собрании коммунистов, он не принимал шуток Виктора.
– Устав ВКП (б) усвоил? – спросил кто-то.
Васильев вынул из кармана гимнастерки и показал присутствующим потертую и замасленную маленькую – книжечку. Это был Устав партии. На его обложке стояли сорок семь подписей тех, которых, уже приняли в партию ранее. Сорок седьмым расписался Артем.
– Свои подписи я зря не ставлю,– сказал он. Старшину Васильева приняли в члены ВКП(б) единогласно.
В 12 часов пополудни 11 сентября танки пошли в атаку на станцию Ернут. Заняв ее и совершив ускоренный марш, бригада вступила на территорию Венгрии. Вскоре колонну танкистов догнала приятная весть: 6-я танковая армия, в состав которой входила бригада, стала гвардейской, а командарм Кравченко, их бывший командир корпуса, награжден орденом Суворова 1-й степени.
Местные жители – венгры – первое время боялись наших бойцов, прятались в подвалах, балках, лесах. Дома оставляли только стариков и детей. Запугали же их фашисты своим беспардонным враньем!.. Однако безупречное поведение танкистов быстро развеяло этот ложный страх, и мадьяры стали возвращаться домой. Большую разъяснительную работу с ними проводили все политработники бригады во главе с начальником политотдела подполковником Михайловым.
Через несколько дней по случаю 27-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в батальонах состоялись торжественные собрания. Выступая перед танкистами 1-го батальона, командир бригады сказал:
– Можно не сомневаться, боевые друзья, что двадцать седьмая годовщина Октября будет последней немирной. Следующую непременно отметим в условиях мирной жизни...
Укрепленным оказался и населенный пункт Вершега. Вначале танки открыли сосредоточенный огонь с места, затем двинулись в атаку. Командир роты лейтенант Кондрашкин первым ворвался на позиции противника. Он разбил два орудия, но и его танк содрогнулся от вражеского снаряда.
– "Тигр"! – успел крикнуть механик-водитель Волков и, смертельно раненный, беспомощно откинулся на сиденье...
Лейтенант скомандовал наводчику:
– Бронебойным!
Но молчал, не двигался и наводчик...
Командир роты, пересев на другой танк, продолжал бой. Сопротивление гитлеровцев было сломлено, и танкисты вышли на железную дорогу Вац—Вершег. Младшие лейтенанты Павлов и Колонтай, раскидав эшелон с военным грузом, первыми оказались на берегу Дуная и обстреляли вражеские пароходы и баржи.
Этот довольно выгодный рубеж танкисты удержали до подхода основных сил бригады. А 7 декабря она получила задачу овладеть городом Вац.
Послали разведку. Ее возглавил лейтенант Сидоренко. В состав группы вошли еще два офицера – младшие лейтенанты Хараим и Саяпин.
Заместитель командира корпуса генерал М. И. Лавриненко лично проинструктировал разведчиков, напомнил об особенностях их действий ночью в горно-лесистой местности, о преодолении засад, которые не исключены на единственной в этих резко пересеченных местах дороге.
Холодной снежной ночью разведчики двинулись по указанному им маршруту. Впереди, низко пригибаясь, с миноискателями шли саперы. Проверив подозрительный участок и не обнаружив мин, они давали танкистам сигнал: путь свободен. Периодически, спрыгнув с танка и выдвинувшись вперед и в стороны, обследовали местность автоматчики отделения сержанта Поздеева.
Вот они снова свернули вправо от дороги и скрылись в лесу. Долго не давали о себе знать. А потом оттуда донеслись автоматные, очереди. Это они вышли в район артиллерийской засады врага и внезапно для него открыли огонь. Расчеты трех орудий автоматчики почти полностью истребили, а трех пленных привели к танкистам. Оставив немцев, ушли снова вперед...
...На рассвете этого же дня с востока в направлении города Вац двигалась другая танковая группа. Впереди нее тоже действовала разведка, возглавляемая лейтенантом Папияшвили. Из села Пенд его три танка были обстреляны, и разведчикам пришлось принять бой. Гарнизон в селе оказался малочислен, и. танкисты с ходу овладели Пендом, после чего, выполняя задачу, двинулись к населенному пункту Рад. Тут противник сосредоточил много пехоты, артиллерийских орудий.
Разведчикам стало ясно, что Рад сильно укреплен. Как и следовало ожидать, путь гвардейцам преградил шквал огня. Танки ответили тем же, затем, маневрируя, на большой скорости устремились вперед, к населенному пункту. Механик-водитель Селиверст Рогозянский едва успел заметить, как подмял под гусеницы двух насмерть перепуганных гитлеровцев. Танкист брезгливо поморщился и тут же направил танк на станковый пулемет, беспрерывно строчивший по разведчикам. Не умолкал и лобовой пулемет тридцатьчетверки, с которым уверенно управлялся Николай Кондаков.
Повреждены танки младшего лейтенанта Зайнутдинова и лейтенанта Мухина. Теперь они ведут огонь с места. А лейтенанту Папияшвили удалось проскочить по мосту через речку Силваш и выйти на южную окраину Рада, в негустые фруктовые посадки. Однако не легче оказалось и здесь. Слева, со стороны высоты 202,0 и справа, с высоты 203,0 фашисты открыли по его танку фланговый огонь. Сильный удар осколочного снаряда в боковую броню...
Что делать? Двигаться вперед нельзя: на дороге от срезанных снарядами деревьев – сплошной завал. Свернуть направо или налево – там стоят вражеские батареи! Назад? Нет, за три года войны Папияшвили ни разу не отступал – не отступал даже в ту тяжкую пору, когда приходилось отходить многим.
– На батарею справа! – скомандовал лейтенант.
Командир с ходу ведет огонь, а механик-водитель грудью своего танка давит пушки. Грудой металла уже лежат две из них. Вдруг машина неловко развернулась. Снаряд из третьего, недобитого, орудия проломил левую боковую броню. Танк замер на месте, двигатель безмолвствовал. Через минуту – еще удар, теперь уже в правый борт... В танке воцарилась зловещая тишина. Раненный в голову наводчик орудия Федор Герасимов медленно сполз на боеукладку. Дым и пламя неотвратимо заползали внутрь машины. Наводчик задыхался от едкого дыма, ноги его уже лизал выбившийся из моторного отделения огненный язык.
– Товарищ командир...– слабо окликнул он лейтенанта.
Папияшвили отозвался, но его вряд ли кто услышал... Командир приоткрыл над собой люк, чтобы глотнуть свежего воздуха, и тут же в башню гулко стукнули несколько гранат. Папияшвили наклонил голову, люк захлопнулся.
"Ждут нашего выхода, – подумал он.– Но нет, не дождутся..."
Хрипел, задыхаясь от дыма, Селиверст Рогозянский. Одежда на нем тлела, острая боль обжигала локоть правой руки. Сидевший рядом радист Кондаков все строчил и строчил из пулемета, порою пытаясь что-то радировать комбату. Однажды он даже услышал голос майора. Но еще надо придерживать рукой пропитанный кровью бинт на боку Селиверста – у механика-водителя была рваная рана...
– Коля! Ты слышишь меня, Коля? – Лежа на боеукладке и вытянув руку, Герасимов коснулся спины Кондакова.– Ты ведь не ранен?.. Выбирайся отсюда, еще не поздно.
Но и Кондаков теперь молчал. Прислонившись друг к другу, безжизненно сидели радист-пулеметчик и механик-водитель...
Папияшвили неразборчиво подавал какие-то команды. Пламя уже охватило боевое отделение и отделение управления. Огонь хозяйничал всюду. Оставшиеся снаряды начали рваться.
Федор Герасимов умер последним...
Вскоре сюда подошли остальные танки батальона. Комбат майор Малюков (он сменил раненого Лагутина), оказывается, сигнал радиста-пулеметчика Кондакова успел принять. Однако спасти кого-либо из экипажа Папияшвили не удалось...
4.
Преодолев танковые и артиллерийские засады и осуществив обходный маневр справа, вдоль Дуная, тридцатьчетверки лейтенантов Колонтая, Дикого, младших лейтенантов Павлова, Джалова и других ночью с 8 на 9 декабря ворвались в город Вац. Со стороны Рада подошла группа советских боевых машин. Их неожиданное появление с северо-запада и от Рада вызвало у гитлеровцев переполох. Каждый из экипажей прибавил к своему боевому счету по нескольку уничтоженных танков, орудий, другой техники, много живой силы врага. Парторг 1-го батальона младший лейтенант Зайцев, заменив раненого – командира экипажа, сражался вместе со всеми и разбил три штурмовых орудия.
В этом бою погибли младший лейтенант А. Я. Шитов и его подчиненные заряжающий П. В. Яшин и наводчик орудия И. А. Тютяков, который успел разбить два орудия вместе с тягачами.
Тяжело переживали танкисты гибель заряжающего из экипажа младшего лейтенанта Хараима Саши Андреева. Ему только что пошел девятнадцатый год. Он был любимцем всей роты. Их экипаж подбил "тигра" и четыре орудия. Пока он их расстреливал, по танку ударил ранее не замеченный "тигр"... Саша умер на руках своих боевых товарищей почти в полном сознании...
После овладения населенными пунктами Седлигет и Илку танкисты двинулись по направлению к станции Чамод. Но здесь им преградил путь противотанковый ров, который преодолеть с ходу не удалось. Противник использовал выгодный для себя оборонительный рубеж по опушке леса в двух с половиной километрах южнее Лезильна. Этот участок обороны при поддержке танков и авиации гитлеровцы прикрывали мощным фланговым огнем.
В ночь на 11 декабря бригадные саперы вместе с инженерно-саперным подразделением 73-го стрелкового полка оборудовали через ров три прохода для танков.
Все было готово к атаке. Недалеко от танка комбата на командно-наблюдательном пункте вместе с другими офицерами находился и начальник связи батальона Левин.
Вот в пасмурное небо одна за другой взвились две ракеты. Их пустил по поручению командира батальона начальник связи. В это время на бруствере окопа разорвалась мина. Левина отбросило на дно, ракетница выпала из его рук. Кровь залила связисту глаза. Он был тяжело ранен...
А танкисты недоумевали: начало атаки – три ракеты, а было всего две. Где же третья?
Но вот Левин приподнялся, быстро вытер танкошлемом окровавленные глаза, нащупал рядом ракетницу, и в небо взлетела третья ракета.
Танки с бойцами 73-го полка и танкодесантниками в едином порыве рванулись в атаку...
А старший лейтенант Михаил Левин с трудом сел на дно окопа, привалился к его сыпучей стенке. Скорее машинально, чем сознательно, гребнул пальцами землю и поднес к лицу полную горсть.
– Наша сталинградская пожирнее будет...– тихо сказал он и вдруг заметил лежащего рядом зампотеха роты Малаховского. Плохо соображая, что произошло и почему лежит Малаховский, он болезненно улыбнулся. – Боря, вставай, вставай, война еще не кончилась. Да и мне помоги...
Борис молчал. Война для техник-лейтенанта Бориса Борисовича Малаховского уже кончилась – он был мертв...
– С кем ты тут? – послышался голос старшего техник-лейтенанта Катка.
– Коля, кто это так громко да дружно кричит "ура"? – вместо ответа спросил Левин.
– Наши гвардейцы, кто же еще!
Танковая рота лейтенанта Кондрашкина успешно продвигалась вперед. На правом фланге шел взвод лейтенанта Клепикова. Его дружный экипаж в составе механика-водителя Кадыша, наводчика орудия Горячева, радиста-пулеметчика Барина и заряжающего Сизова сжег штурмовое орудие и разбил три вражеские пушки. Другой взвод, лейтенанта Кузнецова, подбил два штурмовых и пять полевых орудий. Кроме того, было уничтожено большое количество автомашин, повозок с различными грузами, солдат и офицеров. Всего в этом бою рота Кондрашкина вывела из строя четыре танка и десять различных орудий.
Тяжелый бой принял на левом фланге бригады батальон майора Дианова. Здесь был наиболее танкоопасный участок. Комбат успел расстрелять три орудия, в том числе одно зенитное, и тут его тридцатьчетверка попала на заминированный участок. Мощный взрыв остановил машину. Командир танка лейтенант Дикий был тяжело ранен, механик-водитель Шагаев, наводчик орудия Самодуров и заряжающий Малышев погибли...
Капитан Соловейчик с Кучинским видели, в какую беду попал танк майора. Вряд ли кто остался в живых... В любом случае – туда, к танку, спасти хотя бы машину! По пути на их тягач сел зам потех 1-го батальона Каток.
Танк майора Дианова буквально утопал в разрывах снарядов и мин.
– Товарищ капитан, разрешите, я попробую подползти,– обратился к Соловейчику механик-водитель Артем Васильев.
– Да тут и муха не пролетит!..– безнадежно отозвался капитан.– Риск – дело благородное, если идти на него по-умному.
– Рисковать не надо,– вдруг послышался рядом знакомый голос.– Танк можно отбуксировать с наступлением темноты. Если, конечно, не сожгут его...
Все повернулись на голос и увидели в большой воронке майора Дианова с раненым лейтенантом Диким.
– Товарищ майор! Вы целы и невредимы?! – обрадовано воскликнул Каток.
– Я —да, а вот остальные...
Не поняв от радости последних слов комбата, Каток затараторил с присущим ему балагурством:
– А я хорошо видел, как вас поддало. Должно, угодили сразу на две мины. Танка не было видно, но хорошо заметил, как вы летели по воздуху и матюкались. Ну, думаю, прощайте, наш дорогой Виталий Михайлович. А еще жалко стало трубку вашу.
Дианов был в бригаде вторым после капитана Гладченко "трубокуром", и на этот счет танкисты не упускали случая позубоскалить.
– Ну, меня не так-то просто взять,– ответил комбат.– Под Сталинградом сошло, и под Воронежем, и под Курском, и на Днепре. Теперь я – человек, повенчанный войной. – Стряхивая с себя пыль, майор начал искать трубку.– А насчет "летели" – это очередная твоя брехня. Я не летел, а вышел из танка спокойно.
Трубка лежала здесь же, в воронке. Дианов счистил с нее землю, но не закурил, а спрятал в карман. Посмотрел в сторону пострадавшего танка и вздохнул тяжело:
– До чего же жалко ребят...
Каток, смущенный своей неуместной шуткой, молчал.
С наступлением темноты зампотехи батальонов Соловейчик и Каток опять поехали за танком комбата Дианова. Ведь в нем остались три погибших товарища. Прежний тягач был занят, поэтому механик-водитель Артем Васильев сел на трофейный. Но и эта вылазка оказалась безрезультатной. Более того, когда подъехали к танку, трофейный тягач подорвался на мине, механик-водитель был тяжело контужен...
В этот же день батальон Лобачева обходным путем вышел на рубеж Чамод – высота 171,0. Налетами авиации противник пытался восстановить положение, но это ему не удалось. Под ударами советских танков он стал отходить.
...На одном из участков шесть танков, выйдя из леса, один за другим завязли в болотистом грунте.
– Этого еще не хватало, зарылись по самые башни, – выбравшись из танка, удрученно проговорил комбат.
Остальные танкисты тоже оставили машины.
– Кто бы мог подумать, что на таком грунте можно завязнуть? – ковырнув носком сапога землю, проговорил подошедший зампотех роты Федор Силютин. Вместе с ним были техник по ремонту боевых машин Якимов и моторист-регулировщик Дробинии.
– Сверху-то песок, а внизу трясина, – заметил майор Лобачев.– Вы на чем приехали? – обратился он к подошедшим.
– Как всегда, товарищ майор, на трофейной.– Силютин показал в сторону кустарника, где стояла машина.
Подошел адъютант штаба батальона старший лейтенант Дубовик, озабоченно оглядел бедственную картину.
– Поступим так, – проговорил комбат. – Едем на трофейной в батальон, оттуда пришлем тягачи. А ты, Василий Фомич,– кивок в сторону Дубовика,– пометь на карте место расположения танков, чтобы легче было отыскать.
К старшему лейтенанту Дубовику командир батальона питал особую симпатию. Этот офицер отличался безупречной исполнительностью, обладал редкими качествами штабного работника. Он всегда был в курсе боевой обстановки. Неоднократно и четко выполнял разведывательные задачи. Кроме того, хорошо знал личный состав батальона.
– А вам, товарищ Тимашов, вместе с Силютиным принять все возможные меры, чтобы вытащить машины,– приказал комбат командиру роты. – Тягачи мы, конечно, пришлем, но... чем черт не шутит!
Трофейная машина ушла.
Незаметно наступили сумерки. Подул холодный ветер.
Тимашов велел Силютину и Дробинину разведать железную дорогу, которая проходила отсюда метрах в ста и вела на Будапешт.
– Возможно, найдете шпалы для настила,– сказал он.– А мы тут, в лесу, поищем чего-нибудь для самовытаскивания.
Со шпалами проблемы не было: гитлеровцы разрушили большой участок железной дороги, специальными крюками растащили по сторонам десятка три тяжелых, просмоленных шпал.
Всю ночь трудились без отдыха. Из жердей и шпал построили в труднодоступных местах настил. К рассвету с помощью прибывших двух тягачей удалось вырвать из болотной хляби все танки.
Вечером в бригаду приехал командарм Кравченко. Побывал в батальонах, поздравил гвардейцев с освобождением города Вац. О гитлеровцах, засевших в Будапеште, генерал сказал, что их тоже надо как можно быстрее «прихлопнуть». Потом он подъехал к штабной машине 2-го батальона. Майор Дианов доложил честь по чести.
– А где твоя знаменитая трубка, герой Сталинграда?– неожиданно для всех поинтересовался он с улыбкой.
– Трубка, как всегда, со мной, товарищ генерал,– тоже улыбаясь, ответил комбат.
Потом Кравченко серьезно спросил:
– Сколько у тебя наград?
– Орден Ленина, Красного Знамени и две "Звездочки".
– Придется направить,– сказал командарм и посмотрел на командира бригады.
Майор Дианов не мог взять в толк смысл такого разговора. Мелькнула тревожная мысль: "Неужто взыщут за подорвавшийся танк?"
– Товарищ Дианов, есть одно место в Военную академию бронетанковых войск. Лично рекомендую тебя.
В бригаду ты прибыл ротным, лейтенантом и без наград, а теперь – комбат, майор и с четырьмя орденами. Это похвально. Кандидатура что надо.
Что-что, а этого Дианов никак не ожидал. Предложение совсем не ко времени...
– Товарищ командующий, может, после победы?..
– Нет, сейчас. Ночью сдать батальон, а завтра – в штаб армии, к кадровику.
...Майор Дианов сдал батальон прибывшему из госпиталя капитану Александру Яковлевичу Мосиященко.
В ночь на 20 декабря для постановки задачи в бригаду приехал командир корпуса генерал Михаил Иванович Савельев. А к трем часам комбриг Третьяк уже доложил ему о готовности бригады к выступлению. Утром после короткой артиллерийской подготовки началось наступление вдоль границы, разделяющей Венгрию и Чехословакию.
Впереди, как всегда, шла разведка – танковый взвод лейтенанта Мостовенко с автоматчиками. Танки двигались медленно: темно, дорога узкая...
Прошли около пяти километров – тихо. У одного из поворотов остановились. На машину Мостовенко взобрался командир отделения Коробцов. Шепнул в открытый люк:
– Товарищ лейтенант, впереди какое-то движение, должно быть, немцы.
Через пару минут дозорные уточнили: метрах в двухстах по обеим сторонам дороги стоят вражеские орудия.
Напрасно шептал сержант Коробцов: артиллеристы услышали, как подошли танки, и открыли огонь. Первый же их снаряд угодил в тридцатьчетверку младшего лейтенанта Панфиленко. Танк остановился, загородив дорогу. Командир машины и механик-водитель Жарков погибли... Началась жаркая перестрелка. Мостовенко доложил по рации комбату обо всем, что увидел, что произошло.
Не прошло и четверти часа, как на какой-то трофейной машине подъехала "тройка" Силютина: сам зампотех роты, техник по ремонту боевые машин Якимов и моторист-регулировщик Дерябин. К этому времени с артиллерийской засадой было покончено.
– Продолжайте выполнять задачу,– сказал Силютин,– а мы займемся подбитым танком.
Теперь направляющим шел сам командир взвода.
Вышли на поляну и увидели: дорогу пересекают танки. Целая колонна... Сообщив об этом командиру батальона, лейтенант Мостовенко получил короткое, в одно слово, распоряжение:
– Закупорить!
Загремели подряд два выстрела. Один из танков остановился, а другой стал объезжать его. Однако, получив пару бронебойных, остановился и он.
