Текст книги "В мире будущего"
Автор книги: Николай Шелонский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)
Глава XX
Окончание построек. – Снаряжение «Марса» в обратный путь. – В ожидании открытия секрета Пояркова. – Думы господина Шрадера. – Прощальный обед. – Осуществление злодейского плана. – Катастрофа. – Без исхода. – Смелый план. – Баллоны. – Возвращение
Между тем, пока четверо из участников экспедиции пытались проникнуть в глубь земного шара, жизнь колонии, устроившейся в области Северного полюса, была нарушена страшной катастрофой.
Закипевшая с первым появлением солнца деятельность внезапно приостановилась, и приходилось уже думать не о новых завоеваниях в области науки и техники, а прилагать все силы к спасению собственной жизни.
Станции, заложенные в разных местах материка, близки были к окончанию. Центральные постройки около обсерватории были уже совсем готовы.
Все было предусмотрено и рассчитано так, что долгая шестимесячная зимняя ночь не казалась страшна жителям колонии. Могучая сила электричества должна была отапливать жилища, приводить в действие разнородные машины и заменять собой солнечный свет.
Предполагалось прежде для каждой станции устроить особую батарею из элементов Пояркова, но потом, в видах большего удобства, весь нижний этаж обсерватории обращен был в центральную станцию, от которой электрический ток, проходивший по проложенным в земле проводникам, передавался всюду, где требовалось его применение.
Так как с батарей «Марса» можно было взять лишь весьма незначительное число элементов, а для новых не было материала, то воздушный корабль в непродолжительном времени должен был отправиться в путь и через несколько дней доставить необходимое количество платины и других предметов, в которых нуждалась колония.
Перед отъездом Поярков, решившись совершить рейс вместе с кораблем, должен был открыть ученым свой секрет и сделать свои элементы достоянием всех.
На центральной станции, у обсерватории, было приступлено и к устройству гелиофоров, то есть приборов, которые должны были поглощать солнечную энергию и хранить ее в потенциальной форме. Устройством гелиофоров подвинулся бы к разрешению и другой из поставленных экспедицией вопросов – об изменении климата материка Северного полюса. Действительно, обладая во всякое время значительным запасом солнечной теплоты, ученые могли бы ее употреблять для повышения температуры – тем более что еще на съезде ученых в Москве принципиально был разрешен вопрос и о передаче энергии на произвольное расстояние.
Понятно, что успех окончательно мог определиться лишь после многих опытов, требовавших столь значительного времени, что приведение в действие гелиофоров должно было отложиться до будущего лета.
Зима, то есть зимняя шестимесячная ночь, представлялась временем наиболее удобным для того, чтобы разрешить третью из поставленных задач – о возможности завести, в том или ином виде, сношения с обитателями планеты Марс.
Главным деятелем по разрешению этого вопроса явился, как и следовало ожидать, астроном Жак Леверрье.
Таким образом, во всей колонии кипела оживленная деятельность, и работы шли настолько успешно, что воздушному кораблю следовало торопиться доставкой необходимых материалов.
За несколько дней до отъезда Поярков перенес часть элементов с «Марса» в назначенное для помещения батарей здание обсерватории.
Воздушный корабль находился около башни, а с его палубы был устроен переход прямо на постамент, над которым возвышалась обсерватория.
В ожидании, что на материке Северного полюса для производства всевозможного рода работ придется прибегнуть к употреблению взрывчатых веществ, на воздушном корабле находилось восемьдесят пудов мелонита, взрывчатая сила которого в семьсот с лишним раз превосходила силу обыкновенного пороха.
Однако присутствие этого страшного вещества не угрожало опасностью ни воздушному кораблю, ни его обитателям: взрывчатая сила мелонита проявляется лишь в том случае, если через массу его будет пропущена электрическая искра. При соприкосновении с огнем мелонит горит без взрыва.
Благодаря этой особенности открытого учеными вещества при обращении с ним не соблюдалось особенных предосторожностей. Мелонит предполагалось поместить во внутренности постамента обсерватории, и с «Марса», ввиду скорого отъезда, около половины его было уже перенесено в назначенное для склада место.
Во внутреннем же помещении постамента обсерватории работал и Поярков над помещением своих батарей.
За день до отлета «Марса» во вновь выстроенном здании близ обсерватории назначен был прощальный обед, после которого Поярков должен был объяснить устройство своего элемента.
Ученые с нетерпением ожидали этого объяснения, так как с приобретением нового могучего источника силы открывались новые пути для дальнейших успехов электротехники. Но особенным нетерпением и даже беспокойством отличался господин Шрадер. Чем ближе подходил срок, в который тайна воздушного корабля должна была сделаться достоянием всего мира, тем сильнее отражалось беспокойство и волнение на обыкновенно беззаботно-веселой физиономии химика.
Он целыми часами разгуливал вокруг обсерватории и около воздушного корабля, погруженный в глубокую задумчивость.
Порой возбуждение его доходило до того, что он начинал разговаривать сам с собой во время своих бесконечных прогулок.
Никто из ученых не питал особенной симпатии к господину Шрадеру, а потому ни для кого не было интересно допытываться до причин странного состояния его духа.
Если бы кто-либо мог подозревать, о чем думает день и ночь господин Шрадер, несомненно, общее равнодушие сменилось бы самым живым интересом.
К сожалению, никто не мог предполагать, что один из участников экспедиции с напряженным вниманием обдумывает план, который должен привести всех к конечной гибели!
Последнее время господин Шрадер начал колебаться: помимо того, как он сам подвергался значительной опасности, уничтожая воздушный корабль, минутами, при виде всеобщей энергичной деятельности, в нем пробуждалось желание отказаться от своих планов и снова сделаться тем, чем он был когда-то.
Мысль о том, что в случае неудачи мистер Смит может довести до сведения правосудия о некоторых не совсем приятных для него обстоятельствах, его не остановила бы ни в каком случае: не в одной Англии живут люди, и английская полиция никогда не добралась бы до тех мест, где он может скрыться. Наконец, едва ли мистер Смит рискнул бы пойти против своего соучастника.
Нет! Дело было в обещанном миллионе долларов.
Лишь только Шрадер начинал раздумывать и колебаться, как мысль об ожидаемом богатстве восставала перед ним во всем своем несравнимом обаянии!
Принадлежа к числу людей, одаренных пылким и страстным темпераментом, Шрадер способен был на энергичную борьбу, решимость его могла доходить до героизма. Но вместе с тем он совершенно был неспособен к ежедневной, последовательной и мелочной борьбе с обстоятельствами. Для него во всем необходим был широкий размах. Жажда жизни заставляла его всеми силами стремиться к богатству, но он сам понимал, что не был в состоянии постепенно скопить и сотни долларов, хотя, обладая миллионом, несомненно, мог бы его удесятерить. Для его широких планов нужны были большие деньги. И ради этих денег он пошел на путь преступлений.
Теперь он близок к осуществлению своих заветных желаний. Отступать поздно. Гибель экспедиции была решена.
Шрадер знал, что Поярков, уставив свои элементы в обсерватории, тотчас приведет их в действие, чтобы определить сопротивление проводников и вычислить точно потребное количество энергии для приведения в действие всех машин колонии.
На этом и был построен его план: электротехник должен был взорвать сам себя на воздух. Несмотря на строгий надзор, установленный за кораблем после необъяснимых покушений, Шрадер успел соединить электрические проводы батарей с запасами мелонита, хранившимися на корабле, и с тем количеством, которое было уже перенесено в здание обсерватории.
Стоит Пояркову соединить ток – и страшное несчастье произойдет неизбежно.
Ко времени, назначенному для обеда, в общей зале вновь построенного здания собрались все ученые, в том числе и господин Шрадер. Не было только одного Пояркова, занятого последними работами по установке батарей.
Матросы, мастеровые и рабочие, за исключением дежурных, неотлучно находившихся на корабле, расположились группами на открытом воздухе вокруг зданий колонии. По случаю предстоявшего на другой день отлета воздушного корабля работы были окончены ранее обыкновенного. В ожидании обеда между учеными шли оживленные толки о главном интересе дня – открытия секрета Пояркова.
Среди ученых было лишь несколько скептиков, не вполне веривших в чудодейственные свойства нового элемента. Но и они не высказывали своих сомнений ввиду ожидаемого разъяснения.
Между тем сам Поярков не являлся.
Маркович, посылавший за ним, получил в ответ, что Поярков просит садиться за стол без него, так как он хочет во что бы то ни стало разместить батареи и сделать пробу действия до обеда.
Тогда Маркович пригласил всех к столу.
Шрадер, не видя Пояркова между присутствующими, начал не на шутку опасаться, что его приспособления найдены техником и адский план вышел наружу.
Но нет: в таком случае Поярков немедленно сообщил бы обо всем Марковичу как начальнику экспедиции.
Но старый ученый спокойно сидел за столом. Очевидно, он не получал никаких тревожных известий.
Помимо этого, был еще и другой повод к опасению: здания колонии находились всего в двух верстах от обсерватории и воздушного корабля. Взрыв двадцати пяти пудов мелонита развил бы ту же разрушительную силу, как и семнадцать тысяч пятьсот пудов пороха.
Устоит ли здание, в котором находились ученые? При обыкновенных условиях, конечно, и самое здание, и все в нем находившиеся были бы сметены с лица земли.
Но Шрадер рассчитывал на то, что здание обсерватории находится на значительно более возвышенном месте, почему он и предполагал, что воздушный ток будет значительно ослаблен.
Без сомнения, опасность все-таки предстояла, и даже весьма значительная.
Но, как это ни странно, Шрадер сознательно шел на риск: в решимости у него никогда не было недостатка.
В данную минуту он более думал о причине необъяснимого для него отсутствия Пояркова. В душе он уже решил, что если техник откроет задуманный им план, то он отступится от дальнейших попыток.
– Ричард Пинскар может остаться на бобах! – резонировал Шрадер. – Беда невелика. А свой миллион я попытаюсь получить от господина Марковича и его товарищей!
Теперь он с нетерпением ожидал появления Пояркова.
Но обед был уже в середине, а его не было. Шрадер только что хотел обратиться за разъяснением к Марковичу, как вдруг страшный удар потряс здание.
Раздался звон выбитых стекол, какая-то невидимая сила опрокинула столы, разбросала и ошеломила присутствовавших.
Когда, опомнившись, ученые вышли из полуразрушенного здания, то взоры их напрасно искали знакомых очертаний воздушного корабля и здания обсерватории: и то и другое было уничтожено в буквальном смысле этого слова.
Из бывших во время взрыва на корабле и в обсерватории людей не спасся ни один. В числе погибших был и Поярков.
Тайна изобретателя погибла вместе с ним.
Положение экспедиции было ужасно. Лишенная средств к возвращению, она неминуемо должна была погибнуть рано или поздно. Провианта было весьма незначительное количество: в течение лета никто не думал о возобновлении запасов. Но главное несчастье было в том, что вместе с потерей элементов Пояркова экспедиция лишена была и света, и тепла, и источника силы для производства работ.
Но уныние продолжалось недолго. Вскоре было приступлено к обсуждению образа действий. Здесь мнения ученых разделились: одни настаивали на том, чтоб основать на материке Северного полюса колонию, запастись на зиму провиантом и топливом и затем исподволь отыскивать средства к возвращению.
Другие были того мнения, что следовало немедленно приступить к постройке деревянного корабля, саней и тотчас отправиться в путь.
Но все моряки единодушно утверждали, что нет никаких шансов на успех, если пытаться переплыть открытое море на парусах и на деревянном корабле пробиваться через пояс сплошных льдин.
Другое дело, если б в распоряжении их был пароход…
Шрадер, все время воздерживавшийся от участия в прениях, неожиданно попросил слова.
– Вопрос, – сказал он, – как мне кажется, сводится к тому, что на парусном судне невозможно рассчитывать на успех в предстоящем нам путешествии?
– Совершенно верно! – отвечал Маркович.
– С другой стороны, никому из нас не улыбается перспектива продолжительного заточения на материке Северного полюса, при неизбежных лишениях и опасности умереть от голода. Я поэтому стою за немедленное возвращение…
– Но ведь вы же сами совершенно верно определили, что на парусном судне невозможно…
– Да. Но я и не говорю про парусное судно…
– Но построить пароход…
– Было бы вполне возможно при наших средствах, но это было бы очень долго. Я предлагаю переправиться на аэростатах…
– На аэростатах?!.
– В предложении моем нет ничего невозможного. Для подъема шести тысяч пудов – этим числом я определяю вес людей и необходимых припасов, мы должны построить шар, вмещающий… девяносто шесть тысяч кубометров водорода. Диаметр такого шара, в метрах, равен тридцати двум метрам. Поверхность шара, при этом диаметре, равна будет двенадцати тысячам двумстам восьмидесяти квадратным метрам. У нас имеется громадный запас парусины. Сколько именно, капитан Галль?
– Шестьдесят тысяч квадратных метров, – отвечал капитан.
– Вместо того чтоб употреблять эту парусину, промасленную и пропитанную резиной, для устройства баллонов в наших гелиофорах, как то предполагалось, мы построим из нее аэростат…
Действительно, предложение Шрадера было самым рациональным при данных условиях. К аэростатам могли быть применены все усовершенствования для возможного управления. Во всяком случае, риск был не более чем вообще при попытках полярных экспедиций достигнуть Северного полюса.
Но один аэростат, при таком чудовищном объеме, представлял бы громадную площадь сопротивления. Кроме того, едва ли бы парусина выдержала давление. Поэтому решено было устроить пятнадцать аэростатов, подъемная сила каждого из которых должна была равняться четыремстам двадцати пудам.
Предполагалось, что все работы должны быть кончены в течение месяца. Ни в каком случае не позже половины августа следовало отправиться в путь, чтобы воспользоваться для пролета остатками лета и избегнуть обычных осенью в арктических странах бурь. Воспользовавшись северо-восточным пассатом, можно было рассчитывать благополучно достигнуть северных берегов Европы.
К этому сроку, без сомнения, возвратятся из экскурсии и четверо отсутствовавших путешественников.
Особенное сожаление во всех вызывало отсутствие Яблонского: симпатичный характер молодого ученого невольно привлекал к нему всех, а его разносторонние знания и неутомимая энергия были бы чрезвычайно полезны при устройстве аэростатов.
Благодаря опытным указаниям и общей энергии работы быстро подвигались вперед. По истечении двух недель были уже готовы баллоны из непроницаемой для газа парусины. Корзины, назначенные для помещения людей и багажа, для большей прочности были обтянуты скрепами из алюминия, найденного в разбросанных остатках корабля. Весьма незначительное количество уцелевшей платины пошло на изготовление элементов Грове. Гальванические батареи должны были разложить воду на составные части и доставить необходимое количество водорода.
До назначенного срока оставалось лишь несколько дней, а Яблонский и его товарищи не возвращались.
Отсутствие их начало внушать серьезные опасения. Несмотря на спешность работ, несколько человек матросов отправлены были на поиски и доходили до самых гор. Но нигде не было никаких следов исчезнувших.
Искать их значило в подробностях исследовать материк Северного полюса, а на это потребовалось бы не менее нескольких лет.
Тем не менее каждому прискорбно было бы оставить без помощи пропавших без вести товарищей.
С другой стороны, ожидать неопределенное время их возвращения значило без всякой пользы рисковать жизнью множества людей.
Маркович, несмотря на глубокую скорбь, не мог допустить и мысли о том, чтобы экспедиция промедлила хоть день.
Вызвать охотников, остаться ожидать возвращения отсутствующих было бы одинаково бесполезно и подвергало бы опасности жизнь еще нескольких людей.
Наконец, кто же мешал Яблонскому и его товарищам воспользоваться тем же самым способом передвижения, как и остальные?
Риск для всех был совершенно одинаков. Подобное решение спорного вопроса могло удовлетворить всех.
Стоило только устроить один лишний аэростат и вместе с необходимыми инструментами, запасами и снарядами поместить в одно из уцелевших зданий.
Провианта и багажа можно было взять лишь самое необходимое количество. Таким образом Яблонскому и его товарищам оставались громадные запасы.
Заботливость отъезжающих пошла еще далее: в одном из зданий были устроены печи и положен значительный запас дров. Во всяком случае, для путешественников представлялась полная возможность перезимовать на материке Северного полюса, а весной воспользоваться оставленным аэростатом.
Были врыты в нескольких местах высокие столбы с надписью, указывавшей на место, где сложены были запасы. Оставлено было и подробное описание всего случившегося.
Но до самой минуты отъезда каждый ожидал появления исчезнувших…
Однако ожидания эти были тщетны.
Четырнадцатого августа все было готово и было приступлено к наполнению шаров водородом. Громадные алюминиевые газометры помещались на берегу Северной Волги. Под сильным давлением газ переходил в аэростаты.
Вся работа по наполнению была окончена в течение двадцати четырех часов.
Пятнадцать громадных аэростатов качались в воздухе, удерживаемые канатами, прикрепленными к поверхности земли.
Около каждого аэростата стояли пассажиры, готовые сесть по первому знаку.
Первым должен был подняться аэростат, которым командовал Поль Тиссье, уже прославившийся своими воздушными полетами.
В полдень пятнадцатого августа на аэростате Тиссье взвился красный флаг. По этому сигналу все разместились в лодках.
Через пять минут первый аэростат взвился в воздух, а вслед за ним поднялись в воздушное пространство и остальные, вытянувшись в волнистую линию.
После нескольких попыток Тиссье попал в струю воздушного течения и указал дорогу своей воздушной флотилии.
На восьмые сутки аэростат Тиссье, вместе с пятью другими, опустился на полуострове Лабрадор.
В скором времени были получены известия о благополучном спуске и других аэростатов. Экспедиция была окончена.
Результаты, достигнутые ею, были богаты несмотря на то, что не удалось исполнить во всем объеме широко задуманного плана.
Маркович и его товарищи тщетно, однако, ожидали возвращения Яблонского.
Несколько снаряженных ими для отыскания исчезнувших экспедиций потерпели неудачу.
Господин Шрадер получил свой миллион. Что касается мистера Смита и К°, то они совершенно успокоились: страшно упавшие в цене железнодорожные акции сразу поднялись после гибели воздушного корабля. А так как мистер Смит и К° воспользовался паникой для приобретения потерявших цену акций, то состояние его удвоилось…
Глава XXI
Покинутые в недрах Земли. – Как достигнуть поверхности Земли? – Приготовление нитроглицерина. – В гробнице Дараайена – Взрыв. – Пробуждение Дараайена. – Борьба со смертью. – Сон или смерть?
Яблонский и его спутники в течение нескольких недель пытались найти выход на поверхность Земли. Они обошли кругом подземную долину, не пропустили ни одного из многочисленных проходов, расходившихся от нее радиусами в разные стороны.
Но все усилия их были тщетны: подземные галереи все спускались в глубь земных недр или же, перекрещиваясь между собой, образовывали лабиринт, снова приводивший путешественников к подземной долине.
Запасы продовольствия, найденные в гробницах, обеспечивали их на значительное время. Кроме того, время от времени находились представители ископаемых, населявшие подземное царство, и давали возможность возобновить запасы удачной охотой. Сэр Муррей смастерил сеть и в изобилии доставлял рыбу из подземного озера.
Опасность остаться без света также не могла особенно пугать их: во-первых, подземная долина освещалась горевшими нефтяными фонтанами, а во-вторых, в недрах Земли всегда можно было добыть в изобилии горючий материал. Наконец, Яблонский отыскал все необходимое для возобновления элементов электрических ламп.
Тем не менее жизнь в подземном царстве не могла представляться возможной на долгое время: отторгнутые от общества людей, они были лишены живительного солнечного света, не видели надземного мира, природа которого влекла теперь их к себе с неудержимой силой.
Безотчетное чувство тоски и упадка энергии охватывало их все более и более. Организм настоятельно требовал возвращения к привычным ему условиям жизни…
Яблонского и Самойлову еще укрепляла их взаимная близость, новизна испытываемого ими чувства.
Но сэр Муррей и особенно мистер Лекомб положительно изнемогали…
– Я сойду с ума, – говорил француз, – если наше пребывание в этой ужасной тюрьме продлится еще значительное время… Я чувствую, что мой организм изнемогает…
– Возможно было бы терпеть, – рассуждал сэр Муррей, – если бы мы были уверены в том, что рано или поздно нам удастся выбраться на поверхность Земли…
– Ради этого я готов взорвать на воздух весь земной шар! – воскликнул Лекомб.
Это восклицание поразило Яблонского.
Конечно, нечего было и думать, чтобы можно было пробить руками громадные толщи, отделявшие заключенных от поверхности земли.
Мистер Лекомб выразился чересчур сильно, говоря о намерении взорвать земной шар.
Но пробить при помощи динамита свободный путь в толщах земных пластов – это представлялось совершенно невозможным.
Для приготовления нитроглицерина необходим был органический жир.
Население подземного царства должно было доставить этот жир.
Яблонский, чем более думал, тем сильнее увлекался внезапной идеей. В настоящее время они находились на глубине шестидесяти верст.
Подземные галереи шли друг над другом в различных пластах. Таким образом пришлось бы пробивать проходы от одного яруса до другого по вертикальному направлению.
Яблонский сообщил этот план своим товарищам.
Он был принят с энтузиазмом.
Но прежде чем приступить к заготовлению нитроглицерина, следовало по возможности точно определить направление, по которому должен был пролегать путь.
После тщательных изысканий решено было приняться за расчистку тоннеля, по которому протекала впадавшая в озеро река.
Если бы это удалось, то, остановив распространение углекислоты по этому направлению, путешественники могли бы достигнуть старой дороги и по ней возвратиться на землю.
Но вместе с тем взрыв, который должен был очистить путь, предполагался настолько сильным, чтобы был в состоянии пробить базальт и каменноугольный пласт.
На случай, если бы после взрыва прежняя дорога загромоздилась еще более, имелся бы тогда свободный проход в пласты, лежащие над каменноугольным.
Определив ближайшую цель предполагаемого взрыва, приступили тотчас к работам по заготовлению нитроглицерина. Главная трудность заключалась в том, чтобы добыть необходимое количество жира. Яблонский и сэр Муррей в течение месяца неустанно занимались истреблением всякого живого организма, который только попадался им во время усиленных поисков. Главную добычу их составляли громадные экземпляры плезиозавров, добытые в глубоких ущельях подземной долины. Каждый из таких экземпляров дал до двадцати пудов лучшего жира.
Заключенные не тяготились усиленной работой: наоборот, видя в ней залог своего спасения, они положительно ожили, как только приступили к осуществлению плана Яблонского.
Постоянным жилищем для них служили гробницы, найденные Верой. Теперь, собравшись сюда после усиленной многочасовой работы, они отдыхали в дружеской беседе, мечтая о предстоящем освобождении. Мистер Лекомб был незаменимым собеседником по остроумию и веселости. Порой разговор переходил на тему о таинственном покойнике, заключенном в гробнице озерной долины. Яблонский энергично противился настояниям своих товарищей, желавших проникнуть во внутренность здания. Он до сих пор был уверен, что надписи на стенах хранят в себе важные указания, без которых они могут принести неисправимый вред тому, кто покоился в недрах земли. Тщетно и мистер Лекомб и сэр Муррей доказывали молодому ученому, что в гробнице покоится такой же прах, который наполняет и катакомбы, служившие им жилищем.
– Тем более, – говорил Яблонский, – нет никакой цели тревожить покой мертвеца. Я до сих пор не могу извинить англичанам то пренебрежение, которое они оказали египтянам, разграбив их пирамиды и без всякой существенной необходимости вывезя царственные мумии из родной страны, где они мирно покоились в течение тысячелетий… Другое дело, если бы мы знали, что в этой гробнице заключается средство для вашего спасения… Во всяком случае, мы можем возвратиться к этому вопросу в случае, если бы все наши попытки не привели ни к какому результату…
Очевидно, у молодого ученого была какая-то затаенная мысль, которой он не хотел высказать товарищам. Может быть, он действовал бы иначе, если бы знал о страшной катастрофе, внезапно разрушившей все планы экспедиции…
Разговаривая о своих товарищах, заключенные были уверены, что теперь предпринимаются уже все средства для отыскания их.
Но придет ли кому-нибудь в голову направить поиски внутрь земли?
На это нельзя было рассчитывать ни в каком случае.
Сколько лет ни процветала бы колония Северного полюса, едва ли кто-либо попытался бы пройти дорогой, которая привела смелых путешественников в подземное царство. Пришлось бы ждать повторения подобного случая, пожалуй, столько же лет, сколько прошло со времен Дараайена до конца девятнадцатого столетия.
Таким образом, заключенным приходилось надеяться лишь на собственные свои силы и энергию.
В первых числах августа приступлено было к прорытию траншеи в тоннеле, предназначавшемся для заложения мины.
Но так как в данном случае не было необходимости перевозить взрывчатое вещество на далекие расстояния, то и было решено не перерабатывать его в динамит.
Лаборатория была устроена при самом входе в тоннель со стороны озера.
Лишь только запас обыкновенного глицерина, приготовленного из органических жиров, оказался достаточным, как оставалось приступить к устройству мины.
В боковой стене, около самого места обвала, прорубили узкий ход, уступами поднимавшийся кверху и три раза заворачивавший под прямым углом, образуя ломаную линию. Длина прохода по прямой линии равнялась пятидесяти саженям.
Дно траншеи представляло двадцать правильных, овальной формы углублений, из которых каждое вмещало в себе по десяти пудов нитроглицерина.
Так как нитроглицерин взрывается от сотрясения, то достаточно было произвести одновременный удар, направленный в каждый резервуар, вмещавший нитроглицерин, чтобы взорвать мину.
Для того чтобы произвести подобный одновременный удар сразу в двадцати местах, Яблонский придумал особое приспособление: над всеми резервуарами на высоте двух аршин была проведена туго натянутая веревка, другой конец которой выходил из тоннеля и был укреплен у входа. На веревке, над каждым резервуаром, привязаны были тяжелые куски гранита. Лишь только один конец веревки был бы освобожден, как ничем не поддерживаемые куски гранита одновременно упали бы в находившиеся под ними резервуары. Взрыв произошел бы неминуемо в один и тот же момент – во всяком случае, разность была бы так незначительна, что ею вполне можно было пренебречь.
Прорытие траншеи заняло шесть недель. Путешественники уже четвертый месяц не видели солнечного света!
Как только траншея была окончена и прибор, долженствующий произвести взрыв, готов, то есть веревка натянута, – началась работа по приготовлению нитроглицерина.
Нитроглицерин относился в траншеи и постепенно наполнял резервуары.
Работа была чрезвычайно опасна: стоило во время переноски сосуда с нитроглицерином споткнуться – и катастрофа произошла бы. Поэтому перемещение нитроглицерина в резервуары всегда производилось кем-нибудь одним, чтобы уменьшить риск. Само собою разумеется, что молодую девушку не допускали до этой работы, несмотря на ее протесты.
Кончался целый месяц заточения, когда наконец резервуары были наполнены и мина готова к взрыву.
Если бы опыт оказался удачным, то есть дал бы возможность возвратиться на старый путь, то цель была бы достигнута вполне. Если бы не случилось и этого, то благоприятным результатом было бы уже и то, если бы взрыв открыл проход в какую-либо из галерей верхнего яруса. Тогда можно бы было попытаться проникнуть дальше.
Все было готово, но заключенные медлили с приведением своего плана в исполнение: их удерживала какая-то странная, инстинктивная боязнь. В случае неудачи для них уже не оставалось никакого исхода, ни малейшей надежды.
Наконец, окончательно решено было произвести взрыв четырнадцатого ноября, хотя никто из заключенных не мог поручиться за непреложную точность в определении числа.
Яблонский в последний раз осмотрел траншею, затем выход из нее в тоннель был заложен.
Достигнув выхода из тоннеля, молодой ученый с волнением сказал ожидавшим его товарищам:
– Все готово!
Решительная минута настала.
Конец веревки был зажжен: она должна была гореть в продолжение часа, прежде чем дойти до места прикрепления и сбросить предназначенные для произведения удара куски гранита.
В течение этого времени путешественники должны были обойти озеро и дойти до гробницы, где и ожидать взрыва. Оставаться в ближайшем расстоянии было сопряжено с некоторой опасностью.
Оставалось двадцать минут до взрыва, когда все были уже у гробницы.
Яблонский с часами в руках отсчитывал минуты.
– Десять!.. Пять!.. Три!.. Одна!..
Страшный удар потряс землю. Со стороны озера раздался сильный шум устремившейся куда-то воды.
Когда сбитые с ног путешественники поднялись, то увидели, что передняя стена гробницы от сотрясения лопнула, самая гробница слегка осела на сторону, и в то же время замаскированная дверь открылась, дав свободный доступ внутрь здания.
– Осмотрим после!.. – крикнул было Яблонский.
Но голос его внезапно прервался: в этот момент сэр Муррей направил свет своего фонаря в открытую гробницу и осветил приподнявшуюся с ложа фигуру человека…
Несмотря на все свое самообладание, англичанин вздрогнул и едва не уронил фонарь.
Яблонский сделал шаг вперед и переступил порог гробницы.
