Текст книги "В мире будущего"
Автор книги: Николай Шелонский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)
Глава I
Первые известия о необыкновенном предприятии. – Волнение в ученом мире. – Мнения и толки ученых. – Проект воздушного путешествия. – Сенсационная публикация
Пятого января 189* года мистер Гарри Перкинс, президент королевского общества, профессор и член многих ученых обществ Старого и Нового Света, возвратился с обычной предобеденной прогулки и, пройдя в кабинет, приступил к чтению полученной за день корреспонденции.
Мистер Перкинс отличался необыкновенным спокойствием: до сих пор ни разу не случалось, чтобы почтенный ученый когда-либо потерял самообладание, никто не видал его даже слегка взволнованным.
И вот, в знаменательный день пятого января, с мистером Перкинсом случилось нечто необычайное: распечатав один из лежавших на его письменном столе пакетов и прочтя заключавшуюся в нем бумагу, он вскочил с таким стремительным порывом, что опрокинул свое кресло, уронил сигару и принужден был ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Очевидно, случилось что-то невероятное, сверхъестественное.
Через несколько минут мистер Перкинс перевел дух, поставил кресло, поднял с ковра сигару и, подойдя к стоявшему в углу кабинета столику, взял с него графин с портвейном, налил стакан и залпом осушил его. Затем мистер Перкинс закурил свою сигару, уселся в кресло, развернул так взволновавшее его письмо, со вниманием перечитал его, сложил и, нацепив на вбитый в стену крючок, произнес сквозь зубы:
– Какая нелепость!
Затем он спокойно приступил было к чтению остальной корреспонденции, но вдруг бросил взятый со стола пакет, схватился обеими руками за голову и воскликнул:
– Да что же это, наконец! Неужели в этом есть смысл?!.
Почти в тот же самый час того же знаменательного пятого
января почтенный Адольф Бюссе, член института и профессор политехнической школы, выбежал из своей квартиры на улице Мира в Париже и, как был, без шляпы и сюртука, лишь сжимая в руке только что прочтенное им письмо, пробежал несколько улиц, обращая на себя внимание проходящих, и, подбежав к квартире непременного секретаря института, профессора физики Эмиля Берже, схватился за ручку звонка. Но в тот же момент дверь отворилась, и на пороге появился сам профессор – в рабочей блузе, туфлях, но с цилиндром на голове и тоже с письмом в зажатой руке.
– Получили? – едва мог выговорить Бюссе.
– Вот! – протягивая руку с зажатым в ней письмом, прошептал Берже.
– Идем?
– Скорее!
И оба ученых почти бегом двинулись по улице, к немалой потехе прохожих и успевшей собраться толпы гаменов.
В дни пятого и шестого января почти во всех городах Европы были получены многими учеными письма совершенно однородного содержания – и на всех они подействовали как удар грома. Через несколько дней то же волнение охватило ученых всего света. Последовал целый ряд заседаний всевозможных ученых обществ, газеты были переполнены статьями по поводу полученных учеными извещений.
Весь этот переворот был наделан простыми извещениями, гласившими следующее:
«Гг. Л. Маркович, Л. Яблонский и Ж. Леверрье имеют честь известить вас, что они предприняли:
1) Путешествие к Северному полюсу.
2) Изменение климата материка Северного полюса путем скопления и затем равномерного распределения на нем источаемой солнцем в мировое пространство энергии.
3) Устройство непосредственного сообщения с планетой Марс, если то представится необходимым для некоторых целей, составляющих тайну предприятия.
Означенные лица приглашают вас, милостивый государь, принять участие в их работах.
В случае согласия они приглашают вас прибыть в гор. Москву, к международному съезду ученых, назначенному на 15 сего февраля 189* года».
Во всех собраниях, которые последовали для обсуждения означенного сообщения, были поставлены следующие вопросы: возможно ли скопление солнечной энергии? Возможно ли устройство непосредственного сообщения с планетой Марс? То есть, другими словами, обсуждалась возможность осуществления того, что считалось возможным и вероятным в разосланных извещениях.
В Институте выступил с докладом по этим вопросам Эмиль Берже.
Доклад его вызвал целую бурю. Эмиль Берже не отвергал возможности осуществления выставленных положений, но он категорически стоял на том, что современная наука не дает способов этого осуществления. Но большинство указывало на совершенную химеричность плана.
Во-первых, как достигнуть Северного полюса? Множество попыток, предпринятых в этом отношении, кончались гибелью предпринимателей. Отсюда следует, что переход через полярные льды невозможен ни на одном из судов существующих типов. Но в самый разгар прений по этому вопросу на телеграмму, посланную Эмилем Берже к Марковичу, был получен следующий ответ:
Париж. Эмилю Берже, Институт.
Поездка к Северному полюсу совершится при помощи управляемого воздушного корабля. Корпус построен заводами Бромлея и Листа в Москве. Машины фирмы Сименс и Гальске.
Маркович
Эмиль Берже не сомневался в полученном известии: имя Марковича, как серьезного ученого, пользовалось таким уважением, что нельзя было заподозрить его в неосмотрительности. С другой стороны, достижение Северного полюса при помощи воздушного корабля не представляло ничего удивительного.
В этом смысле и высказался Берже в своем докладе.
Но оставались еще другие вопросы.
…Оба ученых почти бегом двинулись по улице, к немалой потехе прохожих и успевшей собраться толпы гаменов…
Скопление солнечной энергии! Бесспорно, солнце источает массу энергии в мировое пространство. Но как собрать эту энергию? При помощи каких приспособлений? Наконец, как распределить ее равномерно по известному пространству?
Но и здесь Берже не предполагал невозможного. До последних дней считалось невозможным передавать живую энергию на далекие расстояния. Так, 25 километров было крайним пределом передачи силы на расстояние. При этом напряжение энергии электричества в проводниках достигало 5 тысяч вольт. Чтобы увеличить расстояние, необходимо было увеличить и напряжение. Но при большем напряжении электрической энергии в проводниках, она, несмотря на все меры, улетучивалась в пространство, в окружающую среду, и до места назначения доходила самая незначительная часть. Еще всего четыре года тому назад Госпиталье называл химеричной идею об электрическом токе даже в 10 тысяч вольт. Но теперь, в настоящее время, мы передаем токи, достигающие свыше 30 тысяч вольт! Почему же невозможно допустить передачу солнечной энергии в виде электричества на какое угодно расстояние?..
Наконец, последний из поставленных для обсуждения вопросов – об установлении сообщения с планетой Марс – был совершенно опущен Эмилем Берже.
– Я не могу даже представить себе, – сказал он, – при помощи каких способов думают почтенные ученые осуществить свою идею. Наши знания стоят на том уровне, когда подобная идея кажется плодом разгоряченной фантазии.
– Но, господа, имена ученых, стоящих во главе обсуждаемого предприятия, ручаются за то, что если и можно допустить с их стороны некоторое увлечение, зато никоим образом нельзя предполагать умышленной мистификации. Я полагаю поэтому выразить господам Марковичу, Яблонскому и Леверрье наши искренние пожелания успеха.
Это предложение было единодушно принято всеми членами Института, несмотря на их различные мнения.
Кроме того, четверо из членов – в том числе сам Эмиль Берже и непременный секретарь Бюссе – решили явиться на съезд ученых в Москву.
Лондонское королевское общество также командировало на съезд двух членов, воздержавшись, однако, от какого бы то ни было дальнейшего выражения сочувствия. Причиной этому, между прочим, было и сильное опасение, высказанное как министерством, так и многими членами парламента – о том, не пострадали бы английские интересы на Северном полюсе и на планете Марс при осуществлении этого грандиозного предприятия.
Берлинская академия, а равно и все германские ученые общества категорически уклонились от всякого участия в предприятии. Тем не менее они оставили за собой право высказать свое мнение, но не иначе как по приведении в исполнение хотя бы некоторых из высказанных предположений.
Но самое сильное волнение проявилось в Америке, в Соединенных Штатах. Биржевые комитеты, маклеры, банки и банкирские конторы тысячами получали телеграммы из Америки с запросами о том, какое это общество – акционерное или на паях, где будет и когда открыта подписка на акции, на какую сумму и т. д.
И каково же было всеобщее изумление, когда на все эти вопросы следовал один неизменный ответ: «Предприятие ведется на средства частных лиц – г. Марковича и К°. Акций или паев выпущено не будет».
Такое предприятие – и на средства нескольких лиц? Но кто же они? До какой цифры простирается их состояние?
На первый вопрос давали категорический и ясный ответ: Маркович и К° были только учеными. До сих пор они не числились в списке миллионеров.
Тем не менее компания имела миллионные кредиты в солиднейших банках за границей и в России. Европейские денежные рынки неожиданно наводнились золотом. Особенно это было заметно в России. Ассигновки на золото в руках Марковича достигли уже колоссальной цифры свыше ста миллионов.
Целая армия репортеров жадно ловила всякие слухи, имевшие связь с предприятием, заинтересовавшим весь мир. Ежедневно газетные листы переполнялись известиями, одно другого сенсационнее; в этих известиях истина до такой степени переплеталась с ложью, что в заключение невозможно было разобраться, где кончается первая и начинается вторая.
Множество лиц во всех концах света мечтали о том, как бы принять хотя какое-либо участие в грандиознейшем предприятии всех веков.
Как бы в ответ на эти желания, неожиданно во всех газетах мира появилась следующая публикация:
Господа Маркович, Яблонский и Леверрье доводят до всеобщего сведения, что они покупают все изобретения и усовершенствования по электротехнике, воздухоплаванию и т. п. – до 1 марта 189* года. Дают средства для постройки вновь изобретенных машин и моделей. Приглашают на службу электротехников. Адресоваться: Москва, бюро Маркович и К°. Неимеющим средств для проезда в Москву доставляются таковые немедленно по заявлении.
Немедленно тысячи телеграмм и писем полетели в древнюю столицу. Легион изобретателей – удачников и неудачников – десятки тысяч тружеников и просто искателей приключений в нетерпении и восторге повторяли заветные слова: в Москву, в Москву!..
Глава II
Плавание и воздухоплавание. – Воздушный корабль. – Отсутствие необходимого двигателя. – Тщетные изыскания Яблонского. – Странная публикация в московских газетах и непризнанный изобретатель. – Новый гальванический элемент
Москва! Еще так недавно при этом имени в уме европейца возникало представление о далеком, сказочно богатом полуазиатском городе, где люди никогда иначе не ходят, как закутанные по уши в меха, где солнце только светит, но не согревает, где можно лишь случайно натолкнуться на следы цивилизации – где кончается Азия, но еще не начинается Европа.
И вот этот город вдруг сделался центром, к которому устремилось всеобщее внимание. Величайшее из предприятий всех веков – принадлежит русским! В Москве разрешается задача, над которой так долго, но безуспешно бились все народы мира. Здесь будет построен первый управляемый воздушный корабль!
Сколько попыток в этом роде привели от твердой уверенности в успехе к крайнему разочарованию!
Первые опыты воздухоплавания, как показывает самое название, имели основным принципом плавание, то есть к воздушной среде человек хотел применить тот же принцип, что и к более плотной среде – к воде.
Как известно, держаться на воде может всякое тело, вес которого равен весу вытесняемой им воды или легче его. Разность между весом самого корабля и вытесняемой им воды есть водоизмещение, которое и составляет подъемную силу судна. Так, если вес вытесняемой судном воды равен ста пудам, а вес самого судна тридцати, то водоизмещение его будет равно 70 пудам, то есть при грузе в 70 пудов судно в состоянии будет держаться на воде.
Таков основной принцип плавания. Тот же принцип до последнего времени применялся и к плаванию тел в воздухе. Очевидно, что тело, весящее менее вытесняемого им воздуха, будет плавать в воздухе. Наполняя полый внутри баллон газом легче воздуха, добились того, что подъемная сила воздушных шаров достигла весьма значительной степени. Применяя к воздушным шарам те же приспособления, что и к кораблям, то есть руль и винт, – достигли того, что подобным шарам можно давать произвольное направление, то есть ими можно управлять, но лишь при безветрии и в таких воздушных слоях, где нет сильных течений. Таким образом, поступательная сила управляемых воздушных шаров сводилась к нулю.
Маркович и его товарищи применили другой принцип. Первый опыт их в этом направлении был следующий. Они взяли массивный стальной цилиндр, с обеих сторон оканчивавшийся конусами. В просверленное наискось отверстие вставлена была стальная ось, середину которой составляла весьма сильная скрученная спираль. Концы оси были снабжены такими же лопастями, как и винт корабля.
Такой снаряд весил значительно более, чем вес вытесняемой им воды; следовательно, пущенный на воду, он должен бы был немедленно потонуть. Случилось, однако, как раз наоборот. Снаряд поплыл. Спираль при раскручивании привела в движение ось – причем обе части оси вращались в обратном порядке. Лопасти оси рассекали воду и сообщали снаряду такое сильное поступательное движение, что он не потонул, а поплыл; совершенно так же, как плывет человек, хотя вес вытесняемой им воды менее его собственного веса.
Тот же снаряд, но с лопастями винта, имеющими несравненно большую поверхность, брошенный вверх, не упал на землю, но летел в воздухе до тех пор, пока продолжалось раскручивание спирали.
И в том и в другом случае сила поступательного движения уничтожала притяжение земли.
Опыт показал, что и всякое тело, брошенное в воздух, будет летать, если сообщить ему чрезвычайно сильное поступательное движение. Вращение винта может дать такое движение телу какого угодно веса, но где взять силу, которая, производя вращение винта, вместе с тем преодолевала бы сопротивление воздуха? Само собою разумеется, что сила эта должна быть весьма значительна. Конечно, паровая машина могла бы развить эту силу, но применить ее к воздушному кораблю представляется невозможным: вес самой машины превосходил бы развиваемую ею подъемную силу. Наконец, для питания паровой машины необходимы значительные запасы угля и воды.
Другой источник силы – электричество. Динамо электрические машины требуют для приведения в действие локомобиль. Аккумуляторы, то есть хранители запасов электричества, весьма быстро истощаются и, кроме того, развивают весьма малую силу. Существующие элементы настолько слабы, что их потребовались бы сотни тысяч для достаточно сильной батареи.
Тем не менее гальванический элемент был тот источник силы, который решил применить Яблонский, так как ему преимущественно принадлежала идея устройства воздушного корабля.
Необходимо было изобрести элемент, несравненно сильнейший всех существующих.
Молодой, увлекающийся ученый, еще во время возвращения из Индии начавший обдумывать план путешествия на воздушном корабле, тотчас по прибытии в отечество принялся за опыты в этом направлении.
В то же самое время Жак Леверрье производил все необходимые вычисления и сделал чертежи. Корпус корабля был уже заказан. Фирмы Бромлея и Листа обязались построить его в месячный срок.
Срок этот приближался к концу, корпус был уже почти готов, но опыты Яблонского были безуспешны.
Казалось, все должно было рушиться.
Временами самого Павла Михайловича начало брать отчаяние.
«Конечно, – думалось ему, – рано или поздно такой элемент должен быть найден. Но когда? Неужели отложить все до того неопределенного срока? Нет, невозможно!.. Но что же делать?»
Как раз в это время Чеботарев как-то в шутку посоветовал ему обратиться по адресу одной весьма странной публикации, появившейся во многих газетах.
Публикация эта гласила: изобретаю по заказу всякие машины. Далее следовал адрес.
Чем более неудачи преследовали Яблонского, тем чаще вспоминал он об этой публикации.
«Попробовать разве?» – думалось ему.
Но он тотчас же отгонял эту мысль. Действительно, разве мог мало-мальски здравомыслящий человек решиться на подобную публикацию? Очевидно, это был какой-то помешавшийся от неудач изобретатель.
Однако, чем чаще находили на Яблонского минуты отчаяния, тем сильнее интересовала его мысль об авторе этого оригинального заявления.
Наконец, Яблонский не выдержал: однажды, измученный целым рядом неудачных опытов, он отправился по хорошо запомненному адресу.
После долгих расспросов он нашел в одном из переулков близ Балкана маленький деревянный домишко, отыскал лестницу и постучал в обитую рваной клеенкой дверь, на которой была прибита карточка, извещавшая, что здесь живет «изобретатель, Виктор Павлович Поярков».
В отворенную дверь выглянула какая-то женщина.
– Вам кого?
– Здесь публиковали…
Яблонский не успел кончить, как женщина распахнула дверь и предупредительно произнесла:
– Пожалуйте, пожалуйте, он дома.
Через грязную маленькую кухню Яблонский прошел в большую светлую комнату, по стенам которой до самого потолка были прибиты широкие полки, все заваленные всевозможным хламом и моделями машин.
Посреди комнаты стоял громадный стол, покрытый склянками всевозможных форматов, ретортами, колбами и тому подобными принадлежностями.
Из-за стола поднялся худощавый, небольшого роста господин, одетый в парусинную куртку, и сделал шага два по направлению к вошедшему.
При первом взгляде Яблонскому чрезвычайно понравилось умное, интеллигентное лицо изобретателя, с немного грустным и усталым выражением задумчивых глаз.
– Чем могу служить?
Понравился Яблонскому и мягкий, немного как бы надтреснутый голос изобретателя.
– Я пришел к вам по публикации.
– А!.. Прошу садиться.
Несколько секунд Поярков со вниманием разглядывал своего посетителя, Яблонскому стало даже немного неловко.
– Позвольте узнать, – начал наконец Поярков, – с кем имею удовольствие говорить?
Яблонский назвал себя.
По лицу Пояркова пробежало выражение удивления.
– О, знаю вас! – воскликнул он. – Но вот уже никак не ожидал, что вы-то придете ко мне.
– Почему же?
– Да ведь, помилуйте, вы – ученый, а цеховые ученые, прочтя мою публикацию, вероятно, сочли меня за помешанного. Да и вы сами, я думаю, сильно сомневаетесь еще и сейчас…
– Но, согласитесь, что ваша публикация…
– Удивительна? Пожалуй!.. Но раз вы пришли, чем же я могу вам служить?
Яблонский подробно рассказал о своих опытах над изобретением элемента, а равно и о ближайшей цели, для которой он предназначался.
Во время рассказа видимое волнение охватило Пояркова.
– И вы выработали все детали, остановка только за источником силы? – оживленно спросил он, когда Яблонский кончил.
– Да.
– Видите ли, такой элемент существует, но, к сожалению, его невозможно применить.
– Почему?!
– Как для элемента Грове нужна платина, так для моего – необходимо золото. Я не умею заменить его чем-нибудь иным. При этом золото необходимо в таком значительном количестве, что…
– О, – прервал его Яблонский, – за этим задержки быть не может: мы дадим вам этого металла столько, сколько угодно.
– Тогда вы можете считать вопрос решенным…
– Какую же сумму вам надо для устройства пробного элемента?
– Около двух тысяч.
Яблонский достал из кармана чековую книжку и, взяв со стола перо, вписал сумму и передал Пояркову.
– Вот пять тысяч. Сделайте два элемента. Когда они могут быть готовы?
– Через сутки.
– Я попрошу вас принести их ко мне.
Поярков поклонился.
Уже уходя, Яблонский остановился в дверях и вопросительно произнес:
– И вы думаете, что мы полетим?
– Несомненно, если только ваши вычисления верны.
– Так через сутки?
– Ровно через сутки.
Яблонский долго не решался сказать своим товарищам об оригинальном заказе, который он сделал. Хотя он почти не сомневался в успехе, но все-таки ему не чужда была некоторая доля опасения, которая и заставляла его сдерживаться в течение краткого срока, данного Пояркову. Тем не менее и Маркович и Леверрье заметили перемену настроения духа, происшедшую в молодом ученом. Когда они сошлись вместе в громадной лаборатории, устроенной компанией специально для всевозможных опытов, имевших связь с предприятием, Леверрье первый обратил внимание на возбужденное, радостное состояние, в котором находился Яблонский.
– Вероятно, ваши изыскания, Павел Михайлович, – заметил он, – привели вас к хорошему результату…
– Не вполне. Но я надеюсь на хороший исход. Завтра, господа, в это же время я прошу вас присутствовать здесь при опытах, которые будет производить вместе со мной один наш русский молодой ученый…
– Какой ученый? – спросил Маркович.
– Вот именно этого-то я и не хотел бы говорить пока…
– С целью пощадить его самолюбие в случае неудачи?
– Да, пожалуй. Не только его самолюбие, но и свое собственное.
Во все время до прихода Пояркова Яблонский не мог успокоиться; почти всю ночь он не смыкал глаз и на другой день едва удержался, чтобы еще ранним утром не наведаться к изобретателю.
Ровно в назначенный срок Поярков явился в лабораторию и был представлен Марковичу и Леверрье.
Он принес с собой небольшой ящик, в котором заключены были два стеклянных сосуда, содержимое которых было соединено медным проводником.
– Вот предлагаемый мною элемент, – сказал Поярков, но я предлагаю вам его на двух условиях. Первое, чтобы ни вы, ни кто-либо другой не открывали ящика, в котором заключается элемент, и чтобы состав его остался моей тайной до тех пор, пока я сам не захочу ее открыть…
Ученые не ожидали подобного требования, и сильнее всех протестовал против него Маркович.
– Мы не хотим делать тайны из наших предприятий, – говорил он, – наоборот – мы стремимся к тому, чтобы, сплотив все выдающиеся ученые силы, направить их к раскрытию неизвестных нам законов природы, сделать их открытия достоянием всего человечества…
– Я пока не стремлюсь к этому, – прервал его Поярков. – В течение долгих лет я обращался с предложением моих изобретений во многих областях к всевозможным ученым обществам и к отдельным лицам. Всюду я встречал крайне недоверчивое, даже враждебное отношение. Пусть же гордые ученые, смотревшие на меня как на полупомешанного изобретателя, еще долго добиваются того, что мне уже известно… Как бы то ни было, только под этим условием я согласен предоставить в ваше распоряжение свое изобретение.
После долгих переговоров ученые пришли к заключению, что им волей или неволей приходится дать свое согласие: другого выбора не было.
– Какое же ваше второе условие? – спросил Маркович.
– Второе вытекает из первого. Если я не объяснял вам состава моих элементов, то, следовательно, и уход за ними во время предпринятого вами путешествия должен принадлежать мне. Я бы хотел, чтоб вы сделали меня участником вашей экспедиции.
– Вот это условие гораздо приятнее первого! – воскликнул Маркович.
– Я думаю, что мои товарищи так же, как и я, охотно его примут?
Яблонский и Леверрье единодушно поддержали маститого ученого.
– Еще одно условие, – прибавил Поярков. – Я человек без всяких средств…
– О, – прервал его Маркович, – об этом не стоит говорить – предоставьте все нам. Лучше приступим к испытанию вашего элемента.
– Прежде всего, господа, – заметил Поярков, – я скажу несколько слов о тех принципах, которыми я руководствовался в устройстве своего элемента. Вы, конечно, согласитесь со мной, что те вещества, которые мы считаем неразложимыми и называем химическими элементами, на самом деле разложимы и что самое деление тел на разложимые и неразложимые совершенно условно. Ученые уже заметили, что многие металлы, считающиеся элементами, имеют чрезвычайно близкое родство между собой. Так, например, платина и золото, медь и никель. Платина и золото точно так же, как медь и никель, различаются только по цвету – удельный вес их и другие свойства почти тождественны. Я пойду дальше и скажу, что платина есть золото, подвергнутое действию чрезвычайно сильного электрического тока, то есть платина есть простое видоизменение золота. То же самое можно сказать и про никель по отношению к меди. Я брал медную проволоку, помещал ее между двумя плохими проводниками электричества, заключал все в стеклянный, герметически закупоренный сосуд, из которого выкачан был воздух, – и затем пропускал весьма сильный электрический ток. Медная проволока моментально обращалась в парообразное состояние. По охлаждении сосуда на стенках его оседал чистый никель – меди не было. Подобные же опыты я делал над золотом. Таким образом, для перехода меди в никель и золота в платину требуется громадная затрата электрической энергии. Я предположил, что при обратном процессе, то есть при переходе никеля в медь и платины в золото, затраченная на образование их электрическая энергия должна освобождаться, то есть мы можем получить чрезвычайно сильный элемент. Опыты подтвердили мои предположения. В этих элементах, – Поярков указал на ящик, – платина медленно обращается в золото; освобождаемая при этом электрическая энергия и дает чрезвычайную силу этому элементу.
– Но как же велика, однако, эта сила? – спросил Маркович.
– При обыкновенном действии один мой элемент равняется по силе двум тысячам элементов Грове.
Ученые были поражены.
– Но сколько весит ваш элемент? – справился Яблонский.
– Всего пять фунтов.
– Нам достаточно ста ваших элементов, – заметил Леверрье, – для полного, с избытком, снабжения силой нашего корабля.
Самые точные опыты подтвердили слова Пояркова.
Вопрос о постройке воздушного корабля был решен.
Вследствие этого Марковичем и была послана в Париж телеграмма, так просто пояснившая способ, которым русские ученые думали достичь Северного полюса.
