Текст книги "Опасная любовь"
Автор книги: Николай Новиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Высокий, плечистый парень в пятнистой военной форме с тяжелым пистолетом на боку тотчас же подошел к ней, строго посмотрел и коротко спросил:
– К кому?
– Да я к Радику, – совсем оробела Наташа. – К Назимову…
Парень внимательно посмотрел на нее, ироническая усмешка мелькнула в его глазах… Или это показалось? Он попросил у Наташи паспорт, убедился, что перед ним действительно Наталья Николаевна Колесникова, и сказал, возвращая документ:
– Второй этаж, налево по коридору, третья дверь, на ней написано. – И посторонился, пропуская Наташу.
Увидев ее, Радик поспешно выбрался из-за стола, улыбаясь, пожал ей руку, потом, видимо, вспомнив о правилах хорошего тона, позволил себе смачно облобызать Наташе тыльную сторону ладони. После чего пододвинул к столу глубокое кресло, пригласил сесть и вернулся на свое место.
Он выглядел смешным и неуклюжим в дорогом костюме, белой рубашке и при галстуке, с жестами Человека, который где-то видел, как ведут себя большие боссы, но сам привык совсем к другой жестикуляции, совсем к иным словам. И теперь скрепя сердце вынужден был менять свои привычки.
Тысячи радикоподобных всех мыслимых и немыслимых национальностей уже чувствовали себя хозяевами в Москве, ездили в шикарных лимузинах, не задумываясь платили те же суммы, что и простые москвичи, но – в долларах, однако не торопились облачаться в костюмы и стягивать шеи галстуками, предпочитая, чтобы костюмы и галстуки склонялись перед их кожаными куртками и пляжными рубахами. Но время идет, и вот уже обстоятельства диктуют приказ: надеть костюмы! Повязать галстуки! Научиться разговаривать без мата, пить не стаканами, а из рюмок, закусывать, поддев грибочек вилкой, и не чавкать! Улыбаться, даже когда тебе хреново, и целовать дамам ручки. И они подчинялись, понимая, что обстоятельства не шутят, управлять огромной страной и своенравным народом в кожаной куртке и пляжной рубахе не получится. Ради этого стоит пожертвовать привычками.
Труба звала новых комиссаров к неслыханным доселе вершинам – легальной, реальной власти в стране. Похоже, в России никогда не прекратятся революции.
– Ты красивая, Наташа, – сразу же перешел к делу Радик, вытаращив свои и без того выпученные глаза. – Очень красивая женщина. До сих пор переживаю, зачем так плохо сделать хотел? Надо было на колени встать перед тобой, цветы под ноги бросать – розы, тюльпаны, гладиолусы, – ходи по цветам!
– Что было, то было, – сказала Наташа, настороженно глядя на Радика. Кресло под нею было такое мягкое, прямо засасывало, сразу и не вскочишь в случае чего. – Давай о деле поговорим.
– О деле, конечно, о деле! Только сперва я хотел сказать тебе, Наташа, не надо обижаться на меня. Я мужчина, я увидел красивую женщину, я хочу ее, понимаешь? Нет, я не буду набрасываться – думать буду. Но твой муж, Петр Яковлевич, сказал – пусть будет, как ты хочешь, я уйду. Я никогда бы так не сказал, я бы стал драться за тебя, сам бы сдох, но такого не сказал бы. А он говорит – не возражаю. Раз так, я подумал, что он совсем тебя не уважает, совсем плохой считает. Тогда почему я должен тебя уважать, думать – хорошая? Как я ошибся, слушай, как ошибся! До сих пор простить себе не могу.
Наташа почувствовала себя уверенней, слушая запоздалые сожаления.
– Но ты не думай, – сказала она. – Ничего такого между нами никогда не будет, понял? У меня есть муж, и вообще, лучше сразу скажи, это действительно серьезная работа или ты задумал что-то нехорошее?
– Какой нехорошее! Клянусь, Наташа, ничего такого не хочу делать. Я же тебе сразу сказал – ты как сестра. Разве сестру обижают, пристают к ней? Сама подумай.
– Ну хорошо, а теперь объясни подробнее все, что ты мне говорил по телефону. Условия работы, мои права и обязанности, какой штат, кто будет набирать, где магазин, когда выходить на работу, в общем – все. И тогда я скажу тебе точно, возьмусь за это дело или нет.
– Почему не возьмешься? Уже сказала, что согласна. Я приказ подготовил. Трудовую книжку принесла? Все запишем, как полагается, договор оформим, ты его прочитаешь и подпишешь, у нас все по правилам. Слушай, столько мороки с этими бумагами!
– Принесла трудовую. Но еще не решила, буду работать директором или нет. Все-таки у меня абсолютно никакого опыта… Да и странно это: сразу директор. Подумают, что-то здесь не так.
– Кто подумает? Я хозяин, я начальник, как скажу, так и будет. Хочу – найду человека с двумя дипломами и чтоб десять лет стажу имел, хочу – без диплома назначу. Ладно, расскажу все еще раз, а ты думай, Наташа, уже работать надо. Значит, так, магазин на Сретенке, раз, – Радик принялся загибать пальцы. – Там заместитель директора Любовь Борисовна и товаровед Игорь Сергеевич, два. Они подчиняются тебе, три. Сколько нужно продавцов и кто их будет набирать – сама решай, четыре. На работу надо уже завтра, пять. Ремонт сделан, но завтра будет дизайнер, с ним решите, как оформить все внутри, шесть. О товаре мы сейчас с тобой поговорим, семь. Зарплата пятьсот долларов в месяц и три процента от прибыли, восемь. Если будут вопросы, звони сразу мне, девять. Начнешь работать, через два дня напишешь все свои соображения, как сделать магазин очень хорошим, десять. Водитель твой Паша, приедет, куда скажешь и когда скажешь. – Радик посмотрел на свои кулаки – все пальцы были загнуты. Подумал и сказал: – Одиннадцать.
– И много у тебя таких магазинов?
– Восемь.
– И что, всем директорам полагается машина с водителем?
– Зачем всем? У них свои машины есть, у тебя нету. Им не надо, тебе надо. Я правильно рассуждаю?
– Понятно, – сказала Наташа. – Значит, вы закупаете товар и отдаете его в магазин на реализацию, верно? Все заинтересованы в том, чтобы деньги поскорее оборачивались. Правильно я понимаю?
– Не совсем. Конечно, все хотят, чтобы деньги крутились быстро, инфляция. Но ты можешь не спешить, главное – чтобы магазин стал хорошим. Почему так?
– А правда, почему?
– Ты пойдешь директором?
– Пойду, – тряхнула головой Наташа, вытаскивая из сумочки трудовую книжку. – Попробую.
– Правильно думаешь. Тогда я тебе, своему человеку, немножко расскажу, как получается твой товар. Ты об этом никому не говори, но сама знай. У нас богатая страна, понимаешь, все есть: нефть, алюминий, марганец, лен, приборы хорошие… Тот, кто это делает или добывает, должен почти все продавать государству, например, по пятьдесят рублей. Это, понимаешь, просто цифра, ничего не значит.
– Понимаю, – кивнула Наташа.
– Продает государству, а оно деньги не дает полгода – нет денег. За границу продавать нельзя – скажут, у самих нет, народное добро разбазаривают. Тогда приходит российский концерн «Сингапур» и покупает по восемьдесят рублей. Деньги сразу дает. Выгодно продавать «Сингапуру»? Конечно! И это не заграница, своя фирма, никаких нарушений. У нас лицензия, мы продаем за границу. Товар стоит двести рублей там, но мы отдаем по сто восемьдесят, чтобы им тоже было выгодно. Понимаешь?
– И покупаете одежду, обувь, другие товары, да?
– Мы по бумагам продаем за границу – по сто рублей, понимаешь? Купили по восемьдесят, продаем по сто. Прибыль есть, но не сумасшедшая, налоги есть, но – небольшие. Все хорошо, никакая налоговая инспекция ничего плохого не подумает. А на восемьдесят наши заграничные партнеры дают хороший товар, какой хотим. Заключаем контракт, как будто платим валюту, как будто из той прибыли, что получили, а на самом деле ничего не платим, потому что, кроме ста рублей, они нам должны еще восемьдесят. Это в четыре раза больше официальной прибыли. Наши люди в Мюнхене или Париже выбирают хороший товар, хорошие фирмы, и все это у тебя в магазине.
– Хитро придумано, – покачала головой Наташа. – А нам газеты мозги полощут: нужен начальный капитал, знание рынка, удачливость, и тогда мало-помалу дело пойдет…
– У нас наоборот, – довольно хмыкнул Радик. – Сразу появляется конечный капитал, а когда его вкладывают в дело, то мало-помалу… прогорают. И не очень огорчаются, потому что в дело вкладывают десятую часть своих денег, а остальные – в банке за бугром.
– А как же те, кто за границей покупает ваш товар? Ведь если они купят очень дешево, как по вашим бумагам, а продадут по нормальной цене, у них же, наверно, налоги будут огромные?
– Э-э, слушай, зачем тебе знать это? Есть страны, где налоги вообще не платят, есть кто не продает наш товар, а пускает в производство, кому какое дело, за сколько купил, да? Есть хитрецы разные, понимаешь. Люди придумывают законы, почему другие люди не придумают, как их обойти? Обязательно придумают. Но ты об этом не думай. Сейчас я покажу тебе список товаров, ты выберешь, какие хочешь, для своего магазина. Определишься, понимаешь? Профиль и все такое. Надо так, чтобы к тебе люди шли, чтобы им нравилось ходить к тебе в магазин. Завезут со склада быстро. Ну как, Наташа, справишься?
– Постараюсь, – улыбнулась Наташа. – Значит, завтра выходить на работу? А мои помощники уже будут там?
– Все будут. Ты тоже к десяти приезжай. Мы сегодня все сделаем, оформим, а потом Паша отвезет тебя домой. Скажешь ему, во сколько завтра приезжать. У меня завтра с утра дел много, но ты не стесняйся, познакомься с людьми, посмотри, что и как надо будет делать, а потом я подскочу, помогу, если какие-то сложности появятся.
– Как мне вести себя с подчиненными? Я могу, скажем, настаивать на своем мнении или слово специалистов – закон?
– Как хочешь, так и веди. Ты хозяйка. Кто не нравится – выгоняй, скажешь, Радик разрешил.
14
На синем экране компьютера нескончаемым потоком ползли сообщения крупнейших информационных агентств мира. Сергей внимательно просматривал информацию, отмечая и загоняя в память ту, которая могла пригодиться для дальнейшей работы. Потом он рассортирует ее: что-то пойдет на полосы еженедельника в неизменном виде, как интересные факты, курьезные случаи, что-то – с комментариями политических обозревателей или специалистов, а что-то вообще не увидит свет, но послужит основой для написания злободневной статьи или очерка о проблемах, которые интересуют многих читателей.
Но это – в конце дня, сейчас нужно просто отбирать весь интересный материал.
Когда на мониторе твоего компьютера сообщения со всех концов земного шара, кажется, что мир сошел с ума. Землетрясения и наводнения, засухи и пожары, убийства и дерзкие ограбления, террористические акты и войны, забастовки и политические скандалы, катастрофы… Потому что ни одно уважающее себя агентство не специализируется на сообщениях о том, что погода хорошая, взрослые работают, дети учатся, а влюбленные целуются, в общем, все так, как и должно быть в человеческой жизни. Ведь людям не интересно знать о том, что все нормально, они хотят читать, слушать, видеть всякие катаклизмы. И радоваться, что это случилось не с ними.
Работа не клеилась. Всего несколько сообщений отобрал Сергей, да и те не казались ему очень уж Интересными. Все, что творилось в мире, было серым и скучным по сравнению с тем, что происходило в его душе.
Вчерашний день резко изменил его жизнь. Лариса ушла, вряд ли она посмеет вернуться. Ненависти к ней он уже не испытывал, только облегчение – слава Богу, все позади, и отвратительные сцены ревности, и грязная ложь про Наташу, и внезапные порывы страсти, вызывающие раздражение и головную боль.
Свободен.
Вдруг стало ясно: за полгода семейной жизни он ни минуты не чувствовал себя по-настоящему счастливым. И непонятно было, зачем же терпел эту жизнь? Эту чужую, нелюбимую женщину, которая хоть и утверждала, что любит его, на самом деле любила только себя, и если бы ей захотелось жить с его головой, она бы нашла способ отделить ее от туловища!
Сергей не спрашивал себя, что делать с обретенной свободой, ответ был только один: вернуть Наташу. Сделать все, чтобы они снова были вместе. Но – как? С чего начать?
Вот над этими вопросами он и ломал себе голову, глядя на экран монитора. На рабочем столе, перед компьютером, лежал фирменный бланк с семью цифрами. Сергей переписал на него номер Наташиного телефона.
Позвонить?
Или узнать ее адрес и сразу встретиться? Как она выглядит, как живет, чем занимается? Невыносимо хотелось увидеть Наташу, но и страшно было. Может, все-таки сначала позвонить?
Сергей не заметил, как сзади подошел Василий Одинцов, редактор из отдела политической жизни.
– Бурлит? – спросил Одинцов, кивая на монитор.
– Что? – не понял Сергей.
– Мир, спрашиваю, бурлит?
– Бурлит…
– Там-то пусть бурлит, а вот здесь… Я сегодня узнал, что красно-коричневые дебилы снова поднимают голову. Собираются на первомайские праздники демонстрации устраивать. Ты представляешь? Как будто не было позапрошлогоднего августа!
– Почему они дебилы? – рассеянно спросил Сергей.
– Ну ты даешь! Люди будут ходить по Москве с красными флагами, кричать «Да здравствует Ленин! Да здравствует Сталин!», а мы должны терпеть все это? За что, как говорится, боролись?
– За то, чтобы люди могли выйти на улицу не только с правительственными лозунгами, а и с теми, которые сами считают нужным поднять. По-моему, так.
– Вот-вот, – с презрительной усмешкой кивнул Одинцов. – За что боролись, на то и напоролись. Будут всякие ублюдки про Сталина горланить, а им даже рот заткнуть нельзя. С такой демократией мы быстренько скатимся опять к тоталитаризму. Запретили же компартию, значит, и все, кто ее поддерживает, – вне закона.
– Суровый ты мужик, Одинцов, – хмуро сказал Сергей, не зная, как избавиться от коллеги, про которого за глаза говорили: «Заставь дурака Богу молиться, он и весь лоб расшибет». – Между прочим, рты людям не стоит затыкать. Ну и пусть забавляются, прославляют кто что хочет: Сталина, пиво, Чиччолину – да ради Бога! А потом будут выборы, народ сам скажет, чего он хочет. Ты же демократ, Одинцов, а демократия – это власть народа.
– По-твоему, пусть орут, какой замечательный вождь был Сталин? Ты что, Мезенцев, забыл про ГУЛАГ? Считаешь, нормально, что кто-то теперь оскверняет память безвинно погибших? Да я бы таких… красно-коричневых!..
Сергей разозлился. Он и прежде не мог терпеть политических краснобаев, а сейчас и подавно. Вот принесла нелегкая ретивого демократа!
– К стенке бы ставил, да? Ну и чем ты отличаешься от тех, кто при Сталине так и делал? И тоже кричал: дебилы, ублюдки, оскверняют память жертв революции. По-моему – да пусть каждый верит в то, во что ему верится. Есть у людей такое право.
– Значит, пусть орут? – язвительно повторил свой вопрос Одинцов.
– Если у меня под окнами – то нет, орать не нужно. Не люблю, когда орут под окнами, кто бы то ни был: реакционеры, демократы, коты, вороны. А если подальше от жилых домов и не очень орут – пожалуйста.
– Странный ты человек, Мезенцев, – с сомнением покачал головой Одинцов. – Твоя мать в Союзе журналистов отстаивает принципы свободной, демократической прессы, а ты…
– Сын за мать не отвечает, – усмехнулся Сергей, перефразируя известную реплику Сталина.
– Вот-вот, я и думаю, зачем ты работаешь в нашей газете? Здесь же все такие, как я, а ты – другой.
– Слушай, Одинцов, – Сергей поднялся со стула, – тебе что, делать нечего? Вали отсюда, не мешай работать. Можешь докладную главному написать, мол, противопоставляет себя коллективу и вообще – враг народа.
– Ох-ох, какие мы психованные! – Одинцов пожал плечами и пошел из кабинета, судя по всему – искать других собеседников, которые могли бы разделить его озабоченность по поводу коварных планов красно-коричневых.
Сергей сел за стол, уперся взглядом в номер телефона. Какое-то время мысленно материл коллегу, отвлекшего своими идиотскими соображениями от главного, от самого важного, что происходило сейчас в мире.
Наташа… Позвонить прямо сейчас? Снять трубку и позвонить? Если она подойдет к телефону, сказать… Что сказать? Как объяснить все, что пережил он с тех пор, как они расстались? А может, и не нужно ничего объяснять? Она или сама все знает, или давно уже не думает о нем, не вспоминает, и все его переживания не интересны ей?
На синем экране монитора плавно скользили сверху вниз белые строчки информации. Казалось, они стремились побыстрее пройти синее поле, поскорее исчезнуть, потому что не нужны, не интересны человеку, сидящему у компьютера.
Сергей так и не решил, что лучше: сначала позвонить или сначала встретиться с. Наташей. Красный телефон на его столе сам зазвонил, отвлекая от мучительных размышлений.
– Да, – коротко бросил Сергей в трубку.
– Привет, – услышал он мягкий женский голос. – Я, конечно, помешала важной и срочной работе?
– Марина? Привет. Как ты узнала мой номер телефона?
– Не волнуйся, у Ларисы не спрашивала. Ну как ты себя чувствуешь? Вспоминаешь про то, как мы танцевали?
– Вспоминаю. – Сергей усмехнулся. – Хорошо танцевали, разве такое забудешь? Ты была великолепна, Марина.
– Жена до сих пор не может простить? Какая-то она раздраженная, такое впечатление, что жутко хочет искусать всех, кого видит, и еле-еле сдерживается. Вы что, поругались?
– Рассказывать обо всем по порядку или сразу выложить самую главную семейную тайну?
– Да меня в общем-то не интересуют ваши тайны. Я звоню просто так, приятно послушать голос красивого мужчины. А может, если повезет, он скажет о своих планах на будущее.
– Ни за что! – привычно сказал Сергей. – Сие есть тайна за семью печатями.
– Знаешь, Сережа, по-моему, глупо останавливаться на полпути. Я вот подумала и пришла к выводу, что было бы совсем неплохо пройти эту дистанцию. – Сергею показалось, что она смущенно улыбалась в этот момент. – А ты как считаешь?
– Не возражаю. И вообще, насколько я разбираюсь в спортивной терминологии, сходить с дистанции не следует, даже если ты безнадежно отстал, и вообще – последний. Хоть ползком, но приди к финишу. Так нас учили в школе партия и правительство.
– Ну, я думаю, ты далеко не последний, – засмеялась Марина.
– Спасибо за откровенность. Но зато и не первый, так ведь?
– Я не то хотела сказать, я имела в виду, что ты не самый худший… бегун, понимаешь?
– Это приятно слышать.
– А если захочешь быть последним… в том смысле, о котором подумал, я не возражаю.
– Мы встретимся, и ты после этого подашься в монастырь? – удивился Сергей.
– Ну зачем же? Последний мужчина не означает последний раз, – засмеялась Марина. – Я очень отвлекаю тебя, Сережа?
– Да есть тут у меня работа… Вот что, Марина, оставь свой телефон, я тебе на днях звякну, идет? Сейчас, как ты понимаешь, я на особом положение, комендантский час и все такое.
Сергей прикрыл глаза, пытаясь вспомнить ночной танец в пустой комнате, полумрак, «Yesterday», горячее тело девушки, дрожащее в его объятьях. Но вспомнил совсем другое: печальный взгляд Наташи прожег его душу. Сергей машинально поднял руку, словно так можно была защититься от него, чуть было не крикнул: не надо, не смотри на меня так!!! А Марина что-то говорила, говорила в трубку, кажется, она прекрасно понимала, что сейчас ему трудно вырваться из-под бдительной опеки жены.
– Ты записываешь? – спросила она.
– Да, конечно, – поспешно откликнулся Сергей.
Он записал номер телефона этой симпатичной, страстной девушки, с которой можно будет встретиться позже, если… так захочет Наташа. Если она отвергнет его.
Но даже мысль о том, что она может его отвергнуть, невыносимой тяжестью давила на сердце.
Минут двадцать он сидел не двигаясь, в позе роденовского «Мыслителя», а потом тряхнул головой, схватил телефонную трубку и стал торопливо, словно опасался, что кто-то помешает, набирать номер, записанный на бланке.
Длинные, тягучие гудки, как электрические разряды, впивались в голову. Нервы были напряжены так, что авторучка в левой руке хрустнула пополам, а Сергей не заметил этого. «Пожалуйста, пожалуйста, возьми трубку, Наташа, скажи мне хоть что-нибудь!» – мысленно умолял он.
15
– Давай махнем куда-нибудь? – предложил Аристарх. – Погода, правда, гнусная, но мы оденемся потеплее, возьмем зонтики и двинем, к примеру, на Калининский, или как там он теперь называется? Новый Арбат? Погуляем, посмотрим…
– Зайдем в «Печору» или «Метелицу», что-нибудь перекусим, спляшем под оркестр, – продолжила Ирина.
– С этим пока напряженка, – вздохнул Аристарх. – Но мы можем прихватить с собой бутерброды с колбасой, а потанцуем потом, когда вернемся домой. Под магнитофон.
– Сядем на корточки у какой-нибудь палатки, будем есть бутерброды и смотреть на людей, так, что ли? – фыркнула Ирина.
Засмеялся и Аристарх, представив себе эту сцену.
– Можем и на ходу съесть их. Мы так редко бываем вечером вместе, то у меня спектакли, то у тебя… спонсоры паршивые. Поэтому и хочется придумать что-то неординарное.
– Ты считаешь это неординарным событием, ходить по Новому Арбату без денег и жевать бутерброды на ходу? В такую погоду? Лучше мы дома съедим их. Здесь хоть тепло.
– И духами на кухне воняет. Надо же, целый день окно открыто, а запах так и не выветрился. Наверняка это запах твоих духов, которые спонсор подарил.
– Вчера были разбиты два флакона моих духов, – грустно сказала Ирина. – Теперь не различишь, какой запах сильнее.
– Значит, не хочешь пойти погулять?
– Нет. Не выдумывай, Арик. Ну куда ты собрался в такую погоду и без денег?
– Деньги, деньги! Ну нельзя же все время думать о деньгах, Ирка! Ты же понимаешь, сейчас – провал, мертвый сезон. Актера Аристарха Таранова узнают в сибирской деревне, узнают в Москве, но никто не предлагает ему подходящую роль. Я думаю, тут не обошлось без влияния Барсукова. Еще раз набить ему морду? Так ведь все равно ни хрена не изменится! Ну хочешь, я брошу театр к чертовой бабушке и пойду работать каким-нибудь охранником в богатую фирму? Я драться умею…
– К Наташке, охранять ее магазин, – усмехнулась Ирина. – Она снова на коне – директор! Возьмет тебя без проблем, и оклад в валюте положит… – Она согнала с лица улыбку и сказала серьезно: – Не дури, Арик. Твои родители не переживут, если ты уйдешь из театра.
– Да, им только этого для полного счастья не хватает, – вздохнул Аристарх. – Отца уволили по сокращению штатов, мать в школе смешно сказать, сколько получает. И взаймы не попросишь… Слушай, Ирка, а может, мне купить гармошку и песни петь где-нибудь в подземном переходе? А на груди табличку повесить: «Ваш любимый Мишка Крутой нуждается в помощи».
– Лучше балалайку возьми напрокат, – невесело улыбнулась Ирина. – И у моих родителей проблемы, спиртзавод в Гирее дышит на ладан. Может, написать отцу, пусть канистру спирта пришлет, пока директор, это для него не проблема, а мы разольем в бутылки и продадим как будто водку?
– А может, еще немного потерпим, а, Ирка? – Аристарх обнял жену, заглянул в ее глаза. – Мы ведь договорились: не ныть, у родителей помощи не просить. Они и так много сделали для нас. Мои квартиру разменяли, у нас теперь собственная есть, как ты хотела, твои помогли обставить ее. Жить можно.
– А хорошо жить – еще лучше, – вспомнила Ирина знаменитую фразу из «Кавказской пленницы». И засмеялась, обвивая руками шею Аристарха.
– Точно, – басом сказал он, подражая Бывалому. – Слушай, а ты почему в юбке и кофте, не переоденешься? Я-то и гулять предлагал, потому Что увидел тебя при параде и подумал…
Резкий звонок в дверь не дал ему закончить фразу. Ирина встала с дивана, изящным движением руки поправила плиссированную юбку и направилась в прихожую.
– Спроси, кто там! – крикнул вдогонку Аристарх, не сомневаясь, что это соседка пришла занять лаврового листа или соли, такое частенько бывало, да и сам Аристарх нередко заглядывал к пожилой женщине с теми же самыми проблемами.
Но, к великому его удивлению, в прихожую ввалились два мужика: пожилой, толстый, в дорогом сером пальто, и молодой, наверное, ровесник Аристарха амбал под два метра ростом с раздутой пластиковой сумкой в руках. Обоих он видел первый раз в жизни. Мелькнула мысль: грабители?
Но Ирина отогнала ее.
– Арик, – с улыбкой сказала она. – К нам гости, иди сюда, я вас познакомлю. Степан Петрович, раздевайтесь, пожалуйста. А это… я не знаю, как его зовут…
– Миша, – добродушным баском сказал Степан Петрович. – Мой, так сказать, телохранитель. Не беспокойтесь, Ириночка, он посидит здесь, в прихожей, если позволите. А это, насколько я понимаю, хозяин, Аристарх?
– Добрый вечер, – сказал Аристарх, выходя в прихожую. На самом деле он так не думал, сообразил, что это поклонник Иркиного таланта заявился в гости. Это что, теперь так принято или она его пригласила? Могла бы предупредить! Ну ладно, потом он поговорит с нею. Теперь же ничего не оставалось, как изображать вежливого хозяина. – Простите, не имею чести знать вас. К сожалению, жена не предупредила, что у нас будут гости.
– Это Степан Петрович, – невозмутимо сказала Ирина. – А это мой муж, Аристарх.
– Очень приятно, Аристарх, очень приятно. – Степан Петрович радостно пожал Аристарху руку. – Славное у вас имя, старинное, античностью, так сказать, отдает. Так и слышится: Архимед, Аристотель, Архи…
– …пелаг, – подсказал Аристарх.
– И это тоже. Миша, – Степан Петрович повернулся к телохранителю, – отнеси, пожалуйста, продукты на кухню. Ждешь меня здесь.
Пока огромный Миша двигался к кухне, Аристарх сказал:
– Я, честно говоря, не совсем понимаю причину вашего визита. И почему Миша должен сидеть в прихожей?
– Причина простая, Аристарх, позволите так называть вас? Я просто хотел познакомиться с вами, посидеть, так сказать, в домашней обстановке с молодыми, талантливыми артистами. Ириночка пригласила меня, она считала, что вы будете… как бы это выразиться… обижаться, если не познакомитесь со мной. Верно я говорю, Ириночка?
– Верно, – кивнула Ирина. – Правда, я думала, что вы предупредите, когда захотите прийти к нам, теперь даже не знаю, чем вас угостить…
Степан Петрович снял пальто, шляпу, повесил их на гвоздик в шкафу, пригладил седые волосы и направился в кухню, откуда уже вернулся Миша и с безразличным видом уселся на пылесос. Аристарх бросил на Ирину сердитый взгляд и направился следом за шумным, уверенным в себе гостем.
– Что-нибудь придумаем с угощением, – говорил Степан Петрович, вытаскивая из пакета бутылки, железные и стеклянные банки, свертки, коробки.
Аристарх с раздражением смотрел на растущую гору продуктов на кухонном столе. Икра, грибы, маслины, семга, селедка в каком-то необыкновенном соусе, диковинные колбасы, корнишоны, кусок осетрины килограмма на два, бастурма, окорок…
«Ни хрена себе! – с тоскою подумал Аристарх, чувствуя, что не к добру эти якобы дармовые деликатесы, цена которым превышает его годовую зарплату. – Он что, удивить меня решил или унизить, показать, как живут настоящие мужчины?»
Словно угадав его мысли, Степан Петрович похлопал Аристарха по плечу и доверительно сказал, вытаскивая вслед за коробками и пачками со сладостями бутылку «Абсолюта»:
– Не смотрите так грустно, Аристарх. Это все, – он ткнул пальцем в продукты, – чепуха. Не сомневаюсь, что скоро ваш холодильник постоянно будет забит ею, и вы перестанете обращать внимание на еду. Я не хочу вас удивить или, так сказать, поразить. Видите ли, я недавно увидел вашу очаровательную супругу в спектакле по пьесе Олби… Честно вам признаюсь, я даже не слышал раньше о том, что такой драматург существует. Увидел и был потрясен. Вы себе представить не можете мое тогдашнее состояние. Мы познакомились, и мне очень захотелось сделать что-нибудь приятное для нее, для вас, понимаете?
– Простите, Степан Петрович, – решительно сказал Аристарх, – но я не могу принять все это. Пожалуйста…
– Аристарх, перестань, – обиженно сказала Ирина. – Ты что, не видишь – Степан Петрович хочет сделать для нас что-то хорошее. Он может, он многое может, ну почему ты недоволен?
– Спасибо Степану Петровичу за добрые намерения. Но я не хочу и не могу принимать от незнакомого человека дорогие подарки.
– Это подарки? – Степан Петрович засмеялся. – Это просто выпивка и закуска. Скажите, пожалуйста, разве обидно для хозяев, когда к ним приходят с бутылкой и банкой кильки? Нет. Считайте, что пришел поклонник вашего таланта и таланта вашей прелестной супруги с бутылкой и банкой кильки. Это ведь вполне естественно. Я знаю, как живут сейчас актеры, трудно, незаслуженно трудно. Ну так давайте на часок забудем обо всем, выпьем, закусим, поговорим о прекрасном. Вот и все, что мне хочется.
– Но это слишком дорогая… килька, – возразил Аристарх, понимая, что упрямиться бесполезно. Что бы ему ни казалось – реальность такова, что человек пришел к нему в дом с выпивкой и закуской, с добрыми словами, выгонять его неприлично.
– Это? Да перестаньте, Аристарх. Не знаю, помните вы или нет, но было время, когда американские джинсы были для студентов пределом мечтаний. А это просто-напросто, извините, штаны. И сейчас, когда бедные пенсионеры ходят в джинсах, студенты не мечтают о джинсах. Так и с едой. Сейчас она кажется вам чересчур дорогой, потому что пока недоступна. Но пройдет немного времени, и вы будете считать это нормальным столом. Это же не мозги молодой обезьяны, обычные – мясо, рыба, овощи. Только хорошо приготовленные.
– Спасибо вам, Степан Петрович, – улыбнулась Ирина и чмокнула спонсора в щеку. – Все так замечательно…
– Поцелуй актрисы! – со значением сказал Степан Петрович, разводя руки в сторону. – Сколько прелести, загадки в нем! Ну что же мы стоим? Приглашайте гостя к столу. Ириночка, может быть, найдутся какие-нибудь рюмочки, тарелочки, так сказать, а?
– Сейчас достану, – засуетилась Ирина.
Степан Петрович присел на стул, потянулся, взял с разделочного стола две фарфоровые чашки, нож, ловко откупорил бутылку «Абсолюта», налил по полчашки.
– Пока будущая звезда российской сцены хозяйничает, давайте выпьем, Аристарх. Чтобы, так сказать, снять излишнее нервное напряжение. Ну, ваше здоровье, – он поднял чашку.
Аристарх, поколебавшись, взял свою, чокнулся и выпил. Степан Петрович отхватил ножом кусок осетрины прямо на упаковке, протянул Аристарху.
– Закусывайте. А вот когда мы откроем корнишончики и маслинки, да селедочку в винном соусе, это уже будет ближе к истине. Кстати, у вас тут хорошими духами пахнет довольно сильно. Это что, так сказать, положено в доме актрисы?
– Это я виновата, – капризно сморщила носик Ирина. – Нечаянно разбила вчера духи, которые вы мне подарили…
– Ну, это бывает, – успокоил ее Степан Петрович. – Это мелочи, не огорчайтесь, Ириночка. Я вам другие подарю, флакон из небьющегося стекла. – Он усмехнулся. – Если и захотите расколотить – не получится.
Аристарх думал, что водка незваного гостя колом встанет в горле, – ничего подобного. Так легко проскользнула в желудок, можно было и не закусывать. А белая, с желтыми прожилками осетрина горячего копчения оказалась невероятно вкусной. И вот уже приятное тепло разливается по всему телу, смазывая острые углы, сглаживая острые ощущения. Ну, приперся почитатель Иркиного таланта, ну, притащил всякой всячины, никто его не просил, сам додумался – и черт с ним! Если б хотел еще чего-то, скорее всего постарался бы затащить ее на дачу или в другое подходящее место. Но нет – пришел в дом засвидетельствовать свое почтение, познакомиться с мужем, не с пустыми руками пришел. Не выгонять же, не делать обиженный вид… Потом все равно нужно поговорить с Иркой, а пока – черт с ним!
